Текст книги "В тени монастыря (СИ)"

Автор книги: Юрий Раджен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

– Неправдоподобно, да, – ответил Иан, – я с трудом могу представить себе, что вот в этом самом месте всего лишь тридцать лет назад вверх по склонам разлома карабкались черти, что они, как и предупреждала церковь, пытали и убивали людей ни с того ни с сего, просто так. Невозможно вообразить, да. Но мир меняется: всего триста лет назад никто не знал ни единого волшебного слова, а сто лет назад – паровых двигателей. Вот и во время Великой Войны мир стал другим. Никто не знает, почему. Не так-то и много выживших осталось. Церковь учит, будто бы король Диграгх сам Разломал землю и призвал бесов, чтобы разгромить Тарешьяка, но... Он был так стар, что и яйца-то на завтрак с трудом разламывал. Как бы то ни было, за несколько ночей бесы почти полностью заняли город – все остальные либо попрятались, либо, поддавшись черному колдовству, примкнули к их армии. Они открыли ворота, выпустили часть горожан. Тарешьяк решил, что в городе наконец-то произошло восстание, подготовленное его агентами, попытался войти в Щачин – и был наголову разбит. Ослабевшее, потерявшее много людей Имперское войско отступило.

– Бесы расползлись тогда по всему Сегаю. С каждым днем их становилось все больше и больше. На западе их, в конце концов, разбили объединившиеся в Альянс гномы и эльфы, а на востоке им удалось добраться до Тамры и осадить Латальград. Только там собравшиеся с силой люди смогли переломить ход войны и обратить бесовские полчища в отступление. С разных сторон, победители гнали чертей вплоть до Щачина, и в итоге заняли город с разных сторон. Три дня стояли воины Альянса и Империи на Разломе, и казалось, продолжения войны не миновать – Тарешьяк не собирался останавливаться и готовился продолжить войну до разгрома Альянса и достижения своей цели – завоевания Сегая. Но, к великому счастью, на третью ночь Стояния он скончался. Сменивший его Император Галык замирился с Альянсом, и получил пол-Щачина в качестве одного из пунктов мирного договора. С тех пор город так и стоит разделенным на две части. Только у них там, за Разломом – настоящая жизнь, а у нас – Империя.

– Но ведь эта Империя освободила вас от бесов, разве нет? – возразила Алия.

– Освобождение – это когда дают свободу. А Император Галык вместо свободы дал нам Церковь Равенства. Это правда, что церковь была лучше до Ариана, но это не значит, что она была хороша. Нас заставили говорить на чужом языке, запретили держать свои лавки, запретили поклоняться старым богам... Много чего запретили. Тех, кто упорствовал, выслали в Тролльи земли. Лет через десять после восхождения Галыка, щачинцы попытались скинуть власть Империи, но Галык быстро показал, что свобода и равенство для нашего города на самом деле означает пехоту и кавалерию. С тех пор жители Щачина стали его пленниками.

– Но это все равно лучше, чем бесы. Ты же сам сказал про пытки и убийства, – Алия была на редкость упряма.

– Лучше, но это не единственный выбор. Тех, за Разломом, освободили по-настоящему, и дали им право выбрать своего нового короля, а не прислали какого-нибудь хмыря из Штрёльме или Гийе. И живут они там богато, радостно, а не... Хочешь посмотреть?

Она кивнула. Иан кивнул в сторону росшего неподалеку высокого дерева.

– Полезли. Сверху будет лучше видно.

Алия с неожиданной легкостью взобралась на дерево. Через несколько минут к ней присоединился и Иан, которому восхождение далось несколько труднее. Он вытащил из кармана небольшой складной бинокль, приложил к глазам, и поводил пару минут из стороны в сторону в поисках подходящей картинки.

– Смотри, – осторожно, чтобы не сбить линию обзора с нужной точки, он убрал лицо и передал бинокль Алии.

