Текст книги "Федин"
Автор книги: Юрий Оклянский
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
Вызвать восторг и поклонение у Федина было непросто. Но А. Толстой стоял для него особняком среди литературных современников. Очерк "Он будет жить", написанный Фединым для газеты под свежим впечатлением утраты, выделяет главные черты в облике А.Н. Толстого. По силе, красочности описаний и точности оценок эта очерково-критическая миниатюра является одной из лучших в обширной галерее портретных характеристик писателя.
Толстой в изображении Федина – это художник-патриот, крепко связанный со своим народом. Именно это знание истории народа, его культуры – источник оптимизма Толстого. Федин вспоминает о своих разговорах с ним осенью 1941 года, во время немецких бомбежек Москвы. В самые тяжелые дни Толстой верит в "величие советской исторической стратегии и ожесточение народа".
"Уверенность свою в победе и какой-то особый, толстовский оптимизм, – пишет Федин, – он черпал в знании народа и его истории. Пожалуй, именно история упрочила, установила господство положительных, оптимистических прогнозов во всей его военной публицистике, что совершенно естественно отвечало его природной радости жизни".
Будучи продолжателем традиций русской классики XIX века, Толстой в таких своих созданиях, как "Петр Первый", "Хождение по мукам", воплотил лучшие черты литературы советской. Есть гармония между тем, что писал Толстой, и как жил этот "художник весенней жизнерадостности". "С кем только не сталкивался, не общался, не дружил Толстой, утоляя свою жажду к человеку?.. – писал Федин. – И кто не испытывал удовольствия от освежающих, насыщенных остроумием встреч с Толстым? Крупнейшие советские политики и писатели, прославленные авиаторы и ученые, бойцы и генералы Красной Армии, художники, актеры…"
Тогдашние студенты Литературного института, которые были на похоронах Толстого и, проходя Колонным залом, видели своего преподавателя стоящим в почетном карауле, вспоминают, как, придавленный горем, неузнаваемо померк, согнулся, постарел Федин.
Одиннадцать дней только прошло… 6 марта от разрыва сердца умер Вячеслав Яковлевич Шишков.
Потеря таких друзей враз – это было слишком много для одного человека… Знакомые видели безмерную усталость на лице Федина.
Живой Шишков встает из статьи Федина, написанной в те дни для "Литературной газеты". Сознательно стремился к этому автор или нет, но только перед нами вновь образец героя-современника, пример жизни писателя-гражданина: "…Рукопись «Пугачева» лежит развернутая на столе, от которого Вячеслав Шишков только что оторвался. Два-три письма – ответы читателям, еще не отправленные, – лежат рядом. Жизнь оборвалась так, как обрывается с дерева лист – внезапно, легко и невозвратно… Мы видим его все таким же красивым, каким он нам всегда казался.
Это был человек любви, человек сердца, человек нежной души. Вряд ли у другого нашего современника-писателя найдется столько преданных друзей, сколько оставил сейчас на земле Вячеслав Яковлевич Шишков… На своей груди Шишков уносит не только ордена за заслуги в писательском труде. Он уносит еще зеленую ленту медали "За оборону Ленинграда". Он отдал Ленинграду четверть века жизни, и он пребывал его верным сыном в самый тяжкий час испытаний, когда враг бил в ворота великого города… Он сделал в этот час все, что может сделать писатель и гражданин".
Боль и горечь потерь умеривало только то, что в последние месяцы самозабвенно и азартно писалось. Вдруг будто распахнулись все окна в долго дремавший мир "Шествия актеров". Мир этот очнулся, задвигался, ожил. В нем затевалось и происходило такое, что властно влекло к себе, чему ты безраздельно принадлежал, что одаривало за это ясностью и гармонией. Голова была полна лиц, красок, событий, картин. Долгожданное шествие развертывалось, шествие началось!
1943–1948 годы-время напряженной, стремительной: работы над "Первыми радостями" и "Необыкновенным летом".
…К середине августа 1945 года первый роман был завершен. В сентябрьском номере журнал "Новый мир", который помещал роман начиная с № 4, напечатал заключительные главы. "Да, работа кончена, и теперь, подходя к столу, я чувствую некоторую пустоту в руках, – сообщал Федин Мартьяновой, – кажется, что я что-то потерял, утратил. Кажется, что надо немедленно продолжать почему-то остановившуюся мысль. Да ведь и правда: это сделано только начало!"
