Текст книги "Луна - Солнце мертвых"

Автор книги: Юрий Кургузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– А как по-вашему, кто же все-таки убил турок?

– А по-вашему?

Карл немного помолчал и тихо сказал:

– Волки.

– Волки?!

Он утвердительно кивнул:

– Больше некому. Уверен, это была огромная стая голодных волков…

И я позорно бежал.

Пройдя в очередной раз несколькими коридорами, в переплетениях которых начал уже относительно неплохо ориентироваться, я подошел к двери своей, опять новой, спальни и достал из кармана ключ.

Отперев замок, слегка толкнул дверь, но она почему-то не поддалась. Тогда я нажал сильнее, но и это не принесло ожидаемого результата – дверь словно кто-то крепко держал изнутри.

Я вспомнил французский – студенческая привычка – и, уже как следует, надавил плечом. Мне удалось приоткрыть дверь сантиметров на двадцать, и, просунув (довольно неосмотрительно) голову в образовавшуюся щель, я увидел, что на полу, прислонившись спиной к двери, сидит человек.

Это был дворецкий.

– Эй! – позвал я, но он даже не пошевелился.

– Послушайте!..

И опять тишина.

– Вам плохо? – воскликнул я, протискиваясь через порог, и вдруг осекся – мутные глаза дворецкого были широко открыты, а на месте горла зияла огромная рваная рана, и кровь старика, капая из нее на грудь, медленно, но верно окрашивала его светло-голубую с золотыми позументами ливрею в ровный, неяркий темно-вишневый цвет.

Глава V

Когда полицейские уехали, я направился в гостиную, где, откинувшись на спинку кресла, живописно восседал мой приятель и угрюмо смотрел в ажурный лепной потолок.

Услыхав стук двери, он перевел мрачный взгляд с потолка на меня и буркнул:

– Ушли?

Я вздохнул:

– Ушли.

– Бедный старик… И что они у вас спрашивали?

Я вздохнул еще раз:

– Наверное, то же самое, что и у вас, только еще дотошнее – ведь именно я обнаружил труп, да к тому же в своей комнате. По-моему, единственное, чем инспектор не поинтересовался, так это фасоном и цветом моих носков.

Теперь вздохнул он.

– Простите, бога ради, дорогой друг, что по моей вине вы, ко всему прочему, оказались замешаны еще и в это. Я понимаю идиотизм, даже бредовость ситуации и моего положения в том числе – вызвал вас, поплакался в жилетку, а потом озадачил неизвестно чем. Но поверьте, большего, чем уже сказал, сообщить я не в состоянии – просто потому, что не знаю сам.

Я неопределенно покрутил головой и потянулся к резному ящичку с сигарами.

– Помилуйте, – сказал, выпустив изо рта клуб белого плотного дыма. – Я вас ни в чем не виню, поскольку выбор у меня был и сделал я его сам, добровольно. Так что давайте прекратим все эти взаимные реверансы и извинения, а попробуем лучше действительно разобраться в том, что происходит в замке. Хорошо?

– Давайте! – повеселел граф и тоже потянулся к сигарам. – Но скажите сначала, к какому же все-таки выводу пришел инспектор.

– По-моему, он сам еще толком этого не знает – странно все, очень странно. Но его помощник сказал, что одно можно утверждать почти наверняка: дворецкий был загрызен крупным зверем из семейства псовых.

Граф поморщился:

– Похоже, за час, проведенный в обществе полиции, вы, дорогой, уже неплохо усвоили ее лексикон.

Я улыбнулся:

– Это профессиональный лексикон, ваша светлость. Если хотите, в каком-то смысле даже научный.

Он махнул рукой:

– Да ладно! А выражаясь ненаучно, – дворецкого убила собака, так?

– Так. Собака… или волк.

– Волк?! – Граф нервно рассмеялся. – Но помилуйте, откуда же в замке взяться волку? Собака еще куда ни шло…

– Знаете, – сказал я, – с собаками тоже не все так просто, как кажется на первый взгляд. Случайно я оказался свидетелем разговора инспектора с подчиненным, и тот сообщил, что между крепко стиснутых пальцев правой руки покойного были обнаружены несколько шерстинок, простите, животного из семейства псовых. Их отдадут на экспертизу, и тогда что-то, возможно, прояснится. Да к тому же характер раны… Ведь у старика прямо-таки выдрано полгорла, а это характерно разве лишь для специально натасканных собак-убийц. Ваши такие?

