Текст книги "Шестиклассники"

Автор книги: Юрий Сальников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Глава 16. Звенья собираются…

Результатами первого отрядного сбора Аня была довольна. Хорошо, что председателем опять избрали Гену Кузеванова. Хорошо, что звеньевой их звена осталась Маша Гусева. Аня верила, что с помощью Володи работа у них теперь пойдёт как надо.

О Володе даже Гена Кузеванов сказал:

– Кажется, ничего…

Гена сказал сдержанно – не хотел хвалить вожатого раньше времени. Это ясно. Но и он видел, что Володя придумывает для ребят дела поинтереснее. Например, путешествие в будущее. А однажды, придя с совета отряда, который проводился перед уроками в пионерской комнате. Маша Гусева шепнула Ане, засовывая книги в парту:

– Поход в лес намечен. И не просто прогулка будет.

– А что же? – спросила Аня.

– Секрет, – засмеялась Маша. – А ещё цепочка придумана.

– Какая цепочка?

– Потом, – кивнула Маша на дверь, в которую уже входила Таисия Николаевна, и только добавила: – Таисия Николаевна тоже с нами в лес пойдёт!

Поздоровавшись с классом, Таисия Николаевна заметила:

– Галкин, ты опять не на своём месте?

На этот раз он сидел рядом с Андреем Лядовым.

– Вы сами обещали рассадить нас с Гроховским, – поспешно сказал Лёня.

– Хорошо, – учительница оглядела ряд, на котором находилось звено Маши Гусевой. – Сядешь с Эммой Жарковой.

– Нет, нет, – шумно запротестовала Жаркова. – Я не буду с ним!

– Оставь капризы, Эмма!

– А я не хочу, – упорствовала Жаркова. – Никак не хочу!

Неожиданно поднялась Маша.

– Таисия Николаевна, вы вправду не садите с ней Галкина. Она сама разговаривает. Только хуже будет.

Учительница подумала.

– Что ж, это причина веская. В таком случае, сделаем иначе: с Эммой сядешь ты, а Галкина попросим на твоё место к Ане Смирновой.

– Ко мне? – Тут уж растерялась Аня. – Таисия Николаевна, мы с Машей третий год сидим…

– Здорово получается! – раздался насмешливый голос Лядова. – Никому Галкин не нужен!

– Такой, видно, хороший! – поддакнул Шереметьев.

– Прекратите неуместные шутки! – строго сказала учительница и обратилась к Ане: – Не будем спорить. Ты староста и должна понимать.

Сзади послышались стук крышки по парте и какая-то возня. Не дожидаясь дополнительных указаний, Галкин уже стоял сбоку от Маши Гусевой с сумкой в руках, молча глядя, как она собирает учебники, чтобы освободить ему место. И едва она вышла из-за парты, как он с решительным видом плюхнулся на сиденье, бросив возле себя сумку.

– Подумаешь, не хотят! – буркнул он так, чтобы Аня услышала.

Опустив голову, Аня покраснела. Ну, не обидно ли обернулось? Только из-за того, что ты староста и сама соблюдаешь дисциплину, сиди теперь с отъявленным озорником да ещё присматривай за ним, если он будет шуметь.

И в классе уже шепчутся:

– Галчонок среди девчонок!

Галкин обернулся, погрозил кому-то незаметно от учительницы кулаком, потом, шумно завозившись, делая вид, будто ему всё нипочем, широко расселся, расставив локти, и нарочно столкнул Аню.

Аня отодвинулась к самому краешку парты. А Галкин с минуту посидел тихо, но, увидев, что Таисия Николаевна в стороне выясняет какой-то вопрос с Валерием Петренко, опять заёрзал, полез под парту и ещё раз, как бы невзначай, уже в бок, толкнул Аню.

Она повернула голову и увидела, что, усаживаясь, он нагло ухмыляется. Тогда она не выдержала:

– Знаешь что? Не лезь! Сел, так сиди!

