Текст книги "Пришельцы. Выпуск 2"

Автор книги: Юрий Васильев

Соавторы: Ирина Монина,Вадим Невзоров,Вероника Черных,Николай Бондарев,Татьяна Туманова,Вячеслав Мягких,Елена Романенко,Олег Павлов,Николай Бодров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

Кирилл покосился на левый край дамбы, потом посмотрел на правый. Особой разницы он не заметил. Удивительно все-таки, что природа смогла сотворить такую плотину. Одно смущает – уж слишком она геометрически правильная. Это удивляет. С другой стороны, если это построено людьми, то для чего? Чтобы появился пресный водоем? Или открыть более короткий путь прямо через озеро? А может, это некое сверхсекретное сооружение? И озера искусственные. Стоп!

Он приостановился, пораженный новой идеей. Конечно, все это обычные домыслы журналиста. Но статью можно сделать преувлекательную, большую, на несколько номеров (хотя бы на два). И фотографий побольше!. Славика надо попросить, пусть поснимает. Главное – дамбу во всех ракурсах. Название нужно придумать броское. Вот тут сложнее. Не мастер я – названия придумывать. На этом у нас шеф собаку съел, да не одну. Ну, можно предложить что-нибудь вроде «Восьмое чудо света у Межозерной»! Или нет. Лучше – «Девятое чудо света»! Восьмых чудес навалом, а у нас девятое будет. Единственное и неповторимое! Остальные пусть спорят о том, у кого восьмое чудо восьмее всех других!.. А наше чудо построила древнейшая цивилизация. Ее представители вырыли огромный котлован, перегородили его дамбой и заполнили водой. Все это было создано по таинственной, совершенно забытой технологии. И не исключено, что в близлежащих поселках и деревнях проживают сейчас потомки того древнего народа!..

Увлеченный новой идеей, Кирилл быстро зашагал по дамбе. Он забыл и про жару, и про жажду, и про фобии: все победил азарт газетчика. В какой-то момент он готов был сорвать со спины рюкзак, выдрать из него печатную машинку и прямо здесь начать печатать статью. Но тут его поразила новая мысль: он понял, в чем причина его писательской неудачи. В нем сидит журналист; любое событие или явление он рассматривает с этой точки зрения. Не зря молодому Хемингуэю советовал старый репортер: хочешь быть писателем – брось журналистику. Правда, классик неплохо совмещал и то, и другое…

Итак, продолжал свою мысль Кирилл, нужен другой взгляд на вещи. Статью превращаем в рассказ… или в повесть. Древняя цивилизация на грани гибели от недостатка воды. Точнее, воды много: рядом большое озеро. Но оно медленно и неотвратимо становится соленым. Местный правитель идет за советом к жрецам (или волхвам), которые обещают обратиться к богам. Они всеми способами пытаются оттянуть время изречения своего мудрого совета: жрецы сами не знают, что делать. Они боятся ошибки, боятся падения авторитета. И тогда самый старый жрец тайно идет… Э-э… к кому он идет? В общем, он идет к… к Повелительнице дождя?

Кирилл уже в который раз остановился на этой странной дороге через озеро. Не зря он сюда приехал. Ох, не зря! Голова выдает идею за идеей. Молодец Женька! Поделился таким секретом! Хотя… если это секрет, можно ли о нем рассказывать, пусть даже в фантастической повести? Но, с другой стороны, никто не запрещает перенести место действия куда-нибудь в Африку. Или в горы Южной Америки – в Анды, например. Писатели-то всемогущи, оказывается. В конце концов, можно с Женькой посоветоваться… Кстати, если по этой дамбе ходят машины, что делают водители, если встретятся на середине пути? Здесь разъехаться абсолютно невозможно…

