Текст книги "Шестиклассники"

Автор книги: Юрий Сальников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Болел он, – пояснил кто-то, видимо из тех ребят, которые слышали, как Галкин и Гроховский ссылались на болезнь при разговоре с Таисией Николаевной.

Но сейчас невозможно было лгать. На Стасика смотрели пионеры, учительница, вожатый. Все ждали его объяснений, чтобы поверить ему и выбрать в актив. Он не мог обманывать отряд, это было бы просто подло – завоёвывать доверие нечестным путем. И Стасик сказал твёрдо:

– Нет, я не болел. Я просто не пришёл. Так случилось. Больше я пропускать не буду.

– А Галкин тоже не болел, да? – спросил Кузеванов.

– Галкин?

Стасик опять не знал, что отвечать. Выдавать Лёню или всё-таки лгать всему отряду?

На этот раз его выручила Аня Смирнова:

– Сейчас мы не Галкина разбираем!

Ей возразила Маша Гусева:

– Этот вопрос тоже важный.

И тогда, подпрыгнув на козле, выкрикнул сам Галкин.

– Ну ладно, ладно! Я тоже не болел! Тоже просто не пришёл – вот вам и весь вопрос! А Гроховского надо выбрать, он хорошо рисует и вообще паинька!

– Что значит паинька? – начал было Кузеванов, но тут поднялся общий шум, и пришлось вмешаться вожатому Володе.

Наконец выборы состоялись. Стасик Гроховский вошёл в члены редколлегии. Проголосовали за него единогласно. Стасик знал, как иногда относятся ребята к таким делам: каждый год кого-нибудь избирают и привыкли к этому. Ну, назовут фамилию, проголосуют, и ладно – ничего особенного. И всё-таки было радостно от мысли, что он теперь в редколлегии отрядной стенной газеты, в отрядном активе!

Правда, радостное настроение омрачалось, когда Стасик вспоминал о Лёне: ведь вышло так, что из-за Стасика раскрылся перед всеми обман Галкина. Но сам Лёня как будто забыл об этом и держался по-обычному шумно, бросал реплики, толкал Петренко, тянулся к сидящей на матраце Маше Гусевой, беспрерывно получая замечания и от Гены и от Володи.

Стасик с досадой подумал, что, должно быть, на Лёню ничего не действует – ему бы только баловаться! И когда возник вопрос, в какое звено записываться, Стасик задумался.

Получилось так. Володя сказал, что звенья можно тоже оставить прошлогодние – не обязательно всё ломать. Но многие ребята начали говорить, что они не хотят оставаться в прежних звеньях.

– Ну, хорошо, – согласился Володя. – Тогда сейчас разойдемся по звеньям, кто в какое хочет. Первое собирается на сцене! Второе – в углу около брусьев, третье останется здесь! Звеньевые, соберите пионеров!

Ребята зашумели, повскакали с мест и перемешались, распределяясь по звеньям.

Дима Шереметьев вспрыгнул на сцену и оттуда позвал:

– Первое звено, сюда!

И обратился к Стасику:

– Иди сюда!

Откуда ни возьмись за рукав Стасика ухватился Лёня:

– Не ходи к нему, Стас, не ходи!

– Как это не ходи? – крикнул Дима. – Вы сидите на моём ряду, a звенья по партам! Ты и в прошлом году был в моём звене!

– А сейчас не хочу! – ответил Лёня. – И он не хочет! – решил он за Стасика.

– А что ты мной распоряжаешься? – возмутился Стасик.

– Куда же вы пойдете, куда? – продолжал кричать со сцены Дима. – В других звеньях девчонки звеньевые!

– Лучше с девчонкой, чем с тобой! – отрезал Галчонок. – А я и нигде не буду!

Он снова сел верхом на козла.

