Текст книги "Цзян Чжунчжэн, или Неизвестный Чан Кайши"

Автор книги: Юрий Галенович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Фаина Ипатьевна Вахрева родиласв ] 5 мая 1916 года в городе Екатеринбурге в предгорьях Урала. Еще в раннем детстве она лишилась обоих родителей; у нее не осталось никого, кроме сестры Анны, которая была старше ее на семнадцать лет; поддерживая друг друга, сестры противостояли суровым превратностям судьбы.

Детство Фаины прошло в трудных условиях. В 1932 году, когда Фаине было 16 лет, они с сестрой устроились на работу на Уральском заводе тяжелого машиностроения, и именно там Фаина встретилась с молодым человеком с русским именем Николай, приехавшим из далекого Китая. Тут-то и нанялась удивительная история превращения жизнерадостной и полной оптимизма девушки в немногословную, сторонящуюся политики первую леди на Тайване.

Цзян Сяоюн вспоминал, что в детстве дети любили слушать из уст отца романтические рассказы о том, как он в свое время добивался расположения их матери. Да и сама история их встречи захватывает подобно сюжету кинофильма. То было суровой зимой 1933 года; Цзян Цзинго, работавший тогда дни напролет на заводе и возвращавшийся домой лишь поздно ночью, однажды по

312

пути в общежитие заметил громилу в тулупе, заслонившего дорогу девушке и явно к ней пристававшего. Оценив ситуацию, Цзян Цзинго решительно набросился на хулигана, выступив в роли «героя, спасающего красавицу»; благодаря этому он и завоевал сердце Фаины.

Так девушка из рабочей семьи Фаина вошла в жизнь Цзян Цзинго, который и сам был тогда просто бедным, загруженным работой молодым человеком.

По словам Цзян Сяоюна, в тот год, когда родители познакомились в Советском Союзе, Цзян Цзинго был крайне морально и физически истощен; в то время, когда в отрыве от родины и близких людей ему становилось невмоготу, Фаина всегда была рядом и протягивала ему руку помощи, согревала своим душевным теплом. Она стала надежным и понимающим спутником Цзян Цзинго на его нелегком пути.

В то время Фаина была юной девушкой, преисполненной жизненных сил и молодости. Она не только излучала оптимизм и девичью красоту, но и обладала удивительной добротой и душевной открытостью. Она увлекалась ездой на велосипеде, плаванием, катанием на коньках и успевала практически всюду. Фаина и Цзян Цзинго вместе с друзьями часто отправлялись на прогулки, плавали и просто проводили время вместе. К тому времени шел восьмой год, как Цзян Цзинго приехал в СССР, и он уже бегло говорил по-русски и во многом, будь то работа или взгляды на жизнь, походил на Фаину – он был таким же, преисполненным энергии, активным и открытым душой молодым человеком. И, должно быть, именно благодаря этой схожести воззрений и характеров они поженились, и, несмотря ни на какие трудности жизни и непрекраща-ющиеся испытания, смогли сохранить в себе теплоту, уверенность в будущем и несгибаемость!! од ударами судьбы.

Особый статус Цзян Цзинго заставил чету испытать все мыслимые и немыслимые трудности. По словам Цзян Сяоюна, в то время КПК осуществляла давление на высшее руководство СССР, то есть на Сталина, требуя принятия санкций против Цзян Цзинго, а неоднократные за-

313

явления Цзян Цзинго с просьбой разрешить возвращение на родину оставались безрезультатными и даже привели к тому, что его послали на «трудовое перевоспитание» в колхоз.

В 1936 году, после Сианьских событий, Цзян Цзинго написал письмо Сталину с просьбой разрешить ему вернуться в Китай. Вместо этого его вскоре уволили с должности редактора газеты «За тяжелое машиностроение» и исключили из кандидатов в члены ВКП(б). К этому времени уже родился первенец Фаины и Цзян Цзинго – Эрик. Вспоминая эти тяжелые для него дни своей жизни, Цзян Цзинго впоследствии говорил: «Этот период длился шесть месяцев, мы втроем влачили жалкое существование на скромную зарплату моей жены».