Впереди замаячило какое-то пятно. Оно постепенно становилось темнее, обретало нечеткие пока очертания. Кирилл напряженно вглядывался в белесую дымку, пытаясь угадать, что это, и понимая одно – берег уже близко. За полтора часа, потраченные на переход через дамбу, солнце так нагрело неподвижное зеркало озер, что над ними повис туманный слой испарений, скрывая все вокруг. Еще несколько десятков шагов, и пятно превратилось в раскидистое дерево. Все четче проявлялась береговая линия. Можно было разглядеть окончание дамбы; дорожная колея поднималась на небольшой откос и сворачивала вправо – как раз к этому одинокому дереву, которое теперь вырисовывалось очень четко. Кирилл ускорил шаг; ему не терпелось увидеть тот самый кирпичный дом, о котором говорил Женька. Скорее-скорее! Познакомиться с хозяйкой, договориться о проживании, а главное – вдоволь напиться чистой кипяченой воды. А потом завалиться на кровать, или лежанку, или просто на сено, и спать-спать-спать до самого вечера. То, что хозяйка может и отказать в постое, Кириллу даже не приходило в голову. Этого просто не могло быть потому, что не могло быть никогда! Не зря же он сюда столько времени тащился по жаре!

Кирилл наконец-то вышел на берег. Если бы у него было ружье, то обязательно пальнул бы из обоих стволов в небо. Но ружья, к сожалению, нигде поблизости не наблюдалось. Он поднялся по небольшому откосу и обернулся. Ему показалось, что дорога лежит на воде, едва заметно покачиваясь на волне. Хотя волн не было вовсе: поверхность озер была гладкой, как зеркало. Оторвавшись от созерцания пройденного пути – приятно все-таки посмотреть на дело рук своих, а, точнее, ног, – Кирилл поискал глазами обещанный дом. Собственно, искать долго не пришлось: вон он стоит! Над густыми кронами садовых деревьев видна его крыша. Надо пройти около километра по грунтовке вдоль берега пресного озера. Если по прямой, то было бы еще ближе, но здесь глубоко в сушу врезается залив, и нужно идти по дуге. А это одиноко стоящее дерево – не дуб ли? У лукоморья, понимаешь, дуб зеленый… Цепи златой только не видно: наверняка, сдали как лом цветных металлов. А кот ученый от огорчения ушел бродить по свету. Подойдя ближе, Кирилл лишний раз убедился, что ничего не понимает в ботанике; дерево было какой угодно породы, но только не дубом.

Ярко-желтый штакетник невысокого забора хорошо выделялся на фоне разнообразной зелени, которая властвовала вокруг; близость воды спасала местную растительность от сумасшедшего солнца. За забором худая женщина в линялом сарафане и белой панаме поливала из большой железной лейки кустики клубники. Кирилл некоторое время стоял у забора, наблюдая, как тугие струи воды вырывались из дырочек лейки и шуршали в клубничных листьях.

– Здравствуйте! – наконец произнес он.

Женщина подняла голову, поставила лейку на грядку и выпрямилась:

– Здравствуйте!

Она внимательно смотрела на пришельца, слегка щуря глаза. На вид ей было за пятьдесят. Лицо худощавое, сильно загорелое, без морщин. Из-под панамы, больше похожей на чепчик, выбивались русые волосы.

– Я разыскиваю Александру Владимировну, – сказал Кирилл.

– Вы ее нашли. Это – я.

Обратив внимание, что женщина смотрит не прямо в глаза, а куда-то выше, Кирилл сообразил, что выглядит, наверное, несколько нелепо с рубахой на голове.

– Через озеро шли? – спросила женщина.

– Мне сказали – так короче.

– Гораздо короче, – она кивнула. – У вас левая рука на солнце обгорела.

Кирилл поднял левую руку. Кожа на ней от локтя до запястья сильно покраснела.

– А что вы хотели?

– Видите ли, Александра Владимировна, – Кирилл стянул с головы рубашку. – Я слышал, вы сдаете комнаты. Хотел бы пожить у вас несколько дней, если можно.

– Можно, – сказала хозяйка. – Но это будет дорого. Это будет пятьсот рублей. – И, помолчав, добавила: – В день.

– Хорошо, я согласен. Мне нужно дней семь – до десятого.

– Значит, три пятьсот. Но комнаты у меня уже заняты. Могу предложить только флигель в саду.

– Замечательно! – обрадовался Кирилл. Он мял в руках рубашку и широко улыбался.

– Завтрак в восемь, обед в два, ужин в семь.

А тут, оказывается, еще и кормят?! И это хорошо!

– Здесь в поселке есть магазин, – продолжала хозяйка. – Но спиртного не приносить и никого не приводить.