Разброд в зале был полный. У Ляли Комаровой звено оказалось переполненным, а у Димы не хватало: к нему никто не хотел идти. Покраснев от обиды, Дима стоял на сцене, кусая ногти. Около него сидело человека четыре, в том числе Валерий Петренко. Володя уговаривал часть ребят из второго звена перейти к Диме. А Таисия Николаевна подошла к Ане Смирновой и к другим девочкам из третьего звена, которые толпились около Маши Гусевой. Учительница стала что-то говорить девочкам, показывая на Галкина. Девочки заволновались, замахали руками, до Стасика донеслись слова Маши Гусевой:

– Не надо нам его, не надо!

Но Таисия Николаевна продолжала убеждать девочек и, наконец, подозвала Лёню. Он спрыгнул с козла и приблизился к учительнице, хитровато улыбаясь.

А Володя отделил от Лялиного звена группу ребят и повёл их на сцену к Диме.

Стасик всё ещё колебался. Было жалко расставаться с Галчонком. Но зато Шереметьев хорошо учится, а Лёня Галкин тянет Стасика назад. И если они будут вместе, опять могут случиться разные неприятности. А Стасик теперь не просто ученик и пионер, он теперь активист в классе, значит лучше ему быть с хорошим учеником Димой Шереметьевым, которого все учителя ставят в пример.

И Стасик примкнул к группе ребят, которых вожатый Володя вёл на сцену.

Глава 13. Путешествие в будущее

Конечно, это был окончательный разрыв с Галкиным.

Но Стасику казалось, что он поступает правильно: для него так лучше! Ведь он хочет, чтобы о нём всегда говорили только хорошее!

Когда покончили с вопросом о звеньях, Володя выбежал на середину зала и, похлопав в ладоши, объявил, что сейчас начнутся игры и танцы, а совет отряда и редколлегия соберутся на свои первые заседания, после чего всем отрядом будет решён ещё один общий вопрос.

Сразу заиграл баян, и девочки, взявшись за руки попарно, подпрыгивая, побежали друг за другом, танцуя полечку. Таисия Николаевна стала привлекать мальчиков и сама пошла танцевать с Валерием Петренко.

А Стасик и другие активисты отправились за Володей в соседний класс. Здесь они расселись по партам и единогласно утвердили председателем совета отряда Гену Кузеванова, а редактором газеты Эдика Зайцева. Стасик получил официальную должность художника. Постановили выпустить первый номер газеты «Наша жизнь» на этой же неделе.

Когда активисты вернулись в зал, там вовсю шла игра в «третий лишний». Неповоротливый Жиркомбинат с ремнём в руках изо всех сил старался догнать Кнопку – Олега Возжова, который убегал, легко и забавно приплясывая, так что его чёрные, приплюснутые на макушке волосы тоже прыгали, то поднимаясь дыбом, то опускаясь.

– Скорее, скорее! – кричали Кнопке ребята.

Тут Олег занял место в кругу, и побежала Эмма Жаркова. Жиркомбинат совсем не мог её догнать. Он устал, запарился и, тяжело дыша, остановился. Кругом засмеялись:

– Эх, Юдин, Юдин! Это тебе не в шахматы играть!

А он бросил ремень и отошёл в сторону.

– Внимание! – сказал Володя. – Садитесь, как сидели! Живо!

Все бросились занимать места на сцене, на скамейках, на матрацах. Усаживались долго, возбуждённые, разгорячённые игрой.

Володя сообщил о том, что решили совет отряда и редколлегия, и добавил:

– Перед нами одна задача: работать интересно и увлекательно. Вот я и хочу спросить у всех, чем займёмся в ближайшее время? Чего хочется больше всего на свете?

Послышался смех: уж очень забавный вопрос – больше всего на свете! Но сразу посыпались ответы:

– B типографию сходить, где книжки печатают!

– На кинофабрику!

– Лучше на шоколадную!

– А ещё? – подзадоривал Володя. – Ещё?

– Давайте письмо в Китай напишем!

