Текст книги "Мессии, лжемессии и толпа"

Автор книги: Юрий Антонян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

3.2. Виртуальное бытие мессии

Представление о мессии как виртуальной реальности исходно предполагает построение единой мифологической теории и такой модели мира, в которой благодаря ему можно объяснить многие явления, их связи друг с другом, обосновать моральные требования, признавая, что на всем лежит его неисчезающая печать. Бог-отец – тоже виртуальная реальность, но если можно так выразиться, гораздо шире – он вообще творец всего, и все существует благодаря его воле. Поэтому разум, созидающий подобную модель, наделяет бога-творца исключительными особенностями и особым разумом. Он как реальность наивысшего иерархического уровня развернут и доступен в ощущениях, переживаниях, представлениях, понимании, что мощно и чаще неотвратимо убеждает в его реальности. Мессия тоже относится к высшему иерархическому уровню, он тоже доступен в ощущениях, переживаниях и представлениях, однако масштабы его возможностей, его сил меньше, чем у его божественного отца. Однако христиане часто даже забывали о нем, сосредоточивая свои силы и внимание именно на спасителе, потому что он спаситель и счастье здесь и в загробной жизни зависит от него.

Следовательно, спаситель является реально ощущаемым, видимым, несомненным, способным творить иные реальности, которые в силу своего генезиса также становятся ощущаемыми, видимыми, несомненными. Здесь велика роль самого творящего человека, его активность. Однако не следует думать, что только мессия как исходная реальность энергетически питает порожденное им же – последнее тоже укрепляет своего творца, воздействуя, конечно, при этом и на его личность.

По мысли Е. Н. Трубецкого, род человеческий, как его понимает христианское откровение, есть нечто большее, чем органическое целое: по идее, он – единое существо, собирательное тело Христово. Видимо, Трубецкой забыл, что люди существовали еще до Христа: достаточно для этого заглянуть в Ветхий Завет. А вот дальше Трубецкой утверждает, что богочеловечество Христа ни в коем случае

не есть сочетание бога с изолированным человеческим индивидом, ибо изолированных человеческих индивидов на свете вообще не существует. У всех – общая природа, общая родовая жизнь, а поэтому и общая история. Соответственно с этим и Боговоплощение понимается в св. Писании не как индивидуально ограниченное явление Бога в одном человеческом лице, а как неразрывное и неслиянное соединение двух естеств – Божеского и человеческого, т. е. как восстановление нарушенного единства между Богом и человеческой природой^[57].

Между тем Новый Завет и особенно евангелия убеждают в том, что бог зачал спасителя в лоне вполне мирской смертной женщины и сам спаситель умер вполне мирской смертью.

Но если даже и соглашаться с Трубецким, то, конечно, богочеловечество Христа может существовать лишь как виртуальная реальность. То же самое можно сказать о восстановлении в нем «нарушенного единства между богом и человеческой природой». Трудно согласиться и с утверждением Трубецкого о появлении на земле Христа: на земле появился не Христос, а бродячий проповедник Иешуа, Христос появился лишь в головах людей, т. е. в виртуальном пространстве.

Мессия как виртуальная реальность обладает всеми ее специфическими свойства независимо от ее природы (физической, психологической, социальной и т. д.) – порожденностъю, актуальностью, автономностью, интерактивностью.

Порожденность. Виртуальная реальность продуцируется активностью другой реальности, внешней по отношению к ней. Такой продуцирующей реальностью является личность, которая своей сущностью и судьбой как бы предуготовлена создавать потусторонний мир. Человек в качестве порождающей реальности выступает контактной реальностью, но в то же время он приобретает новые качества от им же порожденного, которое становится контактной реальностью в отношении его (например, нормы морали, формулированные Христом). Это обратная связь является объектом философского и психологического исследования. В свою очередь, спаситель создает реальности иных уровней, но в богословии нет единого мнения от том, каковы механизмы такого божественного творения.

Актуальность. Виртуальная реальность существует актуально, только «здесь и теперь» и лишь пока как активная порождающая реальность.

