Текст книги "Штатский (СИ)"

Автор книги: Юрий Ра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

А пока надо лазить по этим кучкам и искать что-нибудь полезное, вроде самозарядной винтовки, уж со «Светкой» он справится, небось не чужая она ему. И гранат поискать, или еще чего-нибудь взрывающееся. Не одной же гранатой минировать часового.

Глава 10

Время мертвецов

Гранат нашли немного, они были сложены в какую-то брезентовую сумку. Всего две лимонки, а остальное – так нелюбимые Парамоновым РГД-33, в которых надо сначала снимать чеку, взводить ударник, потом «стрелять» им по капсюлю, а затем кидать. Сложно и неинтересно. Все их и пару немецких колотушек положил в ямку, выкопанную им под часовым. Туда же пошла Ф-1, самая стремная, у которой рычаг почти отвалился от колпачка на запале. Александр подозвал мужиков, при них приподнял тело, вертикально расположил под ним лимонку так, чтобы колпачок не смог подлететь вверх, а потом вытащил чеку.

– Всё, товарищи. Больше это тело не могите трогать. А лучше даже мимо не ходите. Пусть его камрады трогают. Как колпачок освободится, так и песенке конец. Заодно все пять гранат, что я в ямку положил, рванут.

– Так ты шесть туда сунул.

– Пять, шесть… особой разницы нет. Очень надеюсь, что гансам мало не покажется.

– А чего ты их то фрицами, то гансами обзываешь?

– Да просто самые распространенные имена. Фриц, Ганс, Франц. Они нас иванами кличут, а мы их – фрицами.

– Иванами, это как разбойничьих старшин при царе?

– Нет, Алексей, просто считается, что это самое частое имя в России. Иванушки мы тут поголовно, так в Европе думают. Ладно, давайте формировать нашу кучку из того, что мы на телегу погрузим. Остальное – в одном месте чтоб лежало.

– Зачем?

– Сожжем всё оружие, какое не увезем. Не нужно его оставлять врагам.

– Так понятно, что не нужно, а оно загорится? Тут же одно железо.

– Не одно, половина в дереве. Плюс смазка. Ой, забыл-забыл! Граждане, а фляга со смазкой не попадалась? А то пулемету много нужно, да и нам оружие надо поддерживать.

– Есть канистра с каким-то маслом. Оно?

– Да наверняка. Немного гору польём, чтоб принялось лучше, остальное заберем. СВТ не попадались?

– Две есть, вон там отложил в сторонку. В телегу пойдут.

– Нет уж, давай-ка я одну сразу посмотрю. Если живая, перевооружусь. Вдруг кто в гости пожалует, вон, светает уже. Сейчас фрицы проснутся, умоются, позавтракают, и сразу к нам. Пара часов в запасе есть, но много не мало, не хочется бегом бежать от немца.

Через час, когда приехал Генка на телеге, началась спешная погрузка. Пулемет он осмотрел, чем-то там полязгал и вынес вердикт – исправный. Парамонов не удовлетворился таким подходом и велел пульнуть коротенькую очередь, буквально на три патрона. Действительно исправный. Да уж, теперь у них есть пулемет и немного патронов. Не сказать, что на один бой, бой таким маленьким отрядом не дашь, но на пару-тройку удачных засад или на одну неудачную хватит. Никто не удивился, что предрассветную мглу огласила еще пара выстрелов, это Александр пристреливал свою новую игрушку. Чего уж там, из пулемета постреляли, можно больше не стесняться. Местные, если они рядом, потом расскажут немцам, что утром снова был короткий бой с пальбой. А если никто не услышал, так и совсем хорошо.

Всякий горючий мусор побросали в общую кучу с неприватизированным оружием, покропили маслом, а потом Парамонов велел и тех истыканных штыками фашистов закинуть сверху. Мол, пусть у их командования болит голова, те это фрицы поджарились, или не те. Мужики помотали головами, покривились, но указание выполнили. Они пока не были готовы к войне без какой-то оглядки на совесть и правила, а вот их председатель уже перестроился. Кадры сгоревшей Хатыни еще в детстве настроили его на такое отношение к фашистам. И даже поступившая много позднее информация, что там отметились в первую очередь «братья-славяне» с Западной Украины, не убавила ненависти к захватчикам. Просто он внес в список нелюдей еще и этих западенцев. Сразу после мадьяр и хорватов.

