Текст книги "Штатский (СИ)"

Автор книги: Юрий Ра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Ты там чего-то понимаешь, председатель?

– Через слово. Алфавит немецкий худо-бедно понимаю, а сам язык – нет. Вот этот, к примеру, Франц Цукель или еще кто, но точно Франц. Да и хрен с ним. – И очередная книжка полетела в костер.

– И чего вынес из прочитанного, путное что?

– Что это были пехотинцы.

– Ха-ха-ха! Так это и так было понятно! Пехота они и есть пехота.

– А вот и нет. Могли быть моторизованной пехотой или из какой-нибудь танковой части. Может, кто-то по форме может их различать, я только по книжкам. Увидел, убил, выяснил.

– Так хорошо, так их звания учить правильно. А пошло жгешь? Может, лучше бы они с телами остались?

– Тогда сразу станет понятно, из какой части люди пропали, куда ехали и с каким заданием. Опять же пусть у них будет больше без вести пропавших. Не всё русским исчезать без следа.

– Это как выйдет. Мол ушел воевать Советский Союз и сгинул без следа? Умеешь ты, Александр жуть нагонять. Думал, только пацанов пугать умеешь.

– Немцев напугать надо много трудиться. И сильно стараться.

– Так понятно, что много. Вон их сколько. – Василь закрутил крышку фляжки, давая понять, что возлияние закончено. – Думаешь, получится у нас и дальше так их щипать невозбранно?

– Ничего себе – невозбранно! Думай, Василь, что говоришь. Мы сегодня одного уже потеряли.

– Алексей, одного за дюжину и еще одного – малая плата. Москвич верно сказал про счет. Везение это. – И Александр был согласен с Василием, только ничего утешительного в голову не приходило.

– Нечего мне вам сказать. Будем пробовать нападать исподтишка на маленькие отряды, на фуражиров. Мины ставить, опять же, мосты жечь, если они деревянные и не охраняются пока.

– И что толку? Немцы уже тут, мост их не удержит.

– Сами знаете, места тут мокрые сплошь и рядом. Пешком или на телеге можно и вброд. А тяжелые машины, танки, пушки – только по мостам. И всё это надо гнать на передовую, где наши с немчурой воюют. Один день простоят в ожидании саперов, пока мост снова наведут, РККА уже легче.

– Ты вроде военных не сильно любишь?

– Армия это как водка, на вкус отвратная, да без неё никак. А вкусную сладкую водку еще не придумали.

– Не, моя гонит такую, что как слеза. Пил и не морщился. – И Василий демонстративно скривил морду, посмотрев на фляжку.

Хотя мог кривиться и от аромата сушащихся сапог Парамонова. Александр прикинул, что своим ходом они к утру не высохнут, потому повесил их на вбитые рядом с костром палки. Его предупреждали, что для кожи это вредно, но он только отмахнулся раздраженно. Вредно? А его коже лица не вредно? Скрести щетину тупой бритвой, опасной прежде всего для самого бреющегося. Пользоваться вот этим мылом, умываться из ручья… Эдак скоро кожа обветреет и станет как у всех, такой же мозолистой.

– Ну что, поговорили о хорошем, и на боковую, мужчины?

– Стой, Александр! Погоди, как это о хорошем поговорили? Это у нас хорошее было? А что тогда плохое, по-твоему?

– Плохое… – Александр глубоко задумался и вздохнул. Разговор у костра это вам не викторина, здесь никто не спешит давать ответ за минуту. – Из плохого, у нас с вами кончаются патроны. То есть к немецким винтовкам завались, штук пятьсот. А к мосинкам почти ничего не осталось. Пристреливали мы их слишком тщательно, потом еще эти немцы под руку попались. Вот.

– И только-то! Так научились с нашей винтовкой обращаться, нешто не сможем немецкую освоить?

– Да, Алексей верно говорит. Они ж почти одинаковые.

– Внешне, братцы. Внешне похожи. Только там деталек всяких раза в два больше. Пока будешь чистить, что-то потеряется, что-то не вставится… Опять же они грязи не любят. Наши в этом отношении покрепче.

