Текст книги "Изобретение велосипеда"

Автор книги: Юрий Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

40

В день демонстрации на Невском подняли полотняные паруса навесы, под сенью которых продавали лимонад, конфеты, сигареты и коржики. Около навесов радостно суетились голуби.

Первое мая оказалось днём солнечным и тёплым. Гектор включил телевизор, потом сел на кухне завтракать, размышляя, как, в сущности, бездарно проводит он время в отсутствие родителей. Вчера, вернувшись из академии, Гектор принялся читать «Портрет Дориана Грея», и пустынный Невский, и белая ночь за окном встретили Гектора, когда он закрыл книгу и принялся ходить по комнате. И жизнь его вдруг сверкнула чужой радужной гранью, и, зачарованный, он следил, как блекнут краски и осыпается позолота, как снова он становится самим собой – десятиклассником Гектором Садофьевым. «Фантазия – цветная паутинка, – думал Гектор. – Смахнёшь её с глаз, и снова всё серое…» И ещё Гектор подумал что, пойди он к Алине после того, как прочитал «Портрет Дориана Грея», он повёл бы себя по-другому. Гектор набрал телефонный номер Кости Благовещенского, но потом посмотрел на часы и положил трубку. Было поздно. Дориан Грей лежал на ковре с ножом в сердце. Костя уже, должно быть, спал, и снилась ему Инна…

«Интересно, – подумал Гектор. – Маленькое смятение в душе, и я звоню Косте Благовещенскому… Почему? А потому, что он наверняка читал эту книжку! И он мне что-нибудь скажет, и я с ним не соглашусь, а потом пойму, что он всё-таки прав! Хватит! Больше я ему не буду звонить… Но Инна! Почему же она… Бедный умный Костя… Всё читает, всё знает… Пусть читает! Что же я за человек? – иногда задавал себе вопрос Гектор. – Вот Костя – он читает книги, готовится к экзаменам, любит Инну Леннер… А я? Я читаю книги? Да, но гораздо меньше Кости… Готовлюсь ли я к экзаменам? Да, готовлюсь потихоньку, но… Если, скажем, идёт по телевизору интересный фильм, я буду его смотреть… Во мне нет целеустремлённости… Люблю ли я Алину Дивину? Как-то неуверенно я её люблю… И здесь нет во мне целеустремлённости! Что же делать?»

В этот день Гектор положил на свой письменный стол все имеющиеся в доме учебники по литературе, историю русскому языку и английскому языку. Учебников набралось много. Гектор вышел в прихожую и посмотрел на себя в зеркало. «Слушай! – сказал Гектор своему отражению. Все эти учебники станут для тебя отныне самыми любимыми книгами! Иначе ты пропал! Понял? Так жить нельзя!»

Гектор вспомнил, чем закончилась его попытка заниматься в библиотеке Салтыкова-Щедрина. Вместо хрестоматий Гектор почему-то набрал поэтических сборников декадентов. Но их стихи его мало тронули.

– Хотите, я сейчас напишу стихотворение? – спросил Гектор у девушки, сидящей рядом.

– Это ваше личное дело, – ответила девушка.

– Я напишу стихотворение, которое бы украсило этот сборник, – сказал Гектор.

Девушка была в чёрном строгом платье.

– Вы напишете стихотворение, которое украсило бы сборник Волошина? – тихо спросила она, посмотрев на обложку.

– Да! – твёрдо сказал Гектор.

– Простите, но вы кретин! – сказала девушка.

Гектор обиделся.

На следующий день он сочинил стихи и показал их Косте Благовещенскому. Костя ухмыльнулся… К концу дня Костя написал поэму.

Гектор завёл тетрадь. Он подсовывал её соседу (а сидеть Гектору приходилось почти со всеми одноклассниками) и просил сочинить стихотворение. Большинство отказывались, но те, кто брался за это нелёгкое дело, писали вещи удивительные…

 
Блики солнца,
Блики солнца,
Блики солнца поутру,
Мама!
Мама!
Дорогая!
Завтра утром я умру,—
 

сочинила весёлая Таня Соловьёва.

 
Из-за тебя я стала убийцею,
Но я никого не виню,
Пока не пришла милиция,
Я и тебя убью… —
 

написала в эту тетрадь Инна Леннер, которая приходила в школу заплаканная, когда у неё в аквариуме умирала рыбка.