Уже в октябре, находясь с женой на отдыхе на Черноморском побережье Кавказа, в Адлере, Федин приступил ко второй книге – "Необыкновенное лето".
Слишком долго складывался, внутренне осматривался, вынянчивался замысел! Увлечение писанием было настолько сильным, что о прерванном романе Федин тоскует в любой свободный час, даже находясь в Германии, захваченный другими делами и переживаниями.
"Первые радости" уже начали независимую жизнь, успев за какие-нибудь три месяца после выхода сентябрьского номера "Нового мира" даже перешагнуть через океан, а этот роман просился на бумагу…
Первые послевоенные годы насыщены бурными переменами в мире. «У порога второй половины века мир неузнаваемо переменился. Земля переменилась», – передавал эти ощущения Федин.
Безвозвратно ушло в прошлое время, когда Советский Союз был единственной страной победившего социализма, охваченной кольцом государств с иным, враждебным ему общественно-экономическим строем. В результате разгрома германского фашизма и японского милитаризма, успехов освободительной миссии Советской Армии и революционной борьбы трудящихся стран Европы и Азии начала образовываться мировая система социализма, внутри которой складывается и формируется новый тип межгосударственных экономических, политических и культурных отношений, основанных на принципах пролетарского интернационализма, идейного единства, братского сотрудничества и взаимопомощи. "Они буйно растут, эти силы, – писал в «Правде» Федин, – они организуются к охране и действенной защите своих идеалов… Образовалось могучее единство народов, независимость которых обеспечила свободное проявление их воли к мирному развитию" ("Факты истории", «Правда», 1951, 1 января).
С этими необратимыми переменами не хотели смиряться влиятельные круги империалистических государств во главе с США. В 1946 году Черчилль произнес свою печально известную поджигательскую речь в Фултоне, провозгласившую идеи "холодной войны". В 1949 году возник агрессивный военный блок НАТО. Империалисты все чаще прибегали к открытым военным авантюрам – в Греции, в Корее, во Вьетнаме и т. д.
Над человечеством нависла угроза новой мировой войны, еще более ужасной. При наличии новых видов оружия массового уничтожения такая война легко обратилась бы в ядерную. Остановить грозную опасность для жизни на Земле могли только сплоченные усилия миролюбивых государств, всех людей доброй воли.
Всемирному движению сторонников мира, возникшему в 1949 году, укреплению дружбы и сотрудничества между народами Федин отдает много сил. Писатель представляет Советскую страну на многих форумах деятелей зарубежной культуры. Он – делегат и участник многих всесоюзных и международных конференций, конгрессов и ассамблей мира. Он ведет диалог с зарубежной интеллигенцией, с самыми широкими слоями общественности. "Вместе со многими моими товарищами по литературе, а иногда и в одиночестве, – отмечал Федин в «Автобиографии» (1957), – мне довелось снова и не раз побывать за границей. Я увидел бурно растущий мир освобожденных от капитализма народов… Я посетил начиная с 1950 года страны, которых в прошлом не знал, – Чехословакию, Румынию, Венгрию, Англию с Шотландией, Бельгию, Финляндию, был и в таких, которые… были мне известны по давним временам, – Италии, Германии, Австрии, Польше".
Никогда до этого международная общественная деятельность писателя не была столь обширной и напряженной, как в послевоенный период, и в особенности с 1950 года, когда в ответ на резкое обострение международной обстановки активизировало свою деятельность всемирное движение сторонников мира. В печати регулярно публикуются статьи Федииа, посвященные самой животрепещущей теме современности – сохранению мира на Земле. Некоторые из них являются откликами на происходящие события – «Весна» ("Известия", 1946, 30 апреля), "Интеллигенция в борьбе за мир" ("Литературная газета", 1949, 20 апреля), "Во имя счастья народов" ("Правда", 1950, 4 августа)… Другие представляют собой тексты выступлений на форумах, посвященных борьбе за мир и сотрудничество народов, или же обобщают впечатления от этих встреч… Вот только выборочный календарь международной общественной деятельности Федина за 1950–1952 годы.
1950. Июль – речь на Втором конгрессе писателей ГДР в Берлине и поездка по стране с выступлениями в связи с пятилетием создания Союза немецкой демократической интеллигенции – Культурбунда.
Октябрь – ноябрь – Бухарест, Неделя румынско-советской дружбы.
Ноябрь – Прага, Варшава, участие в работе Всемирного конгресса сторонников мира.