В 1937 году Сталин удовлетворил пожелание Цзян Чжунчжэыа, разрешив Цзян Цзинго уехать на родину. Это решение позволило Цзян Цзинго вернуться в Китай и начать там свою политическую карьеру. Это коренным образом изменило жизнь не только Цзян Цзинго, но и Фаины.

Со слезами расставаясь с родными и близкими и сопровождаемая их напутствиями и пожеланиями счастья, Фаина в последний раз помахала рукой верной опоре и неразлучному другу – своей сестре – и, следуя за мужем, покинула родину и отправилась в совсем незнакомую страну. Друзья восхищались ее решимостью ради любви отправиться на край света, но даже сама Фаина не могла и подумать, что ей никогда не суждено будет вернуться на родину.

Приехав в Китай, Фаина ощутила себя несколько потерянной, однако ничто не могло изменить ее жизнерадостный и открытый характер. В 1937 году она впервые встретилась со своим свекром – тогдашним лидером Гоминьдана Цзян Чжунчжэном, который был обрадован тем, что Фаина родила ему внука, и сам выбрал ему китайское имя – Цзян Сяовэнь.

Мать Цзян Цзинго, Мао Фумэй, была несказанно рада возвращению сына и, хотя приведенная им в дом невестка ни слова не понимала по-китайски, свекровь была удовлетворена выбором сына. Она очень привязалась к невестке.

Фаина испытывала чувство глубокой благодарности к свекрови за ее заботу и доброе отношение и в ответ пыталась делать все домашние дела сама.

Как говорил Цзян Сяоюн, его мать была родом из бедной семьи, да и за годы семейной жизни в СССР привыкла к трудностям; даже после того, как она попала в совершенно иную среду, став членом влиятельной и знатной семьи Цзян, ее привычка к бережливости и трудолюбие ничуть не изменились, и в глазах окружающих она была самой обыкновенной супругой и хранительницей домашнего очага.

Находясь в родной деревне, в Сикоу, Цзян Цзинго первое время после возвращения из СССР по настоянию отца большую часть времени тратил на усердные занятия китайским языком, который он заметно подзабыл за 12 лет пребывания в Советском Союзе. Фаина составила ему компанию в этих занятиях и была весьма старательна. В 1938 году там же, в Сикоу, у них родилась дочь.

После восьми месяцев, проведенных в Сикоу, Цзян Цзинго переезжает в Ганьнань – на юге провинции Цзянси – место, которое станет точкой отсчета в его политической карьере. Это период будет и наиболее насыщенным и красочным периодом жизни Фаины в Китае. Так как полномочия Цзян Цзинго в то время были невелики, он не противился участию супруги в своих политических делах. Частенько они вместе ходили по улицам и переулкам, собирая средства или участвуя в политических демонстрациях. Фаина оставалась по-прежнему энергичной и активной и, как и раньше, была надежным помощником своего мужа. Молодой Цзян Цзинго любил приглашать друзей домой; во время этих встреч хозяин обычно сиделв центре гостиной, окруженный десятками пар пытливых глаз и терпеливо отвечал на все задаваемые ему вопросы. Обычно наибольший интерес вызывали перипетии их жизни в СССР, хозяйка же с присущим ей гостеприимством старалась сделать все возможное, чтобы гости чувствовали себя, как дома.

В то время Цзян Цзинго был преисполнен энергии и надеялся, что Фаина тоже сможет подключиться к его деятельности, и потому позволял ей участвовать во многих мероприятиях, особенно связанных с работой среди женщин. Цзян Цзинго учредил на юге Цзянси дом образования для детей-сирот и директором его назначил Фаину. Отныне она – не только невестка в семье Цзян, но и важный соратник Цзян Цзинго в его политических делах.

Хотя годы жизни на юге Цзянси стали для Фаины самым запоминающимся и насыщенным событиями периодом, они же оказались для нее роковыми – именно здесь Цзян Цзинго изменит ей и нанесет ее открытой душе незаживающую рану.