– Да ладно, чего там! У нас этих «Маузеров» столько, что есть парочку сломаем, то и не заметит никто.

– А ведь верно! – Сам удивился такой мысли Парамонов, а при стрельбе никакой разницы. Мушка – прорезь, зарядил – выстрелил. Может получиться. Но чистить и учить матчасть будем завтра при дневном свете. А сейчас давайте спать. На нас эта конструкция не упадет?

– Ничего страшного, крыша нетяжёлая, не придавит.

Ночь прошла на удивление спокойно, и крыша не придавила, и Сталин не снился. Вот что шнапс животворящий делает! Парамонов вспомнил наркомовские сто грамм водки, выдаваемые на передовой и… ничего не решил ни для себя, ни для своих товарищей. Что радует – оказались оба взрослых от алкоголя не зависимые, раз спокойно остановились вчера. А про пацана и речи нет, тут не принято синячить в столь юном возрасте, не модно. Ворошиловским стрелком быть почетнее. После завтрака, состоящего из пшенной каши на воде и чая из надерганных повсюду листиков, отряд приступил к изучению материальной части винтовки Маузера.

Перед вами отличная немецкая винтовка «Маузер 98К». Буква «К» означает – короткая.

– А что, по-ихнему «короткая» также звучит?

– По-немецки звучит «курц», если не ошибаюсь. Сами видите, она чуть короче, но не легче мосинской. Есть реальные улучшения: снизу не торчит магазин, когда у вас кончаются патроны, затвор встаёт в заднем положении и не дает тупо пытаться зарядить пустое оружие. Это для тех, кто не привык считать выстрелы. Еще здесь есть настоящий предохранитель, вот он, на хвостовике затвора. Вот так он включается. Насчет предохранителя, даже не знаю, есть ли смысл в его использовании в наших условиях. Забудете еще по горячке, хвать за оружие а оно не стреляет.

– Это как получается, наше слово «куцый» и их «курц» – родственники?

– Видимо. Продолжаю. Винтовка эта боится грязи, она как женщина, любит ласку и смазку. Но при должном уходе не подведет. Ну и сами понимаете, при всей похожести не надо совать в неё наши патроны – всё равно не влезут, а то и застрянут.

Потом Парамонов начал вспоминать, что ему показывали и объясняли про разборку затвора и уход. Вспоминалось не очень. В конце концов под общие смешки технология была восстановлена. Самый хитрый фокус с упором ударника в специальный пятак на прикладе он знал, а всё остальное вылупилось из-под пальцев как вареное яйцо из скорлупы. У напарников тоже в конце концов начало получаться, но одну винтовку в процессе обучения они потеряли. Вернее, потеряли хреновину, надевающуюся на стержень ударника. Алексей не удержал её пальцами в момент сборки, и деталь улетела в кусты, отделившись от затвора как первая ступень космической ракеты. Было б чего жалеть, у них этих винтовок целый воз!

Далее по плану было метание боевой гранаты. Скрепя сердце, председатель общества любителей природы выделил одну «толкушку» для тренировки. Он показал, как свинчивается колпачок, как выколупывается шнурок с шариком, который должен выпадать сам. Пояснил, что на конце шнурка закреплена тёрка, как на спичечном коробке. Так что дергать надо резко. Но сейчас мы дёргать шнур не будем. «Я сказал – не будем!» Парамонов завинтил колпачок обратно и велел кидать гранату в учебном режиме. Кидать её оказалось очень удобно именно из-за длинной ручкой. Алексей даже вспомнил, как когда-то играл в городки. Мол, надо было не биту метать, а такую вот толкушку.

А потом был инструктаж по минно-взрывному делу с использованием лимонки. Граната Ф-1 была знакома всем по картинкам, а тут она была буквально в их руках. Но без запала, запалы поначалу Парамонов вкручивать не стал. До них дело дошло потом.

– Народ, если у вас есть колотушки, то их метать в разы удобнее. Эту так далеко не закинуть. А если ты не в окопе, то может и осколком своим случайно зацепить. Если не повезет. Зато она идеально подходит для минирования. Самый простой вариант – разгибаешь усики, вынимаешь кольцо и аккуратно, чтоб не улетел рычаг, засовываешь под труп какого-нибудь фашиста.

