Текст книги "Пришельцы. Выпуск 2"
Автор книги: Юрий Васильев
Соавторы: Ирина Монина,Вадим Невзоров,Вероника Черных,Николай Бондарев,Татьяна Туманова,Вячеслав Мягких,Елена Романенко,Олег Павлов,Николай Бодров
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
Ян Разливинский
Хьюго плюсВ первом выпуске «Пришельцев» мы рассказывали о Фаддее Булгарине, как об «отце-основателе» отечественной фантастики. Критерии, которыми пользовались для определения столь почетного титула, были просты: это писатель, который регулярно обращался к жанру, использовал в своих произведениях элементы не только утопической, но и технической фантазии, и – что тоже немаловажно – был одним из первых. Булгарин по всем этим параметрам проходит полностью, но признавать его основоположником русской фантастики все равно не спешат.
За океаном все наоборот: Хьюго Гернсбек, стоящий во главе пантеона американской фантастики, конечно, свято веровал в науку и технику как краеугольный камень литературной фантазии, но и написал всего-то ничего, и первым уж точно не был. Более того, он даже не был американцем…
Хьюго мог бы стать неплохим виноторговцем – пойди он по стопам отца. Но парня влекли техника, изобретательство, а Соединенные Штаты, в которых Эдисон и Тесла уже творили будущее, казались вожделенным раем… И потому, закончив вначале промышленное училище (конечно же, по специальности «электрик»!) в родном Люксембурге, а потом и техникум в германском Бингене, Хьюго Гернсбек в феврале 1904 гада, то есть двадцати лет от роду и с сотней долларов в кармане, пересекает океан.
Если денег у него немного, то зато идей – хоть отбавляй. А поскольку природа не обделила его и предпринимательской жилкой, вскоре в Нью-Йорке появляется компания по импорту из Европы в США дефицитных электрических комплектующих. В это же время он патентует особый вид сухого электроаккумулятора (всего на его счету будет около 80 патентов), а уже через год фирма Гернсбека первой в мире начала производить и продавать общедоступные радиокомплекты для приема и передачи радиосообщений азбукой Морзе, то есть первые домашние радиоприемники. Гернсбек одержим идеей внедрения радио и электричества в быт (он, кстати, занимался и первыми опытами по передаче телевизионного сигнала и даже первым в 1909 году применил термин «television»), а если идея приносит еще и доходы – то что ж в этом плохого?
На волне популяризации технических знаний и рождается Гернсбек-писатель.
Впрочем, сразу оговорюсь: собственное литературное наследие Гернсбека, особенно по сравнению с тем, сколько сейчас выдают «на-гора» даже начинающие фантасты, – ничтожно. Это два романа (причем второй – «Последний мир» – увидел свет через несколько лет после смерти Хьюго), цикл рассказов «Новые научные приключения барона Мюнхгаузена» и три отдельные новеллы. Плюс несколько книг технического и научно-популярного толка. Согласитесь, немного, если учесть, что прожил Гернсбек 83 года и скончался в августе 1967-го.
Зато список основанных Гернсбеком журналов впечатляет намного больше: свыше шестидесяти наименований! Первый из длинного ряда – «Modern Electrics» – увидел свет в 1908 году, последний, «Science Fiction Plus», – в 1953-м. Некоторые из них, правда, за свою историю по два-три раза меняли названия, но даже с учетом этого факта цифра ошеломляющая. В списке журналов – «Сексология» и «Новости телевидения», «Ежемесячный научный детектив» и «Истории о пиратах», «Фотоумелец» и «Популярная медицина». Радио – главная любовь Хьюго, но в журналистике он всеяден и всеохватен. Кажется, он берется за все, что интересно, ввязываясь во все новые и новые проекты и невзирая на то, что многие из них, вспыхнув, мгновенно гаснут – через год, два, даже в течение года…
И, конечно же, особое место в этом списке отведено фантастике.
Уже в своем первенце – журнале «Modern Electrics» – он публикует фантастику и дебютирует как фантаст – с романом «Ральф 124C 41+»(1911).
