Текст книги "Франция в эпоху позднего средневековья. Материалы научного наследия"

Автор книги: Юрий Малинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

При Людовике XI, к примеру, выборные власти многих городов должны были даже давать клятву верности королю, как делали буржуа Тура, обещавшие, что «они не предпримут никаких важных дел и не станут ими заниматься, пока не узнают и не будут надежно извещены, каковы добрая воля и желание короля… и что не позволят никому в Туре занять какую-либо должность или получить бенефиций, пока не удостоверятся в его преданности королю».^{532}

Служение и верность королю, вменявшиеся в обязанность всем подданным в равной мере, выражали сущность новой политической доктрины в наиболее доступной для массового сознания форме. Беспрекословное повиновение воле короля, являющейся законом, при этом было само собой разумеющимся. Обращенная ко всем слоям населения, ко всем подданным, в таком виде эта доктрина получала распространение, проходя через все социальные границы.

Но дух «своего права», у дворянства к тому же сплавившийся с сознанием чести, постоянно давал о себе знать, и монархия не могла с этим не считаться. В статутах ордена Св. Михаила Людовик XI вынужден был дать гарантии непосягательства на честь и совесть его членов, а значит ограничить свою власть в отношении рыцарей ордена. Еще более характерный и многозначительный пример стойкости частного права – признание тем же королем неотчуждаемости коронных служб, или должностей.

«Свое право» означало, главным образом, неотчуждаемость имущества и социального статута, под которым подразумевалось не только сословная принадлежность, но и служебный ранг. Следствием такого правосознания было то, что занимая те или иные должности на королевской службе, люди рассматривали их как пожизненное достояние и даже как наследственное. Практика несменяемости должностных лиц при их жизни в XIV–XV вв. была достаточно широко укоренившейся, как в парламенте, так и в сфере королевской администрации и армии. Именно благодаря этому с XV в. стала возможной продажа, например, некоторых парламентских и других должностей, а позднее и превращение их в собственность в правовом смысле, поскольку владельцы могли их и продавать, и передавать по наследству.

И когда, вступив на престол, Людовик XI сместил многих должностных лиц в нарушение уже длительной к тому времени практики несменяемости, покоившейся на сознании «своего права», он вызвал сильное возмущение, ставшее одной из главных причин вооруженного выступления против него, получившего название лиги Общественного блага. Не имея возможности взять верх над лигой силой оружия, он пошел на различные уступки, среди которых особенно важен эдикт 1467 г., который объявил публичные должности (offices publiques) пожизненными (perpétuelles). Смещение допускалось лишь за какие-либо крупные прегрешения по решению суда.^{533}

В XVI в. принцип несменяемости должностных лиц получил теоретическое обоснование. Поскольку на публичных должностях люди служат не отдельным королям, а короне или королевству, король не может их смещать и назначать новых, ибо он не владелец королевства, но пользователь.^{534} Подобно тому, как он был неволен отчуждать корону, он не мог и отчуждать коронные службы. Здесь его воле и власти был положен предел частным правом.

Таким образом, и в политической теории, и на практике принципы королевского суверенитета не могли восторжествовать в полной мере. Суверенное право короля – право публичное, государственное – в тех или иных случаях вынуждено было уступать праву частному. Но каковы же итоги их противоборства и взаимодействия? Лучше всего они проявляются в так называемых фундаментальных законах французской монархии, ясно определившихся и сформулированных в XVI в. При этом необходимо сказать, что эти законы являются результатом развития и теории, и практики, и они характеризуют как теоретические основания королевской власти, так и практические масштабы ее полномочий.

Б. ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЕ ЗАКОНЫ ФРАНЦУЗСКОЙ МОНАРХИИ

Рассмотрим кратко публичное право Франции в изложении видного юриста XVI в. Антуана Луазеля. Поскольку для нас важно выявить в основных чертах соотношение публично-правовых принципов, получивших развитие с XIII в., с более старыми частноправовыми, органично входившими в феодальную этикополитическую концепцию, то оставим в стороне детали интерпретации этого права и существующие различия в его изложении, кроме тех, что выдают сохранившиеся и в XVI в. противоречия двух исторических подходов к власти короля.