Она приложила его к глазам и едва не отпрянула назад, бросив первый взор на Щачин-за-разломом. Улица, что она увидела, была совершенно немыслимой, невиданной в Имперском Щачине. Но она не показалась Алии странной – нет, скорее, странным и чуждым было все, что она видела до сих пор. Яркая пестрота одежды прохожих почти ослепила ее – слишком уж глаза привыкли к серому, словно она долго носила защитные темные очки и наконец сняла их. Сколько же там людей! Это было так необычно для того Щачина, который она знала: здесь люди гуляли мало, пропадая до вечернего гудка на работе, а после – стоя в очередях продуктовых лавок.

Но там, за Разломом, в очередях не было нужды. Во всех домах на первых этажах на дорогу выходили гостеприимно открытые двери. Перед некоторыми из них стояли столики и стульчики, между которыми сновали одетые в фартуки официанты с блюдами, от одного вида которых у Алии потекли слюнки: здесь были и запеченные половинки куриц, лежащие на горах из жареной картошки, и огромные, сочные куски мяса, которые подавали с красной квашеной капустой, и рыба, и сладкая выпечка... Алия вспомнила, что он уже очень давно не ела по-человечески. В лагере готовили, в основном, наскоро и лишь бы наестся – заправленные жиром каши, вареная картошка, супы... Впрочем, это было не удивительно – на то она и полевая кухня. Но, как это ни странно, в столовых, куда пару раз сводил ее Иан, дело обстояло еще хуже!

Посетители, которых она разглядывала в бинокль, казалось, совершенно не ценили свое счастье, и не торопились набрасываться на принесенные им деликатесы: закутанные в пледы, раскрашенные с оранжево-синюю или бело-зеленую клетку, они вели неспешные разговоры, курили трубки или читали газеты.

Те двери, за которыми не было ресторанов, тоже не пропадали даром: перед ними были разложены ящики с овощами и фруктами, стояли вешалки с платьями и свитерами, или стояла книжная полка и кресла, чтобы можно было не торопясь оценить новую книгу перед покупкой. Над каждой дверью висела вывеска – аляповатая красно-синяя или элегантная, выдержанная, выполненная серебром по черному фону. Все они были написаны угловатыми письменами, которые Алия не могла разобрать.

Алия водила биноклем по другому Щачину, который находился так близко, всего-то в пяти минутах ходьбы – если бы она умела ходить по воздуху. Она будто вспомнила его – не места, не людей, а, скорее, дух города, ощущение от пребывания в толпе веселых, пестро одетых людей, от теплого пледа на коленях в уличном кафе, от торговых лавок, которые были столь полны товарами, что могли себе позволить выставить его на улицу, а не прятать в прилавке под неусыпным надзором тетки-продавщицы.

Вдруг она поймала в поле зрение башню из белого камня, которая была еще ближе – так близко, что, казалось, можно дотянуться до нее рукой. На ее плоской крыше стояло с десяток телескопов. Смеющиеся люди припали к ним глазами также, как она – к биноклю, но смотрели они в другую сторону – на восток. На нее.

– А что это там за башня с телескопами? – поинтересовалась она. – Обсерватория?

– В некотором роде, – невесело усмехнулся Иан, – это водокачка, удачно расположившаяся рядом с Разломом. Говорят, ее хозяин сделал состояние на желающих посмотреть на нелепости Имперского Щачина. Туда каждый день сотни человек приходят. Как в зоопарк.

Да, что-то в этом сравнении было. Посетители зоопарка-обсерватории смотрели в свои телескопы, показывали пальцем, с недоумением и удивлением качали головой. Ни на одном лице она не заметила той грусти и, что уж скрывать, зависти, которые были на лице Иана, и которые испытывала и она сама.

– А как туда попасть? – тихо спросила она.

– Никак, разумеется.