– Господь с вами! – воскликнул граф. – Злые, конечно, но не до такой же степени.

– Ну вот видите. Нет, с собаками, повторяю, все далеко не просто…

(Мне в голову пришел вдруг старинный документ, который я прочел сегодня в библиотеке, и священник, погибший от собачьих клыков четыреста лет назад.)

– Ладно, можете не продолжать, – буркнул граф. – Я не хуже вас понимаю, что нормальный пес ни с того ни с сего не бросится на хорошо знакомого человека. Уж во всяком случае не задерет его насмерть.

– Вот именно, – сказал я. – К тому же ваши собаки, по-моему, – насколько я успел их узнать, – отлично выдрессированы и обучены, – настолько выдрессированы и обучены, что полицейские с помощью слуг самым тщательным образом осмотрели их и те даже не зарычали. Да, кстати, мнение инспектора однозначно: на шерсти ни одной из семи живущих в замке собак нет ни малейшего следа крови.

Граф какое-то время молчал, а потом словно выдавил из себя через силу:

– Я так и думал. Не верил, что это они. Но в таком случае, кто же?

Ответом были лишь мои разведенные до предела руки.

– Здесь вообще много неясного, – подумав, словами добавил я. – Крови из убитого вытекло ужас сколько, но пол в спальне абсолютно чистый за исключением нескольких капель у двери. А ведь несчастный должен был рваться, метаться, кататься по полу и наследить кровью где только можно.

– Это сказал вам инспектор?

– Нет, я додумался сам, но безусловно и его первая мысль была такой же – недаром он сидел чернее тучи. К тому же есть еще масса вопросов, ответов на которые, увы, пока нет. Это, конечно, плохо – что нет, я имею в виду, – но хорошо хоть, что есть сами вопросы, – раз они есть, можно надеяться, что рано или поздно ответы появятся тоже.

Эта довольно туманная, хотя и весьма многозначительная тирада произвела, очевидно, на графа впечатление, потому что после нее он посмотрел на меня как-то по-особенному и робко спросил:

– И что же это за вопросы?

Я по-ковбойски швырнул ногу на ногу.

– Ну например, каким образом таинственный зверь – я уж даже не говорю вошел, – а вышел из спальни, дверь ведь была заперта на ключ. Кстати, одно это уже говорит о том, что мы имеем дело не с трагическим случаем, а тщательно продуманным и спланированным убийством. Но мало того, дверь была еще и прижата изнутри телом покойного. Так кто же, спрашиваю я вас, мог усадить его у порога, и каким манером этот таинственный некто потом вышел?

Взгляд графа был, очевидно, полностью адекватен выражению моего лица.

– Но почему его обязательно кто-то был должен усаживать у порога? – спросил он. – Возможно, несчастный старик сам, из последних сил…

– … теряя последние капли крови, – подсказал я. – Возможно. Но где же тогда лужи этой самой крови, которыми был бы залит пол, ползи дворецкий через всю комнату, как вы замечательно выразились, господин граф, сам, да еще из последних сил?

Теперь приятель развел руками:

– Не знаю.

– И я не знаю, – сообщил я. – Но и это еще не все, есть и другие неясности. Где, например, следы борьбы? Я понимаю, что термин "борьба" носит в данном случае весьма условный характер, но не могло же в самом деле быть так, что бедный старик послушно уселся на пол у двери, потом к нему подошла загадочная собака, аккуратно откусила полшеи, а после не менее загадочный некто подставил, к примеру, тазик и собрал в него почти всю вытекшую из мертвеца кровь. Да там, мой милый, должен быть настоящий кавардак, разгром, однако вы видели сами – ничего подобного, в спальне идеальный порядок за исключением одной-единственной мелочи – трупа у двери. Сущая безделица, правда?