Потребность человека в спасителе-боге всегда актуальная; на дорелигиозном этапе развития функции бога исполняли различные сверхъестественные существа. Нет никаких оснований думать, что потребность в боге когда-либо исчезнет – она вечна и вечно актуальна.

Автономность. В виртуальной реальности свое время, пространство, законы существования. Для человека, в ней находящегося, нет внеположного прошлого и будущего.

Мессии, особенно христианский и исламский, не просто автономны, но и суверенны. Даже в монотеистических системах мессии в сущности не подчиняются богам; напротив, сами многое творят для управления людьми. У них свое и время, но не профанное, а сакральное, вечность без прошлого и будущее без пределов. Человек, живущий в божественной виртуальной реальности, не может иметь никакого прошлого, настоящего и будущего вне того, что ему положено священной волей. Мессии всегда «создавали» на земле несметное количество материальных (и весьма наглядных) «признаков» своего существования в виде храмов, алтарей, других святилищ, икон и т. д. Эти «признаки», построенные руками человека, затем психологически отчуждались от него, приобретали особый, исключительный статус и начинали вести автономное существования, иногда даже довлея над ним своим абсолютным совершенством символа.

Интерактивность. Виртуальная реальность может взаимодействовать со всеми другими реальностями, в том числе и с порождающей как онтологически независимой от них.

Известно, что бог, мессия, вера в них оказывают сильное воздействие практически на все стороны жизни общества: экономику, отношения между странами и народами, воспитание подрастающего поколения, искусство, межличностное общение и т. д. В этом видится психологическая, переходящая в социальную зависимость, причем все указанные сферы ощущают божества так, как будто это телесная или естественная реальность, с которой они вступают во взаимодействие.

Восприятие бога или мессии как виртуальной реальности отдельными людьми характеризуется особенностями, которые исследованы в психологии. Так, обращается внимание на объективированность виртуала: о чем бы человек ни говорил – об изменениях в протекании деятельности, о наплыве чувств, о затемнении сознания и т. п., – он говорит о себе не как об активном начале, от которого исходят эти события, эти мысли, эти действия, а как бы об объекте, которого охватывают мысли, переживания, действия. Рассказ идет о том, что происходит с человеком, о том, чему он оказывается подвластным. Изменяются ощущение собственного тела и ощущение внешнего пространства, характер функционирования сознания. В гратуале (при ощущении пребывания в виртуальной реальности более высокого уровня, чем константная реальность) сфера деятельности человека расширяется, он легко схватывает и перерабатывает весь необходимый объем информации.

Я еще раз обращаю внимание на то, что применительно к перечисленным особенностям речь не может идти обо всех верующих сегодня в бога (Яхве, Аллаха, Христа, Мухаммада и т. д.). Лавочник, имеющий несколько расплывчатые представления о всевышнем и посещающий церковь больше в силу конформистского подчинения традициям, но считающий себя верующим; почтенная мать семейства, обращающаяся к богу или богородице лишь когда болеют ее дети; старушка, которая раньше не очень думала о Яхве или Христе, а сейчас готовится к смерти, а поэтому не только усердно молится тому, пред которым скоро предстанет, но и откладывает деньги на собственные похороны; наконец, священнослужитель, для которого общение с творцом – столь же рутинная работа, как у продавца или рабочего на конвейере, – все они чаще всего не испытывают особого наплыва чувств и перестройку сознания, у них обычно не происходит также изменения воли, ощущений своего тела и внешнего пространства. Для таких людей общение с божествами и иными потусторонними персонажами – привычки, сформированные воспитанием, профессией и средой, и они негативно отнесутся не только к отрицанию объектов своего поклонения, но даже и к пренебрежению обязанностями по отношению к церкви как к измене духовному, человеческому и гражданскому долгу. Они не мыслят своей жизни вне церкви и всего, что связано с богослужением.