1951. Апрель – май – Будапешт, речь на Первом съезде венгерских писателей.
Октябрь – ноябрь – Вена, Неделя австрийско-советской дружбы.
1952. Апрель – Вена, Конгресс в защиту детей. Ноябрь – декабрь – поездка вместе с К. Симоновым в Англию и Шотландию с выступлениями по стране в защиту мира.
Декабрь – Вена, Конгресс народов в защиту мира.
Борьба против военной опасности сливалась для Федина в одно целое с разоблачением реакции, с защитой культуры от мракобесия, с утверждением идеалов прогресса и гуманизма, с борьбой за освобождение и счастье народов. В этом смысле литераторы социалистических стран и все прогрессивные писатели мира, как он неоднократно подчеркивал, являются прямыми наследниками и продолжателями традиций таких страстных борцов за мир, как Максим Горький и Ромен Роллан… «Я бы сказал так: если бы меня лишили права писать о мире, я перестал бы быть писателем и стал бы несчастнейшим человеком!» – заявил Федин с трибуны Второго конгресса писателей ГДР.
Свои статьи, очерки и выступления, накопившиеся за первый послевоенный период, писатель объединил в цикл "В защиту мира". Этот публицистический цикл – прямой литературный вклад Федина в самое представительное общественное движение современности.
…В тяжелых условиях обострившейся международной обстановки советский народ поднимал из руин и отстраивал заново города и села, восстанавливал и развивал разрушенное войной народное хозяйство. Темпы трудовых свершений были поразительными. Уже в 1948 году советская промышленность, вернувшаяся к выпуску мирной продукции, производила столько же, сколько до воины. На территории страны росли новые гигантские стройки – огромные гидростанции, каналы, которые раньше казались несбыточной мечтой. Заботясь о гармоническом развитии экономики во всех республиках и географических зонах, Советское государство улучшало размещение производительных сил. Продолжает возрастать промышленный потенциал восточных районов, Урала, Сибири, Дальнего Востока, все ощутимей становится их вес в хозяйственной и культурной жизни страны.
Значение экономических достижений, строительной и индустриальной нови, созданной в первую послевоенную пятилетку, Федин обобщал в июльском очерке 1952 года, посвященном пуску Волго-Донского канала. Для писателя стокилометровый канал между двумя великими реками – не только шедевр инженерной мысли и подвиг строителей, но и более широкое завоевание социалистического общественного строя, культуры масс, союза труда и науки.
Свой вклад в созидательную деятельность народа вносит советская литература.
Продолжается художественное осмысление подвига в Великой Отечественной войне. Во второй половине 1945 года на страницах "Комсомольской правды" публикуется роман А. Фадеева. "Молодая гвардия". Документальная достоверность и, сила художественных обобщений отличают это произведение, написанное по самым горячим следам событий.
Федин высоко оценил роман, едва полностью ознакомился, с ним в отдельном издании. "Твою книгу давно прочел… – писал он А. Фадееву 26 сентября 1946 года. – Сделал ты очень, трудную вещь, потому что для тебя обязательны живые люди, а это для создания образа – тяжкие оковы… Книга дала представление о типе нашей молодежи – не только таком, каким он должен быть (что не слишком ново, потому что известно из романтической литературы), но каков есть – в лучшей, «идеальной» ее части… Последняя часть книги – о страданиях молодежи – написана очень высоко".
Теме Отечественной войны посвящены многие произведения первого послевоенного десятилетия: "Повесть о настоящем человеке" Б. Полевого, «Звезда» Э. Казакевича, «Спутники» В., Пановой, «Буря» И. Эренбурга… "У поколения советских людей, видевших вторую, мировую войну, все сеновалы памяти забиты военным материалом, у них воспитаны войною все чувства", – отмечал позже Федин, давая высокую оценку некоторым из названных выше книг. Но ни одна из них, пожалуй, не вызывает столь настойчивого интереса у Федина, как "Молодая гвардия". Несомненно, это связано, помимо прочего, с обрисовкой положительных героев современности, которые занимают писателя.
К развернутой оценке "Молодой гвардии" Федин вернулся в статье 1951 года, когда автор, доработав роман, создал вторую его редакцию. Приведя некоторые подтверждающие факты из жизни, Федин задается вопросом: почему "юношество наше справедливо считает роман Фадеева книгой о себе".
