Текст книги "Штатский (СИ)"

Автор книги: Юрий Ра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

В свете появившихся запалов на общем собрании было решено провести испытания электроподрыва. Понятно, что на проверку не стали закладывать полноразмерную шашку, отрезали двести грамм от бруска из первой партии. Весь вечер пыхтел Александр над электродетонаторами, делая четыре одинаковых устройства. Он надеялся, что если одно из них рабочее, значит и все стальные будут такими же безотказными с известной долей вероятности. С неизвестной, поправил себя он. Один подрыв статистику не даст.

Статистику они нарабатывать и не стремились, зато в лесу стало на одну воронку больше – всё сработало как по маслу. Генка даже начал мечтать про самодельную подрывную машинку, которую можно сделать из стартера.

– А что! У нас в школе старшеклассники построили действующую модель электрического генератора! Сами. То есть по учебнику.

– А сам сможешь? На хуторе с помощью лопаты, ножа и соплей вместо клея?

– Не, я не смогу.

– Ну и я не смогу. – Припечатал Парамонов. Всего знать и уметь нельзя, это нормально. Работаем с тем, что имеем, делаем то, что можем. А мы можем устроить для гансов очередной концерт по заявкам. Так что сегодня вяжем для батареи переноску из веревок, чтоб вдвоем можно было носить, а завтра уходим на несколько дней. Алексей, на тебе запас провианта и воды. Генка собирает тротил, на Василе оружие.

– Почему на несколько? Там одним днем обернуться можно.

– Приходим, день наблюдаем, фиксируем, проводим разведку местности. На следующий день подрываем и убегаем. Спешить не будем, надо всё аккуратно сделать. А если место не понравится, вообще пойдем другое искать, время нас не тянет за яй… за бороду.

– Верно говоришь, председатель. Генка у нас известный любитель поскорее всё сделать. Имей в виду, парень, на будущее: девки таких не любят. – Засмеялся в бороду Василий, разряжая обстановку.

– Почему не любят?

– Женщины предпочитают обстоятельных мущщин. – Присоединился к шутке Алексей. – Ты слушай Василия, он по этой части большой дока. У него даже борода как не скажу, что не скажу у кого. Гы!

Мужчины дружно и беззлобно заржали, а парень улыбался, не понимая, к чему шутка, но чувствуя – смеются не над ним.

Глава 25

Концерт

Небольшой пригорок, с которого компания наблюдала за дорогой, сам напрашивался для того, чтобы быть наблюдательным пунктом. Парамонов подумал даже, что если бы он был Наполеоном, то непременно приказал бы вырубить кусты и разбить шатер. Сидел бы на кресле и наблюдал панораму битвы, мановением руки, отправляя полки в бой. «Генка, герцог ты наш сизокрылый, вон там сидеть будешь. А князь Василий ударит справа из низины» – с самопровозглашенным Наполеоном спорить никто не пытался. Во-первых, сами знаете, какое учреждение у нас для Наполеонов организовано, с ними даже санитары не спорят, даже главврач на обходе подчеркнуто вежлив. А во-вторых, самопровозглашенный император и военачальник все приказы раздавал мысленно.

Потом ему в голову пришло, что и настоящий Наполеон из учебника истории где-то здесь отметился. Не конкретно на этом холме, а вообще. То есть в этих местах. Суки, не сидится всяким Гитлерам в своих Европах, лезут со своими амбициями в наши реалии. В оставленном им настоящем (глядя отсюда – в будущем) тоже начиналась нездоровая движуха с науськиванием украинцев на Донбасс, тоже какие-то далеко идущие планы у господ европейцев. И никто не знает, куда это заведет. Власти незалежной и её население с подачи платных идеологов уже потеряли берега и Крым. Берега образно, Крым навсегда. А корни отсюда растут, а то и еще глубже, из Британии, из Австро-Венгрии, а то и вообще из Речи Посполитой.