– Я приехал работать, – попытался успокоить Кирилл.

– Огня не разводить, других постояльцев желательно не беспокоить, – продолжала меж тем женщина, и он понял, что лучше ее не перебивать.

Инструктаж был полный, состоящий из бесчисленных «не». Кирилл почувствовал себя студентом, которого перед поселением в общежитие привели на беседу к коменданту.

– Вы курите?

– Нет.

– Хорошо, входите. Калитка справа от вас.

А если бы курил, то калитка была бы слева?

Женщина внимательно следила, как новый жилец делает несколько шагов вдоль забора, открывает калитку, заходит в сад.

– Накиньте крючок!

Кирилл послушно затолкал острый носик крючка в железную петельку.

– Пойдемте, – женщина повернулась, легко подхватила лейку и пошла, не оборачиваясь, по узкой дорожке, мощенной каменными плитками.

Они прошли мимо клубничных грядок, сквозь яблоневый сад, мимо клумб с разнообразными цветами, в которых Кирилл тоже совершенно не разбирался. Теперь можно было хорошо рассмотреть добротный двухэтажный дом. Он был построен из серого камня, крыт волнистым шифером. Окна с деревянными рамами обрамлялись резными ставнями; дерево, скорее всего, пропитанное специальным лаком или олифой, чтобы сохранить естественный цвет, поблескивало на солнце.

Хорошее место. Так вот оно какое – лукоморье! Здесь, наверное, даже избушка есть на курьих ножках.

– Александра Владимировна, а кот у вас живет? – неожиданно для себя спросил Кирилл.

– Какой кот? – хозяйка обернулась, замедляя шаг.

– Да просто кот, – слегка смутился Кирилл. – Обыкновенный, домашний.

– У меня пес живет, – сказала хозяйка и махнула рукой вправо. – Вон будка.

Потемневшая от времени и непогоды будка имела солидные размеры. Из вырезанной в ее стенке овальной дыры торчали наружу полхвоста и когтистая лапа, покрытые мохнатой серой шерстью.

– Собаку не кормить! – добавила Александра Владимировна в перечисленный список очередное правило.

Покормишь такую: сама сожрет и не поморщится.

Обойдя дом, они приостановились у колодца – хозяйка оставила у сруба лейку, – затем пошли в глубь сада, где стоял небольшой, словно игрушечный, домик. Он был построен из досок, выкрашенных, как и забор, желтой краской. Над шиферной крышей возвышалась печная труба из темно-красного кирпича. Единственное окно занимало почти всю стену; получалось нечто похожее на витрину. Хозяйка поднялась по скрипнувшим ступенькам крыльца и отворила дверь.

– Входите.

Обстановка внутри была более чем скромной. Возле стены-окна стоял широкий стол, у стены напротив – старая кровать с никелированными шариками на железной спинке; на панцирной сетке лежал свернутым валиком полосатый матрац. У небольшой беленой печки в дальнем углу ютилось старое плетеное кресло. Там же на стене висела деревянная полка. Под столом Кирилл разглядел табуретку. В углу, слева от входа, располагался обшарпанный шкаф с двумя узкими дверцами, а справа от входа, тоже в углу, стояла оцинкованная мойка с рукомойником.

– Вот ваше жилище, – хозяйка обвела комнату рукой. – Устраивает?

– Вполне, – сказал Кирилл. Он снял рюкзак и аккуратно поставил его на дощатый пол. Потом накинул на плечи изрядно помятую рубашку: – Мне здесь очень нравится.

– Вот и замечательно! Сейчас белье принесу.

Пока Александра Владимировна ходила за постельным бельем, Кирилл осмотрел шкаф. В шкафу имелась полка на самом верху для хранения головных уборов, но там сейчас хранился большой алюминиевый ковшик с длинной кривой ручкой. Под полкой от стены до стены тянулась круглая деревянная палка; на ней, зацепившись проволочными крюками, висела пара плечиков. И в самом низу, на днище шкафа, рядом со стопкой старых газет, стояло большое оцинкованное ведро. Надо будет воды принести, решил Кирилл, пить хочется страшно!