«Эта повесть, действие которой происходит в 2660 году, – писал во вступлении Гернсбек, – должна рассказать читателю о будущем с точностью, совместимой с современным поразительным развитием науки. Автору хочется особо обратить внимание читателя на то обстоятельство, что, хотя многие изобретения и события в повести могут показаться ему странными и невероятными, они не невозможны и не выходят за пределы досягаемости науки».
Рождение романа, по признанию самого автора, было спонтанным: «Я не помню, что именно побудило меня писать „Ральфа“. Однако я не забыл того, что начал работать над этим романом, не имея общего плана повести. Я сам не знал, чем она кончится и о чем будет идти дальше речь, – писал он в 1950 году. – Поскольку повесть печаталась из месяца в месяц, автору, как это всегда бывает, приходилось всячески изворачиваться, чтобы сдать материал вовремя, но мне как-то удавалось с этим справиться; однако нередко я поспевал только к трем или четырем часам утра в день сдачи. Нечего и говорить, что литературное качество повести сильно страдало от этих ежемесячных акробатических фокусов, но ее научная и техническая сторона каким-то образом оставалась в большинстве случаев невредимой».
Да, сторонник отображения в фантастике определенных научных и технических идей, он не может похвастать литературным талантом: «Ральф» написан суховато и непритязательно. Зато сколько в нем технических кундштюков! Уже на первых страницах мы встречаем стеклянную мебель, видеофон (телефот), факс, реле электроосвещения, реагирующее на звуковые команды, воздухолет, люминесцентные светильники, узнаем о межконтинентальной связи, автоматическом переводе с любого языка, управлении погодой… Его роман – распахнутая шкатулка Пандоры, из которой так и сыплются чудеса далекого будущего (впрочем, Гернсбек, перенеся действие на семь веков вперед, оговорился, что человеческий прогресс столь стремителен, что многое из описанного им появится гораздо раньше – и был прав).
Комбинацию 124C 41 (такова приставка к имени главного героя) Гернсбек переводит как «тот, кто предвидит для всех», а знак «+» означает принадлежность к десяти самым выдающимся умам планеты. Такое рациональное использование имени после Гернсбека нередко использовали фантасты во всем мире, в том числе и в СССР (к примеру, в романе «Пылающие бездны» Н. Муханова, 1924).
Главное для Гернсбека – идеи, но и о сюжете он не забывает, понимая, что напичканный самыми интересными идеями отчет будет читаться намного хуже, чем те же самые идеи, поданные в приключенческом антураже. Коварные злодеи, марсиане, погони – пересказывать сюжет вряд ли имеет смысл: книгу в 1964 году перевели в СССР и отыскать ее у букинистов довольно легко, а в электронных библиотеках – и вовсе дело нескольких секунд…
Гернсбеку повезло: он не только стоял у истоков нового суперпопулярного жанра, но и мгновенно осознал эту грядущую суперпопулярность. Не удивительно, что в апреле 1926 года увидел свет первый в мире журнал, ПОЛНОСТЬЮ посвященный научной фантастике. Поименовал его Хьюго – «Удивительные истории» (Amazing Stories). Позже к нему добавляются «Воздушные чудесные истории» (Air Wonder Stories), «Научные чудесные истории» (Science Wonder Stories), «Научный чудесный ежеквартальный журнал» (Science Wonder Quarterly) и «Ежемесячный научный детектив» (Scientific Detective Monthly). Потом будут еще «Чудесные истории» (Wonder Stories) и «Научная фантастика плюс» (Science Fiction Plus). Но культовым, разумеется, останется самый первый…
То, что Гернсбек стоял у истоков жанра – не пустые слова: первые номера Amazing Stories заполняют перепечатки: Жюль Верн, Герберт Уэллс, Эдгар По. Своих авторов почти нет. Но по мере того, как растет популярность жанра, растет и число «местных», американских, авторов. Конечно, многие имена ныне ничего не скажут даже знатокам жанра, но другие шагнули и в XXI век, оказавшись на наших с вами книжных полках: Джон Кемпбелл, Айзек Азимов, Клиффорд Саймак, Мюррей Лейнстер, Роберт Хайнлайн, Альфред Бестер, Теодор Старджон, Фредерик Пол, Рэй Брэдбери. Все они были азартными читателями, а позже, когда подросли, успели опубликоваться.