В Ганьнане в жизнь Цзян Цзинго вошла «другая женщина», Чжан Яжо. Она была в числе сотрудников и подчиненных Цзян Цзинго, которые бывали в его доме. Чжан Яжо, скорее всего, тоже там бывала, и Фаина, учитывая степень вовлеченности в дела мужа в то время, наверняка была с нею знакома. Что же касается того, знала ли Фаина об отношениях Цзян Цзинго и Чжан Яжо, то, как от-мечал Цзян Сяоюн, отец до конца дней своих не признавал этого факта и даже дважды опровергал его. Фаина никогда этот вопрос не затрагивала, да и детям затрагивать этот щекотливый вопрос было неловко.

От связи Цзян Цзинго и Чжан Яжо остались не только романтические воспоминания, но и пара близнецов-сыно-вей – Чжан Сяоцы и Чжан Сяоянь, то есть Винсент Чжан и Джон Чжан (в конце 1990-х гг. министр иностранных дел на Тайване, а затем генеральный секретарь ЦК ГМД).

Цзян Сяоюн отмечал, что ему понятен отказ отца от признания двойни Чжан, так как таковое, с одной стороны, подняло бы вопрос об их статусе, а с другой стороны, и что гораздо важнее, нанесло бы удар Фаине; именно поэтому Цзян Цзинго решил скрывать от нее правду на протяжении всей оставшейся жизни. Фаина же, в соответствии с традиционным поведением китайских жен-

316

Цзян Чжун чжэн, ил и и ензв естны й Чан К а й ш и

щин, прощала и молчаливо принимала духовный мир мужа таким, каким он был.

Это история имела место в начале 1940-х гг, Чжан Яжо умерла при родах своих близнецов 2 мая 1941 года.

В 1944 году Цзян Цзинго покинул юг Цзянси и отправился в Чунцин, а затем в Шанхай. В этот период ему пришлось претерпеть немало неудач в работе, а Фаина по-прежнему оставалась для него самым важным, а подчас и единственным соратником и близким по духу человеком. В 1945 году в Чунцине родился их второй сын – Цзян Сяоу, а затем, в 1948 году, в Шанхае появился на свет Цзян Сяоюн,

В 1949 году на материке произошли коренные перемены, и Фаина с семьей переехала на остров Тайвань. В самом начале Цзян Цзинго работал в Молодежном союзе спасения родины и в Комитете по социальной поддержке демобилизованных военнослужащих; объем работы был не очень большим, и у него оставалось достаточно времени, чтобы быть рядом с Фаиной; поэтому помимо развлечений с детьми супруги время от времени отправлялись погулять по улицам вдвоем. Отныне все внимание Фаины было сосредоточено на муже и детях. Быт их семьи отличался простотой; Фаина вела все. домашние дела сама —■ без чьей-либо помощи, соседи нередко видели ее стирающей тяжелые шторы – точь-в-точь как несколько лет назад в Сикоу. На заднем дворе она разводила кур, а яйца оставляла исключительно мужу и детям в качестве добавки к повседневному рациону .

По мере успешного продвижения Цзян Цзинго по политической лестнице все более сокращалась область участия Фаины в делах мужа. С одной стороны, это объяснялось тем, что на Цзян Цзинго ложились все более важные государственные обязанности, и он уже не мог, как прежде, запросто принимать гостей у себя дома вместе с супругой, а с другой стороны, что, наверное, было важнее всего, сам Цзян Цзинго, заняв ведущие посты в государстве, больше не привлекал жену к участию в своих делах. Постепенно Фаина начала из жизнерадостной и активной

женщины превращаться в обыкновенную домашнюю хозяйку. Она перестала спрашивать о служебных делах мужа, хотя и была постоянно рядом с ним и в курсе его государственных забот. Цзян Сяоюн говорил, что после того как его мать отошла от общественных дел мужа, произошел коренной перелом в ее характере. Она реже стала появляться на людях, без прежней охоты разговаривала с малознакомыми людьми; все чаще можно было видеть ее уединившейся, тихой и задумчивой. Цзян Сяоюн вспоминал, что в молодости его мать была очень подвижной и любила спорт – часто играла в кегли, гольф; позже, в результате заболевания астмой, она уже не могла продолжать занятия спортом и нашла себе другое любимое развлечение – игру в мацзян, которую она, однако, тоже была вынуждена вскоре оставить. В то время Цзян Цзинго, занимавший пост председателя Исполнительного Юаня (то есть премьера, главы правительства), возглавил кампанию за нравственность, трудолюбие и бережливость и посоветовал жене не играть в эту азартную игру. Какая бы просьба ни прозвучала из уст Цзян Цзинго, она немедленно становилась ддя Фаины законом, которому она беспрекословно следовала, – хотя с тех пор прошло более двадцати лет, и самого Цзян Цзинго уже не стало, но она так никогда больше и не играла в мацзян.