– А чего мы так не сделали у брода?

– Есть опасность, что первыми начнут ворошить трупы местные. А мы с ними не воюем. Далее. Вариант с растяжкой. На тропе или под дверью привязываешь к дереву или бревну гранату. Лучше всего проволокой, но при отсутствии можно это сделать веревкой. Пока не разгибаешь усики, а к кольцу привязываешь крепкий шнур и тянешь его поперек тропы. Там вяжешь конец к другому стволу. Важно, чтоб цвет веревки не отличался от тропки. Можно просто запачкать, потерев шнурок об сапог. Если завязать шнур внатяг, то при разгибании усиков, кольцо вытянет шнуром. Так что внатяг не надо. Контролируем шнур и разгибаем усики. Держится? Отходим – мина-растяжка установлена. Если пойдет один человек, то его может зацепить несильно, три секунды на срабатывание замедлителя, он за это время на три шага отойдет. А если идет группа, то самый сок получится. Главное – что? Главное, чтоб это была группа противника, а не кабаны и не советские люди.

Члены общества внимали науке как чему-то сокровенному. Да и понятно, эти фокусы могут спасти их жизни, а могут отнять при неаккуратном их исполнении. Практические занятия по установке растяжек проводить не стали – запалов было впритык, столько же, сколько и самих гранат.

К месту вчерашнего боя после занятия был послан Генка, снова безоружный, к его неудовольствию. Парамонов устал объяснять, что сейчас, когда парень бродит один, его лучшая защита не ствол, а безобидный вид. Еще бы плакать научиться хорошо и слезы кулаками размазывать. Но Генка категорически отказался учиться этому полезному навыку, хреновый он разведчик.

Ближе к обеду разведка вернулась и доложила, что никакой активности врага не наблюдал, а проехавших крестьян на телеге вроде трупы не заинтересовали. Во всяком случае, они не стали останавливаться, а поторопили свою лошаденку.

Поскольку местность никто не знал, а идти было по факту всё равно куда, лишь бы на восток, то устанавливать контакты с местным населением Парамонов запретил. И пояснил, что народ тут живет разный, могут сдать немцам, могут помочь – не угадаешь. А то и вообще, могут сами грохнуть.

– Да зачем нас убивать, что ты жуть-то наводишь, председатель! – Возмущался Алексей.

– Не, тут он прав, Лёха. Лошадка вроде справная у нас, полезная в хозяйстве. Может и еще чего нужного в телеге спрятано. А власти сейчас никакой, сейчас крестьянин особо никому тут не нужен. Разве что ограбить его. Коли его грабят без закона, чего ж ему это не дозволительно? – Разложив по полочкам всю текущую обстановку, Василий начал себя обхлопывать по карманам в поисках курева, а потом разочарованно крякнул. – Дурак я, бросил же курево! И чего бросил?

– Верно ты всё сделал, Василий. Сейчас еще денька три покашляешь, из легких старая дрянь выйдет, а дальше: свобода!

– Какая такая свобода, от чего?

– От вредной экономически невыгодной и демаскирующей привычки. Сам потом увидишь.

– Так понятно, что дешевле не курить. Но вот сядешь, посмолишь, и вроде это время, пока с цигаркой вдвоём, всё хорошо и думать ни о чем не надо. Мир в душе.

Парамонов не стал объяснять суть наркотической зависимости, сам он не курил, но относил себя к сочувствующим курящей братии. Он любил немецкие машины, они – курево. У каждого свои слабости, скрашивающие жизнь. Но вот сейчас, в той заднице, в которой бродит их отряд, немецкие машины и курево могут сильно испортить жизнь. Особенно машины, вернее их экипажи.