И все они вышли из ярких двадцатипятицентовых тетрадок Amazing Stories, как иные авторы из гоголевской «Шинели»…
Особым достижением Гернсбека было то, что он не забывал и об «обратной связи»: из номера в номер в журнале печаталась обширная переписка с читателем. По сути, Гернсбек организовал первый форум для любителей фантастики – почти за семьдесят лет до того, как подобные форумы появились в Интернете…
За свою жизнь, он успел сделать фантастически много и сохранил свое имя в истории тоже по-фантастически ярко: в честь его заслуг в 1953 году была основана одна из самых весомых премий мировой фантастики – премия «Хьюго» (которую, кстати, он же сам в 1960 году и получил в качестве «отца журнальной научной фантастики»).
Свое тело он завещал медицинскому колледжу в Корнелле, но дух его воспарил намного выше земных пределов: умерев за пару лет до высадки американских астронавтов на Луну, он, как это бывало только в любимой им фантастике, все же сумел оказаться там: в честь Хьюго Гернсбека был назван один из лунных кратеров…
Р – значит Рэй (1920—2012)Не стало Рэя Брэдбери.
Можно было бы написать, что ушел классик жанра, последний из великих гранд-мастеров «золотого века» американской фантастики – и это было бы правдой. Но парадокс жизни и творчества этого писателя заключается в том, что на самом деле его физический уход ничего не изменил, и потому говорить о Брэдбери в прошедшем времени как-то странно и вообще не нужно. Он, многие годы смешивавший в своих рассказах эпохи, и сам в какой-то момент оказался вне времени, поднявшись над его стремительным потоком. Читая его рассказы, совершенно не задумываешься о том, когда они были написаны, да и сами они не несут примет периода создания. Скажем, «Здесь могут водиться тигры» был написан им в 1951 году, а «Марсианский затерянный город» – в 1967-м. Но если бы случилось наоборот, мы не почувствовали бы разницы – настолько «подходят» тексты любому отрезку времени.
– Я не пишу фантастику, – говорил он. – Моя единственная по-настоящему фантастическая вещь – «451 градус по Фаренгейту», она отталкивается от реальности. А остальное – фантазия, миф.
Есть ли разница, когда был создан миф, если ему уготована вечность?
Даты были интересны нам – но не ему.
В двенадцать лет он решил стать писателем, в двадцать один, в 1941 году, наконец-то дебютировал в настоящем журнале (до этого были любительские фэнзины) с рассказом «Маятник». В 1943-м появляется первый рассказ из тех, что позже будут признаны классическими – «Р – значит ракета», а в 1947-м – «Каникулы на Марсе», который позже по воле автора станет своеобразным эпилогом «Марсианских хроник». В том же году вышел и первый авторский сборник Рэя – «Темный карнавал».
Начиная с 1943 года рассказы сыплются, как из рога изобилия: около двух десятков в 44-м, дюжина в следующем году, пятнадцать – в следующем… С начала 70-х поток иссякает, бывают моменты, когда он замолкает на год, даже на три, потом – с середины 90-х – снова активно работает, а последний свой рассказ „You Must Never Touch the Cage“ публикует в 2011, за год до смерти. Но скажите, кто-то замечал эти паузы, спады и взлеты? Для нас все эти долгие годы Брэдбери просто БЫЛ, он присутствовал в жизни любого поклонника фантастики Земли как некая неизменная составляющая бытия, константа. Даже награды не находили его вовремя, а «догоняли», словно не было разницы в том, когда они вручались: своего второго «Хьюго» он получил в 2004 году за книгу, вышедшую в 1953-м – «451 градус по Фаренгейту», целый ряд других премий – в том числе и «Небьюлу» – ему вручили за общий вклад, а не за конкретные произведения.