Граф покраснел – очевидно, этот разговор доставлял ему не слишком большое удовольствие. Мне, впрочем, тоже, но я никогда не краснею от природы. А может, и от воспитания. Короче, такой уж у меня организм.

– Ну ладно, и что же вы собираетесь предпринять в первую очередь? – спросил властелин Волчьего замка.

Я потянулся еще за одной сигарой и спичками.

– Пока только то, что уже, по-видимому, предпринял инспектор, – поговорить со всеми людьми, которые теоретически могли бы совершить это убийство.

– Так приступайте!

Откушенный кончик сигары лег в пепельницу.

– А я уже приступил.

– Что?! – Какое-то время граф ошалелыми глазами смотрел на меня, а потом вдруг расхохотался: – Да неужели же вы думаете, что это я убил своего слугу?

– Конечно, не думаю, – сказал я, – но мне нужно знать абсолютно точно, как вы провели нынешнее утро, с кем виделись, разговаривали, – для того, чтобы, сопоставив ваши слова со свидетельствами других обитателей замка, составить для себя максимально четкую картину: кто, где, когда и с кем сегодня встречался.

– Понятно. – Мой друг опять откинулся в кресле. – Ну что ж, пожалуйста, только, боюсь, мое сегодняшнее утро было столь бедно запоминающимися событиями, что я буду вам не слишком хорошим помощником.

– Неважно, итак?

– Итак, я встал довольно поздно, потому что вчера здорово намотался в городе, да и наш с вами разговор на лестнице, признаюсь, выбил меня из колеи и, несмотря на усталость, я долго не мог уснуть.

– Это вполне объяснимо, – сказал я.

– Еще бы, – сказал он и продолжил: – Итак, я встал что-то около девяти, потом позавтракал…

– Один?

– Да.

– За столом вам прислуживал покойный?

– Да. Он сказал, что Карл завтракал в семь, а вы в восемь. Так с кем же еще было мне завтракать?

– Хорошо, продолжайте, прошу вас.

Граф пожал плечами:

– Да продолжать-то, собственно, уже и нечего. После завтрака я какое-то время сидел с бумагами в кабинете, потом пришел Карл, но ненадолго, а потом я опять остался один. Так что с алиби у меня не очень, верно?

Я кивнул:

– Верно. А зачем приходил Карл?

– Да все за тем же. Мы с ним уже вторую неделю занимаемся одним вопросом – я хочу получить разрешение на покупку нескольких участков пустующей земли…

Это меня интересовало не слишком, и я тактично зевнул, а он сразу же тактично замолчал.

– Ну что ж, – подытожил я. – Значит, до того как поднялся весь этот связанный с убийством шум, вас видели только двое – управляющий и сам дворецкий.

– Увы. – Граф одарил меня преувеличенно скорбным взглядом. – Но если бы, конечно, я знал, что случится такое, то непременно обзавелся бы десятком-другим свидетелей, которые и на костре поклялись бы, что видели меня где угодно, но только как можно дальше от злополучной комнаты.

– Ну еще бы, – улыбнулся я. – Однако поскольку вы не обзавелись десятком-другим верных свидетелей и вас видел, не считая покойного, один управляющий, ваша светлость, я выношу свой вердикт – невиновен.

– Благодарю, – поклонился граф. – И кто следующий, господин судья?

Я почесал затылок и затушил сигару.

– Думаю, прежде всего следует поговорить с Карлом. Я, конечно, знаю, как вы уважаете и цените своего управляющего, но для меня он пока что темная лошадка, уж извините. Может быть даже слишком темная.

– Да ради бога! – воскликнул граф. – Делайте все, что посчитаете нужным.

Я замялся:

– Правда, есть одно "но"…

– В чем дело, дорогой друг?

– Понимаете, Карл может неверно и превратно истолковать мои действия. Он же не в курсе наших с вами проблем и наверняка удивится, если я вдруг, ни с того ни с сего, стану его, грубо говоря, допрашивать. Хорошо еще, если только удивится.

– Я понял. – Граф сунул недокуренную сигару в пепельницу. – Хотите, чтобы я лично предупредил его о том, что вы желаете задать ему несколько вопросов?