 
Уши вращаются, как локаторы,
Уши всё слышат, как пеленгаторы,
Мысли вертятся, и вертятся,
И вертятся, как мельница… —
 

таким четверостишием украсил тетрадь самый молчаливый человек в классе, Вова Кузьмин.

Первое мая оказалось телефонным днём.

Первый звонок раздался, когда Гектор, вернувшись с утренней прогулки с Караем, решал задачи по физике. Приятный молодой мужской голос спрашивал Александра Петровича.

– Нет его, он в Ригу уехал, – ответил Гектор. – Послезавтра вернётся…

– Жаль, – сказал приятный голос, – Гектор, ты, что ли?

– Я…

– Ифигенин беспокоит, узнал?

– Ты же назвался…

– Приедет отец, скажи, что я звонил, хотел с праздником поздравить… И тебя поздравляю!

– Я тебя тоже…

– Отец не говорил, как ему собрание?

– Ничего не говорил…

– Куда поступать будешь?

– В университет…

– Все, как с цепи сорвались – в университет да в университет… Ладно, занимайся!

– Подожди! – крикнул Гектор. – А ты считаешь, что нормально закончилось?

– Знаешь, я как-то об этом не думаю…

– Совсем не думаешь?

– Совсем не думаю.

– Ты хочешь сказать, что это тебя совсем не занимает?

– Господи! Неужели ты думаешь, что у меня нет других дел! Только и должен я думать о вашем собрании? Что ты ещё мне хочешь сказать?

– Не знаю…

– Ну тогда пока! – сказал Толик и повесил трубку.

Гектор почесал затылок.

«Зачем решать задачи по физике, когда их можно будет списать у Константинова?» – подумал Гектор.

Примерно через час позвонила Инна Леннер.

– Это ты, соколик? – спросила она.

– Да, ласточка моя! – ответил Гектор.

– Чем ты занимаешься?

– Ничем, – ответил Гектор. – Точнее, решаю задачи по физике. Но если надо, я могу их и не решать…

– Решай, решай… Я сейчас с родителями ухожу в гости.

– Наверное, к декану лечебного факультета? – спросил Гектор.

– Хм…

– Я отгадал?

– Я вспомнила, зачем тебе звоню, – сказала Инна. – Я хочу поздравить тебя с праздником.

– Спасибо, и тебя тоже…

– Вчера Благовещенский обругал меня.

– Ты в расстроенных чувствах?

– Напротив, я в восторге. Теперь, как только я услышу его паскудный голос, буду вешать трубку…

– Ну-ну…

– Ты помнишь, за день до собрания ты провожал меня домой, помнишь?

– Помню.

– Так вот. Тогда я загадала. Знаешь, что я загадала?

– Что же ты загадала?

– То, что я загадала, – сбудется! – сказала Инна.

– Вполне возможно, – ответил Гектор.

– И не прикидывайся, будто не знаешь, что я загадала! Пока! – Снова в трубке гудки.

В четыре часа, когда Гектор на кухне пил кофе, ел бутерброды с колбасой и читал воспоминания Авдотьи Панаевой, позвонил Костя Благовещенский.

– Представляешь, – сказал он. – Пошёл в Салтыковку, она закрыта… И второго будет закрыта, и третьего…

– Не говори мне про Салтыковку.

– Почему?

– Салтыковка – боль моя и стыд мой…

– Почему ты туда не ходишь?

– Не хожу вот, – ответил Гектор.

– Чем занимаешься? – спросил Костя. – Ходил к своей великой скульпторше?

– Ходил…

– Ну и как?

– Никак. Всё равно, что не ходил…

– Ей много лет, да? Она тебя считает сопляком, да? Отсылает учить уроки? Да?

– У меня синяки на плечах…

– Врёшь, поди…

– Нет. Я к ней полез, а у неё руки железные…

– Ладно. Знаешь, что я читаю в Салтыковке?

– Свод ассирийских законов?

– Нет, жизнеописание султана аз-Захира-Бейбарса. Отличная вещь!

– Султан бил барсов?

– Я вчера с Инкой поругался… Ты в курсе?

– Да. Она сказала, что будет бросать трубку, как только услышит твой паскудный голос…

– Так и сказала «паскудный»?