Должно быть, она выпалила это очень решительно, потому что усмешка на лице Галкина погасла. К тому же её слова прозвучали в полной тишине: Таисия Николаевна как раз кончила беседовать с Петренко и замолчала. Возможно, Галкин подумал, что ему попадёт от учительницы, и присмирел. Но Таисия Николаевна молча прошла к своему столику, словно ничего не слышала.

– Мы остановились с вами позавчера…

Лёня больше не задевал Аню. А она, не поворачивая головы, чувствовала, что он смотрит в её сторону, на учительницу, а может, и прямо на неё – разглядывает сбоку. Она невольно подняла руку и проверила: не загнулся ли воротничок? И опять покраснела: недоставало ещё из-за Галкина заботиться о своем виде!

Невольно нахмурившись, она принялась слушать учительницу, но всё время отвлекалась: Маша сидела всегда тихо, будто её и не было за плечом, а этот Галкин громко сопел и беспрерывно возился так, что скрипела парта.

Неизвестно, что он ещё выкинет на перемене.

Но на перемене Галкин ничего не «выкинул». Он вскочил с места, позвал Лядова: «Эге-ге, Андрюшка, двинули!» – и оба исчезли.

Зато неожиданный скандал учинила Эмма Жаркова.

Едва Таисия Николаевна вышла, как Эмма подлетела к Маше Гусевой, разъярённо потряхивая кудрями.

– С ней не садите! Сама разговаривает! Хуже будет! Какие нашлись хорошие!

– Ну что ты шумишь? – прервала её Маша. – Не хотела сидеть с Галкиным, вот и не посадили.

– Спасибочки, спасибочки! – закривлялась Эмма, приседая. – Без вас не справлюсь! Обвинили в чём попало и довольны! Спасибочки! – повторила она и вдруг завертела перед Аней растопыренными пальцами. – Вот и сиди теперь с ним, сиди!

Фыркнув, словно кошка, она удалилась.

– Ненормальная, – пожав плечами, спокойно проговорила Маша и добавила: – А разве я неверно сделала? С ней никак его нельзя было. Если уж всунули нам в звено, так мы не должны распускать.

Она как будто оправдывалась за то, что теперь придётся Ане сидеть с Галкиным. Но Аня и сама понимала, что это правильно: конечно, Галкина нужно не распускать, а, наоборот, втягивать в работу звена.

Втягивать? Но как?

Когда после уроков Маша сказала, что их звену надо остаться, Галкин только присвистнул и, опять подхватив Лядова, убежал.

Звенья собрались в одном классе, только в разных углах. Шум, конечно, стоял отчаянный, и Володя всё время утихомиривал. Он ходил от звена к звену, и голос его доносился то из одного конца класса, то из другого:

– Потише, ребята, потише!

В самом начале Володя заявил, что нынче пионерская работа должна кипеть в звеньях. Аня поняла, что он повторял слова Таисии Николаевны, которая однажды говорила ему об этом.

– Вот придумайте себе дела поувлекательнее, – добавил Володя. – Да встречайтесь вместе почаще, а потом совет отряда рассудит по совести, чьё звено можно назвать лучшим.

– Слышали? – обратилась Маша Гусева к третьему звену. – Придумывайте!

Каждый предлагал свое. Возник такой спор, что Володе опять пришлось призывать к порядку. Но договориться так и не смогли: решили, что подумают ещё дома, а завтра скажут Маше.

Потом бурно распределили, кто за кем должен идти по цепочке, когда отряду придется собираться срочно, будто по тревоге. В цепочку включили и Галкина, хотя его не было. Он должен идти за Эдиком Зайцевым, а за самим Галкиным – поручили Ане Смирновой:

– Тебе удобнее всего, – заключила Маша. – Живёте близко.

– Хорошо, – согласилась Аня.

На следующий день она хотела сообщить об этом Галкину, но не успела: Маша Гусева первая заговорила с ним о решениях звена – и о цепочке и о коллективном посещении кино.

Только Галкин и сейчас не стал слушать.

– Утверждаю ваше решение! – засмеялся он, перебив Машу и прихлопывая её ладонью по голове. – Ставлю печать!

– Ну и глупо! – чуть не плача, сказала Маша.

Тогда он взял её за плечи, повернул лицом от себя и хлопнул ещё раз по спине:

– Вторая печать!

