Текст книги "Точка падения"

Автор книги: Юрий Бурносов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава девятая
Городок бюреров

Бюреры, как и сказал Аспирин, жили в самом настоящем поезде. Несколько облупившихся пассажирских вагонов стояли на участке железной дороги, одним концом терявшемся и лесу, другим – уходящим в большую промоину, заросшую ряской и камышами. Зачем сюда отбуксировали эти зеленые вагоны с сохранившимися табличками «Москва – Харьков» на бортах, ведал один господь, но бюрерам они явно пришлись по душе.

Я издали наблюдал в бинокль, как несколько карликов грелись на солнышке, пуская слюни от блаженства, еще несколько рылись в песке – искали червяков или жуков, наверное, чтобы сожрать, – а вокруг бегали и толкались их омерзительные детишки. Из одного окна поезда торчала телевизионная антенна, из другого – труба на вид от самодельной печки, и из нее шел голубоватый дым, что меня окончательно убило. В общем, поселение практически не отличалось от самодеятельного поселения, скажем, цыган, которых я видел под Харьковом. Судя по тому, что я знал о бюрерах, перед нами был какой-то особенный клан – но крайней мере дым меня насторожил. Умнее они сородичей, что ли? Если так, то дело плохо. В Зоне кто умнее, те и опаснее. Надеюсь, что хотя бы телевизор они там не смотрели, антенну просто так собезьянничали…

Рядом, пыхтя, заворочался Аспирин.

– Слушай, они всегда так жили? – спросил я шепотом.

– Хрен их знает, чува-ак… – пробормотал он. – Я тут с полгода тому был, они только объявились. Но трубы точно не видал. И антенны. И поменьше их было, кажись.

– Расплодились, падлы. Эх, шли бы мы в другое место… Да поздно.

– Чё? Нормальные такие бюреры… В другом месте по подвалам ныкаются, поди их там поймай, а эти – вон, как на курорт едут. Вот только как их ловить будем?

Я именно это и прикидывал. Мне очень нравился уходящий в лес кусок железки – неплохо бы разведать, что там имеется еще, и в случае удачи оттуда скрытно подойти. Других вариантов вроде не было. Но подойти – это даже не полдела, это четверть дела. А вот поймать двоих, да еще разнополых, да еще незаметно для остальных… Бюреры поодиночке гуляют редко, рассчитывать, что парочка отправится, скажем, по грибы, не приходится.

– Может, завалить весь их табор? – предложил Аспирин. – Ачё, рванем из подствольников… Гранатами закидаем… парочка явно выживет, мы их прохвессорским прибором оховячим – и в мешок.

– Шумно. И мы же не знаем, сколько их там внутри. Сам понимаешь – бюрера вот так в лоб у него дома брать… Опять же вагон – это железка, осколки все зря пойдут, тут не гранатами надо, а чем посерьезней.

– Я ж только предложил, чува-ак… – буркнул Аспирин.

Мы полежали еще немного, посмотрели. По песку между травинок бегали какие-то жучки. Интересно, почему в Зоне нет насекомых-мутантов? Хотя они, может, и есть, просто кто на них внимание обращает… Вот, например, какой-то хрен о восьми ногах и с кривым длинным хоботком. Может, он среди своих – кровосос. А мне на него плевать.

Я щелкнул «кровососа» ногтем, от чего он улетел в травяные заросли.

– Их вроде жрут, – сказал задумчиво Аспирин, тоже созерцавший мир насекомых.

– Типа?!

– Жуков этих. Саранчу. Вьетнамцы вроде или монголы. Жарят в жиру каком-то и жрут, я сам по телевизору видал. С виду так ничё, когда жареные.

– У тебя одно на уме, – покачал я головой. – Слушай, Аспирин.

– Чего?

– Ты никому не говори, брат, что я псевдоплоть отпустил.

– Бармаглот вон тоже отпускал, и ничё. Чё тут такого, чува-ак?

– Ну, я тебя прошу. Я с другими тоже поговорю.

– Не скажу, конечно.

– Вот и хорошо. Ты знаешь… Мне правда показалось, что она нам малость подыграла. Знать бы еще, чего она за нами пёрлась.

Аспирин помолчал, теребя усы. Искоса взглянул на меня, словно желая что-то спросить, но не решался.

– Давай мочи, – сказал я. – Вижу ведь, распирает.