– Ага…

– Ладно… Когда много читаешь, кажешься себе стариком. У тебя так не бывает?

– Я кажусь себе героем.

– Поэтому тебя девки и любят! Из тебя, как из мутного зеркала, глядят на них разные персонажи… Вчера ранний Печорин, сегодня, скажем, Дориан Грей…

– Что-о?

– Прочитал, да?

– Откуда знаешь?

– На столе твоём видел…

– Прочитал… Заходи ко мне?

– Сейчас попробую Инке позвонить, а потом, может, заскочу. Пока! – Снова в трубке гудки.

И последний звонок настиг Гектора в десять часов вечера. Звонила Оля.

– Как договаривались. Сегодня первое мая, – сказала она.

Сердце у Гектора забилось тяжело, как будто к нему подвесили гирю. Почему-то стало жарко.

– Я рад, – сказал он. – Я… страшно рад, что ты позвонила.

– Это всё, что ты хочешь мне сказать?

– Нет, что ты… Я рад…

– Из чего делаю вывод, что ты звонка моего не ждал совершенно… Или ты ждал чьего-то другого звонка?

– Нет. Честно, нет…

– Я шучу, – засмеялась Оля. – Кстати, куда ты пропал тогда в академии? Меня бросил…

– Мне надо было уйти…

– Мальчик! – сказала Оля. – А ты, в общем-то, молодец! Ты меня неплохо подурачил… Знаешь, я в самом деле подумала, что ты взрослый.

– Всё остаётся в силе. Я тебя жду!

– У тебя, наверное, ещё не было девушки, Гектор? – Оля засмеялась. – Я позвонила тебе из любопытства. В каком ты классе?

– В шестом.

– Это скучно… И так знакомо… Я к тебе не приеду.

– Мы можем просто посидеть. Посмотреть телевизор…

– И потом, ты не нашенский мальчик. Я это поняла в академии… Маленький ты ещё… Глупенький…

– А ты – нашенская девочка?

– Мы друг друга встречаем по одёжке и провожаем по одёжке.

– Меня сегодня учат все, кому не лень.

– Спокойной ночи! – Оля повесила трубку.

Всё… Гудки наполнили уши Гектора. И белая ночь за окном, и пустая квартира, и красная косичка заката вертится в небе так и эдак. И Карай, с которым надо идти гулять…

Звонил Ифигенин. У него какое-то дело к отцу. Чего-то он от отца хочет.

Звонила Инна. Она наверняка загадала, чтобы Гектор на ней женился по достижении совершеннолетия. На меньшее Инна размениваться в своих загадках не будет.

Звонил Костя Благовещенский. Проверял, не вместе ли случайно находятся в данный момент Инна и Гектор. Не попивают ли они на кухне кофе? Бедный Костя.

Звонила Оля. Зачем звонила Оля? Скорее всего просто так, от нечего делать…

Не позвонила только та, чьего звонка Гектор ждал весь этот день. Не позвонила Алина Дивина…

…Гектор шёл за Караем по своему родному двору, по потрескавшемуся, как кожа старого слона, асфальту, наступая на панцири люков «Молоканов и K°, 1900», шёл Гектор вслед за Караем. А Карай обнюхивал углы, рыкал на кошек и радовался, что прогулка продолжается так долго.

41

Внезапно все спохватились: через двадцать дней экзамены! Время, как старший в группе цирковых наездников, стояло в центре и оглушительно щёлкало бичом. А всадники неслись по кругу, опилки летели из-под копыт. И билеты стремительно доучивались, и «шпоры» мелким почерком дописывались, и предпринимались безуспешные попытки узнать заранее темы экзаменационных сочинений по литературе. Женя Константинов публично поклялся классу сообщить эти темы за день до сочинения. Но Жене никто не поверил…

Какая тишина стояла теперь в кабинетах, где занимался десятый «Б»! Как резво бегали ручки по тетрадкам! Легко и спокойно стало работать учителям. Их внимательно слушали и иногда даже просили объяснить, что непонятно. А какая идиллия царила теперь вечерами у десятиклассников дома! Только страницы учебников тихонько шуршали… И телефоны звонили меньше, и магнитофоны играли реже, и лампы на письменных столах горели теперь допоздна…

