Текст книги "Драгоценности Парижа [СИ]"

Автор книги: Юрий Иванов-Милюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Глава пятая

Поймав буланого за уздечку, Дарган намотал конец ее на крепкий сук и поскакал дальше, решив до поры не обременять себя новым грузом. Он был уверен, драгуны устроят засаду еще, потому что выстрелов прозвучало не один, а два, но за это время банда постарается убежать далеко вперед. Так и случилось, не успела тропинка сделать очередной поворот, как кабардинец громко запрядал ушами. Умное животное давно превратилось в охотничью собаку с не уступающими ей чутьем и повадками. Дарган направил коня за ствол старого дуба, спрыгнув с седла, снежным барсом метнулся к цепочке кустов. Он обежал опасное место и вышел на тропу далеко позади него. Второй драгун дожидался появления преследователя за подобным же деревом, его жеребец был опять буланого цвета. Подкравшись, казак вскинул винтовку, тщательно прицелившись как в набитую тряпками мишень, выстрелил в затылок всаднику. Затем поймал жеребца, тоже привязал его к небольшому деревцу. Теперь у него было две запасных лошади, но он помнил выражение глаз своей спутницы, она захочет, чтобы возлюбленный вернул ей непременно подаренного им дончака. Нужно было трогаться дальше, чтобы успеть сократить расстояние с бандой, но сейчас путь был свободным, потому что выстрел прозвучал всего один.

Дарган едва не налетел на разбойников на крутом спуске в глубокий овраг, даже кабардинец в этот раз не подал признаков беспокойства, вероятно, его сбил потянувшийся из низины за кустами болотистый запах. Всадники в порванных мундирах гуськом спускались по склону, они придерживали лошадей, скользивших копытами на выступившей на поверхность глине. Их было трое, последний вел под уздцы воротившего морду дончака без седла. Конник оглянулся в последний момент, лишь за тем, чтобы увидеть лицо собственной смерти. Наклонив лезвие под углом, казак полоснул шашкой под воротник, заставив нечесанную голову качнуться на шее перед тем, как скатиться под копыта лошадей. Дончак взбрыкнул задними ногами, едва не попав в брюхо буланой кобыле, которая в свою очередь шарахнулась от него. Его ржание вспугнуло бандитов, они помчались вниз не разбирая дороги, на дне оврага завернули морды коней, одновременно выхватывая почти прямые клинки. Кабардинец заерзал подковами по скользкому грунту, увлекая и хозяина под уклон, Дарган едва успел отбить обрушившиеся на него удары. Он юлой завертелся на месте, пытаясь держаться так, чтобы противники не зажали в клещи. На обросших волосом мордах драгун отражалась лишь беспощадность потерявших веру в будущее людей, они рубились как в последний раз, стараясь наносить удары не только по врагу, но и по лошади под ним. Дарган отбивался и сверху, и снизу, и с боков, он изгибался ужом под косой, наклонялся к гриве, падал спиной на круп, чтобы тут–же сделать ответный бросок. Драгуны оказались широкоплечими, с длинными руками, остриями сабель они едва не чиркали по лицу, казалось, они давно просекли нос с ушами и теперь из ран сочится кровь – эти места горели огнем. Один из выпадов достиг цели, Дарган ощутил, как по предплечью побежал горячий ручеек, но боли не было, видимо, разбойник рассек лишь кожу вместе с мякотью. Промедление в действиях грозило гибелью, настало время что–то предпринимать. Рванув поводья на себя, Дарган всадил каблуки сапог под брюхо кабардинцу и мигом очутился за метелицей из сверкающих лезвий. Он сумел поднять коня на задние ноги, камнем из пращи снова бросил его в бой, неожиданно оказавшись лицом к лицу с одним из противников. Второй суетливо начал искать более выгодное положение. Закрутив перед собой знаменитый круг, казак приблизился на расстояние удара, молниеносно полоснул под рукоятку драгунской сабли. Он понимал, что до самого соперника ему не дотянуться, поэтому применил такой способ. Кисть вместе с клинком со стуком упала под копыта лошадей. Второй выпад заставил драгуна наклонить рассеченную надвое голову вперед и замертво свалиться на холку лошади. Оставшийся в живых разбойник дико вскрикнул, дернул уздечку на себя и помчался к подъему из оврага. Кабардинец Даргана настиг его почти на самом верху, когда оставалось перевалить через гребень и пуститься по просторам открывавшейся навстречу равнине. Чтобы погоня не затянулась, казак выдернул из ножен кинжал, с силой метнул его в спину обезумевшего от страха бандита. Тот откачнулся назад, обдав преследователя сгустком смертельного ужаса, вместе с лошадью перекинулся на спину и скатился на дно оврага.