Он был интересен тем, что создал, а не тем, как жил. И потому как само собой разумеющееся воспринимались факты, что человек, отправлявший героев за сотни парсек, никогда не садился за руль автомобиля и принципиально не летал на самолетах. Когда в 1970 году в Японии проходила международная встреча фантастов, Брэдбери остался в Штатах, прислав в качестве приветствия поэму «Плыви, человек!». Да, и поэтическому творчеству он не был чужд, опубликовав больше десятка сборников стихотворений и поэм. А еще он писал пьесы, сценарии, выдал множество статей и эссе.
Впрочем, Брэдбери – это, конечно, прежде всего, рассказы. Рассказы, в которых он, быть может, более поэтичен, чем в своих стихах. На его счету только одиннадцать романов. Для профессионалов, «выпекающих» по дюжине книг в год, – ничтожно мало. Да и самые знаменитые «Вино из одуванчиков» и «Марсианские хроники» были собраны воедино как раз из отдельных рассказов. А «451 градус по Фаренгейту» в свое время вырос из небольшого рассказа «Пожарный».
Я не помню, какой рассказ Брэдбери был для меня первым, но первой книгой точно оказался сборник «Р – значит ракета», выпущенный в 1973 году издательством «Детская литература» и – редкий случай в советской издательской практике – почти полностью копировавший оригинальный американский сборник 1962 года. О, это было великолепное собрание: «Ревун», «Земляничное окошко», «Ракета», «Золотые яблоки Солнца», «И грянул гром»… Детское сознание не все поняло и восприняло – ожидалась, очевидно, не совсем ТАКАЯ фантастика, но основной мотив я тогда уловил точно: тревога, смешанная с легкой грустью. Этот мотив струился из рассказа в рассказ, обнаруживаясь в самых, казалось бы, оптимистических произведениях – своеобразное фирменное вино из одуванчиков, рецепт которого пытались повторить многие, но наверняка знал лишь один Брэдбери.
…Власти страны победившего социализма были очень избирательны в допуске на ее просторы иностранных писателей. Иных мы узнавали лишь по одному-двум рассказам, иные пришли к нам вообще лишь в 90-е годы, когда страну накрыла волна переводной фантастики. А Брэдбери повезло. Его дебют в СССР оказался невероятно удачным: в 1956 году у нас вышел роман «451 градус по Фаренгейту» (позже переиздававшийся на русском языке, в сборниках и отдельно, свыше тридцати раз). Эта книга позволила чиновникам от литературы нацепить на Брэдбери ярлычок «обличитель капиталистического строя», а несколько других переводов добавили второй ярлычок – «лирик». Было большой удачей получить именно такую оценку. Это вам не «милитарист» Хайнлайн и не «порнограф» Фармер, дорога которым была наглухо закрыта на долгие годы. Благодаря этим ярлычкам мы получили возможность еще в 60-е годы прочесть лучшие рассказы Брэдбери в блистательных переводах Т. Шинкарь, Н. Галь, З. Бобырь, Р. Рыбкина, Л. Жданова, других… Его переводили много и охотно – регулярно выходили сборники, в журналах появлялось по несколько рассказов в год, их перепечатывали и региональные газеты. Ярлычки притупляли бдительность чиновников. А, Брэдбери? Это который про Марс? Для детей?.. Ну-ну…
А между тем долгие годы «безобидные» рассказы Брэдбери были словно та горошина под ворохом перин в известной сказке: они создавали некий дискомфорт, не позволяли разуму погружаться в сон обыденщины, в застой, заставляли воспринимать окружающий мир золотыми глазами его марсиан.
На Урале первую перепечатку (рассказ «Детская комната») дала в 1963 году свердловская молодежка «На смену!». В 1965-м челябинский «Комсомолец» напечатал «Убийцу»…
Впрочем, была у ярлычков и отрицательная особенность: идя проторенной дорогой, переводчики чаще всего выбирали из вороха произведений именно те, что ложились под штамп, благо рассказов таких было предостаточно, и притом рассказов отличных.
