Текст книги "Точка падения"

Автор книги: Юрий Бурносов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава четырнадцатая
Гребаный «Ильюшин»

Лейтенант Альтобелли проснулся, потому что ожил вживленный в один из клыков зуммер. Зная, что это слишком жестокий способ пробуждения, Альтобелли понял, что произошло нечто экстраординарное, и сразу же позвонил в комендатуру.

– Альтобелли?

Вместо симпатичного контральто секретарши Марийки в мембране захрюкал капитан Кассий Колхаун.

– Так точно, лейтенант Альтобелли.

– Капитан Колхаун на связи.

– Рад вас слышать, капитан, – сказал Альтобелли. – Как ваша пуля?

– Идите к черту, лейтенант! – привычно взорвалось начальство. – Вы всегда тупо шутите спросонья?

– Я всегда остро шучу, – сказал лейтенант. – Я спал после дежурства. Что произошло?

– То, чего вы ни за что не захотели бы услышать. В Зоне упал пассажирский самолет.

Лейтенант Альтобелли вздохнул и потянулся к передней ножке кровати. Там всегда стояла пластиковая бутылка с водой. Он сделал пару глотков, не слушая беснующегося в трубке капитана Колхауна, и спросил:

– Что за самолет?

– Чем вы там булькаете?! Виски?! Самолет – пассажирский авиалайнер, гребаный «Ильюшин». Какая-то местная авиакомпания. Чартерный рейс, что ли. Носят же их черти…

– Число пассажиров?

– Согласно регистрации – сто двадцать три, среди них двенадцать детей.

Лейтенант Альтобелли сделал еще несколько глотков из пластиковой бутылки.

– Точка падения?

– Лейтенант, вы с ума сошли? Это – Зона. Радары врут. Все врет. Где-то внутри, может быть, наши определят место с точностью плюс-минус десяток километров. Может быть. Но не факт. Даже информация со спутника в случае Зоны может поступить искаженной. Если бы все было так просто, мы бы с вами тут на Периметре не маялись.

Уж ты намаялся, сердито подумал лейтенант и поинтересовался:

– Но как их туда занесло? Полеты же запрещены!

– Это могут рассказать только пилоты, если они живы. И если мы их увидим. Возможно, черные ящики. Если мы их найдем. На самом деле я надеюсь, что найдем, потому что они успели доложить о вынужденной посадке. То бишь самолет как минимум не взорвался прямо в воздухе.

– А после посадки на связь они выходили? – уточнил Альтобелли.

– Нет, – признал Колхаун.

– Тогда самолет мог взорваться прямо на земле.

Оба помолчали, за это время лейтенант Альтобелли допил свои гидрозапасы.

– И что теперь делать? – спросил лейтенант у тишины в трубке.

– Экстренно выводить в Зону розыскную группу. Вы – старший, – сказал капитан Колхаун с неожиданным сочувствием в голосе. – Сами понимаете, иных вариантов нет. У вас буквально минуты на сборы. Затем и вызывали.

– Капитан… Вы понимаете, что это означает?

– Понимаю. Вас высадят как можно ближе к месту, дальше придется двигаться пешком. Теоретически можете взять транспортеры на воздушной подушке…

– Нет, – мрачно сказал лейтенант. – Я помню, как погиб взвод Сигурдссона.

Взвод Сигурдссона, в порядке эксперимента выдвинувшийся в Зону на пресловутых транспортерах, погиб очень неприятно, поэтому капитан Колхаун помолчал.

– Вот, вы сами все понимаете, лейтенант, – сказал он. – Значит, пешая группа идет в Зону, ищет точку падения аэробуса, после чего ведет уцелевших пассажиров обратно к Периметру.

– Именно так, – сказал Альтобелли. – Плюс – снятие всех превентивных программ по закрытию Зоны.

– Видите ли, лейтенант, – осторожно начал Колхаун, – такие вещи контролируются международным сообществом, и я не имею полномочий…

– То есть мы идем под ковровые бомбардировки?! – прямо спросил лейтенант Альтобелли.

– Я сделаю все, что в моих силах. Но в моих силах не столь уж много, – помолчав, сказал капитан. – Паузу – сделаю. Но это если вы собираетесь выдвинуться экстренно. Можно все отложить, я похлопочу… В любом случае откроем окно. Дадим вам график.