Некоторое время Дарган разглядывал поверженных противников, стараясь уловить в них признаки жизни, но все трое замерли в самых неудобных позах. Тогда он спустился вниз, соскочив с лошади, вытер измазанную кровью шашку о драгунский мундир. Вложив ее в ножны, похлопал по боку гулявшего от страха шкурой жеребца, поднял с земли сумку и снова водрузил ее перед седлом на его спине. Сумка показалась тяжелой, мало того, выглянувший из нее край кожаного свертка тоже почудился не чужим, но охота обследовать содержимое прямо на месте отсутствовала напрочь. Разболелась рука, на лице заныли резаные раны, казак почувствовал себя разбитым. Помочившись в ладонь, он промыл мочей шрамы, кое–как замотал предплечье оторванным от вражеской рубахи рукавом. С трудом собрав лошадей, соединил их одним арканом и рысью поскакал по тропинке на мощенную камнем дорогу, по пути присоединяя к каравану живые трофеи с кожаными сумками сбоку седел. Когда выбрался на тракт, день снова клонился к вечеру, солнечный круг увеличился и покраснел. Или это перед носом заплясали кровавые круги…

Девушка ждала его возвращения за воротами постоялого двора, показалось, что за то время, пока он дрался с бандитами, она здорово похудела. Дарган здоровой рукой отстранил сунувшуюся было к нему спутницу, передал ей лошадей и заторопился в комнату, сейчас им владело одно желание – забыться в беспробудном сне, чтобы набраться новых сил. Но сразу сделать этого не удалось, навстречу уже бежал хозяин постоялого двора с пышнотелой своей супругой:

– Ай да господин казак, не только свое вернули, еще и добычу урвали, – заголосил он издали. – А мы уже думали, что не догнали, молились, лишь бы сами живым воротились. Супруга ваша то и дело за ворота выскакивала.

Хозяйка угодливо кивала головой, не переставая лопотала что–то по французски, в руках она держала большую кружку с виноградным вином. Видно было, что оба надеются из происшествия извлечь выгоду. Но то, что в следующий момент огласил толстяк, заставило Даргана насторожиться:

– Пока вас не было, к нам еще гости пожаловали, большой отряд русских солдат на лошадях. Я скотине корм задавал, а жена вышла к ним, – хозяин пристально посмотрел Даргану в лицо. – Офицер сказал, что ищут похитивших драгоценности разбойников, среди них есть женщина. Жена объяснила, что банда из сорви–голов ускакала от нас после обеда, прихватив с собой лошадь наших постояльцев и мужчина, у которого ту лошадь украли, бросился их догонять. Но женщины между ними она не заметила, хотя не слишком приглядывалась. К сожалению, она не знала, куда умчались разбойники, поэтому просто указала на дорогу.

Толстяк снова пригляделся к Даргану, покосился на супругу, словно приглашая ее в свидетели. Казак понял, что патруль разыскивает именно его с подружкой, лишь счастливая случайность спасла обоих от неминуемого ареста. Негостеприимный постоялый двор следовало покинуть как можно скорее, чтобы сразу направиться к границе. А в Германии всегда можно найти лазейку среди тех же обозников, здесь превратившихся в сторожевых псов. Но кто надумал искать драгоценности – их настоящий хозяин или тот господин, к которому бегала подружка? Вопрос по прежнему оставался неясным. Смахнув со лба мокрый чуб, Дарган забрал у хозяйки кружку с вином, молча опрокинул ее в себя. Подождав, пока горячительный напиток разбежится по желудку, вскинул голову, поймал хитрющие глаза толстяка.