– Знаешь, Галкин! – возмутилась Аня. – Перестань безобразничать!

– А ты вообще помалкивай, ябеда-беда!

– Во-первых… – начала Аня.

– Во-вторых и в-третьих, – опять засмеялся он и побежал прочь, но остановился и крикнул: – А в кино я и без вашего звена схожу, поняли?

– Ну что с ним делать? – спросила Маша в полном отчаянии.

Аня не ответила. Она и сама не знала. Ясно было одно: Галкину нет никакого дела до их звена. А в прошлом году, когда звенья работали плохо, в классе всё делалось сообща, и старосте Ане Смирновой, которой учительница давала всевозможные задания, помогал даже Лёня Галкин. Да и сейчас ведь в классной-то выставке он участвовал. Надо её поскорее кончать. А то Дима Шереметьев кричал чуть не каждый день, чтобы приносили экспонаты, а теперь и не вспоминает о них…

Аня подошла к Шереметьеву, чтобы узнать, когда он доделает выставку. Но Дима неожиданно заявил:

– Я не буду теперь!

– Как не будешь? – удивилась Аня.

– У меня другой работы по горло! Слышала, как вчера Володя сказал: чьё звено лучше? Вот я и хочу мое звено сделать лучшим! А что в классе – это уж твоё.

– Как то есть моё? – ещё больше удивилась Аня.

– Очень просто! Ты отвечаешь за класс, вот и делай! – Считая разговор законченным, Шереметьев повернулся к Петренко. – Валерка, завтра мы в зоопарк решили, пойдёшь?

– Девочки, девочки, – звонко кричала рядом Ляля Комарова. – Давайте соберёмся по цепочке – вроде прорепетируем, как у нас получится?

– А ты что придумала для нашего звена? – раздался Машин голос.

Да! Ведь и сама Аня Смирнова тоже должна сейчас думать не о классных делах, а о третьем звене!

Недаром в общем гуле, наполняющем класс перед приходом учителя, совсем потерялся призыв Эдика Зайцева – писать заметки в классную стенную газету «Наша жизнь». Эдик призывает так уже не впервые, но никто не прислушивается к его словам.

Что же выходит? Увлёкшись звеньями, ребята забыли о классе?

Недолго теперь от любого услышать: «Ты за класс отвечаешь, ты одна и делай!»

– Никак, Анютка, захмурилась? – встретил дома дедушка, приглядываясь к внучке. – Или загвоздка какая?

Аня со вздохом призналась:

– Загвоздка, дедушка… Вот не пойму я…

– Не поймёшь? – Фёдор Семёнович сел рядом и положил на Анино плечо руку. – А ну, выкладывай.

И, глядя на его крупную, жилистую и сухую, почти невесомую руку, даже слегка прижимаясь к ней щекой, Аня со вздохом высказала дедушке сомнение в том, правильно ли увлекаться звеньями за счёт класса, сообщила и о Шереметьеве, который заявил, что выставка его не касается, и о Галкине, которого ничем невозможно вовлечь в классную жизнь.

Дедушка выслушал и вдруг совсем неожиданно начал говорить о гражданской войне.

Командовал он тогда небольшим отрядиком в Сибири, ходил в кожаной куртке, весь увешанный гранатами.

– И сабля висела? – спросила Аня.

Оказывается, висела и сабля.

Но дело не в этом, а в том, что был их отряд очень дружный, и однажды, когда шли серьёзные бои за один город и белые, колчаковцы, сильно оборонялись, призвал к себе дедушку командир дивизии и сказал, что надо ему, дедушке, сделать со своим отрядом прорыв в обороне противника.

– «Я, – сказал комдив, – надеюсь, что вы в точности исполните мой приказ, потому что у вас боевые ребята и дружный отряд. На ваш отряд я полагаюсь со спокойным сердцем».

И действительно, дедушка со своим отрядом совершил прорыв. Им было очень трудно, но молодцы ребята – не подкачали. Дивизия взяла город. А не выдержи дедушкин отряд на главном участке, могла бы общая победа сорваться.