– Пьесу поставим!

– Оркестр организуем!

– Нет, нет, – кричал Галкин, сидя на козле. – Это всё неинтересно! Неинтересно!

Он не предлагал ничего своего, но не хотел одобрить ни одного чужого предложения. И вдруг Володя обернулся к нему:

– А что же ты советуешь? Всё отрицать мало толку. Что сам хочешь?

Наступила тишина. Лёня оказался в центре внимания. Все смотрели на него и ждали, а он не знал, что говорить. Но тут его взгляд упал на Стасика, и Галкин хитровато улыбнулся.

– А я знаю, чего я хочу, – произнёс он торжественно. – Я хочу совершить путешествие!

– Куда? – удивились ребята.

– На Солнце!

– Ерунда какая-то, – рассердились девочки. – Что за ерунду он выдумывает! – повернулись они к вожатому.

Но Володя проговорил:

– Что ж… Путешествие – дело хорошее.

– Да на Солнце невозможно, – заметил Кузеванов. – Там на поверхности шесть тысяч градусов. Ни один человек не выдержит.

– Мы же не взаправду поедем, – возразил кто-то.

– Все равно, зачем ерунду намечать!

– Но ведь можно и не на Солнце совершить путешествие, – заметил Володя. – Мало ли куда!

– В пустыню Сахара!

– На Северный полюс!

– На дно океана!

Снова посыпались десятки самых заманчивых предложений.

Володя поднял руку.

– А знаете что, – сказал он. – Давайте совершим путешествие в такое место, куда добраться сейчас ни одному человеку всё-таки невозможно!

– Куда же? – полюбопытствовали ребята.

Володя лукаво всех оглядел и, обменявшись улыбкой с Таисией Николаевной, ответил:

– В будущее!

Многие засмеялись, думая, что вожатый тоже шутит. Но тут встала Таисия Николаевна.

– Очень хорошее предложение! – сказала она. – Вот вам, ребята, сейчас по двенадцать-тринадцать лет. А нашей Родине через два месяца исполнится сорок! Вы даже не понимаете, что это значит – сорок лет! Вам просто кажется: ох, как много! А рядом с вами есть люди, для которых сегодняшняя наша жизнь была когда-то, сорок лет тому назад, загадочным, недосягаемым будущим. Эти люди живут сегодня и видят многое из того, о чём они могли только мечтать! А кто может предугадать, что будет дальше?

– Ещё через сорок лет? – спросил Эдик Зайцев.

– Хотя бы через сорок!

– Вот заглянем вперёд и помечтаем, – вставил Володя. – Спросим учёных, что они готовят человечеству.

– И послушаем, что говорят пожилые люди, – добавила Таисия Николаевна. – Сравним, что было и что есть.

– В общем полетим туда, куда захочется каждому! – подхватил Володя. – Заглянем в наше завтра.

Стасик подумал, что можно и вправду полететь! Сесть на ракету, которую специально для этого сделать! А свет в комнате погасить. И со всех сторон зажечь звёзды. И словно нестись через пространство вселенной в далёкое, неизведанное.

Должно быть, не один Стасик так размечтался, потому что поднялся шум, каждый что-то спешил сказать соседу, поделиться своими мыслями.

Подготовку к путешествию в будущее решили начать немедленно. Володя показал фанерный ящичек, похожий на почтовый, с маленьким замком и сказал, что этот ящичек они повесят в классе, чтобы каждый из ребят без всякого стеснения мог в письменной форме высказать свои пожелания: как он представляет себе будущее, в какой форме предлагает совершить путешествие и что хочет увидеть. Совет отряда разберёт все записки. Потом будет создан штаб путешествия, он определит конкретный маршрут. Словом, дел впереди уйма.

Ребята были в восторге. Они окружили Кузеванова и рассматривали ящичек, который оказался в его руках, будто этот ящичек уже сейчас мог перенести всех в будущее.