– Братцы, а ведь как здесь был бы уместен пулемёт, а? – В полководцы записался еще один товарищ.

– Если у них не будет танков. Причешут, как в прошлый раз на речке, будем драпать, сверкая пятками, – Возразил из седла своего чистокровного скакуна граф Алексей.

– Тоже неплохой вариант. У нас сейчас пулемет ручной, бежать будет легче.

– Это да, с пулемётом справно было бы. Как Генка рассказывал со своей березы, по всем этим контуженным и обосравшимся вдарить изо всех стволов было бы хорошо. Только тогда батарею эту придется бросать. С ней нам кабы не труднее, чем с «Максимом» будет. Он хоть на колесиках. Был.

– А знаете, чего! – Вклинился герцог Генка. – А если «Максима» на взгорке поставить, а потом бросить, то и пуль в фашистов пошлем больше, и убегать будет быстрее.

– Ага, верно баешь. Только забыл, что мы станкач наш отдали. По-новой выпрашивать почнешь? Так не отдадут. Тем более, что ты его бросать собрался. Гансам проклятым в подарок.

– А если его заминировать, то гостинчик получится на загляденье! – Не унимался Геннадий.

– Уймись. Всё, нет у нас «Максима». – Парамонов сказал достаточно жестко, даже сам это почувствовал, а потому смягчил, – но мыслишь ты верно, будет из тебя толк. Только смотри, не погибай. Пока всех фашистов не перебьёшь, живи.

– Да как я их всех один?

– Не бойся, помогут.

И все, кроме Генки почувствовали второй смысл в его словах. Он не сказал «поможем», председатель намекнул на конечность бытия трёх взрослых мужчин. Никто из них не считал себя бессмертными, никто не планировал жить вечно.

А Парамонов вдруг и впервые за все эти дни поймал себя на одной странной мысли. В обществе принято говорить о недопустимости угрозы жизням детей и женщин. Даже в прессе всегда подчёркивают о потерях не просто среди мирного населения, а конкретизируют про стариков женщин и детей. Мол мужчины гибнут – это нормально, а всем остальным становиться жертвами войны нежелательно. Но царапнуло не это, а другое. Он и его товарищи считали совершенно нормальным участие Генки в их личной войне. Да и в книжках сплошь и рядом описываются подвиги детей, по полной программе используемых взрослыми в качестве если не пушечного мяса, то разведчиками и связными. И это считалось нормальным. Нормальным тогда, нормальным потом, в мирное время. Рассказы про пионеров-героев, воспитание подрастающего поколения на героизме тех, кто не дожил до победы.

Фашисты, они нелюди, это понятно, они уничтожали в том числе детей. Но наши-то, наши почему так спокойно посылали ребят на смерть? Наших ребят. Или война делает всех взрослыми? Вот тот же Гена, он принял для себя решение воевать. Попробуй его отговори или расскажи, что он не имеет права участвовать в этой беде, убивать немцев и защищать своих близких. Будет спорить, может даже зареветь от обиды на несправедливость. Значит, это справедливо, когда подросток принимает на себя обязанности взрослого мужчины? Лучше не думать об этом, лучше не задумываться и продолжать делать своё дело. Кстати, которое ты сам на себя взвалил.

– Да, пулемет сюда просится, – Парамонов снова поправил воображаемую треуголку, – и немцы не дураки, они это тоже понимают.

– Будем по ним лупить?

– Будем. До первого выстрела с их стороны. А потом бежим отсюда в надежде, что за нами не погонятся. Всё как в прошлый раз. и фиг с ним, с аккумулятором, пусть остаётся. Листвой и дерном прикроет тот, кто подрывать будет, и ходу!

– Как это, а разве не ты будешь взрывать?