– Да это… чува-ак… Ты вот «жадинки» чувствуешь, «пух» тебя не берет… Я таких других не знаю, чесслово. Конечно, Болотный Доктор, Черный Сталкер… Это понятно, это да. Но среди братанов – ни одного не знаю.

– И на что намекаешь?

– Да это… говорят, чува-ак… что ты сам немножко от Зоны. Я к чему: может, и псевдоплоть на тебя как-то повелась?

– Влюбилась, – усмехнулся я.

Аспирин понял, что не сержусь, продолжал:

– Я-то ничего, мне все равно. Просто ты ничего такого не знаешь, а?

– Успокойся, чува-ак, – передразнил я Аспирина. – Я обычный человек, только негр. Может, негры все такие. Ты много сталкеров-негров знаешь?

– Тебя одного, – сказал Аспирин.

– Вот. Постой, что-то они там оживились…

Я внимательно посмотрел на бюреров – ничего особенного, среди мелкоты произошла небольшая драчка. Возможно, в процессе кого-то пристукнули или загрызли, у них это в порядке вещей. Хотя чем они особенно отличаются от людей? Рожи по-страшнее разве что.

Профессор после атаки кабанов и истории с химерой несколько поугас. Видимо, впечатления от увиденного в Зоне превысили некий порог, за которым радость превращается в «когда ж этому конец придет». Более того, Петраков-Доброголовин прилежно чистил свой пистолет, прислонясь спиной к стволу огромного тополя. На шухере стоял Пауль, Соболь же дремал, разумно рассудив, что поспать в тишине и покое никогда не будет лишним.

Кстати, я долго не верил, что химера ушла. Вот и сейчас среагировал на шум в ветвях – но это оказалась всего лишь жирная ворона, возившаяся на суку.

– Вы наверх-то посматривайте, – сказал я на всякий случай. – Помните прыгунчика-погонщика? Лучше перестраховаться.

Профессор тут же боязливо зыркнул в небо.

– Перекусить бы, – осторожно намекнул Аспирин.

– Вы давайте, а мне что-то не хочется. Пойду-ка я разведаю, что там с другой стороны поезда.

– Так и я ж с тобой, чува-ак.

– Незачем там вертеться по двое. Заметят – у нас же больше проблем появится. Я быстро, одна нога там, другая уже тут.

– Вот так сталкер некий ходил-ходил без друзей на разведку, таким и нашли – одна нога в одном месте, другая – в другом, – произнес Соболь, не открывая глаз.

Тем не менее я всё-таки пошел на разведку один. Что-то подсказывало: на железке в лесу все будет в порядке, а лишние люди и лишний шум действительно ни к чему.

Так и получилось: разбросанные вдоль насыпи «жадинки» я обнаружил без труда, потому что видел их – словно жиденькое беловатое марево, а больше ничего и не нашел, кроме совсем старой «мясорубки», уже практически неживой. Из прочего я засек две перевернутые вагонетки, под которыми никто не прятался, и повалившийся в кусты столб линии электропередач. Место, надо полагать, было малопосещаемое. Собственно, потому и бюреры здесь прижились – они никакое соседство не любят.

Пригибаясь, я двинулся вдоль рельсов и вскоре увидел хвост поезда. Железная дорога выгибалась на повороте, и, лежа на шпалах, было очень удобно наблюдать за городком бюреров из-за рельса, практически не боясь быть замеченным. Я извлек бинокль и в этот момент почувствовал, как в левый висок чуть повыше уха уткнулось что-то холодное и железное.

Красивый баритон спросил:

– Иисус или Сатана?

Глава десятая
Смерть Джафара

В тот вечер я мило сидел в неплохом японском ресторанчике и ел жареную камбалу с острой капустой. Японская кухня мне всегда нравилась, за что меня порой дразнили сокурсники – полагали, что чернокожий человек должен поедать исключительно бананы. Одному, особенно назойливому, я пресловутый банан… э-э… впрочем, не станем говорить о всяких гадостях.

В сумке-контейнере под столиком у меня лежал довольно банальный набор артефактов, который мне слили через третьи руки по цепочке связей и который я должен был передать Джафару. И получить, само собой, приятную, но не слишком крупную сумму в денежных знаках, известных как евро.

Я отставил дощечку с пустой сковородочкой из-под камбалы, допил зеленое бамбуковое пиво и сделал знак официантке, чтобы принесла еще. Официантка была, как водится, откуда-то из Средней Азии – говорят, так повелось еще в начале века, когда все эти японские ресторанчики начали массированно открываться, и на работу за отсутствием настоящих японцев брали более-менее похожих на них визуально корейцев и среднеазиатов и даже чуть ли не чукчей.

