Текст книги "Точка падения"

Автор книги: Юрий Бурносов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Глава тридцать первая
Жареное Пятно

Без воды идти было туго даже мне, что уж там говорить о женщинах и детях. Еще эти чертовы соленые чипсы – чувства насыщения никакого, зато рот прямо огнем горит…

Как назло, еще и припекать стало хуже, чем в пустыне Сахара. Хоть я там и не был никогда. Но местность была очень на пустыню похожая. Растрескавшаяся красная земля с каким-то колючим кустарником, мелким и на вид сухим. Где-то далеко-далеко впереди виднелся вроде лесок, но из-за жаркого марева я ни в чем не был уверен. А может, это мираж? Или у меня от жары галлюцинации какие… Аспирин шел со мной рядом и, видать, думал о том же, потому что спросил:

– А правда, что негры жару переносят легче?

– Нет, – мрачно сказал я, – черное нагревается сильнее белого, физику в школе что, не учил?

Аспирин вздохнул и шепотом сказал:

– Чува-ак, ты хоть примерно представляешь себе, сколько еще до Периметра?

– Примерно я себе представлял, что мы должны были его уже пересечь. Еще вчера.

– Я так и думал, – снова вздохнул Аспирин. – И псевдоплоть не возвращается… Полный офсайт.

– Чего ты вздыхаешь-то? – с подозрением спросил я.

– Да сам не знаю, – пробормотал Аспирин и отстал

Оглянувшись, я увидел, что он молча сменил одного из педиков у носилок. А тот, в свою очередь, подхватил на руки Борю и Сережу. Их мама посмотрела с немой благодарностью – думаю, у нее во рту пересохло так, что сил не было говорить. Ирочку давно нес на руках снайпер. Мне такой расклад не понравился – жара жарой, а выскочи кто на нас, и привет. Поэтому я велел Ирочку отдать профессору, который безропотно покорился. Когда все дети оказались на руках, наше движение чуть ускорилось. Я кивнул Соболю, чтоб вел колонну вперед, а сам потрусил в хвост, чтоб подогнать отстающих. Отстающими были мама Ирочки и несущий клетку с бюрерами Скунс, которые мило болтали о чем-то. Надо же, у этих и во рту не пересохло, идут словно по парку культуры и отдыха, неприязненно подумал я и уже открыл рот, чтоб прикрикнуть на них – хватит, мол болтать. Но меня опередили. Крик раздался впереди и разом заставил всех снова сбиться в кучу. Я обежал их и остановился как вкопанный, едва не закричав тоже. В неглубокой пересохшей канаве лежали наши давешние беглецы. Лежали вдоль русла, друг за другом, головы к ногам, потому их не видать было до тех пор, пока не подошли ближе. Ползли они по дну, что ли?

Все до одного. И Пауль. А вон и его автомат с кургузым прикладом, от которого откусила кусок неизвестная аномалия на трубах…

Я попятился, широко расставив руки в стороны, словно пытаясь закрыть собою от всех остальных этот ужас. Но тут же опомнился, опустил руки и спросил:

– Соболь, ты понимаешь, в чем дело?

– Нет, – кратко сказал Соболь.

Никаких ран и вообще видимых повреждений на телах не было. Надо было бы по-хорошему оружие собрать да взять ПДА Пауля, но мы с Соболем, не сговариваясь, повернули вспять от канавки. Нельзя туда было. И подходить нельзя, и ничего нельзя. Мы осторожно повели всех в обход. Люди подавленно молчали, даже дети не хныкали, только Марина попыталась зарыдать по подруге Ольге (которая, кстати, вовсе не была ей подругой), да не вышло – видимо, организм не хотел тратить воду на глупости.

Так, в полном молчании, доползли до кромки иссохшего желтого леса, из последних сил исследовали клочок местности и объявили привал. Люди в изнеможении повалились на землю, почти горячую на ощупь. Аспирин достал вещмешок и осмотрел остатки провизии. Банку консервированных фруктов, которую он прихватил в самолете, тут же вскрыл и отдал детям. Остатки копченой колбасы попилил на всех, хотя на кой черт всем соленая твердая колбаса, когда язык опух от жажды? Никто и не стал есть. Аспирин аккуратно сложил все куски обратно и пошел в лес. Я сделал знак Соболю, чтоб оставался присматривать за всеми, сгрузил с себя ставший дико тяжелым «Нарвал» и двинулся за старым другом.