Он раскрыл рюкзак и стал раскладывать вещи по своим местам: банки с тушенкой, хлеб, кружка и прочая мелочь потеснили на полке алюминиевый ковшик, ветровка повисла на плечиках, печатная машинка и пачка листов бумаги расположились на столе. Повертев в руках пустую банку из-под тушенки, Кирилл сунул ее обратно в рюкзак, который положил в шкаф рядом с ведром. Потом надел рубашку и двинулся в дальний угол изучать устройство печки.

Вскоре вернулась хозяйка. Она принесла тонкое шерстяное одеяло, подушку, две простыни и наволочку. Сложив все это на кровати, хозяйка рассказала, где за флигелем находятся летний душ и туалет, а также напомнила, чтобы Кирилл не задерживался к ужину: к обеду-то он опоздал. Заметив на столе пишущую машинку, Александра Владимировна приподняла бровь и сказала, что может сделать пару бутербродов.

– Нет, спасибо, – поблагодарил Кирилл. – Я как раз собирался прилечь отдохнуть.

– Как хотите, – хозяйка пожала плечами и вышла.

Кирилл закрыл за ней дверь, но тут же вспомнил, что хотел попросить воды для питья. Высунувшись на улицу, он увидел, что хозяйка идет в сторону колодца.

– А мы и сами с усами, – пробормотал Кирилл и достал из шкафа гремящее ведро.

Когда он подошел к колодцу, хозяйка с лейкой в руке уходила за угол дома. Наверное, в этом деле нет ничего сложного, подумал Кирилл и стал изучать устройство колодезной системы. От крепкого деревянного сруба вертикально вверх шло два толстых бревна, на которых крепились ворот и двускатный шиферный навес. На вороте – круглом бревне, насаженном на железную рукоятку, – была навита крупнозвенчатая цепь, и на вбитом толстом гвозде висело за ручку слегка помятое ведро.

Кирилл снял ведро с гвоздя, потянул цепь книзу и стал наблюдать, как ведро опускается в глубь колодца, медленно растворяясь во тьме. Вскоре звенья цепи сами потекли меж пальцев, ворот завертелся, застучал, опасно раскручивая железную рукоятку. И все это продолжалось в убыстряющемся темпе, пока из глубины не донесся далекий всплеск.

Вытягивать ведро из колодца оказалось не таким простым делом, хотя Кирилл и не считал себя слабаком. Но потом он приноровился вертеть ворот, и дело пошло. Единственно, что страшило в этом процессе, это случайно выпустить рукоятку – вот уж тогда не поздоровится! Наконец из глубины показалось ведро, полное прозрачной воды. Кирилл перехватил его за дужку и аккуратно поставил на край сруба. Наконец-то он напьется! А то язык к горлу присох, и губы превратились в растрескивающийся камень.

Кирилл осторожно перелил воду в принесенное цинковое ведро и принялся наматывать остаток цепи на ворот и выискивать вбитый в него гвоздь, чтобы прицепить колодезное ведро. Неожиданно за спиной он услышал какой-то всхрапывающий звук и, обернувшись, чуть не запрыгнул на край сруба. Огромное мохнатое чудовище, судя по всему – тот самый хозяйский пес, задумчиво обнюхивало край цинкового ведра, а затем опустило в него свой черный нос и принялось шумно лакать воду.

– Эй, собакин! Или как там тебя?! – возмущенно окликнул пса Кирилл. – Хорош жрать мою воду!

При этих словах полагалось грозно надвинуться на противника, но совершенно не хотелось этого делать.

Пес продолжал спокойно хлебать воду, задумчиво приподняв брови или то, что у человека называется бровями, а у собак, может быть, как-нибудь по-другому.

Кирилл вновь попытался отогнать собаку, но даже очень эмоциональное «Фу!» на пса не подействовало. Оставалось только ждать, когда мохнатое животное утолит жажду. Кирилл прислонился к шершавому срубу и облизнул пересохшие губы. Пить хотелось страшно!

Пес поднял морду и громко фыркнул. С минуту он стоял не двигаясь, потом сунулся к ведру, нехотя лизнул воду. Видимо, решив, что на сегодня хватит, он медленно развернулся и не спеша двинулся прочь. Забравшись в свою будку, он повозился немного, высунул наружу заднюю лапу и хвост. А потом было слышно, как пес громко, с прискуливанием, зевнул и чуть позже вздохнул совсем по-человечески.