– Любой может, там только контакты к клеммам прижать. Один даже можно сразу прикрутить, чтоб руки не тряслись от волнения. А я с пулеметом тут залягу. Парами будем работать, двое на бугре с пулеметом и винтовкой, двое с автоматами и батареей на подрыве. Главное что? Главное – выбрать время, чтоб в самой гуще рвануло, чтоб потом вся чешуя кверху пузом всплыла, а не пара подлещиков. – Парамонов сам спросил и сам ответил. И все согласились.

А колонны пёрли одна за другой, давая понять, что там, на востоке ничего не кончилось, что немцам именно там и именно сейчас нужны резервы на Смоленском или Могилёвском направлении, точно сказать из недоделанных полководцев не мог никто. Зато было понятно, что вариант с закладкой мины имеется только один, это который ночной. И правильно, что с электроподрывом. Столько взрывчатки класть, а потом она бабахнет под головной машиной? А то вообще под мотоциклом. И хорошо, если он потом приземлится на голову генералу какому-нибудь. А если в кусты приземлится?

– Блин, такая толпа прёт, а мы со своими семью кило тротила – несерьёзно.

– Так больше не натопили, товарищ председатель. Что тут поделаешь?

– А вот что, мы с Генкой останемся наблюдать дальше, а вы дуйте за снарядами. У нас же есть еще не вытопленные. Вот и принесите, сколько сможете. Прикопаем в той же яме.

Вернулись мужики уже почти ночью, во всяком случае небо было синее-синее, а закат собирался угаснуть окончательно. С собой они несли какие-то металлические ящики.

– Это что такое, граждане⁈ Где снаряды?

– Ольга нас загрузила, говорит, утром притащили партизаны тебе. Мол, подарок от отряда «Дело Ильича».

– И чего это?

– Вроде как мины.

В свете догорающей зари Парамонов смог понять, что если эти ящики и мины, то скорее всего противотанковые. А противотанковых мин наш герой не боялся. Еще подростком ему доводилось спать, подложив под голову современную противотанковую мину. На самом деле это был муляж, но как настоящий. И подросток Саша четко запомнил, что для активации взрывателя такой мины нужно нажатие не менее двухсот килограммов. А эти коробки и подавно не опасны, раз партизаны их тащили, потом его архаровцы. Давно бы уже рвануло, если что.

Какого-то мудрёного замка у крышки не было, как и торчащего взрывателя. Когда Парамонов открыл ящик, то увидел, что взрывателя нет и внутри. Месть под него имелось, а самого запала он не нашёл. Зато нашел шесть тротиловых шашек с маркировкой. Четыре штуки по шестьсот грамм и две по четыреста. Итого, два восемьсот – прикинул Александр. Если во всех коробках по столько, то… то нормально выходит!

В трех коробках оказался тротил, в четвертой мешочки с каким-то порошком. Засада, подумал он, но не стал морщиться – мешочки тоже было решено закопать, наверняка в них что-то взрывучее. Вместе с ранее принесенным получалось восемнадцать кило – а вот это уже совсем неплохо.

– Братцы, у нас должен получиться феерический концерт. Как с тем танком, только еще и зрители будут. Даже немного страшно, не зацепит ли того, кто будет на подрыве.

– Да ну, не должно.

– Именно, что не должно. И лес ударную волну немного погасит, и мы бровку перед позицией выкопаем. От волны защитит немного, вверх её отбросит. Тогда прятать батарею уже нет смысла. Короче, один будет смотреть, как колонна мимо пойдет, наблюдатель бежит к подрывнику, оба ложатся и подрывают.

– Я могу с дерева опять знак подать, каркну вороном, как прошлый раз. – Кто бы сомневался в храбрости не бреющего бороды Генки.

– Каркнешь, а потом улетишь далеко и без штанов. Так такая волна пойдет, всё посшибает. Да и не надо с таким зарядом точно целиться. – Парамонов был серьёзен, словно уже выдавал боевое задание. – Подрыв в середине колонны, пережидаете ударную волну, потом убегаете, не дожидаясь нас. Встречаемся у того ручья, где сегодня воду набирали. Всё понятно?