– А люди в Зоне? Обычные люди, которые смотрели о ней лишь фильмы ужасов по телевидению?!

Колхаун молчал так долго, что Альтобелли подумал о разрыве связи.

– Есть же окна, – повторил наконец капитан. – Это секретная информация, но окна есть. Вы сами в курсе, лейтенант. А к вашему возвращению, вполне возможно, превентивные меры вообще временно прекратим. Хотя, по секрету, кое-кто наверху настаивает на их усилении.

– Еще один вопрос, господин капитан… Могу ли я привлекать к сотрудничеству сталкеров?

– Их же в любом случае нет сейчас в Зоне. Иначе зачем вообще было затевать эту операцию с перекрытием Периметра? А искать кого-то экстренным образом нет времени, да и незачем. Опять же попросят денег, а у нас в бюджете такой графы не предусмотрено. К тому же с вами полетят военные сталкеры. Вы знаете, что думают наверху о контактах с незаконными группировками.

– Они всегда там есть, сталкеры, – сказал Альтобелли, покачав головой, словно капитан мог его увидеть. – В Зоне, я имею в виду. А операцию по перекрытию Периметра я всегда считал бредом и никогда этого не скрывал. Что до военных сталкеров, то вы же знаете – туда чаще всего идут те, кто не состоялся как сталкер обычный… Или кого обычные сталкеры из своих рядов по различным причинам изгнали.

– Послушайте, Альтобелли, – капитан говорил примирительным тоном, но Альтобелли очень ярко представлял себе, как Колхаун подскакивает в кресле за своим столом, – давайте оставим обсуждение решений, на принятие которых мы в любом случае не можем влиять. Я сам не восторге от всего этого, но… – Колхаун помолчал. – Но давайте займемся упавшим самолетом.

– Я уже собираюсь.

– Отлично. Машина зайдет за вами через… – видимо, Колхаун сверился с часами, – через восемь-десять минут.

Альтобелли поторчал в тесной ванной, пытаясь выдавить из себя хоть каплю мочи, но у него не получилось. Организм отказывался исполнять свои функции в экстренном порядке. Очень плохо для военного, подумал лейтенант, хотя какой я военный? Полицейский, в чем-то даже каратель…

На минуту ему представился самолет, упавший в сердце Зоны. Скорее всего никого мы не спасем, с тоской подумал Альтобелли, даже если доберемся до места падения. Это же гражданские, даже если выживут после аварии – что они смогут среди мутантов, среди аномалий, да просто без арадиатина и защитной амуниции? Прятаться в самолете, если фюзеляж худо-бедно уцелеет, смысла нет – придет кто-нибудь из тварей покрупнее и раздерет его на части. Выходить – и подавно, вокруг совершенно непривычный мир, убивающий на каждом шагу и каждую секунду.

Лейтенант открыл кран, начавший остервенело плеваться коричневой ржавой водой.

Какого черта мы тут делаем?

Город умирает. Миллионы тратим на боеприпасы, а водопровод еще со времен Советского Союза. Сама идея оцепления Зоны и охраны от нее внешнего мира (или ее от него?!) тоже умирает. Все эти судорожные подергивания типа никчемных обстрелов, рейдов… Отмывание денег в международных масштабах. Открыть к чертовой матери Периметр, поставить официальные посты – тащите, что хотите, все равно ведь тащите. Платите налоги и подати – все равно ведь платите тем же военным. По крайней мере не нужно будет стрелять друг в друга.

Нет, никогда это не кончится. Словно черви в дерьме, подумал лейтенант и завинтил кран, побрызгав в лицо так и не очистившейся водой. Бриться он не стал, быстро оделся, прямо из горлышка хлебнул коньяка – какой-то местный сорт, отдающий перегоревшими опилками, скорее всего поддельный.

В коридоре встретился лейтенант Голованов, собиравшийся в патруль. Хороший русский парень, очень добросердечный и непонятно как сюда попавший. Хороших людей в комендатуре можно было пересчитать по пальцам. Причем по пальцам одной руки.

– Что случилось? – спросил он.

– Выдернули… – неопределенно ответил Альтобелли.

– Удачи, – пожелал Голованов. – Может, завтра в боулинг? Свежее пиво обещали привезти к тому же.

