Текст книги "Точка падения"

Автор книги: Юрий Бурносов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

– Не знаю, – сказал я.

– Зато я знаю. – И Макар выстрелил Воскобойникову в висок. Лейтенант упал на землю, дернулся пару раз и умер. Забрызганный кровью и мозгами Соболь поморщился.

– Этот человек нам тоже не нужен, – продолжал тем временем Макар и подошел к Соболю. – Но ты можешь его забрать

С этими словами Макар толкнул Соболя в мою сторону.

– Видишь, я соблюдаю правила, которые установил.

Это были последние слова Тёмного сталкера по кличке Макар.

Глава тридцать четвертая
Из огня, да в полымя

Я рухнул на гравий, под защиту разбитого бронетранспортеру воняющего соляркой и горелой резиной. Рядом сверзился Соболь, едва не врезавшись в меня, и вовремя – с нашей стороны открыли огонь два автомата. Видимо, Аспирин и… неужто Скунс?!

– Ничего не понимаю, – бормотал Соболь. – Кто его?! Из винтовки стреляли, я же слышал…

Я тоже слышал отчетливый винтовочный выстрел, и это говорило, что в разборках появилась третья сторона. Которая, получается, за нас. По крайней мере на данном этапе.

Тёмные, видимо, тоже поняли, что стрелявший возник неожиданно и в существующий расклад сил никак не укладывался. Дохлый Макар валялся рядом с Альтобелли и Воскобойниковым, остальные бросились прятаться, прикинув, что по ним работает неизвестный снайпер. А мы вот оба – за бронетранспортер.

– Как же вас сцапали?! – прошипел я Соболю.

– Да ждали уже… Видать, пропалили, когда через шоссе бежали…

– Хренею я с вас – сначала Пауль с Аспирином прокололись, теперь ты… Профессионалы, блин! Распоследних отмычек в следующий раз позову, от них и то толку больше!

– Стареем, – подмигнул Соболь и помрачнел. – Завязывай брюзжать. А летеху жалко. Молодой совсем.

– Так он свой рапорт и не напишет… Ладно, дай-ка я тебя развяжу, если тебе, конечно, надобно.

Я распутал руки Соболя, безобразно замотанные проволокой. Находясь за тушей бронетранспортера, мы пока были в безопасности, да и Тёмным явно не до нас. Однако кто же вступил в игру?

– Мрокофь! Абракадабра!! Абанамат!!!

Скарлатина?! Блин, но не она же из винтовки стреляла… Затушив вопли псевдоплоти, оглушительно ахнуло в цветнике, видимо, Аспирин использовал последний заряд «Нарвала». Кто-то истошным голосом завопил. Я выглянул из-за бронетранспортера и увидел, как двое Тёмных крадутся вокруг дальней стороны бывшего домика. То ли пытались смыться, то ли выслеживают снайпера. Достав из чехла на щиколотке пистолет, который мне так пригодился во время бунта на корабле, я прицелился и аккуратно снял одного, попал в голову. Второй прижался к остаткам стены, но я убил и его, правда, уже с двух выстрелов. Интересно, сколько же их там вообще сидит? Допустим, парочка в бронике, эти двое, Макар… Аспирин кого-то явно завалил или хотя бы зацепил. Еще человек пять-шесть? Десять? Если они приехали на этом бронетранспортере, то вряд ли больше… Хотя, возможно, в домике уже кантовались несколько рыл… Э, некогда считать.

– Не могу сидеть с пустыми руками, – буркнул Соболь сердито. Прикинул что-то и быстро выскочил из укрытия. Со стороны Тёмных ударили две очереди, но Соболь успел ухватить пистолет, лежавший рядом с дохлым Макаром, и спрятаться обратно.

– Видал? – спросил он. – Двое стреляли. Надо окружать.

Но тут со стороны дома послышалась беспорядочная стрельба с участием автоматов, все той же таинственной винтовки и, если я что-то понимал в этом деле, дробовика. Вот он ухнул в последний раз, и стало тихо, только на юге по-прежнему грохотала канонада зачистки, совсем незаметная после здешней перестрелки.

– Упырь, ты там?! – раздался знакомый голос, который я никак не ожидал здесь услышать.

– Тут!

– Вылезай, отродье африканское, Пушкин-Кукушкин. Все кончилось.