Причин тому, конечно, не одна. Прежде всего "типичность героев литературного произведения зачерпнута глубоко из типичности героев… жизни. Факты Краснодона… так или иначе повторялись в сотнях советских городов и поселков, где комсомольцы, следуя за большевиками и защищая Родину, совершали подвиги, не щадя своей крови". Однако же фактом литературы все это стало благодаря крупному таланту художника и его особой идейной направленности. "Я не помню из истории литературы, – пишет Федин, – чтобы романист в такой близости шел следом за действительными событиями, художественно воплощая их в романе… Казалось, можно допустить такой опыт лишь теоретически. Но "Молодая гвардия" из романа-документа выросла в роман-обобщение". Фадеев – художник-новатор.
Много внимания уделяет литература послевоенного периода созидательному труду советских людей, а также другим темам – борьбе за мир и демократию, героическому прошлому страны и т. д. ("Русский лес" Л. Леонова, «Кружилиха» В. Пановой, "Далеко от Москвы" В. Ажаева, автобиографическая тетралогия Ф. Гладкова, "Первенцы свободы" О. Форш, "Степан Разин" С. Злобина, «Строговы» Г. Маркова, «Даурия» К. Седых и др.). Лучшие из этих произведений оцениваются Фединым на страницах печати, в выступлениях на творческих Дискуссиях, во внутренних рецензиях, в письмах.
Федин продолжает вести большую общественную работу внутри Союза писателей. С 1947 по 1951 год он возглавляет секцию прозы писателей Москвы.
Характерно, что работу секции новоизбранный председатель начал со встречи с автором романа "Молодая гвардия". "Дорогой Саша, – писал Федин Фадееву 21 января 1947 года, – на первом заседании Бюро нашей секции все его члены единодушно выразили желание – открыть нашу работу встречей с тобой… Я тоже прошу тебя об этом. Многое будет зависеть от начала… Мы бы хотели придать встрече форму беседы на тему о том, как ты работал над "Молодой гвардией". Опыт твой именно в этой работе чрезвычайно поучителен, и это все понимают. Поэтому, пожалуйста, не отказывайся". Выступление Фадеева на секции состоялось 4 февраля. Как сообщалось в заметке «Правды», "оно вызвало глубокий интерес многочисленного собрания писателей".
Внимательно отмечает Федин успехи в развитии литератур братских советских народов. Он участвует в совещании по туркменской литературе ("Ключи живые и мертвые". "Литературная газета", 1945, 29 сентября). Выступает в 1950 году на обсуждении произведений таджикских писателей, приуроченном к декаде таджикской советской литературы в Москве. В течение нескольких лет, до весны 1950 года, является председателем Комиссии по азербайджанской литературе правления Союза писателей СССР.
Судя по статьям, выступлениям и письмам тех лет, внимание Федина привлекают прежде всего художественные явления, обогащающие фонд всей многонациональной советской литературы, – произведения Б. Кербабае-ва, романы "Наступит день" М. Ибрагимова, «Абай» М. Ауэзова, «Знаменосцы» О. Гончара, поэзия М. Турсун-заде…
Обобщая развитие литературного процесса, давая оценки и разборы рукописей и книг, Федин помогает иным авторам в дальнейшей работе над произведениями. Такова творческая история романа Мирзы Ибрагимова "Наступит день".
Впервые роман был опубликован на азербайджанском языке в 1948 году. Произведение посвящено актуальной теме – борьбе за мир и демократию. Драматург и поэт, народный писатель Азербайджана, академик АН республики 37-летний М. Ибрагимов напечатал первый большой роман.
Рукопись в русском переводе была дана на оценку Федину как председателю Комиссии по азербайджанской литературе. 21 июня 1949 года Федин писал автору: "Дорогой товарищ Мирза Ибрагимов, наконец я вторично и весьма внимательно прочитал Ваш роман и дал отзыв размером в добрый реферат… В Ваших интересах и в интересах читателя, от которого будет зависеть, как будет встречен роман в России, надо еще основательно поработать как над азербайджанским оригиналом, так и над русским переводом. Я уверен, что Вы согласитесь со мной, ибо я думаю о судьбе книги, достойной того, чтоб к ней отнеслись хорошо… Вы извините меня, что я не захотел положиться целиком на первое беглое знакомство с романом и не отделался краткой одобрительной рецензией".
Прислушавшись к советам и предложениям Федина, М. Ибрагимов вновь засел за работу. Это пошло на пользу делу. Книга, вышедшая в русском переводе, была отмечена Государственной премией СССР. А между двумя писателями возникла дружба.