Ох, и хитрый дедушка! Когда он начал говорить, Аня не сразу поняла, зачем ему понадобилось рассказывать о том, что было в гражданскую войну. Но она слушала, не прерывая, потому что его всегда интересно слушать.

А теперь поняла: ведь их пионерский отряд – это тоже как бы дивизия, а каждое звено – маленький отрядик, вроде дедушкиного! От каждого из них зависит общая победа. Не надо лишь забывать, как забывает Шереметьев, о главной цели – бороться за общее дело! Не надо, как он, думать только о себе!

Вот и дедушка говорит:

– Помнишь, Анютка, как в прошлом году он отказался помочь Птицыну?

Да, да… Значит, просто он плохой товарищ, а звеньевая работа тут ни при чём. Наоборот, маленький коллектив сплотить легче и Галкина вовлечь в звеньевую работу можно скорее. Вот Ане и нужно подумать, что они будут делать в звене…

Но что?

– Ты не знаешь, дедушка?

– Может, о чем-нибудь рассказать?

«Расказать? Ну, конечно!»

– А ты сам сможешь, дедушка? Я приглашу всех к нам домой, и ты расскажешь, ладно?

– Что ж… Можно и это. И Галкина обязательно пригласи.

– Конечно, конечно!

Вот как чудесно придумала Аня!

– Правда, чудесно, дедушка?

Он смотрит с улыбкой. И Аня тоже начинает улыбаться – смущённо… Да разве она так придумала?

Ведь это опять же совсем незаметно подстроил хитрющий дедушка.

Глава 17. Происшествие на ботанике

У Варвары Самсоновны редко сидели хорошо. С момента её прихода на урок, когда она, появившись в дверях класса, застывала как монумент, прямая и строгая, и до последней секунды, когда после звонка покидала класс, унося огромные плакаты – наглядные пособия, – шум над партами не прекращался.

Варвара Самсоновна беспрерывно делала замечания, записывала нарушителей дисциплины в журнал, но добиться полной тишины не могла. И в прошлом году больше всего жалоб на пятый «Б» поступало именно от Варвары Самсоновны.

В этом году всё повторялось заново.

Таисия Николаевна уже два раза сидела на уроках ботаники. Но при классной руководительнице ребята вели себя спокойно, а без неё опять начинали шуметь.

И почему так происходило, понять было невозможно. В старших классах Варвару Самсоновну уважали. А вот с шестиклассниками она не ладила.

Сегодня это подтвердилось ещё раз.

Школьный день начался обычно. Аня пришла в класс за двадцать минут до начала уроков и расставила чернильницы. Дежурные принесли из кабинета биологии и повесили на доске большие картонные плакаты, на которых ярко краснела морковь, – к первому уроку класс был готов.

Наконец раздался звонок. И только тут, встав около парты, Аня заметила, что Галкина ещё нет. С тревогой оглядываясь, она подумала: «Неужели опять пропустит?» Не было и Лядова.

Но в самый последний миг, когда на пороге показалась Варвара Самсоновна, обгоняя её, ворвались в класс запыхавшиеся и раскрасневшиеся Галкин и Лядов. Они торопливо заняли свои места, причем Лядов шёл как-то странно, согнувшись, прижимая руки к груди.

Варвара Самсоновна посадила класс, подошла к столу и начала урок. Всё шло нормально: то есть хотя и разговаривали, почти не слушая отвечающего у доски Возжова, но ничего из ряда вон выходящего не допускали.

Но вдруг в углу, возле Лядова, послышалась возня, ребята и девочки начали оживленно шушукаться, а сам Лядов, не спуская глаз с учительницы, сидел смирно, но по-прежнему держал у груди руки, как будто что-то прижимая.

Варвара Самсоновна, конечно, навела на «Камчатке» порядок, однако через некоторое время шум возобновился.

– Да что вы в конце концов? – крикнула Варвара Самсоновна.

Повернувшись к плакату с указкой в руках, она хотела приступить к объяснению новой темы.

Вот в эту-то секунду и взлетел голубь!

Он забился, вырываясь из рук, захлопал крыльями и рванулся к окну, но ударился грудью о стекло и полетел к противоположной стене, сизый и грузный.