– Опускаю свое предложение! – засмеялся Галкин, делая вид, словно просовывает в отверстие ящика бумажку.

Стасик подошел к Лёне.

– Интересно, правда?

Но Галчонок вдруг помрачнел и ответил грубо:

– Проваливай к своему Димке!

И, обхватив Олега Возжова за плечи, он демонстративно повернулся к Стасику спиной.

– Да ты что? – удивился Стасик, хотя понимал, на что обижен Лёня, и сам чувствовал, что дружба у них оборвалась и ничем её уже не восстановишь.

Ну что же! Пусть так! Стасик поджал губы. У каждого своя дорога. Он – «паинька», а Лёня – озорник. Зато теперь он, Стасик Гроховский, будет хорошо учиться, выполнять общественные поручения, и его все будут только хвалить. Вот и сейчас он с лёгким сердцем придёт домой, расскажет маме, что его выбрали в редколлегию, и сядет готовить уроки, за которые давно не принимался с таким усердием. А завтра с рыжим Эдиком Зайцевым они обдумают первый номер стенной газеты. А потом начнут готовиться к путешествию в будущее, он внесёт предложение построить ракету и возьмётся сделать её чертёж. И всё будет хорошо, всё получилось правильно…

Но чем больше убеждал себя Стасик, шагая по хмурой улице один-одинёшенек, тем неспокойнее становилось у него на сердце, и росло откуда-то появившееся сомнение: а так ли уж всё хорошо получилось у него с Лёней Галкиным? Всё ли правильно?

Глава 14. Каждый идёт своей дорогой

Лёня Галкин превосходно понимал, что и этот год в школе начался для него очень плохо, совсем не так, как хотелось в день переклички – помните, когда он на совесть готовил свои тетради и учебники?

А почему всё пошло шиворот-навыворот, он сказать не мог. Должно быть, просто ему не везёт. Он это заметил давно.

Вот, скажем, не всегда ребята делают домашние задания. Ну, ответит сегодня кто-нибудь по истории, а завтра её уже не учит – надеется, что учитель не станет спрашивать два раза подряд. И многих действительно не спрашивают. А если Лёня не выучит, его, как нарочно, вызовут.

Или вот на физике… Мычат потихоньку другие вслед за Геннадием Сергеевичем, и ничего. А замычал Лёня, и физик поднял его на ноги, застыдил перед всем классом.

А на пении? Петренко потянул невпопад, и учительница только взглянула на него строго, ничего не сказав. А попробовал потянуть Лёня Галкин, ну и всё! – учительница вывела его к себе и заставила петь одного. Пол-урока солировал.

Вообще на Лёню все нападают – в школе учителя, дома мать и соседка, да и другие жильцы во дворе. Пробежал не там – и бельё на верёвке запачкал (головой, что ли?). Крикнул громко под чужими окнами – и кого-то разбудил… Ну, никуда не повернись!

А сейчас собралась над головой сплошная чёрная туча – и замечания учителей, и двойка по истории, прогул и провал с коллекцией, обман из-за прогула, и, наконец, вторая двойка сегодня – по ботанике. Варвара Самсоновна никаких объяснений слушать обычно не желает: знаешь урок – отвечай, не знаешь – садись! Ну, Лёня и сел, потому что даже двух слов не мог сказать о самом обыкновенном зелёном огурце. Сколько раз его ел с аппетитом и хрустом, а вот какой у огурцов период развития, да как их окучивают, да что такое придаточные корни – не задумывался ни разу! Хорошо ещё, что не спросил сегодня и Павел Степанович по алгебре – была бы третья двоечка…

А Стас Гроховский нос задрал, раззадавался: ответил по алгебре на «отлично» и чуть что обращается к Шереметьеву: «Дима, Дима!» Лёня решил с Гроховским больше не разговаривать – взял да и пересел от него на последнюю парту.