А на рассвете они ушли, ушли не в свой прошлый лагерь, сначала по дороге в сторону укативших вчера автомобилей, а потом в сторону, найдя просвет в деревьях, оказавшийся заросшей просекой. Телегой правил Генка, получивший практику вождения гужевого транспорта. Взрослые уходили ногами в стороне от следов телеги. То есть не по просеке, а лесом. Понятно, что способ скрыт следы был сомнительным, но хоть какое-то успокоение своих страхов. Да, страхов. Нанести такой поджопник смазанному механизму Германской военной машины и не бояться – это надо быть таким же монстром. А их общество было белым и пушистым по мнению его председателя. На настоящие пехотные подразделения не нападали, кроме одного случая, временную военную администрацию на оккупированной территории не дергали. Даже митингов среди населения не проводили на тему «Вставай, страна огромная».

Утром четверо жителей близлежащей деревни двинулись пешим ходом к полю, испохабленному окопами и воронками, а теперь еще и братской могилой бойцов Красной армии. Их задача была определена немецким офицером, руководящим сбором трофеев. Вот же аккуратные сволочи, даже специальные команды заранее подготовили для сбора имущества, оставшегося на поле боя. В Советском Союзе, небось, таких нет. Да почему заранее, они уж половину Европы захапали, было время и создать подразделения, и порядок обкатать. Так вот, велено было прийти с утра и обеспечить погрузку оружия в пригнанные грузовики. «И чтоб ничего не воровать!» – прикрикнул тогда переводчик. Поди своруй, у них же и часовые при трофейном имуществе остались. А так бы хорошо было сапог набрать да мыла. И винтовки бы не помешали – времена нынче неспокойные.

Так рассуждали между собой крестьяне, пришедшие к выводу, что при любой власти нелегко, всяк норовит селян общипать и обложить поборами. Красные, белые, царь Всероссийский, Советская власть, теперь вот Германская. Их рассуждения были прерваны ружейной стрельбой, беспорядочной и частой. Одни выстрелы доносились глухо и вроде издалека, вторые совсем ясно. «Никак там снова бой! Красная армия вернулась! Тикаем, братцы!» – в несколько голосов консенсус был установлен мгновенно, а потом мужики засеменили в сторону родной деревни. Демонстрировать свою лояльность к оккупационным властям при красных командирах они не подписывались.

Самое удивительное, что никакого боя на том самом месте не велось, некому было драться. Те бойцы, которые присутствовали на том поле, уже отдали все долги. Это рвались патроны в патронных сумках, ящиках, пачках и стволах винтовок. Щедрой рукой Парамонова все излишки боеприпасов были свалены в тот погребальный костер, который нечаянно он организовал для троих заколотых немцев. Самые громкие выстрелы случались, когда детонировали патроны в патронниках брошенных винтовок, в магазинах они рвались потише, а в ящике принялись чуть не разом, так что получился прямо небольшой взрыв, разметавший часть винтовок и отбросивший одно полусгоревшее тело в сторону.

Подъезжающая трофейная команда под руководством обер-фельдфебеля издалека видела черный столб дыма там, куда они ехали. Будучи человеком опытным, командир не стал заранее паниковать, и уж тем более не дал команду покинуть грузовики, рассыпаться цепью или что-то в этом роде. Его опыт подсказывал, что ничего фатального на поле отгремевшего боя произойти не может. Ну разве оставленный караул подпалит ненароком стог сена. Там даже поселений никаких поблизости нет, места совершенно дикие.