Класс оцепенел от неожиданности. Учительница тоже молча смотрела на летающую птицу. Видимо, и её ошеломила такая дерзость.

– Говорил же ему! – услышала Аня около себя досадливый шепот и увидела, что Галкин обеспокоенно глядит в сторону Лядова.

А Варвара Самсоновна не заметила, из чьих рук вылетел голубь. Иначе она сразу бы вызвала Лядова, сейчас же только спросила:

– Кто это сделал?

Класс молчал.

– Кто это сделал? – угрожающе повысив тон, повторила учительница. – Я вас спрашиваю!

И тогда поднялся Галкин:

– Я это сделал!

Аня с удивлением уставилась на него. И все ребята враз повернули к нему головы, недоумевая. А он стоял невозмутимо, глядя учительнице прямо в глаза.

– Превосходно, – не разжимая зубов и прищуриваясь, заговорила Варвара Самсоновна. – Превосходно! Мы поговорим с тобой в другом месте. А сейчас… – Она сделала паузу и крикнула: – Выйди из класса! – Галкин медлил, нахмурившись, и учительница задрожала от негодования: – Слышишь, выходи!

По классу пробежал ропот недовольства. Сначала сдержанно, где-то в одном углу, потом громче раздалось:

– Не он это! Не Галкин! Нечего его! Не он!

– Прекратите! – снова крикнула учительница. – Все туда хотите?

Голубь, должно быть задремавший над дверью, испуганно вздрогнул.

Заметив это, кое-кто не удержался от смеха.

– Убрать птицу! – распорядилась Варвара Самсоновна.

Несколько мальчиков бросились ловить голубя, улюлюкая и размахивая руками. Голубь повертел головой и полетел к окну.

– Я жду! – снова обратилась учительница к Галкину, делая вид, будто не замечает, как мальчики, выполняя её задание «убрать птицу», откровенно балуются.

– Пожалуйста! – буркнул Галкин и направился к двери.

И тут опять бурно заступились за него ребята. Но Варвара Самсоновна прикрикнула на них, и Лёня вышел, а голубя, наконец, поймали и выпустили в форточку. Урок ботаники продолжался, но возбуждение, вызванное этим событием, мешало шестиклассникам сосредоточиться на такой обыкновенной штуке, как морковь. К тому же до конца урока то из одного угла, то из другого доносились неодобрительные реплики по адресу учительницы, которая ни в чём не разобралась и наказала совсем не того, кого надо.

Именно так, волнуясь и перебивая друг друга, объяснили происшествие и Таисии Николаевне, которая не замедлила явиться в класс на перемене, потому что Варвара Самсоновна сразу же сообщила в учительской о безобразном поведении шестого «Б». Таисии Николаевне рассказали обо всём без утайки – и о том, что голубя принес Лядов, а не Галкин, и о том, что Варвара Самсоновна знает только кричать, а не разбирается, кто виноват. То, что Галкин ни при чём, видели все, и Аня видела – она так и сказала: Лёня сидел на ботанике хорошо, а почему взял на себя вину, неизвестно.

Этот вопрос интересовал всех, но когда Таисия Николаевна спросила у Лёни, он ответил:

– Просто так.

Больше от него ничего нельзя было добиться.

– Ну, хорошо, – заключила Таисия Николаевна с иронией. – По-видимому, тут какая-то глубокая тайна.

– Но страдать он не должен, раз не виноват! – опять напомнили ребята. – Пусть Варвара Самсоновна не придирается к нему.

– Хорошо, – согласилась Таисия Николаевна. – Возможно, что в отношении Лёни Галкина Варвара Самсоновна оказалась не права. Но ведь она совершенно правильно возмутилась самим фактом: голубь-то на уроке всё-таки появился! И если уж вы так боретесь за справедливость, то почему не возмущаетесь тем, что в вашем классе произошел подобный случай? Или этот вопрос вас уже не касается?

Аня подумала, что в самом деле, обидевшись на Варвару Самсоновну, они забыли о вине Лядова, а Таисия Николаевна, как всегда, подходит всесторонне. Конечно, теперь классная руководительница примется за озорника. Но Таисия Николаевна сказала, что перемена на исходе, надо успокоиться и заниматься очередными уроками.