– Посмотрим, – пожал плечами Альтобелли. – Смотря как вернусь.

Автомобиль уже подъехал – не «хаммер», а грузовичок местной сборки. Правильно, до аэродрома ехать с четверть часа максимум, любой транспорт сгодится. В кузове уже сидели серые фигуры солдат. Альтобелли запрыгнул к ним, уперевшись ногой в полусдутый баллон, и утвердился на скамье, сразу завалившись на соседа, когда грузовичок резво тронулся с места.

– Что там случилось? – спросил Грязнов. Лейтенант пригляделся – да, в его распоряжение дали местных. Что в принципе и к лучшему: через одного были в глубине Зоны, люди непростые, но достаточно надежные.

– Пассажирский самолет упал в Зоне, – сказал лейтенант. Кто-то присвистнул, другой голос матюкнулся.

– А от нас-то что надо? Кишки смотать с кустов?

– Вывести уцелевших, вынести черные ящики.

– Они там совсем охренели? Это же спецоперацию надо устраивать, а не вот так посылать взвод… – пробормотал пыхтящий вонючим папиросным дымом солдат, в котором Альтобелли узнал Сушинского, завсегдатая гауптвахты при комендатуре. – Да и не взвод тут даже.

– Вот что, – сказал Альтобелли. – Я полагаю, никто к такому не был готов. То есть в комендатуре попросту нет плана действий на случай падения самолета на территории Зоны. Много чего есть, а этого – нет. Потому что пролеты над Зоной закрыты, и не предполагалось, что туда упадет гражданская машина.

– Кто бы сомневался. – Сушинский с треском затянулся своей папиросой.

– Бросить туда, например, вертолеты – сами понимаете, никто на это не решится. Мне предлагали транспортеры на воздушных подушках.

– Пусть они на них срать ездят, – резюмировал Грязнов.

– Потому мы пойдем пешком, – как бы подтверждая слова Грязнова, закончил Альтобелли. – Ненадолго открыв проход.

– Ладно, может, золотишка с трупов наберем, – не стесняясь лейтенанта, произнес кто-то из солдат. Альтобелли стиснул зубы и закрыл глаза.

Вертолеты уже ждали, уныло повесив длинные лопасти винтов. Завидев подъехавшие машины, вертолетчики начали заводить двигатели. Два вертолета. Человек двадцать, стало быть… Альтобелли отметил, что во вторую машину грузятся военные медики – капитан Блайд по кличке Капитан Блад и пара фельдшеров. Интересно, на что они надеются?

Инстинктивно пригнувшись, чтобы свистящие лопасти не снесли голову, Альтобелли залез в воняющее маслом и резиной нутро вертолета, сел на скамью и прикинул, куда их выбросят.

Только сейчас он вспомнил о том, как загадочно выглядел во время их последней встречи черномазый Упырь.

Нужно было проверить, куда он делся.

А если он в Зоне?!

Но тут запищала рация, и Альтобелли услышал голос капитана Колхауна:

– Скоро открываем окно. Постарайтесь успеть, лейтенант. Слушайте время прохода и приблизительные координаты падения самолета…

Глава пятнадцатая
Точка падения

Это был огромный аэробус – старая машина, которые давно уже не использовались серьезными европейскими авиакомпаниями, но вовсю – украинскими. Откуда он тут взялся? Самолеты над Зоной не летали вообще – себе дороже, иная аномалия стукнет и на десяти километрах, никогда не знаешь, чего от них ожидать… Поэтому все воздушные трассы над территорией Зоны упразднили. И вот – пассажирский самолет…

Хотя было видно, что летит он как-то дергано, нелепо, оставляя за собой хвост черного дыма. Видимо, в воздушное пространство Зоны аэробус вошел поневоле – что-то с управлением, к примеру…

– Смотрите – самолет! – сказал Аспирин.

Мы стояли и таращились в небо, пока огромная машина не легла на вершины деревьев и со страшным треском не обрушилась в лес. Взрыва не было, садился аэробус полого, а значит, там вполне мог кто-нибудь выжить.

– Быстро туда! – заорал я.