Живя в Китае, Фаина стремилась воспринимать все китайское. Благодаря этому она снискала восхищение своего свекра Цзян Чжунчжэна, В день ее 50-летия Цзян Чжунчжэн преподнес Фаине собственноручно написанную им каллиграфическую надпись – поздравление с юбилеем мудрой супруги его сына.

С самого начала своей политической карьеры Цзян Цзинго сохранял должную дистанцию от предпринимательских кругов, стремясь избежать попадания в зависимость, да и сама значимость личного благосостояния была для него весьма невелика.

Юй Гохуа, который на протяжении долгих лет был близок к Цзян Цзинго, вспоминал, что за всю свою жизнь Цзян Цзинго не нажил какой-либо личной собственное-ти – дом, в котором он жил, принадлежал казне, и даже средства, выдаваемые ему на личные расходы, он отдавал обслуживающему персоналу в качестве премии или жертвовал их на нужды малоимущих, зарплату лее свою он всегда отдавал жене, которая ее распределяла и экономно тратила. Под влиянием мужа Фаина в ведении домашнего хозяйства была весьма бережлива и консервативна. Цзян Сяоюн отмечал, что его мать всегда была очень аккуратной и бережливой и отличалась скромностью в быту. Так как она очень редко появлялась на людях, то и не уделяла особого внимания одежде – всегда одевалась в свои несколько извечных платьев и крайне редко приобретала что-то новое.

Несмотря на свою бережливость, Фаина всегда уделяла большое внимание общественно полезной и благотворительной деятельности. Когда однажды в результате разрушительного тайфуна жителям острова был нанесен серьезный ущерб, Фаина, узнавшая об этом из газет, нс раздумывая ни минуты, анонимно перечислила бережно отложенные ею за долгие годы миллион с небольшим тайваньских долларов (30-35 тысяч американских долларов) на устранение последствий стихийного бедствия. Этот поступок выразил всю душевную теплоту и чувство сострадания, присущие этой, скрытой от глаз общественности, первой леди.

Близкие к семье Цзян люди вспоминали, что Цзян Цзинго прекрасно понимал чувство одиночества, испытываемое его супругой на склоне лет – особенно после того, как их дети один за другим покинули родительский дом, и даже воспитываемая ею с младенчества внучка Цзян Юмэй отправилась на учебу за границу. В последний период жизни Цзян Цзинго их резиденция в Дачжи была наполнена духом печали и одиночества. В резиденции обычно жили лишь супруги. В то время здоровье Цзян Цзинго было уже неважным, и ему нередко приходилось работать, лежа в постели, но каждый раз, когда он завершал какую-то работу, он заходил в комнату Фаины, брал ее руки в свои итак, не говоря ни слова, они могли проси-

деть очень долго – это стало одним из способов поддержки и утешения друг друга в старости.

Имевший тесные связи с двумя поколениями семьи Цзян Юй Гохуа (в прошлом премьер, а в конце 1990-х гг. – старший советник президента) вспоминал, что в 1980-х гг. у Фаины из-за астмы возникла хроническая кислородная недостаточность, приходилось все чаще прибегать к помощи кислородной маски. Ей становилось все труднее передвигаться, и жизненные силы покидали ее на глазах.

Незадолго до кончины Цзян Цзинго состояние ее здоровья вдруг резко ухудшилось, врачи настаивали на госпитализации, но Фаина, уже долгое время не выходившая за порог дома, ни на какие увещевания врачей не поддавалась и ложиться в больницу наотрез отказывалась.