– Понятно. Кто на подрыве?

– Алексей и Геннадий. Мы с Василием на бугре добиваем. Если это так можно назвать. А сейчас Генка на атасе, мы копаем. Я тяну провод, мужики копают яму, щебень не раскидывайте только. Нам мину еще маскировать надо, чтоб сверху смотрелось нормально.

То, что это не первое минирование, прибавляло спокойствия всем, да и копать дорогу ночью – не то что днём, когда в любой момент может появиться мотоцикл с фрицами. Яма получилась достаточно большая, настолько, чтоб закладку не размолотило проезжающими по ней танками. Ну и чтоб провод не порвали, его тоже заглубили на два штыка до самой водоотливной канавы. А там уже Парамонов просто вырезал полосу дёрна, укладывал провода и возвращал дёрн на место. Не всю сотню с лишним метров прикопал так, но примерно тридцать не поленился спрятать.

Перед тем, как засыпать мину, до её подключения к проводке, специально захваченной лампочкой Парамонов прозвонил цепь. Он догадался просто скрутить два конца перед дорогой, и подключить лампу перед батареей. Лампочка засветилась, гарантируя целостность кабеля. Теперь строго наказать никому не трогать батарею и можно идти вешать провода на самодельный электровзрыватель. Пока подключили, закопали, пока замаскировали, отряд диверсантов никто не побеспокоил – у немцев уже выработалась боязнь темноты на дорогах Белоруссии. Даже вздремнуть успели.

Генка всё-таки залез на дерево, ворон-маньяк какой-то! Благо, смотреть надо было в одну сторону, в обратную по дороге никто не ехал, чтоб не создавать пробок отправляемым на линию фронта колоннам. Парень клятвенно пообещал, что не будет каркать, а высмотрит большую пыль и сразу вниз и бегом к Алексею, мол готовься. А потом обратно к дороге. А как голова на подходе будет, то обратно и отмашку будет давать к активации подрыва. Про активацию подумал Парамонов, Генка такое слово не использовал. Но план его был одобрен всеми.

Колонна надвигалась как очень толстая змея, чья голова была очень хорошо видна и состояла из двух легковых машин и трех мотоциклов. Туловище уже не так хорошо виднелось, подернутое пылевым облаком, а хвост и подавно нельзя было разглядеть из-за сплошной стены пыли. Даже странно, подумал Александр, как они едут и никуда не врезаются? Потом вспомнил, как следовал в колонне боевой техники по пустыне во время срочной службы в армии. Как-как, чудом и исключительно благодаря стальным нервам и пофигизму! Если в колонне и были танки, то увидеть это не представлялось возможным, танки и прочая гусеничная техника всегда едут в хвосте.

Голова, вернее легковушки почти поравнялись с занимаемым бугорком, по прикидкам председателя общества любителей природы, её уже было пора любить, вот прямо совсем пора! Ну-у-у… Ну⁈ Он навел прицел на первый автомобиль, по его прикидкам начальство всегда едет впереди, чтоб не глотать пыль подчиненных. А потом разглядел на одном мотоцикле с коляской пулемет и перенавелся на него. Командиры – это правильно, но пулемет надо гасить раньше. Автомобилями он велел заниматься Василию сразу после взрыва. Вот сейчас, вот…

И всё равно взрыв раздался неожиданно. Парамонов даже потерял полсекунды, что оказалось в плюс. Непривычный к езде по территории СССР фашист вместо того, чтоб дать по газам, затормозил. Пыльная строчка от попадания пуль затанцевала по дороге, потом пули перескочили на мотоциклиста, ударили по седоку люльки – достаточно! Рядом Василь посылал пулю за пулей в легковушку, она уже встала. А вторая выруливает, значит это цель пулеметчика. На, сука! Короб опустел или клин? После разберем! Смена диска, передернуть затвор – пара секунд на всё, и по грузовику, по второму, по…

Повторная детонация чего-то военного примерно в том же месте, где стоял столб от первого взрыва, не такая громкая, но приятная как бонус от туроператора. Она давала надежду на дополнительный десяток путёвок в Вальхаллу для птенцов Третьего Рейха.