Аспирин шел словно сомнамбула, медленно и, похоже, не соображая куда. Мы выбрели на поляну, она была покрыта толстым слоем хвои, желтой, сухой. Словно сушилась на солнышке пару месяцев кряду. Воздух над хвоей преломлялся, как над костром, и жаром перло… только дыма не было. На другом краю поляны, между стволов деревьев, что-то потрескивало, и впрямь, как дровишки в костре. Сквозь марево не разглядеть. Да и не очень-то хотелось разглядывать.

Я нагнал Аспирина и схватил за локоть перед самой «жадинкой». Он покорно остановился, безучастно кивнул, когда я носом ткнул его в аномалию. Так. Этого нам еще не хватало.

– Аспирин, – сказал я, – так не пойдет. Предаваться унынию мы будем в «Штях», и не таким образом, а как положено. Со всеми почестями и ритуалами, понял? Потому что Пауль того стоит! А не вот этого твоего тупого самобичевания.

– Ты видел, как они там лежали? – спросил Аспирин, глядясквозь меня так, что я заподозрил неладное.

– Аспирин! Ну-ка, бля, соберись! – заорал я. Но Аспирин все так же тупо смотрел сквозь меня и только шевелил губами. Мне показалось, что глаза его стекленеют. Твою ж мать! Да что ж на каждом шагу меня какая-то пакость поджидает?! Даже для Зоны это как-то слишком! Я не собираюсь терять своих друзей одного за другим вот так нелепо. Хрен тебе! Не дождешься, Черный Сталкер!!! Я и сам черный! Почернее тебя!!!

Последнее я проорал уже вслух, подхватив Аспирина на плечо и прыжками возвращаясь к группе.

Посадив Аспирина под кустик, я использовал последнее средство – шприц-тюбик, за который выложил месяца три тому более чем круглую сумму. В нем содержалось непатентованное запрещенное средство, которое могло поднять безногого и заставить его сплясать. Про безногого я загнул, конечно, но лично наблюдал, как человек после такого укола прошел по Зоне порядка пятидесяти километров, неся в охапке собственные кишки. И выжил потом.

Хитрая химия не только придавала сил, но и очищала, что называется, мозги плюс мобилизовала скрытые силы организма. На подавление инфекции, усиленное кроветворение и тому подобное. Девушке у самолета колоть его было бессмысленно сломанный позвоночник укол не восстановит, зачем мучить – не донесли бы никак. Но сейчас я собирался прочистить Аспирину чакры.

Выдавив зеленоватое содержимое шприца в Аспириново плечо, я вытащил иголку и отшвырнул пустой тюбик. Аспирин похлопал ресницами и сказал:

– Чува-ак, ты чего?

– Нормально все? – ответил я вопросом на вопрос.

– Да вроде нормально… А чё?

– Раз нормально, двигаем дальше. Все отдохнули?! – спросил я, поворачиваясь. Нестройно прошелестели, что все. Хотя когда уж там было отдыхать…

– Слушай, Упырь, – сказал Аспирин, вскакивая. Бодрый, собака… Ладно, через часов пять тебя так накроет, еще помянешь меня недобрым словом. – Слушай, я понял, где мы.

– Ну?!

– Жареное Пятно! Помнишь про Жареное Пятно?!

– Оно… оно же никак не может тут находиться.

– Был базар, что оно типа ползает.

– Ползает?!

– Я тоже слышал, – подтвердил Соболь, внимательно слушавший наш разговор. – Высушит кусок, дальше ползет. Причем не подряд, а как бы прыжками.

– Ч-черт… И что это нам дает?

– А ты представь себе местность без Пятна, – сказал Аспирин. – То есть не сохлый вот этот лес дохлый, чува-ак, не пустыню.

– А Черепаново?

– Черепаново и стоит где стояло. А потом мы пошли по Пятну. Когда стало все жарче и жарче делаться…

Я прикинул – в самом деле, если прикинуть, что местность вокруг знакомая, то мы… То мы почти выбрались к Периметру! Оставался переход в пятнадцать, ну, семнадцать километров!

– Вернусь – в долги залезу, а еще куплю этой фигни, – сказал я Соболю. Тот с улыбкой закивал, а Аспирин засуетился, не понимая:

– Какой фигни? Что за фигня, чува-ак?