Джафар появился примерно к середине принесенного бокала.

– Привет, Костя! – сказал он.

Я встал, мы легонько обнялись. Мне никогда не нравился этот ритуал, скорее всего подобные Джафару его придумали, чтобы походя охлопать одежду обнимаемого – не припрятал ли он под ней пистолет или, в более раннем варианте, кинжал.

Мы уселись, я спросил:

– Есть будешь?

– Ти шьто, ахренел? – спросил Джафар. – Я этих каракатиц нэ могу кушат. Я сматрэт не могу, как они шюпальца шевелят… Зачем сирой риба кушат? Надо жарений мяса кушат, шашлик!

– Каждому свое, – резонно заметил я и назло ему заказал суши.

– Принес? – поинтересовался Джафар, перебирая крупные зерна аметистовых четок.

– Принес.

– Как абично?

– Как обычно.

– Слюшяй, Костя, – сказал Джафар деловито. – Я тут с людьми гаварил – надо изменить нэмношка нащот дэнг.

– В смысле? – не понял я.

– В смисле, шьто цена на ринок паминялся. Много хабар несут, куда дэват? Некуда дэват… Дорого не буду покупат, дешево буду покупат.

Появилась официантка с моими суши.

– Стоп, – сказал я, размешивая шарик васаби в соевом соусе. – Договаривались, что все как обычно. И теперь – назад пятками. Не понимаю тебя, Джафар.

– А шьто тут понимат?! Ти товар давай, я – дэнг. Только цена савсэм новий.

– Я по новой цене ничего отдавать не буду, – покачал я головой, разрывая бумажную оболочку на новой паре палочек. – Я у людей брал по-старому, у меня свой интерес. Я не благотворительная организация.

– Чиво это?! – неприязненно спросил Джафар. Я думал, что он продолжает разговор о сделке, но Джафар показывал волосатым коротким пальцем на подносик с суши.

– Суши.

– Я вижю, что суши! Шьто это? Кто?

– Креветка, – объяснил я терпеливо. – Кальмар. Осьминог. Водоросли. Икра летучей рыбы…

– Зилений?! Она шьто, пратух?!

– Она такого цвета.

Джафар с омерзением покачал головой и ускоренно принялся перебирать четки.

– Ладно, ты договаривай насчет товара. Забираешь по старой цене – всегда пожалуйста. А что ты там и с какими людьми перетирал насчет новых цен – меня это не интересует. У меня такой информации нет, Джафар. А значит, прейскурант не меняется.

Сказав так, я занялся суши. Джафар некоторое время молча смотрел, как я ем, подергивая небритым кадыком.

– Ни магу глядет, ташнит, – произнес он наконец. – Кан-чай кушит свой дохлий жяб, давай товар, я поеду, пока бливат не стал.

– По старой цене, – уточнил я.

– Нет старий цена. Есть новий цена. Нэ будиш продават – буду говорит с Джабраилом, он сердитый будит.

– Да мне насрать на Джабраила, – промямлил я с набитым ртом и только потом понял, что этого говорить мне уж точно не следовало. Джафар вспыхнул, огляделся по сторонам (ресторанчик был не то чтобы пуст, но и не полон) и прошипел:

– Ти если так говорит про Джабраила будиш, ти не этот чирвяк кушит будиш, ти сабачий какашка кушат будиш! А патом сам сабак тебя кушат будит!

Я сосредоточенно жевал, прикидывая, что делать. Судя по всему, господа Джафар и Джабраил элементарно решили меня кинуть. Я не особенно представлял, зачем им требовалось забрать у меня товар по дешевке. Вероятнее всего, я выпадал из их обоймы по каким-то причинам, вплоть до того, что Джабраилу не нравится цвет моей кожи. Убивать меня вроде было не за что (хотя в этой компании редко задумывались о таких вещах), но и рассчитываться со мной по разумным ценам тоже смысла не имелось. Да черт с ними, с причинами, на меня тупо наезжают, по сути, и необходимо что-то решать…

Вариантов у меня было два.

Первый – отдать Джафару товар, забрать предложенные копейки и уйти.

Второй – попытаться свалить с боем, что вряд ли, потому что Джафара на улице ждала машина с минимум тремя охранниками.