Отзывы размером "в добрый реферат" нередко получали от Федина и другие писатели. Особенно часто – авторы журнала "Новый мир", где он в течение долгих лет был членом редколлегии.
Своим учителем в прозе называет Федина Константин Симонов. В 1952 году Симонов представил в "Новый мир", выходивший под редакцией Твардовского, роман "Товарищи по оружию". Это произведение было прологом к циклу романов о Великой Отечественной войне – к будущей трилогии К. Симонова "Живые и мертвые", удостоенной Ленинской премии. Одним из первых читал рукопись Федин.
Эпизод с получением отзывов-писем Федина Симонов воспроизводит в двух очерках, каждый из которых назван характерно, – "То, чего не забудешь" (1965) и "Уроки Федина" (1978).
Федин высоко оценил намерения автора и четко формулировал задачу. "Мне хочется, – писал он, – чтобы большой Ваш замысел, очень важный для нашего времени, очень удачно выбранный, претворился бы в большое достижение русской советской прозы. Вы можете сделать так, что роман займет очень видное место в текущей литературе, но можете сделать так, что он войдет в историю литературы. Вот этого я Вам и желаю". Пока что Федин находил в романе недостатки, мешающие произведению подняться над текущим книжным потоком. Свое мнение Федин обосновывал в двух больших письмах.
Ненавязчивость тона и деликатность манеры изъяснен ния помешали Симонову, по его словам, сразу оценить всю глубину и серьезность замечании.
"К тому времени, когда я получил от Константина Александровича Федина эти два письма, мы уже давно были знакомы с ним, – вспоминает Симонов. – И, однако, письма эти были для меня открытием… Не хочу этим сказать, что мне никто и никогда не помогал до этого… Но письма Федина – это была не просто помощь добрым и умным советом, за его письмом стоял большой писательский труд, потраченный на меня… И я понимал меру этого труда, понимал, что прочесть мою рукопись так, как прочел ее Федин, и написать о ней так, как он о ней написал, – значило истратить на литературное воспитание прозаика Симонова не часы и не дни, а, очевидно, две-три недели, оторванные от собственной работы, от фединской прозы.
Труд такого рода всегда, в той или иной мере, – жертва, всегда – самоотречение. Но в данном случае мера этой жертвы поразила меня и оставила благодарным на всю жизнь… Много лет спустя, готовя "Товарищей по оружию" к новому изданию, беспощадно сокращая их, а многое переписывая, строчку за строчкой, я с благодарностью по многу раз заглядывал в лежащие передо мной на столе письма Федина… Другой вопрос: в какой мере и на этот раз пошли на пользу ученику уроки учителя? Об этом судить не мне. Но понял теперь в этих письмах я, кажется, все… И их чтение помогает мне сейчас не только трезвее относиться к сделанному до сих пор, но и помогает думать над тем, что еще не написано. А это, может быть, самое важное в жизни писателя, если он еще продолжает писать".
…Федин живо отзывается на события культурной жизни – отечественной и зарубежной. Только к 1949 году в связи с проводимым на освобожденной немецкой земле 200-летием со дня рождения Гёте Федин печатает очерк-исследование "Великий немецкий писатель" и в те же летние месяцы отзывается на 150-летие со дня рождения Пушкина исполненной любовью лирической миниатюрой, которую даже и называет – "Стихотворение в прозе". Он выступает от имени писателей на Всесоюзном съезде профсоюза работников полиграфического производства и печати и публикует статью-разбор о фильме "Академик Иван Павлов"… И так год за годом…
* * *
Литературный институт, в штате которого работал Федин, размещался в старинном особняке, знаменитом доме Герцена на Тверском бульваре. Он был невелик числом студентов и преподавателей. Осенью 1942 года, когда Федин принял творческий семинар, здесь училось человек пятьдесят-шестьдесят поэтов, прозаиков, драматургов. Параллельные семинары по прозе открыли также Л.М. Леонов и затем К.Г. Паустовский. Каждый молодой литератор был на виду.
Но работы и хлопот это не убавляло, а прибавляло. Обучение начинающих литераторов Федин рассматривал не просто как очередные. занятия и прохождение курса. Он не был обычным преподавателем, призванным сообщить другим установленные программой сведения. Не ощущал себя и цеховым старшиной, вокруг которого толкутся непосвященные, перенимая ремесленные навыки и умения. Нет, тут дело было нравственное, тонкое, полюбовное.