– А как же… – вякнул профессор, но я не стал его слушать, да и никто не стал. Самолет в Зоне – это ЧП. Это люди. Возможно, пять сотен людей. Это женщины и дети, черт бы их побрал. И на моем месте любой, даже многие из Тёмных, бросились бы их спасать. Есть вещи, которые неподконтрольны даже нашим внутренним законам и правилам. У пассажиров нет спецодежды, обуви, оружия. У них ничего нет, даже надежды. А если авиалайнер шлепнулся в мощный гравиконцентрат. У них вообще ничего нет. Их самих и то нет… Но это можно узнать только на месте.

Поэтому мы все пошли в направлении падения аэробуса – курс на ладонь правее водонапорной башни. И вышли к нему довольно скоро, через часок-полтора, миновав парочку довольно банальных ловушек вроде хищно потрескивающей «мясорубки», которую первым заметил, как ни странно, профессор Петраков-Доброголовин.

– Но наше задание… Как же мы… – бормотал он, топая вслед за мной. Многому научился жиртрест – шел исправно, след в след. Но ума не прибавил. Он мне снова перестал нравиться.

– Закрой рот, – сказал я ему.

– Зачем нам эти люди?! Мы ведь усложняем… – успел брякнуть он, и я ударил прикладом назад. Попал в грудину. Петраков-Доброголовин заперхал, задохнулся и быстро понял, что спорит с Упырем в таких ситуациях не стоит. Хемуль его совсем пристрелил бы, но Хемуль – он сумасшедший, а я пока нормальный. Пока. Или мне так кажется.

Самолет величаво лежал среди исковерканных деревьев. Что то в нем искрило, что-то – горело, но в целом нельзя было сказать, что машина так уж сильно пострадала. Я однажды был на месте падения армейского транспортного самолета, так там мясо лопатами выскребали из погнутых кусков фюзеляжа.

Где же люди? Мне, если честно, лезть внутрь совсем не светило, и похоже, мои товарищи были того же мнения. Мы осторожно обогнули корпус и увидели, что дверь открыта и из неё свисает полусдувшийся аварийный трап веселенькой жевто-блакитной расцветки.

Рядом с трапом никого не было. Мы замерли и прислушались. Неподалеку за деревьями явственно слышался какой шум. Я решительно двинулся в ту сторону, остальные молча по тянулись за мной.

Пассажиры аэробуса толклись на полянке, нас пока не замечая. Кто-то сидел на корточках, обхватив голову, и легонько раскачивался. Кто-то просто сидел на земле, прислонившись к дереву. Два или три человека лежали, над ними суетились женщины, одна из которых была в летной форме. Видать, стюардесса. Какая-то девица лет двадцати пяти, с пышной гривой золотисты волос, истерично рыдая, рвалась обратно в самолет. Её еле удерживала вторая стюардесса. На стюардессе и на самой лица не было, но она пыталась вразумить истеричку:

– Туда нельзя, понимаете? В любой момент баки с горючим могут взорваться. Да поймите же вы наконец, туда нельзя!

Девица явно не слышала ни слова, она молотила по плечу стюардессы одной рукой, а второй тащила за собой ребенка – маленькую девочку лет пяти-семи. Девочка отчаянно ревела.

Навскидку здесь было человек двадцать пять-тридцать. Немного для такого крупного самолета. Но и немало, если учесть обстоятельства. Ох как немало. Я даже слегка опешил. Трупы, очевидно, остались внутри лайнера. И верно: кому нужно возиться с мертвыми телами, если вокруг полно еще живых тел. До меня снова донесся голос стюардессы, которая, уже срываясь, крикнула:

– Да нет там никого живого, поймите же!

В этот момент Соболь широким шагом пересек поляну и влепил истеричке пощечину. Та сразу заткнулась и уставилась на него ошалевшими глазами.

– Ложись, дура. Сейчас будет взрыв, – спокойно сказал Соболь, – и ребенка своим телом прикрой. Или ты не мать ей?

– Мать… – просипела девица, – а вы… вы кто такой?!

И отступила, притянув к себе девочку, которая уже не в силах была реветь, а только непрерывно всхлипывала, вздрагивая всем телом.

Тут-то только на нас и обратили внимание. Кто-то радостно завопил, женщины заплакали, не иначе как от счастья. Еще бы – люди в спецкостюмах, с оружием. Кто, как не долгожданные спасатели?!

