Текст книги "Сводный экипаж (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Долетел порыв теплого ветра, на обломанной мачте зашуршали снасти. Вздох невидимых богов – что на самом деле есть сугубый эффект звуковой иллюзии. А звуковые иллюзии нам не к чему, поскольку первопричина неприятной ситуации – иллюзия оптическая. Ведь ошейник никаких звуков не издавал, на него именно смотрели.

Энди хмыкнул. Обезьяна бросила изображать рачколовлю и с интересом воззрилась.

Смотреть – значит обманываться. Обманываться блеском зловещих рубинов или синей стеклянной защитой очков – не все ли равно? Вдруг причина не-восприятия колдовства обезьяной и выходцем с Болот отнюдь не нечеловеческая природа, а простейший фильтр? Очки, необычный цвет зрачков, или и то, и иное, вместе взятое? Конечно, надевать очки на очарованных моряков немного поздновато. Но если попытаться оптически исказить воздействие магического предмета? Бесспорно, это большой риск.

– Манки, как ты относишься к рискованным брейкам|4]?

Мартышка хлопнула себя по животу – звук вышел глуховатым из-за мешковины. Манки подобрала подол и повторила шлепок по оголенности – теперь получилось куда звонче.

– Это насчет ужина или все же насчет риска? – уточнил рулевой.

– Ух! – отрезала мартышка.

Энди кивнул – несомненно, по обоим вопросам сразу. Что ж. придется рискнуть. Пока еще достаточно светло.

В сущности, основы оптики чрезвычайно просты. Энди заполнил ведро водой наполовину, осторожно погрузил туда ошейник – рубины притупили свой блеск. Что ж. попробуем. Понятно, дело заведомо обреченное на неудачу – истинный серьезный маг наверняка годами бы просчитывал эффект преломления, степень прозрачности воды и силу падающего света. Зато в проверке способ элементарен.

– Отверни-ка морду, – на всякий случай скомандовал магический естествоиспытатель сосредоточенно наблюдавшей мартышке, взболтнул ведро и поставил его между жертвами колдовства…

Вот теперь результат был. Рулевого оглушило и сбило с ног. Околдованные моряки, кажется, даже не успели и взглянуть в ведро. Лица их исказил ужас, с неистовым криком зачарованные сорвались с места и бросились прочь – юнга сшиб куда более рослого и тяжелого Энди как кеглю, видимо, даже не заметив.

Энди послушал как дикий крик «ааааааа!» стихает вдали, закряхтел и сел. Гнаться за (излечившимися? переколдованными? лишившимися рассудка?) беглецами бесполезно. Насколько мог заметить поверженный маг-оптик, разведчики кинулись в разные стороны, причем видеть в старине Магнусе этакую прыть было уж совсем странно. Впрочем, вдова даже не подумала взлететь, а Гру не подхватил топорик – абсолютно на них не похоже. Спятили.

– В добрые старые времена колдунов жгли на кострах. Простой, но действенный подход к черному шару сей проблемы. – поведал Энди перепуганной и запрыгнувшей на сломанную мачту мартышке.

Манки прислушалась, сползла на борт корабля, похлопала себя по животу.

– Думаешь, они вернутся к ужину? Нет. это вряд ли. – рулевой поднялся.

Энди указал на рогульку. – Чересчур простовато для рубиновой

было

Он осмотрел местность с верхушки прибрежного обрыва – ни души, только несколько птиц парят над дальними рощами у холмов. Да. абсолютно проигранный фрейм-бол.

Поскольку перспективы дальнейшей разведки были неясны, требовалось заняться розыгрышем ближних шаров. То есть ужином.

Топлива, вполне сухого, вокруг хватало. Энди наломал сушняка, обезьяна с готовностью стаскивала топливо к будущему кострищу.

– Хочешь разжечь? – рулевой показал огниво.

– Ух-уух! – мартышка принялась увлеченно высекать искры, а Энди в сомнениях присмотрелся к половинкам обманника. Неизвестно какова на вкус коварная тварь, с другой стороны, она свежая, а провизию лучше экономить. Ему удалось вырезать кусок с виду пожирнее. Манки все еще сражалась с хитроумным приспособлением для добычи огня.