– А после пятого урока, – завершила она, – прошу не расходиться.

Ребята поняли, что разговор о Лядове будет продолжен после уроков, на классном часе. Естественно, что в течение всего дня не прекращались горячие споры. На большой перемене шестиклассники видели, как Лядов и Галкин долго говорили между собой. Кое-кто попытался ещё выспрашивать Галкина, почему он решил взять на себя лядовскую вину, но Галкин всех отогнал:

– Моё дело!

– Глубокая тайна! – насмешливо проговорил Гроховский, вспомнив, должно быть, слова Таисии Николаевны.

– Смотри, как бы я твои тайны не раскрыл! – пригрозил Лёня и повернулся к Зайцеву:

– Дай мне тетрадь по алгебре до завтра. Хочу переписать, что в классе делали, а то у меня вот… – Он с усмешкой взмахнул почти чистой тетрадкой. – Не заведена ещё.

– Возьми, – протянул Эдик. – Только не задерживай.

– Сказал, до завтра!

Аня подумала, что, может быть, у Галкина нет какой-нибудь и другой тетради, и предложила:

– По геометрии надо?

Но он обрезал:

– А ты не подлизывайся! Я ещё за старое тебе наподдать могу!

Аня вспыхнула. Да сколько же времени будет она расплачиваться за то, в чем совершенно не виновата? Из-за какого-то нелепого недоразумения Галкин до сих пор не желает с ней даже разговаривать!

– Вот и не за что поддавать! – воскликнула она. – Если хочешь знать – я на тебя никогда и не ябедничала!

Он недоверчиво покосился:

– А кто же?

– Это другой вопрос! Только не я. Я, если понадобится, по закоулкам скрываться не буду, а приду к вам прямо и всё твоей матери выскажу!

– Ну, ну, – предостерег Галкин, видно опасаясь, как бы она в самом деле не надумала прийти к ним и всё высказать. И, помолчав, добавил: – Ладно уж, не бойся, не наподдам.

– А я и не боюсь! – ответила Аня.

Он ещё раз покосился, но уже не сердито, а с добродушным любопытством:

– Ишь ты, какая храбрая!

Глава 18. Кто виноват?

Едва прозвенел звонок на шестой урок, ребята расселись на своих местах, ожидая Таисию Николаевну. Они были уверены, что классная руководительница продолжит разговор о происшествии на ботанике.

Действительно, она начала с вопроса о голубе.

Она пришла в класс вместе с Володей. Вожатый сел на последнюю парту, а учительница встала у столика, вынула из портфеля тетрадку с коричневыми корочками и спросила:

– Ну-с, кого же нам все-таки винить за сегодняшний случай на ботанике? Кто в конце концов виноват?

Выражая общее мнение, негромко ответил Зайцев:

– Лядов виноват.

– Лядов, – повторила учительница.

– Ну да! Он принёс голубя, – осмелев, погромче сказал Зайцев.

– И всегда шумит на уроках, – добавила Ляля Комарова.

– И убегал сколько раз!

– Так, – ответила Таисия Николаевна. – Значит, судя по вашим репликам, вам не нравится, как Лядов ведет себя?

– А что хорошего? – послышались голоса. – Ясно!

– Почему же вы не спросите, как он додумался сделать то, что сделал сегодня?

– Да разве скажет!

– А вы попробуйте!

– Говори, Лядов! – через весь класс крикнул Кузеванов.

– Встань хоть! Тебя спрашивают! – опять раздались голоса.

Лядов лениво встал.

– Что говорить-то?

И отвернулся к окну.

– Сюда гляди, сюда – потребовала Ляля Комарова. – Сумел сделать, умей и отвечать!

– Вот ещё пристали! – усмехнулся Лядов.

– Пристали? – подскочила Ляля. – Да он издевается, Таисия Николаевна! Его как человека просят…

Со всех сторон прорвалось возмущение:

– Не понимает он по-человечески!

– Всем учителям грубит…

– И девочек за косы…

– Распоясался! Давно приструнить пора!

