Текст книги "Луна - Солнце мертвых"

Автор книги: Юрий Кургузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Но вы вовсе не похожи на умирающего, сударь, – безуспешно пытаясь оставаться серьезной, проговорила она. – По-моему, даже наоборот.

– Это все благодаря вам, – пояснил я. – У меня начали уже было холодеть руки, но тут как фея из сказки явились вы – и вот я спасен, ура! Правда, – скосил я глаза на девушку, – то, что вы принесли, пища в основном материальная, а ведь усталому путнику так нужна еще и духовная…

Ее алые щечки вдруг побелели.

– А что еще нужно усталому путнику? – ледяным тоном поинтересовалась она.

Как подкошенный рыцарь, я рухнул со стула прямо на одно колено.

– Ничего! Клянусь, ничего! Я только думал…

Она больше не улыбалась.

– Если вы думали, что я по первому вашему слову побегу в парк, сударь, то вы ошиблись.

Я растерялся.

– Ну почему же обязательно в парк? Давайте сходим еще куда-нибудь… хотя бы на пруд…

Девушка вспыхнула:

– Может быть, это у вас в столице богатым господам достаточно лишь поманить пальцем, чтобы несчастные служанки исполняли все их прихоти. Но здесь не столица, сударь! – Она грозно, но очень мило топнула ножкой. – Не столица! Так и запомните… бабник!

Оскорбленный до глубины души "бабником" и прекрасно зная и без нее, что здесь не столица, я удрученно вернулся на стул и снова завладел ножом и вилкой. Всем своим жалким видом я являл теперь воплощенную скорбь и обиду, а каждый квадратный сантиметр моего измученного тела, казалось, словно вздрагивал от безжалостных и несправедливых ударов бича клеветы и такого вопиющего непонимания.

Наверное, в тот момент на меня действительно жалко было смотреть, потому что, уже взявшись за ручку двери, девушка вдруг обернулась и тихо сказала:

– Ну что вы… Я вас обидела?

Путник скрипнул зубами и мелко-мелко затряс головой как при вступительной фазе эпилептического припадка, усугубленного приступом дизентерии.

– Нет-нет, как вы могли подумать! – Потом немного поразмыслил и грустно добавил: – А впрочем, так мне и надо…

Однако должно быть, вид у меня был и правда убогий, потому что новая горничная какое-то время смущенно попереминалась с ноги на ногу, комкая воздушные кружевные оборочки своего передничка, а потом вздохнула и еще тише произнесла:

– Но вы же понимаете, в каком я тут положении?

Припадок грозил начаться в любой момент.

– Понимаю, я все понимаю… Идите, радуйтесь жизни и будьте счастливы…

И тогда она снова вдруг рассмеялась:

– Ну вы и…

– Тип, да?

– Да. Я даже не сразу вижу, когда говорите серьезно, а когда шутите.

Я устало уронил на глаза веки – какие уж, мол, теперь шутки, с шутками на этом свете кончено, – но потом сразу же поднял обратно. Девушка же осторожно приоткрыла дверь и выглянула в коридор.

– Тихо? – спросил я.

– Тихо. Но все равно мне надо идти, – сказала она, – а то господин граф будет сердиться.

– Господин граф сердится редко, – прошамкало из-за стола то, что еще совсем недавно было усталым путником. – А я лучший друг господина графа со всеми вытекающими из этого приятными последствиями и…

Горничная улыбнулась:

– И все-таки мне надо идти. – Она немного помолчала и неожиданно лукаво прищурилась: – А когда вы немного поправитесь, я, так и быть, погуляю один разок с вами в парке, хорошо?

Покойник начал оживать.

– Хорошо! Конечно же, хорошо! То есть, просто дьявольски как хорошо! Но почему только один?

– Приятного аппетита, сударь, – прощебетала юная фея в передничке и змейкой выскользнула за дверь.

– Спасибо! – прокричало ей вослед то, что вроде бы снова понемногу начинало становиться прежним усталым путником. – Но как зовут вас, о фибр моей души?

– Эрцебет! – донеслось уже из коридора, и по полу зацокали звонкие каблучки.

– Эрцебет! – плотоядно рыкнул одинокий путник и, урча, снова набросился на графский обед. – Эрррцебет!..

Глава XII

Я рвал и метал руками и зубами принесенный новой горничной обед, а в голове настойчиво пульсировала мысль: «Эрцебет… Эрцебет… Где мог я совсем недавно встретить это имя?..»