– Ладно, давай сюда, у меня быстрее выйдет, – вздохнул ночной рулевой.

– А ху-ху не хо-хо? – откликнулась стоящая на четвереньках мартышка, осознала что наделала, и с ужасом глянула из-под руки.

Энди прихватил ее за лодыжку здоровой ноги, поднял в воздух. Нужно отдать должное – Манки висела покорно, не пытаясь плеваться или кидаться огнивом. Весу в ней было поменьше чем в половинке обманника.

– Бить не буду, – мрачно сообщил рулевой. – Но начинать владеть речью с подобного сомнительного словосочетания – сущая глупость. Это сквернословие, к тому же хвостообразное. О тебя вдова всю швабру обломает, когда услышит. Если, конечно, вернется. Или помалкивай или учись приличным словам.

– Уух, – признала ошибку обезьяну.

– И когда висишь вверх ногами, прижимай к ногам мешок. Приличия у людей даже поважнее умения болтать.

Мартышка шлепнулась на гальку, поползла к подготовленному костру. Энди, морщась от ярких искр, показал как правильно пользоваться огнивом. Запылал огонь, рулевой пошел к воде и промыл вновь заболевшие глаза. День все не угасал, на дальних восточных склонах играли солнечные лучи, отражались от водной поверхности. Будет сегодня ночь или так и придется мучиться?

Отвернувшись от костра, Энди нарезал полоски обманника и объяснял, что костер придется поддерживать всю ночь. Мартышка осознала, пошла подтаскивать ветви покрупнее. Рулевой слушал шуршание и «уухи» за кораблем и в кустах. Нужно будет растолковать, что на суше разумнее вести себя потише. Привыкла к жизни в стае и к относительной безопасности корабля.

Обезьяна пихала в костер ветки и пыталась жарить на прутьях квадратики мяса, Энди неспешно рассказывал всякие поучительные вещи о материковых хищниках (в основном о людях), смотрел на старый корабль – что полезного можно с него снять, если все благополучно обойдется? Мартышка «у-ухала», удивляясь всяким ужасам вроде леопардов и городских стражников. Периодически доносилась вонь сгоревшего мяса – кулинарного опыта у Манки не имелось в принципе. Жрать сырое мяса Энди все же не разрешил, благо полутушки обманника были обширны, тренироваться было на чем.

Лучшие порции поджаренного обманника оказались суховаты, трещали на зубах, но на вкус вышли вполне пристойными. Мартышка хрустела во всю, уже почти не обжигаясь.

…– За воровство сажают в клетку, часто металлическую. Или приковывают к веслам. Цепью, тоже металлической!

– Ух-хухух! – дивиласьжестокостям человеческого мира вольная островитянка.

Энди разгрыз лепесток мяса и сказал:

– Ты бы как-то разнообразила беседу. Если желаешь играть равную партию за человека, то всего многообразия «у-ух» будет недостаточно. Нужно усваивать как минимум: «о!», «да» и «нет». Полагаю, ты вполне способна к такому подвигу.

– О, да, сэр, нет. Вкусно! – подумав, объявила мартышка.

Звучали слова несколько своеобразно, но отчетливо. В сложном «вкусно!» прищелкиванием зубов чудился даже излишне хищный оттенок.

– Неплохо, – одобрил рулевой. – «Сэр» можешь оставить в резерве – в здешних местах это слово употребляют редко. «Вкусно» используй пореже, иначе прослывешь невоспитанной обжорой. «О», «да», «нет» для молодой леди более чем достаточно. И улыбайся скромнее – зубы у тебя слишком хорошие, разом найдется много завистников. А трусоватые людишки попросту напугаются.

– У-ух. да!

Энди подумал, что в действительности многообразие у-уханья несет в себе не меньше оттенков чем человеческие «да-нет». По сути, мартышке и этого достаточно. К чему цивилизованному миру болтливые обезьяны и какие, собственно, преимущества они тогда будут иметь перед людьми? С другой стороны, рано или поздно Манки встретиться с посторонними гомо сапиеис и общеупотребительных словечек.

– Не поджарить ли нам еще мяса? – Энди протянул сотрапезнице нож.