Нахохлившись, Лядов оглядел разбушевавшийся класс. Он ещё пытался делать вид, будто ребячий напор его мало волнует, но узкие глазки забегали растерянно и ядовитая усмешка сменилась жалкой гримасой. Всегда самоуверенно-наглый, он теперь показался Ане испуганным и бессильным повредить классу. Должно быть, эту силу перед Лядовым почувствовали многие, потому что, постепенно успокаиваясь, продолжали строго глядеть на него, и он стоял перед всеми словно обезоруженный.

А учительница, помолчав, спросила:

– Видишь, Лядов? Такой, как сейчас, ты ни у кого сочувствия не вызываешь!

Раздался чей-то голос:

– Пусть всё-таки скажет, почему голубя притащил?

– А я хотела бы, – заметила Таисия Николаевна, – задать теперь этот вопрос всем!

– Да откуда мы знаем? – удивились ребята. – Мало ли для чего понадобился ему голубь!

– Дело не в голубе, – возразила Таисия Николаевна.

И заговорила о том, что Лядов с одинаковым успехом мог принести в класс любую птицу, любого зверя. Он решился на такой поступок потому, что жить в классе ему очень привольно. Вот сейчас впервые ребята потребовали от него отчёта («Да и то по моей указке», – добавила Таисия Николаевна), а до сих пор он вообще творил всё, что хотел, и никто ему ничего не говорил, все мирились с его поведением, и он привык быть безнаказанным. Разве сегодняшний случай на ботанике исключение?

Аня сидела, не шевелясь, не глядя на учительницу. Было стыдно смотреть на Таисию Николаевну. Ведь в самом деле, сегодняшний случай на ботанике совсем не исключение. Конечно, не каждый день порхает по классу живой голубь. Но разве лучше, когда поминутно взлетают бумажные?

– А как вы учитесь? – продолжала Таисия Николаевна. – Я подвела итог вашей успеваемости за две недели и ужаснулась: в классе восемнадцать двоечников!

Аня тоже ужаснулась: восемнадцать!

Почти каждый день на уроках то один, то другой ученик получал плохую отметку. Но в общей массе отметок, где были и четверки и пятерки, двойки не казались такими страшными. И вдруг – восемнадцать неуспевающих! Это из тридцати-то семи человек! Другими словами, каждый второй ученик – двоечник. Хоть по одной двойке, да имеет! А есть ещё и такие, например Галкин или опять же этот Лядов, у которых и по две двойки!

– Это сплошной позор! – потрясла Таисия Николаевна коричневой тетрадкой, и белые странички зашелестели, словно тоже укоряюще зашептали: «Позор! Позор!» – Не знаю, как и разговаривать теперь с вашими родителями. Решила созвать родительское собрание, но ведь с такими показателями только краснеть за вас!

– И особенно за пионеров! – воскликнул Володя.

Он поднялся с последней парты, прошёл к преподавательскому столику и тоже начал говорить, заявив, что крайне удивлён, почему шестиклассники не ладят с Варварой Самсоновной.

– Не понимаю! У нас она одна из лучших преподавателей, а вы… Лучше бы не шумели на уроках попусту, а узнали как следует, что за человек. Не младенцы, могли бы до этого додуматься и сами. А теперь, как видно придётся мне знакомить вас с Варварой Самсоновной…

Аня не поняла, как можно знакомить их с учительницей, которую они знают второй год. Но Володя уже сел на место, и снова заговорила Таисия Николаевна:

– Мы затеяли с вами много хороших дел, но всему грош цена, если забывать о главном. Звеньям-то надо заботиться об учебе!

– А Лядов не пионер! – выкрикнул Шереметьев.

– Ну так возьми его в свое звено!

– Из-за него первого места никогда не завоюешь!