Другое дело – подвижники веры, истово преданные ей, религиозные фанатики, рвение которых позволяет им выйти на иной уровень сознания, а также просто глубоко верующие люди и отнюдь не фанатики, для которых постоянное обращение к богу или спасителю (богу) абсолютно необходимо. Для многих из числа названных характерно затемнение сознания, наплыв особых, ярких, подавляющих чувств, подчиненность (иногда полная) потусторонним силам и убежденность в реальности самых фантастических образов, персонажей и событий. У них могут стираться временные границы между довиртуальными, виртуальными и поствиртуальными режимами. Сам виртуал может поступать как спонтанно, так и в результате специальных усилий, однако время появления соответствующей потребности часто неуловимо. У таких личностей, особенно на высоте переживания, может появиться ощущение оторванности себя от окружающего мира, состояния дереализации с утратой связей с окружающим миром; не исключены и состояния деперсонализации, которые характеризуются нарушением самосознания личности и отчуждением ее психических свойств; мысли, чувства, представления и другое могут переживаться как «сделанные» извне, разными сакральными и иными потусторонними силами, что близко к синдрому Кандинского—Клерамбо.

В описываемых состояниях образы и события виртуального мира вполне могут восприниматься в качестве явлений действительности. Поэтому не следует предполагать лживость человека, искренне убежденного в реальности своих контактов с потусторонним миром. Индивид, который придает значение всему, не имеющему материальной формы, и верит в это, никогда не согласится с тем, что все «это» не имеет места в действительности. Думаю, что такая фанатически заряженная особенность человеческой психики (ее условно можно назвать мистической) активно используется в подготовке религиозных и иных террористов-камикадзе. Соответствующие состояния свидетельствуют об особом психологическом продвижении при потере или существенном ослаблении контроля сознания.

Но в целом, и это следует подчеркнуть, психологическое общение с божеством, если это действительно общение, а не дань правилам, привычке или приличию, необычно, выходит за рамки повседневности, способно вызывать специфический наплыв чувств, даже особой причастности к чему-то, что лежит за границами понимания, часто дает и ощущение невозможности полностью распоряжаться собой. Именно это восприятие необычности придает ему исключительную силу и ценность, делает божество божеством, недосягаемо стоящим над всем мирским и суетным, которые тоже находятся в его непререкаемой власти. При этом ощущаемая человеком собственная слабость тоже укрепляет его устремленность к небесам и зависимость от них, этой неиссякаемой для него опоры.

Виртуальная реальность всегда обладает свойствами породивших их субъектов (источников), причем свойствами не случайными или не существенными, а наиболее важными, постоянными, определяющими. Точнее, она полностью наполнена ими и без них попросту не существует. Однако вместе с тем ни один персонаж, ни одно событие потустороннего мира не выходят за рамки того, что знаемо человеком, все священные и сатанинские образы суть проекции его личностных черт, переживаний, влечений, надежд, тайных и часто подавляемых порывов его души и, что особо значимо и нужно подчеркнуть, его знаний. Но верующему неведомо, что названный мир разворачивается лишь в его психике, в ней, и только в ней он ведет объективированное существование.

Не могу не согласиться с С. А. Борчиковым, что о виртуальной реальности говорят люди, которые в своей реальной практике познания сталкиваются с определенными трудностями и проблемами, не разрешимыми на том уровне познания, на котором они находятся. Течение их личного познания требует выхода на более высокий уровень, где как-то коррелируются предмет и метод, вводятся новые термины и достигается более адекватное понимание и даже разрешение имеющихся проблем. В такой ситуации одним из новоразрешительных понятий может выступать понятие виртуальной реальности. Конечно, люди тысячи лет познают окружающий мир, и переход с одного уровня познания на другой – не новость, но почти никто до последнего времени не связывал эти переходы с термином «виртуальная реальность». Подобная функция всегда была, только ее роль играли другие метафизические термины, но с появлением названного нового термина именно к нему эта функция перешла^[58].