Маша Гусева заметила:

– Ты теперь, Галкин, в нашем звене, вот и садись в этом ряду.

Лёня ответил:

– Нужны вы мне!

Но он ответил так нарочно. На самом деле ему было обидно: и не везёт во всём и Гроховский так поступил. Да и Таисия Николаевна теперь потребует к себе мать, а тогда грянет гроза из чёрной тучи, с громом и молнией!

Поэтому, чтобы не маячить у классной руководительницы на глазах, Лёня сразу после уроков убежал домой. Что-то кричала опять Маша Гусева, но он даже не оглянулся. Он шагал и думал, что дома сейчас немедленно сядет за уроки – в конце концов пора!

Но едва он появился в дверях, мать приказала принести угля.

Лёня взял в кухне ведро и пошёл к сараям, которые тянулись вдоль двора под одной крышей. А когда он стал набирать уголь, к раскачивающейся от ветра двери сарая подошел Федя Антонов, заядлый рыболов и изобретатель консервного завода. В руках он держал какую-то верёвку, накрученную на деревянный обрубок. Лёня, конечно, заинтересовался:

– Это что?

– Для корчажки, – объяснил Федя и предложил: – Поехали в воскресенье. Мы с дядей Сашей на рыбалку хотим.

– Поехали, – охотно согласился Лёня, но подумал и печально добавил: – Мать не отпустит.

Федя на это ничего не ответил, посмотрел на небо и, подражая, должно быть, своему дяде Саше, заметил:

– Погода будет клёвая.

Лёня тоже посмотрел на небо и промолчал: тучи стали ещё гуще и чернее – скорее всего вообще никакой рыбалки в воскресенье у Феди с дядей не получится.

А Федя, понаблюдав, как приятель набирает в ведро уголь, полез в карман.

– У меня ещё складник есть. Дядя Саша подарил.

Лёня бросил лопату, стал рассматривать новый перочинный ножик.

– Давай меняться.

– На что?

Лёня задумался: вроде не на что.

– И сапоги тебе дядя Саша подарил? – спросил он, чтобы хоть что-нибудь сказать. Сапоги у Феди были хорошие – тоже новые.

– Ну да.

Лёня вздохнул: вот жизнь у Федьки! Не родной дядя Саша, а так заботится о нем – и рыбалка, и сапоги, и ножик. А тут в кои-то веки уроками решил заняться, и то за углём послали!

Лёня с яростью всадил лопату в кучу угля, но раздумал сыпать в ведро и потянулся за Фединой верёвкой.

– Длинная?

– Пятнадцать метров.

– Давай проверим.

Они принялись разматывать верёвку.

Через весь двор донесся сердитый возглас – должно быть, выглянувшей из подъезда Лидии Тарасовны:

– Леони-и-ид! Куда запропал?

– Ух! – спохватился Лёня.

Он торопливо заполнил ведро и бегом, припадая от тяжести на одну ногу, бросился к дому.

А в кухне, желая поскорее отделаться от ноши, заспешил и так двинул ведром о ножку стола, что уголь рассыпался по полу чёрной лентой. Соседка, стоящая у плиты, покачала головой:

– Что же ты опять наделал, ай-ай!

Как будто Лёня всегда рассыпает уголь!

Эта худущая старуха с проволочными очками на носу и с неизменной папироской во рту с давних пор числится у Лёни в самых непримиримых врагах. Когда-то она угощала Лёню конфетами и пряниками. Встретит, спросит: «Как жизнь, товарищ Галкин?» – и сунет конфету.