И хотя по мере насыщения я приходил во все более расслабленное и даже благодушное настроение, мысль не отступала – наоборот, словно въедливый, злой комаp, нудела и зудела в ушах, пока наконец в отчасти размягченных вином и пищей мозгах не промелькнула одна догадка, точнее даже не догадка, а зацепка: я, кажется, вспомнил, что совершенно случайно наткнулся на упоминание о какой-то Эрцебет, перелистывая книгу, которую подсунул мне Карл в библиотеке несколько дней назад, как раз в то самое злополучное утро, когда был убит (или еще не убит?) дворецкий.

Едва лишь зацепка переросла в убеждение, что имя это действительно было в той книге, я вышел из-за стола и поспешил в библиотеку. К счастью, на сей раз там никого не было; я быстро отыскал нужный том и, отдернув тяжелые темные занавески и приоткрыв громадную форточку, уселся в глубокое кресло возле окна, из которого так хорошо виден был холм, ставший четыреста лет назад братской могилой янычар Ибрагим-бея.

Я устроился поудобнее и принялся просматривать книгу в поисках страницы, на которой промелькнуло в прошлый раз имя Эрцебет. Занятие это оказалось кропотливым и непростым, и в первую очередь из-за того, что книга была очень и очень любопытной, – она представляла из себя весьма пространный компилятивный очерк демонологии и ведовства, обильно снабженный отрывками из сочинений средневековых и более поздних авторов, как светских, так и церковных, посвященных исследуемому предмету, а также документами, своим содержанием близкими тому, который я уже читал.

Здесь были фрагменты из "Демономании" Бодена, "Колдовства" и "Картины непостоянства злобных ангелов" Пьера де Ланкра, "Очарованного мира" Бальтазара Беккера и многих, многих прочих весьма специфических трудов, включая, конечно же, знаменитый "Молот ведьм" Шпренгера и Инститориса.

Перевод и редакция столетней давности, правда, оставляли, на мой взгляд, желать лучшего, потому что и француз Боден, и немец Агрикола, и датчанин Торфеус изъяснялись в этом толстенном "очерке" равно деревянным, довольно-таки косноязычным штилем, однако же сведения, сообщаемые "любознательному читателю", были столь неожиданны и уникальны, что я, незаметно для себя, ушел в чтение с головой, совершенно позабыв о первоначальной цели своего визита в библиотеку. И не только об этом.

За какой-нибудь час я получил самое детальное представление о том, коим образом следует себя вести, дабы успешно заключить наиболее выгодную сделку с дьяволом или же его подручными; как отличить ведьму и колдуна от обычных людей (правда, преимущественно с помощью пытки); прочел массу "достовернейших" свидетельств очевидцев о встречах с чертями, привидениями, живыми мертвецами и многое, многое другое.

Особенно любопытным было описание средств, которыми пользуются колдуны для того, чтобы творить различные гадости простым смертным, а рассказ о так называемой "мертвой руке" буквально поразил меня и поверг в невольную дрожь и уныние.

"Изготавливалась" "мертвая рука" следующим образом. Ночью, тайком, нужно было прокрасться к виселице с повешенным преступником (хорошо бы, казненным по обвинению в колдовстве же) и тупым ножом отпилить кисть руки трупа, желательно левую, хотя и правая тоже годилась вполне. Потом добычу надо было отнести домой, где, обернув в специально приготовленный загодя саван, крепко отжать, так, как женщины отжимают белье после стирки, – чтобы выдавить из руки всю кровь. Затем обескровленная кисть погружалась на две недели в раствор смеси серы, селитры, древесного угля, горчицы, красного перца и других зелий, а после высушивалась – летом на солнцепеке, а зимою в печи, которую для такой цели топили исключительно папоротником и вербеной. Готовая же "мертвая рука" служила своего рода подсвечником для "дьяволовой свечи", отлитой из жира, вытопленного из трупа удавленника же, с примесью обычного пчелиного воска и какой-то травы, которая растет только в Лапландии.

Итак, "дьяволова свеча" вставлялась в "мертвую руку", и колдовская сила этого орудия была огромна и удивительна – куда бы ни заглянул вооруженный такой свечой волшебник, все присутствовавшие в том месте люди немедленно впадали в оцепенение и вообще становились как покойники. Естественно, слуги сатаны в это время могли беспрепятственно вершить над ними любые черные козни и делать все, что им только заблагорассудится.

Но это я привел вам лишь один пример, а подобных там были десятки и сотни. Описания шабашей, ведовских ритуалов, жутких случаев порчи и сглаза занимали почти две третьих объема книги, однако особенный интерес вызвало у меня письмо некоего дворянина своему двоюродному брату в Вену, датированное 1705 годом. Судя по содержанию письма, дворянин этот долгое время служил в армии князя Ракоци, и вот что довелось как-то услышать ему от жителей одной деревушки. Надо ли говорить, с каким вниманием и волнением прочел я следующие строки.