– После расскажу, в «Штях», – пообещал я. Вскинул на плечо «Нарвал», сразу ставший значительно легче, прокашлялся и громко сказал:

– Дорогие экскурсанты!

На меня изумленно уставились все, кроме Скунса, который дрых прямо на солнцепеке в своей любимой позе. Странное все же он был существо – на зависть выносливое, но притом глупое и подловатое. Впрочем, так часто случается.

– Дорогие экскурсанты! – повторил я. – Мы тут немного посовещались, прикинули, и я хочу вам сказать, что часа через четыре… ну, через пять мы имеем все шансы выйти к Периметру. То есть, по-вашему, к нормальным людям в нормальный мир.

– Ура! – крикнули гомики. Не прикалывались, а реально обрадовались. Дети запрыгали, только профессор смотрел с недоверием.

– Предлагаю собраться с силами и выйти из этого пекла, а потом отдохнуть с полчасика там, где немного прохладнее, – продолжал я.

– Знаете, а я, по-моему, сам могу идти, – осторожно сказал Игорь, приподнявшись на носилках.

– Не мороси, – сказал Аспирин, и я проглотил горький ком, услышав эти слова. – Снова ногу подломишь, хуже будет. Столько несли тебя, уж пятнадцать кэмэ всяко пронесем.

С поступлением хороших вестей скорость отряда заметно увеличилась. Даже судьба погибших сотоварищей не повлияла – вероятно, народ поздравлял себя, что не ушел тогда ночью в побег. Лежали бы сейчас в канаве рядком… Вместе с Паулем…

Я остановился вытряхнуть из ботинка бог весть как попавший туда камешек и пропустил мимо себя всю процессию, словно фельдмаршал, принимающий торжественный парад. Впереди шел Аспирин, который в его нынешнем состоянии спокойно мог бы пробежать эти пятнадцать километров. За ним следовали Скунс с бюрерами, Марина и мама Ирочки, далее профессор нес Ирочку, за профессором – Вероника Сергеевна с пацанами и гомики, несущие Игоря, а замыкали шествие Соболь и Воскобойников с ружьями.

Хорошо, что у нас был профессорский график. Иначе я даже не представлял, как бы мы пересекли Периметр в условиях зачистки. Хорош бы я был – вывести спасшихся при крушении самолета под ракеты систем залпового огня…

Вдалеке заурчало, заухало. Слабо, но вполне различимо – как раз шла зачистка. Возможно, слышно было и раньше, но я не обращал внимания на звуки, в ушах словно торчали горячие серные пробки. Теперь же разрывы показались близкими и родными, потому что подтверждали – Периметр рядом. Я выбросил камешек и бросился догонять отряд.

Спустя полчаса мы окончательно покинули территорию Жареного Пятна и, как я обещал, передохнули в тени росших у дороги ив. Колбаса, от которой накануне все отказались, была доедена подчистую, а неутомимый Скунс даже побегал вокруг и нашел две «медузы» и «кровь камня». Спрятав добычу в котомку, он попытался было расколоть меня, сколько я выручу за бюреров и где взять такую кофеварку, как та, что прикручена к клетке, но я велел ему обратиться к профессору. Петраков-Доброголовин же так отшил Скунса, что тот буквально отскочил в сторону и, сокрушенно качая головой, прислонился к деревцу. Следующий марш-бросок мы сделали ударным темпом, и вдали показались совсем уж знакомые пейзажи – домик пасечника, безобидное место, в котором сталкеры часто останавливались на отдых. Домик был своего рода оазисом, где старались не ссориться, не гадить, и даже военные до сих пор не разбомбили его, хотя их вертолеты раньше частенько тут крутились.

Меня волновал теперь лишь один вопрос: что делать с Бармаглотом? Можно вывести людей к Периметру, доверить, например, Скунсу с Соболем, а мне на пару с Аспирином рвануть в Бармаглотов схрон – отсюда по меркам Зоны до него рукой подать. Но что тогда делать с профессором и хабаром? В Соболе я пыл уверен, но Скунс вполне мог перетащить одеяло на себя, на пальцах объяснив Петракову-Доброголовину, что заплатить одному можно меньше, чем троим. А там – ищи-свищи.

Поэтому следовало пойти одному – уж Аспирин на пару с Соболем Скунсу прохода не дадут. Я стал вспоминать, какой из моих тайничков с продуктами располагался ближе, потому что без минимального запаса идти к Бармаглоту было недальновидно.