И снова мерное глухое постукивание копыт по грунтовой дороге, снова пыль под ногами. Лошадь берегли, лишь изредка подсаживаясь по очереди на телегу. А уж Генка, тот и вовсе делал два конца, будучи передовым дозором. Сзади тоже кто-то мог их нагнать, но тут не до хорошего, надеялись на авось. Опять же машину тут не пустят, не та это дорога, совсем не та, чтоб гонять по ней важным людям. А нагнать их на лошади или пешком – это надо быстро идти. Отряды и колонны быстро не ходят, если ни за кем не гонятся. Солдат любой армии мира спешит только в одном случае, если впереди комфортное размещение на ночёвку в стационарном пункте. А так – чем дольше идешь к назначенному месту, тем меньше устанешь, тем позже на тебя навалится следующая порция тягот и невзгод воинской службы. А то и сражение, не приведи Создатель.

Даже дышать стало легче, когда дорога снова нырнула в лес – определенно эта дорога нравилась Парамонову. Путешествовать по открытой местности хорошо, когда ты полк или хотя бы рота. Тогда тебя никто не застанет врасплох, поля по обе стороны гарантируют, что никто не начнет стрелять из зарослей. А если еще и сверху никакой опасности, то голые пространства – ваш выбор! А когда ты партизан, даже когда ты назвался обществом травников или энтомологов, начинаешь тихо ненавидеть всякое открытое место. Чувствуешь себя тараканом посреди кухни. Вроде темно, но свет могут включить в любой момент. И тапок сверху – хренак! Так что да, все передвижения только по плинтусу, между ножек табуретов, за шторой. Опытные тараканы строем не ходят.

– Чего сказал, москвич?

– Говорю, опытные тараканы строем не ходят. Это я про нас. Наше спасение: прятаться и ползать. А потом превращаться в клопа и кусать, пить кровь, пока жертва спит. Вот только страшновато, разучатся фрицы с гансами малыми группами по нашим местам бродить, кого кусать будем?

– Погоди бояться, вон Генка опять вертается, никак углядел что.

Подбежавший парень был в меру взволнован и докладывал деловито, явно стараясь спрятать эмоции. Растет человек, в бойца превращается.

– Товарищ председатель общества любителей природы, – завел шарманку Генка, – находясь в передовом дозоре, выявил большое количество живой силы противника примерно в десяти минутах пешего марша отсюда.

– Нормально рассказывай, не чуди. – Прервал поток пустых слов Парамонов. Разведчик должен уметь докладывать коротко, емко по существу.

– Короче. Впереди поле, окопы, какие-то легкие укрепления. Видимо, наши стояли. Сейчас там копаются немцы, собирают трофеи. Много, человек двадцать видел, с машинами. Всё раскладывают по кучам. Меня не заметили.

– Не заметили или не обратили внимания? Это важно.

– Не, я на открытое место не выходил. Из кустов разглядывал. Не заметили.

– Вот, Алексей, как я и говорил, налицо типичное поведение боевого таракана. Смертоносного и умного.

На Генкином лице читалось непонимание. Сравнили с тараканом, то есть обозвали нехорошо. Сказали, что боевой, смертоносный и умный. Похвалили, выходит?

– Не замирай, Генка, ты всё правильно сделал! Купил бы тебе пирожное с кремом, но до ближайшего кафе далеко идти. И патронов жалко. Молодец, что не полез ближе. Выражаю благодарность от всего нашего общества со всей искренностью.

Парамонов общался совершенно не по уставу, ломая шаблон. То прямо как командир планирует бой и командует, учит обращаться с оружием. А то у него тараканы, общество любителей природы и вообще непотребство. Форму надевать нельзя, немецкие сапоги – нельзя. А прочее барахло гребет и не морщится. Даже мертвецов обыскивает как мародер. Или это военные трофеи? Генка мечтал быть частью партизанского отряда или бойцом Красной армии, а не боевым тараканом. Но опять же, врага они бьют так, что не ложатся и не встают. Значит, так тоже можно? Без героизма и атак с примкнутым штыком, чтоб командир впереди на коне с шашкой и пистолетом… Кони это прошлая эпоха, это Гражданская война. Сейчас все красные командиры на танках. Вот только где они? Почему не бьют врага здесь, где тоже советская земля. Почему кругом немцы?