Место складирования собранного трофейного имущества встретило отряд смрадом сгоревших тел, палёных тряпок и пепелища. От аккуратных кучек с оружием, оставленных вчера, ничего не осталось. Взамен этого имелась большая гора головешек, их которой торчали стволы безнадежно испорченных винтовок да дымящийся неподалеку обгорелый труп, по которому нельзя было сразу сказать, кому он принадлежал. И никого из встречающих. Ни охранения, ни селян, которым было предписано ждать команду около штабеля с оружием.

Разбежавшиеся по округе подчиненные быстро вернулись с докладом о том, что живых камрадов нигде не обнаружено. Найдено одно тело их сослуживца около дороги и еще два сгоревших костяка среди винтовочных стволов. Помрачневший обер-фельдфебель умел считать до четырех, так что в его голове быстро сложились те два скелета, обгоревший труп и мертвый солдат его взвода. Это был провал. Везти обратно некого и нечего, трофейная команда, не потерявшая во Франции ни одного человека, здесь уже потеряла четверых. А еще он слышал про троих пропавших без вести в соседнем взводе. Чёртова варварская Россия! Воевать не умеют, порядка не знают, нападают на трофейщиков, которые никому ничего плохого не сделали. Вот за что было убивать этих хороших людей? Делали своё дело, пусть недостаточно хорошо, раз их подловили, но ведь никакого вреда никому…

Командир был очень расстроен, а когда подошел к мертвецу, лежащему на спине, расстроился еще больше. Погибший солдат был в расстегнутой шинели, что уже непорядок. Надел шинель – застегни, а не ходи расхристанным. А кроме того по разрезанному мундиру и пятну крови легко было догадаться, что его убили ножом или штыком сзади насквозь. Это какую надо силу иметь, чтоб проткнуть человека как букашку не русским тонким штыком, а настоящим ножом. Или немецким же штык-ножом. А еще увиденное означало, что враг подобрался к стрелку на расстояние руки. Безобразие!

– Эй, вы двое! Аккуратно берите своего камрада, отвезем его в часть. И те скелеты придется тоже забирать, это наши. Знать бы еще, кто из них кем был.

Два бойца без спешки подошли и взяли за руки и ноги своего невезучего сослуживца и приподняли над землей. Раздался тихий щелчок и тут же характерный хлопок. Никто не успел среагировать, это по паспорту запал Кавешникова горит три секунды, а по факту всякое бывает.

Одна из двух машин оказалась серьезно повреждена взрывом неизвестной мины большой мощности, скорее всего противотанковой. Все выжившие уехали в одном грузовике, сложив себе под ноги как целые тела, так и собранные по полю фрагменты своих камрадов. Такая война была им в новинку и не сказать, что эти новости их радовали. Самым старшим оказался гефрайтор-водитель, которому пришлось сначала устно докладывать о случившемся, а потом писать подробный рапорт. Рапорт не привлек внимание, точнее, высшее командование не сочло возможным выделять полноценную роту на прочёсывание местности. А силами пехотного взвода там было нечего делать – леса, непонятные злоумышленники не то из окруженцев, не то из диверсантов. Потому что для загнанных голодных разбитых и морально подавленных окруженцев действия этих бандитов не походили. Уж слишком всё было хорошо организовано. И уничтожение оружия, и минирование тела шуцмана. Явно какие-то профессиональные военные, которые никуда не спешили.

«Профессиональные военные, которые никуда не спешили» удирали, сверкая пятками и копытами, запутывали следы и только что не копали волчьи ямы с кольями на дне от преследователей. Которых не было, но Парамонов об этом не знал. Не знал и не слышал, что его минная ловушка сработала штатно, что все старые немецкие гранаты, в которых он сомневался, тоже взорвались. А кто бы не взорвался на их месте, когда у тебя под бочком выходит из себя такая граната как Ф-1? Любой бы подорвался и летел сломя голову подальше от эпицентра взрыва.

Наконец, он понял, что всё, сил нет не только у лошади, но и у его товарищей. «Привал!» – скомандовал он. Наступило время, когда можно выдохнуть, перемотать портянками и поделиться эмоциями. У мужчин тоже бывают эмоции, просто их не принято демонстрировать.

– Так может это, председатель, – может, нормально встанем на днёвку?