– Меняем позицию! Сейчас начнется!

А уже началось, кто-то умный и недоконтуженный начал лупить в ответ по их пригорку, так что кусты стали терять веточки. Мужчины ползком откатились назад и уже на карачках полезли в сторону, где у них была приготовлена вторая позиция. Вернее, не одна на двоих, а две односпальные.

Парамонову некогда было смотреть, как обстоят дела у Василия, он сменил очередной короб и теперь особо не целился, стреляя в замершую колонну. И нет, фашисты не оцепенели, просто один мотоцикл и два изрядно дырявых автомобиля с начальством (как Александр надеялся, тоже дырявым) перегородили дорогу. Головной грузовик, попытавшийся снести байк с пути, тоже поймал хорошую порцию, так что сейчас расчистить дорогу можно было только танком. Если танки есть, то они в хвосте, а перед ними еще одна куча железа и мяса. О! снова детонация! Это просто праздник какой-то!

– Валим отсюда! Васька, погнали нахрен!

– Чего⁈ Всё, командир? Уходим?

– Да!

Бросив на старой огневой позиции два пустых короба (жадность фраера сгубила), Парамонов со своим товарищем подхватили оружие и согнувшись в три погибели побежали под горку. Их выступление было окончено.

На месте встречи их уже ждали. Алексей и Генка сидели отдышавшиеся и довольные. Им не пришлось тащить на себе пулемет, пустые и запасные короба. Батарею, как и договаривались, они тоже не понесли.

– Ну как там? Получилось?

– А то ты, Генка, не слышал. Раз потом еще два раза рвануло, значит всё замечательно получилось. То ли боеприпасы взорвались в грузовой машине, то ли танк подорвался вместе с боекомплектом.

– Не, не слышал. Мы так быстро драпанули оттуда, всё боялись, что деревом накроет или башня сверху опять прилетит. Так что не слышали.

– Да это не потому, что бежали быстро, – с улыбкой вступил в беседу Алексей, – нас просто оглушило маленько. Сейчас вроде отошло, но всё равно звенит. Или словно строчит кто-то из автомата.

Все замолчали, а потом услышали – в лесу в самом деле раздавались выстрелы.

– Не понял. – Лаконично прокомментировал ситуацию председатель. – На хвост что ли сели? Откуда такой задор у господ фрицев?

– А в кого они стреляют, если мы тут? – Василий был само недоумение. Совсем сдурели?

– Не, не сдурели. Просто патронов много, чем рисковать, им проще кусты причесать из автомата в подозрительном месте.

– И чего будем делать? Бежим?

Все обратили внимание на Александра, который выпал из беседы и что-то царапал карандашом на клочке бумаги. Через минуту от выдохнул и скрутил бумажку в трубочку.

– Такая вот петрушка выходит, что прямо нам нельзя. И криво нельзя, и не предупредить Гната тоже нельзя. Геннадий, тебе задание: вот эту шифровку передаешь командиру партизанского отряда и на словах рассказываешь, что мы тут сотворили.

– А вы?

– А мы немного поводим немчуру по лесу. Через пару суток вернемся, когда хвост скинем. Не вести же их на хутор, сам понимаешь.

– А чего я сразу? Давайте, я в засаде буду, а пойдет пускай…

– Отставить пререкания, Петров! Ноги в руки – и бегом! От тебя зависят жизни партизан и возможность выполнения ими боевых задач. Автомат берешь и к партизанам. Понятно?

– Понятно, дядя Саша.