Глава 9

Караул устал

И снова ныряет в лес отряд любителей природы, в этот раз было особенно неудобно это сделать вместе с телегой. И спешка ввиду опасения, и кусты по обочине разрослись, так что пришлось еще побегать, посуетиться, выбирая удобный съезд с учетом того, что надо не только свернуть с дороги, а еще и углубиться подальше от возможных прохожих или проезжих. Кое-как утянули лошадь через заросли, потом Парамонов лично походил, убирая следы телеги и лошади. Кобыла особенно неудачно наследила, пока тащила через мелкий кустарник свою телегу. Насчет «свою» – она бы не согласилась, но Дуняше этот текс никто почитать не даст, так что пишу что хочу. И вообще, класть кобыла хотела на все наши мысли и планы, что она и сделала буквально. Пришлось Парамонову бежать за лопаткой и откидывать конские яблоки подальше в лес, а потом и заметать срубленными прутьями всякие следы пребывания отряда на этой земле.

Получилось вроде. Если никто не будет целенаправленно ползать по дороге и искать следы партизан. Александр очень надеялся, что партизан здесь еще нет, не нужны ему конкуренты. Прежде всего безголовые и морально упертые. Или наоборот, те которые партизанят исключительно в своих интересах. Как самостийные банды в гражданскую войну. Сейчас в этих лесах могут встретиться разве что окруженцы, подумал Парамонов. В книжках про попаданцев их на каждом шагу как грязи. Куда не пойди, обязательно окруженец, а то и целая группа. Ага, сам себе ответил он, в романах не пишут, что приходится за лошадью навоз убирать. Там вообще как-то проще. И жрать не хочется постоянно, и патроны вечные, как в простеньком шутере. И враги промахиваются. А тут первый бой на твоих условиях, а у товарища дырка во лбу. Как так выходит, блин⁈

Поле было обработано не всё. Осматривая его, Александр чётко ощутил нехватку бинокля. Эта самая бинокля сейчас бы очень пригодилась для подсчета противника. А так сказать сходу, десять или двадцать человек приходится на одного члена его общества, было невозможно. С другой стороны, а чем поможет сей оптический прибор? Ну увидел ты, что их дохералиард, дальше что? Расстройства больше и вероятность, что блик срисуют – вот и вся польза от бинокля. И благо, что без оптики ничего не разглядеть, меньше шансов, что именно в их кусты пойдут гадить враги.

На той стороне длилась вся движуха, там на дороге стояли три бортовые машины, к которым свозили хабар. Вот уж где трофеев было немеряно. Под присмотром немцев гражданские сносили в окопы тела бойцов Красной армии, когда окоп заполнялся, его закапывали, обрушивая на тела землю бруствера. Опытному глазу было бы видно, какое подразделение тут приняло последний бой, но такового среди любителей природы не было. И вообще, а кто сказал, что для какого-то подразделения это был последний бой⁈ Может, они отступили ночью, оставив свою позицию. По приказу или кто умный командовал – могло такое быть? А мертвые, не всегда есть время и силы о живых позаботиться, а вы говорите – мертвые. «Мертвые сраму не имут» – сказано было кем-то умным.

Через вас наблюдений и бессильной ярости общество откатилось назад, в гущу леса. Дебаты, открытые его председателем, проходили в конструктивной атмосфере, лишь изредка прерываясь матюками и резкими восклицаниями. Распробовав вкус вражьей крови, не сильно веря в то, что смогут дойти до манящей цели – баньки на окраине деревни Куты, где блаженство и самогонный аппарат захован женой Василя, члены общества хотели мстить. Но так, чтобы самим в этот раз остаться в живых, чтоб была возможность мстить дальше. Кого-то воздушные налеты делают безвольным и бессильным, а кому-то добавляют злости. Председатель же был в этом плане фигурой непонятной. И не выказывал сильной злобы, и не демонстрировал жалости к гансам, как он их называл. Наоборот, все свои и товарищей устремления направлял на максимальный урон врагу. У него получалось, это все видели.

