Текст книги "Луна - Солнце мертвых"

Автор книги: Юрий Кургузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Кургузов Юрий
Луна – Солнце мертвых

Странное дело: о том, что хорошо, о днях, которые провел приятно, рассказывается скоро, и слушать про них не так уж интересно. А вот про то, что неприятно, что вызывает страх или отвращение, рассказы получаются долгими и захватывающими.

Д.Р.Р.Т.

Для того, чтобы успешно лгать, необходимо научиться расслаблять голосовые связки и мышцы гортани; в противном случае приходится прилагать дополнительные усилия, чтобы протолкнуть ложь через горло, в результате человек тужится и говорит быстрее и более высоким голосом, а к лицу приливает кровь.

Р.С.

Глава I

Как-то раз, за вечерним чаем, г-н М., мой близкий приятель, неутомимый выдумщик и весельчак, в ответ на наши горячие просьбы поведать что-нибудь эдакое необычное и будоражащее воображение, в чем он был великий мастак, вдруг нахмурился, обвел присутствующих странным взглядом, положил недокуренную сигару в пепельницу, потом как-то неопределенно усмехнулся и неожиданно, безо всякого предисловия, сказал:

– Однажды я получил от бывшего товарища по университету письмо, в котором тот настоятельно просил меня приехать к нему погостить. В ту пору, однако, я был занят – сейчас уже точно не припомню, чем, – и от приглашения вежливо уклонился, мотивируя отказ какими-то выдуманными причинами. К тому же во время учебы мы вовсе не были настолько близки, чтобы по прошествии восьми или десяти лет я вдруг бросил все дела, хотя бы и не очень важные, и помчался куда-то по его непонятной, эгоистической прихоти.

Но вскоре я получил второе письмо, и довольно взволнованное. Приятель писал, что сейчас ему просто не к кому обратиться, он одинок и нуждается в поддержке, а кроме меня, понять и помочь ему не сможет никто.

Не скажу, что был в восторге от такого признания, но делать нечего – тревожный, даже молящий тон послания заставил меня скрепя сердце собраться в дорогу, и через двенадцать часов я уже стоял поздним вечером на площадке маленькой железнодорожной станции и, пристроившись к тусклому фонарю, с переменным успехом пытался перечитать адрес своего товарища на конверте его письма.

Справившись наконец с этим делом, я постучал в окошко начальника станции и, когда оно распахнулось, спросил у заспанного тщедушного человечка, как мне лучше добраться до Волчьего замка.

Нахлобучив на лысую голову фуражку с огромной кокардой, начальник станции посмотрел на меня так, как обычно, наверное, люди, пребывающие в здравом рассудке, глядят на умалишенных, и с негодованием ответил, что никак.

– Неужели никак? – усомнился я, и тогда он выпалил краткую, не очень внятную речь, основная суть которой сводилась опять же к вопросу о помешательстве некоторых, кто ходит по ночам где не след и не дает отдыхать порядочным и честным усталым людям.

Я, в свою очередь, сказал, что хорошо все понимаю, понимаю его справедливое возмущение и даже гнев, но что прикажете делать? Я приезжий, дороги не знаю и должен же, в конце концов, хоть где-нибудь да переночевать?!

Он задумчиво поскреб плохо выбритый подбородок, поразмышлял с минуту и наконец вынужден был признать некоторую обоснованность столь безумных притязаний, заметив, что определенная логика в моих словах, по-видимому, все ж таки есть.

Тогда, дабы не дать зачахнуть этим хилым росткам некоего подобия сочувствия, я аккуратно положил перед ним сиреневую бумажку.

Он взял ее – очевидно, посмотреть, – и сразу же по рассеянности сунул в карман.

– Очень, очень трудно! – вздохнул он, полируя шершавый подбородок и бросая на меня из-под козырька испытующие, но одновременно и вроде бы как обнадеживающие взгляды.

Тогда я дерзко предложил ему перестать меня гипнотизировать, а переходить поскорее к конкретным действиям, от результатов которых впрямую будет зависеть, останется ли данная бумажка в конечном итоге в грустном одиночестве или же обретет несколько аналогичных подруг.

Мои слова возымели определенное влияние, потому что почтенный государственный служащий, сразу же выпалив, что на станции и в ближайших окрестностях ночевать негде, попросил меня подождать и захлопнул окошко.

Минут пять оттуда доносились приглушенные голоса. Потом где-то сбоку распахнулась не замеченная мной ранее в темноте дверь, и оттуда, в сопровождении начальника станции, вышел здоровенный детина, весь заросший космами черных волос и густой смоляной бородой.