Мартышка высунула язык и принялась нарезать филе обманника. Орудовать ножом у нее получалось куда получше опытов с огнивом.

– Ух, чай, сэр?

– Все верно, мисс Манки…

Звезды на миг закрыла темная тень – Энди вздрогнул. По правде говоря, тень показалась немаленькой. Манки тоже подскочила, задрала голову.

– Это еще что такое⁈ – прошептал рулевой.

Разведчики бросились на прибрежный откос. Мартышка запрыгнула наверх быстрее, закрутилась, озирая небосвод. К полуночи на небо нагнало облаков: меж звезд дрейфовали косматые хвосты туч. обметали вершины дальних холмов. Мир жил оттенками ярко-расплавленного серебра звезд пробивающихся сквозь приглушенную патину туч. густой завесой благородного тумана и резкой чернью холмов.

Мартышка нюхала воздух.

– Согласен. Вроде бы, дым, причем характерный, – согласился Энди. – Но наш «Ноль-Двенадцатый» определенно не летает.

– Ух-х! – подтвердила встревоженная обезьяна.

Они повернулись в сторону озера. Энди приходилось жмуриться и отворачиваться от ослепительного пятна костра. Остальная часть озерного простора играла ленивой чернильной рябью. До «Ноль Двенадцатого» было далековато: даже если там решились зажечь кормовой фонарь для ориентира разведчиков, отсюда его не разглядеть.

– А нам придется рисковать, – напомнил Энди. – Подсунем в огонь корягу. Должны же увидеть.

Мартышка сиганула вниз, рулевой, опираясь о багор, съехал к мертвому кораблю. Подкатили к огню сухое бревно. И рулевой, и его соратница понимали, что спятившие и разбежавшиеся разведчики, если опомнятся, то попытаются выйти к огню. Остаться в холмах без оружия и снаряжения – не лучшая игровая позиция. Нет, должны вернуться к кораблю. При условии, что в головах сохранился относительно здравый рассудок.

…– Так вот, людям свойственно находить простейшую отгадку и свято верить в нее, – продолжил Энди, отворачиваясь от огня. – Даже если ложность отгадки очевидна до полной смехотворности и ни один шар не пошел в лузу, человек будет считать что фрейм за ним. Люди жутко самоуверенны. Одетую и вежливую обезьяну будут считать смешным глуповатым человечком. Очевидного слепца – беспомощным попрошайкой. И это хорошо.

– Ух-у! Да!

– Но это и плохо. Никто и не подумает с тобой считаться. При необходимости придется доказывать, что ты способна соображать. А ведь такие ситуации случаются, пусть и не чересчур часто. Доказать что ты говоришь умно – чертовски сложно, почти нереально. Люди полны предрассудков. Это. во-первых. Во-вторых, пренебрежение бывает обидным.

Обезьяна посмотрела на два загнутых пальца на своей руке, поразмыслила и не согласилась:

– Не ух-у! Обид – невкусно!

– Несомненно. Чаще всего обида весьма горчит. Но что такое вкусно? И как это «вкусно» отличить?

Мартышка указала на прутик с мясом, на огонь, исцарапанному колену

– Вкусно! Ух-у, ух-у!

– Даже два раза? – засомневался рулевой и вздохнул. – Забудь про последнюю составляющую. Она – прямой путь к швабре.