Эпилог

На сцене актового зала средней школы стояла старшая пионервожатая и смотрела в зал. Сказать, что ей было приятно видеть занятыми все места было бы неправильно – по-другому и не могло быть. Дело не только в дисциплине, просто на встречу с ребятами пришел сам Петров! И сейчас она объявляла его выход на сцену:

– Дорогие ребята! Сегодня у нас в школе состоится творческий вечер всем известного писателя-фронтовика Геннадия Павловича Петрова. Все вы конечно читали его новую книгу «Штатские». Все читали?

– Дааа!!! – Шумно и дружно ответил зал.

– Тогда встречайте нашего уважаемого гостя аплодисментами!

На сцену, слегка прихрамывая, вышел и коротко поклонился седой мужчина лет пятидесяти. Он сел за столик, стоящий посередине и придвинулся к микрофону.

– Здравствуйте, товарищи! – В его обращении было столько убедительности, что все сразу поверили – они и в самом деле его товарищи. Все, даже двоечник Семенов, до этого сидевший вполоборота к сцене.

– Здравствуйте! – Раздалось в ответ.

– Знаете, я как-то не любитель рассказывать. Если у меня есть, что поведать людям, я сразу это записываю в специальный блокнот, а потом вставляю в свои книги. Если мысль умная и приличная. Так что всё, что мог, уже написал. Давайте, вы просто будете мне задавать вопросы на интересные для вас темы, а я стану отвечать. Постараюсь не врать. – И все в зале засмеялись этой шутке. Дети помоложе смеялись, потому что взрослые и так не врут. А старшие ребята знали, что не врать взрослые не могут, им нельзя говорить всю правду. Кстати, в зале присутствовали не только пионеры, пришло даже некоторое количество комсомольцев, у которых не было обязаловки. Просто книги Петрова нравились, хотелось увидеть писателя вживую. И услышать.

– Товарищ писатель! – Сходу подскочила какая-то шустрая пионерка с бантами. – Скажите, а Генка Гаврилов в книге «Штатские», это же вы?

– Было бы глупо запираться, да герой списан с меня.

– Что, и его приключения не выдуманы⁈ Все-все? – Раздалось из зала.

– Кое-что изменено по разным причинам, но просто сочинять не было нужды. Тема войны, она такая, что не требует этого. Жизнь богаче на удивительные события, чем самая яркая фантазия любого писателя.

– И Мишка имеет прототип?

– Конечно. На самом деле он погиб достаточно быстро, мне очень не хватало своего друга. Видимо, поэтому в моей книге он жил и воевал дольше, чем это происходило в действительности. – Писатель посмурнел лицом. – Впрочем, наш командир отряда делил истребляемых фашистов на всех бойцов, включая погибшего Мишку. Он всегда мысленно был рядом с нами.

Среди многочисленных вопросов попадались каверзные, но всегда товарищ Петров старался отвечать честно, ребята это чувствовали. Порой он отказывался отвечать, мотивируя это военной тайной. И все его понимали. Только старшая пионервожатая, совсем молодая женщина, недалеко ушедшая из возраста комсомольской юности, порой морщилась. И от дурацких прямолинейных вопросов ребят, и от слишком прямолинейных ответов, как этот:

– Скажите, а вам не снятся убитые вами немцы?

– Снятся погибшие товарищи. А немцы? Пожалуй, что нет. Мы им так здорово наподдали тогда, что они боятся приходить в мои сны.

– Товарищ Петров, скажите, а кем всё-таки оказался ваш дядя Саша? Эта интрига так и не была раскрыта до конца книги. – Вопрос задал явный заучка и скучный пацан, рисующийся своей начитанностью. Его уже дергали за рукав, когда автор начал отвечать.