Хотел бы дополнить, что виртуальная реальность существовала всегда – для человека как его порождение. Однако он далеко не всегда понимает ее, не понимает и того, что она властвует над ним и почему. Сама попытка истолковать эту область бессознательного свидетельствует о том, что он ее не понимает, так как познание, толкование имеет место лишь тогда, когда что-то непонятно. Человек появился в мире, который он не понимал и поэтому пытался истолковать. Впрочем, его движение здесь всегда было к горизонту. Если же жизнь ему кажется очень простой и не требующей познания, он не сдвинется с мертвой точки и никогда не поймет, что во всяком хаосе есть тайный порядок и все сущее основано на противоположностях. Это полностью присуще и виртуальной реальности.

Новым является открытие ее как самостоятельного психического явления, обладающего своей природой, закономерностями, причинно-следственными зависимостями, механизмами развития и воздействия на внешние для нее объекты, в том числе на порождающую ее индивидуальную и коллективную психику, для которой она может стать очень важной частью бытия, иногда – важнейшей. Последний аспект представляется особенно существенным, поскольку под влиянием такой реальности личность и общество могут претерпеть коренные, иногда революционно-разрушительные, последствия. Об этом говорят нацистские и большевистские химеры, изменившие в XX в. лицо мира и унесшие миллионы жизней, об этом свидетельствует и роль религии для человека и человечества. Для отдельных людей (я имею в виду тяжелых психически больных) виртуальная реальность есть единственная действительность.

Несомненно, новым представляется и выделение виртуалистики в качестве самостоятельной области познания. Но возникает вопрос: к каким наукам она относится, в рамках каких наук должна развиваться?

Прежде всего, это не «недород бытия», как пишет С. С. Хоружий^[59]. Это и не бытие, не достигшее какого-то уровня, и не нерожденное бытие; это бытие совсем иного рода, иной природы, рожденное, причем полностью, человеческой психикой, индивидуальной и коллективной. Оно обладает огромной обратной силой и становится могучим средством социального, психологического и духовного движения. История магии и религии, оценка их значимости для общества и личности прекрасно доказывают данное утверждение. Идея бога, его образ, вся религиозная мифология виртуальны, поскольку живут лишь в качестве продукта психики, но никто не осмелится утверждать, что этот продукт является «недородом бытия».

Вместе с тем бог и иные сакральные персонажи суть архетипы. Это означает, что архетипы вообще (т. е. не только религиозной природы) виртуальны, существуют, функционируют на уровне виртуальной реальности. Однако архетипы, равно как и виртуальный мир, не исчерпываются явлениями религиозного порядка. Следовательно, бог и все божественные персонажи являются виртуальноархетипическими явлениями.

По-видимому, это имел в виду К. Г. Юнг, утверждавший, что хорошо известным выражением архетипа являются мифы. Здесь речь идет о специфических формах, передаваемых на протяжении долгого времени. Непосредственные проявления архетипов в мифах значительно менее индивидуальны, нежели, скажем, в сновидениях и видениях. То, что подразумевается под архетипом, проясняется через его соотнесение с мифом, тайным учением, сказкой. Юнг особенно выделяет то, что мифы – в первую очередь психические явления, выражающие глубинную суть души. Она содержит в себе все те образы, из которых ведут свое происхождение мифы^[60].

Мифы имеют архетипическое происхождение, они порождаются потребностями человека, которые функционируют в его психике. Психика формирует виртуальную реальность, и в ней заключены священные образы и сами идеи этих образов. Несомненным достоинством мифа является то, что соответствующие образы, идеи, представления он приводит в упорядоченную систему, а церковь обеспечивает ей необходимый организационный статус. Вместе с тем виртуальность создает божественным архетипам недосягаемость для обыденного, профанного лицезрения. Божества воздвигаются на захватывающую дух высоту, с которой они способны с особой силой убеждать, направлять, потрясать, устрашать, очаровывать. Но такую силу придает им не только виртуальная высота, но и то, что они архетипичны, т. е. вековечно освящены, приняты, обязательны.