У мартышки имелся серьезный недостаток – Манки несокрушимо считала физическую близость (или, как мудрено формулировал чересчур образованный гребец «сексуальные отношения» – заведомым благом. Это чудовищное заблуждение порядком пугало команду «Ноль-Двенадцатого». Особенно учитывая широкую трактовку этих самых «отношений» простодушной мартышкой. Вдова впала в настоящую истерику, когда ее попытались погладить абсолютно неприличным способом (как выяснилось на практике свою «столичную немыслимую порочность» Хатидже порядком преувеличивала). Шкипер при заигрывании без разговоров схватил швабру, от доктора мартышка получила по игривым лапам. «Обезьяна, что с нее возьмешь, млжее», – как объяснял гребец, несколько обиженный отсутствием мартышкиных посягательств, что впрочем, было объяснимо. Как складывались отношения юнги и Манки в данной щекотливой области Энди не знал – Гру был из парней, способных без шума решать подобные мелкие проблемки. К самому рулевому мартышка не приставала – кроме пары робких намеков вспомнить было нечего – репутация «Повелителя Швабры» весьма облегчала жизнь. В принципе, диковатые повадки невоспитанной пассажирки скорее веселили Энди – мартышка, несмотря на свои мелкие размеры и островную наивность, несомненно являлась особью относительно взрослой. В биологическом смысле. В смысле кодекса человеческих отношений мартышку требовалось еще лупить и лупить. Поскольку иначе четверорукая гарантировано влипнет в неприятности – в любом портовом городе и не подумают смотреть: уродлива девчонка или миловидна? Порт – это вам не обезьяний остров.

– Приставание – запрещенный правилами удар. Потому эти шары тоже вне правил, – пояснил Энди. – Позже, когда уловишь нюансы игры, может быть вернешься к подобной тактике. Пока просто забудь.

– О, да-нет. Где? Ухххх-у? – осторожно уточнила обезьяна.

– Риск именно в непредсказуемости этих множественных «уххххх», – пояснил гребец. – Поймешь позже. Если будешь жива. А пока просто придержи лапы и все остальное. Иначе такая швабра случится, что…

Манки почесалась и задумалась.

для подобного случая ей нужно иметь пару

рулевой встал, чтобы двинутся за котелком.

потом

похлопала себе по

Потом пили чай. Энди рассказывал про деньги и уличных комедиантов. В глухую заполночь к костру выбрела пара разведчиков – те, кто по всей логике игровой ситуации должны были укатиться шарами примерно в одну сторону. Вид у шкипера и вдовы был потрепанный, но обошлось без серьезных травм. Особой разговорчивостью пара не отличалась, но ход событий был ясен: отрезвев от последствий колдовства и вспомнив о том. что умеет летать, Хатидже провела близлежащий осмотр местности и отыскала шкипера. Потом они вместе выбирались к берегу озера, счастливо уклонившись от встречи с неизвестным животным… в общем, ничего интересного.

Обрадованная обезьяна предложила жертвам магии прутики с жареным обменником, отрекомендовала как: «вкусно, у-ух!».

– Разговаривает? – вяло удивился Магнус. – Что, тоже магией стукнуло?

– Скорее всего, – не встал вдаваться в неуместное философствование рулевой.

Беглецы были порядком измучены, попив чаю, завернулись в драгоценную ткань и заснули, против всех правил приличий откровенно обнявшись.

Мартышка со значением глянула на Энди.

– Не тот случай, – пояснил рулевой. – Иной раз воспитанным людям и нелюдям приличествует делать вид что они ничего не заметили.

– Хо-хо. у-ух, – скептически отозвалась Манки и упрыгала за очередной порцией дров.

Юнга приплелся на рассвете. Выглядел он поприличнее шкипера с подругой, но был весьма мрачен. Положил дубинку, сел у костра. Энди протянул ему жареные обрезки и сообщил:

– У нас обезьяна заговорила.

– Пора, – без всякого удивления кивнул мальчишка. – Ей бы еще осанку подправить – сутулость при человеческой должности будет ей вообще безо всякой пользы.

Гру пожевал мясо, запил чаем и кивнул в сторону старого корабля:

– Эта штука, стурворм ее высри, там? Я пока бегал, вспомнил – сторож это. На самом деле мудрено как-то по магическому называется. Можно у настоящего колдуна уточнить, он и ключ подскажет. Вещица небесполезная, особенно если что-то хорошее и ценное приходиться без охраны оставлять.

– Сторож? Возникала у меня такая версия. – признался Энди.

– Вот-вот, а я опозорился, – поморщился самокритичный мальчишка. – Ведь возникло предчувствие, а я все равно как шмондюк какой-то уставился на цацку. Ладно, как рассветет, грузиться начнем?

– Я бы прямо сейчас начал, – намекнул ночной рулевой…

Шифровка

Лагуна – Твин Кастлу

Объект застрял западнее Сарканда. У них технические сложности. Провели явочную встречу с агентом Огрызком. Суть анализа ситуации: стратегических планов у объекта наблюдения нет и не предвидится.