– Ага, с ночёвкой? – Поддержал Алексея Василий. Генка промолчал, он обычно не влезал в разговоры старших, но ёрзал. Ему тоже было что сказать.

– Давайте голосовать за поступившее предложение. Единогласно? Тогда отдышимся, а потом будем искать место для ночёвки. С днёвкой. Мы сегодня ночью сделали хорошее дело.

– Да чего там, дядь Саш, всего-то четверо фрицев задробили!

– Нет, Генка, я тешу себя надеждой, – выдал как типичный москвич председатель, – что мы там больше положили. Если мина сработает, мертвец за собой еще несколько своих потянет. Уже по времени должен был утащить кого-то.

– А местных не могло задеть?

– Местные сами трогать не станут, даже не подойдут к тому месту, уж больно сильно мы там нагадили. Да и свои сначала должны осмотреть, и вообще. Я обратил внимание, они своих дохлых камрадов сами ворочают, нашим не доверяют.

– Не уважаешь ты покойников, Александр.

– Так чего их уважать? Мёртвый немец лучше живого, но не настолько, чтоб я его зауважал. Разве что они все решать самоубиться. Тогда да, тогда я испытаю уважение к их грамотному поступку. Но чего-то я не верю в такой исход, придется нам их давить, своими руками и без помощи со стороны фашистов.

Рядовые члены общества разошлись по сторонам в поисках удобного места для стоянки, Парамонов решил, что в этот раз они встанут как следует и обстоятельно. Особого желания двигаться на восток со всей прытью у него не имелось. Что там ждет? Линия фронта, через которую то ли удастся просочиться, то ли нет. А даже при удачном раскладе что его ждет там? Без документов – это нормально. Но надо хотя бы слова знать подходящие. Примазаться к этим необмундированным и бездокументным мужичкам? Через сколько минут беседы с особистом вылезет правда об обстоятельствах их встречи? А вот еще вопрос: они сразу выложат все замеченные в своём товарище странности или чуть погодя? Что Парамонов может сказать о своей жизни до войны? Из известных фактов – то, что «Волга-Волка» уже снята, а товарищ Сталин стоит у руля нашей дружной страны. А, еще «Кубанские казаки» смотрел в детстве. И «Трактористы» с Крючковым в главной роли. Но кроме танца на вписке в бригаду в голове ничего не осталось.

Вывод какой? Такой, что если его начнут вдумчиво расспрашивать, то сразу признают в нём шпиона или диверсанта. И людям в васильковых фуражках ясно будет одно – он не британский и не японский засланец, а немецко-фашистский. А дальше начнут выпытывать, с какой целью заслан столь сложным способом, что аж десяток фрицев лично покрошил? Слово «выпытывать» – оно напрягает. Так что нечего ему делать по ту сторону линии фронта. К подпольщикам тоже подаваться без мазы, как говорили в девяностые. Эти люди через одного тупо идейные, как ему кажется. В борьбе приказа и здравого смысла всегда победит линия партии. Даже, если она ведет в тупик. Даже, если в никуда.

Этих людей Родина часто посылает на убой без пользы и ума, а они летят и отдают жизни с гордостью. Парамонов так не сможет. Погибнуть с пользой еще туда-сюда, а с гордостью бессмысленно – его такому жизнь не учила. Приказ «Ни шагу назад» еще не издан, наверное. Глупейший приказ, если разобраться. Это как выставить боксера на ринг со связанными ногами. Лишить маневра и выбора. Александр на ринг со связанными ногами выходить отказывается. Он вообще туда не пойдет, если можно выстрелить из зрительного зала. Так вернее, так по уму. А медаль? Медаль за такую победу не вручат, да и не нужна она. Не за медаль воюем, за Родину. Вот бы и она за нас что-нибудь полезное сделала.

Пока он думал думу, планировал, так сказать, его более простые товарищи нашли целых две площадки, подходящих для обустройства лагеря. По их рассказу, никаких особых преимуществ ни одна не давала, так что решено было отправляться на ближнюю. И уже там, пока крестьяне обустраивали добротный шалаш, Генка пристал к председателю с гениальной идеей – устроить пулеметную тачанку.