– Но вы же не похожи на грабителей, самих едва не обокрали! – засуетился тот. – И вас всего двое, а там, сказали, целая банда.

– Если мы на грабителей не похожи, тогда о чем разговор, – вытирая рукавом черкески губы, спокойно отозвался Дарган. Кивнул на табун приведенных с собой лошадей. – Коней я собираюсь продавать, не так уж дорого. Если имеется желание, прошу ко мне с предложениями. А сейчас надо часа два–три поспать, ваши сорви головы оказались драгунами из наполеоновского войска.

Он со значением посмотрел на толстяка, давая понять, что в первый раз тот сказал ему неправду. Хозяин засучил ножками в больше похожей на опорки кожаной обувке, с поклоном отошел в сторону.

Они снова скакали по едва различимой во тьме проселочной дороге, держась друг за другом. Чтобы не сбиться с пути, Дарган определял направление по усеявшим небо звездам, его спутница отпустила поводья и молча качалась за ним. Несмотря на то, что увесистая цепочка с массивным медальоном снова была в ее руках, тревожные мысли не покидали девушку. От драгоценного груза нужно было избавиться, и как можно скорее, а сделать этого не удавалось. Когда возлюбленный прискакал к постоялому двору, в первый момент она даже не поняла, чему обрадовалась больше – его возвращению живым или тому, что за его темной масти конем взбрыкивала ее золотистая лошадь. Ведь патриотические призывы в ее душе тоже имели достойный отклик. И все–таки чувства взяли верх, не успел Дарган спуститься на землю, как она бросилась в его объятия, но в этот раз любимый оказался холоднее обычного. Может быть потому, что рукав черкески у него насквозь пропитался кровью, а лицо было бледным, искаженным сдерживаемой гримасой боли, но здоровой рукой он упредил ее ласки. А потом она вдруг заметила, что ее конь остался без седла, значит, без спрятанных под ним свертков с золотыми изделиями, сердце девушки вновь зашлось в тревожных переживаниях. Лишь когда завела лошадей в конюшню и принялась вытаскивать из драгунских сумок содержимое, она наткнулась и на седло, и на заветные свертки, вновь обретя душевное равновесие. Она вернула не имеющие стоимости раритеты на законное их место – под вновь накинутое на спину животного седло. Собрав самое ценное в торбу, под косыми взглядами хозяев подворья девушка прошла в комнату и сразу взялась перевязывать спутнику рану на предплечье. Она проделывала это так аккуратно, что он лишь негромко постанывал во сне. Только после этого решила заняться торбой основательно.

Добыча оказалась весомой, наверное, растеряв веру в победу, драгуны решили обогатиться за счет собственного народа. Пачки франков, золотые и серебряные монеты, изделия из золота и серебра – все это могло потянуть на кругленькую сумму. Но франки утратили былую силу, а с изделиями следовало проявить осторожность, потому что на большинстве из них стояли личные клейма владельцев. Стараясь не разбудить возлюбленного, девушка вышла в коридор, намереваясь переговорить с хозяином постоялого двора. Она прекрасно понимала, что добытую спутником кучу драгоценностей необходимо как можно быстрее обратить в деньги, желательно в русские рубли. Увидела, как чья–то мужская фигура заторопилась от их двери в одну из комнат по коридору. На хозяйскую она не походила, тот был толстым увальнем с низковатым русским задом, скорее всего, мужчина тоже был постояльцем в гостинице при оживленной дороге.

Она нашла толстяка в конюшне, осматривающим приведенных Дарганом коней буланой масти. Он словно впервые увидел их, ласково оглаживая каждую в поисках изъянов.