"… А в завершение своего послания, зная, как охочи Вы до подобных историй, приведу здесь, дорогой мой кузен, рассказ местных крестьян об упырях.

В маленькой деревне близ Темешваре жил возчик по имени Арнольд, человек угрюмый и нелюдимый. Однажды вез он тяжелые бочки с вином в поместье здешнего барина, и случилось так, что у телеги лопнула ось и Арнольд свалился на землю, а бочки покатились прямо на него и задавили насмерть. Арнольд испустил дух тут же, на дороге, и, поскольку не было у него ни жены, ни детей, похоронили его всем миром жители той деревни.

Прошло сорок дней, и вдруг, в одну ночь, внезапно умерли пятеро соседей Арнольда, здоровых, крепких мужчин, и на лицах и телах их были видны следы, которые определенно указывали на то, что всех их замучил и убил вампир.

Мертвецов схоронили, а потом позвали священника, он трижды освятил дома покойных и окропил святой водой. Прошло еще некоторое время, и вдруг однажды старший брат того возчика Арнольда случайно проговорился в кабаке, как три года тому назад брат жаловался, будто по ночам его донимают упыри. Как Вам известно, простолюдины считают, что тот, кто имел хоть какие-либо связи с вампиром, сам рано или поздно становится упырем, а тут еще брат вспомнил рассказ Арнольда, что ему удалось избавиться от посещений нечисти таким способом: он ел по ночам землю, взятую с могилы своего мучителя, и натирал тело кровью и сукровицей, которую днем, таясь и хоронясь от людей, надавливал из трупа того вампира.

И тогда люди поняли, что Арнольд сам стал упырем, и пошли, и разрыли его могилу. А когда крышка гроба была снята, то все ахнули и подивились немало, потому как мертвец лежал в гробу точно живой – дородный, румяный, без каких-либо следов гниения и тлена, весь заросший бородой и с отросшими за сорок дней ногтями и волосами.

Деревенский староста, человек, видимо, умудренный житейским опытом, тотчас же приказал загнать Арнольду в сердце осиновый кол, и когда кол вбили, мертвец вдруг открыл левый глаз и страшнo завыл, после чего ему отрубили голову, вырвали глаза и зубы, а тело разрезали на куски и сожгли. Предосторожности ради то же самое проделали и с пятью убитыми соседями Арнольда, потому что ни у кого уже не вызывало сомнений – они тоже стали вампирами.

Однако же, – писал далее дворянин, – люди в той округе продолжали гибнуть еще в течение шести лет. Священник и староста ломали голову, откуда могли взяться в деревне другие упыри, коли ими были приняты такие верные меры предосторожности. Из Темешваре понаехали судебные чиновники и иезуиты, и началось следствие, которое длилось целый месяц и наконец установило: Арнольд погубил не только пятерых мужиков, но и нескольких овец и коров, и люди, которые резали потом этих несчастных животных и ели их мясо, со временем сами тоже становились вампирами. В конце концов было разрыто больше тридцати могил умерших при хоть сколь-нибудь подозрительных обстоятельствах, и семнадцать из них оказались вампирами. И только после того как со всеми семнадцатью упырями поступили точно так же, как с Арнольдом и теми пятью, страшная эпидемия в деревне прекратилась…"

Я бросил книгу на стол и откинулся в кресле – веселенькое чтеньице, нечего сказать! Теперь я был раздражен, даже зол. Зачем, ну зачем только меня дернуло тащиться в эту чертову библиотеку и снова брать в руки эту проклятую, кошмарную книгу, из-за которой наверняка еще и всю сегодняшнюю ночь мне не будет ни отдыха, ни сна, ни покоя!

Едва притворенная дверь слабо скрипнула, и, скосив глаза в сторону, я увидел, как в комнату, осторожно и грациозно переступая мягкими подушечками маленьких лап, вошла… аккуратная черная кошечка с белым пятном на шее…

Я не успел еще ничего толком сообразить, я не успел еще даже как следует удивиться, а она вдруг стремительным прыжком вскочила на стол и вцепилась острыми когтями в страницы раскрытой книги и начала, злобно урча, рвать их в мелкие клочья.

От изумления и не осознанного еще до конца страха я закричал, и тогда черная тварь, все так же утробно урча, как молния прыгнула мне на голову. Инстинктивно заслонив руками лицо, я заорал теперь уже и от боли, потому что мерзкое создание свирепо впилось своими стальными когтями мне в руки и мгновенно располосовало их до крови.