– Американцы! Американцы! – закричал кто-то. Понятное дело, негр с автоматом – кто ж еще, как не американец. Тем более на территории Украины.

Я их сразу обломал, сказавши:

– Господа и товарищи, не радуйтесь. Мы не американцы. И мы не спасатели.

– Как же так? – спросила стюардесса с тихим отчаянием. – Понимаете, нам необходима помощь…

– Мы не спасатели, – терпеливо повторил я. – И все мы находимся на территории так называемой Зоны, и еще не факт, что вам повезло. Смерть от декомпрессии куда лучше смерти от «мясорубки» или «карусели»…

– Я не понял, – сказал тощий субъект в дорогом с виду костюме. – Мы где? Что за карусели и мясорубки?

– Зона, – устало объяснил я. – Это такое место, где лучше не появляться без огромного багажа определенных знаний. А лучше вообще никогда не появляться.

– Кажется, понял, – сказал тощий. – А карусели…

– Это такие аномалии. Смертельно опасные.

В этот момент отступавшая в сторонку истеричная блондинка отпустила девочку и вдруг рванула в сторону самолета. Но Соболь был начеку. Он спокойно поднял ружье и выстрелил в воздух почти над ухом блондинки. Та ничком рухнула на траву. Пассажиры сбились в кучу и уставились на нас с ужасом. Какая-то тетка прижала к себе дочку блондинки.

– Никто. Никуда. Не двигается, – сказал я с нажимом.

В толпе прозвучал шепоток: «Террористы». Я с интересом посмотрел на этих испуганных людей и с некоторой долей жалости подумал, что еще неизвестно, что в их ситуации было бы лучше… То спасатели, то – террористы. Хочется подогнать все под привычные рамки, ясное дело. В Зону верить не решаются.

Я обратился к тощему, поскольку раньше вел разговор с ним:

– Что у вас случилось?

– Авария, – сказал тощий. – Вон у стюардессы спросите, может, она объяснит подробнее.

– Ладно, после разберемся. А теперь вопрос на засыпку: кто из вас самый богатый?

Пассажиры переглянулись. Вперед вышел низенький бородатый человек семитской внешности.

– Видимо, я, – сказал он с крайне виноватым видом.

– И чьих вы будете? – осведомился я, припомнив кинематографические курсы.

– Как это – чьих?! – возмутился бородатенький. – Я – исполнительный директор ООО «Трансеврогаз» Марк Бернштейн!

– Отлично, – сказал я. – Вы хотите жить?

– Да, – кратко ответил бородатенький.

– Стало быть, вы оплачиваете мои услуги по спасению вас отсюда. Вас и всех этих людей. – Я обвел рукой притихших пассажиров.

– Всех?! – возмутился бородатенький. – Но я их даже не знаю! Я не намерен…

Тут же он заткнулся, потому что стоявший рядом молодой человек стукнул его по морде. Ну, не то чтобы прямо стукнул – скорее, пощечину дал. Сопротивляться Бернштейн не решился.

– Мародеры! – выкрикнул чей-то голос, вроде женский. – Террористы!

Я усмехнулся про себя. Ладно, так даже проще. Хотя нет, видя в нас угрозу, начнут при первой же возможности драпать в сторону, угодят тут же в неприятности. В смертельные неприятности… Я задумался. Как же вам доказать, дуралеи, что ваши дела хуже некуда?… На краю поляны я уже давно усмотрел на кусте «жгучий пух», Соболь углядел его тоже. Собственно, блондинка как раз бежала прямиком на него. Так что дура должна Соболю как минимум если не за спасение жизни, то за спасение смазливой мордахи уж точно. Эх, надо было ей дать вляпаться, тогда все бы сразу поняли на живом-то примере… Тут взгляд мой упал на продолжавшую тихо и горько плакать девочку, и я отогнал дурные мысли. Сделал Соболю знак – он поднял дуру, но от себя не отпустил, крепко держал за руку. Так. А где наш дорогой профессор? Я оглянулся и поманил его пальцем.

– Вот это, господа, самый настоящий ученый-профессор. Пусть он вам и объяснит всю аховость вашего положения.

Петраков-Доброголовин вышел вперед и откашлялся. На террориста он уж никак не был похож.