– Вот именно, – сказал я. – Был бы очень признателен, тем более что если до этого моя роль здесь была весьма неясной и двусмысленной не только для окружающих, но и даже для меня самого, то теперь, по крайней мере, уж я-то знаю, чего хочу – найти убийцу, а точнее – организатора убийства дворецкого.

– Я понял, – повторил граф. – Думаю, что и Карл правильно поймет вас.

Он позвонил маленьким серебряным колокольчиком, и на пороге гостиной как из-под земли вырос огромный гайдук в лиловом кунтуше.

– Чего угодно вашей милости?

– Позови-ка, пожалуйста, господина управляющего, – сказал граф, и гайдук согнулся в поклоне.

Когда дверь за гигантом закрылась, я спросил:

– Это вы их так вымуштровали?

Мой друг засмеялся:

– Да что вы! Напротив, это они уже целый год муштруют меня своими манерами, ритуалами и прочим. Первое время я, знаете ли, вообще ходил по замку как по минному полю, едва сдерживался, чтобы не послать их всех с этим их этикетом куда подальше, но потом как-то смирился. Они сломали меня, честное слово. Нет, вы только представьте, что предки этих людей жили в замке на протяжении столетий! У них это уже в крови, понимаете? Помню, один раз вначале я по привычке хлопнул Карла по плечу, так он посмотрел такими глазами, будто я совершил что-то ужасно неприличное.

– А его предки тоже издавна жили в замке?

– О да. Знаете, тут, по-моему, даже какая-то многовековая драма: бедняга дворецкий мне однажды обмолвился, что очень давно здесь жил священник, который на закате лет – представляете! – взял да и согрешил с молоденькой служанкой. Уже после смерти того священника у девушки родился сын, который и стал прапрапра – не знаю уж сколько раз – прадедом Карла. Но Карл человек очень гордый, самолюбивый, а потому….

Скрипнула дверь, и граф осекся, но мне и так ясно было, что он хотел сказать.

В комнату вошел управляющий…

В комнату вошел управляющий, и граф поднялся ему навстречу.

– Дорогой Карл, – с чувством произнес он, – я прошу вас понять меня правильно, но дело в том, что…

– Этот господин желает учинить мне допрос? – Ни один мускул не дрогнул на бледном лице управляющего.

– Д-да… то есть, нет… Не совсем, Карл… – Граф был явно смущен, в то время как я почему-то вдруг напрочь утратил робость, которая еще совсем недавно овладевала мной при виде управляющего Волчьего замка.

– Да-да, Карл, – сказал я, – вы совершенно правы, но мне не хотелось бы называть это допросом – слишком грубо. Ваш хозяин в письме попросил меня разобраться кое в каких странных вещах, которые происходят в замке, потому я и приехал. Я не полицейский, если это вас беспокоит, просто люблю разные головоломки…

– Ну и как вам наша? – хрипло спросил Карл.

Я кивнул:

– Впечатляет. С фантазией и размахом. И что любопытно, порой мне, знаете ли, начинает даже казаться, что весь этот эффектный спектакль чуть ли не специально приурочен к моему приезду в замок.

– Помилуйте, дорогой друг! О чем вы?.. – пробормотал граф и осекся.

– Нет уж, простите, сударь, – вежливо, но твердо сказал я. – Поскольку вы меня вроде бы как наняли и снабдили соответствующими полномочиями, думаю, я вправе отныне говорить то, что считаю нужным?

– Да, конечно, однако… Знаете, я, пожалуй, пойду.

– Как вам угодно, – сказал я, и, бросив виноватый взгляд на управляющего, мой приятель поспешно вышел из комнаты.

Сидя в кресле, я молча смотрел на Карла. Он тоже опустился на стул и тоже молча смотрел на меня. Но недолго. Тонкие губы скривились в недоброй усмешке, и он медленно проговорил:

– Ну же, мистер Холмс, слушаю.

Я шутливо поклонился:

– Благодарю за комплимент, которого, естественно, не заслуживаю или пока не заслуживаю, и воспринимаю его исключительно в качестве благожелательного аванса. Надеюсь, этот, как вы выразились, допрос будет недолгим к взаимному нашему удовольствию и не обременительным для вас.