Третий… Я сказал, что у меня было два варианта? Нет, я придумал и третий: попытаться свалить с миром. Я положил на стол деньги для официанта, молча взял сумку и поднялся. В ресторанчике все же сидел народ и даже, если не ошибаюсь, кто-то в форменной одежде за дальней ширмой. Я точно видел блеск каких-то шевронов или эполетов. Джафар, само собой, придурок, но вряд ли устроит свару прямо в зале. А на улице я свалю, пускай потом ищут.

Дело было не в оплате товара, там и сумма-то фигурировала довольно незначительная. Но наш бизнес не позволял, чтобы тебя вот так опускали. Все это узнается, расползется по Харькову, и никто со мной дела иметь не захочет. А это – крушение.

Попытка как-то кинуть Джафара с Джабраилом и забить на их пожелания (а я, по сути, собирался сделать именно это) тоже была своего рода крушением. Но я хотя бы тонул с честью, стоя на капитанском мостике.

Я сделал было шаг, но Джафар оказался тупее, чем я думал. – Ти куда шел?! Стаят! – заорал он, выхватывая пистолет из-под серого пиджака в мелкую клеточку.

Когда тебе в лицо тычут пистолетом, нужно либо сразу сдаваться, либо обратить внимание, что он стоит на предохранителе. Поскольку Джафар вертел пушкой прямо перед моим носом, я обнаружил, что с предохранителя пистолет и в самом деле не снят. Это заметил и Джафар, зашевелил большим пальцем, и я сделал единственное, что мог: схватил валяющиеся на столе палочки и вонзил их в глаз Джафару.

Потом, в Зоне, я очень много раз слышал, как человек вот так истошно орет. Но тогда… Визг Джафара ударил по ушам. Больно, кто бы сомневался. Еще и от васаби щиплет, наверное, палочки-то грязные, я ими только что хавал…

Из-за ширмы выскочил наконец человек в мундире, на мою беду оказавшийся машинистом метрополитена, и в ужасе бросился наутек. Понимая, что я во всем просчитался и тону уже не на капитанском мостике, а в брюхе подводной лодки, падающей в десятикилометровую бездну, я с усилием провернул палочки в глазнице забывшего о предохранителе Джафара, вызвав новый жуткий вопль, и последовал примеру машиниста. Только ломанулся я не к выходу, а через кухню, справедливо полагая, что там есть черный ход.

Он там и был.

Сшибая штабеля картонных коробок и визжащих почище Джафара псевдояпонских официанток, я выскочил во дворик и бросился к стене. Мусорный контейнер оказался хорошим подспорьем, чтобы ее преодолеть. По счастью, с другой стороны был припаркован чей-то автомобиль, и я грохнулся сначала на крышу, а затем на капот и уже оттуда скатился на асфальт.

С низкого старта я рванул по переулкам, запутывая след. Потом осознал, что зрелище негра, бегущего по вечернему Харькову с увесистой сумкой в руках, как минимум вызывает любопытство, и сначала притормозил, а потом выбросил сумку с хабаром в мусорную урну.

Поступок был на первый взгляд глуп, но со своим хабаром в Зону не ходят. А я собирался ехать именно туда.

Зона много лет принимала в себя подонков общества: скрывающихся преступников, армейских дезертиров, уклонистов от той же армии, проворовавшихся чиновников или задолжавших жуткие суммы бизнесменов, даже злостных алиментщиков. Кто-то обретал там новую жизнь под новой фамилией, кто-то – вернее сказать, подавляющее большинство, – либо возвращался назад, предпочитая смерть от пули или тюремные нары, пусть даже возле параши, жуткой кончине в «мясорубке» или в пузе у псевдогиганта… Разумеется, занимаясь перепродажей артефактов, я знал массу выходов на Зону, но никогда не думал, что придется ими воспользоваться. Пришлось, блин…

Присев на лавочку под каштанами, я отдышался и осмотрелся. Харьковчане ходили-бродили туда-сюда, занимаясь своими делами. Их заботы и хлопоты ни в какое сравнение не шли с моими, потому что где-то уже раскручивался смертоносный маховик, в разные стороны ехали люди из диаспоры, связывались с другими людьми – а не видел ли кто Костю Пупырева? Ага, того самого, черножопого. Да ничего важного, так, срочно понадобился… Не видел? Ну позвони, если увидишь, не сочти за труд, за Джабраилом не заржавеет…

Малость успокоившись, если в такой ситуации вообще можно успокоиться, я принялся прикидывать, с чего начать свой план спасения.