Почему она его так называла, десятилетний товарищ Галкин не задумывался, а сладости поедал с удовольствием, и отношения с соседкой в ту пору у него были прекрасные. Но постепенно они испортились. Однажды его за что-то сильно поругала мать. Он вышел на кухню, а там оказалась соседка. Должно быть, она слышала разговор Лёни с матерью и пристыдила его. А он заявил, чтобы она не лезла не в свое дело, и ушёл, хлопнув дверью. Мать потом дополнительно поругала его за грубость. Тогда он почувствовал к соседке неприязнь и не стал заходить в её комнату за сладостями: маленький, что ли, сосать конфетки? Он вообще старался поменьше с ней встречаться. Это было нетрудно, потому что из своей комнаты Елена Максимовна выходила редко. Обеды она почти не готовила, а всё больше пила чай, разогревая его прямо в комнате на плитке, не отрываясь от чтения. Иногда Лёня всё-таки сталкивался с нею случайно, и тогда она, словно не замечая его неприязни, по-прежнему интересовалась, что у него нового, как идёт жизнь, и лезла с разными советами, даже с выговорами.

Вот и сейчас она потребовала, чтобы Лёня взял веник и убрал с пола просыпавшийся уголь. Лёня ухмыльнулся, думая, что Елена Максимовна шутит, но она настойчиво повторила:

– Бери, бери! Сумел свалить, сумей убрать!

– Да ладно вам, – отмахнулся Лёня.

– То есть как ладно? – рассердилась она и, подбежав к тазу, сама схватила веник и стала совать Лёне в руки.

Матери в кухне не было. Лёня, конечно, не думал подметать. Он небрежно ударил по венику, и тот вывалился из рук Елены Максимовны. У старухи даже очки на лбу подпрыгнули.

– Стыдно, товарищ Галкин! Лентяем растёшь! Бездельником! Подумай!

Этого Лёня уже совсем не мог стерпеть.

– Нечего мне думать! – крикнул он. – И не вам учить – бездельник! Сами нигде не работаете, только книжки читаете!

– Я? – От волнения Елена Максимовна сняла и протёрла очки.

Лёне стало смешно, что он так напугал старуху, и он захохотал.

– Вы! Вы!

– Что здесь происходит? – раздался сзади голос.

На пороге стояла мать.

Лёня, не ответив, прошмыгнул в комнату.

А в кухне обиженно, взволнованно заговорила Елена Максимовна.

Лёня раскрыл учебник по истории, но заниматься не мог: глядя на страницу, он ждал мать. Она не замедлила явиться. Остановилась посередине комнаты, посмотрела на Лёню с грустью, потом тихо произнесла с такой горечью, будто обижена была не соседка, а она сама:

– Что же ты людей оскорбляешь? Елена Максимовна сорок лет проработала! Пенсию от государства получает персональную, заслуженный она человек, а ты… непутёвый ты у меня, несуразный… Эх, Леонид!

Она опять ушла в кухню и долго не приходила, а Лёня сидел перед раскрытым учебником и припоминал события последних дней – в школе, со Стасом и дома. Ну, почему действительно всё складывается у него так плохо? Разве хочется ему, чтоб его вечно ругали? И разве хотел он обидеть соседку? Почему же всегда не везет именно ему, а у всех остальных, на кого ни посмотришь, жизнь вполне нормальная: и у Стаса, и у Шереметьева, и у этого Федьки.

Или и вправду он непутёвый и несуразный, как говорит мать?

Но что же сделать ему, чтоб стать другим, что?

Глава 15. Ничего себе друзья!

Весь следующий день Лёня сидел на последней парте один.

Таисия Николаевна обратила на это внимание:

– Галкин, ты почему оказался там?

– Да он теперь не у меня в звене! – откликнулся Дима Шереметьев. – Он у Гусевой.

– Я знаю, – сказала Таисия Николаевна. – Но это не значит, что можно самовольно перескакивать с парты на парту. Сядь сейчас же на место.

Лёня нехотя пересел к Гроховскому.

Стас встретил Лёню без особой радости – пододвинулся, но даже не взглянул. И сидели они рядом словно чужие. Должно быть, Таисия Николаевна заметила и это – несколько раз на уроке косо поглядывала на ребят, а отпуская всех домой, попросила:

– Гроховский и Галкин, останьтесь.