– Как в Гражданскую! Представляете, Дядя Вася правит, а я за пулеметом. Выскакивам на поле, а враг нас не ожидал! И я ка-ак очередью по ним! А потом мы как поскачем, только нас и видели.

– Видели, – передразнил его Парамонов, – ты такое сам придумал или тоже видел? Даже угадаю, где. В фильме «Чапаев»?

– Ну да. Там же всё взаправу было показано. Так и воевали.

– Ну да. А еще там показано, что Чапаев был неграмотный.

– Да! Он же из крестьян, царизм не давал возможность простому народу учиться. Это все знают.

– Точно! И командиром дивизии поставили неграмотного крестьянина. Дураки ж одни кругом. Неграмотный? Вообще-то, фельдфебель царской армии, георгиевский кавалер, слушатель первого набора академии генштаба Красной армии. Когда командовал дивизией, по фронту перемещался в автомобиле, а не верхом. Это в кино показывали?

– Нет. А вы откуда знаете?

– Поживи с моё. А насчет тачанок – они хороши против больших масс противника на открытой местности да с большой дистанции. Когда по вражескому эскадрону или роте, наступающей цепью выпустил всю ленту, а потом убежал. Перезарядился, и уже в другом месте выскакиваешь на взгорок и опять по скоплению противника – хренак всю ленту! Где ты увидел скопление противника? Кто тебе даст отстреляться по немцам невозбранно?

– И что, совсем никак?

– Только из засады с переменой позиции после пары очередей, только так и не иначе. Застал фашистов на марше, лупанул по ним врасплох, и тут же убегаешь, пока тебя не накрыли.

– Что, так и бегать от врага?

– Так и бегать. Пока весь враг не перемрет. А иначе – вон разбегись и об березу лбом. Толку столько же, но хоть товарищей не подведешь.

Глава 11

Банно-минный день

Одним из плюсов нового места стоянки было наличие ручья и небольшой заводи чуть ниже. Небольшой, но не настолько, чтобы в ней нельзя было искупаться самим и устроить водные процедуры Дуняше. Лошадка с благодарностью воспринимала уход и только волнительно дула ноздрями в такт движениям импровизированной мочалки. Из минусов – здесь были комары. Вернее, они были везде, но здесь их было очень трудно игнорировать. Так что после стирки одежды голяком ходить не решался никто, все переоделись в исподнее, которого у членов общества был теперь изрядный запас.

Весь остаток первого дня в новом лагере ушел на хозяйственные заботы, вроде стирки, помывки, штопки. Василий еще и упряжь взялся починять. Он сказал, что без пригляда однажды наступит такой день, когда лошадь уйдет от телеги прямо вместе с хомутом. Под это дело он, как оказалось набрал всяких ремней и поясов, кожаных и из тесьмы. Брезента тоже было изрядно.

Председатель от безделья даже смастерил из того, брезента, который был потоньше какие-то накидки, назвал их маскировочными. Лохмотья и лохмотья, девок на святках пугать, больше им никакого применения не найти, считали крестьяне. А Генка кричал, что он читал про такие, мол разведчики ходят теперь по лесам в маскхалатах и их никто не может увидеть, словно они в шапках-невидимках. Спорить с ним не стали, тем более что он поддерживал москвича, а у того в военных вопросах авторитет был на недосягаемой высоте. Умеет человек придумать пакость врагу, этого не отнять.

На другой день отдых продолжился. Заключался он в изучении самозарядной винтовки товарища Токарева и пулемета господина Максима. Для крестьян оказалось новостью что пулемет так называется не в честь какого-то нашенского Максимки, а американского изобретателя. Это стало неожиданностью – наш пулемет изобрели американцы? Парамонов обстоятельно обсказал, что американы изобрели что-то ужасное, весящее двести килограммов и возимое парой битюгов. Тогда наши тульские оружейники взяли и переделали того урода в это чудо. Которое и функционировать стало лучше, и весить меньше. Слово «функционировать» мужики пропустили мимо ушей как непонятное и неважное. Зато поняли главное – пулемет всё-таки наш, русский.