Итак, сударь, главное, что я хотел бы выяснить, – где вы находились примерно с половины десятого утра и до полудня. Думаю, дворецкий погиб именно в этот промежуток времени – около девяти тридцати он закончил прислуживать за столом господину графу, а без пяти двенадцать я обнаружил его в своей комнате уже мертвого.

Казалось, Карл побледнел еще сильнее, но я чувствовал, что не от страха, нет. Скорее всего, мой дебют в роли сыщика и предстоящий (каким бы словом это ни называть) допрос больно уязвили его самолюбие, и я понимал, что наживаю себе с этой минуты смертельного врага. Однако странное дело – уже говорил – душевный дискомфорт, который при общении с управляющим не покидал меня с того самого момента, как я впервые очутился в Волчьем замке, в какой-то миг вдруг улетучился, исчез, и я теперь без всякой боязни смотрел в его ледяные серые глаза. Похоже, он это почувствовал и оттого возненавидел меня еще больше.

Молчание затягивалось, и я повторил свой вопрос:

– Прошу, сударь, сообщить мне, где вы находились сегодня с девяти тридцати до полудня и где и с кем из слуг виделись в замке.

Он снова недобро усмехнулся:

– Боюсь, что не смогу быть вам полезен, мистер Пинкертон. В течение всего этого времени я сидел в библиотеке, в чем вы и сами могли, по-моему, убедиться.

– Да, – сказал я, – конечно. Только я могу засвидетельствовать ваше присутствие там часов с одиннадцати и до без четверти двенадцать. К тому же еще вы выходили минут на двадцать, усадив меня за чтение той старинной небылицы…

Стальные глаза Карла сверкнули грозным огнем, но он сдержался.

– Эти двадцать минут я провел в кабинете господина графа, – сквозь зубы проговорил он. – И господин граф, разумеется, может это подтвердить.

– Ну разумеется, может, – любезно согласился я. – А как насчет остального?

– Все остальное интересующее вас время я сидел в библиотеке.

– И тому есть свидетели, кроме меня?

– Нет, – отрезал Карл.

– То есть, вы хотите сказать, что с половины десятого…

– … и до двенадцати я работал в библиотеке, но этого, к сожалению, не может подтвердить никто, кроме самого дворецкого.

– Не понял, – сказал я.

– Когда я пришел, старик заканчивал уборку. А потом мы услышали звон колокольчика – его звал граф – и он вышел.

– Сразу же?

– Да.

– И больше не возвращался?

– Нет.

Мы оба замолчали, и молчание это длилось не меньше минуты. Карл встал:

– У вас есть еще вопросы?

Я развел руками:

– Только резюме. Итак, вы утверждаете, что все утро провели в библиотеке, ничего не слышали, никого не видели и никто не видел вас?

– Именно. Кроме дворецкого.

Мне показалось неслучайным это повторное упоминание о покойном в каком-то странном контексте, и я сказал:

– Понятно, что не вызываю у вас дружеских чувств, особенно теперь, но все же объясните, пожалуйста, что значит это ваше "кроме дворецкого"?

Он усмехнулся:

– Только то, что это и значит: сегодня утром меня не видел никто, кроме господина графа и старика.

– Выходит, алиби ваше…

– Выходит. – Карл взялся за ручку двери. – Я могу быть вам еще чем-то полезен?

– Увы, навряд ли.

Он холодно кивнул:

– Желаю всяческих успехов в ваших изысканиях, мсье Дюпен.

Я тоже холодно кивнул.

Захлопнувшейся двери.

Глава VI

Я бросил китайским рыбкам последний кусок хлеба, и они моментально растащили его по воде своими тупыми круглыми ртами. К пруду я пришел, чтобы немного развеяться после нескольких часов бесед с жителями замка, а заодно и привести хоть в какой-то порядок свои, далеко, впрочем, не мудрые, мысли.

Мне не хотелось бы утруждать себя и вас пересказом разговоров со слугами графа. Скажу только, что, совершенно не претендуя на какую-то сверхисключительную проницательность или же сверхпроницательную исключительность, я тем не менее почти готов был поклясться в том, что все они говорили правду, потому как каждый без малейшего труда и запинки, четко и ясно сообщил мне, где и кого утром видел. И все эти "показания" (я даже свел их потом для наглядности на листке бумаги в условную схему) указывали на то, что к смерти дворецкого люди графа никакого отношения не имели.