– Вот! – Начальник станции попытался подтолкнуть детину в моем направлении, но с таким же успехом он мог бы толкать свою станционную будку. – Вот, господин! Этот парень отвезет вас в Волчий замок, я договорился… – И он почтительно вытянулся передо мной. Бородач молчал.

Я сунул несколько кредиток начальнику и, повернувшись к своему новому вознице, спросил, сколько должен ему.

– Погодите, сударь, – повел тот могучими плечами. – Вот если доедем, тогда и заплатите сколько не жалко, – добавил он и пошел запрягать.

Признаюсь, это "если доедем" внесло было некоторый дискомфорт в мою цивилизованную душу. Но, увидев нечто, весьма отдаленно напоминающее устройство для передвижения посредством лошадиной тяги, и самое, так сказать, лошадь, тощее и унылое пегое существо, я успокоился, приписав мужиково "если доедем" исключительно его здравому смыслу и отсутствию иллюзий насчет своего, с позволения выразиться, экипажа.

Я уселся насколько возможно удобнее, детина взобрался на козлы и достал из-за голенища кнут. Начальник станции подобострастно и в то же время с чувством собственного достоинства (удивительное сочетание!) отдал нам честь, и телега загромыхала, съезжая по насыпи куда-то в ночь.

Ехали молча. Я совершенно не представлял, как мой кучер ориентировался на дороге – кругом стояла беспробудная темень.

– А по звездам, – хмыкнул тот через плечо.

Я оторопел: он что, мысли мои читает?!

– Да вроде того, – пробасил бородач.

– Однако… – Я заерзал на жестком сиденье.

– Не беспокойтесь, господин. Доедем как надо, вот только…

– Что "только"? – вскинулся я.

– Оборотней бы не повстречать, – хмуро прогудел он.

– Оборотней?! – Я рассмеялся, как, уверен, рассмеялся бы на моем месте любой, считающий себя несколько образованным и вполне современным человеком. Правда, смех этот, думаю, был бы искреннее и увереннее, если бы я в тот момент находился, к примеру, в клубе или какой-нибудь великосветской гостиной.

– Оборотни, – повторил я, – оборотни… Да ты, брат, шутник.

Он, не оглядываясь, снова пожал широченными плечами.

– Воля ваша, господин, верить или не верить. Вы, конечно, человек городской, ученый, да только у нас тут, знаете ли, всякое бывает.

Разговор начал меня забавлять. Я уселся поудобнее и запахнулся в плащ.

– Ну-ну, и что же "у вас тут" такое бывает?

Он насупился:

– Ладно, сударь. Чего зря болтать, если все равно не верите. Да и ни к чему это: беду накличем. Мне-то что, со мной ничего не случится, а вот вас запросто порешить могут. И даже хуже.

– Что значит – хуже?! – удивился я, потешаясь в душе над "темным" собеседником.

– А то и значит! – отрубил он и, немного помолчав, обиженно прогудел: – Я, конечно, и правда мужик неотесанный, да только…

Он не успел договорить – тишину непроглядной ночи прорезал вдруг тонкий, тоскливый вой, донесшийся откуда-то справа, издалека.

– Ну вот! – Возница резко осадил лошадь и размашисто перекрестился. – Накаркали…

– Чего "накаркали"? – не понял я.

– Чего-чего! Убуров, вот чего! – сердито воскликнул бородач. – Эх, господин, в городе бы перед дамочками смелость свою показывал, а тут и без тебя…

Вой послышался опять, теперь гораздо ближе, и доносился он уже спереди, так, словно хозяин этого заунывного вопля переместился левее и находился сейчас прямо на нашем пути.

Сзади тоже донесся рык, более глухой и раскатистый.

– Пара, – пробормотал возница, соскакивая с козел. – Ну, держись, барин…

– Господи! – Я попытался непринужденно рассмеяться, но, по-моему, безуспешно. – Да это же волки! – Открыл свой саквояж и достал револьвер – я всегда беру в дальнюю дорогу револьвер, хотя пользоваться им пока что, слава богу, ни разу не приходилось.

– Волки?.. – Мой провожатый вздохнул. – Конечно, волки. Только не простые…

Он снова перекрестился, а потом вытащил из-под козел крепкую палку и торопливо принялся насаживать что-то на один ее конец. После этого вынул из-за сиденья факел и сунул мне в руки.