Рассчитывая курс, я продолжал посматривать на постепенно приближающийся домик пасечника.

– Нужно бы покормить бюреров, – напомнил Петраков-Доброголовин. В последний раз мы давали им кусок колбасы под ивами, и для прожорливых карликов это были жалкие крохи.

– Сейчас что-нибудь придумаем, – пообещал я. – Ворону добудем, например. Вон, видите дом в стороне от шоссе? Там и передохнем, идти осталось всего ничего.

В подтверждение моих слов впереди раздалась артиллерийская канонада.

– Мама, там война? – спросил Боря с живым интересом.

– В самом деле, почему там стреляют? – повернулась ко мне Вероника Сергеевна.

– Это плановый обстрел Периметра Зоны, чтобы сталкеры не лазили туда, – объяснил я скорее для Бори, нежели для его мамы.

– А вы все равно лазаете, дядя негр, – с нескрываемой гордостью за меня сказал Боря.

– А мы все равно лазаем, – согласился я.

– И всё-таки там война, – закричал радостный Сережа. – Вон, вон танк!!!

Глава тридцать вторая
Без названия

Альтобелли смотрел на медленно приближавшуюся к засаде группу людей. Они были измотаны до предела, но шли быстро и даже несли на носилках раненого. Лейтенант насчитал троих детей, еще трое определенно были женщинами. Упыря узнать было легко даже на расстоянии, остальных он идентифицировать не смог, но все были с оружием. Сталкеры? В любом случае мало, очень мало спасшихся…

– Теперь твой выход, лейтенант, – сказал Макар, положив руку на плечо Альтобелли.

– То есть?

– На дорогу выедет броневик, ты выйдешь из-за него и скажешь, что представляешь комендатуру. Упырь тебя ведь знает.

Альтобелли не стал спорить – его знали все сталкеры.

– А смысл?

– Смысл в том, что, заподозри Упырь нашу засаду, начнется перестрелка. Даже если увидит вояк, он ее устроит. А если увидит вояк во главе с тобой – на рожон не полезет, потому что ты ему напоешь, что его ждет амнистия и все такое, хе-хе… Тебе он доверяет. Есть такая информация, лейтенант. Ты ж у нас честный?

Альтобелли помолчал. Он понимал, чего хочет Тёмный, и прикидывал, как в сложившейся ситуации правильнее поступить.

– А дальше? – спросил он.

– Дальше ты говоришь им положить оружие на землю. Они, само собой, ложат. Потом вступаем мы.

– А что мешает просто расстрелять их из засады? Ваши вроде бы особой щепетильностью никогда не отличались.

– Нам не нужны мертвецы, если ты еще не понял. У нас несколько иная договоренность. Всех этих мы хотели бы получить в целости и сохранности. Кроме разве что сталкеров, их мы даже можем отпустить. Хотя живой Упырь нам тоже пригодится. Есть мнение, что он друга нашего обидел. Сейчас в Зоне народу немного, кроме него – некому…

Альтобелли снова помолчал, почесал зудящее от царапин и ссадин лицо.

– Я ведь могу и не согласиться.

– Тогда мы расстреляем их из засады, как ты и предложил. Погибнут все, гарантированно. По твоей вине, лейтенант. Конечно, мы и тебя прикончим, но умирать ты будешь с очень нечистой совестью. Долго и больно будешь умирать… А вот если будешь паинькой, мы тебя отпустим. Зачем ты нам? Пусть с тобой начальство разбирается, мы в дела вояк не лезем, хе-хе…

Может, отказаться? Лейтенант вспомнил рожу Козыря с язвой вместо носа и то, как он плотоядно радовался, что среди возможной добычи есть маленькая девочка… Смерть лучше, чем такое…

– Хорошо, – сказал Альтобелли. – Я согласен.

Глава тридцать третья
Битва в пути

На дорогу выехал армейский бронетранспортер и развернул в нашу сторону пушку.

– Не понял, – сказал Аспирин.

– Торжественная встреча, – сказал я кисло. – Видимо, они были в курсе про самолет.

Правая передняя дверца распахнулась, и из нее на дорогу спрыгнул лейтенант Альтобелли.

– Опять не понял, – сказал Аспирин. – А что делать с бюрерами? Нас же сейчас загребут в кутузку, чува-ак!