Между тем Брэдбери – Гранд-мастер мирового конвента любителей ужасов (2001), обладатель двух премий имени Брэма Стокера (1988 и 2002) и премии Международной Гильдии Ужаса (1999 г., номинация «Живая легенда»). «Мертвец никогда не воскреснет», «Карнавал трупов», «Надгробный камень» – это тоже Брэдбери, и это уже не «лирика» и не «обличение капиталистического мира», это хоррор, это «ужастики», холодный октябрьский ветер и тени, ползущие по границе зыбкого света. Этого, другого Брэдбери мы узнали много позже, в 90-е. Но удивились ли? Нет, нисколько. Приняли? Да, безоговорочно. Потому что и в этих произведениях он оставался самим собой. Человеком, творившим мифы нашего времени. И других, далеких пока времен.
И потому, быть может, лет через пятьсот астронавт, за миллиарды миллиардов километров от Земли, наблюдая, как медленно разгорается на экране центр Галактики, нажмет сенсор и услышит в наушнике:
«Ему снилось, что он затворяет наружную дверь – дверь с земляничными и лимонными окошками, с окошками цвета белых облаков и цвета прозрачной ключевой воды…»
Птеродактиль над ЛондономПеред тем, как навсегда исчезнуть в джунглях Амазонии, полковник Перси Фоссет поведал Артуру Конан Дойлу о своем путешествии к неприступному плато Рикардо Франко-Хиллс, расположенному на границе Бразилии с Боливией. «Время и человек оставили эти вершины в неприкосновенности, – вспоминал полковник. – Они возвышались здесь, покрытые лесами, словно потерянный мир, и воображение смело могло населить их существами, уцелевшими от давно прошедших веков».
Вдохновленный экзотическими рассказами путешественника, Конан Дойл пишет свой роман «Затерянный мир», увидевший свет в 1912 году. Творения писателя к тому времени идут нарасхват и роман тут же публикуется в одной из лондонских газет, журнале „The Strand Magazine“ и выходит отдельным изданием.
Бравшись за перо, Конан Дойл не «открывал Америку»: традиция придумывать «затерянные земли» существовала с древних времен. Но тем и почетнее оказался успех, выпавший в итоге на долю книги.
За полвека активной литературной деятельности (первый рассказ А. Конан Дойл опубликовал в 1879 году, когда ему едва исполнилось двадцать) он создал три десятка романов, опубликовал не меньше трех сотен повестей и рассказов. Однако и в этом бурном потоке «Затерянный мир» не оказался затерянным.
Противник «расслабленной» декадентской прозы, Конан Дойл и на этот раз остается верным себе, предлагая читателям крепко закрученный сюжет с разноплановыми, ни одинаково энергичными и деятельными героями: профессором Челленджером, журналистом Мелоуном, лордом Рокстоном, профессором Саммерли.
Да и сам А. Конан Дойл был под стать своим героям: человеком, сделавшим себя. Много читавший в детстве, он, будучи еще учеником школы-интерната ордена иезуитов, сочинял и рассказывал одноклассникам удивительные истории, которые помогали переносить суровые будни этого заведения.
Отец Артура был хронический алкоголик и ко времени окончания подростком школы почти лишился рассудка. Дальнейшая судьба юноши находилась под большим вопросом: на поддержку семьи он уже не мог надеяться, более того, ему нужно было думать о том, как ей помочь: ведь кроме него в семействе Дойлов было шестеро детей… Тем не менее, он поступает в медицинский институт и одновременно подрабатывает – нет, еще не литературой, а ассистентом у врача.
Еще во время учебы он ходит с китобоями в Заполярье, а после окончания института устраивается корабельным врачом на судне и плывет в Африку. Много лет спустя он снова окажется на «черном континенте»: когда начнется англо-бурская война, Конан Дойл не раздумывая запишется военным врачом и будет несколько месяцев бороться за жизни британских солдат.
Жизнь словно сознательно уводит его от литературной стези. Свой первый роман Конан Дойл с большим трудом продает за… 25 фунтов, книга выходит лишь через два года после заключения договора и не приносит успеха. Кажется, нужно забыть о писательской славе и переключиться на дела более практичные. Но Артур так не думает. Он не сдается и пишет второй роман – «Этюд в багровых тонах», где впервые появляется Шерлок Холмс, – который открывает ему, наконец-то, дорогу и к издателям, и к читателям.