– Так! – громко произнес Кирилл. Он схватил ведро, выплеснул всю воду на цветочный газон и решительно зашагал к флигелю. Даже если ведро прокипятят, вымоют с мылом, а затем прохлорируют, он никогда не будет из него пить! С грохотом поставив ведро в шкаф, Кирилл выдернул с верхней полки алюминиевый ковшик, выпрямил кривую ручку и зашагал обратно к колодцу. Теперь он управился с воротом несколько быстрее. Даже попытался уловить момент, когда ведро наполнится водой только наполовину, чтобы легче было поднимать. Мокрое и холодное, оно поднялось из глубины, наполненное на две трети. Кирилл удовлетворенно хмыкнул, выставил его на край сруба и зачерпнул ковшик. Показав собачьей будке язык, Кирилл наконец-то начал пить, не обращая внимания на ломоту в зубах от ледяной воды. Его лицо тут же покрылось испариной.

– Зря вы такую холодную воду пьете, – раздался за его спиной голос.

Кирилл едва не поперхнулся. Он оглянулся и посмотрел на хозяйку.

– Кстати, как вас зовут? – спросила она.

– Кирилл.

– А по отчеству?

– Иванович.

– Ну вот что, Кирилл Иванович. Я понимаю, сейчас очень жарко, но настоятельно рекомендую не пить воду сразу из колодца. Вот возьмите, – она протянула большой эмалированный бидон с крышкой: – Налейте в него воды и поставьте на солнце, она не будет такой холодной. А так горло простудите. Вот вам еще полотенце: я забыла сразу принести.

Кирилл взял бидон, повесил полотенце себе на плечо и поблагодарил.

– Не за что, – коротко сказала Александра Владимировна и пошла было к дому, но остановилась: – У вас там в шкафу ведро стоит, так вы его не трогайте. Я в нем воду таскаю для мытья полов и для Шарика.

«Замечательно! – усмехнулся про себя Кирилл. – Милый, добрый, умный пес Шарик доходчиво мне все объяснил».

Вернувшись во флигель, он перелил часть воды в рукомойник, скинул рубашку, умылся (а мыло-то с собой тоже не захватил), вытерся пахнущим свежестью полотенцем, разулся и улегся на кровать, предварительно раскатав матрац. Надо бы постель расстелить, подумал Кирилл, но решил полежать минут пять-десять просто так. Единственно, на что хватило сил, это подложить под голову подушку без наволочки. Он даже не заметил, как крепко уснул.

Открыв глаза, Кирилл некоторое время разглядывал потолочные доски, выкрашенные белой краской. Во флигеле царил легкий полумрак, и было жарко. Потянувшись, Кирилл сел на кровати; коротко скрипнула панцирная сетка. Он немного посидел, опустив голову, потом взглянул на часы: время подбиралось к шести часам вечера. Во сколько там ужин у Александры Владимировны? В восемь? Нет, в восемь утра – завтрак, а ужин в семь, точнее, в девятнадцать ноль-ноль. А пить-то все равно хочется. И горло першит. Как бы точно не простудиться. Кирилл кашлянул несколько раз, больше для проформы.

Поднявшись с кровати, он подошел к столу, где рядом с пишущей машинкой стоял бидон. Воды в бидоне почти не осталось: она вся ушла на умывание. Придется вновь прогуляться до колодца. Нехотя плеснув в лицо пару пригоршней воды из рукомойника, Кирилл вытерся полотенцем, надел рубашку, сунул босые ноги в кроссовки, подхватил бидон и вышел за дверь.

В саду было заметно прохладнее, чем во флигеле. И пахло здесь не разогретым деревом, а цветами и морем. Высокие вишни пытались скрыть собой солнце, но его лучи простреливали насквозь не слишком густые кроны. Еле слышно шумела листва, иногда с громким жужжанием пролетало какое-нибудь насекомое. Кирилл, размахивая бидоном, быстро шел по мощенной плитками дорожке. Он так увлекся разглядыванием окрестностей, что едва не налетел на шестилетнего мальчишку. Тот сидел на корточках у края дорожки и внимательно разглядывал что-то в цветах. Он был в темно-зеленых штанах-комбинезоне, такого же цвета рубашке с коротким рукавом и широкополой панаме. На ногах – сандалии, тоже зеленого цвета.