Пострелять из него Александр не разрешил, учились теоретически. Дошли даже до его полной разборки с опасностью не собрать потом. Но Генка настаивал – нужно проверить сальники, если их как следует не намотали и не смазали, то пулемета не хватит даже на одну очередь. Когда сальники нашлись, парня все сильно зауважали – знает человек устройство, хорошо учился в своём кружке юных пограничников! Подматывать шнур они не стали, вроде и так нормально лежит в своей канавке. Тем более, что нового асбестового шнура взять негде. Зато наново пропитали его маслом. Вычистили и смазали весь пулемет и собрали его как был. Вроде все части взаимодействуют правильно.

На общем собрании общества было решено, что стрелять из пулемёта Генке не доверят, хлипковат он телом, а там и отдача, и стволом ворочать надо. Будет вторым номером, как в песне про юного пулеметчика.

– Как не знаешь? Генка, ты что, такая песня! – И Парамонов запел:

'Дали парню важную работу

Набивал он ленты к пулемёту

А врагов в степи кругом без счёта

А патронов каждый на счету!'

Он был уверен, что песня еще довоенная, про Гражданскую войну. Парень песню так и не вспомнил, про мужиков даже речи не было. Где они, а где детские песни. Пришлось Александру вспоминать еще пару куплетов про то, как юный герой заменил раненого первого номера и дал жару всяким атаманам.

'Там за рекою, там за голубою,

За синими озёрами, зелёными лесами

Ждут нас тревоги, ждут пути-дороги

И под огнём свою найдём с которой не свернём!'

Генка не успокоился, пока не выучил всю песню, вернее, все три куплета, которые ему спел Парамонов. На большее его памяти не хватило. И неудивительно, что её никто не знал, она была написана к фильму «Армия Трясогузки», который вышел сильно после Великой Отечественной.

Неугомонный Парамонов не успокоился, пока не сшил накидки всем четверым. Изгаляясь, он нарвал лохмотьев из зеленых тряпок разных оттенков, так что надевший это безобразие становился похожим не на бойца, а на какую-то кикимору. В ответ на справедливое замечание он даже обрадовался, мол так и надо, чтоб кикимора или леший.

– Кто лешего видел? Ты видал его в лесу? А ты? Вот и нас никто не увидит. И вообще, мы не бойцы РККА, а любители природы, нам всё можно. И прятаться, и бояться, и бежать, сверкая пятками от фрицев. Главное, потом вернуться и задать им. Или другим, но задать так, чтоб не унесли.

– Так понятно, что нечего из себя героев строить, это ты верно сказал. Подполз как змея, укусил и спрятался. Ты другое скажи: мы немца дальше бить пойдем?

– Дальше не пойдем. Пойдем ближе. – Непонятно ответил москвич. – Зачем нам далеко куда-то тащиться, наверняка где-то в округе кто-то из гансов сидит и ждет, когда мы ему дырку сделаем в мундире. Чтоб он себе Железный Крест на пузо повесил. Это у них вроде ордена. А мы ему деревянный на могилу! Всё у нас будет, просто надо сначала пробежаться по окрестностям, понять кто где чем дышит. Глядишь, чем и поможем Родине. Она, конечно, не заметит, но мы-то будем знать, что сделали что могли.

– И что, никто-никто не узнает, как мы воевали?

– Ну разве что вырастешь, станешь писателем, а потом про нас книжку напишешь. После войны, после школы.

– Я писать не люблю. Кляксы, и за почерк ругают.

– Да? Ну тогда никто-никто, – поддразнил Генку Парамонов.

Вышли на разведку только на третий день вдвоем: Александр и Алексей. В лагере осталось трое, если и кобылу считать. В нескольких километрах от лагеря близ дороги, более наезженной, чем та, по которой они путешествовали вначале, разведчики наткнулись на разбитую кургузую пушку.

– О, полковушка! – Воскликнул Алексей. Видел такие.