Религиозное знание не есть знание лишь о возможном виртуальном бытии, религиозное знание как виртуальное достоверно, оно представляет собой информацию о несомненной реальности, которая открывается лишь посвященному в данное учение, верящему в него. Эта достоверность подкрепляется мифами, вековечной религиозной церковной деятельностью, традициями и обычаями, идущими из глубины столетий. Человек, шагнув в религиозный виртуальный мир, может и не требовать доказательств его действительности, а если они ему понадобятся, их предоставят или он найдет их сам. Отличительной же особенностью таких доказательств является то, что они обычно из той же виртуальной области, о чем он, скорее всего, и не подозревает. Принятие или отклонение их во многом зависит от состояния души конкретного человека, ее актуальных переживаний, потребностей и влечений, ее понимания смысла жизни. Этот смысл, впрочем, тоже виртуален, он есть нечто (абстрактное этическое, социальное, духовное, в целом психологическое), а его поиски, подчас мучительные, не являются, правда, участью значительного числа людей.

Еще более абстрактно представление о смерти и ее смысле. Смерть, которая, по-моему, принципиально непознаваема, ее образы, символы, содержание в религиозной виртуальной бесконечности смыкаются с богом и образуют единую линию, уходящую в вечность. Между тем предощущение смерти, мысли о ней обладают немалой виртуальной силой, рождают смыслы жизни, иные отношения к извечным ценностям жизни и к богу. Парадоксально, но смысл жизни формирует смысл смерти, что одинаково для верующих и неверующих. Не являются здесь исключением даже некрофильские личности, полностью устремленные в смерть и психологически даже живущие в ней. Христос (в лице христианства) внес некоторые существенные дополнения в представления о смерти. Они стали более конкретными, но все на том же виртуальном уровне и могут рассматриваться как часть мифологии о спасителе.

На первый взгляд может показаться, что бог как виртуальная реальность полностью подчиняет и подавляет личность. Но это лишь отчасти, с помощью психологии можно убедиться в том, что если бы соответствующая виртуальная реальность отражалась лишь в самообразе, она не имела бы столь глобального влияния на все стороны жизни человека и общества. При этом любая виртуальная реальность воспринимается и переживается не как порождение разума, а как объективная данность. Это положение особенно верно по отношению к божествам и всему связанному с ними миру, общение с которыми всегда ощущается как выход за привычные рамки жизни (даже если этот выход постоянно осуществляется неистовым религиозным фанатиком), причем вся сверхъестественная сфера может восприниматься и оцениваться как совершенно не зависящая от человека и даже управляющая им, особенно когда идет речь о священных персонажах.

Идея бога, в том числе бога-спасителя, позволяет человеку вынести часть себя, причем очень важную, за собственные пределы. Личность, совсем не отдающая себе отчета в том, что именно она, а не кто-нибудь другой создала эту внешнюю, внеличную реальность, предоставляет божествам организовывать и упорядочивать свою психическую жизнь. Названная идея активно включается в размышления, переживания, волю. Для верующего все то, что находится за пределами божественного, в том числе собственные чувства и помыслы, может не иметь существенного значения. Тем более что он располагает большим или меньшим числом достоверных для него сведений, что бог, ангелы, святые, загробный мир реально существуют.

Установка об этом обычно формируется с детства под влиянием родителей, других родственников и близких, уже имеющихся архетипов. Со временем вера в сверхъестественное может крепнуть по мере участия субъектов в религиозных обрядах и праздниках, собственного обращения к божественным персонажам. Может понижаться критичность ко всему, что противоречит вере, и, наоборот, возрастает уверенность в виртуальной подлинности мифологического мира. Вера в бога Христа достаточно специфична и глубока по той причине, что он частично был человеком, а поэтому все земное и тварное ему близки, он лучше других богов поймет людские помыслы и надежды. Во все века человек больше всего страшился смерти, а Христос твердо обещал, что жизнь не прекращается со смертью, а следовательно, вполне можно надеяться на бессмертие. Вера в богоматерь, помимо других очень важных причин, определяется еще и тем, что она, будучи «полностью» земной, вознеслась на небо и обрела тот самый статус, о котором люди всегда так страстно мечтали.