И вот я стоял на бepery пруда, который при свете предзакатного солнца был окрашен теперь в какой-то синевато-малиновый цвет, и думал о том, что самой подозрительной фигурой среди всех опрошенных является Карл, а самым вероятным временем совершения убийства – тот небольшой интервал, когда он ушел из библиотеки, заглянул в кабинет графа, а потом снова вернулся. Ни граф, ни я не помнили, к сожалению, точно, сколь долго управляющий в его случае – присутствовал, а в моем – отсутствовал, однако если все было действительно подготовлено заранее, Карл вполне мог успеть сделать свое черное дело минут за десять – пятнадцать. Каким именно образом – не знаю, но полагаю, что мог бы…

Не известно, сколько бы я предавался еще этим невеселым размышлениям, если бы за спиной вдруг не хрустнула ветка и не послышались легкие торопливые шаги.

Я обернулся – неподалеку стояла о н а, странная женщина с большими янтарными глазами, с которой я уже дважды встречался и, честное слово, совершенно не жаждал встретиться вновь.

Ее прекрасные золотистые волосы были мокрыми – видимо, совсем недавно женщина купалась, – и капельки воды еще блестели кое-где на гладкой матовой коже. (Естественно, в тех местах, которые не были прикрыты все тем же зеленым, плотно облегающим ее весьма незаурядные формы платьем.)

Я открыл было рот – и снова закрыл, не придумав, что бы такое сказать. А она почти бесшумно скользнула вдруг мне навстречу по мягкой бархатистой траве и остановилась буквально на расстоянии протянутой руки – в том, разумеется, смысле, если бы я, скажем, взял и надумал ее протянуть. Руку, конечно. И еще я обратил внимание, что женщина действительно (и как это его светлость догадались?) была босой.

– Добрый вечер, – сказала она своим нежным, чарующим голосом, и я, несмотря на все негодование из-за того, что чертовка выставила меня вчера перед графом в таком дурацком свете, не нашел ничего лучшего, чем глупо кивнуть головой и не менее глупо ответить:

– Вечер добрый.

Возможно, она ждала, что я скажу дальше, но я молчал как гурон, привязанный к столбу пыток какими-нибудь делаварами, и она продолжила сама:

– Ну и как вам в замке? Привыкаете?

Я кисло усмехнулся:

– Уже привык.

– Неужели?

Женщина внимательно посмотрела мне прямо в глаза, и у меня почему-то вдруг сразу пропала всякая охота шутить. И иронизировать тоже.

– Привык… – с трудом повторил я. – Вот только…

Однако она не стала дожидаться, пока я позволю себе договорить то, что хотел. А может, и не хотел.

– Вы о дворецком? – медленно произнесла странная женщина и кивнула: – Я уже знаю. Но что, собственно, в этом такого печального? По-моему, наоборот, вам и вашему другу следует только радоваться.

– Это еще почему?! – изумился я. – Погиб человек, а я должен радоваться?!

Она засмеялась:

– Так если бы человек…

– Что?! – взревел я. – По-вашему, несчастный старик…

– Конечно же, не был несчастным, – пожала красавица плечами, – и тем более человеком. Он был о б о р о т е н ь.

– Оборотень?! – только и смог выдавить я из себя.

– Ну разумеется, – мило улыбнулась женщина, – вы не ослышались. И с какой же, позвольте спросить, стати вы должны огорчаться, коль на этом свете стало одной тварью меньше? Хотя, впрочем, еще не стало – для того, чтобы эта гадина никогда больше не выползла на землю, нужно сделать еще кое-что…

Я стоял и, выпучив как китайская рыбка глаза, обалдело смотрел на нее. Один из последних лучей заходящего солнца, как говорят в таких случаях, коснулся ее волос, и я вдруг, совсем не к месту да и не ко времени, подумал, что она действительно хороша, хороша той необычной, загадочной красотой, которая не открывается взгляду с первой и даже, наверное, второй встречи, нет. Ощущение и понимание этой красоты приходит постепенно, накапливаясь исподволь и понемногу и взрываясь в какой-то совершенно непредсказуемый момент ослепительной вспышкой, столь ослепительной и молниеносной, что можно, кажется, даже и умереть, если не закрыть хоть на миг глаза, чтобы не быть испепеленным этим таким сладостным, но и таким смертельно-мучительным ураганом.