– Привет, разведчик! – Кирилл остановился.

Мальчишка неспешно поднял голову и забавно прищурился. Лицом он был похож на веселого рысенка.

– Привет! – сказал он так четко, как говорят дети, недавно научившиеся говорить букву «эр», но желающие показать, что это дело плевое.

– Что разведываешь?

– Да вот, – малыш кивнул на желто-оранжевый огонек одуванчика. – За ним наблюдаю.

Кирилл присел рядом. Он увидел, как в лохматой чашечке цветка копался лохматый шмель.

– Не боишься? – Кирилл глазами указал на шмеля. – Они ведь кусаются.

– Это если ему мешать, – со знанием дела ответил маленький разведчик. – А я только смотрю.

– И что интересного увидел?

Мальчишка пожал плечами:

– Я просто думаю: если пчелы собирают нектар, то потом они делают мед. А шмели делают мед?

– Нет, они, скорее всего, нектар просто съедают.

– А откуда ты знаешь? Может, они его просто хорошо прячут? Вот ты знаешь, где живут шмели?

Где живут шмели, Кирилл не знал.

Шмель, изрядно вымазавшись в желтой пыльце, сорвался с цветка и сердито загудел в сторону озера.

– Если за ним быстро побежать, мы бы узнали, где он живет, – сказал мальчишка и поднялся на ноги. Он смотрел снизу вверх, щуря большие серые глаза. Несколько маленьких веснушек проглядывали на переносице вздернутого носа.

– Ну, я думаю, мы за ним не побежим, – Кирилл улыбнулся и показал бидон. – У нас есть более важные дела.

– В нашей комнате целое ведро стоит, – сообщил мальчишка. – Но мы ее почти не пьем: нас баба Саша чаем угощает.

– Так ты, значит, чай любишь? И с вареньем, небось?

– Конечно, – мальчишка заулыбался, показав два больших передних зуба. – Скоро мы ужинать пойдем, и баба Саша угостит всех вишневым вареньем. Ты тоже приходи.

– Обязательно, – пообещал Кирилл. – Кстати, меня зовут Кирилл. – Он протянул руку.

Мальчишка вложил свою ладошку и представился:

– Катя.

Оказывается, это не разведчик, а разведчица!

– Ну ладно, мне пора, – сказала Катя и вприпрыжку побежала по дорожке в сторону дома.

Кирилл проводил ее взглядом, усмехнулся и пошел к колодцу.

Без пяти минут семь он отправился на ужин. Перед тем, как выйти в сад, он тщательно заправил рубашку в джинсы, причесался найденной в кармашке рюкзака расческой и пожалел, что не захватил с собой хотя бы маленького зеркальца: вдруг щека или лоб испачканы какой-нибудь сажей – и знать не будешь. А потом он спохватился, что и бритвы не захватил. Так и ощупывал он подбородок, пока шел по дорожке мимо клумб и грядок.

Главный вход в дом, судя по всему, находился со стороны озера: из окна флигеля или от колодца можно было видеть только каменную стену в четыре окна на каждом этаже да небольшую деревянную дверь черного входа. Кирилл завернул за угол и остановился. Фасад дома был украшен резным деревянным крыльцом. Рядом с ним широкая деревянная лестница с крепкими перилами тянулась кверху вдоль стены слева направо, а после небольшой площадки на середине пути – справа налево. Оказывается, на второй этаж был отдельный вход.

Перед домом было обширное пространство, ограниченное с двух сторон изгородью из кустарника черной смородины. И только в сторону озера никаких границ не было – разве что берег в пятидесяти шагах от дома. У дальней живой изгороди стояли врытые в землю две длинные лавочки и дощатый стол под навесом. Как раз за этим столом сидели мужчина и женщина, и Александра Владимировна, вышедшая на крыльцо с самым настоящим угольным самоваром, указала глазами в их сторону.

– Проходите, Кирилл Иванович, присаживайтесь.