Исходя из оперативной обстановки, предлагаю варианты:

1. Скинуть катеру запчасти.

Э. Скинуть на катер бомбу. (Боеприпас я достану, в единственном экземпляре, расходный акт приобщим к делу).

З. Плюнуть на этот треклятый катер и заняться своими делами.

Из блокнота «Гениальные размышления и склероз».

Лингвистический аспект – один из сложнейших в шпионском деле. Русско-шпионский диалект вообще невозможно взвешено преподавать. Давеча беру двух отличников, на большой перемене идем агентурно позавтракать. Перекусили. Потом две лекции объясняла, почему «траттория» это не место «специально отведенное для трат-таха», а совершенно иная и итальянская терминология. «Русский язык мы портим. Иностранные слова употребляем без надобности», как-то жаловался мне Ильич за чаем. Как глубоко прав был вождь! Да, упустили мыв свое время, просрали эту лингвистику…

(1] Манки – от английского «monkey» – обезьяна.

|2]Речь о дизайне (от aHTn.desi’gn — первоначально: проект, план, проектировать, чертить, задумывать)

|3 – Плант – сыгрывание необходимого шара через другой шар (или через два).

[4] Брейк – непрерывная серия ударов удачливого игрока.

Глава восьмая
Экипаж терпит кораблекрушение, осматривает достопримечательности и оценивает скобяные изделия

– Сарканд – город контрастов, етегвр, – несколько испуганно промямлил гребец.

Столица княжества действительно поражала воображение. Не столько размерами – Глор явно был куда более населенным и обширным городом – как специфическим расположением и архитектурой. По сути. Сарканд оказался вертикальным городом.

…Бухта, узкая и достаточно извилистая, окруженная немыслимой высоты обрывами. Наверняка склоны не были столь уж отвесны как выглядели издали, но все равно ужасали. Вертикальных мили светло-серых, местами покрытых густой цепкой зеленью, скал. Конечно, внизу, у моря, строения теснились куда гуще, но даже на середине обрывов виднелись приклеившиеся к скале галереи, дома и арки у угадывающихся темных провалов пещер и гротов. Было понятно, что их соединяют нитки подъемников, кое-где можно было различить медленно ползущие точки грузовых платформ. С пресной водой в городе, видимо, проблем не имелось: каскады узких живописных водопадов оживляли склоны; на восточной стороне бухты по скале струилась целая река – там можно было различить мельницы или нечто им подобное, прилепившееся у краев бурного потока. Еще восточнее водопады рассыпались на десятки, если не сотни, мелких каскадов-косичек, почему-то кажущихся особо нарядными, пестро-разноцветными.

– Ну, там красильни, – пояснил Гру. – За счет покраски и перекупки тканей местный князь-то и жиреет. Ну и таможня на Нитке – лакомый кусок.

Про стратегическое ущелье, именуемое Ниткой, экипаж барки был наслышан. Как выяснилось в пути, скромный юнга знал о городе чуть больше, чем казалось поначалу. Сейчас выход к морю знаменитой Нитки угадывался в западной части Саркандской бухты – туда выходила единственная дорога, связывающая северные и северо-восточные земли с самой удобной бухтой здешнего побережья. Именно сюда стекались караваны с тканями. По слухам, путь с северо-востока был тяжел и неблизок: до ближайших обжитых долин лежало не менее месяца пути. Обитали в тех краях, естественно, дикари, способные выращивать хлопок, ткать недурные ткани (шелковые, в том числе), но не неспособные ни толком покрасить товар, ни разок собрать войско, и раз и навсегда обеспечить своим товарам свободный выход к морю. Князь Сарканда крепко держал за жабры своих союзников и поставщиков. Северо-восточные долины, вроде бы, торговали и с землями, лежащими дальше к востоку, но про те далекие дела даже юнга-всезнайка мало что мог рассказать.

– Богатая палитра, – признал доктор, разглядывая разноцветные водопады у красилен. – Истинное буйство рукотворных радуг. Энди, видишь или слепит?