– Пермадули! – подтвердила псевдоплоть.

* * *

Бармаглот грубо отобрал у меня фляжку, сказав:

– Ну, ну! Присосался… Она не бездонная, между прочим!

Мы сидели в тени подломленной взрывом старой вишни: я, Бармаглот, Соболь, Аспирин и Квазиморда. Трупы Тёмных числом одиннадцать мы оттащили в цветник, чтобы не портили и без того исковерканный пейзаж и не попадались на глаза женщинам и детям. Воскобойникова и Альтобелли положили отдельно в сторонке и накрыли мешковиной, найденной в развалинах.

Пассажиры чуть поодаль ели нехитрую снедь, которая нашлась у Квазиморды и Бармаглота. Жратву из запасов Тёмных мы брать не стали, только пару банок консервов изъяли.

Я в очередной раз поражался выдержке детей, которые уже играли в догонялки среди фруктовых деревьев: их мамаши выглядели значительно хуже, но вроде бы уже приходили в себя.

Профессор ворковал над клеткой со своими питомцами, а Скунс, оказывается, удрал. Сделал он это, когда Квазиморда подстрелил Макара, и даже попытался уволочь с собой бюреров, но Петраков-Доброголовин не позволил этого сделать и, о чем он гордо поведал нам, даже дал Скунсу по морде. Впрочем, судьба Скунса интересовала меня в самой незначительной степени.

– Мы уж думали, ты там помер, чува-ак, – гудел Аспирин, хлопая Бармаглота по плечу. – А ты вот он. Волшебник, блин.

Приключения Бармаглота и в самом деле смахивали на чудеса. Заснув в своем каземате, он проснулся от того, что кто-то отпирал дверь. Вначале Бармаглот подумал, что это вернулись мы, но в схрон вошел Болотный Доктор. Он рассеянно поздоровался и с ходу поинтересовался, что с ногой. Бармаглот объяснил. «Ах она проказница», – пробормотал Доктор, имея в виду не то ногу, не то розовую фигню, выползшую из танка, открыл свой саквояжик и занялся травмой. Что он там делал – Бармаглот старался не смотреть, тем более ему было очень больно. Тем не менее спустя полчаса Доктор забинтовал ногу, сказал: «Домой вернешься – к нормальному врачу сходи, а пока и так сойдет», попросил при случае принести ему «что-нибудь из Шпенглера, почитать» и удалился. Обессиленный Бармаглот тут же отрубился, а очухавшись, решил было, что ему приснился сон. Но нога не болела, выглядела совершенно здоровой, и дверь оставалась открытой.

Обретя способность передвигаться, Бармаглот встал перед дилеммой: идти вслед за нами или ждать здесь. Поскольку местоположения бюреровского городка он не знал, то решил остаться в надежде, что мы вернемся. А если не вернемся в разумные сроки – что ж, тогда можно попробовать добраться до дома. Но через некоторое время у схрона объявился Квазиморда, который рассказал о встрече с нами и традиционно попросил патронов и пожрать-выпить. Квазиморда заночевал в схроне, потом их попытался окучить псевдогигант, долго шатался вокруг, не умея открыть дверь, и ушел, отчаявшись. А в следующую ночевку пришла Скарлатина. Как выяснилось, это и была та самая раненая псевдоплоть, которую в свое время Бармаглот не стал добивать, чем вызывал с тех пор насмешки со стороны коллег.

– Вон, видите, у нее пятно… Приметная скотинка, – покачал он нам, когда Скарлатина высунулась из цветника. Из пасти у нее свисало чье-то волосатое ухо.

В цветнике наша питомица кушала Тёмных, и это было лишь немногое, что мы могли для нее сделать. Потому как именно Скарлатина привела Бармаглота и Квазиморду к домику пасечника.

– Ну вот как я теперь в Зону пойду? – горевал Аспирин. – А если она на мушку выскочит? Или вообще в псевдоплоть не стрелять? Так схавают же, чува-ак…

– Она обычно представляется. Культурная, – сказал Бармаглот.

– Скарлотина, абанамат! – подтвердила псевдоплоть, в очередной раз высунувшись из ноготков и гладиолусов. Теперь она кушала чью-то кисть с отгрызенным большим пальцем.