Суверенитет короля по отношению к внешним политическим силам, империи и папству, утверждается максимой «король держит (королевство) только от Бога и меча» (ne tient que de Dieu et de l'éspée). «Держать от меча» – значит, как поясняется в комментарии, не признавать над собой никакого судии на земле и силой оружия поддерживать справедливость.

Внутренний суверенитет, по отношению к подданным, определяется прежде всего нормой «чего хочет король, того хочет закон», представляющей собой одну из форм выражения идеи «что угодно государю, имеет силу закона», или «воля государя является законом». В разъяснении этой нормы существовало характерное расхождение во взглядах юристов. Одни толковали ее в смысле полного законодательного права короля, и такое толкование было преобладающим, но другие подчеркивали, что тождественность воли и закона или короля и закона (король – это одушевленный закон) означает, что король не имеет другой воли, кроме воли закона. Таким образом, стремление подчинить короля закону, сделав его хранителем и изъявителем воли закона, сохранялось. Но эта двойственность в подходе к вопросу о законе и короле существует не только в комментариях юристов, она оказалась запечатленной в других нормах публичного права.

Речь идет о тех нормах, которые конкретно регламентируют законодательные и судопроизводственные полномочия короля. Первая из них гласит, что «законы должны свободно удостоверяться в парламенте». В примечании Луазель пишет, что «одним из главных прав власти и величества короля является издание законов и ордонансов для общего управления его королевством. Законы и ордонансы короля должны быть изданы и удостоверены парламентом… иначе они не будут иметь обязательной силы для подданных».^{535}

Парламент при этом имеет право ремонстрации и опротестования законов или ордонансов в случае, если они противоречат другим законам королевства или «противны разуму». Право регистрации и ремонстрации, которым обладал парламент (с XVI в. – парламенты, поскольку с конца XV в. их стало несколько, и каждый имел свою территориальную юрисдикцию), а также счетная палата, утверждались на протяжении XIV–XV вв. Не входя в подробности этого процесса, заметим, что это право и в теории, и на практике означало определенный приоритет закона перед волей короля, которая подлежит контролю парламента, являющегося блюстителем закона. Комментируя данную правовую норму, Луазель говорит, что она составляет «первую часть справедливости, каковая заключается в том, чтобы столь хорошо регулировать действия людей, что они будут каждому воздавать свое и никому не станут причинять вреда».^{536}

Эта традиционная трактовка справедливости как охранения права каждого человека не случайно всплывает в связи с парламентским правом регистрации указов, поскольку эта функция парламента предполагала защиту прав подданных от возможного своеволия короля и нарушения им этих прав. Здесь же Луазель пишет и о том, что в случае необходимости издать «вечные законы, важные для всего королевства», король должен созвать сословное представительство и с его согласия принять эти законы. Иначе говоря, подтверждается принцип «что касается всех, всеми должно быть одобрено».

Но следующая норма публичного права – «всякая справедливость исходит от короля» – по существу отдает королю приоритет перед законом, перекликаясь с принципом «что угодно государю, имеет силу закона». По ее поводу Луазель замечает, что она составляет «вторую часть справедливости, ибо люди, произошедшие от Адама, недостаточно мудры, чтобы всегда делать добро, и потому необходимо воздавать справедливость и удовлетворять тех, кому ближние причинили ущерб».^{537} С этой целью учреждены парламент и суверенные суды.

Прежде всего обратим внимание на толкование «второй части справедливости». Если первая часть отражает традиционное ее понимание, нравственно-правовое, при котором право поддерживает мораль и помогает людям вести себя так, чтобы они каждому воздавали свое и не покушались на чужое, то вторая часть вобрала в себя новые представления о справедливости, развившиеся в XIV–XV вв., представления, покоящиеся на неверии в человеческую добродетель, из чего проистекает убеждение в необходимости особой функции правосудия как важнейшей прерогативы королевской власти. При первом толковании справедливости король – лишь охранитель права, при втором – его полномочия поднимаются до уровня правотворчества.