– Как кинутся, зажигайте и бросайте на землю…

И тут слева от дороги я увидел два горящих зеленым огнем глаза и моментально взвел курок. Вообще-то в университете я слыл неплохим стрелком, хотя, конечно, давно не практиковался, да и точность попадания в цель из револьвера не шла ни в какое сравнение с ружьем.

– Держите его на мушке, – послышался шепот бородача. – Убить не убьете, так, может, хоть напугаете. А я возьму первого…

И в этот момент зеленые глаза, уже с каким-то кровавым отсветом, вспыхнули прямо перед мордой лошади, которая дико заржала. Послышался утробный рев – и я, чиркнув спичкой, благо, она сразу зажглась, швырнул мгновенно занявшийся факел на дорогу. Тут же в воздух взметнулась черная тень, и мой кучер бросился ей навстречу.

Слева раздался ответный рык – вторая тварь уже тоже подкралась к повозке, с моей стороны, и в свете огня я увидел волка, правда, довольно необычного, очень темного и крупного. Чем-то он одновременно походил и на медведя – мощной грудной клеткой, толстыми лапами и более широкой, по сравнению с волчьей, мордой.

Однако заниматься классификацией было некогда. Я прицелился – и выстрелил.

Должно быть, пуля попала в зверя: он издал вопль, совсем не похожий на волчий вой, и отпрыгнул за границу света и тьмы. Меж тем на дороге мой провожатый, широко расставив громадные ноги, хладнокровно отбивался от первого нападавшего с кошачьей изворотливостью зверя.

В отблесках огня сверкал наконечник его дубины, а волк, теперь уже молча, но с непостижимым упорством атаковал то справа, то слева. Подпрыгивая на высоту человеческого роста либо прижимаясь к земле, он постоянно был нацелен на горло возницы.

Однако отвлекаться было опасно; я снова бросил взгляд на "своего" зверя – и вовремя: тот, буквально на брюхе, уже успел подползти вплотную к повозке, и потому мне пришлось стрелять сверху вниз.

Вновь раздался рев боли, и волк покатился по траве. В азарте я хотел было спрыгнуть на землю, чтобы добить чудище, но меня остановил яростный крик возницы:

– Назад!..

Тогда, вскочив на сиденье, я принялся почти в упор расстреливать вертящегося ужом у колес повозки зверя…

Впереди послышался ужасный визг – бородач, изловчившись, сбил своим длинным оружием нападавшего в прыжке волка наземь, и тот, подвывая, бросился прочь.

Мужик же, не переводя духа, обернулся к повозке и ударил дубиной катающегося по траве, казалось бы, просто изрешеченного моими пулями второго зверя. Из рассеченной лапы хлынула черная кровь, волк с диким воплем неожиданно вскочил и, поджав лапу, нырнул в придорожные кусты.

Спустя несколько мгновений вокруг снова было тихо.

Обессиленный, я сидел в повозке, кучер приводил в порядок упряжь.

– Ну что теперь скажете, господин? – спросил он, успокаивая взбудораженную лошадь.

Я неуверенно развел руками:

– Волки…

– А что же вы своего не убили? – усмехнулся он. – Сколько пуль?

– Семь, – вздохнул я. – Но ведь ранил?

– Ранили, – согласился бородач. – Да только от ран тех через час следа не останется.

– А от твоей палки останется, что ли?!

– Останется, – твердо сказал он. – Только не от палки. – И протянул мне свое оружие.

Я взял дубину в руки и, повернувшись к догоравшему на обочине дороги факелу, поднес к глазам. С одной стороны на нее, словно наконечник копья, был насажен массивный крест, концы которого были заострены и заточены как бритва. Сама палка была гладко отшлифована и вся покрыта вязью каких-то непонятных узоров и знаков.

– Вот так-то, – тихо проговорил он и, помолчав, добавил: – Вот потому-то они меня и боятся…

Оставшуюся часть пути проделали молча. Когда по старому мосту через полузасыпанный ров подъехали к замку, мой спаситель слез и постучал кулаком в низкую, проделанную в широких воротах калитку. За стеной громко залаяли собаки, и через несколько минут послышались неторопливые шаркающие шаги.

Я соскочил с повозки и направился было к двери. Потом, сообразив, что забыл чемодан и саквояж, а заодно и расплатиться, вернулся назад. И в этот момент проводник положил свою тяжелую руку мне на плечо. Удивленный, я невольно застыл на месте.

– Послушайте, сударь, – сказал он. – Я не знаю ничего такого за молодым господином, но в замке нечисто. Будьте настороже… А если вдруг захотите увидеть меня, скажите садовнику, чтобы позвал Яна. Запомнили?