– Погоди, – сказал я. – Это Альтобелли, с ним можно договориться. Мы ведь вывели пассажиров… И потом, ты же не станешь стрелять в военных? В такой ситуации, я имею в виду. Это гарантированный гроб.

– Не стану.

– И я не стану. И Соболь…

Альтобелли медленно шел к нам. Из башни высунулась еще какая-то армейская рожа в закрытом шлеме, еще трое или четверо вышли из придорожных кустов с автоматами наперевес. Нас определенно встречали по полной программе.

– Упырь, – произнес лейтенант скорее утвердительно, чем вопросительно.

– Я самый.

Между нами было метров тридцать, говорить приходилось громко.

– А я ведь говорил тебе: не делай глупостей.

– Я и не делал, лейтенант.

– Ой ли?

– Лейтенант, давайте оставим в стороне воспитательный процесс. Смотрите – мы вывели к вам пассажиров с упавшего самолета, о котором вы, конечно, уже знаете. Иначе не торчали бы здесь.

– Я вижу, – сказал Альтобелли. Выглядел он, прямо говоря, не очень: морда в свежих царапинах, весь какой-то мятый… Хотя здесь уже Зона, это не по городу ездить и на бульваре сталкеров пасти. Мало ли, на что могли нарваться. Воякам тоже порой достается, будем справедливы.

– Давайте договоримся по-доброму – мы вам сдаем на руки спасенных и уходим. Нам нужен всего лишь час форы.

– Час форы, говоришь? А я тебе хотел предложить другое: сложите оружие, и тогда поговорим. Со своей стороны гарантирую амнистию. Разумеется, если не будет претензий со стороны пассажиров. Я же не знаю, как вы с ними обращались.

Силы были неравны, но Альтобелли не видел «Нарвал», который я закинул за спину. Стоп, чего это он – подмигивает мне, что ли?!

– А если не сложим? – спросил я, приглядываясь внимательнее. Да! Лейтенант Альтобелли, эта инструкция на ножках, корчил мне рожи и подмигивал! Что же он хочет сказать? Думай, Упырь, думай… Думай, Костя… Что-то здесь не так…

– Если вы не сложите оружие, нам придется применить силу, – скучным голосом произнес лейтенант, заложив руки за спину. – Ибо вы являетесь террористами, захватившими заложников, и к вам разрешено применять соответствующие меры. В случае гибели кого-либо из заложников вину также в первую очередь понесете вы.

– Они не террористы! Они помогли нам! – крикнула сзади Вероника Сергеевна, но Альтобелли предостерегающе поднял руку, и она замолчала.

Террористы. Заложники. Покойная капитанша Заяц была бы счастлива слышать эти слова. Интересно, что там Воскобойников? Уже рапорт в уме сочиняет, видимо…

Стоило подумать о снайпере, как он проявил себя вполне ожидаемо. Мне в спину ткнулся ствол ружья, и Воскобойников крикнул через плечо:

– Я его держу на прицеле, господин капитан! Я – лейтенант ФСБ России Воскобойников, пассажир самолета!

– Опусти ружье, сынок, – еще более устало произнес Альтобелли. – Мы сами справимся.

Однако лейтенант ружья не опустил. Альтобелли вздохнул и сказал громче, чем прежде:

– Ничего не получается. Ладно… Упырь, здесь Тёмные.

Лейтенант Альтобелли еще падал, простроченный сразу несколькими автоматными очередями, а я уже метнулся в кювет с криком:

– Все в укрытие!!!

Нас спасло то, что Тёмные сначала отвлеклись на беднягу-лейтенанта, да и мои питомцы научились быстро исполнять команды за время передвижения по Зоне. Через секунду на дороге не было никого, только валялись пустые носилки.

Расстреляв Альтобелли, Тёмные перенесли шквальный огонь на нас, вернее, на место, где мы только что были. Пули свистели над кюветом, все трое детей истошно орали, причем двое плакали, а Боря восторженно кричал: «Ура! Война!». Припавший к земле рядом со мной Воскобойников что-то шептал, по лицу его текла кровь – шальным камешком, видать, рассекло при рикошете.

– Что, офицер, едва не облажался? На прицеле он меня держал…

– Простите, – сказал Воскобойников.

– Что мне твое прощение… В рапорте учтешь. Не запамятуй только.