Что ж, можно было догадаться. Но, черт побери, как же ей туда хотелось – на эти красивые улицы, заполненные веселыми людьми, в благополучие, в достаток. Но почему никак? Алия посмотрела на Разлом – глубокий овраг с черными, скалистыми стенами, огороженный с обеих сторон забором. В овраге чуть колыхался белесый, странный туман. Что ж, перепрыгнуть через овраг не получится. Но если найти пару бревен подлиннее... Но где же их найти? И потом, сейчас было неподходящее время: ее наверняка кто-нибудь заметит. Лучше дождаться ночи... Прошлой ночью ярко светила луна, но ведь бывают и безлунные. Просто нужно подождать, подготовиться как следует.

Ее взгляд снова привлек туман. Может быть, он и странный, но красивый. Такой спокойный, безмятежный. Алия и сама не заметила, как позабыла о западном Щачине и принялась рассматривать чудо природы. Красота может быть такой разной! Спору нет, город прекрасен, но... Кому она там нужна? Что она будет делать, мыть полы и подносить пиво? Она не говорила на других языках, и учить их было сложно... Хотя она и не пробовала, но знала это. К тому же, здесь у нее уже появились замечательные друзья, а ведь всех их за собой не перетащишь.

Да и потом, так ли там хорошо, как кажется? Туман, казалось, разбух в Разломе, поднялся до самого его края и почти выливался наружу. Может быть, все это великолепие лишь показное, внешнее – ведь бинокль не поможет разглядеть глубинные проблемы. Она заметила вдалеке фигурку стражника – пусть в другой форме, но профессия безошибочно угадывалась по небольшой дубинке на поясе. Ну вот, никакой разницы. Там тоже есть стражники, приглядывающие за народом, и побивающие людей палкой в случае необходимости.

Нет, лучше она останется здесь, в пусть неприглядном, но уже привычном и знакомом мире. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. От добра добра не ищут.

Иан потряс ее за плечо:

– Ты в порядке?

Алия кивнула головой. В порядке, да. Только вот желание бежать за Разломом, дожидаться темной ночи и перекидывать бревна куда-то пропало, исчезло, оставив после себя бессильную, горькую усталость. На глаза навернулись слезы.

– Это все Туман, – сочувственно сказал Иан.

– Я ведь уже думала о том, как буду перебираться через Разлом, и тут... – она замолчала, опустив плечи.

– Понимаю.

– Это тоже волшебство?

– Нет, – покачал головой Иан, – я недорассказал тебе. Когда Галык разогнал восстание тридцать лет назад, война едва не началась снова. Щачин – один из Горных Городов. Гномы там, за Разломом, ни на миг не переставали считать здешних обитателей своими братьями. Они попытались прийти Щачину на помощь хотя бы в этот раз. С той стороны начали собираться армии: в Щачине, в Нимце, и даже в Гийе. Но Сегай устал от войн. Он явил нам Тумана Разлома, и с той стороны собравшиеся армии потеряли интерес к сражению, а с этой – к сопротивлению. Мир был спасен – любой, кто подойдет к этой черте и взглянет на Туман, мигом потеряет интерес к войне. Или побегу.

– Неужели нельзя как-то собраться с силами и?..

– Ни у кого не получилось. В первые месяцы здесь почти каждый день собирались толпы. Постоят-постоят, да разойдутся. Со временем некоторые приспособились приходить к туману, чтобы потушить неудобные, терзающие мысли о побеге. Так жить спокойнее.

– Но ведь можно не смотреть вниз?

– И так тоже пытались, да только попадали в пропасть.

Алия умолкла. Вдруг ее сознание прострелила радостная мысль:

– Но ведь можно же перелететь! Это так просто! Неужели до этого не додумались?

Алия много раз удивляла Иана, но на сей раз явно превзошла саму себя – он пораженно смотрел на нее куда дольше обычного.

– Странная ты, – в который раз повторил он, – люди не птицы, они не летают. Разве что в древних сказках.