– Вижу, – заверил ночной рулевой, работая веслом.

Очков на гребце сейчас не было – этакая роскошь не к лицу бедному слепцу, он тряпкой на морде обойдется. Впрочем, смотреть сквозь ткань было неплохо.

– Водопады хороши, но от красок в бухте воя рыба сдохла, – заметил практичный Гру. – Живут у моря, а рыба на городских рынках втридорога. Пока рыбаки из бухты выйдут, да пока сети расставят… Есть несколько рыбачьих поселков восточнее, но оттуда улов опять же далековато возить. Тощают горожане. Зерно привозное, фруктов мало, одна козлятина, да и та жилистая, горная.

– У-ух! Невкусно! – забеспокоилась мартышка, работая веслом.

– Мы сюда ненадолго, – успокоил ее Док.

Многодневный каботажный переход «Заглотыша» сделал из гребцов барки примерно тех же горных козлов – одни жилы да кости. Никто из моряков и раньше не проявлял склонности к полноте (разве что тяготеющий к размышлениям и сидячей письменной работе мистер Крафф, хотя и доктору последние месяцы приходилось специализироваться на менее интеллектуальных занятиях), но начало пути вышло воистину тяжким. В принципе, новый парус барки оказался действенным подспорьем. В случае удачного ветра. Но поначалу приходилось больше рассчитывать на весла.

С самого начала экспедицию в Сарканд преследовали неурядицы. Без сомнения, возглавить поиски фильтров и иных необходимых запчастей должен был лично шкипер. Но у старины Магнуса открылись раны на боку – схватка с зачарованным кладом не прошла бесследно. Грести шкипер в ближайшее время не мог, а ждать его полноценного выздоровления не имело смысла – озеро Обманника не являлось таким уж надежным убежищем.

Поскольку шкипер волей-неволей оставался на борту «Ноль-Двенадцатого», оставалась и вдова. Это обстоятельство никому даже в голову не пришлось подвергать сомнению. Жаль, конечно, – моряки привыкли к удобству воздухоплавательной разведки – но что же поделаешь.

Энди рассчитывал остаться на катере – неспешная возня с переборкой механизмов, вдумчивой подгонкой обшивки корпуса и тихими вахтами, выглядела куда предпочтительнее путешествия в шумный город на неудобной барке. Но добыть в Сарканде нужные части насоса и двигателя без настоящего механика было бы задачей трудновыполнимой. С чисто механической частью задачи вполне бы справился Сан – но у бесхвостого случались очевидные периодические сбои в мозгах. У юнги с головой все было нормально, да и добыть он мог что угодно, но с практической механикой и конструированием у Гру было слабовато, что при его возрасте и малом катерном опыте вполне естественно. В столь непростой ситуации присутствие в экспедиции Энди выглядело обязательным.

Доктор попросил конфиденциального разговора со старшими механиками, в коем и обосновал, почему ему самому непременно нужно участвовать в походе. Нельзя сказать, что для Энди дальнейшие планы доктора оказались полнейшим сюрпризом, но все равно решение экипажного эскулапа выглядело весьма неоднозначным. Что ж, джентльмен вправе разыгрывать жизненную партию, так как считает нужным. Пусть это и кажется сущим безумием. Впрочем, для того чтобы окончательно рехнуться, доктору требовалось вернуться на «Ноль-Двенадцатый» в полном здравии и по пути не передумать. Оба обстоятельства пока никто не гарантировал.

Сан и Манки… Гребец отправлялся на барке в полном соответствии со своей штатной должностью, и вдобавок как сведущий в механике специалист. Обезьяна до полноценного изучения основ эксплуатации паровых котлов и машин явно не доросла, а в городе скорее бы отягощала экипаж, но на барке требовалась пятая пара рук. Или хотя бы лап. Без рулевого идти было рискованно. Понятно, в сложных ситуациях на руль мартышку никто сажать не собирался, но веслом она ворочала исправно – мелкое, зато двужильное создание, этого не отнять.