– Я понимаю, что вы напуганы, – начал он, – но уверяю вас, вы будете напуганы куда больше, если осознаете, куда приземлился ваш самолет. Наверняка почти все из вас хоть раз в жизни слышали про так называемую Зону. Так вот… – профессор еще раз откашлялся, – к сожалению, все, что вы слышали, – сильно преуменьшено по сравнению с реальным положением вещей.

– Вы нам лжете! – крикнули из толпы.

– К сожалению, нет, – тихо сказала одна из стюардесс и вышла вперед. Она повернулась к пассажирам и продолжила: – Наш самолет действительно упал в закрытую Зону, над которой запрещены полеты любого авиатранспорта, включая вертолеты… и военные вертолеты.

– То есть как? Никто не прилетит нас спасать??? – не понял Бернштейн. Я пристально посмотрел на него. Надо же, есть еще на Земле люди, которые интересуются только размером своего кошелька. Ну что ж, такого и не жалко наказать за нелюбопытство. Заплатит, так сказать, за расширение кругозора. Я терпеливо продолжил объяснения Петракова-Доброголовина:

– Здесь не работают никакие радиоприборы, если вы еще не заметили, и многая техника выходит из строя. Возможно, именно это и произошло с вашим самолетом. Выбраться отсюда вы можете только с проводниками. Но гарантировать, что выжить смогут все, не возьмется ни один человек в мире. И даже сам господь бог вам бы не рискнул гарантировать жизнь в подобной ситуации. Если вы останетесь рядом с самолетом, то погибнете от зубов мутантов, которые не побрезгуют съесть вас живьем. Если пойдете сейчас с нами, шансы выжить несколько увеличиваются. Но это в том случае, если вы будете слушать наши команды и подчиняться с первого слова. Иначе вас переломает на части и ловушке под названием «трамплин» или перекрутит насмерть «карусель». Или… да мало ли здесь удовольствий. Если вы еще не поняли – мы в противорадиационных костюмах. Все ясно? Так что решайте. Команда спасателей, даже если таковая отправлена из-за Периметра, может никогда не добраться до этих мест. Особенно сейчас.

– Почему особенно сейчас?

– Потому что сейчас вышли из строя даже те немногие навигаторы, которые ранее работали в Зоне. Вам вообще крупно повезло, что мы совершенно случайно оказались рядом и еще более случайно заметили вашу аварию.

– Чего же мы медлим?! – Бернштейн взволнованно прижал руки к груди. Денег он, видимо, уже не жалел.

– Я ничего не делаю даром, – сказал я. – Вы платите. Я вывожу всех. У нас контракт.

– Хорошо, – смирился бородатенький, утирая кровь с губ. – Думаю, это мы уладим.

– Вот и не мороси, – посоветовал ему Пауль.

– Да-да. Видите, уже лучше.

– Господа потерпевшие, вы все свидетели, – сказал я. Господа потерпевшие закивали. – Есть среди вас кадровые военные, сотрудники спецслуцжб, наконец, просто бывшие офицеры?

Я ожидал, что парень, стукнувший Бернштейна, выйдет вперед. Но нет. Вперед вышли толстая тетка лет сорока пяти, тщедушный пацанчик и старый дед лет девяноста с виду.

– Отлично, – сказал я, не теряя присутствия духа (а что мне еще оставалось?!). – А летчики?

– Летчики погибли, – сказал тщедушный. – Бортмеханик только, кажется, остался, но он ранен и без сознания.

– Стюардессы?

Вышли те две девчонки в форме. Достаточно было глянуть на них, чтобы понять, что сейчас проку от них куда меньше, чем хлопот. Оно и понятно: одно дело наливать шампанское, и совсем другое – вспоминать навыки выживания после катастрофы, которые они явно учили на своих курсах спустя рукава. Я махнул рукой – идите, мол. Девчонки радостно сдвинулись на второй план.

– Та-ак… Бывает… Вот вы – кто будете?

Толстая тетка приободрилась.

– Капитан милиции Ольга Заяц, – сказала она. – МВД Украины.

– Детская комната милиции? – уточнил я.

– Нет, – обиделась Заяц. – Я – оперативный работник.

– А вы, – спросил я тщедушного. Тот, откашлявшись, скромно произнес:

– Снайпер. Особый отряд спецназа «Сокол», ФСБ России. Лейтенант Воскобойников.