– Вот как ты рассуждаешь! – подхватила учительница, повернувшись к Диме. – А что, если и я приду к директору и скажу: «Хочу занять первое место с шестым «Б» по школе, только без отстающих – с ними не завоюешь!» Думаю, директор спросит: «А вы, Таисия Николаевна, попробовали сделать класс хорошим с этими учениками?» Что я отвечу? Пусть, мол, с теми, кто похуже, другие возятся? Один наш ученик так и сказал: «Возятся!» А ведь это не по-товарищески! И коллектив существует не только для развлечений. Вот и давайте вместе решать, чтоб в нашем классе не повторялись истории вроде сегодняшней на ботанике. Кто хочет взять слово?

Вот как повернула Таисия Николаевна! Ребята ждали разговора о Лядове, приготовились слушать, как учительница будет его распекать, а стали обсуждать свои классные дела и советоваться, как поскорее избавиться от всего плохого. И Ляля Комарова согласилась, чтобы Лядова прикрепили к её звену, а Кузеванов пообещал срочно написать заметку в стенгазету о планах отряда, и кто-то предложил исправить до родительского собрания все двойки.

– Ну, все не все, – заметила Таисия Николаевна, – а частично могли бы. Я знаю, многих из вас эти двойки мучают и вы готовы стараться.

Аня взглянула на Галкина: «Он старается». Ей почему-то показалось, что Таисия Николаевна намекнула именно на него. А когда руководительница потребовала вынуть дневники и записать в них о родительском собрании и Лёня тоже тщательно записал продиктованный Таисией Николаевной текст, Аня снова подумала: «Да, он старается!» И ей захотелось поговорить с Галкиным откровенно, чтоб он на неё больше не сердился, расспросить, не нужна ли ему всё-таки какая-нибудь тетрадь, помочь ему поскорее избавиться от двоек. Поэтому сразу, как только Таисия Николаевна объявила, что можно идти, Аня крикнула:

– Лёня!

Он уже направился к двери, перекинув через плечо сумку, но обернулся и остановился.

Но тут Аню позвала Таисия Николаевна. Галкин не стал ждать и выбежал из класса. Досадуя, что так неудачно всё сложилось, Аня подошла к учительнице, около которой толпились девочки. Таисия Николаевна говорила о выставке: хорошо бы закончить её к родительскому собранию. Аня поспешно закивала: да, да, она всё сделает! Было очень уместно сказать сейчас о Шереметьеве, чтобы руководительница заставила его помогать Ане, но это затянуло бы разговор… А если не задерживаться, то, пожалуй, можно догнать Галкина!

И, заверив учительницу, что она сделает, Аня стремительно выскочила из класса.

Она увидела Галкина на лестничной площадке второго этажа. Он стоял, навалившись грудью на сумку, лежащую на перилах, и смотрел вверх, как будто специально ждал Аню.

– Лёня! – крикнула она, подбегая.

– Ну, чего тебе? – спросил он, не двигаясь и не меняя позы.

– Вот ты… ты не был, когда мы звеном собирались, – начала она торопливо, с трудом переводя дыхание. – А мы по цепочке будем. Чтоб собираться быстрее. За мной Маша, а я за тобой, и ты к Зайцеву. Ты уж не подводи.

– Чего не подводи?

– Звено не подводи! И весь класс. Видишь, как плохо у нас. Надо исправлять…

Неожиданно выпрямившись и глядя куда-то поверх Аниной головы, Галкин закричал:

– Эге-ге!

По лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, катился Лядов.

– Ого-го!

Лёня поднял сумку на вытянутой руке.

– Двинули! – и беспечно махнул Ане. – Ладно, не подведу!

Аня проводила ребят взглядом, полным недоумения и обиды. Словно кто-то обманул её в лучших ожиданиях. Так спешила! Так догоняла Галкина! Поверила, что с ним можно обо всём поговорить. И никогда, ни на одну секунду не позволяла себе даже мысленно сравнивать его с Лядовым. Что Лядов? Второгодник. Не пионер. Не желает учиться. А Лёня совсем другой. Уже старается. И, как все в их классе, скоро исправится! Так думала она, так размечталась, а сам Галкин… Он убегал сейчас всё-таки с этим Лядовым и ждал здесь на лестнице не её, не Аню, а именно Лядова.

Что же связывало этих ребят, что скрепляло столь прочно? Неужели на самом деле какая-то непостижимая, нераскрытая тайна?