Было и еще оно серьезное обоснование необходимости скорейшего обезьяньего знакомства с городским обществом. Но эту причину Энди озвучивать не стал. Игра в разговорный снукер не так сложна: поспорили, поу-ухали, повыдвигали встречные и взаимоисключающие доводы, к однозначным выводам не пришли, тем не менее, довольная Манки оказалась включена в состав экспедиции.

Путь вдоль побережья оказался утомительным, достаточно опасным и небыстрым. Трижды «Заглотыш» садился на мель, открылась течь, при ночевке на абсолютно безопасном с виду песчаном мысу, моряков пыталась атаковать стая странных тварей, напоминающих помесь водяных крыс с норфолк-терьерами. Большая часть экипажа оказалась слегка покусанной, к счастью, отъявленной ядовитостью крыс-терьеры не отличались. Случались и иные происшествия, но ничего летального не приключилось. Из приятных сюрпризов можно было вспомнить нахождение зарослей любопытного растения, похожего на табак. Листьев нарезали про запас, в солнечные дни сушили на крыше каютки – Док надеялся при возвращении порадовать шкипера.

Но вое это осталось в прошлом – сейчас «Заглотыш» входил в порт и предстоял «рисковый моментик» как выразился ушлый юнга.

– А кораблей у них не так много, – отметил доктор, озирая причалы.

– Ну. Что-то конвойных флюг не видно, – сказал Гру. – Они с виду повыше и с боевыми щитами. А здесь только грузовые «торгаши» торчат. Наверное, поход какой-то наметился или грабеж выгодный.

– Ух-х! Грабеж? Море? Да? – уточнила мартышка, продолжающая пытливо овладевать первоочередными человеческими познаниями.

– На море. Или высаживаются у какой-нибудь разбогатевшей деревеньки. К востоку места сытные, непуганые: ни государств, ни особо толковых воинств. Даже обезьян там нет. Что хочешь, то там и твори. Если, конечно, ту деревеньку вообще отыщешь, – доброжелательно пояснил юнга.

– Дикость и бескультурье неосвоенных нами земель, наихвще, – поморщился нервничающий гребец.

– Нет. Там у-уух! – не согласилась Манки, поглядывая на город.

Обезьяна тоже явно волновалась – похоже, огромный город и порт ее пугали.

«Заглотыш» скромно отвернул подальше от солидных пристаней, направляясь к малым причалам, где вперемешку покачивались барки, широкие лодки для скота и убогие рыбацкие «баркасы». Когда выгребли поближе, на пирсе уже скопилась небольшая толпа – чужие суда, даже столь ничтожные как «Заглотыш», здесь были редкими гостями.

– Кто такие? Откуда? – начальственным басом окликнул с причала упитанный бородач.

– Конгерцы, с глорского побережья, господин начальник! – немедля отозвался Гру. – Добрались, слава богам! Потоп наш когг, и хозяин утонул, и капитан, да примут девы-нереиды их души в прохладные и сладкие объятия. Вот мы чудом уцелели, просто не вериться, да благословит Логос нашу удачу и славный город Сарканд!

– Деньга за стоянку есть или как? – задали ключевой вопрос с пирса.

– Есть! Имеем малость серебра, не нищенствовать приплыли, – поспешил успокоить местное начальство Гру. – Эх, столько добра потопло, крохи спасли, истинные крохи!

На пристани приняли швартовые концы, «Заглотыш» причалил и Гру немедленно начал свою трагическую повесть.

Легенда была заготовлена и тщательно заучена всеми катерниками. Шел когг из Нового Конгера: грузом – посуда и ламповое масло. Но главное – хозяин – славный купец Куп – желал в Сарканде открыть собственную контору и основать торговое дело. Потому и поперлись вокруг мыса Края Мира, да вот боги за дерзость наказали: шторм, рифы, кто успел в буксируемую барку пересесть, того провиденье и хранило. В легенду ничего особенно сложного не впихивали, даже Манки все уяснила, хотя ей было и не обязательно.

И тут налетает вал! – вскочивший на «банку» Гру воздел руки к мачте. – А мы бортом! Кладет! Прямехо меж рифов! Руль – хрясть! обшивка – хрусть! из трюма груз – аж до небес взлетело. Клянусь, видел как капитан небу грозил. Вот этими самыми глазами видел! Колпак с лысины сорвал, трясет, проклинает: шмондовая требуха, вы, а не боги! А блюда на него градом, фарфор, между прочим. Расписной! Этакие желтый узорчик мелкой лесенкой.