Приблизившись, Кирилл смог лучше рассмотреть сидящих. Очень красивая женщина лет двадцати пяти была в соломенной шляпе с огромными полями. Смуглое лицо обрамляли коротко остриженные каштановые волосы. Она носила синюю мужскую рубашку с большими карманами на груди и джинсы. Женщина внимательно посмотрела на Кирилла, и он успел заметить, что у нее серые глаза. Он даже удивился, что успел это заметить: мужчины обычно не обращают внимания на цвет женских глаз.

Вглядываясь в ее лицо, Кирилл пытался разобраться в смутном чувстве чего-то знакомого. Где-то они уже встречались. Но где?

От попытки вспомнить его отвлек мужчина, который поднялся со своего места и представился:

– Борис.

Кирилл назвал себя и пожал широкую белую ладонь. Потом выжидательно взглянул на женщину.

– Анжела, – медленно проговорила она.

Несмотря на жару, мужчина был в костюме, правда, без галстука; ворот его белой рубашки был расстегнут. Серый пиджак, серые брюки, ослепительно начищенные туфли – просто яснее дня, чернее ночи. Сколько лет было этому человеку – сказать трудно. Можно было дать ему и тридцать, и сорок, и пятьдесят. Наверное, это свойство всех людей с крупными чертами лица, которые скрадывают возраст. Хотя Александра Владимировна как раз худощава, а тоже не определишь, сколько ей лет.

Мужчина вернулся на свое место рядом с Анжелой, а Кирилл подумал, что если они муж и жена, то более неподходящих друг для друга людей он не встречал. Конечно, это только внешнее впечатление, но все же… Ее можно представить на светской тусовке в окружении толпы поклонников, на страницах глянцевых журналов, на экране телевизора. И Кирилл уже сам верил, что так оно и есть на самом деле. Что стоит один только ее взгляд: «Я знаю все, что вы хотите мне сказать. Мне и так все надоело, я хочу от всего отдохнуть». А Борис как-то не вписывался в ту жизнь, которая только что была придумана для Анжелы. Чтобы дополнить его образ, Кирилл мысленно надел на него серую, в тон костюму, шляпу и дал в руки оранжевый кожаный портфель с двумя никелированными замками. Ни дать ни взять сельский бухгалтер, попавший на ту самую светскую тусовку. Даже вид у него виновато-любопытствующий. От долгого хождения по полям страны его брови и волосы выгорели на солнце, и, сколько их не причесывай (волосы, конечно), все равно будут выглядеть растрепанными. Хотя почему выгорели? Он же в шляпе должен ходить!..

– Кирилл Иванович, не поможете разжечь самовар? – Хозяйка вынула из кармана передника, повязанного поверх сарафана, несколько длинных лучин и коробок спичек. Самовар уже стоял на небольшой табуреточке рядом со столом.

– С превеликим удовольствием, – Кирилл принял лучины и спички. – Правда, такой самовар я видел только в кино и на картинках, но даже интересно попробовать.

– Если что, – сказала хозяйка, – Борис Борисыч вам поможет.

– Да, конечно, – Борис Борисыч зашевелился и начал выбираться из-за стола. – У вас где-то была самоварная труба.

– Вон за вашей спиной… на траве лежит.

– Да-да-да, – забормотал Борис Борисыч. Он выбрался из-под навеса как-то уж очень неловко, будто ему мешал невидимый портфель, и шляпа готова была вот-вот слететь. Кирилл подавил улыбку, присел перед самоваром и чиркнул спичкой.

Внезапно налетел маленький вихрь. Он с шумом пронесся по двору и бросился к Анжеле.

– Мама, мама! Я видела на цветке огромную бабочку! Вот такую!

Кирилл поднял голову, посмотрел на Катю, которая, раскинув руки в стороны, показывала, какую «вот такую» бабочку она видела. Девочка была без панамки и сейчас еще больше походила на рысенка; ее каштановые с рыжинкой волосы были собраны в два забавных хвостика, которые торчали кверху, как рысьи ушки. Кирилл теперь понял, почему лицо Анжелы показалось ему знакомым: Катя была маленькой копией матери. Может, если снять с Анжелы шляпу, под ней тоже окажется два забавных хвостика?

Разгоревшиеся лучинки затрещали. Кирилл сунул их в самоварное нутро, а стоявший наготове Борис Борисыч нахлобучил сверху самоварную трубу.