И я закрыл глаза… А когда снова открыл, она была уже совсем рядом – так близко, что я почувствовал на своей щеке ее легкое дыхание и, дабы не искушать понапрасну (хотя, впрочем, кто знает?) судьбу и не натворить (преждевременных) глупостей, резко шагнул назад и… оказался в воде.

Да-да, друзья, я оказался в воде, потому что стоял на самом краю травянистой косы и одного этого моего трусливого шага как раз хватило, чтобы ухнуть в пруд по колено. И вот теперь я тупо глядел то на свои ноги, то на виновницу моего падения, которая заливалась на берегу веселым заразительным смехом. Настолько заразительным, что через несколько секунд я и сам уже вовсю смеялся вместе с ней.

Потом я выбрался на берег, вылил из туфель воду и, быстренько соорудив небольшой костер – благо под деревьями, клонившими свои ветки к пруду, валялось много сухих сучьев, – уселся на траву и поставил туфли поближе к огню. Женщина присела напротив, обтянув колени своим зеленым, теперь каким-то мерцающим при свете костра платьем, и задумчиво подперла щеку рукой.

Все это время я молчал, потому что был совершенно потрясен двумя вещами: последними словами незнакомки и тем новым и невыразимо чарующим, что открылось вдруг в ее облике за миг до моего позорного падения в пруд.

Но долгое молчание не входило, видимо, в планы златокудрой ундины. Она подняла глаза к начавшему меркнуть небу, на котором стали уже загораться первые робкие звезды, и неожиданно тихо спросила:

– Так значит, вы не знали, что старик – убур?

Я вздрогнул от этого короткого, зловещего как удар топора слова, потому что вспомнил вдруг, что слышал уже его от Яна – прямо перед тем как мы с ним по дороге от железнодорожной станции к Волчьему замку подверглись нападению странных зверей.

– Убур… – медленно повторил я. – Убур – это значит оборотень?

Она кивнула:

– Да. Здешние крестьяне называют их так, наверное, уже тысячу лет.

– Но откуда же вам-то известно, что бедняга дворецкий был… гм… убуром? – скептически поморщился я.

Женщина неожиданно резко тряхнула головой, и копна ее пышных, уже почти совсем высохших волос нависла на миг над костром светлой тенью.

– Известно! – засмеялась она.

– В таком случае, – спросил я, – может быть, вы знаете и кто убил дворецкого? – Теперь в моем тоне сквозила уже неприкрытая ирония и ничего более, кроме лишь, пожалуй, невольного восхищения ею, что, разумеется, не имело прямого отношения к делу, но и испортить его, думаю, не могло.

– Конечно, знаю, – без тени смущения в голосе сказала женщина. – Его убил Карл.

– Карл?! – Я был не то чтобы очень уж поражен этими словами, так как в душе и сам склонялся к тому же, но она-то утверждала это столь уверенно и безапелляционно, будто видела все случившееся в моей спальне собственными глазами.

– Да, Карл, – подтвердила она. – Старый кровопийца давно с ним не ладил, и Карл, выходит, все-таки сумел взять верх. Понимаете, сударь, дело в том, что управляющий Волчьего замка тоже оборотень…

Я схватился за голову.

– Как! И этот тоже?!

– Тоже, – спокойно кивнула она. – Только Карл моложе и гораздо сильнее. Впрочем, моложе, это будет, наверное, не совсем точно. Просто я хотела сказать, что он живет в более молодом и сильном теле. У старика же, насколько мне известно, уже лет тридцать назад выпали все клыки, так что сами понимаете… – Она презрительно махнула рукой, а я поймал себя вдруг на совершенно идиотской мысли, что, действительно, без клыков любому уважающему себя оборотню или вампиру делать на этом свете абсолютно нечего.