Да, москвич немного белоручка, да, припахивает всех и каждого чуть не каждую минуту, не давая спокойно посидеть. Так ведь к общей пользе, надо признать. И учит, учит, постоянно учит обращению с оружием и всяким хитростям. Правда сегодня уж совсем непотребное заставил творить, даже сейчас смех разбирает на рожи смотреть. Что удумал: наблюдать за врагом даже из кустов опасно, надо лица мазать. Как на колядки, когда ленивые парни не шили морды из шкур, а просто мазали свои рожи сажей. Но хоть всё лицо не надо было, а только полосами. Сказал, что так глаз отказывается узнавать лицо среди листвы, не угадывает знакомое сочетание «глаза-нос-рот». Мудрёно, но нет оснований не верить ученому человеку. Небось в университете учился, за стол посади, вилкой кушать станет.

Кто бы сомневался, что к вечеру вся активность на поле боя была прекращена. Парамонов не стал разделять отряд, на опушку леса выползли все, оставив лошадь за старшую в лагере. Она уже не раз продемонстрировала адекватность и грамотный подход к делу. Эх, её бы искупать, но как-то всё не до того. Председатель сам себе оставил заметочку в голове насчет водных процедур. Для всего отряда, а не только для Дуняши, еще немного, и пахнут будут все одинаково.

Тем временем поле опустело: крестьяне ушли, они похоронили всех красноармейцев. Фашисты заканчивали погрузку трофеев в грузовики. Александру было очень интересно, не останется ли чего на поле. Так интересно, что он велел всем оставаться на месте и быть готовыми прикрыть его огнем, а сам пошел на ту сторону. Естественно лесом, и уж конечно с винтовкой. Оказалось, что в три грузовика просто физически не могло поместиться всё. В две машины они сгрузили своих мертвецов, в другую набилось дофига солдат. И всё, все те кучи оружия, которые лежали на обочине, остались тут. Не бесхозные, а под охраной.

Четыре человека деловито готовились сторожить собранное по полю оружие, страшный урожай военной поры, и не выказывали никаких признаков беспокойства. Вот машины тронулись, вот они уже скрылись в пыли, а у оставшихся прорезалась тяга к хозяйственной деятельности. Как из воздуха откуда-то появились дровишки, продукты, загорелся костерок. Парамонову было очень интересно, как они организуют охрану: поставят классического часового, заныкаются на фишке или просто забьют на процесс по принципу «да кому оно нужно, это железо».

По опыту срочной армейской службы, он помнил, что по ночам ходит часовой вокруг вверенного ему объекта не от хорошей жизни, а чтоб не заснуть. Стоишь? Всё спокойно? А вот ты уже прислонился, а вот ты уже спишь. Стоя или сидя – не важно. Можно и на ходу заснуть, но это надо уже совсем быть измотанным. Хотя это немцы, у них может статься иная физиология или психика. Вдруг эти черти по приказу могут не спать в карауле?

Александр не принимал участия в боевых действиях, раньше не принимал, ему сильно непонятно было читать в книгах или смотреть фильмы про сильно профессиональных спецназовцев, которые могли всю ночь пролежать в засаде или на охране чего-то и не заснуть. Ну как так? Ночь, темнота, ты сидишь или даже лежишь в травке и лупишься в темноту изо всех своих глаз, а ушами сканируешь фон? Два часа, потом еще два часа – и не прикемарил? Не верится.

Что он сейчас мог, так это прикинуть, где расположились фрицы относительно дороги и кучи оружия. Чтоб потом, если общество решит заняться врагами, не плутать в темноте, привлекая к себе ненужное внимание.

Вернувшись к своим, он рассказал диспозицию и предложил не устраивать дискуссию в кустах, а вернуться туда, где оставили лошадь с имуществом, организовать приготовление и приём пищи, а уже потом на сытый желудок решать дело. Колхоз – дело добровольное, подчеркнул он. Никаких приказов, пока не решим, как быть.

– А уж тогда, мужики, не взыщите, исполняйте, как скажу.

– Да не боись, Александр! Нешто не видим, справно у тебя получается нами руководить. Как у казаков принято говорить, люб ты нам. Избрали б тебя атаманом, если бы у нас ватага была. Да, Генка?