Я кивнул и протянул ему несколько серебряных монет. Он поклонился. Калитка, скрипя, приотворилась – на пороге с фонарем в руке стоял старик и, подслеповато щурясь, вглядывался в темноту.

– Встречай гостя, Михай! – Ян ловко перехватил у меня чемодан и сунул старику. Тот исподлобья глядел на моего провожатого, который тем временем уже влез в повозку и взял кнут.

– Счастливо оставаться, барин!..

Я в ответ помахал рукой. Повозка с грохотом развернулась и через мгновение исчезла в темноте. Еще с минуту слышался стук разболтанных колес, потом все стихло. Я повернулся к старику.

– Вы – господин М.? – угрюмо и вовсе не дружелюбно спросил он.

– Да.

– Идемте, ваша милость, – поклонился он. – Их светлость господин граф ждут вас…

…– Но почему – граф?! – удивленно воскликнул я, усаживаясь в удобное мягкое кресло.

– Ну да, граф. – Он смущенно развел руками. – Понимаете, все произошло так неожиданно… В прошлом году внезапно скончалась моя дальняя тетка, которую я и в глаза-то не видел. Детей у нее не было, и она вдруг возьми да оставь этот замок мне. Ну а поскольку ее покойный муж был графом, то, едва я вступил во владение наследством, титул перешел и ко мне… Но постойте, каким образом вы добрались? Я же специально послал на станцию к поезду управляющего. Видно, вы с ним разминулись…

Я ответил, что никого по пути не встретил, но в дороге случилось довольно неприятное происшествие, и начал рассказывать, как нанял на станции повозку и как посреди степи нам с возницей пришлось отбиваться от очень странных зверей. Но не успел договорить – в дверь тихо постучали, и кто-то попросил господина графа на несколько минут по важному делу.

Мой товарищ извинился, сказал, что ужин вот-вот будет готов, и, любезно предложив сигары, вышел, пообещав тотчас вернуться.

Я принялся раскуривать сигару – это оказалась настоящая "Корона" – как вдруг будто легкий ветерок прошелестел по тяжелым портьерам, – и не успел я опомниться, из-за одной вышла красивая стройная женщина со светлыми, распущенными по плечам длинными волосами и весьма решительно приблизилась ко мне. Я изумленно вскочил, собираясь представиться как можно учтивее, но женщина стремительно приложила палец к губам и неожиданно звонким, как ручей, голосом произнесла;

– Прошу вас, молчите! Мне все про вас известно, а пришла я, чтобы сказать: немедленно, как можно скорее уезжайте…

– Но… – От удивления я просто не знал, что ответить – стоял и хлопал глазами как болван. – Но… я не понимаю… Почему?..

В коридоре послышались шаги.

– Ах! – воскликнула странная женщина. – Он возвращается! – И вновь взглянула на меня своими светлыми, настолько светлыми, что, казалось, в них не было зрачков, глазами. – Уезжайте, умоляю! Завтра же утром!..

Шаги приближались, и женщина бросилась к портьерам. Обернувшись, она последний раз посмотрела на меня, покачала головой – "Я вас предупредила!" – и исчезла в тяжелых бархатных складках. Я же, как истукан, продолжал стоять посреди комнаты.

Вошел граф и, явно чем-то озабоченный, раздраженно бросился в кресло. С минуту он молча барабанил пальцами по подлокотнику. Наконец, будто очнувшись, поднял голову и уставился на меня.

– Так вы говорите, дорогой друг, что на вас напали волки?

– Нечто очень похожее на волков, – уклончиво ответил я, находясь все еще под впечатлением событий последних часов и разговора с Яном, с одной стороны, и соображений здравого смысла – с другой.

Но граф, казалось, меня не слышал. Он встал и нервно заходил по комнате от стены к стене. Потом резко остановился.

– Только что вернулся управляющий. Он тоже подвергся нападению волков и даже ранен. Быть может, это те же самые, после того как напали на вас…

Я сказал, что "после" все-таки вряд ли, скорее уж – "до"…

– К счастью, понесли лошади, – продолжал мой приятель, – и экипаж умчался далеко в поле. К тому же у управляющего было ружье, и он отстреливался, пока проклятые бестии не отстали.

А я подумал, что что-то не слыхал в пути никаких выстрелов, и только собрался об этом сказать, как отворилась дверь и старик дворецкий, уже важный и чинный, в роскошной, расшитой золотыми позументами ливрее, пригласил господина графа и вашего покорного слугу к столу.