Цзян Цзинго в те дни тоже не вставал с постели, но, обеспокоенный состоянием здоровья жены, поднялся и ценой больших усилий дойдя до ее комнаты, сказал: «Фаина, ты обязательно должна поехать в больницу. Если ты не хочешь ехать одна, я поеду с тобой». Только что наотрез отказывавшаяся ехать, она, доверившись уговорам и заботе мужа, согласилась лечь в больницу при условии, что и он ляжет на лечение тоже. С годами Фаина проявляла все большую эмоциональную зависимость от Цзян Цзинго, и, хотя здоровье их было весьма слабым и за день они иногда обменивались лишь парой слов, в дни, проведенные рядом с мужем, она чувствовала себя увереннее и спокойнее; время хоть и тянулось по-прежнему медленно и печально, но было какое-то ощущение покоя и реальности бытия.

Юй Гохуа говорил, что в последние годы жизни Цзян Цзинго здоровье Фаины внушало даже больше опасений, чем здоровье ее мужа; никто и подумать не мог, что он умрет раньше. Да и сам Цзян Цзинго не раз говорил, что он больше всего беспокоился за здоровье жены и, хотя его собственное здоровье оставляло желать много лучшего, был уверен, что сможет заботиться о жене до последнего дня ее жизни.

320

Сорок лет прожившая в семье Цзян домработница А-бао была человеком, заботившимся о повседневной жизни пожилых супругов. Чета очень ценила ее умелые руки и заботливое сердце, и все большие и малые дела резиденции, включая расстановку персонала, осуществлялись с ее помощью. А-бао тоже шел восьмой десяток —• она была на год старше Фаины. После смерти Цзян Цзинго она останется в резиденции проводить остаток дней вместе с Фаиной.

В силу длительной изоляции от внешнего мира Фаина в течение сорока лет своей жизни на Тайване продолжала говорить все на том же нинбоском диалекте, который выучила когда-то на материке. Русского никто вокруг нее не понимал, да и нинбоский диалект, ставший для нее вторым родным языком, был мало кому понятен, за исключением ее детей и персонала резиденции. К счастью, вскоре после приезда на Тайвань супруги Цзян осознали важность английского языка, становившегося в те годы основным средством международного общения, и приложили немало усилий для его изучения. Регулярно занимаясь с преподавателем, они уже тогда заложили солидную основу владения этим языком. Впоследствии, так как Фаина испытывала трудности при чтении по-китайски, английский стал основным языком, на котором она читала, и наиболее часто используемым ею языком на протяжении сорока лет жизни на Тайване.

13 января 1988 года стало для Фаины самым страшным днем ее жизни. У больного тяжелой формой сахарного диабета Цзян Цзинго внезапно пошла горлом кровь. Все в резиденции была в панике, но никто не отваживался войти в соседнюю комнату и сообщить о случившемся Фаине, всего за несколько дней до этого в тяжелом состоянии вернувшейся из госпиталя и все еще не снимавшей кислородной маски. Но вскоре ситуация стала еще тревожнее, и Цзян Сяоюн понял, что молчать дольше уже нельзя. Он сообщил матери, что жизнь отца под угрозой. Ничто не могло потрясти Фаину больше, чем это страшное известие – у нее просто не было сил принять

эту суровую реальность. В тот же день все ру ководители правящей партии, армии и правительства собрались в резиденции в Дачжи в ожидании вердикта медиков, делавших все возможное для спасения жизни президента Цзян Цзинго. И, хотя никто из них не видел его супруги, лежавшей в кислородной маске, все они слышали звуки рыданий, доносившиеся из соседней комнаты. Человек, ради которого она была готова пожертвовать своей жизнью, ради которого она покинула родину, этот человек навсегда, безвозвратно ее покидал. В течение полувека, проведенного Фаиной в доме Цзян, муж был ее единственной опорой, и кончина его воспринималась ею как конец света – казалось, земля уходила у нее из под ног.