Про собрание не вспоминали совсем, словно и не было никакого собрания. Инна теперь смирно сидела на всех уроках рядом с Костей Благовещенским и иногда даже с ним разговаривала. Интересовалась Инна почему-то культом древней богини Астарты, и Костя, заикаясь от счастья, объяснял, объяснял, что это за богиня… Гектор сидел с Таней Соловьёвой и иногда возвращался вместе с ней домой через парк, где дорожки окончательно просохли, деревья обросли листьями, а главное, начали работать аттракционы: колесо обозрения, парашютная вышка и новый иностранный агрегат под названием «Турбо». Люди сидели в кабинах «Турбо», как звери в клетках, но если клетки зверей обычно стоят на месте то клетки «Турбо» вертелись в воздухе, ухали вверх-вниз, мелко тряслись, и люди в них смеялись весело и тревожно. Гектор иногда прыгал с парашютной вышки. Грохоча ногами по железным ступенькам, поднимался он наверх и, пока ему пристёгивали парашют, смотрел сверху на Таню, которая махала ему рукой. Несколько секунд летел Гектор в пустоте, потом – дёрг! – натягивался канат, и штопаный парашют медленно полз вниз на усыпанную жёлтыми опилками площадку, где стоял хмурый товарищ в кепке и говорил всем одно и то же: «Ноги подогни! Подогни ноги, понял!» – после чего расстёгивал на приземлившемся крепления, и прыгун, гордый, уходил.

Как-то раз Гектор даже забрёл к Тане в подъезд, и Таня положила ему на плечи руки, и глаза ресницами прикрыла, и губы чуть-чуть приоткрыла – выглянули влажные белые зубки, но Гектор только сглотнул судорожно, а потом сказал: «Холодно в этом проклятом подъезде…»! И Таня улыбнулась грустно и понимающе.

Гектор не видел с тех пор Алину Дивину. Раз, проснувшись в три часа ночи, услышал он под окнами мотоциклетный рёв и подбежал к окну, и высунулся по пояс, но это кто-то чужой с рюкзаком за спиной ехал на обшарпанном «Иже», и торчали из рюкзака удочки. Гектор отправился в академию, но на мастерской висел гигантский замок, а из соседней мастерской доносилось звяканье стаканов и грубые голоса. В деканате сказали, что Алина Дивина диплом уже защитила и мастерскую сдала. И ещё пожаловались, что до сих пор не вернула Алина Дивина книги в библиотеку. Была надежда увидеть Алину на церемонии вручения диплома где-то через недельку. Это сообщила Гектору девушка необыкновенной чудобы, которая кормила Карая конфетами «Мишка». Девушка была ласкова и приветлива, спросила, куда Гектор дел своего замечательного пса. В это время сзади подошёл некто с бородой и раздражённо спросил: «Эй! Ты позировать сегодня собираешься или нет?» – «Собираюсь», – ответила девушка и посмотрела на Гектора. А Гектор почему-то стал смотреть в окно.

– Привет Алине! – сказала девушка и пошла по коридору. А Гектор вспомнил одну скульптурку в углу мастерской у Алины. Худая-худая обнажённая девушка стояла на коленях и тянула куда-то руки.

Но не было уже в коридоре девушки, которая кормила Карая конфетами…

Как-то вечером мать сказала Гектору, что ему звонила какая-то неизвестная юная леди (мать знала всех одноклассниц по голосам), но это могла быть вовсе не Алина, а Оля. Олю же Гектор избегал, хотя постоянно видел её в центре рядом с Аликом и Серым. Оля делала Гектору приветственные знаки, один раз даже хотела его догнать, но Гектор спрятался за дерево, и Оля вернулась к Алику (а может, к Серому), который равнодушно жевал резинку и смотрел по сторонам.

А в школе всё шло своим чередом.