Для того чтобы немного приблизиться к пониманию онтогенетических механизмов, с помощью которых человек овладел богом как виртуальной реальностью, я использую концепцию Н. А. Носова относительно способов самоиндивидуализации, которые он обозначил термином «собь». Иными словами, это виртуальная реальность, посредством которой человек на разных этапах онтогенеза самоиндентифицируется. Генезис человека, по Носову, относительно процесса девиртуализации заключается в том, что до возникновения феномена ее удвоения, т. е. до ее девиртуализации, человек овладевает этой собью как новой для себя, а после ее девиртуализации осваивает как уже привычную, лишь расширяя сферу владения этой реальностью, но без качественного сдвига во взаимоотношениях с ней. Новая собь, точнее – ее элементы, появляется тогда, когда человек еще продолжает активно овладевать предыдущей реальностью. В принципе процесс овладения любой реальностью может длиться всю жизнь. Каждая следующая виртуальная реальность порождается предыдущей, ставшей константной^[61].

В онтогенетическом плане идея бога может восприниматься человеком постепенно, этап за этапом; вначале, как правило, в результате семейного воспитания. Религиозные задачи, которые ставятся перед ребенком и подростком взрослыми, время от времени усложняются, поскольку воспитатели инстинктивно предугадывают, что, если воспитуемый не овладеет новой собью, а затем не девиртуализирует ее, новое движение к богу будет для него весьма затруднительно. После девиртуализации информация о боге осваивается уже как привычная и позволяет следовать дальше. В свете усвоенного человек по-новому воспринимает окружающий мир и его объективности, он готов к приему новой сакральной информации уже с позиции имеющегося у него религиозного опыта. Внушение же извне осуществляется не только путем «рационального» доказывания существования бога (такие попытки в отношении несовершеннолетних предпринимаются очень часто), но и подавания старшими соответствующего примера.

Здесь возможны отклонения. Индивид может недостаточно освоить виртуальную божественную реальность на данном этапе либо, например, сразу овладеть тем, что находится на значительно более высокой соби, чем та, на которой он пребывает.

Можно предположить, что примерно таким путем шло освоение идеи бога и на филогенетическом пути человечества. Эта идея появилась не сразу, она выросла на весьма благодатной почве многочисленных анимистических и иных верований, которые иногда надменно именуются примитивными, надежд и иллюзий, связанных с магией и затем в основном утраченных, постоянных крушений и вновь обретаемых перспектив. Человек шаг за шагом приближался к созданию образа могучего творца и вседержителя; ему нужно было постоянно останавливаться хотя бы на короткое время, чтобы удовлетворительно интериоризировать весь этот сложнейший духовный капитал, который был создан его же неимоверными усилиями, его неистовыми поисками, срывами и катастрофами, постоянно оживающей уверенностью. Созданные на этом пути священные виртуальные образы подчас были более живыми и значимыми, чем даже внешние предметы. Они порождали такие чувственные и эмоциональные переживания, которые по своей яркости, интенсивности и достоверности не уступали тем, которые вызывались действительным окружающим миром и общением с ним.

Прав Л. П. Гримак, который считает, что

самый первой искусственной знаково-культурной системой организации психики являлась первобытная охотничья магия… Исторический процесс сопровождался характерной тенденцией: взаимодействие человека с окружающей реальностью все больше опосредуется его активностью в сфере символической деятельности^[62].

Религиозная активность есть разновидность такой деятельности.

В своих мистических описаниях перехода в новую реальность и обоснования там человека св. Исаак Сирин отмечает смену духовного статуса. Но в виртуальной реальности можно оказаться временно. Если произошел временный переход на более высокий уровень, то такие моменты переживаются как озарение, прояснение, прилив сил и т. п. Если произошел временный переход на более низкий уровень, то такие моменты переживаются как спад, помрачнение, обессиливание и т. д. Понятно, что подобные психические состояния могут быть и не связаны с религиозной жизнью человека, составляя различные уровни его повседневного существования. Вполне возможно, что, несмотря на все усилия, предпринимаемые для того, чтобы подняться на более высокий духовный уровень, он не покорится человеку. Обязательным условием для такого духовного роста является безоговорочная вера в бога, предполагающая полную покорность ума, чувств, помыслов. С переходом на более высокий духовный уровень сама вера преображается, становится качественно иной, укрепляется, личность реально видит то сверхчувственное, которое раньше лишь допускалось существующим.