Наступило молчание. Как так, не летают? – ошеломленно думала Алия. Она была абсолютно уверена, что люди могут летать. Вот только как? Это она забыла и теперь мучительно пыталась вспомнить, чтобы подбодрить Иана, но так и не смогла. Поэтому первым молчание нарушил парень, заговоривший совсем не о полетах:

– Я очень долго думал над тем, как отсюда сбежать, и ничего не придумал. И не я один. Видимо, такова наша судьба: с завистью смотреть, как другие проживают жизнь, которая могла бы быть твоей, если бы полвека назад дом твоих предков стоял чуточку в другом месте. Мои бабушка с дедушкой буквально за полгода до всей этой заварухи переехали в восточную часть Щачина. Вот так один переезд и определил... всю жизнь. Трех поколений.

Последние слова вышли из него через силу, и оттого получились очень горькими. В этот раз Иан, похоже, основательно повесил нос. Алия не нашла слов, чтобы его утешить, поэтому по-дружески обняла его. Иан обнял ее в ответ, они посидели так какое-то время, и вдруг он... неожиданно потянулся губами к ее лицу.

Алия среагировала мгновенно и почти без размышлений, влепив парню пощечину – правда, в последний момент она все-таки успела затормозить руку, и удар получился слабым, и вышел скорее шлепком. Не портить же такое красивое лицо! Она глянула на Иана, но тот не рассердился и не обиделся.

– Понимаю. Слишком мало мы знакомы, да? – грустно улыбнулся он, – ну ничего страшного, у нас будет еще много времени, чтобы познакомится. Ты мне нравишься, Алия. Хоть ты и очень, очень странная.

Глава 9. Загадки и головоломки

В Назимку постучалась осень, и, как это часто бывает с незваными гостями, еще в дверях развернула свои гостинцы, чтобы задобрить горожан: на улице стояла безоблачная, теплая погода из тех, что лучше лета – не было ни дождей, ни холодного ветра, но из воздуха уже ушла удушающая, липкая жара. Несколько последних дней Ярин без дела слонялся по городу, а до того успел переделать множество дел: истратить почти все премиальные деньги на покупку дефицита, в том числе одежного, что было весьма кстати с учетом приближающейся зимы. Конечно, ему не светила дубленка или полушубок из овчины – подобные одеяния предназначались исключительно для адептов Церкви и их близких знакомых, а также полезных людей вроде распорядителей магазинов – но драповое пальто ему удалось справить. Не ватник, и то хорошо. Успел парень столкнуться и с городской стражей: для укрепления трудовой дисциплины, они останавливали на улицах прохожих днем, и проверяли, не отлучились ли те с работы без причины и не сбежали ли с учебы. Улицы, и так не многочисленные, совсем опустели, а Ярину приходилось повсюду носить с собой справку об отпуске.

Но сегодняшний день Ярин собирался провести по-другому. Сегодня его ждала загородная прогулка, и не в одиночестве, а в хорошей компании. Наступившее бабье лето оказалось весьма кстати. Накануне он, измучившись от одуряющего безделья, пришел в цех – ближе к вечеру, когда смена уже закончилась, и компания его друзей собралась с элем для традиционного вечернего времяпрепровождения.

– Какой-то ты смурной, братец, – заметил Тарп. – Случилось чего?

– Да нет, просто... – Ярин замялся, не зная, как объяснить свое состояние. Просто ему скучно в отпуске – нет, этого бы его друзья не поняли. Отпуск был временем вожделенным, почти что священным, и каждый в цеху, от плотника и до мастера Елсея, за три месяца до его наступления начинал считать дни. Но, по правде сказать, Ярин был бы намного более счастлив, если бы ему разрешили организовать выпуск посудомоечных шкафов, а не отправили бы на отдых, который больше напоминал ссылку. Он не умел отдыхать так, как другие – широко, с шиком, с попойками, чтоб к концу отпуска кошелек был пуст, а голова трещала от впечатлений и похмелья. Других же развлечений, кроме выпивки, в Назимке не было – он исходил весь город и проникнулся твердым убеждением, что более скучного и пустого места попросту нельзя себе и вообразить. Отчасти это объяснялось тем, что Назимка строилась не как место для отдыха, развлечений и вообще жизни, а как всеимперская фабрика, осваивающая богатства северных земель.