В какой-то момент мне удалось отшвырнуть кошку к стене, хотя сила ее была просто невероятна для столь маленького существа. Я вскочил с кресла и, продолжая закрывать лицо залитыми кровью руками, бросился к двери. И тогда над головой раздалось уже знакомое громкое хлопанье огромных невидимых крыльев.

Я подумал, что это конец… И, должно быть, оттого, что находился уже на грани нервных и физических сил, страшный удар в затылок даже принес облегчение. Как бы хотелось, чтоб вечное…

…– Сударь! Очнитесь же, сударь! Что с вами? Вы меня слышите?

Сознание возвращалось так медленно и трудно, словно я судорожно пытался вынырнуть из какой-то ужасной черной бездны – и все никак не мог достичь спасительной голубой поверхности и глотнуть живительного воздуха. Но наконец я все-таки приоткрыл глаза и увидел будто в далекой, туманной дымке склонившееся надо мной лицо. Лицо Эрцебет.

– Что с вами? Вы меня слышите? – повторила девушка. Губы ее кривились, длинные пушистые ресницы дрожали. Казалось, она вот-вот расплачется.

– Ничего… Слышу… – Я с трудом приподнялся на локте и, ухватившись рукой за край стола, встал на ноги. – Ничего, уже все нормально.

Но голос мой звучал, должно быть, не слишком убедительно, а исцарапанные руки были красноречивее любых слов, потому что девушка продолжала глядеть на меня глазами, полными недоумения и страха.

Я осторожно пощупал уже, можно сказать, хроническую шишку на затылке и попытался улыбнуться:

– Нет, правда, милая, все в порядке.

– Но вы весь в крови!

– Ну, так уж и весь? Пустяки.

– Пустяки?!

– Конечно. Ерундовые царапины, ничего более.

Эрцебет покраснела.

– Не говорите и не надо! Я услышала крик, прибежала. Хотела помочь, а вы…

– Ну-ну, дорогая… – Я сделал пару шагов и, поморщившись от боли в кистях, опустился в кресло. Голова гудела как колокол, а в ушах стоял весьма неприятный, какой-то свербящий звон. Я осторожно достал из кармана платок и неловко промокнул кровь на руках. Девушка вскочила с колен.

– Подождите, сударь, я мигом!

В мгновение ока она умчалась и вскоре появилась вновь, неся таз с водой, кусок мягкой ткани, бинт и прозрачный стеклянный флакон, наполненный какой-то зеленоватой мазью.

Естественно, как и подобает настоящему мужчине, для вида я немного посопротивлялся, однако Эрцебет это мое сопротивление в два счета, естественно, сломила и, быстро и аккуратно смыв теплой водой кровь с моих рук, смазала глубокие царапины мазью. Кровотечение сразу же прекратилось, и она ловко перевязала мне ладони белоснежным бинтом.

– Вот и все, сударь.

И снова сделала очаровательный реверанс.

– Спасибо, милая, – с чувством прошепелявил я и, по-моему, опять собрался сморозить что-то насчет теперь уже не только усталого, но и раненого путника, однако не успел – девушка внимательно посмотрела мне прямо в глаза и тихо сказала:

– Так что же все-таки с вами произошло?

Я удрученно развел руками:

– Клянусь, понятия не имею. – И как-то непроизвольно нагло перешел на "ты": – Понимаешь, после обеда меня слегка разморило, вот я и задремал в кресле. А потом, должно быть, внезапно потерял сознание, потому что дальше ничего не помню. Наверное, упал и обо что-то порезался. – Я добросовестно покрутил головой в поисках того загадочного нечто, о которое мог бы порезаться, и, не найдя ничего подходящего, бессильно махнул рукой. – Ну а очнулся уже когда появилась ты, прекрасная и милосердная, и…

Конечно же, она не поверила ни единому моему слову, потому что даже как-то не очень вежливо фыркнула и дернула плечиком, но уж это, ей-богу, тревожило меня сейчас менее всего – пусть фыркает и дергает чем угодно, на здоровье. Каюсь, я был бы совсем не против прогуляться с этой девочкой в парке при Луне или даже у пруда, но взваливать на ее хрупкие плечи хотя бы малую толику нынешних моих проблем совершенно не собирался. Хватит и того, что в этом замке есть уже один потенциальный кандидат в сумасшедшие либо уголовники, – впутывать еще и Эрцебет в здешнюю чертовщину… Нет-нет! – Я темпераментно замотал головой. – Mea culpa,* как говорили римляне.

Я лучезарно улыбнулся и дерзко подмигнул горничной, точно уже не помню теперь, каким именно глазом. А впрочем, это вполне мог быть и нервный тик.