Орудие калибра 76 миллиметров на глаз, валялось на боку, причем без передка. И было оно в таком состоянии, что на него точно ни один трофейщик не позарится, разве что цыган, промышляющий сдачей лома. Передок валялся на другой стороне дороги в нескольких метрах от пушки. Было видно, что его чем-то спихнули, чтоб на загораживал проезд. Он-то и заинтересовал Парамонова. Американцы в таких случаях кричат: «Бинго!», а древние греки: «Эврика!» Что нашел председатель, Алексей понял не сразу, а поняв, удивился:

– Ты что, хочешь пушку захапать?

– Нет, только снаряды. И даже не целиком. Очень удачно, что гильзы попались латунные. Тебе бидоны нужны? С капсюлями.

– Ну разве что парочка, вместо ведер воду с ручья носить.

– Давай топор, Лёха! Сейчас мы будем делать бух.

И он начал рубить головы пушечным снарядам. Так смело, что Алексею осталось только спросить классическое:

– А не рванёт?

– Не, не должно. Взрыватели выкручены, гильзы мягкие. Нам эти взрыватели и не нужны, по сути. Мы и так обойдемся. Видишь буквы – ОФ, это значит, осколочно-фугасные.

– Звучит опасно.

– Ага, а еще тяжелые заразы. Килограмм по шесть каждая дура. Ладно, одну гильзу почти отрубил, тебе пойдет. А сам целый снаряд возьму. В лагере разберем.

А потом они пошли назад, неся за спиной в сидорах по орудийному снаряду. То есть, сначала как знатные хомяки перетащили подальше и прикопали все двадцать два найденных снаряда. И уже дома, то есть в лагере дошла очередь до объяснений, инструктажа и опыта по вытапливанию тола, тротила или тринитротолуола из стальных головок.

– Вы, главное, ничего не бойтесь. Тол – это такая полезная штука, что сам по себе ни за что не взорвется. Зато если уговорить его, ох это веселый парень! Стучи по нему, в костер кидай – будет себе гореть жарким пламенем без всякой попытки взрыва. Только специальный взрыватель, как в нашей любимой гранате Ф-1, как родной от этого снаряда.

– И много там его, этого тола?

– Как по мне, так не очень. Но в десять раз больше, чем в гранате. Так что, если бахнет, так бахнет. – И на этой фразе ударил штыком в самую середку снаряда. Все невольно зажмурились, а он пояснил, – Это чтобы тол мог вытекать из головки.

Нормальное ведро у них было, вот в него Парамонов и положил сначала деревянный чурбачок, потом стоя головку снаряда, а потом залил ведро водой. Само ведро было повешено над огнем. Всем было боязно, но председателю привыкли доверять. Сказал, неопасно, значит нечего бояться. Через час снаряд подняли клещами их подстроганных палок и попытались вылить начинку. Она не вылилась. Так что воду в ведре долили и продолжили греть. Еще через вас по американским часам москвича снаряд снова потащили переливать в специально приготовленный ящичек, выложенный бумагой, чтоб не утекало в щели. О чудо, из головки полилась густая жидкость желтоватого цвета, как расплавленное масло. Почти не промахнулись, мимо пролилась самая малость.

– Вот так, граждане, сейчас тол застынет, останется проковырять отверстие для запала – и у нас будет мощная мина. Здорово же?

– И что, она взорвется?

– Когда захотим! Главное, чтоб мы при этом были подальше.

– А мост она взорвать может?

– Смотря какой. Если в правильном месте поставить – да.

– А танк⁉

– И танк. Но надо уговорить его, чтоб он наехал на мину и привел в действие взрыватель.

– А если бечевку протянуть и дернуть за неё? – Генка уже видел себя истребителем танков.

– Я даже не знаю, какой длины должен быть шнурок, чтоб тебя не зацепил взрывом. Получится из тебя тогда одноразовый истребитель танков. Нам такой не подходит. Ты нам живой нужен. Правда, мужики?

– А и правда. – Засмеялся Василь и повернулся к Алексею, – Давай второй снаряд варить, кашевар ты наш.