– О, мадемуазель, а я решил проверить, не нанесли ли ран бедным животным, ведь они побывали в настоящем бою, – заметив девушку, воскликнул он захваченным врасплох ребенком. – Посмотрите, потеки крови засохли на шеях, на крупах и даже на мордах.

– Лошади успели побывать не на одном поле битвы, – отрешенно высказалась девушка. – Нужно их расседлать.

– Ни в коем случае, я хочу приобрести коней вместе с упряжью, – запротестовал толстяк. – Вы же слышали, ваш супруг предложил мне их выкупить, сказал, что цену определит невысокую.

– В этом смысле я не стану влезать в ваши дела, – девушка скрестила руки на поясе. – Я хотела бы показать вам кое–что еще.

Толстяк тут–же забыл о животных, он успел заметить, как спутница казака сгибалась под тяжестью драгунской сумки, которую вытащила из конюшни. Конечно, он специально выдал вражеских солдат за обыкновенную банду сорви голов, тем самым проявив патриотичность по отношению ко вновь приобретенной родине, ведь господин казак мог кликнуть гусар и те не пощадили бы французских воинов. Но они сами нашли бесславный конец, наверное, отряд не первый день промышлял разбоями. Из этого можно было извлечь выгоду. Если бы ценности принадлежали им, он бы намекнул, что имеет все основания призвать на помощь шастающие по дорогам верховые дозоры. Глядишь, постояльцы посчитали бы, что удобнее поделиться добычей, нежели попасть в лапы тех же патрулей. Но вещи в сумке тоже были краденными, да и самих драгун, вероятно, уже нет в живых. Прикинув, что доказать их принадлежность кому бы то ни было будет проблематично, толстяк приблизил волосатое ухо к девушке:

– Я весь внимание, мадемуазель, – скороговоркой произнес он.

– У нас есть бумажные франки, много франков, нельзя ли перевести их в русские деньги? – собеседница прямым взглядом уперлась в вертлявые зрачки хозяина постоялого двора. – Ведь мы собрались ехать в Россию, откуда родом мой супруг.

– Мадемуазель, французский франк поставлен на колени, – поморщился толстяк. – И вы это знаете не хуже меня.

– Но вы могли бы поменять его по самому выгодному для вас курсу.

– А если завтра он упадет еще ниже?

– По завтрашней цене и посчитайте.

– Много их у вас? – толстяк нервно пощипал губы.

– Больше десяти пачек тысячными купюрами.

Кинув короткий взгляд на лошадей, хозяин снова потеребил верхнюю губу. За деревянной перегородкой послышался перестук глиняных горшков, наверное, супруга готовилась начать вечернюю дойку коров.

– Я возьму у вас франки, – после некоторого раздумья кивнул головой собеседник, прищурил серые глаза. – Больше вы ничего не хотели бы предложить?

– Несколько вещей из золота и серебра, – решилась открыться женщина. – Если у вас еще останутся русские деньги.

– Я вам признаюсь, как только стало известно, что русские войска перешли границу с Францией, мы начали взимать плату ассигнациями Российской империи. Благо, рублей у солдат было достаточно.

– Вот и отлично, когда можно будет заняться подсчетами?

– Простите, мадемуазель, не поговорить ли заодно и об измученных животных?

– О цене на лошадей я ничего не хочу сказать, супруг разбирается в них лучше.

– Тогда начнем прямо сейчас.

Девушка сумела продать хозяину постоялого двора большую половину из того, что оказалось в сумках, особенно старалась избавиться от изделий, помеченных личными клеймами. Она трезво рассудила, что возлюбленный только попривествует ее инициативу, ведь во франках и в драгоценностях он разбирался плохо. Зато с лошадьми казак, кажется, не прогадал, в самом начале торга намекнув толстяку о том, что имеет возможность продать их любому помещику за цену гораздо выше той, которую назначил. А за владельцами виноградных и иных угодий далеко ходить не надо, они живут везде. Толстяк быстро сообразил, что его несговорчивость может принести лишь отрицательный результат, выложил на стол пачки русских банкнот. Когда продавец добра ушел готовить коней в дорогу, купец как бы на прощание по французски поитересовался у девушки:

– В России вы решили присмотреть себе какое–нибудь поместье?