Другой причиной плохого настроения Ярина было одиночество. Вроде и несложно было ее решить: многие девицы уже успели оказать ему знаки внимания. Иногда они заходили в цех по делам, как Таная, а иногда парни сами наведывались на швейную фабрику по соседству, чтобы покадрить девчонок – несмотря на в целом строгие моральные устои жителей Империи, подобные вылазки нередко заканчивались на кроватях общежитий для его друзей – но не для Ярина. Ему хотелось подлиных чувств, любви – он, как смеялись его друзья, все ждал принцессу, в то время как в наличии были лишь швеи, малярши да шпалоукладчицы. Принцессы же, как и многое другое в Назимке, были в дефиците. Как-то раз ему, впрочем, посчастливилось познакомится с Анорой, высокой и ладной шатенкой. Они прогуливались под липами небольшого парка в центре Назимки, с мороженым и лимонадом, как полагается, и все шло просто замечательно, но... Внезапно, Ярин испытал щемящую тоску о чем-то неясном, но очень дорогом и безвозвратно потерянном. Эти переживания, острые сами по себе, сразу же вызвали мучительные и бесплодные попытками вспомнить, что именно он потерял. Это было странно... Он вполне смирился с утратой прошлого, почему же оно настигло его здесь, под сенью деревьев, рядом с клумбой и скамейкой с вырезанным на ней матерным словом? Как бы то ни было, внезапно встормошенное сердце лишило его сна на несколько дней, и с тех пор он попросту боялся с кем-либо встречаться.

Именно эту пустоту он, наверное, заполнял своей работой. Когда занят, нет времени переживать о высоких материях. Вот и еще одна причина, по которой отпуск Ярину был совсем не мил.

– Что, совсем заняться нечем? – сочувственно спросила пришедшая с братом Илка.

– Вроде того... Разве что тетку съездить проведать.

– Так возьми да съезди, в чем проблема-то? Или она далеко живет? – у Илки всегда все было так просто! Но тут она была, конечно, права.

– В Сталке, это в нескольких часах езды от Назимки.

– У наших предков как раз дача в Сталке, – откликнулся Тарп, – мы к ним на выходные собираемся. Поехали вместе?

Конечно, Ярин согласился, и сейчас шел на вокзал, чтобы встретится с Тарпом и Илкой. Они решили сначала погостить у родителей Тарпа, а потом уже двинуться к Орейлии. К большому счастью, эта семья не происходила из Сталки – они выхлопотали себе клочок земли в этой деревне уже задолго после войны, так что Тарп никогда и слыхом не слыхивал не только о бывших лордах Сталки, но даже о живущей неподалеку лесной отшельнице. Все вокруг говорило о том, что день пройдет попросту чудесно: и синее, без намека на тучи, небо, и дующий в лицо свежий ветерок, и раздающиеся в воздухе трели птиц, которые, наверное, тоже готовились к путешествию в эти осенние дни.

Из здания вокзала навстречу Ярину плыл поток людей с раздувшимися авоськами, набитыми бумажными свертками, в которых по очертаниям угадывались палки колбасы, круги сыра и бутылки вина. Это означало, что прибыл поезд из Латальграда. Командированные туда по служебной надобности счастливчики, переделав все дела за полдня, обычно тратили остатки время на осмотр столичных достопримечательностей – то есть лавок и рынков, в которых, отстояв несколько часов в очереди – сущие пустяки! – можно было купить копченую колбасу, мясо, печенье и сладости. И вот сейчас они вернулись с добычей, которую спешили отнести своей семье.

Ярин встретил своих по-походному одетых друзей в здании вокзала под часами, излюбленном месте встреч. Распорядитель вокзала уже объявил путь, на который придет нужный поезд, поэтому компания немедленно отправилась туда по переходу под монотонные крики теток-глашатаев, стоявших по углам вокзала и без перерыва оравших: "Не бегайте по зданию вокзала!", "Не заходите в здание вокзала с мороженым, оно может испачкать других пассажиров!", "Будьте внимательны и осторожны!", "Смотрите себе под ноги!", "Не прислоняйтесь к стенам!", "Не следует ходить на руках!" и сотни других предупреждений различной степени осмысленности.