Вещала задумчиво на уроках литературы Сусанна Андреевна Ельчинская, декламировала Блока, и дрожал и пел её голос, и все сидели тихо-тихо…

Методично дочитывала курсы истории и обществоведения Алла Степановна Ходина. Она сказала, что больше никого спрашивать не будет, и назвала всем приблизительные оценки за полугодие. Всё ясно стало с историей и обществоведением…

Красавица длинноногая Инга Павловна заявила вдруг на английском языке, что холодной рукой поставит двойки всем, кто не будет знать на экзаменах закона Гей-Люссака. Выучить на английском языке закон Гей-Люссака было так же трудно, как выучить самый сложный и непонятный сонет Шекспира, скажем, за номером девяносто восемь, где речь идёт о розах, рыцарском турнире, апрельском солнце и девушке в белой шали, простаивающей дни и ночи у ограды и ожидающей своего возлюбленного…

А на переменах мальчики играли в «слона». Обхватив, друг друга четверо цепочкой, становились к стенке, другие четверо по очереди разбегались и на них запрыгивали, причём задача нижних четверых была дойти до угла коридора и обратно (если не удастся раньше сбросить верхних), а верхние не хотели, чтобы их сбрасывали и всячески этому препятствовали, закреплялись намертво – давили нижних, искали в цепочке самое слабое звено (допустим, всю свою тяжесть концентрировали на Жене Константинове, отчего слабели его руки), и ломался «слон», а это означало, что нижние проиграли и надо им снова становиться к стенке… С изумлением смотрели учителя на «слона», бредущего на подламывающихся ногах по коридору. Густо краснел опытнейший «слонист» Лёша Казаков и давал команду разворачиваться…

Некоторое оживление произошло за неделю до последнего звонка. В этот день Инна Леннер подошла к столу, за которым сидели Гектор и Таня, и бросила на стол газету.

– Вот, – сказала Инна. – Почитайте, пока время есть…

Таня и Гектор побежали глазами по серым газетным строчкам.

– Это же про собрание! – удивилась Таня.

– Гляди-ка ты! – откликнулся Гектор. Он рассматривал карикатуру. Пузатый капиталист с огромной сигарой во рту срывал с дерева мешки. Рядом стоял худющий пролетарий и тоже тянулся к мешкам. Но в отличие мешка капиталиста, на котором был изображён знак змеевидного доллара, на мешке, к которому тянулся рабочий, было написано: «Инфляция. Рост цен. Безработица».

– Ифигенин! – прочитал Гектор подпись под статьёй.

– Смотри, сколько начирикал! – сказала Таня.

Статья занимала целый подвал. Называлась она:

«Собрание, которого не было».

«Я помню своё первое комсомольское собрание, – так вдохновенно начал статью Толик. – Жду начала собрания, – читала вслух Таня. – Класс великолепен в своём равнодушии».

– Очень интересно? – спросил Гектор.

– Не мешай! – сказала Таня.

«Были речи. Были стилистически не очень точные, но довольно убедительные речи в защиту провинившихся. Были даже вдохновенные скандирования, перед которыми дрогнули самые строгие (я, естественно, имею в виду взрослых, присутствующих на собрании, поскольку назвать взрослыми десятый «Б» остерегаюсь)».

– Какой Толик хитрый, – сказала Таня. – Ни одной фамилии в такой большой статье. Зачем он её написал?

«Я смотрел в лицо непроницаемого десятого «Б», и виделся мне фантом хитрого-прехитрого человечка, ловко убежавшего от полемики, равнодушно прослушавшего выступления и под конец оправдавшего провинившихся, – а вдруг и со мной такое случится?»

– Есть такой аэропорт в Лондоне – Хитроу, – сказал Гектор. – Там опять бастуют диспетчеры… И фамилия есть такая Хитрово… Или Хитрого?

Зазвенел звонок. Столы задвигались. Гектор вспомнил, что совершенно не учил физику. Ой, Инга Павловна!

«И эта всеобщая весёлость меня насторожила. Да, было весело. Да, были потуги на искренность. Короче, было всё, не было только… комсомольского собрания. Хотя начал его комсорг Алексей Казаков неплохо…»

– Где Казаков? – громко спросил Гектор. – Где наш неплохой начинатель?

– Как ловко Толик всё повернул, – сказала Таня. – Писатель… Интересно, что мы дальше делать будем?

– Ничего, – ответил Гектор.

– Не будем его опровергать?

– Ну а кто будет этим заниматься?

– Все вместе!

Гектор в ответ развёл руками.

– Вот-вот, – усмехнулась Таня.

– Время сейчас не такое, – ответил Гектор. – Все же день и ночь занимаются…

42

Александр Петрович собирался в Хотилово. Машина стояла около подъезда. Карай неистовствовал. Он тоже уезжал. Александр Петрович и Гектор носили к машине сумки, вещмешки с книгами, консервами и всякой рухлядью, ненужной в городской квартире. Татьяна Михайловна простилась с мужем ещё утром, перед уходом на работу.