– Что, так блюдами и зашибло⁈ – вопросили в сочувственно замершей толпе.

– Врать не буду не видал, – признался, тяжко вздыхая, Гру. – Тут нас вовсе положило. За борт лечу – вода – лед! О папенькиной куртке только и вспомнил – эх, не взял! Бахнуло меня, челюсть свихнуло, – мальчишка запихнул ладонь почти целиком в рот, убедительно пошевелил где-то в районе гланд, прошмякал: – Хватаюсь за чтой-то! Веревка! Барка! Заполз кое-как. С другой стороны еще кто-то лезет. А вокруг жуть! Конец света у Края Мира! Камни, волны, пена! Бочки, люди, бабы! Хозяин-то наш с семьей ехал. Вот, ученый господин лекарь за старшую дочь был просватан. Такое горе! Невинность, деньги, сундук – все мигом ко дну!

– До сих пор в себя не приду, – признался Док. – Как живая перед глазами стоит. Прогневали мы богов!

– Это уж верно, – тактично согласился чернобородый местный чиновник. – Чего делать-то думаете?

– Так это, ждать придется попутный корабль. Страховка у господина Купа была, оплатится наше возвращенье. Вот только пока дойдем… Маменька, небось, убиваться-то как будет, – Гру неожиданно пустил вполне натуральную слезу.

В толпе тоже расчувствовались – рассказ о горестях конгерцев действительно вышел проникновенным. Мальчишка, растирая по роже слезы, поочередно представлял спасшихся искалеченных счастливцев: прибахнутого о риф матроса Сана, слепца Энди с выбитыми снастью глазами, младшую Купцову дочку «умом и до несчастья скорбненькую». Про несостоявшегося Купцова зятя-горемыку саркандцы уже и так все поняли.

– Что ж, пошли в книгу запишу, – решил чиновник. – За стоянку – «серебряный» в пять дней, если чиниться будете, так монета в четыре дня.

– Как же не чиниться⁈ – Гру мужественно утер морду. – Барка неказиста, да еще послужит, что ж добром бросаться…

Они с чиновником и Доком ушли в конторку, ставить подписи и высчитывать оплату. Народец у барки потихоньку редел – новости были любопытные, но у портового люда имелись и собственные дела.

– Однако, Гру – прям Джек Николсон, млегна, – пробормотал гребец. – Достоверно. Я уж и сам поверил.

– Мы все достоверные, – согласился Энди – сидеть без движений как настоящему слепцу оказалось довольно утомительным делом.

Первая встреча с Саркандом прошла довольно гладко. Мартышка тоже не подкачала – в кривовато сшитом платье (ткань взяли самую дешевую из найденных, но все равно получилось излишне богато) обезьяна выглядела вполне человечески, а когда с открытым ртом пялилась на внезапное лицедейство юнги, то и казалась стопроцентно слабоумной. С распределением ролей и розыгрышем начального фрейма саркандской партии Гру был абсолютно точен – убогие убедительно сыграют убогих. Да и в целом шло неплохо: через пару дней «Заглотыш» станет привычной деталью пейзажа, хождения «конгерцев» за инструментом и материалами для ремонта барки не будут выглядеть подозрительно. Начнутся сложности в общении с мастерами-ювелирами – заказ достаточно небанален, но туг уж придется уповать на жадность исполнителей. Деньги у гостей города пока имелись.

– И как тебе город, купчиха, еття? – интересовался Сан у мартышки. – Не видала ничего подобного, а?

– У-ух. Много.

– Много людей? Эх, дитя пальмы, мныегна. Этот городишко на Баклаву похож. Был у нас такой курортный городишко, пока агрессор… аоблеугрмавыклеосвлд, зрадегнаамерпощна!

Сана от усталости и волнений немедля начало уносить в хвостатость, Энди потянулся пнуть товарища, но обезьяна оправилась сама.

– Утття! Щипаться-то зачем! – взвизгнул гребец.

– У-ухх! Дурь.