Из этого видно, что положение нерелигиозного человека, стремящегося к субъективно понимаемому совершенству, будет значительно сложнее, особенно если он не живет собственной внутренней жизнью, если он склонен искать опору для себя во внешнем мире, если он тревожен и мнителен. Такой человек будет уповать на вполне земного идола, декларирующего иллюзорные и лживые ценности. Идол заменяет ему божество и по этой причине мифологизируется. Верующий в него проникается его сокровенной сутью, начинает верить в него безоглядно, что способно выводить на новый виртуальный уровень, тем более что созерцание сокровенного, иные психологические контакты с ним способны перенести в новые измерения.

Давно известно, что определенная категория людей (а это чаще люди толпы) просто не может жить без смертного или бессмертного божества. Иначе неизбежно наступление пустоты, беспорядка, разрушения, ужаса, жизнь может потерять смысл. Такие люди хорошо знают, что одни рождены повелевать, а другие – подчиняться. Подчиняемые испытывают потребность не только и не просто любить и подражать, а, теряя разум, восхищаться и трепетать, в мазохистском упоении отказываться от себя в более чем смутной надежде хоть немного приблизиться к своему кумиру и владыке. Они ему безмерно благодарны уже за одну только надежду на то, что он вознесет их на новую ступень, т. е. вытолкнет в страстно искомую виртуальную реальность.

Подход к божествам и иным потусторонним силам как к виртуальной реальности, изучение их с этих позиций могут помочь решению различных практических задач, например, связанных с религиозным фанатизмом, который нередко приводит к террористическим и экстремистским проявлениям.

Для указанных целей нужно учитывать, что в виртуалистике и соответственно в ее практической части, аретее, источник действия предполагается находящимся в реальности следующего, более высокого (а не предельно высокого) уровня относительно рассматриваемого события. В этой более высокой реальности находится виртус – сила, вызывающая данное событие, т. е. казус. В той же реальности, к которой принадлежит казус, есть совокупность многих причин и условий, обеспечивающих существование этого события. Такая модель позволяет выйти за пределы бесконечного ряда причин и следствий, вызвавших данное событие. В силу свойства интерактивности возможно управляющее воздействие со стороны виртуально реальности на константную и, следовательно, виртуальное управление событиями в константной реальности. Виртуальная модель может событиями уровней реальности включать неограниченное количество разных уровней реальности как одного и того же, так и разного типа. Это дает возможность разрабатывать методы виртуального управления как внутри однотипных реальностей, так и между любыми их типами.

В частности, это означает, по мнению Н. А. Носова, что психические структуры могут управлять физиологией человека и даже генетическим аппаратом. Рассмотрение болезни в качестве казуса позволило разработать чрезвычайно эффективные немедикаментозные способы избавления человека от страданий, считающихся морфологическими, – язвенной болезни, бронхиальной астмы, алкоголизма, наркомании и т. д. Носов полагает, что, поскольку с виртуальной точки зрения тело человека является конструктивным материалом для психических виртусов, в виртуалистике может быть поставлена задача разработки методов регенерации больных и утраченных органов человека^[63].

В качестве казуса вполне можно представить себе агрессивные установки религиозных (этнорелигиозных) фанатиков. Тогда объектом профилактического воздействия, а значит, и предварительного исследования становятся сферы религиозных и мистических верований, которые являют собой виртуальную реальность. Все это нетрудно описать. Несравненно сложнее выявить различные уровни и типы виртуальных реальностей, их соотношения и взаимоотношения друг в другом и с теми «земными» факторами (причинами и условиями), которые тоже воздействуют на данное лицо или группу людей. Я имею в виду непосредственное социальное окружение, семью, воспитателей, друзей и т. д., а также иные социальные и психологические обстоятельства (материально положение, социальные роли, статусы и т. д.).