– Ладно, Бармаглот, – сказал я. – Историю твою мы еще не раз услышим в «Штях», там же и Пауля с убиенными не раз помянем, но мы пока в Зоне. Надо выводить людей через Периметр.

– Я – пас, – предупредил Квазиморда. – Мне и здесь хорошо.

– Ты свое дело сделал, с нас и так причитается, – улыбнулся Соболь. – Хочешь, ружье подарю?

В случае с Соболем такое предложение было равносильно половине царства. Квазиморда же лишь кхекнул и замотал головой:

– На хрена волку жилетка – по кустам ее трепать?

И погладил древнюю обшарпанную СВД, из которой так удачно сегодня прикончил Макара и еще пару-тройку Тёмных. В прошлый раз он был с автоматом, отметил я. Видимо, по всей Зоне у Квазиморды тайнички. «Какой любопытный человек», – заметил в свое время насчет Квазиморды Петраков-Доброголовин. Именно. Еще и хитрый.

– График обстрелов у нас есть, – сказал я, доставая из кармана бумажку. – Через… э-э… через два с половиной часа будет вполне серьезное окно. Полагаю, надо собираться.

– Не нравится мне, что Поролон ушел, – задумчиво пробормотал Бармаглот. Поролон и в самом деле ушел обидно – еще во время переговоров. Вряд ли смылся самочинно, скорей уж был послан с поручением.

– Чего поделать. Подъем?

– Подъем, – согласились сталкеры.

Мы уложились в два с половиной часа и подошли к исковерканной полосе перед Периметром в полной боевой готовности. Скарлатина осталась доедать покойников на лоне природы, запасов у нее должно было хватить надолго, если только не набегут конкуренты.

Профессор буквально сиял – как он поведал мне, драгоценные карлики были накормлены и чувствовали себя прекрасно, прибор, несмотря на постигшие нас невзгоды, работал исправно. Сами понимаете, меня это тоже должно было обрадовать, но я боялся сглазить. Все же возвращение из Зоны всегда сложнее, чем путь в нее. И гробануться из-за какой-нибудь ерунды на последнем километре я не хотел – уж тем более после всего пережитого.

Вечерело. Я расположил команду в небольшой прогалинке и вместе с Аспирином, который все еще работал на остатках магического укола, отправился на разведку. Все было чисто, вояки, видимо, собирались ужинать. Из капонира не доносилось ни звука, только на краю бетонной плиты сидел рыжий котенок и умывался, тщательно облизывая лапу.

Мы вернулись назад. Сообщение о том, что путь свободен, было встречено с тихим ликованием.

– Вы не волнуйтесь, – сказал бортмеханик, который уже ковылял сам, как я и обещал. «Ломоть мяса» так и лежал у него в кармане. – Мы вас не сдадим. Скажем, что вывел какой-то сталкер, ушел обратно, нам не представился. Да хотя бы этот… Квазимодо.

– И простите, пожалуйста, за то, что случилось с вашим другом. – Это уже Вероника Сергеевна. Боря и Сережа тем временем возились с поломанным пистолетом «беретта», найденным и руинах домика пасечника. Ой, пойдут эти двое в сталкеры, когда вырастут, подумал я. Если Зона к тому времени останется, чтоб ее.

– Да говорите, что хотите, – махнул я рукой. – На той стороне, за Периметром, уже никто ничего не докажет. Если надо, пятьдесят человек подтвердят, что я все эти дни беспробудно пил в их компании и ни в какую Зону не лазил.

– Но вы же лазили, дядя негр? – уточнил Боря, размахивая «береттой».

– Тебе показалось, братан, – улыбнулся я.

Цепочкой мы добрались до того места, откуда нужно было ползти. Уже почти стемнело, по Периметру вяло чиркал лучом автоматический прожектор. Пережившие куда худшие лишения пассажиры резво поползли по мягкой и рыхлой земле, они даже не слишком шумели. Впрочем, вояки уже пожрали и смотрели телик, а до очередного обстрела был как минимум час. Жаль, что профессорский график был расписан только до послезавтрашнего дня включительно. Продать-то его до вылазки за бюрерами я так и не успел… Ладно, завтра что-нибудь придумаю. Два дня тоже хлеб для сталкера, вдруг кому-то надобно совсем недалеко метнуться.