На перроне собралась порядочная толпа людей, несколько сотен человек, может быть, и тысяча. В основном они были пожилого возраста: старички в засаленных, предназначенных для грязной работы старых военных брюках, бабушки в длинных юбках, с убранными под цветастые косынки седыми волосами. Все они были обвешаны объемными рюкзаками, а в руках держали лопаты, вилы, ведра, и прочий садовый инвентарь.

Ярин и Илка, держась в фарватере рослого, возвышающегося над толпой Тарпа, активно работающего локтями, пробирались через человеческое море к краю платформы, до тех пор, пока Илка не остановила брата, дернув его за воротник рубахи. Тут и там слышались разговоры о погоде, о том, насколько дождливая или холодная осень ожидает Назимку, о здоровье Императора Галыка, о международном положении в Загорье. Миджалель, кто бы он ни был, уже захватил Саракен – эта тема вызывала самое живое обсуждение, будто бы и вправду кому-то было дело до разборок гоблинов далеко на юге. Обсуждения эти не были веселым трепом людей, собирающихся на прогулку навстречу теплому ветерку под синим безоблачным небом – наоборот, дачники словно ждали чего-то, и перебрасывались отрывистыми репликами, чтобы хоть как-то снять напряжение.

Раздался гудок поезда, низкий и пронзительный, как звук из рога, люди тотчас умолкли, и по загривку Ярина пробежала холодная волна, на мгновение поднявшая его волосы дыбом – какой-то первобытный инстинкт отозвался в нем на этот зов битвы. В наступившей нервной, наполненной звенящими ожиданиями тишине был особенно хорошо слышен пробирающий до костей скрежет колес о рельсы на поворотах и их гулкие металлические стуки, ритмично выбивавшие учащенный пульс толпы.

Поезд подошел к перрону.

Плавно остановился.

И битва началась.

Благообразные еще мгновение назад старички и старушки с неведомо откуда взявшимися силами разом ломанулись в вагоны, расталкивая друг друга со своего пути. Ярин охнул – стоявшая рядом бабушка-божий одуванчик засандалила ему под дых черенком от лопаты и, развернувшись, с силой толкнула рюкзаком, набитым, как показалось парню, чугунными противнями с острыми углами. В глазах у Ярина потемнело, в ноге резануло болью – какая-то пожилая троллиха проехалась по ним тележкой на колесах, тяжелой, будто нагруженной кирпичами, и, не останавливаясь, обматерила. Ярин с усилием сконцентрировался, игнорируя боль и изумление, вызванное столь внезапным преображением толпы, влез в вагон, отчаянно цепляясь за поручни, словно в спасительную ветку, повисшую над бурлящей, клокочущей рекой, стремящейся захватить его, втянуть, унести по течению. Казалось, прошло не больше секунды с момента открытия дверей, но все скамейки уже были заняты: старички и старушки совершили марш-бросок почти со скоростью бойцов элитного подразделения Гвардии, и не только втолкнулись в вагон сами, но и успели закинуть свои внушительные баулы на полки.

По счастью, Тарпу удалось прорваться на одну из скамеек, где уже сидела Илка. Мускулистый тролль занял тактически выгодную позицию посреди сидения, разместив сестру по диагонали от себя к окну, и самоотверженно оборонял заблокированное таким образом место, показывая Ярину резкими жестами: сюда, мол, скорей! Немалая удача была в том, что Илка правильно угадала, где именно откроются двери поезда, и остановила своего брата прямо перед ними. Ярин, собравшись с силами, рванулся по проходу, на ходу перепрыгнув через выстроенные баррикады из рюкзаков, ведер и корзинки с кошкой, которая, поддавшись всеобщему безумию, истошно орала. Еще мгновение – и битва за сидячее место увенчалась для Ярина победой, а в следующий момент вагон был набит людьми настолько, что пройти по нему было уже нельзя. Неправ, ох, неправ был парень, когда несколько дней назад решил, что в этих людях не осталось былого огня и сил!