Дело в том, что из нормы «всякая справедливость исходит от короля» следовало, что наделенный полнотой власти король мог передавать часть этой власти другим людям, уполномочивая их, например, вершить суд. Именно так рассматривалась природа судебных и иных прав парламента или других институтов. Поэтому в присутствии короля они теряли свои права, откуда и характерная процедура (lit de justice), с помощью которой король мог заставить парламент зарегистрировать тот или иной свой указ, независимо от права ремонстрации. Таким образом, данная норма утверждала верховенство короля над законом.

Кроме того, в соответствии с этой нормой король, лично или в своем совете решая какие-либо административные вопросы или верша суд, мог не считаться с существующими правовыми нормами, а руководствоваться чувством справедливости. Он мог выносить приговоры без формальной судебной процедуры. Но его чиновники, его уполномоченные обязаны были следовать букве закона. Лишь «воля короля имела силу закона».^{538}

Суверенная власть короля, его несвязанность существующими правовыми обычаями закреплялась многими другими, более частными нормами публичного права. Так, королю предоставлялось исключительное право «даровать милости и изъятия, невзирая на общее право», закрепленное окончательно ордонансом 1490 г. В соответствии с ним король мог легитимировать незаконнорожденных, миловать преступников, предоставлять различные привилегии городам и т. д.

Только король имел право объявлять и вести войну, чеканить монету, назначать епископов. Особенно важно, что публичное право признало за королем исключительные полномочия взимания налогов и податей со своих подданных. Ясно сформулированных в нормах права ограничений власти короля в этом вопросе не было. К важным законам относился также закон, регулирующий преемственность престола («король Франции никогда не умирает») и закон о неотчуждаемости домена. Последний предусматривал исключения – в случае острой военной необходимости и при выделении апанажей королевским детям. Особая норма права провозглашала «всех людей королевства» подданными короля.^{539}

Итак, фундаментальные законы, или публичное право французского королевства, в XVI в. представляли собой сплав старых феодальных и новых (развившихся во многом под влиянием римского права) норм при несомненном перевесе последних. Эти законы стали итогом длительной духовной и политической эволюции общества, в которой большую роль играли не только политико-правовые идеи, но и развитие нравственного сознания в религиозном и светском его выражении. Как оценить эти законы и итоги политической эволюции Франции в XIV–XV вв. с точки зрения сложившейся государственной системы и характера королевской власти?

Если обратиться к оценкам юристов XVI в., то наибольшего внимания из них заслуживают две, близкие друг к другу, но и существенно различные. Ги Кокий утверждал, что «Франция управляется монархической властью, но эта власть не абсолютна, она сама управляема определенными законами». Этот вывод он делает, истолковывая принцип «что угодно государю, имеет силу закона» таким образом, что «закон есть воля короля», т.е. король не имеет другой воли, кроме воли закона.

А. Луазель же писал, что «Франция – это наследственная монархия, умеряемая законами». И его точка зрения представляется более реалистичной. Политико-правовая мысль, воплощенная в фундаментальных законах, и сложившаяся государственная система действительно лишь умеряли власть монарха. Представление же, что законы управляли монархом и ограничивали его власть, оставалось благим пожеланием как в теории, так и на практике. Сохраняя суверенитет за королем, теоретическая мысль не могла выработать недвусмысленные принципы ограничения власти короля законом (для этого нужно было бы закрепить суверенитет за короной, а не за персоной короля, как было сделано в Англии). Соответственно во Франции ни один политический институт, прежде всего штаты, не утвердился в функциях контроля королевской власти. Парламенты со своим правом регистрации и ремонстрации законов и указов способны были выполнять эту функцию лишь отчасти, только «умеряя» суверенную власть короля.