Прослеживая эпизоды жизни писателя, наполненные и приключениями, и путешествиями, и любовными коллизиями, мы видим человека мужественного, готового к любым испытаниям, патриота, джентльмена не по рождению, но по поступкам (титул рыцаря был присвоен А. Конан Дойлу в 1902 году). Так что и героям «Затерянного мира» он, наверняка, передал частичку именно своего характера.
Гениальный, но известный своей эксцентричностью британский профессор Челленджер заявляет, что во время путешествия по Южной Америке он обнаружил район, где до сих пор сохранились доисторические формы жизни, иначе говоря, динозавры. Английское научное сообщество снаряжает особую экспедицию, которой предстоит проверить правоту слов профессора. Добравшись до указанного Челленджером района, путешественники действительно обнаруживают там древних ящеров и одного из них – птеродактиля – даже привозят в Лондон…
Челленджер, – так же как и другой знаменитый герой писателя, Шерлок Холмс, – был персонажем собирательным. Взяв в качестве образца талантливого и немного чудаковатого Вильяма Резерфорда, профессора анатомии Эдинбургского университета, Конан Дойл добавил к нему черточки других знакомых – и в итоге возник образ отчасти героический, отчасти смешной. Впрочем, утрируя черты характера Челленджера, писатель не принижает его, а, напротив, подчеркивает многие положительные качества: беззаветную преданность науке, находчивость, мужество, непримиримость к порокам.
Книга имеет шумный успех. История поисков таинственной страны Мепл-Уайт одновременно реальна и неправдоподобна, она захватывает, манит и… заставляет верить в написанное – так много в романе подробностей и деталей. К тому же карта начала XX века еще испещрена белыми пятнами, и кто знает – вдруг и вправду где-то в непроходимых джунглях обитают доисторические чудовища?!
Неудивительно, что в этом же 1912 году, практически одновременно с английским изданием, появился и первый русский (и анонимный) перевод романа: его дал с продолжением журнал «Вестник иностранной литературы». А вслед за этим началось победное шествие книги, продолжающееся вот уже сто лет. Число даже русских переизданий подсчитать практически невозможно. Если за несколько предреволюционных лет «Затерянный мир» перепечатывали как минимум десять раз, то в советское время книга выдержала свыше семидесяти переизданий!
Классическим переводом романа считается выполненный Натальей Волжиной. Он вышел в 1947 году в серии «Библиотека приключений» довольно скромным тиражом в 30 тысяч экземпляров, но уже в том же году «Географгиз» «добавил» к этой цифре 75 тысяч своих. Впрочем, после этого такие тиражи бывали разве что у региональных изданий романа. Столичные же выходили и по 300 тысяч, и по 500…
В итоге совокупный тираж русского перевода к настоящему времени перевалил за 70 миллионов экземпляров, которые – если сложить их одной стопой – могут вознестись на добрую сотню метров выше того самого плато Рикардо Франко-Хиллс…
…В свое время Конан Дойл воспринял работу над Шерлоком Холмсом как каторгу: читатель требовал все новых и новых историй, а писателю хотелось переключиться на более серьезные вещи. И даже гибель гениального сыщика в одном из рассказов не поставила точки: по требованию публики Холмс был в конце концов воскрешен и продолжал борьбу с преступным миром… С Челленджером повторилась та же история: читатели, попавшие под обаяние неукротимого профессора, ждали продолжения приключений, и они, в конце концов, последовали. В 1913 году была напечатана повесть «Отравленный пояс», а следом увидели свет роман «Страна туманов» и рассказы «Дезинтеграционная машина», «Когда Земля вскрикнула» (первый перевод на русский язык был озаглавлен довольно забавно: «Когда мир завопил»…).
Сам писатель, по свидетельствам людей его знавших, гораздо более ценил свои исторические произведения (особо – роман «Белый отряд») и искренне огорчался, что они не пользуются такой же популярностью, как его «поделки» про Шерлока Холмса.