После смерти Цзян Цзинго Фаина стала очень замкнутой и одинокой. Она могла просидеть целый день, не обронив ни слова и не сделав и шага за порог своей комнаты. Домашние были всерьез озабочены ее здоровьем. Цзян Сяоюн говорил, что в результате длительной погруженности в себя его мать перестала проявлять интерес к визитам друзей – когда он сообщал ей, что кто-то из них собирается зайти проведать ее, она все чаще отвечала: «Поблагодари за доброту и за то, что не забывают о нас, и все». Несмотря на ее нежелание встречаться с людьми, старые друзья все же частенько навещали ее.

Но злой рок продолжал преследовать Фаину, которая, не успев еще оправиться от потери мужа, вскоре похоронила одного за другим двоих сыновей, скончавшихся от болезней в 1989 и 1991 гг. Тяжесть утрат была столь велика, что, казалось, она уже не сможет перенести новые удары судьбы, выпавшие на ее долю.

В 1992 году в сопровожу,еиии Цзян Сяоюна и его супруги Фаина совершила поездку в Сан-Франциско, чтобы встретиться с дочерью и внуками. Этот визит стал ее второй поездкой за рубеж после переезда на Тайвань (первый раз она выезжала в Америку на свадьбу Цзян Сяоу). Эти дни станут наиболее светлыми и спокойными днями ее жизни после смерти мужа. Цзян Сяоюн надеялся помочь матери хоть на время забыть тоску и горечь уч рат.

Свежий воздух, солнечные дни и теплые отношения с детьми действительно значительно поправили ее здоровье, но ничто так и не смогло задержать ее в Америке надолго. Фаину тянуло на Тайвань, в дом, где все напоминало ей о муже.

С распадом Советского Союза до Тайваня все чаще стали доноситься вести с далекой родины Фаины. В конце 1991 года в газете «Правда» был опубликован специальный материал с рассказом е ее судьбе; московское радио также передало специальную программу, посвященную ей.

Весной 1992 года Фаина неожиданно получила письмо от старой подруги с родины – М. С. Аникеевой. Чета Цзян дружила с ней в годы работы на Уральском машиностроительном заводе (кажется, именно с ней, судя по ее воспоминаниям, Фаина в свое время советовалась, какое платье ей надеть на ужин со Сталиным). Со времени их расставания в 1937 году, когда Фаина вместе с Цзян Цзинго покинула СССР, прошло уже больше 50 лет. Кто в то время мог предположить, что друзьям не суждено будет не только встретиться, но даже обменяться письмами. Поэтому зто «письмо с родины» было поистине драгоценно. В нем, кроме слов о пятидесяти годах разлуки и тоски о друзьях, содержалось и сердечное приглашение «приехать на Север погостить». Письмо Аникеевой глубоко тронуло Фаину, которая была несказанно обрадована и утешена тем, что после долгих лет разлуки и политической изоляции старые друзья все еще помнят ее и скучают по ней. Теплые письма, подобно фантастической машине времени, перенесли ее на пятьдесят лет назад и дали возможность еще раз пережить те трудные, но полные ощущения свободы и значимости годы.

12 июня 1992 года Фаина, отступив от своего правила не принимать гостей из-за рубежа, встретилась с посланцами с родины. Этот день станет для нее одним из немногих радостных и запоминающихся моментов за четыре с лишним года, прошедших после смерти мужа. Она приняла у себя прибывших на Тайвань с визитом мэра и

323

вице-мэра Минска (встреча была организована МИД}. Первое, что сказала Фаина, приветствуя мэра А. Герасименко, было: «Я очень рада встрече с Вами!» Эта фраза прозвучала из ее уст впервые за последние пятьдесят лет. А. Герасименко преподнес ей государственный флаг Белоруссии, буханку черного хлеба и русскую матрешку. Преисполненная радости, Фаина приподнялась, чтобы собственноручно принять прибывшие с далекой родины «сувениры», и мягкая улыбка озарила ее лицо, когда она ощутила в своих руках мягкость черного хлеба, которого она не видела уже столько лет. А. Герасименко был также весьма рад возможности встретиться с Фаиной и сказал ей: «Хотя Вы уже в почтенном возрасте, но Вы все еще прекрасная, милая и истинно русская женщина».