На мою съемную квартиру ехать нельзя – про нее все знают, туда уже едут. Если не приехали. Милку не тронут, как приманка она не годится, все опять же знают, что я жизнь на безмозглую подстилку, пусть и очень красивую, не променяю. Все равно тем более хотел ее бросить. Черт, заначка на квартире пропадет… А, ладно.

В общагу, где я часто ночевал у друзей, ехать тоже нельзя – я там не был с месяц, зачем подставлять пацанов? Да там и вещей моих нет почти.

К маме? К маме ехать и подавно нельзя, я с ней поссорился из-за учебы, разных взглядов на жизнь и прочего, значит, и мириться не надо. Позвоню ей попозже.

Так, что дальше-то? Деньги! Я нашарил в кармане бумажник, открыл – кредитки на месте. Подойдя к банкомату, по счастью торчавшему возле магазина обуви, снял все деньги, потом достал телефон и позвонил Велоцираптору.

Велоцираптор был проводником, который жил тем, что помогал людям добраться до Зоны и пристраивал их там на месте. Я с ним знаком был довольно шапочно, но это позволяло надеяться, что он меня хотя бы не кинет и не сдаст там патрулю.

Велоцираптор ответил быстро.

– Это Костя. Пупырев.

Тогда у меня еще не было клички.

– А, Кастет… – пьяно обрадовался Велоцираптор. – Давай сюда, тут бабы, водка… бассейн тепленький… и холодненький тоже есть…

– Некогда мне, извини, – сказал я. – Слушай, мне надо срочно твоими услугами воспользоваться.

– Прям так уж срочно? Отложить никак нельзя?

– Срочнее некуда. Поможешь?

– Да не вопрос. Ты это… может, всё-таки сюда? Водка, бабы… бассейн вот он… водичка тё-опленькая!

На заднем плане заржали девки, кто-то разбил бокал или стакан. Может, бутылку.

– Раптор, я в самом деле очень спешу.

– Ну, если в самом деле, – более-менее серьезным и трезвым тоном заговорил Велоцираптор, – то ты очень вовремя позвонил. Ты собрал уже шмоточки?

– Собрал, – соврал я, хотя, с другой стороны, мне и собирать было особенно нечего.

– Тогда пойдешь с ближайшей партией, потому что следующая сам не знаю когда. Народ ушлый стал, побаивается, начитались, блин, книжек… Целая серия… читал такую? Про Зону пишут, типа фантастика. Понапугали всех, хороняки…

– Почитаю как-нибудь, – пообещал я.

Велоцираптор еще раз предложил мне не торопиться и сменить отбытие в сомнительные края на тепленький бассейн, водку и баб, а получив отказ, назвал адреса и явки. Теперь мне оставалось надеяться лишь на то, что никто из людей Джабраила не выйдет на Велоцираптора, а Велоцираптор не сдаст меня им. Хотя вряд ли они могли подумать, что я собираюсь в Зону.

Ведь я для всех выглядел вполне благоразумным человеком, который вовсе не спешил подыхать в страшных муках.

Поезд, попыхивая, подобрался к перрону. Проводница лениво выползла в тамбур, позевывая, спустила трап, протерла неистребимо грязные и липкие поручни и убралась обратно в свою каморку.

Одноэтажное здание вокзала отличалось исключительной нарядностью и обилием декоративной лепнины. На охристо-желтых стенах ярко выделялись белые кудрявые украшательства древнерусского типа, карниз над дверями радостно сиял лепными самоварчиками. В целом вид у вокзала был претенциозный, словно у зажиточной купчихи. Даже перрон был довольно чистеньким и окурки аккуратно сметены в кучку возле урны.

В здании вокзала было пусто: несколько скамеек, составленных рядами, касса и запертый на замок газетный ларек – вот и вся обстановочка. У дверей с банальной надписью: «Выход в город» (тоже, кстати, сделанной в виде цветастого барельефа) и простенько выполненной, но сюрреалистической по содержанию: «Порошок уходи», прохаживался милиционер со скучным лицом. В кассе дородная девица жевала внушительный бутерброд, а у окошка мял в руке паспорт какой-то тип в драповой кепке, не решаясь отвлечь девицу от столь важного занятия. Задерживаться в здании я не стал, вроде незачем было. Никого и ничего интересного. Поэтому я быстро пересек зал и шагнул на улицу.