– Да, дядь Лёша, с таким председателем и фашист не страшен.

Кто-то удивится, что даже перед смертельной битвой у человека не исчезают базовые желания – поесть, сходить в кусты по нужде, поспать хоть сколько-то. Как это, тут скоро вон чего, а герой сидит в кустах без штанов и удобряет природу продуктами своей жизнедеятельности! Безобразие! С другой стороны, где тут герои? Живые люди, да еще члены общества любителей природы, кому как не им удобрять кусты? А насчет поспать – Парамонов не избегнул книжного шаблона и решил, что напасть будет предпочтительнее часика в четыре утра.

Вариант «не нападать» по какой-то неведомой причине на обсуждение никто не вынес. Все озвученные мысли и желания были об одном – покарать захватчиков, пусть не вообще всех, а до кого дотянутся. Были рассмотрены варианты, когда часовой спит, когда бодрствует, когда его вообще нет. Был предложен вариант, в котором все переодеваются в немецкую форму и идут внаглую к часовому. Одна беда – немецкой формы не было. Да и окрикнуть он мог, а что отвечать в таком разе? По-немецки в компании никто не шпрехает, как назло.

Железный план Парамонова предусматривал порядок действий во всех трех ранее описанных случаях, кроме него был еще один план, сформулированный по-суворовски кратко: действуем по обстановке. Примкнутые к немецким винтовкам штыки намекали на готовность ко всему. Ах да, еще у каждого на поясе висели по две гранаты М-24. То есть, это мы знаем, что М-24, а Парамонов сотоварищи называли сие творение сумрачного тевтонского гения толкушками. У стальных банок гранат для подвески к ремням были предусмотрены специальные крюки, чем и воспользовались наши любители природы. И да, Генка не остался на атасе, не замыкал группу, не сторожил лагерь – он был признан полноценным участником ночного действа.

Часовой был, и он не спал. Развлечением ему служил небольшой костер, который он поддерживал, время от времени подкидывая в него ветки. Встанет, походит туда-сюда, и опять садится к костру. Видимо, вставал он тогда, когда чувствовал, что сон вот-вот одолеет служивого. Какая еще польза от костра? Да никакой! Сумерки подступающего утра он не разгонял, только обозначал место нахождения солдата потенциальному противнику. И противник не преминул этим воспользваться.

Чем человек не зверь? Разве что сниженным слухом и обонянием, да инстинктами, подзабитыми влиянием мозга. Александр крался к часовому не босиком, но в портянках, подмотанных кожаным узким ремешком. Совсем босиком идти он боялся, повредить ступню – это то, чего ему хотелось в самую последнюю очередь. Как снимают часовых, он многажды видел в кино. Одни персонажи перерезали горло ножами, второй рукой прикрыв рот, вторые ухитрялись кинуть ножик прямо в сердце или горло. Нож всегда попадал остриём и входил глубоко в тело, игнорируя одежду, хрящи и ребра. Парамонов так не умел. Лук тоже замечательно подходил для бесшумного устранения часовых, но с луком у общества нарисовалась проблема. Весь лук был уже съеден.

Так вот и вышло, что к врагу Александр подбирался с винтовкой. На полпути к цели он полежал какое-то время, пережидая период активности часового, а потом подгадал момент и оказался в шаге от него, сидящего у костра. Винтовка со штыком в руках крупного мужчины – это страшное оружие. Пусть он скептически высказывался о штыковом бое, пусть сам никогда не ходил в штыковую на врага, но сейчас в ход пошел именно немецкий штык-нож, примкнутый к немецкому «Маузеру». Удар в спину с вложением веса тела пришелся точно под лопатку. Сукно шинели и мундира, хлопок исподнего не защитили, широкое лезвие штыка вошло в плоть до упора. И сразу аккуратно опустить оружие, сразу метнуться к часовому, зажимая рот и руки, чтоб не крикнул от обиды, не лязгнул, не уронил чего тяжелое.