– Я был уверен, что из моей книги следует чёткий ответ на этот вопрос. – Все в зале напряглись. Интеллигент не нашел ответ, а все они сейчас его узнают. А писатель продолжил, – прежде всего он был советским человеком, а большего я не знаю! Никто из моих знакомых этого не знал. Было сильное желание выяснить это после войны, направить запрос, найти хоть что-то про своего командира. Но как это сделать, когда не знаешь ни фамилию, ни звание, ни ведомство, в котором он служил? Даже имя. Ведь кто поручится, что это было его подлинное имя? А дядя Вася и дядя Лёша, даже про них я не знаю ничего. Конспирация в «Обществе любителей природы» соблюдалась на высочайшем уровне, не было названо ни одной фамилии за всё время, пока я воевал там. Такие железные были разведчики.

– Скажите, а чем тогда дело кончилось на самом деле? Дядя Саша погиб?

– Не знаю. В том бою, когда я видел их последний раз, дела обстояли примерно так, как описано в книге, то есть безнадёжно. Командир отослал меня с донесением в соседний отряд «Дело Ильича». Как я теперь понимаю, не с каким-то важным донесением, а просто для того, чтобы сохранить мою жизнь. Очень подозреваю, что не просто так, а чтобы я мог продолжать бить врага на нашей земле. Он всегда говорил: нельзя умирать, пока враг жив. Отступай, прячься, обманывай – делай всё, чтоб умер фашист, а ты выжил. Потому что где-то есть еще один враг.

– Геннадий Павлович, когда закончилась война, вы продолжили службу в армии? Какое у вас звание?

– Какое там! С моим ранением и хромотой сразу после войны я был демобилизован. Стране на тот момент были нужны здоровые защитники. Так что доучился в школе, потом завод, заочный институт… А потом понял: однажды помру, и все те, кто жив в моей памяти, уйдут вместе со мной. Начал писать. Вроде получается пока. Или нет?

– Да-а-а-а!!! – Дружно грянул зал.

После завершения творческого вечера гость не покинул школу сразу. Какое-то время он просидел в кабинете директора школы, потягивая с ним коньяк. Не единым замахом, как это принято в Советском Союзе, а маленькими глоточками, растягивая процесс. Коньяк для двух фронтовиков был не целью, а поводом.

– Значит, говоришь, сам воевал, а не просто сочинитель книжек. – Произнес директор школы. То-то я смотрю, хорошо написано. Думал, чужие рассказы литературно оформляешь. Ничего, что на «ты»?

– Нормально, вы ж постарше меня. А что, читали?

– Нет уж, давай тогда и мне тыкай! По-честному чтоб всё было! На разных фронтах одного гада били. И да, читал. Этих твоих, «Штатских» одним махом прочел. Хоть и вышла повесть с грифом «Для детей и юношества», а написано для всех.

– Да там такая хитрость, детскую литературу печатают бо́льшими тиражами и платят за неё по максимальной ставке гонорара. Чай не лишняя копеечка. Я решил, кому надо, те прочтут.

– Ишь ты, прямо как хохол продуманный! А впрочем так и надо, не осуждаю.

– Так с кем терся, от тех и натряс. У нас в отряде народ был ушлый. То есть так-то все за Родину горой, но в сидоре чтоб сало лежало.

– Ты вот чего скажи, получается, тебя в «Дело Ильича» приняли сопливого совсем, пятнадцатилетнего. Как так вышло?

– Чего бы им меня не принять, когда я со своим оружием пришел, кучу убитых гансов за плечами имел и из всех видов оружия мог стрелять! Это они рядом со мной сопливые были, если разобраться. Через одного. Да и те, что из окружения не вышли, бойцы – одно название.

– А ты прямо воин? – Явно собеседнику было неприятно слышать такую оценку о бойцах Красной армии.

– Ха! Нас дядя Саша так учил военному делу, как его самого учили. Такие вещи рассказывал, такие штуки показывал – до сих пор рассказывать опасаюсь. Или запрут, или подписку возьмут.

– Да ладно! Сколько времени прошло уже. Заливаешь.

– Основы диверсионной работы не изменились. Так что я про кое-что молчу. И в книжку уж точно некоторые способы минирования не вставлю от греха. У тебя тут курить можно?