– Такой вариант не исключен, – не стала отпираться она. – Но сначала нам нужно будет обустроить свое гнездо с домиком и приусадебным участком.

– Земли там достаточно, и она не столь дорогая, – не стал спорить хозяин. – Но я посоветовал бы вам приобрести усадьбу здесь, с хорошим домом, с виноградниками. А лучше, если есть много денег, купить приличный замок, они сейчас здорово упали в цене.

– Сама об этом подумывала, – пристально посмотрев на собеседника, кивнула головой девушка, у которой родственники, чтобы выжить в наступивших голодных временах, озаботились подобной же проблемой. – А почему вы решили быть со мной откровенным?

– С первого взгляда я увидел, что вы из хорошей семьи, а выбрали себе в мужья полудикого казака. Что вас на это подвигло, я допытываться не стану, но разумному человеку сам Господь велит пойти навстречу, – хозяин с пониманием улыбнулся. – Во первых, пройдет немного времени и все восстановится в прежних границах. Французы трудолюбивые, значит, потраченные деньги вернутся сторицей. А русские люди – народ вольный, их разбаловали пространства, присоединенные бесконечными войнами, которые принудили их не ценить ничего. Русские люди плохие собственники, деньги ваши могут пойти прахом – или пропьются, или разметаются на ненужное.

– Вы так думаете? – насторожилась девушка.

– Мадемуазель, мне ли не знать соотечественников. Скажу больше, после татаро–монгольского ига русские превратились в тех же татар и монголов, для которых жизнь в приличных домах без степных просторов смерти подобна, – собеседник со значением поднял вверх указательный палец. – Ведь Татария и Монголия, а после их нашествия – Россия, не трудолюбивые Англия с Францией или Германией, у них степным ветрам до сих пор задержаться не на чем. Степняки не научились, а русские разучились, ценить то малое, чем живет человек здесь, в Европе.

– Вы философ? – спросила девушка.

– Вы правильно подметили, и все потому, что я русский, – грустно усмехнулся хозяин постоялого двора. – Во Франции простому человеку философствовать незачем, этим занимаются те, у кого достаточно свободного времени. Обычные же люди здесь трудятся. В России все наоборот.

– Вы не советуете мне покидать свою родину? Если в России не сложится жизнь, я вернусь к родителям. Правда, они этому не обрадуются, как были бы против моего сумасбродного поступка с выбором жениха – они просто не успели помешать с желанным для меня выбором.

– Не смею вмешиваться в вашу личную судьбу, мадемуазель, – замахал руками собеседник. – Я лишь посоветовал вам как лучше распорядиться деньгами. Вы правильно сказали, неизвестно, как сложится ваша жизнь на окраине отсталой России, к тому же, появятся дети, им нужно будет давать образование. А вы уже сейчас сможете создать разумный задел для будущего потомства.

Некоторое время над столом, за которым произошла сделка, висела тишина, затем девушка вздохнула, облокотилась о каменную, побеленную известкой, стену:

– Скажите, почему вы со мной так разоткровенничались? И с чего перестали уважать свою бывшую родину?

Хозяин постоялого двора молча продолжал укладывать выкупленное добро в окованный медными листами деревянный короб. Наконец он вскинул лысеюшую голову, приблизил лицо к собеседнице:

– Мадемуазель Софи, на первый вопрос я вам уже ответил, повторять не имеет смысла. На второй тем более, моя родина едва не лишила живота весь наш род. Мы с великим трудом убежали из России и возвращаться обратно пожелает разве что безумец. В России никогда не будет мира, потому что она вся состоит из противоречий. За личные же пристрастия нас там ожидает лишь виселица.