Парамонов не имел конкретных планов на тротиловые заряды, которые он взялся мастерить. Он помнил эту технологию из детства, из книг о партизанах времен далекой войны, которыми зачитывался тогда. «Ага, очень далекая война!» – скривился от своих мыслей Александр.

– Чего, зуб разболелся?

– Да нет, думаю теперь, кому эту мину всучить. Очень похвастаться охота.

Следующий снаряд у «кашевара» был готов через те же два часа. К тому времени застывший кирпичик тола выковыряли из ящичка и завернули в бумагу как следует, а потом завязали шнурком на манер подарка. Бумаги насобирали с запасом. Планировали её использовать на подтирку, но как на грех почти вся она оказалась вощеная и не подходила для основного дела.

На следующий день в разведку Александр взял Генку. И не столько из-за его нытья, а чтоб приучить парня к войне. Сидя в лагере, нужных навыков не наработаешь. Если не считать нужным навыком выплавку тола и изготовление мин. Как было уговорено, на разведку все ходили с самозарядными винтовками, в условиях малой группы важно иметь возможность стрелять быстро и много. Порой даже не менее важно, чем стрелять метко. Кстати, и пострелять тоже мужчины собирались на этом выходе. Было решено, что раз лагерем встали крепко, незачем привлекать к нему внимание звуками стрельбы. Хочется пошмалять – иди подальше, там и лупи. Патронов сейчас изрядно, не очень и жалко их теперь.

Забавно они выглядели в своих маскировочных накидках и с раскрашенными сажей лицами. Да и пусть, лишь бы толк был. Парамонов верил не столько или не только умным статьям, прочитанным в своё время, но и своим глазам. А они ему говорили – нормально работает маскировка. Они шли, широко растянувшись по фронту, и не раз Александру приходилось вглядываться в поросль, чтоб вычленить своего напарника. Генка чуть ли не растворялся в листве, когда замирал на месте. Однажды парень ослушался начальника и почти подбежал к нему:

– Дядь Саш! Работает маскировка! Вас почти не видно в лесу!

– Тебя тоже, когда не кричишь.

– Так нет никого.

– Нет никого или никого не видно? У гансов тоже есть такие накидки, имей в виду. А вдруг они именно сейчас ищут нас таких умных, которые им жизнь изрядно попортили?

– Слушаюсь, дядя Саша, действую по плану!

Эх, как хотелось пацану изображать из себя солдата, бывалого, обстрелянного (каковым он и являлся), всего из себя бравого и грозного. Но взрослые не разрешали к его немалому разочарованию и расстройству. Мы гражданские, повторяли они, штатские люди. У нас всё не по уставу, а по уму. НУ как так можно? Сами в сапогах и с винтовками, а строят из себя гражданских. Особенно председатель «общества любителей природы». Да диверсант он, а никакой не председатель, ясно же! То в минно-взрывном деле класс показывает, то на немцев набрасывается как коршун на кур, то придумки всяческие устраивает. И всё с шуточками, мол не знаю, как правильно, делаю, как хочется. И пулемет мне незнаком, и фашистскую винтовку впервые вижу.

Размышления Генки прервала поднятая рука москвича, как его иногда зовут мужики. Это означает – внимание! Потом махнул ладонью, указывая направление, куда надо смотреть. А там просвет в листве и ветер в ветвях. Значит, опушка. Значит, ползком или в полуприседе надо двигаться. А что на поляне? А на поляне наши! Не орать, сам себе напомнил Генка. Не делать резких движений. Как говорил дядя Саша, пока ты неподвижен и в камуфляже – ты невидим. Иностранным словом камуфляж он иногда называл эти самодельные накидки. И мазня на роже тоже камуфляж. Короче, это всё маскировка, если русским языком выражаться. Когда Генка однажды спросил, зачем нерусские слова использовать, председатель хмыкнул и сказал, что маскировка английское слово. Что у нас чуть не половина слов заимствована у других народов. Как пулемет – украли и переделали себе ан пользу. Ну и пусть.