В опустевшем классе она усадила их за парту, села перед ними и спокойно предложила:

– Ну, рассказывайте.

– Что рассказывать? – буркнул Лёня.

Таисия Николаевна удивилась:

– Неужели не о чем? По-моему, о многом нужно…

– Да что там! – начал Гроховский решительно. – Конечно! Прогуляли и обманули. Я-то не хотел прогуливать. Из-за него тогда в лесу задержались. И обманывать тоже не хотел. А он болезнь придумал. И уроки не учит…

Он торопливо перечислял всё, в чём виноват Галкин, и выходило так, будто ничего хорошего о Лёне сказать нельзя и Гроховский, связавшись с Лёней, пострадал абсолютно безвинно. Учительница даже спросила:

– А сам ты нисколько не виноват?

– Нет, почему же, – смутился Стас. – Раз мы вместе были… Только теперь я больше не хочу…

– Намерен исправиться? – уточнила Таисия Николаевна. – Это похвально. А как быть с Галкиным?

– Что с Галкиным?

– Но ведь он твой друг! А ведёт себя плохо. Значит, и ему надо исправиться.

– Из этого ничего на выйдет, – объявил Стас. – Он не хочет.

Лёня с насмешкой взглянул, скривив губы.

– Много ты знаешь, чего я хочу!

Таисия Николаевна стремительно повернулась к нему.

– Ведь не так, Лёня, правда? – И сразу продолжала: – Ошибся, Гроховский. Лёне самому невмоготу от разных неприятностей. Лучше бы их совсем не было!

Она словно прочитала затаённые его мысли. И, может быть, поэтому он особенно доверчиво выслушал её до конца и обычные слова о том, как надо вести себя, не показались сегодня скучной нотацией.

А Таисия Николаевна будто пожаловалась, что в классе у них учатся не все хорошо. Правда, она уверена, что ребята подтянутся, и Лёня Галкин тоже, во всяком случае обманывать он больше никогда никого не станет… Ведь не станет?

– Нет.

– Вот и отлично! Я тебе верю. А в учебе поможем. Хоть Гроховский и не надеется…

Гроховский нахмурился.

– Да, не надеюсь. И сидеть с ним не хочу!

– И я не хочу, – поспешил вставить Лёня.

– Да что с вами, друзья?

– А мы не друзья теперь, – ответил Стас.

– Мы уже и в звеньях разных, – подтвердил Лёня.

– Вот пусть другое звено с ним и возится! – сказал Гроховский.

– Возится? – удивлённо переспросила Таисия Николаевна и очень внимательно посмотрела на Стаса. – Ну что же, – проговорила она наконец. – Вашу просьбу я выполню: рассажу. Но мне очень неприятно, что у Гроховского такие мысли. Кажется, мы поторопились назвать его хорошим другом.

– Да я, Таисия Николаевна…

– Не надо объяснений. О человеке судят по его делам. Идите.

Выйдя из класса в пустой коридор притихшей школы, Лёня презрительно спросил:

– Думаешь, один лучше всех? – И, оглянувшись по сторонам, стал надвигаться на Гроховского. – Не посмотрю, что паинька, – стукну!

– Стукни попробуй!

– А вот и стукну! – Лёня замахнулся сумкой, перекинутой на длинной верёвке через плечо, но где-то скрипнула дверь, послышались голоса, и ребята шмыгнули из коридора на лестничную площадку. Здесь Лёня всё-таки двинул Стаса сумкой – не очень сильно, просто для виду – и проскочил вниз, прыгнув сразу через несколько ступенек. Гроховский начал спускаться медленно, степенно. А Лёня промчался по нижнему этажу, нарочно погромче протопал по пустому вестибюлю мимо тети Даши у вешалки и выскочил на улицу.