– Вот и чаек скоро будет готов, – сказал он, потирая руки.

– А когда он закипит? – поинтересовался Кирилл. – Здесь, наверное, целое ведро воды помещается.

– Да скоро, – Борис Борисыч махнул рукой.

Они вернулись за стол. Катя сидела рядом с Анжелой, сосредоточенно пересчитывая зубцы на своей вилке. Александра Владимировна раскладывала по тарелкам вареную картошку. Стояла тишина, изредка нарушаемая гудением шмеля или пчелы. Пахло морем и дымом, который лениво струился из самоварной трубы.

А здесь ведь хорошо, подумал Кирилл, и даже очень!

Он уже сто лет никуда не выезжал из города. Работа – дом, дом – работа. Туда-сюда, сюда-туда – как ткацкий челнок. Или деталь на быстро мчащемся конвейере жизни, которую крутят, передвигают, переделывают многочисленные обстоятельства, подчиняют бешеному ритму. Бесконечная череда событий, множество знакомых и незнакомых лиц, нескончаемые разговоры, бездна информации, масса впечатлений; все это вертится, крутится в неостановимом водовороте бытия, сливается в единое целое и неотвратимо погружается во мрак забвения. В памяти остаются только обрывки потускневших воспоминаний, где переплетаются, врастая друг в друга, реальность и невольная фантазия. И появляется идея, что ценен только сегодняшний день, только здесь и сейчас. Только безоглядно вперед. Все быстрее и быстрее. А зачем? Для чего быстрее? Почему это лучше? Эти вопросы отбрасываются. Они подрывают идею безоглядного движения, они никому не нужны. Действительно, не нужны? Кирилл вспомнил, как попал в больницу с переломом щиколотки. Он лежал в одноместной палате с загипсованной ногой, выключенный из процесса бесконечных дел, вне ежедневной суеты. И мир прекрасно обходился без него; вселенская катастрофа не разразилась. Скука только начала заедать. Скука и тоска. Совершенно непонятная тоска. А может, и вполне понятная – тоска по человеческому общению. Что-что, а пообщаться Кирилл любил с детства. Может, это когда-то и определило его будущую работу. Ему удавалось быстро становиться центром почти любой компании. И ему это нравилось. Он мог увлекательно рассказывать о себе, о своей профессии. Тем более что вызвать начальный интерес к себе было не сложно: «А вы где работаете? – В такой-то газете. – Да! А кем? – Журналистом. – А фамилия ваша?.. – Такая-то. – Ой, читала-читала (или, читал)…» и так далее. Правда, с некоторых пор Кирилл стал обращать внимание, что в подобных ситуациях ведет себя несколько однообразно – как актер, изображающий на сцене в тысячный раз одного и того же героя. Уже и штампы определенные появились в поведении, в словах. Но кто сказал, что это плохо? Да и в разных компаниях это происходило. Приятно же добиться заинтересованного взгляда красивой женщины, например такой, как сидящая напротив Анжела. А добившись интереса к себе, Кирилл легко переходил ко второй, возможно, более важной части общения. Из рассказчика он легко превращался в чуткого слушателя, то есть становился еще более приятным собеседником. И уже подавляющее большинство присутствующих наперебой рассказывали о себе. С этого момента можно было спокойно и без усилий наслаждаться всеобщим вниманием, пользуясь той самой роскошью человеческого общения. Все это для Кирилла стало своеобразным наркотиком, и сейчас, сидя за столом, он предвкушал удовольствие от будущего разговора… За спиной что-то загудело, забулькало.

– Самовар поспел, – тихо проговорила Александра Владимировна, поднимаясь из-за стола. – Что-то вы, Кирилл Иванович, совсем ничего не едите?

– Почему же, – смущенно пробормотал Кирилл. – Картошка у вас очень вкусная. – И он поспешил наколоть на вилку самую большую картофелину.

Картошка, действительно, оказалась очень вкусной. И свеженькие огурчики да квашеная капустка были весьма кстати. Кирилл только сейчас понял, как проголодался. Он бы и от водочки не отказался, но вот ее-то как раз и не было и, судя по всему, не предвиделось. Ах, да! Одно из условий здешнего проживания запрещало спиртное. Ну что же, трезвость – норма жизни, хотя и скучная.