– Черт… – пробормотал я. – Снайпер – это вроде и неплохо, но ситуация не совсем та… Ладно, пусть будет снайпер. А вы, дедушка?

– Дубов, – сказал дед. – А ты кто, твою мать?

– Можете меня называть Константином.

– Длинно очень, не заработал еще, – рявкнул дед. – Константи-ин… Кончай вымахиваться, боец, объясняй давай, что нам светит и когда мы все сдохнем. Я примерно понимаю, куда нас занесло, но хочу узнать все точно.

– А вы чего раскомандовались?

– Мне положено, – сказал дед. – Я генерал-полковник. В отставке.

– Генерал-полковник чего?! – уточнил я, разинув попервоначалу от неожиданности рот.

– Мотострелковых войск, мать твою так! – рявкнул дед. Меня посетило желание встать по стойке «смирно» и отдать честь, но я его переборол. Более того, я подошел к деду, взял его за локоток и отвел в сторону. Все на нас выжидательно пялились, полагая, что сейчас генерал со мной проконсультируется, и с неба спустятся призванные его спасти вертолеты.

– И что будешь мне бухтеть, партизан черножопый? – осведомился старикан.

– Товарищ генерал… – сказал я необидчиво. – Вы знаете Зону?

– Ни хера я не знаю вашу сраную Зону! – буркнул дед. – Ты знаешь – ты и веди… В армии хоть служил?

– Нет, – честно сказал я. – Не служил.

– И правильно! – неожиданно обрадовался дедан. – Не хрен там делать! Это раньше была армия, а теперь – говно! Еще с Мишки Меченого, мать его так. У тебя выпить нет?

Выпить у меня было – неприкосновенный, так сказать, запас, сокрытый от товарищей. Пришлось им пожертвовать. Генерал высосал флягу без особых проблем, сплюнул и сказал:

– Слабовато. Спиртяжки бы настоящего, а это – хохляцкий ректификат… Свиней поить.

– Что будем делать-то, товарищ генерал-полковник? – спросил и, умолчав, что «настоящий» спирт у меня тоже имеется. Я запасливый, не то что Аспирин, который по каждому поводу призывает «прохватить по соточке», а потом начинает бегать в поисках.

– Снимать штаны и бегать! – сказал генерал. – Ты тут главный, не я. Кабы против нас натовские дивизии, я бы… А тут – ты хозяин. Я, конечно, с народцем поговорю, объясню, что и как… Херово, боец, что там дети…

– Их трое всего, – уточнил я.

– Трое! И бабы! И два пидораса из подтанцовки Кири Филлипова, тоже с нами летели, чтоб у них в заднице ракитка выросла… Зверинец, боец! Как ты их поведешь?!

– Не бросать же… К тому же вон тот, Бернштейн, – он все наши услуги в итоге и оплатит.

– Разумно подошел, партизан, – согласился генерал. – Грабь, как говорится, награбленное. – Потом наклонился пониже. – Ты это серьезно?

– Сам не знаю, – признался я. – С одной стороны, своих немного стимулировать. С другой – народ вроде подуспокоился, у нас же привыкли «товар-деньги-товар», а на халяву доверять уже как-то не принято… Так ими командовать легче. Ну, типа я гид-экскурсовод, за все уплочено.

– Черная башка, а варит, – с уважением сказал генерал. – Ты, психолог, короче, если какие сложности, обращайся сразу ко мне. Я их построю и выгребу через одного. А теперь давай собирать манатки и валить отсюда. Не нравится мне здесь. Покойники всегда новых покойников к себе манят.

Мудро, подумал я. Толковый дедан.

– Секундочку, товарищ генерал-полковник. Есть еще одно неотложное дело.

Я вернулся к столпившимся пассажирам, смерил глазами блондинку и поманил профессора:

– Господин профессор, вы видите во-он на том кусте нечто, что вам должно быть хорошо и печально знакомо?

– На каком кусте? – вытянул шею Петраков-Доброголовин. Я показал на куст со «жгучим пухом» и громко сказал:

– А тот, прямо на который бежала вот эта барышня. Объясните-ка, профессор, барышне, да и всем пассажирам, что бы произошло с ней, с ее ребенком, который непременно побежал бы ее догонять, если бы не господин Соболь.