У Парамонова получилось. Вражеский солдат почти не дернулся, отдавая концы. Скорее всего, он умер моментально. Сильные руки душегуба положили его набок, а потом выдернули из тела штык. Товарищи наблюдали разыгравшуюся сцену в свете костра, через минуту они уже неслышно подходили к Парамонову. Пантомима, разыгранная им, дала полный расклад, напоминая обговоренный план «А». в соответствии с ним взрослые окружают лёжку фашистов и бьют их штыками сверху, а Генка контролирует с винтовкой у плеча.

Трое солдат лежали, подстелив под себя плащ-палатки, вместо одеял накрытые шинелями. В сером сумраке они уже были достаточно хорошо видны, чтоб крестьяне и Парамонов могли не сомневаться в своих действиях. Первые удары были нанесены в полной темноте, а потом все трое начали надсадно хекать, выдергивая и погружая штыки во врагов снова и снова. Очень быстро те перестали дергаться, кровь не хлестала из тел, удерживаемая шинелями.

– Хорош! Всё! Да стойте вы уже! – Кричал Александр, наплевав на режим тишины. Если всё обстоит, как задумано и рядом нет другой группы немцев, то опасаться уже некого.

Обтирая винтовку и штык от крови, Александр вспомнил, что напоминает ему свершившееся действо: эпизод с назгулами, окружившими кроватки хоббитов. В фильме «Властелин колец» они тупо изодрали пустые постели, а здесь всё получилось. Как же давно это было: фильм, дом, семья, работа… В другой жизни.

– Генка, с тобой всё в порядке? – Что-то парень завис, глядя на свежие трупы. Надо его отвлечь чем-нибудь хорошим. – Ни расстраивайся, немцев на всех хватит. Сейчас все приводим оружие в рабочий вид, штыки сразу снимаем! Сегодня они нам не понадобятся. Далее, расходимся по сторонам, три минуты на осмотр. Потом собираемся, рассказываем, кто что нашел хорошего. Прежде всего патроны, гранаты…

– А если пулемёт найдем?

– Пулемет? Вот ты фантазер, Геннадий. Ладно, если найдем пулемет, будет твой. Если будут пистолеты-пулемёты – тоже примечаем. Может, из нашего оружия что-то найдется.

Время поджимало не так, чтобы совсем, по прикидкам Парамонова часа три у них было. Но за это время необходимо и затариться всем, что может пригодиться, и подготовить пару сюрпризов, и сбежать отсюда, не оставляя следов. А как это сделать, будучи нагруженными на полную грузоподъемность? Кто знает?

Генка оказался прав. Более, чем прав – он нашел аж три пулемета своей любимой модели. Любимой и единственно знакомой – это были «Максимы» на колесных станках. Ленты к пулеметам в специальных патронных коробках из профилированной жести, патроны в пачках, патроны в ящике. Самое занятное, что ящик был даже не открыт. Если верить маркировке, то в нем было восемьсот восемьдесят патронов. Здорово? А двадцать пять кило веса не хотите?

– Вот что, Генка, раз я обещал, то пулемёт твой. Не ори, не тонешь! – Оборвал Парамонов визг пацана. – Так что беги до телеги и по быстрому веди её сюда. Да смотри, не сам тащи – лошадку впряги. А то знаю я вас торопыг. Как до сладкого дорветесь, ум сразу отключается. Собираешь весь лагерь, чтоб ничего не оставалось – и к нам. Я так понимаю, что-то мы отсюда вывезем. И трупы обходите по кругу. Один из них я заминирую. Вон того, который поцелее.

С этого момента обход стал более вдумчивым. Василий прошерстил немчуру на предмет съестного, Алексей все винтовки складывал в одну кучу, а не три, как было у фашистов, Парамонов выбирал пулемет. Три штуки – это перебор, столько не утащить. Так что он занялся осмотром на предмет повреждений. Вон тот с пробитым кожухом – сразу в сторону, у второго под крышкой какая-то грязь, и сама крышка деформирована. Так что будут пробовать третий как самый нормально выглядящий аппарат. Только Генку дождутся, он божился, что умеет обращаться с этой машинкой. Сам Александр не был уверен, что сможет заставить стрелять этого монстра. Сломает еще…