– Но я не смогу уговорить супруга вложить деньги в какое–либо поместье здесь, – в отчаянии воздела она вверх руки. – Он не пойдет мне навстречу.

– Мало того, ваш супруг вас не поймет, – подлил масла в огонь негаданный благодетель. – Для него это будет такой же дикостью, как купить вам, допустим, флакон духов, которыми вы пользуетесь с колыбели.

– Тогда какой из этого выход?

– У меня никакого, у вас он быть обязан.

Примерно такой разговор произошел между девушкой и оказавшимся великодушным хозяином постоялого двора и сейчас, мерно покачиваясь в седле, она мучительно искала выход из внезапно создавшегося положения. Она осознала, что одного глупого поступка с побегом в никуда из более–менее благополучной семьи, теперь ей стало достаточно. Она по прежнему боготворила избранника, но толстяк сумел разбередить те качества, каковыми отличается француз от русского, то есть, обыкновенную практичность с трезвым взглядом в будущее.

Так, перебирая в голове тысячи путанных мыслей, она промучилась всю дорогу до того момента, когда небо на горизонте снова не занялось светлыми мазками, а впереди не показался очередной населенный пункт. И решение пришло, заставив по новому взглянуть на проблему, было оно, как все гениальное, просто и безыскусно. Поудобнее умостившись в седле, девушка облегченно улыбнулась. Дарган уже рыскал глазами в поисках места для привала, останавливаться в постоялых дворах он больше не желал. Прямо по курсу, на вершине пологой лощины, показалась небольшая рощица из березовых деревьев, казак направил кабардинца в ту сторону.

Дарган успел разжечь костер, девушка сварить нехитрый, но сытный, обед, а небо здорово посветлеть, оставалось броситься на разложенную мехом наружу казацкую бурку и предаться бурной любви, а потом и сну под шелест березовых листьев. Но спутница не спешила расставаться с пропыленной насквозь накидкой, она прошла к сброшенным на землю переметным сумкам, знаками показала, чтобы Дарган вынул из них свертки.

– Зачем тебе это? – присаживаясь на корточки рядом, поитересовался он. – Больше продавать ничего не надо, опасно это, понимаешь? Ну как тебе объснить…

– Же парле… там Месмезон, – спутница упорно показывала рукой в сторону города. – Там… лес Месмезон

– Какой лес, мы в лесу…

– Месмезон лес, там…

– Ты хочешь продать даргоценности Месмезонам? – догадался казак, кивнул на свертки и показал по направлению к городу. – А кто они такие, Месмезоны?

– Ви, месье, лес Месмезон.

Дарган откинулся на бурку, сунул травинку в рот, он подумал о том, что избавляться от сокровищ следует по одной причине, любой патруль имел право задержать их и препроводить куда следует. При обыске клейма на изделиях из схрона с печатями на драгунских вещах подсказали бы, кому передать грабителей дальше. А с бумажными деньгами опасность быть задержанными уменьшалась в несколько раз, мало того, их можно было рассовать куда угодно, хоть привязать под хвосты лошадям. Но он до сих пор не нашел ответа на вопрос, по чьей наводке за ними охотятся, или это был хозяин клада, или погоню организовал месье, к которому обратилась девушка. В конце концов, он пришел к выводу, что одинокую путницу никто задерживать не станет, и если она знает, кому продать золото, почему бы этим не воспользоваться, тем более, выигрыш был очевидным. Отложив сокровища, принадлежавшие новгородскому князю, Дарган сунул остальное в сакву, с серьезностью посмотрел на спутницу:

– Будь осторожной, кажется, я начинаю к тебе привыкать.

– Ви, месье, – радостно откликнулась девушка. Она рассчитывала именно на такой исход дела, но не предполагала, что соглашение пройдет так быстро. – Оревуар, мон шер!

Дончак с места взял в карьер, ветер шарфом заполоскал платок на плечах, колоколом вздул платье на всаднице и тут–же подол облепил ее ровные ноги.

– Оревуа–ар! – донеслось уже издали.