Выждав, пока огонь немного утихнет, я снял с плеча «Нарвал», высунулся и выстрелил в бронетранспортер. Граната ушла мимо, с непривычки я взял слишком высоко, и взорвалась где то очень далеко за домом. Однако это дало Тёмным пищу для размышлений, и броник задним ходом начал сдавать обратно в кусты, откуда недавно выехал, выскочив из кювета, словно черт из коробочки. Я выстрелил снова и даже не успел глянуть попал ли, двадцатимиллиметровые снаряды фонтаном взметнули гравий ни обочине. Но «Нарвал» свое дело сделал – тяжко ухнуло, и высоко в небо выкатился огненный шар, перекрыв оглушительным «бу-у-у!» звук стрельбы. Я потряс головой и высунулся было посмотреть на произведенные разрушения, но тут прямо через меня и кювет перескочило пылающее колесо. Перескочило и покатилось в поле, разбрызгивая яркие искры.

Стрельба стихла, и виной тому были вовсе не мои барабанные перепонки, испытавшие предельную нагрузку. Тёмные что-то затевали.

Я засунул в магазин гранатомета два заряда из разгрузки. Эх, лейтенант, лейтенант… Бедный Альтобелли. Хороший был мужик, что ни говори. Уж не знаю, как его сцапали эти сволочи… помочь хотел, рожи корчил, а я, идиот, думал – с чего бы он…

– Всем лежать! – крикнул я, хотя они и так лежали. – Целы?

– Целы… целы… нормально… в порядке… – поползло по цепочке ко мне.

– Аспирин! Забери у Скунса клетку!

– Чего-о? – обиженно вскинулся Скунс где-то метрах в трех от меня, за осокой, которой порос сырой кювет, я его не видел. – Я же с вами! Не доверяешь, Упырь?! Обидел меня!

Я прекрасно понимал, что Скунс в случае чего задаст стрекача, прихватив бюреров, потому что Тёмным они совершенно ни к чему. То-то он ее так исправно таскает, хотя никогда любовью к физическому труду не отличался, собака такая.

– С нами, с нами… Аспирин, забрал клетку?

– Забрал, чува-ак, – отозвался Аспирин. – Это ж святое. За что, блин, боролись…

Так. Почему же они молчат? Я осторожно выглянул и увидел, что бронетранспортер лениво горит, рассевшись на две стороны, словно раздавленная жаба. Тёмных не было видно – таились в домике пасечника и возле него, благо все заросло кустами и разросшимся фруктовым садиком. Интересно, почему он домик пасечника, если пасеки-то поблизости и нет? А, черт с ним… А это что? Опа, белый флаг!

– Упырь! Упырь, ты меня слышишь?!

Говоривший стоял за углом дома, помахивая привязанной к палке тряпкой. Я спрятался – еще не хватало пулю в лобешник словить – и крикнул в ответ:

– Слышу-слышу! Только не узнаю в гриме!

– Макар.

Вот даже как. Макар в иерархии Тёмных был что-то вроде полковника. Перспективный типчик. Я с ходу мог назвать десятка три человек, которые испытали бы оргазм, убивая его собственными руками.

– Привет, Макар.

– Привет, Упырь. Ты куда гонишь это стадо?

– К Периметру, – честно сказал я, поскольку и так было понятно. – К выходу.

– И на что рассчитываешь? Попалишься ты с ними, Упырь! Иди себе дальше, мы не тронем, а эти пускай останутся. Зачем тебе лишние хлопоты?

Я засмеялся.

– Заботливый ты какой, Макар! Ты для этого нам устроил встречу с праздничным салютом из всех наземных орудий? И лейтенанта выставил, а потом хлопнул?

– Накладочка вышла, Упырь. Хотели, каюсь, схитрить. Теперь не будем. Сказано же, что на хитрую жопу есть хрен с винтом, вот мы и влетели. Лейтенанта не жалко, воякой больше, воякой меньше – сталкеру какая разница… Зато ты вот нам броник угробил и пару пацанов, а я не в претензии. Ничего тебе не предъявляю за броник. Почти новый, заметь!

– Ай, спасибо, Макар! Век помнить буду, – сказал я.

– Зря смеешься, – отозвался Макар. – У тебя свои дела, у нас – свои. А, забыл совсем – еще «черные ящики» с самолета. Они у тебя с собой?

– Нету. В лесу закопал.