– Ну так когда же мы пойдем к пруду гулять по травке? – по-отечески нежно спросил я, но она не приняла моего отеческого тона. (Честно говоря, я и сам принимал его с великим трудом, меня от него просто выворачивало наизнанку, потому что я чувствовал настоятельную потребность остаться один и еще и еще раз – особенно в свете самых последних событий – обмозговать свое положение. Но не мог же я выгнать Эрцебет из комнаты? И особенно после такой ее обо мне заботы? Естественно, не мог. Вот потому-то я, как и подобает истинно благородному рыцарю, пригласил ее еще раз на пруд, а она – как и подобает истинно честной девушке, – от этого приглашения еще раз отказалась.)

– Нет, – покачала головой Эрцебет. – Нет, я не пойду с вами на пруд, сударь. – Какое-то мгновение она молчала и вдруг еле слышно произнесла: – Да ведь вы и сами этого не хотите, правда?

– Что ты! – всплеснул я руками. – Что ты! И как у тебя только язык повернулся сказать такое!..

Но она снова покачала головой:

– Нет, сударь, вы хотите не этого.

Я остолбенел.

– А чего же?

Она усмехнулась:

– Точно пока не знаю, но полагаю, что могла бы вам в этом помочь…

В чем э т о м?! О господи! Я был совершенно обескуражен загадочным тоном и каким-то странным, новым выражением лица Эрцебет – да неужели же все в этом замке, кроме самой его светлости, давным-давно знают в с ё?! Но я лишь уклончиво пожал плечами, и горничная опять рассмеялась:

– Ладно, не буду вас мучить. Если хотите, приду сегодня к вам в комнату.

– ?! – От неожиданности я вздрогнул и изумленно уставился на девушку.

– Так хотите или нет? – спросила она.

Я чуть не свалился с кресла.

– Конечно, хочу! А когда?

– Hу, часов в десять или одиннадцать – как только управлюсь со своими обязанностями… – Глаза ее вдруг округлились, а щеки вспыхнули маковым цветом. – Постойте-ка, а что это вы, интересно, такое подумали?

Я подумал, что мало ли, что я такое подумал, а вслух оказал:

– Ничего я не подумал; подумал только, что ты придешь сегодня в мою комнату часов в десять или одиннадцать, как только управишься со своими обязанностями. А еще подумал, что лучше бы все-таки в десять.

– Снова издеваетесь? – поинтересовалась она.

– Нет, – сердито буркнул я. – Это ты издеваешься над бедным, несчастным…

– … больным и усталым путником, – договорила за меня Эрцебет. – Больше не буду, честное слово.

– Хотелось бы верить, – вздохнул я.

– Так приходить или нет?

– Приходи, – обиделся я.

– Но вы даже не спрашиваете, зачем.

– Зачем? – хмуро спросил я.

И тут она вдруг точно шаловливая девчонка показала мне язык. Розовый как у котенка.

– Приду – узнаете.

– Ну приходи, – сказал я.

– А вы будете хорошо себя вести? – В ее сиренево-зеленых глазах прыгали бесенята.

– Буду, – тоном заправского двоечника пообещал я. – Мне не впервой.

Эрцебет недоверчиво прищурилась.

– Только вы должны пообещать мне одну вещь.

Я понуро кивнул:

– Считай, уже пообещал.

Она просияла:

– Так значит, вы поняли, что я имею в виду, и никому не расскажете про то, о чем мы договорились?

Поскольку я в данный момент прикуривал, то от неожиданности едва не захлебнулся сигарным дымом. Интересно, а я-то думал, что понял и пообещал ей совсем другое – то, что обычно сначала обещают в подобных случаях девяноста девяти процентам всех девушек, не буду расшифровывать. Выходит, ошибся.

– Так вы никому ничего не расскажете? – уточнила она.

– Слово рыцаря, – туманно сказал я.

– Тогда ждите.

– Жду.

Эрцебет резко повернулась и пошла к двери. Однако у порога вдруг остановилась и неожиданно бросила стремительный взгляд через плечо, но не на меня, нет. Знаете, это длилось, наверное, всего лишь тысячную долю секунды, но я успел перехватить этот взгляд – горничная смотрела на к н и г у, раскрытую, частично изодранную острыми кошачьими когтями книгу, которая все еще лежала на столе.

Через мгновение дверь за Эрцебет со стуком захлопнулась, а я курил в мягком кресле и, тупо таращась перед собой, думал о том, что, кажется, становлюсь слишком уж популярен у такой прекрасной, но такой загадочной и непонятной половины легального и нелегального населения Волчьего замка.