Мы проползли мимо капонира – я специально взял метров на пятьдесят правее, по ложбинке, миновали бетонные надолбы. Еще десять минут, даже меньше, – и мы вышли.

Именно в этот момент, когда я, можно сказать, вздохнул с облегчением, в глаза мне ударил яркий свет, а металлический голос объявил:

– Всем лежать! Руки вверх!

Капитан Колхаун был не чета Макару. Он не стал устраивать показательных выступлений, сидел в бронемашине и разговаривал через вынесенные динамики. Хотя требования капитана были те же, что и у Тёмных: выдать место захоронения «черных ящиков».

– Гражданские лица могут пройти беспрепятственно, – пообещал капитан. – Так называемых сталкеров прошу разоружиться.

Никто не спешил, однако, делать ни первого, ни второго. Лежа мордой в землю, я мысленно благодарил Марину за то, что догадалась снять и спрятать «черные ящики», потому что только информация о них оставляла нас живыми. «Ящики» были своего рода «бомбой», и выпускать их из рук Колхаун и компания не желали. О месте, где зарыта означенная «бомба», знали только я, Марина и Аспирин. Капитан, в свою очередь, не представлял, кто из нас в курсе, потому не мог положить всех подряд – а вдруг тот, кто знает, как раз успеет удрать?

Ситуация была патовая, хуже, чем с Тёмными. Те хотя бы жаждали баб, а капитану Колхауну бабы были без надобности, он стоял за честь мундира и программу зачистки, на которой грели руки и отмывали деньги сотни военных и гражданских деятелей. Я прикидывал, как бы отступить без особых потерь, потому что пути вперед для нас уже явно не было, и надеялся, что пассажиры тоже понимают, что их может ждать.

Надеялся я правильно, потому что рядом со мной приподнялась на локтях Вероника Сергеевна и закричала:

– Солдаты! Дорогие солдаты! Послушайте меня, пожалуйста! Мы – пассажиры самолета, который был сбит над Зоной! Сбит военными, сбит по ошибке! Мы знаем, что ваши командиры не хотят разглашения этих сведений! Поэтому им нужны «черные ящики» и не нужны мы! С нами дети! Вы слышите меня?! Дети!! Вы же не станете стрелять в детей?!

Башня ближней к нам бронемашины немного провернулась, больше никакой реакции не последовало.

– Мужики, ваш капитан в сговоре с Тёмными! – заорал Соболь. – Они убили лейтенанта Альтобелли! Он хотел помешать Тёмным забрать пассажиров!

– Молчать! – ожили динамики. – Молч…

Что-то зашипело, звук вырубился.

Над Периметром стояла мертвая тишина, только слышно было, как плачет Ирочка. Я ее понимал – выбраться из жуткой лапы Излома и прямо возле дома угодить в такой переплет… Неожиданно люк ближней бронемашины распахнулся, из него вылез офицер. Крепкий такой дядя из комендатуры, из русских офицеров. Кажется, его фамилия была Голованов.

– Альтобелли убит? – спросил он, спрыгивая на землю.

– Лови, – крикнул в ответ Соболь и бросил жетон мертвого лейтенанта, привязанный цепочкой к камню. Голованов поймал его на лету, мельком глянул и убрал в карман.

– Сколько с вами детей и женщин?

– Трое детей, три женщины, – ответил я. Почему вылез Голованов? Почему молчит капитан?

– Не стрелять, – крикнул офицер своим и пошел к нам. Он шел не торопясь, увязая тяжелыми ботинками в рыхлом глиноземе, и остановился в полуметре от меня. Я отчетливо видел заклепки на обуви, поблескивающие в свете прожекторов. Потом прикинул, что лежать мордой вниз, когда он перекрывает линию огня, глупо, и поднялся, отряхиваясь.

– Самолет действительно сбит? – спросил Голованов.

Мой маленький отряд вслед за мной поднимался с земли. Подошла стюардесса Марина, прихромал бортмеханик.

– Сбит, – подтвердил он. – Я – член экипажа… Скорее всего ракетой. За территорией Зоны.

– «Черные ящики»…

– «Черные ящики» в надежном месте, – оборвала его Марина.

– Это наша гарантия, – добавил я. – Вы же понимаете, господин Голованов. Я даже вам ничего сейчас сказать не могу, не имею права.