Цзян Сяоюн говорил, что одиночество, испытываемое его матерью, не давало ему покоя. Он уже несколько раз пытался уверить ее, что политическая обстановка изменилась и что можно подумать о поездке в Россию или на материк. Мать, по его словам, всячески сдерживала свои чувства по отношению к родине – во-первых, может быть, потому, что к тому времени у нее не осталось там никого из родных, а, во-вторых, политическая среда на протяжении долгих лет заставляла ее сдерживать тоску по родине и не показывать ее другим. Хотя, когда Цзян Цзинго был еще жив, они вдвоем иногда за рюмкой вина говорили на непонятном даже их детям русском языке, а в другие дни отец рассказывал детям о годах жизни в СССР. Но Фаина так и не смогла полностью избавиться от влияния политических настроений и собраться в путь на родину. Позже здоровье станет еще слабее, и ехать так далеко ей будет уже физически невозможно. Осознавая тот факт, что и самому ему из-за серьезной болезни осталось жить недолго и что поездка матери на родину становится поэтому все менее реальной, Цзян Сяоюн в декабре 1996 года, незадолго до своей кончины говорил, что невозможность посетить вместе с матерью Россию и материковый Китай стала самым большим огорчением в его жизни.

Больше всего Цзян Сяоюна волновало то, как сложится жизнь его матери после того, как он уйдет, и она останется одна. При каждом упоминании о матери на глаза его наворачивались слезы. Невыразимая боль и тревога наполняли его сердце. Он говорил, что Фаина – многострадальная мать; в молодости попав в семью Цзян, она пожертвовала всем, всю последующую жизнь ничего не добиваясь для себя, и шла по жизни, безропотно принимая удары судьбы. Она – великая женщина, сумевшая прожить такую простую жизнь в непростой первой семье Китая.

Один из сыновей Фаины, Цзян Сяоюн, фактически посвятил свою жизнь матери 14 как никто понимал ее и сочувствовал ей. Именно воспоминания Цзян Сяоюна позволяют лучше понять Фаину и ее судьбу, задуматься над, судьбами людей России и Китая, которых связывает любовь и родственные отношения.

13 января 1996 года, в день восьмой годовщины смерти Цзян Цзинго, Фаина и три ее невестки посетили его гробницу в Тоуляо (уезд Таоюань). Это все, что осталось сегодня от семьи Цзян – несколько женщин, вместе стоявших в тот зимний день на холодном ветру.

Цзян Вэйго родился 6 октября (по другим сведениям 10 сентября) 1916 года. Хотя он родился в Японии, но воспитывался и рос в любви и холе в Сикоу, в доме Цзян; его любили и нежили не меньше, чем Цзян Цзинго. Мать Цзян Чжунчжэна он звал «бабушкой», Мао Фумэй – «матушкой», Яо Ичэн – «приемной мамой», но фактически считал ее родной матерью. Цзян Чжунчжэн одинаково хорошо относился к обоим своим сыновьям. Цзян Вэйго тоже очень любил Цзян Чжунчжэна и испытывал к нему глубокие чувства. Он вспоминал: «Мне более всего запомнилось, как отец во время самых напряженных битв, в самые острые моменты, тогда, когда он подвергался давлению либо внутри страны, либо из-вне, всегда любил позвать меня к себе, чтобы благодаря этому снять напряжение». Как только Цзян Вэйго выражал желание повидать-

:гл')

ся с отцом, говоря, что он соскучился, Цзян Чжунчжэн звал его к себе. Многих трогало, когда они видели как Цзян Чжунчжэн обнимал Цзян Вэйго и носил его на руках, а иной раз мальчик ехал у отца на плечах.

Цзян Чжунчжэн воспитывал Цзян Вэйго в таких же строгих правилах, что и Цзян Цзинго. В детстве Цзян Вэйго был весьма настырен и упрям. Однажды он не стал дожидаться, пока остановятся носильщики паланкина, в котором его несли, и бросился вон; при ударе о землю он едва не погиб. Отец тогда очень разнервничался и крепко всыпал ему.