Тем не менее, что-то в «Затерянном мире» все же легло в душу писателя, ведь стихотворное посвящение, открывающее роман:
Вот бесхитростный рассказ,
И пусть он позабавит вас —
Вас, юношей и ветеранов,
Кому стареть пока что рано,
в несколько измененном виде было – по просьбе самого Конан Дойла – повторено в 1930 году после смерти на его надгробии:
Меня не поминайте с укоризной,
Если увлек рассказом хоть немного
И мужа, насмотревшегося жизни,
И мальчика, пред кем еще дорога…
Наполненная фантастической экзотикой, действием, книга так и просилась на экран. И экранизация не заставила себя ждать: после выхода книги Артур Конан Дойл сразу же продал права одному английскому продюсеру. Впрочем, после восьмилетних переговоров предпринимателю из Чикаго в 1922 году удалось перекупить право на экранизацию, и в 1925 году «Затерянный мир» появился не в английских, а в заокеанских кинотеатрах.
Несмотря на то, что кинематограф той поры был ограничен в своих технических возможностях, Уиллису О’Брайену, специалисту по покадровой съемке, удалось сотворить чудо, объединив вместе живых актеров и кукольных динозавров. На неискушенных зрителей чудовища из резины производили незабываемый эффект. Конан Дойлу экранизация настолько понравилась, что он устроил мистификацию: показав фрагменты фильма на одном из заседаний Общества американских иллюзионистов, он убедил аудиторию, что это… документальные съемки настоящих динозавров.
Спустя 35 лет появилась новая, уже цветная и звуковая, версия романа, роль динозавров в которой «исполняли» вараны и ящерицы. В 1992 году были сняты «Затерянный мир» и «Возвращение в затерянный мир». В 1998 году в список добавилась еще одна экранизация, и, что интересно, на этот раз неприступное плато, населенное доисторическими ящерами, было решено почему-то перенести… в Монголию, а действие происходило незадолго до начала Второй мировой войны.
Наконец, в 1999 году стартовал телесериал, который, несмотря на свою популярность, как и следовало ожидать, оказался наиболее далек от первоисточника: за три года, что шел сериал, его героям пришлось пережить столько приключений, сколько и не снилось книжным героям Конан Дойла.
Пока что череду киновоплощений завершает «Затерянный мир» 2001 года, снятый в тандеме кинематографистами США, Англии и Германии и, по мнению англичан, ставший лучшей экранизацией романа – что подтверждает и целый ряд наград.
Наши кинематографисты до книги так и не добрались, но зато литераторы создали целую библиотечку произведений, в которых использовали идею Конан Дойла. Из наиболее заметных можно назвать романы В. Пальмана «Кратер Эршота» (1957), В. Владко «Потомки скифов» (1939), повесть П. Загребельного «Долина долгих снов» (1957), конечно же, «Плутонию» (1924) В. Обручева.
Владимир Афанасьевич вспоминал, что именно роман Конан Дойла «подвиг» его на создание «Плутонии» – он обнаружил столько неточностей в сочинении англичанина, что решил придумать свой, научно более достоверный, вариант «затерянного мира». Обручев писал, что роман ему категорически не понравился, при этом отмечал, что… перечел его несколько раз.
Кстати, замечание об ошибках не совсем объективно: во время написания романа Конан Дойл прочел немало научной литературы и проконсультировался со специалистами. Так, свои советы по «заселению» затерянного мира давал ему Эдвин Рей Ланкастер, человек не последний в британской зоологии, – профессор Оксфорда, руководитель лондонского Музея естествознания, человек, оставивший заметный след в науке. Так что неточности, если они имелись, были допущены скорее всего специально – в угоду сюжету. В конце концов, и самому Обручеву пришлось использовать для «Плутонии» гипотезу о пустотелой Земле, хотя сам он в нее абсолютно не верил.
…Нам, окруженным чудесами электроники, опутанным паутиной Интернета, через пять минут узнающим о событиях на другом конце планеты, кажется, что на Земле уже не осталось белых пятен. Но это, к счастью, не так. Где-то, как и сто лет назад, бьют барабаны туманной страны Мепл-Уайт, и летчики, пролетая над сельвой, по-прежнему вглядываются в зеленый океан под крылом, надеясь разглядеть в нем то самое неприступное плато…