Заключение

Бросая взгляд на развитие общественно-политической мысли Франции XIV–XV вв., неизбежно задаешься вопросом: что ее больше всего занимало и волновало? Литература той эпохи поднимала много тем, из которых, как справедливо подчеркивается в историографии, особо выделялась тема королевской власти, монархии, притягивавшая к себе лучших мыслителей позднего средневековья. Этот их интерес вполне понятен – они были свидетелями глубокого кризиса монархии, угрожавшего развалом всего привычного общественного устройства, и современниками ее возрождения и чрезвычайного укрепления, которое одних пугало, а других окрыляло надеждами.

Однако за всеми очевидными вопросами социальной и политической жизни, рассматривавшимися и обсуждавшимися в то время, неизменно стояла одна глубинная проблема, особенно волновавшая человеческую мысль, это проблема морали и права. О чем бы ни писали, ни размышляли люди, они ее поднимали всегда, поскольку существование и человека, и общества, и государства не мыслилось вне морали и права. Они составляли основу жизни, с чем были согласны все, но их соотношение было предметом контроверз, споров, подчас ожесточенных, когда дело касалось прав королевской власти. Эволюция общественной мысли в XIV–XV вв. предопределялась великой тяжбой между моралью и правом, в которой право символизировало светское начало, постепенно торжествовавшее над началом религиозным.

Заметим, что проблема морали и права – характерно западноевропейская, порожденная ранним становлением феодального правосознания и феодальной правовой социально-политической организацией. Именно в западном феодальном обществе люди (духовенство, феодальные сеньоры, горожане и даже крестьяне) испытывали постоянную потребность определить, утвердить и защитить «свое право» как элемент божественного миропорядка и свое неотъемлемое достояние. Не будь этой потребности – не было бы и проблемы. Право было бы утоплено в морали и не занимало бы человеческую мысль.

В системе средневекового нравственного мышления, державшейся на вере в духовные потенции человека и в его способность к нравственному совершенствованию, право, хотя и воспринималось как дополнение к морали, а справедливость и правосудие – как средство лучшего соблюдения христианской морали, все же высоко ценилось. И золотое правило нравственной справедливости – «не сотвори другому того, чего не желаешь себе» – постоянно толковалось в правовом смысле: «воздай каждому свое, по его праву и не посягай на это право». Ущемление чужого права было возведено в ранг смертных грехов, и восстановление справедливости, т. е. возвращение не по праву присвоенного, было одним из главных условий спасения души. Фундаментальные грехи – гордыня и алчность – потому и считались столь сильно отягощающими душу, что они побуждали человека покушаться на чужое право, а тем самым и на божественный миропорядок.

Право, как считалось, дополняло мораль. Но в той же мере и мораль воспринималась как дополнение к праву, поскольку ее соблюдение ради спасения души непременно предполагало воздать каждому по его праву. Поэтому в теории проблема морали и права разрешалась довольно просто: соблюдение христианского нравственного закона означало и соблюдение норм права. При этом право не тождественно морали, но составляет с ним как бы органичное целое, оставаясь особой, весьма развитой системой норм.

Однако на практике, ввиду вопиющих несправедливостей, свершавшихся в обществе и государстве, разрешение проблемы морали и нрава оказывалось мучительно трудным, и поэтому человеческая мысль неизменно возвращалась к ней в поисках какого-то реального выхода. Но в системе традиционных понятий не оставалось ничего лучшего, как только настойчиво напоминать о смерти и боге, взывая к человеческой совести в надежде на ее пробуждение.

Идея природы и природного разума поначалу как будто придала новую силу этой надежде. Поскольку природа и разум были признаны непосредственным источником морали и права, то появились дополнительные аргументы в пользу старых нравственно-правовых теорий. Однако перелом в подходе к проблеме наметился не при отождествлении природы и божественного нравственного закона, а при осознании различий между ними. Когда природа и разум предстали нравственно нейтральными и даже способными предрасполагать человека к порокам, вера в благие духовные потенции человека стала иссякать, а былой союз морали и права начал разваливаться. Мораль не могла уже казаться достаточной опорой права и правопорядка. Последние все более становились атрибутами закона природы, мораль же оставалась уделом божественного закона. Поэтому поддержание права все настоятельнее требовало особой силы, силы правосудия, и ясное осознание этого влекло за собой в теории и на практике признание необходимости соответствующей социальной функции, которая естественно была признана прерогативой короля.