Когда Цзян Вэйго с Яо Ичэн поселились в Сикоу, он стал ходить в единственный в то время в уезде Фэнхуа детский сад. Там было не более десяти детей, причем из известных в округе семей. Вэйго был живым мальчиком. Он катался на деревянных лошадках, играл в песочек, бегал и падал. Он был любопытен. Это был умный мальчуган. Он все запоминал на лету, в том числе и иероглифы. Его первый учитель очень любил его .

Затем Яо Ичэн увезла его в Нинбо, где Цзян Вэйго пошел в начальную школу. Вскоре они переехали в Шанхай, где жили на даче Чжан Цзинцзяна. В 1923 году, то есть 8 лет от роду, Цзян Вэйго стал ходить в ту же шанхайскую школу, что и его брат Цзян Цзинго. Иной раз он бывал в гостях и у третьей жены своего отца, Чэнь Цзежу, которую называл «матушкой».

Когда Цзян Чжунчжэн разошелся с Яо Ичэн, Цзян Вэйго практически остался жить с ней в Сучжоу, где и учился вплоть до отъезда на учебу в Германию. Учась в средней школе, Цзян Вэйго проявил актерские способности, много играл в самодеятельных спектаклях. Он был очень общительным человеком. Цзян Вэйго обладал чувством юмора.

Окончив школу, он поступил в университет на физический факультет, а также изучал политические и социальные науки, экономику.

Формально в Сучжоу его опекунами были У Синьчжун и его супруга. Однако фактически Яо Ичэн, хотя и не имея

326

опекунских прав, вырастила мальчика. Цзян Вэйго в Сучжоу часто общался с одним из известных идеологов Го-миньдана, Дай Цзитао (того самого, что привез Цзян Вэйго из Японии по поручению Цзян Чжунчжэна). Время от времени Цзян Чхсунчжэн присылал за сыном своих телохранителей, которые привозили его к отцу в Нанкин или в Сикоу.

В сентябре 1937 года в возрасте 22 лет Цзян Вэйго по воле отца отправился учиться военному делу в Германию. Благодаря этому он научился бегло говорить по-немецки; он любил рассказывать о своей учебе в военном училище в Мюнхене.

Перед Второй мировой войной Цзян Вэйго выехал в США, где обучался и в сухопутном и в летном училищах, а затем – на курсах для офицеров бронетанковых войск.

В конце 1940 года Цзян Вэйго возвратился на родину. Он начал служить под началом генерала Ху Цзуннаня командиром взвода в чине лейтенанта. В это время Цзян Вэйго и познакомился с Ши Цзинъи – дочерью богатого предпринимателя, текстильного фабриканта из Северо-Западного Китая Ши Фэнсяна. Через некоторое время Цзян Вэйго женился на Ши Цзинъи. Главными хозяевами на его свадьбе были Цзян Чжунчжэн и Сун Мэй-лин.

Цзян Вэйго впервые встретился со своей будущей женой в поезде по дороге из Сиани в Нанкин. Она читала английскую газету. Он решил познакомиться с привлекательной девушкой и обратился к ней с каким-то вопросом, желая завязать разговор. Она не обратила особого внимания на простого, как ей показалось, офицера. И все же основа для развития отношений была заложена. Когда же девушке стало известно, что ее новый знакомый – второй сын председателя Цзян Чжунчжэна, а он узнал, что девушка, привлекшая его внимание, это драгоценное дитя крупного предпринимателя, то отношения молодых людей стали быстро развиваться, и вскоре состоялась их свадьба.

327

Войну Сопротивления Японии Цзян Вэйго закончил в должности командира батальона. После победы в этой войне, при поддержке своего отца и генерала Хэ Инциня, Цзян Вэйго, которому тогда было всего 30 лет, получил чин генерал-майора и был назначен заместителем командующего бронетанковыми войсками и начальником штаба этих войск. В этой должности Цзян Вэйго состоял вплоть до отъезда на Тайвань.

Ши Цзинъи, следовательно, оказалась супругой заместителя командующего бронетанковыми войсками. У нее были мужские повадки. Она носила высокие кожаные сапоги, часто общалась с танкистами и сама водила боевые машины. Ее можно было часто увидеть в танковых частях на Тайване.