– Я все прекрасно понимаю, Упырь, – кивнул офицер.

– Кстати, сюда приходил человек от Тёмных?

– Приходил.

– Видимо, он все сообщил Колхауну.

– Догадываюсь, что именно так. Если вас интересует, где он, отвечу – убит.

– На всякий случай? – подмигнул я.

– Он того заслуживал, Упырь. – Голованов поправил ремень с кобурой. – Я все рассказал? Тогда проходите, черт с вами. Под мою ответственность.

– А капитан Колхаун?

– Капитан сидит в броневике, он арестован, – хмуро произнес Голованов, представляя, наверное, как сложно будет из этой истории выпутываться. – Ну или временно отстранен от исполнения обязанностей. До последующего разбирательства.

– Вы обещаете? – спросила Вероника Сергеевна. Она тоже подошла к нам, держа за руки мальчиков.

– Обещаю, – сказал Голованов и криво улыбнулся, увидев пистолет в руке у Сережи.

– Погодите, не торопитесь, Вероника Сергеевна. Зачем вы это сделали? – спросил я офицера.

Голованов пожал плечами.

– Во-первых, Луиджи был моим приятелем. Во-вторых… во-вторых, мне очень не нравится то, что творится вокруг Зоны. Вашего брата я не люблю, – искренне говорил офицер, – но вы хотя бы зарабатываете своим горбом. Мрете там сотнями… А эти, – Голованов неопределенно взмахнул рукой, охватив броневики и прожектора, – для этих Зона – кормушка. Им выгодно сталкерство, им нужны Тёмные, и они ни перед чем не остановятся. Пожалуй, мне пора в отставку.

– После ареста капитана Колхауна? Скорее на гарнизонную гауптвахту и под трибунал.

Я сильно рисковал, нажимая на Голованова. Но я должен был убедиться, что это не очередная ловушка. Мне просто ничего больше не оставалось.

– Разберемся, – просто сказал Голованов. – У меня достаточно свидетелей. Не все же сволочи, в конце концов.

И снова обвел рукой броневики.

– Хорошо, я вам верю, – сказал я.

Пассажиры стали осторожно пробираться мимо офицера, стоявшего, словно пограничный столб. Вероника Сергеевна с пацанами, Сережа по-прежнему держал в руке неисправную «беретту». Гомики-санитары. Мама Ирочки с Ирочкой же на руках. Хромающий бортмеханик, которого поддерживала стюардесса Марина… Все они исчезали за броневиками, уходя из прожекторного света, и я понимал, что вряд ли когда-нибудь еще раз увижу этих людей. А жаль, Марина была очень даже ничего.

Возле меня задержался профессор Петраков-Доброголовин, который нес клетку с бюрерами. Голованов покосился на профессорскую ношу, но ничего не сказал. Петраков-Доброголовин улыбнулся всем своим толстым лицом, и в следующее мгновение из броневика выбрался капитан Колхаун с перекошенной от бешенства рожей. Видимо, внутри стального монстра что-то переигралось, и пленник освободился. В руке он держал армейский автоматический «кольт» и целился из него в Голованова.

– Сдайте оружие, лейтенант! – проревел Колхаун едва ли не громче, чем пару минут назад через громкоговорители. – Я буду стрелять!

– Идите к черту, капитан, – ответил Голованов, поворачиваясь и расстегивая кобуру.

Следующие события сложились для меня в одно, хотя происходили в некоей последовательности.

Капитан Колхаун выстрелил короткой очередью.

Пуля ударила меня чуть ниже ключицы и отшвырнула на Соболя, который успел меня подхватить.

Голованов вырвал из кобуры пистолет.

Петраков-Доброголовин охнул и медленно опустился на землю. Клетка отлетела в сторону, бюреры громко заверещали, но никто внимания на них не обратил.

Голованов выстрелил в ответ, и капитан Колхаун свалился с бронемашины. Ногой он зацепился за какой-то буксировочный трос и повис вниз головой, почти касаясь руками земли.

Увиденное поразило меня своей четкостью, запечатленной в ярком свете прожекторов, а потом все поплыло перед глазами, завертелось, и следующее, что я увидел, было лицо Соболя, бормочущего:

– Эй, эй, очнись! Слышишь?