Развитие теории королевского суверенитета, наделявшей государя высшими судебными полномочиями и исходившей из принципа, что его воля является законом для подданных, вновь подняло проблему права и морали, но не на социальном, а на политическом уровне. Стал злободневным вопрос о том, как соотносятся права короля и права подданных, т. е. право государственное и право частное. Особую остроту он приобрел в отношении финансовых полномочий монархии, настойчиво прибиравшей к рукам право сбора налогов. Различные теоретики королевской власти неизменно задумывались над тем, как можно оградить подданных от неразумной или злой воли короля. Поборники полного суверенитета, считавшие, что его власть ограничивает лишь принцип неотчуждаемости короны и домена, не допускали возможности неповиновения или сопротивления монарху божьей милостью. И в этом случае им приходилось вновь уповать на мораль, на нравственные достоинства короля. В конечном итоге верной уздой самовластью признавался лишь Бог и страх перед его карами. Будучи человеком «божественным», король сам должен подчинять свою волю закону, помня о пределах власти, положенных ему Богом.

Насколько мораль оказалась в этом случае надежным гарантом поддержания права, можно судить по истории французской монархии XVI–XVIII вв., завершившейся крахом той политической системы, основы которой были заложены в позднее средневековье.

Использованные источники

Коммин Ф. де. Мемуары. М., 1986.

Пятнадцать радостей брака и другие сочинения французских авторов XIV–XV веков. М., 1991.

Amerval Е. de. Le livre de la deablerie / Ed. Ch. F. Ward. Jowa City, 1923.

André le Chapelain. Traité de l'amour courtois / Ed. C. Buridan. Paris, 1974.

Auton J. d'. Chroniques de Louis XII / Ed. R. Maulde de la Clavière. T. I–IV. Paris, 1889–1895.

Basin T. Histoire des règnes de Charles VII et de Louis XI / Ed. J. Quicherat. T. I–IV. Paris, 1855–1859.

Beaumanoir Ph. de. Coutumes de Beauvaisis / Ed. A. Salmori. T. I–II. Paris, 1899.

Bonet H. L'arbre de batailles / Ed. Nys. Paris, 1883.

Brantôme. Les dames galantes / Ed. M. Rat. Paris, 1960.

Bueil J. de. Le Jouvencel / Ed. C. Favre et L. Lecestre. T. I–II. Paris, 1889.

Calvin J. L'institution chrétienne. Paris, 1859. Charny G. de. Le livre messire G. de Charny / Ed. A. Piaget // Remania. 1897. N26.

Chartier A. Les oeuvres latines / Ed. P. Bourgain-Heméryck. Paris, 1977.

Chartier A. Le quadrilogue invectif / Ed. E.Droz. Paris, 1923.

Chastellain G. Oeuvres / Ed. Kervyn de Lettenhove. T. I–VII. Bruxelles, 1863–1865.

Christine de Pisan. Livre de la Paix. The Hague, 1958.

Christine de Pisan. Corps de Policie. Paris, 1967.

Christine de Pisan. La cité des dames / Ed. T. Moreau et E. Hicks. Paris, 1986.

Christine de Pisan. Le livre des fais et de bonnes meurs du sage roy Charles // Nouvelle collection des mémoires pour servir à l'histoire de France / Ed. Michaud et Poujoulat. I série. T. I. Paris, 1836.

Christine de Pisan. Epistre de la prison de vie humaine / Ed. A.J. Kennedy. Glasgow, 1984.

Chronique des quatre premiers Valois / Ed. S. Luce. Paris, 1862.

Commynes Ph. de. Mémoires / Ed. J. Calmette. T. I–III. Paris, 1924–1925.

Coquillart G. Oeuvres / Ed. Ch. d'Héricault. T. I. Paris, 1857.