Городок Обревиль как две капли воды походил на тот, в котором девушка продала часть сокровищ, он стоял на реке с коротким названием Эр. Дело было в том, что здесь жил ее дядя, родной брат матери, с приходом к власти Наполеона Первого занявший в нем место мэра. Пару лет назад, когда Франция была в полном расцвете, она с матерью приезжала к солидному главе мэрии в гости, но с тех пор произошли крутые изменения, и какое положение было у него сейчас, она не имела понятия. Умерив пыл дончака на окраине города, она направила его к главной площади. Вокруг суетились русские солдаты и солдаты войск коалиции, по мостовым гарцевали смешанные конные патрули, не обращая на них внимания, горожане старались заниматься своими делами. Но дух нации был уже не тот, первоначальный, когда с домов свешивались разноцветные флаги, когда различные департаменты стремились щегольнуть друг перед другом пышностью и богатством. Граничащая с бедностью скромность сквозила из–за каждого угла.

Девушка подъехала с выстроенному в причудливом стиле барокко двухэтажному зданию с портиками, нишами и колоннами между ними, отыскала вбитый в стену крюк под коновязь. Выдернув заложенные между потником и седлом два свертка, положила их в сумку с остальными драгоценностями. Перед парадным подъездом тщательно осмотрела себя, прикрыв накидкой рукава платья и грудь, поставила на ступеньку тяжелую ношу. Затем дернула за шнурок над дверью, сложила руки на животе. Открыл худощавый консьерж в летах, тот самый, встречавший ее два года назад.

– О, мадемуазель Софи, как я рад, что вы вновь посетили нас, – с чувством воскликнул он. – Мы все по вас соскучились, проходите скорее в дом.

– Спасибо, Жан, я тоже часто думала о вас, – слегка наклонила она голову, переступила порог дома. – Забери, пожалуйста, сумку.

– Конечно, мадемуазель, – засуетился лакей. – Сейчас я доложу хозяину о вашем приезде.

– Сначала я хотела бы привести себя в порядок.

– Тогда пожалуйте в туалетную комнату, мадам Месмезон только что покинула ее.

Отделанная мрамором и зеркалами комната с ванной, с туалетными принадлежностями на полочках, напомнила девушке о недавней беззаботной жизни, невольно заставила погрузиться в воспоминания. Но она не дала чувствам завладеть собой, приведя в порядок платье, попыталась сделать прическу и, махнув рукой, вышла в коридор, обвешанный множеством картин, уставленный не меньшим количеством статуй. Навстречу уже спешил ее родной дядя с буклями на голове, в парчевом сюртуке и в белых панталонах. Она помнила, что он всегда поднимался рано:

– Какими судьбами, девочка моя, – еще издали раскрыл он руки для объятия. – Почему столько времени моя сестра и ты не давали о себе знать?

– Война, мой милый дядя, – утопая в больших ладонях и волнах духов, просто сказала девушка. – Она перевернула нашу жизнь, заставив по иному взглянуть на мир.

– Да, да, ты абсолютно права, война не пощадила никого, в том числе детей. Как ты выросла, Софи, и как похорошела, – не унимался родственник, оглаживая голову племянницы. – Наверное, заимела кучу поклонников?

– С этим у меня всегда было в порядке.

– Как–же, помню, даже в нашем небольшом городке с тобой мечтали познакомиться не меньше десятка отличных парней. – дядя поцеловал племянницу в волосы, подозрительно подергал большим носом. – Ты много времени провела в дороге, сейчас я распоряжусь, чтобы приготовили ванну и принесли чистую одежду.

– Я была бы очень признательна, – пряча смущенную улыбку, немного отстранилась она. – Я так торопилась, что не взяла с собой почти ничего.

– А что случилось? – насторожился господин. – Надеюсь, у вас все в порядке?

– Не беспокойся, в нашем доме ничего страшного не произошло, – поспешила с ответом она. – Если не считать того, что моя личная жизнь немного поменяла русло.

– У молодых с этим задержки бывают редко. Я правильно тебя понял?