Профессор прищурился, разглядывая куст. Я спросил:

– Узнаете? Это называется «жгучий пух», та самая аномалия, из-за которой вам пришлось ссать себе на руки.

Профессор густо покраснел. Я не унимался:

– Расскажите же пассажирам, профессор. А то они, может, до сих пор думают, что тут курорт и все такое… Сильно жгло?

– Сильно. Невыносимо, – пробормотал профессор и протянул вперед руки, на которых до сих пор виднелись следы ожогов.

– Хотите сами проверить, барышня, нет? – поинтересовался я у блондинки. Она в ужасе отступила и с благодарностью посмотрела на Соболя.

– А теперь обдумайте все вышесказанное и не вздумайте гулять по поляне. Мужчины, со мной.

Я оставил профессора отвечать на вопросы пассажирок, Соболя – присматривать за ними всеми, а сам с остальными двинулся в сторону самолета.

Мы экстренно провели масштабный анализ того, что осталось от аэробуса. Собрали продукты (их оказалось значительно меньше, чем я полагал, – вероятно, в самолетах нынче очень хреново кормят; кое-что добыли, распотрошив багаж, в котором нашли, кстати, кое-что из спиртного), медикаменты, загрузились минеральной водой. Радиационный фон был более-менее сносным, и я прикинул, что в идеале до Периметра уцелевшие пассажиры доберутся в относительном здравии, хотя потом им лечиться и лечиться. В аптечках, понятное дело, арадиатинов не было.

Вернувшись, мы свалили на поляне весь добытый скарб, и я велел женщинам – тем из них, кто был в туфлях с каблуками-шпильками – переобуться во что угодно другое.

– Но где… – пискнула одна из пассажирок.

– Снимите с трупов, – сухо сказал я. – Тех, кто не переобуется, оставлю здесь. Точно так же рекомендую надеть куртки, джинсы, брюки и тому подобную одежду, которая годится для длительного перехода по пересеченной местности. Никаких мини юбок. Выполнять.

Скуля, пассажирки потянулись собирать одежду. Конечно, не обязательно было снимать ее с трупов – в конце концов, хватило багажа. Но напугать тоже бывает полезно. Не ныли только стюардессы и, как ни странно, истеричка-блондинка. Она с готовностью направилась к самолету, велев дочке сидеть и ждать ее. Последнее мне очень не понравилось: дети есть дети, не знаю я таких, что слушались бы команд, как сторожевые собаки. Вторая мамаша в растерянности осталась на месте, держа за руку двух пацанов, тоже лет пяти-шести. Я окликнул капитана Заяц:

– Побудьте с детьми, пока мамаши подберут им и себе обувь и одежду. Вы – после. Без вас не уйдем, обещаю.

Капитан Заяц серьезно кивнула и занялась этими тремя детьми. Других, к счастью не было.

Мужиков я подрядил собирать носилки для раненых из древесных стволиков, одежды и ремней. Ремни опять же велел снимать с покойников. Неходячих раненых, кстати, оказалось двое. У девушки лет двадцати трех был сломан позвоночник, бортмеханик отделался переломами ноги, но был по-прежнему без сознания. Головой долбанулся, видать.

И дети… слава богу, с выжившими матерями. И точно так же слава богу, что погибшие матери со своими детьми и погибли. Службы психологической помощи у меня не имеется, кто бы самому помог. Детям придется дать арадиатины из наших аптечек, иначе бессмысленно их тащить через Зону, чтоб похоронить вскорости. Главное – сделать это так, чтобы не случилась истерика среди остальных. А то знаем мы это: «Я вам заплачу любые деньги, только дайте мне лекарство…».

Всего оказалось ровно девятнадцать человек. Сначала мне показалось, что их больше. Стюардесса пискнула, что на борту было сто двадцать три, включая экипаж… Что ж, не так уж плохо отделались. Хотя, с другой стороны, какое уж тут везение, раз их занесло в Зону.

Из девятнадцати выживших имелось, как я уже сказал, двое раненых, трое детей и семь женщин, включая стюардесс и капитана Заяц. Плюс двое гомиков. Передвижной цирк Кости Упыря, чтоб он перевернулся…