– Я живой, – промямлил я и попытался сесть. Мне это удалось, хотя весь перед комбинезона был залит кровью.

– Тебя профессор зовет. Отходит, кажись, – сказал Соболь и перекрестился.

Петраков-Доброголовин хрипло дышал. Заметив меня, он слабо улыбнулся и прошептал:

– Господин Упырь… Константин… Я сообщу вам номер. Номер телефона, по которому вы должны позвонить заказчику… Вы сделали свою работу очень хорошо… простите, если я вам мешал…

– Полноте, профессор. Мы сейчас вас вынесем, доставим в больницу, – заговорил было я, но Петраков-Доброголовин замотал головой:

– Нет, нет… Я же доктор наук, я понимаю… Запомните номер…

– Давайте, профессор.

– Восемь… – сказал Петраков-Доброголовин и умер.

– Черт… черт… – Лейтенант Голованов ударил кулаком в землю. Я только сейчас заметил, что он тоже стоял рядом со мной на коленях.

Аспирин молча взял клетку с бюрерами и сорвал брезент. «Кофеварка» была расколота пулей практически на две части, изнутри высыпались электронные платы, воняло горелым. Карлики забились в угол, даже не помышляя о телекинезе, – соображали, что расклад сил не в их пользу. Аспирин открыл дверцу, вытащил сразу обоих бюреров, ухватив горстью за шкирки и поставил на землю. Размахнулся и дал хорошего пенделя. Бюреры, вереща, покатились в темноту и исчезли.

– Полный офсайт, чува-ак, – сказал Аспирин, повернувшись ко мне.

Глава тридцать пятая
Вроде бы последняя

Мы сидели в «Штях» и поминали Пауля, Воскобойникова, профессора Петракова-Доброголовина, лейтенанта Альтобелли – короче, всех, кто погиб во время последней вылазки. Вернее, всех, кто этого заслуживал. Девять дней. На столе не переводилась перцовка и закуски, Рыжий едва успевал таскать. Первую выпивку я поставил всем «Штям» за упокой души генерала-полковника Дубова, как и обещал себе после встречи со Стронглавом. Никто не стал спрашивать, что за генерал такой и чем славен, – заслужил, раз уважаемые люди за него наливают.

Потом к нам подходили сталкеры, не чокаясь и ничего не говоря, выпивали по рюмке, снова отходили. Обстановка была на редкость тягостная, как оно обычно и бывает, если ты вернулся, а брат, который ушел с тобой, остался в Зоне.

Еле слышно грохотали РСЗО – зачистка Периметра продолжалась, что им сделается. Лейтенант Голованов на гауптвахте не сидел, я его видел с утра на бульваре, но подойти и спросить, как там идут дела, не решился. По крайней мере капитана Колхауна уже похоронили на военном кладбище с почестями, салютом и расплывчатой формулировкой «погиб при исполнении служебных обязанностей». Кажется, даже дали посмертно какой-то орден.

Пассажиры разъехались по домам. После происшествия на Периметре я, как и полагал, никого больше не видел, занимались ими другие люди – комендатура, прокуратура, некие международные независимые организации.

Не знаю, чем закончилась история со сбитым самолетом для них – может, пообещали выплатить компенсации или еще чего. Газеты ничего не писали, а значит, все молчали. До поры или же навсегда. Потому и с нами обошлись крайне наплевательски – не трогали совершенно, словно и не случилось ничего. Сначала, конечно, попинали немного, но куда ж без этого – главное, что потом отпустили и не вспоминали более.

Я поежился – мешала повязка. Рана оказалась не слишком опасной, но болезненной – дышал я с трудом, рукой двигал тоже неважно, даже стакан приходилось держать левой. А сталкер, который плохо обращается со стаканом, недорогого стоит.

– Что будем с кофеваркой делать, чуваки? – спросил Аспирин, чавкая. – Я ж ее подобрал, детальки собрал даже в карман. Может, не все, конечно, их пораскидало прилично…

– Попробуй починить, – буркнул Соболь.

– Шутишь, да? – обиделся Аспирин. – Ее надо ученому какому показать.

– А он у тебя есть, ученый?

– Прямо щас, конечно, нету. Но их же тут полно шляется.