Впрочем, огонь потух, едва поезд тронулся с места. Недавние воины тотчас стали хвататься за сердце, пить микстуры и дрожащими голосами жаловаться на слабое здоровье. Старая, можно даже сказать, древняя троллиха справа от Тарпа в подробностях описала особенности работы своего кишечника, и вскоре в обсуждение включились две ее сидящие напротив товарки. После всестороннего обсуждения симптомов каждой из участниц консилиума, старухи перешли к более возвышенным областям целительства и алхимии, в которых немедленно проявили себя искушенными специалистами. Они наперебой советовали друг другу, какие травы и в какой день месяца следует собирать, и на чем – на воде или на спирту – настаивать. Здесь к обсуждению подключились уже соседние скамейки, и выяснилось, что женщины предпочитают настаивать на воде, тогда как мужчины – исключительно на спирту. Ярина замутило после того, как одна из троллих начала рассказывать про новый метод, продвинутый и таивший в себе колоссальные перспективы – настойку на моче, предварительно выпаренной в течение трех часов варки. Парень отвернулся к окну и попытался не слышать соседок – впрочем, визгливые голоса гоблинш и раскатистые баски троллих было не так уж и просто игнорировать.

Следующую остановку поезд сделал в дальнем районе Назимки, уже за крепостной стеной, и в битком набитый вагон село еще полсотни человек. На сей раз ожесточенные сражения прошли в авангарде-тамбуре, не задев глубокий тыл рядов сидений. Впрочем, давка продолжалась не более часа. На каждой станции новые порции садоводов-любителей проталкивались к выходу и помятыми, но счастливыми устремлялись к своим делянкам. Сталка была одной из самых удаленных остановок пригородного поезда – за ней располагалась только узловая станция Бологое, откуда отходили ветки в Латальград и на восток, в Тамищи, через железный лес – и поэтому последние полчаса Ярин ехал в относительном комфорте – в вагоне даже не осталось стоящих людей.

Пусть от уже знакомого вокзала Сталки до дачи родителей Тарпа занял не больше двадцати минут. Впрочем, слово "дача" здесь вряд ли подходило – оно навевало у Ярина ассоциации с уютненьким двухэтажным домиком, лужайкой с тут и там рассыпанными яркими точками луговых цветов, с фруктовыми деревьями, плетеным столиком под тентом, за которым так приятно пить прохладных лимонад... Но парень уже был в Сталке, и догадывался, что ничего подобного здесь быть не может. Так и оказалось: за слегка покосившимся забором стояла утлая сараюшка, сбитая из попавшихся под руку досок, кривоватых и разноразмерных, выкрашенных в салатно-зеленый цвет. Никаких луговых цветов также не наблюдалось: вся земля была засажена капустой, картошкой, морковью и другими питательными и полезными, но совершенно неизящными растениями, и ни пяди земли не оставалось свободными – даже тропинки между грядками были столь узки, что ходить по ним приходилось, ставя ноги в одну линию. Остались мечтами и потягивание лимонада за плетеным столиком. Едва увидев прибывшую и несколько потрепанную путешествием компанию, родители Тарпа вручили парням вилы для выкапывания картошки, а Илке – корзину для сбора яблок. «Лучший отдых – перемена деятельности» – смеясь, заявил Иржей, отец Тарпа, здоровенный тролль с кустистыми бровями и широким красным носом – верным признаком любителя хороших застолий.

До позднего обеда Ярин, вместе с Тарпом, копал картошку. Не так, совсем не так он представлял себе отпуск и отдых на даче. Конечно, в возделывании чужих и ненужных Ярину грядок был свой резон – его уже ждал с любовью накрытый деревенский стол, и яства следовало отрабатывать – и, наверное, работа на земле была и вправду неплохим отвлечением от умственного труда, но Ярин собирался все-таки развлекаться, а не отвлекаться.