После унылой прохлады вокзала и рабочей простоты перрона привокзальная площадь казалась ярмаркой красок, звуков и запахов. Она была довольно обширная, асфальтированная. Напротив вокзала, по ту сторону площади, высилось трехэтажное здание городской управы, своей пышностью не слишком далеко ушедшее от здания вокзала. Справа к зданию управы притулился ларек, рядом с ним – автобусная остановка с печальным длинным автобусом темно-синего цвета, в двигателе которого копошился водитель. Рядом его вяло ругали немногочисленные пассажиры.

Из официальных, так сказать, помещений больше ничего не просматривалось. Да и те, что были, производили впечатление унылых и неживых. Жизнь была в другом. Площадь просто-таки захлебывалась этой жизнью: прямо от входа в вокзал начинались ряды разнообразных лотков – из коробок, ящиков, складных столиков, от которых умопомрачительно пахло домашним салом, квашеной капустой и малосольными огурцами. Ко всему этому примешивался запах восхитительных жареных пирожков и медовухи. Румяных бабулек давешний милиционер, видимо, не пускал торговать на перрон, выполняя чей-то указ, а может, и по собственной инициативе. Бабульки упирали пухлые руки в бока и бойко зазывали отведать свои угощения. Время от времени они сцеплялись между собой, стараясь перехвалить свой товар. Посему над площадью воздух прямо гудел от непрерывного гомона, перемешанного с голубиным курлыканьем, воробьиным чириканьем и собачьим лаем. Лай раздавался откуда-то справа, оттуда же явственно тянуло медовухой. Я пошел на запах по перрону, вызвав естественный интерес окружающих, особенно бабок.

Медовуху продавал меланхоличный мужик с телеги. Лицо у мужика было вытянутое и очень походило на морду его же лошади, которая, выпряженная, нехотя жевала сено с телеги. Из сена торчали горлышки пластиковых бутылок, на перевернутом ящике стояли пластиковые стаканчики, из которых можно было продегустировать напиток. Телега ничуть не выглядела экзотично среди остального транспорта: автомобили, грузовики и фургончики были рабочего вида, некоторые явно намного старше той лошади. Рядышком с телегой с небольшого грузовичка, у которого колеса были сплошняком заляпаны засохшей глиной, живенький мужичонка расхваливал молодую картошку. В покосившемся «уазике» было полно фляг с молоком, на крыше притулившегося к нему «запорожца» стояли лотки с яйцами. Следом, в фургоне, виднелись разноразмерные банки с деревенской сметаной. А вот и брехливый кобелек, которого я услыхал издалека: сейчас он сидел и яростно чесался, поднимая кучи пыли. Пес был привязан к ножке складного столика, на котором высились горки домашнего творога в марле и бруски сливочного масла. Столик от собачьих упражнений аж трясся. Сухонький мужичонка, хозяин столика, шикнул на пса и вновь повернулся к собеседнику – краснорожему дядьке с крутыми усами. Эти съехавшиеся из окрестных сел продавцы степенно беседовали друг с другом, обсуждали последние новости из телевизора.

Ничто не говорило, что не так уж далеко отсюда – Зона…

Поглазев на продавцов, я пошарил в карманах и купил поллитровую бутылку медовухи с полусодранной этикеткой от «кока-колы». Потом прошелся обратно к бабкам. Купил пирожок. Съел.

Ко мне никто не подходил.

Велоцираптор сказал, что ко мне подойдет человек и все объяснит, а потом переправит, куда нужно. И где он, простите?

– Ё пейперз, плиз, – сказали за спиной.

Я повернулся – так и есть, мент. Я его упустил из виду, пока высматривал проводника, а мент тут как тут. И верно, по перрону шляется негр, отчего же не спросить у него документы.

– Вот, – сказал я, подавая паспорт.

– По-русски говорим, стало быть, – уточнил милиционер, не торопясь раскрыть книжицу.

– Я – русский.

– Я на всякий случай. – Милиционер мельком взглянул внутрь паспорта и вернул его мне. – Велоцираптор сказал, что встречать надо чернож… э-э… ну, тут, короче, приезжают иногда туристы, или ученые, или из администрации кто… Чтоб не спутать, в общем.

Я понимающе кивнул.

– Пошли, у меня тут за углом машина стоит, – сказал милиционер. Я вскинул на плечо спортивную сумку, милиционер посмотрел на нее и добавил:

– А медовуху выкинь. С непривычки дристать будешь, Константин.