– Вот именно, – сказала красавица, и я вздрогнул – неужели же и она, как Ян, может читать чужие мысли? А я ведь в ее присутствии успел уже минимум раз сто подумать не только о Карле, но и… Мой предательский взгляд снова упал на ее высокую, скрытую (или открытую) платьем не более (или не менее) чем наполовину грудь, и я невольно покраснел. Представляете? Я – п о к р а с н е л!..

– Ничего страшного, – лукаво улыбнулась незнакомка, – не смущайтесь. Я же все-таки женщина, и, как каждую женщину, меня это вовсе не оскорбляет, может быть даже наоборот.

"Ах, так значит, ничего страшного?.." – вихрем пронеслось в моем мозгу, но материализовать свои мысли в конкретные поступки я не успел.

– А вот этого делать не надо, поверьте, – покачала головой женщина, и я вдруг почувствовал, что не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. – Давайте-ка лучше поговорим о вас, – добавила она.

– Давайте-ка… – с трудом выдавил я, – поговорим…

– Зачем вы приехали в Волчий замок?

– Меня пригласил господин граф, – сказал я.

– Зачем?

Я было засмеялся, но она посмотрела таким взглядом, что я моментально отчеканил:

– В своем письме он написал, что в замке происходят странные вещи, и попросил разобраться, в чем тут дело.

– Понятно. Разобрались?

– Увы, только начал, – вздохнул я. – Хотя и за эти три дня успел уже узнать кое-что из того, чего, признаться, предпочел бы не знать совсем.

Она сорвала длинный тонкий стебелек какой-то травинки и задумчиво провела им по обнаженной руке. Разумеется, своей.

– Карл вас ненавидит, – тихо сказала она.

– Знаю, – сказал я. – Но ради бога извините, мне все-таки очень трудно всерьез отнестись к некоторым вашим словам.

– Каким именно? Что Карл вас ненавидит?

Я невесело усмехнулся:

– Вот как раз насчет этого никаких сомнений, но остальное – все эти упыри, оборотни…

Женщина бросила травинку в огонь.

– Вы меня удивляете! Сами поистине чудом ушли из их лап, а заставляете как ребенку втолковывать очевидное.

– Вы имеете в виду…

– Да, ту ночь, когда вы с Яном ехали в замок. Ведь он же предупреждал об опасности, а потом и сами вы встретились на дороге с убурами, но все равно упрямо продолжаете считать, что это были волки.

В голове моей поплыл туман.

– Но это действительно были волки! – отчаянно крикнул я.

– Это был Карл, – глухо произнесла незнакомка. – И еще один оборотень, пока что мне не известный. Возможно, самка…

Волосы на моей голове встали дыбом.

– Нет-нет! – воскликнул я. – Этого не может быть! Я вам не верю! Кто вы такая? Я спрашивал у графа – он вас не знает!..

Женщина немного помолчала.

– Напрасно вы сделали это, – проговорила она наконец. – Но теперь уже не исправишь… Поймите, я не могу сказать вам, кто я, по крайней мере, пока. Но я ваш друг и графа тоже. И хватит, наконец, истерик!

Последние слова она произнесла жестко, почти грубо, но, наверное, именно это и было мне сейчас нужно. В общем, благодаря ее резкому тону я, как ни странно, вдруг успокоился.

– Ладно, – сказал я. – Ладно, допустим, я вам верю. Допустим, Карл – оборотень, хотя, право же, чтобы утверждать такое – я уж не говорю о… м-м-м… спорности самого факта существования оборотней и другой нечистой силы, – требуются весьма веские доводы.

Она фыркнула:

– С вами совершенно невозможно разговаривать! Я не собираюсь утруждать себя перечислением многочисленных доказательств того, что оборотни, вампиры и прочая нечисть действительно существуют, так что поверьте уж на слово. А что касается Карла… – Она провела рукой по лбу. – Ну разве вам самому не показалось странным и подозрительным увидеть управляющего с перевязанной рукой буквально через каких-нибудь полчаса после того, как один из нападавших на вас вервольфов с воем убежал на трех лапах?