Dubois P. De récupérations terre sancte / Ed. Ch. V. Langlois. Paris, 1891.

Escalier E.-A. Remarques sur le patois suivis d'un vocabulaire latin-français du XIV siècle. Douai, 1856.

Fauquembergue G de. Journal / Ed. A. Tuetay. T. I. Paris, 1903.

Froissart J. Chroniques / Ed. S. Luce. T. I. Paris, 1869.

Gaguin R. Le passe-temps d'oysivetë // Recueil de poésie française des XV et XVI ss. / Ed. A. Montaiglon. T. VII. Paris, 1857.

Gerson J. Oeuvres complètes / Ed. Mgr Glorieux. T. VIL. Paris, 1966.

Gros P. de. Jardin des nobles. РНБ. Fr. Fv. III. 3.

Golein J. Traité du Sacre // M.Bloch. Les rois – thaumaturges. Strasbourg, 1924.

Gruel G. Chronique d'Artus de Richement connétable de France, duc de Bretagne // Choix de chroniques et mémoires sur l'histoire de France / Ed. Buchon. Paris, 1857.

Guillaume de Nangis. Chronique latine / Ed. H. Géraud. T. I–II. Paris, 1843. Information des princes. РНБ. Fr. Fv. III. 2.

Johannes Parisiensis. De regia potestate et papali / Ed. F. Bleienstein. Stuttgart, 1969.

Joinville J. Histoire de Saint Louis / Ed. N. Wailly. Paris, 1883.

Journal d'un bourgeois de Paris de 1409 à 1449 // Choix de chronique. Paris, 1857.

Juvénal des Ursins J. Ecrits politiques / Ed. P.S.Lewis. T.I. Paris, 1978.

La chronique métrique attribuée à Geffroy de Paris / Ed. A. Diverrès. Strasbourg, 1956.

La fleur de la prose français / Ed. A. Mary. Paris, 1954.

La Marche O. de. Mémoires / Ed. Beaune et d'Arbaumont. T. I–IV. Paris, 1883–1888. La mer des hystoires. Paris, 1506.

Lannoy G. de. Oeuvres / Ed. Ch. Potvin. Louvain, 1878.

La Sale A. de. L'hystoire et plaisante cronique du petit Jehan de Saintré et de la jeune dame des Belles Cousines / Ed. J. Guichard. Paris, 1843.

Latini Brunetto. Li livre dou trésor. Paris, 1863.

La Tour Landry de. Le livre de chevalier de La Tour Landry pour renseignement de ses filles / Ed. A. Montaiglon. Paris, 1854

Le livre des faicts du maréchal de Boucicaut // Nouvelle collection des mémoires… I série. T. II. Paris, 1836.

Lefevre de Saint-Rémy J. Chronique / Ed. F. Morand. T. I–II. Paris, 1876– 1881.

Le Mesnagier de Paris / Ed. G. E. Brereton. Paris, 1994.

Le Pas de Saumur. РНБ. Fr. F. XIV. 4.

Les établissements de Saint Louis / Ed. P. Viollet. T. III. Paris, 1883.

Leseur G. Histoire de Gaston IV, comte de Foix / Ed. H. Courteault. Paris, 1893–1896.

Le Roman de Jehan de Paris. Paris, 1923.

Le Roman du comte d'Artois. Genève, 1966.

Le Rosier des guerres. Enseignements de Louis XI Roy de France pour le dauphin son fils. Paris, 1925.

Le Roux de Lincy. Le livre des proverbes français. Т.II. Paris, 1859.

Les grandes chroniques de France / Ed. J. Viard. T. VII–IX. Paris, 1934– 1936.

Les grands traités de la guerre de Cent ans / Ed. E. Cosneau. Paris, 1889. Li livre de Jostice et de Plet / Ed. Papetti. Paris, 1850.

Li abrejance de l'ordre de chevalerie mise en vers de la traduction de Vegece de J. de Meung par Jean Priorat de Besançon / Ed. U. Robert. Paris, 1897.