Погода снова устанавливалась. Только вчера хмурилось, а с сегодняшнего утра опять очистилось от туч небо, и засияло солнце. Говорили, что пришла золотая осень. Сейчас тоже было очень тепло, хотя и наступал вечер.

Весело насвистывая и размахивая сумкой, Лёня вприпрыжку бежал по шумной улице. Кое-где уже загорались огни.

Разговор с учительницей Лёне понравился. Самое главное, Таисия Николаевна правильно поняла, что ему хочется начать новый год по-новому!

И ещё хорошо, что она ничего не спрашивала о матери, не грозилась её сразу вызвать. Вот Лёня исправится, и тогда не страшно будет пригласить мать в школу.

А Лёня теперь начнет быстро исправляться. Завтра же он возьмёт тетрадь по алгебре у Зайцева и перепишет из неё все правила, всё, что пройдено за это время. Кроме того, у него ещё не заведена тетрадь по физике, а по русскому языку – наполовину с пропусками. Он приведёт их в порядок. И сейчас, придя домой, немедленно засядет за уроки! Теперь уж обязательно!

– Эге-ге! Галчонок! – раздался насмешливый голос сверху. – Запнёшься!

Лёня поднял голову. На заборе, из-за которого прямо на улицу свисали тополиные ветви, сидел, прислонившись спиной к стволу дерева, незнакомый мальчишка в кепке. Он курил папироску. А рядом с ним, держась обеими руками за край забора и навалившись на него грудью, высовывал голову Андрей Лядов.

– О чем задумался? – продолжал Лядов, ухмыляясь. – Иди лучше к нам. Лезь!

– Чего я на заборе не видел? – спросил Лёня. – Некогда мне.

– Деловой человек! – с иронией проговорил незнакомый в кепке и, вынув изо рта папиросу, сплюнул.

– А в киношку хочешь? – крикнул Лядов. – Лишний билет есть!

– Билетов в кассе много. Были бы деньги, – ответил Лёня.

– Денег не требуется. Приглашаю! – эффектно согнулся курильщик, в сидячем положении демонстрируя изящный поклон.

Лёня задумался. Пойти в кино бесплатно – такое выпадало не часто. Можно сказать, исключительно редко.

– А какая картина?

– «Подвиг разведчика».

– Видел я.

– Ну и что? Мы тоже видели.

– Была бы честь предложена! – отрезал курильщик и снова сплюнул.

– А во сколько? – поинтересовался Лёня.

Курильщик отогнул рукав серого пиджака и взглянул на часы. Сделал он это небрежно, всем своим видом показывая, что для него давно привычно носить часы на руке.

– Через сорок две минуты, – сказал он.

– Ждать долго.

– А мы перед сеансом концерт послушаем, – заметил Лядов.

– С мороженым, – вставил курильщик. – Я обещал.

– Да, да, обещал, – подтвердил Лядов.

Это было вообще сказочно! Мечта о немедленном приготовлении уроков уплывала безвозвратно. Устоять против такого счастья с кино, концертом и мороженым в придачу просто немыслимо.

– Ладно, – согласился Лёня. – Можно…

Лядов и курильщик спрыгнули с забора, встали перед Лёней, и курильщик протянул руку:

– Будем знакомы! Барин!

Должно быть, его так звали.

Вблизи Лёня хорошо разглядел его лицо – курносое, с толстыми губами. Из-под кепки выбивался серый, словно запылённый, чуб. А зубы были жёлтые, наверное от курения. Говорил Барин отрывисто и тоже как-то небрежно – привык, вероятно, что каждое его слово ловится окружающими на лету. Вообще он чуточку задавался и подыгрывался под взрослого, хотя на вид ему было всего лет пятнадцать.

– Денег – во! – хлопнул он по карману. – Сегодня на всех хватит! Двинули!

Лядов подмигнул Лёне: дескать, с нами не пропадёшь!

И все вместе, плечом к плечу, они направились к кинотеатру.