– Абсолютно.

– Тогда приводи себя в порядок и мы ждем тебя в гостиной комнате.

Незаметно приблизился вечер, всю ночь не спавшая девушка почувствовала себя уставшей. Официальные части закончились, обед прошел благополучно. Дядя отправился в свой кабинет решать срочные дела, его жена тоже нашла занятие, наказав девушке как следует отдохнуть перед вечерним приемом. Она подумала об оставленном в небольшой рощице близ тракта возлюбленном, ощутила, что по прежнему тянется к нему, несмотря на то, что обстановка благополучия вокруг заставляла ее пересмотреть свой поступок. Но все было напрасно, любовь к избраннику перетягивала вместе взятые блага. Требовалось решить главное, за чем она приехала сюда, и отправляться в обратную дорогу. Там, в объятиях любимого человека, под зеленью ветвей, она успеет выспаться всласть.

Потянувшись как в последний раз на бархатном диване, девушка поднялась и твердой походкой направилась в кабинет к родственнику. Она застала его сидящим за массивным ореховым столом, обложенного множеством бумаг. С правой стороны возвышалась чернильница ввиде перевернутой жерлом вверх медной мортиры на огромных колесах с воткнутым в нее гусиным пером, рядом красовалась на подставке голова Людовика Четырнадцатого, самого честолюбивого из французских монархов. С левой на тонких ножках стояла шкатулка для разной мелочи, в том числе, для перьев и маленьких ножичков для их зачинки. Она не раз баловалась за этим столом, опрокидывая чернильницу на листы, за что получала нагоняй.

– Присаживайся, Софи, я уже заканчиваю, – заметив вошедшую племянницу, указал на кресло хозяин кабинета.

Привычным взглядом девушка прошлась по стенам комнаты, все здесь оставалось по прежнему, подчиняясь одному незыблемому правилу, продиктовнному роскошным стилем барокко. С потолка спускалась огромная хрустальная люстра, в нишах топорщились медными рогами канделябры, в углу уставилась перед собой узким железным забралом сумрачная фигура рыцаря с мечом. На стенах висели величественные картины фламандца Рембрандта, представителя Высокого Возрождения итальянца Рафаэля Санти, его соотечественника Леонардо да Винчи, фландрийцев Рубенса, Ван Дэйка. Даже пол был уложен паркетом из альпийского бука. Точно такую же картину можно было наблюдать и в родовом гнезде самой посетительницы – семья с древними корнями не собиралась менять принципы ни при каких строях и катаклизмах. Но о матери, об остальных родных с надежным семейным уютом, сейчас думать не хотелось.

Дядя чиркнул последнюю закорючку, закрыл документ и вскинул поседевшую голову:

– Мадемуазель Софи, я к вашим услугам, – немного уставшим баритоном огласил он. – Кстати, на нынешний вечер приглашены весьма знатные персоны. Конечно, это не Париж, но мы постараемся не ударить в грязь лицом несмотря на грязь на улице.

Со значением ухмыльнувшись, хозяин кабинета кивнул в сторону окна, за которым слышалось непрерывное цокание подковами строевых лошадей.

– Спасибо, дядя, я благодарна этому дому за все, – девушка собралась с духом, открыто взглянула в глаза влиятельного родственника. – Но у меня к тебе весьма серьезное и одновременно деликатное дело. Даже не знаю, с чего начать.

– Такое серьезное и деликатное? Тогда его следует выслушать, – ободряюще улыбнулся вальяжный господин. – Кстати, мой совет на будущее, всегда следует начинать со звука. С любого.

– А–а–а, – протянула девушка и рассмеялась. – Честное слово, я включу совет в свои правила.

– Отлично, а теперь к делу.

– У меня есть вещи, которые принадлежат Французской Республике, – собеседница скомкала смех, набрала в грудь побольше воздуха и продолжила. – Я хотела бы, чтобы эти раритеты заняли свое достойное место и больше никогда не попадали в чужие руки.