– Верю. В землю закопал и надпись написал. Место скажешь? В общем, рисуешь на карте, где «ящики» зарыты, отдаешь пассажиров и проваливай на все четыре.

– Ну как я их тебе отдам, Макар? Это ж моя гарантия на свободный выход.

– Втыкаю, но ты и так выберешься, я же знаю тебя. Выгоняй фраеров из канавы, а сталкеры пускай остаются. Слово даю – не тронем.

– Задницу ставишь? – поинтересовался я и услышал, как в кювете тихонько заржал Аспирин.

– Что? – растерялся Макар.

– Задницу, говорю, ставишь? Слово пацана, а?

Теперь засмеялся Макар. Очень зло, неприятно и громко, чтобы я хорошо слышал этот смех.

– Ничего ты не понял, Упырь. Твоих пассажиров вроде как и нет уже на свете. Они никому не нужны, и никто тебя с ними из Зоны не выпустит. У тебя, правда, был шанс, я бы отпустил и тебя, и Соболя, и этого, усатого… Димедрола?

– Тут еще Скунс со мной, – напомнил я, затягивая время.

– Пусть валит.

– И турист приезжий.

– Насчет туриста не знаю, – сказал Макар с некоторым сожалением в голосе. – Турист – не сталкер. Про него мы не договаривались.

Ишь, на братство напирает, сука. Что же делать? Ситуация хреновая… У них, несомненно, численное преимущество, хоть я всех и не видел. Тёмные не кроют из всех видов оружия по нашему кювету только потому, что им нужны живые женщины. Это супердорогой товар в Зоне, потому что женщин тут вообще нет. Ходили истории о залетных сталкершах, но лично я ни одной не видел. А другим бабам и подавно в Зоне делать нечего, их даже туристками не берут, кому хочется стать заведомым объектом охоты? Ни один здравомыслящий сталкер бабу по Зоне не поведет. Кроме дурака одного, Кости Упыря.

– А я с тобой и про других еще не договаривался, – напомнил я.

Стало тихо. Макар то ли думал, то ли советовался со своими.

– Короче, Упырь, расклад такой, – продолжил Тёмный, нарушив короткую тишину. – Вот тебе три минуты при моих условиях, а там пеняй на себя. Время пошло.

Я посмотрел на часы, потом на лежавшего рядом Воскобойникова.

– Понял, офицер? Вас как бы и на свете нету. Что предлагаешь?

– А почему вы меня спрашиваете? – печально уточнил Воекобойников.

– Потому что ты, как ни крути, офицер. Учили же тебя чему-то. Тактике, стратегии всякой… Что предлагаешь?

– Обойти бы их с фланга. Но засекут – дорогу незаметно не переползешь.

– А я отвлеку, – сказал я. – Передай по цепи, чтобы женщины и дети отползали по кювету назад, как можно дальше отсюда.

Воскобойников послушно передал.

– А теперь давай-ка на раз-два-три, и не станем дожидаться срока истечения их ультиматума. Соболя с собой возьми, с этой стороны ваш прицельный огонь не нужен. Соболь, ползи сюда!

Соболь приполз.

– Я сейчас устрою маленький погром, а вы под шумок рвите через шоссе.

– Понятно.

– Там на месте сориентируетесь, что делать. Готовы?

– Не вопрос.

– Тогда я начинаю.

Все три гранаты я положил в домик пасечника. Эх, и наслушаюсь же я от братьев-сталкеров, если выживу… Оазис уничтожил, место отдохновения… Зато Тёмным было явно не до наблюдения за дорогой, потому что на их стороне с неба сыпались кирпичи и бревна, и я искренне надеялся, что в самом домике кто-то находился в момент попаданий. В идеале – Макар.

Я тоже не видел, как снайпер и Соболь перебрались через шоссейное полотно. Зато Тёмные открыли массированный огонь, как только немножко очухались. Пушки у них теперь не было, обычную гранату закинуть было далековато, но из всею огнестрельного они крыли образцово-показательно.

Если Тёмные пойдут в атаку – дело плохо. Я и Аспирин всего бойцов-то; Скунс с Тёмными воевать не станет, на гомика Артура с пистолетом надежды мало… Профессор тоже не боец, поди, не рад уже, что отправился с нами за бюрерами. Сидел бы сейчас к гостинице, жрал чего вкусное в ресторане. Пиво пил… холодное… с креветками…

Огонь утих.