– Я всё забываю тебе передать привет от Ифигенина – сказал Гектор отцу. – Он звонил первого мая…

– Он заходил ко мне, – рассеянно ответил Александр Петрович.

– Заходил?

– Заходил.

– Зачем?

– Что? А… Не помню… Так просто заходил… Я ошейник новый случайно не забыл?

– Зачем приходил Ифигенин?

– Или я его в рюкзак сунул? – Мысленно Александр Петрович уже был в Хотилове, в бревенчатом доме, стоящем напротив остановки в низине, где недалеко течёт речка, виднеется на бугре церковь, где письменный стол поскрипывает, когда Александр Петрович опирается на него локтями.

– Ифигенин, наверное, просил мне ничего не говорить?

– Ты о чём?

– Хочешь, я скажу, зачем он приходил? Он показывал тебе статью!

Александр Петрович вздохнул.

– Ну и что?

– У нас никто не понял, зачем нужна эта статья? Комитету комсомола положено делать оргвыводы, а какие оргвыводы можно сделать, когда учиться три дня осталось?

– Это уже ваше дело…

– Значит, ты читал статью ещё до того, как она была напечатана?

– Читал.

– И ты считаешь, что Ифигенин прав?

– Ифигенин способный человек…

– Ты же был на собрании! Ты всё видел! А что он написал?

– Почему ты так переживаешь? Считай, что это просто его журналистский опыт…

– И ты не выгнал его, когда он пришёл с этой статьёй?

– А, собственно, почему я должен был его выгонять?

– Я бы на твоём месте его выгнал…

Александр Петрович пожал плечами.

– Ты же был на собрании! Неужели ты ничего не понял?

– Когда я приеду, у тебя будет аттестат, – сказал Александр Петрович. – Если в университет не поступишь, хочешь, устрою к Лунину в газету?

Гектор смотрел на отца и думал, что, как только машина скроется за поворотом, он закурит сигарету, а потом пойдёт в свою комнату, поставит новую пластинку и откроет окно.

– И всё-таки, – сказал Гектор. – Я бы на твоём месте не стал помогать ему с этой статьёй…

– У нас ещё будет время об этом поговорить…

– Нет, – сказал Гектор. – Мы больше об этом никогда не будем говорить…

– Кстати, – сказал Александр Петрович. – Эта учительница… Алла Степановна… У неё есть телефон!

– Телефон? – удивился Гектор. – Ты хочешь ей позвонить?

– Не твоё дело, что я хочу, – ответил отец. – Узнай, пожалуйста, её номер и пришли мне его в письме… Я ей позвоню из Хотилова…

– А как я должен узнать её номер? Подойти и спросить?

– Подойди и спроси…

– А если телефона нет?

– Тогда пришли мне её адрес, – Александр Петрович постучал по ветровому стеклу. Карай залаял.

– Наверное, мне не следует задавать этот вопрос, – тихо сказал Гектор. – Но зачем тебе её адрес?

Александр Петрович с интересом посмотрел на сына.

– Я сейчас сам заеду в школу…

– Ты… Ты… – Гектор вдруг покраснел. – Я… никогда не говорил с тобой на эту тему… Но ты… считаешь мою мать своей женой?

– Ого! – Александр Петрович вертел на пальце брелок с ключами от машины. Звенели ключи, как колокольчики. – Я не заслужил этого упрёка, – сказал Александр Петрович.

– Я и так всё время молчу, – сказал Гектор. – Но я же вижу, вижу, что мать несчастна!

– Ты ошибаешься, – ответил Александр Петрович. – У неё есть муж, сын, работа, деньги, хорошие книги… Она не так уж несчастна. А что касается адреса учительницы, то это… Ну, это, одним словом, не то, что ты думаешь… Впрочем, я признателен тебе за заботу о моей нравственности… – Александр Петрович неловко обнял сына. Потом сел в машину и включил мотор. Гектор стоял около машины и внимательно смотрел на отца. Александр Петрович махнул рукой и улыбнулся. Гектор тоже махнул рукой.

Машина тронулась. Потом постояла немного у светофора и исчезла за поворотом на площадь Восстания.