Livre de l'ordre du Très Chrestien Roy de France Loys unziesme a l'honneur de Saint Michel. РНБ. Fr. Qv. IL 2.

Loysel A. Institutes coutumières / Ed. M. Dupin. T. I. Paris, 1846.

Masselin J. Journal des Etats Généraux de France tenus à Tours en 1484 / Ed. A. Bernier. Paris, 1835.

Meschinot J. Les lunettes des princes. Paris, 1522.

Mézières Ph. de. Le songe de vieil pèlerin / Ed. G. Coopland. T. I. Cambridge, 1969. Miroir des dames. РНБ. Fr. Qv. III. 1.

Molinet J. Chroniques / Ed. Doutrepont. T. I. Paris, 1935.

Ockam G. Disputatio super potestate praebatis eeclesiae atque principibus terrarum cornissa // M. Goldast. Monarchia S. Romani imperii. T. I. Hanoviae, 1611. Ordonnances des roys de France de la troisième race / Ed. Laurier. T. I, VI. Paris, 1736, 1746.

Oresme N. Le livre de politique d'Aristote / Ed. A. D. Menut. Philadelphia, 1970.

Oresme N. Le livre de éthique d'Aristote / Ed. A. D. Menut. New York, 1940.

Oresme N. Le traictie de la première inventiom des monnois / Ed. M. L. Wolowski. Paris, 1864.

Quicherat J. Procès de condamnation et de réabilitation de Jeanne d'Arc. T.V. Paris, 1849. XV joies de mariage. Paris, 1967.

Paris et ses historiens aux XIV et XV siècles / Ed. Le Roux de Lincy. Paris, 1867.

Praellaeus Rudolphus. Tractatus de potestate pontincali et imperiali seu regia // M. Goldast. Monarchia… T. I. Hanoviae, 1611.

Procédures politiques du règne de Louis XII / Ed. R. Maulde de Clavière. Paris, 1885.

Procès en nullité de la condamnation de Jeanne d'Arc / Ed. P. Duparc. T.I.Paris, 1977.

Proverbes français antérieurs au XV siècle / Ed. J.Morawski. Paris, 1925.

Privilèges accordés à la couronne de France par le Saint-Siège / Ed. A. Tardif. Paris, 1855.

Rice W.H. Deux poèmes sur la chevalerie: le Bréviaire des nobles d'Alain Chartier et le Psautier des vilains de Michaut Taillevant / Romania. 1954. T. 75. N1.

Roi René. Oeuvres complètes / Ed. Quatrebarbes. T. I–II. Angers, 1844.

Salutati C. Epistolario / Ed. F.Novati. T.I. Roma, 1891. Le Songe du vergier / Ed. M. Schnerb-Lièvre. T. I. Paris, 1982.

The XVth century french «Mistere du siège d'Orléans» / Ed. V. L. Hambliri. University of Arizona, 1984.

Thomas de Aquino. Summa theologica. Lugdunum, 1738.

Thomas à Kempis. L'imitation à Jésus Christ / Ed. G. Connes. Londres; Paris, s. a.

Vincent de Beauvais. Miroir historial. T. I. Paris, 1531.

ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ НАУЧНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Общие работы

Блок М. Короли-чудотворцы. М., 1998.

Басовская Н.И. Столетняя война. 1337–1453. М., 1985.

Вайнштейн О.Л. Западноевропейская средневековая историография. М.; Л., 1964.

Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1981.

Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М., 1993.

Хачатурян Н.А. Сословная монархия во Франции XIII–XV вв. М., 1989.

Arquillère H.X. Saint Grégoire VII. Essais sur sa conception du pouvoir pontifical. Paris, 1934.

Barber R. The knight and chivalry. New York, 1970.

Basse B. La constitution de l'ancienne France. Liancourt, 1973.

Beaune G. Naissance de la nation France. Paris, 1985.

Bergson H. Les deux sources de la morale et de religion. Paris, 1937.

Bloch M. Les rois-thaumathurges. Strasbourg, 1924.

Bloch R.H. Medieval French literature and law. Berkley, 1977.