– Сука ты, Упырь! Такой дом развалил! – с искренним негодованием крикнул невидимый Макар. Жив-таки, гадина радиоактивная, чертов мутант. Неужели опять будет предлагать перемирие? Ох, как им женщины-то нужны… Свербит у них, что ли? Или настолько жесткая договоренность с вояками по поводу пассажиров? Сами вояки свои чистые ручки замарать боятся, а Тёмным что, Тёмным и польза, и развлечение. Их тоже понять можно. Вот только не хочется.

– Каюсь! – заорал я в ответ, лежа на спине и глядя в небо. Чистое-чистое, ни облачка. Голубое… – Новый построю!

– Сейчас еще наши подъедут, – сообщил Макар. – А у тебя патроны не бесконечные.

Это он верно заметил. Для «Нарвала» так вообще всего один заряд остался.

– И что предлагаешь?

– Что и раньше. Выдай нам гражданских и сваливай.

– Не затем я их через Зону вел, Макар. Ну да тебе не понять.

Поговори, Упырь, поговори. Про подкрепление он, ясное дело, не шутит. Что делать-то дальше? Приедет сейчас еще один бронетранспортер, у них явно имеется в загашнике, и кранты.

– Не стреляйте, – решительно крикнул я. – Я выхожу.

На меня дикими глазами таращился из травы подползший Аспирин. Не слушая его шипящее: «Чува-а-ак», я положил на землю «Нарвал», показав Аспирину один палец, рядом так же аккуратно положил автомат. И поднялся, сначала на колени, потом – на ноги, потом вылез из кювета на асфальт.

Домик пасечника превратился в груду кирпича и дерева, особенно нелепо смотревшуюся среди буйства уцелевших после взрыва цветов. Броневик уже не горел, а только дымил, никого из Тёмных видно не было. Убитый Альтобелли лежал лицом вниз, раскинув руки наподобие распятого Христа, вокруг была кровь, казавшаяся черной в ярком солнечном свете.

– Макар, выходи уж и ты, – позвал я. – Помнишь, как Матюха говорил? «Не ссы!».

Макар вышел, раздвинув руками кусты слева от домика. Перед своими спасовать он никак не мог. О, даже в армейском костюме и без оружия, насколько я мог судить. Весь дрожу, но форс держу – вот как это называется. Хотя Макар, конечно, не трус. Сволочь поганая, собака радиоактивная, но не трус.

Тёмный остановился возле дымящегося бронетранспортера, с сожалением на него покосился.

– Очень не хочется мне тебя отпускать, Упырь, после того, что ты тут натворил. Но все равно отпущу. Потом как-нибудь сочтемся, когда будет мой интерес против твоего, а ничей чужой не замазан.

Макар выглядел добродушно, потому что чувствовал себя хозяином положения. Опять же приподняться в общественном мнении тоже не грешно: будут ведь рассказывать, как Макар слово дал, как сдержал и отпустил Упыря с братьями-сталкерами даже после того, как своих потерял плюс бронетранспортер… На честную разборку все перевел… Тёмные иногда весьма щепетильны там, где не ждешь: к примеру, то же Испытание чтут, я уже прикинул, что в самом печальном случае попрошусь на «Росток» к старому другу Стронглаву. К тому же он небось еще не вошел в кондицию после встречи с генералом.

– Хорошо, Макар. Давай так: ты забираешь всех гражданских, кроме туриста. Турист мне нужен, я из-за него из-за него в Зону шел. Бабки, сам понимаешь. Сталкер сталкеру глаз не выклюет, ага?

Макар почесал кончик носа. Может, просто так почесал, а может, сигнал подал.

– Турист, говоришь… Обсудим. А для примера давай подумаем, что вот с этими делать.

Из кустов вытолкали Соболя и Воскобойникова. Соболь был изрядно побит, снайпер – практически цел. Оба без оружия, руки связаны за спиной. Видимо, их всё-таки засекли, несмотря на мою попытку отвлечь Тёмных… Твою мать, ну что ж такое, не команда у меня, а какие-то вороны, раззявы, прости господи…

Соболь сделал виноватую рожу – прости, мол, Упырь, не вышло

Один из Тёмных подал Макару пистолет.

– Как ты думаешь, этот человек нам нужен? – спросил Макар, подходя к снайперу. Воскобойников смотрел себе под ноги, я видел, как по его лицу скатываются крупные капли пота.