Через три часа настало время обеда, и все расселись на свежем воздухе за грубым, слегка покосившимся столом, в котором Ярин без труда узнал продукцию цеха мастера Елсея. Парню стало интересно, был ли стол выкуплен со склада должным образом, или похищен и доставлен сюда никсами.

– Кого это ты к нам привез, такого худенького? – спросила Квета, мать Тарпа, обращаясь к сыну. Она была бледна, намного светлее своего мужа и сына, что выдавало в ней потомка снежных троллей. Илка, очевидно, уродилась светлой именно в нее, тогда как Тарп больше походил на отца. Так уж получалось на Сегае: дети в смешанных браках походили либо на мать, либо на отца, и почти никогда – на обоих сразу.

– Это новенький с работы, мой друг. Представляешь, за три месяца из рабочего в чародеи перевелся. Как пить дать, начальником станет!

– Начальником, – округлила глаза мать, округлив глаза и губы. Она со значением посмотрела на своего мужа, тихо сидевшего в углу, и, почему-то, на Илку, – кушай, кушай как следует, проголодался небось, колдовская-то работа, небось, самая трудная, – захлопотала Квета вокруг Ярина.

Ярин кушал. Того, что уже стояло перед ним на столе, хватило бы на двух яринов, но матушку было не остановить: она добавляла то немножко салатика, то картошечки, то огурчик...

– А знаешь, кто это сидит? – внезапно спросила Квета у Ярина, указав ложкой на Илку, – это невеста твоя будущая сидит!

– Мама! – воскликнула Илка, зардевшись.

– Не мамкай, – в полголоса резко отозвалась мать, – тебе же добра желаю, дурочка, – и, обратившись вновь к опешившему Ярину, продолжила уже елейным тоном:

– Своенравная она у меня, отец разбаловал, но ты справишься. Главное в строгости, в строгости ее держи, мы, женщины, любим твердую руку. А так-то девка видная, ты посмотри: и ростом вышла, и красива, и хозяйка хорошая, – по тому, как мать скосила глаза в сторону на последней фразе, было очевидно, что хозяйка из Илки не очень-то и хорошая, – готовит, стирает, убирает!

У Ярина возникло отчетливое ощущение, что ему продают особо ценный колдовской аппарат, что-то вроде помеси прачечного шкафа, печки и уборочной машины. Он попытался было запротестовать, но его рот был набит салатиком, картошечкой и огурчиками, предусмотрительно подложенными ему на тарелку. Поэтому у Кветы было предостаточно времени, чтобы подробно описать все достоинства Илки и причины того, что она просто создана для Ярина. Тарп согласно кивал, Илка сидела, вся красная, упершись взглядом в тарелку.

Наконец, Ярин дожевал:

– М-м-м, спасибо, вы очень добры, – толстое лицо матери расплылось в улыбке, и Ярин понял, что ловушка сейчас захлопнется, – но какой из меня зять? Я простой парень, у меня нет родителей, воспитывала меня тетка, – ложка в руках Кветы дрогнула, но продолжила свое движение к блюду с салатом, а то рот у парня был слишком свободным, вот он и разболтался, – не служил в Гвардии, работаю в цехе, – пытался нащупать Ярин хоть какую-то линию обороны, – живу в общежитии...

Взгляд матери потух.

– Ярин у нас скромняга, – непрошено пришел на помощь Тарп, – но он далеко пойдет! Ему сам святой отец Герсиний грамоту вручал, а где грамота, там, сама понимаешь, и все остальное приложится.

Мать пожевала губами в задумчивости:

– Ну не знаю, не знаю... Мне подумать надо. Сдается мне, милок, что тебе нужно немножечко вырасти над собой, чтобы стать моим зятем. Да и худосочный ты слишком, видать, захудаленький чародей, раз полувпроголодь живешь.

***

После обеда Ярин, Тарп и Илка, собрав в дорогу остатки обеда, отправились через лес к Орейлии. Они не прошли и версты, как Тарп внезапно заорал и повалился на землю, держась обеими руками за лодыжку. Ярин и Илка кинулись к нему, помогли подняться. Тарп осторожно коснулся левой ногой земли.