Мы покинули гостиную, по длинному коридору прошли через анфиладу галерей, увешанных старинными, очевидно, фамильными портретами, и вслед за почтительным дворецким ступили в трапезный зал.

Наверное, здесь все осталось в том же виде, как и триста – четыреста лет назад, и мрачная обстановка зала, с мощеным гладкими каменными плитами полом, развешанным на турьих, оленьих и лосиных рогах по стенам старинным оружием резко контрастировала с более-менее осовремененным и даже довольно комфортным обликом остальных помещений замка, которые я уже успел увидеть. Дань прогрессу была отдана лишь в одном: в большую старинную люстру под потолком и настенные канделябры и бра вместо свечей были вставлены электрические лампы накаливания, но свет их явно был недостаточен и слаб для столь мрачного и угрюмого помещения. Не очень помогал тут и огромный камин, в котором когда-то, наверное, целиком запросто зажаривали вепря или быка – насколько был он велик, настолько же мало давал света. Впрочем, может, виной тому были мокрые дрова – запах сырости витал в этом просторном зале. А может, то был запах ветхости, старины и Времени?..

Но ужин оказался отменным. После дня, проведенного в дороге, особенно нескольких последних довольно-таки беспокойных часов, у меня разыгрался зверский аппетит, и все сочные и вкусные мясные блюда, которые с методичностью заводной куклы подкладывал в мою тарелку молчаливый дворецкий, исчезали с неописуемой быстротой. Отдал я должное и превосходному подбору тонких старых вин.

Приятель же мой, напротив, едва прикоснулся к еде и, кажется, все то время, покуда я насыщался, просидел с одним-единственным бокалом темно-багрового вина, налитого ему слугой из оплетенной бутыли.

Когда я уже собирался перейти к десерту, дверь неожиданно отворилась и в трапезную вошел невысокий стройный человек лет тридцати пяти – сорока с очень бледным худым лицом, одетый в строгий, безупречно сшитый костюм темных тонов. Его можно было бы, наверное, даже назвать красивым, но что-то едва уловимое, что-то зловещее присутствовало в правильных чертах этого тонкого лица, что настораживало, заставляло как-то внутренне подобраться – и я невольно выпрямился на стуле, так, будто проглотил только что не последний ломтик восхитительно-розовой ветчины, а первый осиновый кол. Резким диссонансом на фоне черного платья этого странного человека смотрелась белоснежная повязка на его левой руке, сквозь которую кое-где чуть проступали маленькие алые пятнышки крови.

Он приблизился к нам, довольно низко, но без малейшей тени подобострастия поклонился моему товарищу и отвесил легкий поклон мне.

– Прошу простить, ваша светлость, что вынужден был опоздать к столу. Никак не могли остановить кровь. – Он указал на свою покоящуюся на груди поврежденную руку и занял стул, напротив которого стоял чистый прибор. Голос его звучал вежливо, но холодно.

– Пустяки, Карл. – Граф участливо посмотрел на вновь прибывшего и опять повернулся ко мне: – Это Карл, мой управляющий и верный помощник. А этот господин, – он назвал мое имя, – мой старый друг и товарищ еще по университету.

Мы оба привстали и кивнули друг другу.

– Так это вы… – почему-то несколько волнуясь, промолвил я. – Так это вы пострадали сегодня из-за меня? Право же, мне очень неловко… я просто в отчаяньи, что вы подверглись столь серьезной опасности!

(Вообще-то, честно говоря, я вовсе не собирался произносить этих покаянных слов, по крайней мере, далеко не в таком заискивающем тоне, но сверлящий взгляд серых, чуть выпуклых глаз управляющего буквально сковал меня, и речь получилась сами видите какой.)

– О сударь, ничего страшного, – улыбаясь тонкими губами, проговорил Карл. – Мой долг был встретить гостя господина графа, и я безмерно виноват, что опоздал к поезду. А это, – он небрежно кивнул на раненую руку, – ерунда. Я оказался неосторожен и подпустил гадину слишком близко, ружье же, к несчастью, дало осечку.

– Ну и ладно, дорогой Карл. Все хорошо, что хорошо кончается! – воскликнул мой друг. – И, думаю, что небольшое, чисто символическое вознаграждение…

– Нет-нет, господин граф, – тихо, но непреклонно возразил управляющий. – Об этом не может быть и речи, я сам во всем виноват. – Он повернулся в мою сторону и опять улыбнулся одними губами: – Просто в следующий раз мне следует быть чуть попроворнее. Не так ли, ваша милость?