– Ага. И ты подойдешь и скажешь: вот чудесный прибор, нейтрализующий бюреров. Купите! И сунешь разбитую кофеварку в газетке. Я бы на месте ученого в морду тебе заехал.

– Чуть что – в морду, – еще сильнее обиделся Аспирин. – Ну и ладно. Без вас схожу, есть один чувак, я его на рынке видал – вместе воблу покупали. Он вроде из ученых как раз. Может, чего полезное и выйдет, но вам уже хрен тогда, а не дивиденды!

Все помолчали, потом выпили, еще помолчали.

– Эх, – сказал Аспирин. Ему, видать, не молчалось. – А я попробовал позвонить.

– Кому? – не понял я.

– По номеру, который профессор набрал. Ну, «восемь».

– Тю, – невесело засмеялся Бармаглот. – Это ж первая цифра. Дальше он сказать просто не успел, помер.

– А вдруг такой специальный секретный номер из одной цифры, чува-ак?! Я позвонил – ничего. Гудит, но никто не отвечает.

– В башке у тебя гудит, – сказал я. – Выпей-ка, пока есть на что пить.

– Может, надо было подождать? Приехали бы эти… заказчики… – предположил Соболь. – Профессор-то не сам по себе тут корячился, он же постоянно говорил – над ним люди есть. А вдруг заявятся, спросят: где наш хабар?

– Да они уже давно знают, что профессор их погиб на Периметре, никакого хабара никто не выносил – это им любой комендантский шнырь за бутылку сольет… Слил уже, если точнее. Хватит, братва, этот номер мы отработали пусть и даром, но красиво. Пить давайте, – напомнил я.

Мы снова выпили, над столом опять повисло трагическое молчание. Нарушил его, само собой, Аспирин.

– А поп-то? Интересно, как он там? Небось уже бюреров… как это попы делают…

– Окормляет? – подсказал сведущий в православии Соболь.

– Во. Окормляет. Квалитетный чувак этот поп, как Пауль сказал бы…

При упоминании Пауля Бармаглот снова налил. Выпили, закусили квашеной капустой. Снова замолчали, и угадайте, кто был нарушителем молчания?

– Опа! Чуваки, смотрите, кто идет!!!

Мама Ирочки, та самая блондинка, подошла к нашему столику и застенчиво сказала:

– Привет, ребята. Можно мне сесть?

Аспирин и Соболь одновременно вскочили, чтобы придвинуть ей стул, столкнулись и едва не упали по причине изрядного упития. Мама Ирочки села на краешек Аспиринова стула, Соболь помрачнел.

– Поминаем вот, – сказал Бармаглот.

– Понимаю… Можно мне?

Бармаглот пожал плечами и налил ей полстакана перцовки. Мама Ирочки осторожно взяла ее, понюхала и выпила мелкими глоточками. Даже не поперхнулась.

– Спасибо вам большое, – сказала она. – За Ирочку, за то, что вы нас спасли.

– Да не за что, – махнул рукой Соболь. Похоже, его злость на нерадивую мамашку прошла, вон как со стулом-то суетился! А не так давно Излому ее скормить собирался.

– Я… Я хотела… – замялась мамаша, потом открыла сумочку и решительно положила на стол замшевый мешочек. – Спасибо. Я пойду, ребята.

Мы проводили ее пьяными похотливыми взглядами. Когда мама Ирочки поднялась по ступенькам и исчезла за дверью, я непослушными пальцами развязал тесемочку и высыпал на стол содержимое.

Тишина стала еще тише, если так можно выразиться. Потом Аспирин сорвал с головы бейсболку и накрыл ею изрядную кучку драгоценностей.

– Вот зачем она в самолет так рвалась, – припомнил я. – Я еще подумал, муж там у нее… А оно – вон чего!

– От кого не ожидал… – проворчал Соболь.

– Как поделим? – спросил Аспирин, садясь.

– Разберемся, – сказал я. – Спрячь пока. И наливай. Аспирин спрятал драгоценности в сумку, Бармаглот налил перцовки. Я поднял стакан, внимательно посмотрел янтарный напиток на просвет…

– Абанамат! – раздалось сзади.

Мы все как по команде обернулись. Но это всего лишь пьяный сталкер из новичков споткнулся о ступеньку и упал.

Брянск – Москва – Академгородок – Москва

2007—2009