Carlyle R.W. and A.J. A history of medieval political theory in the West. T.IV, VI. Edinburgh; London, 1928, 1936.

Chevalier J. Histoire de la pensée. La pensée chrétienne. Paris, 1965.

Contamine Ph. La guerre au Moyen âge. Paris, 1980. Disputes and settlements / Ed. J. Bossy. Cambridge, 1983.

Duby G. Les trois ordres ou l'imaginaire du féodalisme. Paris, 1978.

Dupont-Ferrier G. La formation de l'Etat français. Paris, 1934.

Essays in legal history read before national congress of historical studies held in London in 1913. Oxford, 1913.

Essays in medieval history presented to B.Wilkinson. Toronto, 1969.

Fedou R. L'Etat au Moyen âge. Paris, 1971.

Flori J. L'essor de la chevalerie. Genève, 1986.

Folz R. L'idée d'Empire en Occident du V au XIV ss. Paris, 1943.

Funk-Breritano F. L'ancienne France. Le Roi. Paris, 1912.

Gilson E. Etudes de philosophie médiévale. Strasbourg, 1921.

Gierke 0. von. Les théories politiques du Moyen âge. Paris, 1914.

Guenée B. Histoire et culture historique dans l'Occident médiéval. Paris, 1980.

Guenée B. Politique et histoire au Moyen âge. Paris, 1981.

Grévy-Pons N. Célibat et Nature. Paris, 1975.

Haller J. Das Papstum Idee und Wirklichkeit. Stuttgart, 1939.

Heick O. A History of Christian thought. T.I. Philadelphia, 1956.

Huizinga J. Homo ludens. Boston, 1970.

Jarrett B. Social theories of the Middle Ages. Westminster, 1942.

Kantorowicz E. Les deux corps du roi. Paris, 1989. La France chrétienne dans l'histoire. Paris, 1885.

Lagarde G. de. La naissance de l'esprit laïque au déclin du Moyen âge. T. I. Lou vain-Paris, 1956. La noblesse au Moyen âge / Ed. Ph. Contamine. Paris, 1948.

Lavisse E. Histoire de France. T. III. Part IL Paris, 1901.

Le Goff J. Les intellectuels au Moyen âge. Paris, 1976.

Le Goff J. Pour un autre Moyen âge. Paris, 1977. L'Evolution du droit public. Paris, 1956.

Lewis A.W. Le sang royal. Paris, 1986.

Lewis E. Médiéval Political Ideas. 2 vol. London, 1954.

Martin M.-M. Histoire de l'unité française. Paris, 1982. Mélanges Gabriel Le Bras. T. I. Paris, 1965.

Mochi-Onory S. Fonti canoaistiche dell'idea rnoderna del stato. Milano, 1951.

Olivier-Martin F. Histoire du droit français. Paris, 1948.

Oppenheimer F. The legend of the Sainte Ampoule. London, 1953.

Ourliac P. et Gazzaniga J.L. Histoire du droit privé français de l'an Mil au Code civil. Paris, 1985.

Pacaut M. La théocratie. L'Eglise et pouvoir au Moyen âge. Paris, 1957.

Pange J. de. Le Roi Très chrétien. Paris, 1949.

Payen J.-Ch. La rose et l'utopie. Paris, 1976.

Poirion D. La littérature française. Le Moyen âge. Т.П. Paris, 1982.

Quillet J. Les clefs du pouvoir au Moyen âge. Paris, 1972.

Post G. Studies in medieval legal thought. Princeton, 1964.

Riesenberg P. Inalienability of sovereignty in medieval political thought. New York, 1956.

Le sacre des rois. Actes du colloque international d'histoire sur le sacres et couronnements royaux (Reims 1975). Paris, 1985.

Scholz R. Die Publizistik zur Zeit Philipps des Schônen und Bonifaz VIII. Stuttgart, 1903.

Schramm P.E. Des Konig von Prankreich. Weimar, 1939. Storia sociale e dimensione giuridica. Milano, 1986.