Федин не льстил себя надеждой, что кого-либо можно научить стать писателем. Каждый художник развивается согласно свойствам натуры и таланта, наблюдает жизнь, формируется атмосферой времени, общественной средой, идет своим путем. Мастер, в его представлении, мог лишь научить новичка, "как избегать ошибок, которые когда-то сам делал, а потом выучился их не делать. У него тоже были учителя…". "Открытия рождаются там, где кончается знание учителя и начинается знание ученика", – внушал Федин.
Но это-то и предполагало в мастере способность к самоотдаче, без чего не вникнешь в столь разные миры начинающих художников, не увлечешь горячие, нередко ломкие еще души. Тут требовалось повседневное общение, умение сказать под руку верное слово, помочь "найти себя", поддержать, ободрить, разбить иллюзии, остеречь от ошибок и поспешных ходов. Одним словом, ничего нельзя было добиться без активной доброты старшего художника по отношению к младшему.
Занятия в институте строились на основе обсуждений рассказов, очерков, глав из повестей, написанных студентами. Одна из участниц семинара первого послевоенного выпуска, А. Перфильева, вспоминает, что они были"…праздниками. Мы ждали их с волнениями, со страхом, особенно «именинники»… Толпясь в коридоре, высматривали в окна, когда покажется из ворот фигура Федина, всегда подтянутого, элегантного… – сами были в шинелях, в сапогах, в чем попало… Константин Александрович бывал не только добр… Иногда почти жесток. Ко всему серо-стандартному или неряшливому по языку он относился без скидок, непримиримо… У студентов была в ходу поговорка: "…Учитесь у Федина прозрачности Флобера". Штамп, бесцветность, неотработанность всегда подвергались суровой критике…"
Федин ставил в пример самые крупные образцы – Л. Толстого, Чехова, Горького, Бунина… Он воспитывал высокую художественную взыскательность. Но главное, чему он учил на своем семинаре, – мыслить.
"Воспоминания о муках немоты, или фединский семинар сороковых годов" – так озаглавил воспоминания о писателе Юрий Трифонов. Благодаря Федину он стал студентом Литературного института. Повесть «Студенты», которая обсуждалась на семинаре, в 1951 году была удостоена Государственной премии СССР.
По двум тетрадкам ученических виршей и слабенькому рассказику восемнадцатилетнего юнца летом 1944 года председатель приемной комиссии Федин высмотрел дарование. Федин способствовал публикации первой повести Ю. Трифонова в журнале "Новый мир", и он же первым дал ей трезвую оценку: Федин"…позвонил Твардовскому… и порекомендовал меня… Со звонка Федина Твардовскому началась моя судьба как писателя". "Повесть "Студенты", – продолжает Ю. Трифонов, – едва появившись, завоевала успех, и это ввергло меня в пучину заблуждения – простительного, ибо я стал самым молодым лауреатом, двадцати пяти лет, – будто я уже крупный писатель, от чего я избавился не скоро и с усилием. Дискуссии, конференции, статьи в газетах, переводы на иностранные языки, и среди этого шума и треска – холодноватый голос Федина. Он сказал о «Студентах» лишь одну фразу: "Трифонов написал хорошо, но мог бы написать лучше". Меня, оглушенного треском, тогда это, признаться, удивило… Зачем же о «лауреатской» книге говорить: "Зал был наполовину пуст"? Но прошло очень недолгое время, и я понял, что Федин был прав. И стал понемногу стараться "написать лучше".
В 1947 году Федина утвердили в звании профессора. На штатной должности в Литературном институте он работал до 1949 года.
К началу 50-х годов возрос общественный авторитет Федина. Писатель – член Комитета по государственным премиям в области литературы и искусства, член редколлегии журнала и редсоветов издательств. В 1951 году его избирают депутатом Верховного Совета РСФСР.
Все более расширяется круг знакомств Федина. Новые люди пополняют их. Иногда случается это как бы ненароком, но потом оказывается, что встречи имеют продолжение в будущем. Так, однажды происходит знакомство с сибирским литератором, с которым Федин затем почти два десятилетия будет работать в секретариате правления Союза писателей СССР. Этим писателем был Г.М. Марков – автор историко-революционного романа «Строговы», удостоенного в 1952 году Государственной премии СССР.