– Кури, Геннадий. Вот пепельница, я и сам курю.

Писатель вытащил из кармана импортную пачку, выверенным щелчком выбил из неё сигарету и закурил, мелодично щелкнув блестящей зажигалкой. Явно импортная, хоть и затёртая вещица привлекла внимание.

– Ты смотри, как в книжке! – Заметил директор.

– Не как из книжки, а та самая.

– Да ты что! Вот прямо та, которую тебе якобы Председатель подарил?

– Ага. С первой женой расстался, зубы начал терять. А этот подарок на день рождения потерять не могу, не считаю возможным. И ведь ни разу не подвела вещица, хоть и довоенная еще. Работает как часы, только заправлять не забывай.

Когда директор школы молча протянул ладонь, постаревший Генка положил на неё зажигалку «Зиппо» белого металла. Гравированный узор на передней стороне в отличие от названия фирмы почти стёрся, на донышке с трудом читалась надпись «Брэдфорд, ПА. Маде ин ЮСА»

– Забавная история. Как-то столкнулся за рубежом с представителем производителя этих зажигалок. Представляешь, они до сих пор такие точно зажигалки выпускают. То есть оформление другое, а форма и конструкция та же. Так вот, он заинтересовался дизайном, то бишь внешним видом моей зажигалки. Забавную вещь сказал: якобы по всем признакам зажигалка оригинальная и старая. Их продукцию, оказывается, подделывают как деньги. А что непонятно – в их каталоге такой зажигалки нет. То есть нет данных о выпуске именно такой продукции. Он на следующий день прибегал в нашу гостиницу в Варне специально. Сказал, посылал запрос в свою центральную контору. Ответили – не производилась.

– И что это значит?

– Или какой-то спецзаказ, или уже до войны кто-то выпускал подделки. Но ты посмотри: дядя Саша ею еще до войны пользовался, всю войну прошла и после уже тридцать лет прошло. Не скажу, как новая, но фурычит всё еще.

– Что сказать, умели делать! А вот еще вопрос про донесение. В книжке ты его шифровкой назвал. Это тоже правда?

– Как есть, чистая. Прибегаю к партизанам, глаза вот такие, сам еле дышу, говорю, мол где Гнат, шифровка для командира отряда!

– И чего?

– Отвели к командиру, даже автомат не отобрали, простота. А он повертел бумажку, почитал. Сказал, что ключ нужен, бе ключа не расшифровать. Типа, обознался твой командир, нет у меня такого шифра. Такие вот дела.

– А что было написано, уже забыл небось?

– Помню. Сколько лет прошло, а тот текст так и сидит в голове. Мне кажется, дядя Саша тогда вообще первое пришедшее на ум написал, чтоб меня спровадить: «Шестой лесничий мертвого леса, о небеса. Здесь не до песни, не до фиесты и не до сна»

– Сложно. Такое просто так не сочинишь. Явно как-то можно разложить, я тебе как математик говорю. Но нужен ключ, тут твой второй командир был прав.

– Где я тебе его возьму? Все его знавшие, чаю, давно уже не с нами.

– А давай, Геннадий, еще по чуть-чуть за всех, кто не дожил.

И два ветерана, отдавших Родине один свою молодость, а второй – раннюю юность, не стали чокаться рюмками, надолго погрузившись в воспоминания обо всех, кого потеряли на той войне. Поименно. А потом они выпили еще по рюмочке, не особо нуждаясь в словах. Зачем говорить вслух то, что и так понятно обоим.

Поэтому-то третьеклассник Сашка Парамонов по прозвищу Интеллигент так и не дождался знаменитого писателя, партизана и фронтовика. А ему так хотелось сказать этому мужественному человеку, что он тоже вырастет смелым и бесстрашным, ни минуты не сомневающемся в себе, готовым отдать жизнь за идеалы коммунизма, за нашу Советскую Родину.