"Живя в Сибири, – вспоминает Георгий Марков, – я довольно часто приезжал в Москву… Я был знаком и часто встречался и с Фадеевым, и с Павленко, и с А. Макаренко, и с Л. Сейфуллиной, и с другими видными писателями. Но увидеться с Фединым, познакомиться с ним мне долго не удавалось… И вот однажды я снова оказался в Москве. Отзаседав в областной комиссии в связи с рассмотрением плана "Сибирских огней", мы вместе с Саввой Кожевниковым отправились в клуб писателей обедать… Мы сели в уголок за единственный свободный столик.
Вдруг дверь зала раскрылась, и в ресторан стремительно вошел Константин Александрович Федин. Я моментально узнал его по фотографиям и портретам, напечатанным в книгах. Остановившись, он окинул быстрым взглядом переполненный зал…
– Я вам не помешаю, товарищи, если на полчаса окажусь вашим соседом? – строгим, очень четким голосом спросил Константин Александрович.
Наперебой мы принялись приглашать Федина присесть за стол… Узнав, что мы сибиряки, Константин Александрович шутливо сказал:
– Вот оно что! В хорошую компанию я попал! Сибиряк – ведь это у нас почти почетное звание. Обедал с сибиряками! Шутка ли?! И говорят, у вас, в этой холодной стране, успешно процветает литература! Жаль, что не знаю я творчества сибирских писателей.
Савва Кожевников, написавший к тому времени десятки статей о творчестве писателей-сибиряков, не упустил случая и сел на своего любимого конька…
…Мы рассказали Федину о зиме. Она оказалась неодинаковой. В Новосибирске стояла оттепель, а в Иркутске ударил сильный мороз, и на Ангаре случилось зимнее наводнение – местами лед стал преграждать путь воде и выжимать ее на поверхность.
– Смотрите, как у вас необычно, – сказал Федин, с интересом слушавший наши рассказы о Сибири. – Кстати, вот совсем недавно я узнал, что у вас в прошлом были своеобразные "кедровые бунты". Узнал я это из романа «Строговы». Автор для меня новый.
Федин произнес несколько похвальных слов о романе и, полураскрыв портфель, в котором лежала моя книга, как-то одобрительно хлопнул ладонью по желтой коре.
Я страшно смутился. Савва представил меня. Константин Александрович в упор взглянул мне в глаза, и взгляд этот был жестким и каким-то очень требовательным, бескомпромиссным.
– По роману я считал вас старше, – сказал Федин…
Я опустил голову. Самым тяжким было бы сейчас для меня, если б Федин начал, как это случается порой с иными даже очень опытными людьми, расспрашивать: "А над чем вы трудитесь теперь, что пописываете?" – или, достав книгу, принялся бы не спеша полистывать ее. Но тонким внутренним чутьем Константин Александрович угадал мое состояние… заговорил о другом".
24 февраля 1952 года Федину исполнилось 60 лет. За выдающиеся заслуги в области литературы писатель был награжден вторым орденом Трудового Красного Знамени.
Юбилей широко отмечался. Сохранился короткометражный фильм, запечатлевший широкое общественное чествование в Центральном Доме литераторов и ответную речь, которую произнес юбиляр.
…После выхода отдельной книгой романа «Первые радости» волна безостановочной, шквальной работы над «Необыкновенным летом» началась с июля 1946 года, на даче в Переделкине… «Переселился и вживаюсь в новый роман, – писал Федин Мартьяновой 4 июля, – нахожусь по ту сторону черты, за которой лежит бурный 1949 год с его надеждами, его ожиданиями. Весь окружающий быт кажется поэтому сторонним и немного механичным, – живу без отчетливого участия в жизни, как нанятой».
В повести о писательском труде "Золотая роза" К. Паустовский рассказывает об одном из таких моментов, когда Федин работал над романом "Необыкновенное лето". Было это в Гаграх, в местном Доме творчества, где во всем еще чувствовались послевоенная бедность и разруха: "Шили мы… на самом берегу моря. Дом этот, похожий на дореволюционные дешевые «меблирашки», представлял из себя порядочную трущобу… Во время бурь он трясся от ветра и ударов волн, скрипел, трещал и, казалось, разваливался на глазах. От сквозняков двери с вырванными замками сами по себе медленно и зловеще отворялись… Все бродячие псы из Новых и Старых Гагр ночевали под террасой этого дома… Федин мог работать и зачастую работал в любой час суток. Лишь изредка он отрывался, чтобы передохнуть.