Текст книги "т.1 Стихотворения и песни"

Автор книги: Юрий Визбор

 
О женщина, начало всех начал,
О песня колыбельная над миром!
Какие ни рождались бы кумиры,
Их дальний путь венчает твой причал.
 
 
По улице ночной твои шаги
Звучат, как эхо позднего свиданья.
Твои шаги волнуют мирозданье,
И между звезд расходятся круги.
 
 
Ах, сколько б мы ни плыли за моря,
Верша вокруг земли свои вращенья,
Есть в нашем сердце компас возвращенья,
Товарищ мой, любимая моя!
 
 
И солнце – это ты,
И ты – мои мечты.
Растут цветы —
Они тебе обещаны.
И выше имени твоего
Нет в мире ничего,
Сударыня, богиня,
Товарищ женщина.
 

13–31 октября 1975

 
Не пугайся огня,
Не ходи сторонкой,
Ах, ревнуйте меня
Только к струнам звонким.
 
 
Я весь свет обошел
С песнею летучей,
И сказать вам пришел
Я на всякий случай:
 
 
По душе, может, вам
Роль моей хозяйки?
Я всю жизнь вам отдам,
Кроме балалайки.
 
 
У подружки моей
В струнах есть мечтания.
Я хожу вместе с ней
К милой на свидание.
 
 
Играй, играй, балалаечка,
Звезда висит над лесочком.
Ах, балалаечка, балалаечка, балалаечка —
России удивительная дочка!
 

24–26 ноября 1975

 
Вечером поздним слышно далеко,
Город большой притих.
Вдруг донесется из чьих-то окон
Старый простой мотив.
Чувство такое в сердце воскреснет,
Что и постичь нельзя…
Так у Москвы есть старая песня —
Это Арбат, друзья.
 
 
Вот прохожу я ночью бессонной
Мимо имен и дат,
Мимо мелодий, мимо влюбленных —
Их повенчал Арбат.
Здесь будто время бьется о камни
И за собой влечет,
И в этой речке малою каплей
Сердце мое течет.
 
 
Знает едва ли улица эта,
Ставшая мне судьбой,
Что, уезжая к дальним рассветам,
Брал я ее с собой.
Сквозь расстоянья синей рекою
Вдаль мой Арбат спешит,
Перебирая доброй рукою
Струны моей души.
 
 
Среди хороших новых друзей,
Среди высоких новых огней —
Нет, не забыть мне той, дорогой моей
Дороги детства.
Ты мой любимый старый Арбат,
Неповторимый старый Арбат,
Всегда за мною ветры твои летят.
 

27 ноября – 5 декабря 1975

 
Какой же цирк без женщины, вы только посмотрите —
Ну как без королевы обходиться королям?
И вот взлетела женщина, как будто по орбите,
Указывая трассу межпланетным кораблям.
 
 
Вновь на арене женщина, как будто бы в атаке,
И снова купол цирка от оваций чуть дрожит.
И даже слово «мужество», как первый знак отваги,
Им пополам с мужчинами всерьез принадлежит.
 
 
А слово «цирк» означает круг,
А слово «круг» – это жизни смена,
И сколько радости его вокруг —
Всё для нас соберет арена.
 

5–10 декабря 1976

 
Медаль Сталинграда, простая медаль.
Бывают и выше, чем эта награда.
Но чем-то особым блестит эта сталь,
Кружочек войны – медаль Сталинграда.
 
 
Еще предстоит по грязище и льду
Пройти пол-Европы сквозь пули, снаряды.
Но светит уже в сорок третьем году
Победы звезда – медаль Сталинграда.
 
 
С небес то дожди, то веселый снежок,
И жизнь протекает, представьте, как надо.
Я молча беру этот белый кружок
И молча целую медаль Сталинграда.
 
 
На пышную зелень травы капли крови упали.
Два цвета сошлись, стала степь мировым перекрестком.
Недаром два цвета великих у этой медали —
Зеленое поле с красною тонкой полоской.
 

14 декабря 1976

 
Зовет нас небо постоянно
И защитить себя зовет.
И вот летит – хоть деревянный,
Но все-таки военный самолет.
От пуль он защищен не слишком,
Построен не на долгий век.
Его пилот – совсем мальчишка,
Но все-таки военный человек.
 
 
Пусть летная трудна работа,
Опасность подступает – пусть!
Но жизнь – важнейший из полетов,
И нужно верный выбрать путь.
Лети, пилот, минуя смерти,
Минуя черный дым стрельбы,
Ведь пять печатей на конверте —
Полетный курс твоей судьбы.
 
 
И юность гордо пролетает
Над черной пропастью войны,
Но подвиг времени не знает —
Пред ним все возрасты равны.
И в опечатанном конверте
Письмо в бессмертие несет
Через огонь железной смерти
Тот деревянный самолет.
 

6–8 января 1978

 
Вновь – дорога, и путь, мне обещанный,
Самолет намотает на винт,
И разлука, упрямая женщина,
Вновь назначит проверку любви.
 
 
Три звезды мне даны, сердцу сказаны,
И без каждой на небе – изъян.
А в судьбе моей звезды те названы:
Дело жизни, любовь и друзья!
 
 
То крутыми шагаю отрогами,
То снега предо мною, то льды,
Но не гаснут над всеми дорогами
Три мои путеводных звезды!
 
 
Снова ждут нас свиданья и проводы,
Легких дней я тебе не сулю,
Но позволь мне без всякого повода
Вновь сказать, что тебя я люблю!
 
 
Пусть новые дни стоят у порога,
Пусть надежды сбываются вновь,
Пусть новою будет наша дорога,
Пусть будет старой наша любовь.
 

8–17 октября 1977

 
Не сразу все устроилось,
Москва не сразу строилась,
Москва слезам не верила,
А верила любви.
Снегами запорошена,
Листвою заворожена,
Найдет тепло прохожему,
А деревцу – земли.
 
 
Александра, Александра,
Этот город – наш с тобою,
Стали мы его судьбою —
Ты вглядись в его лицо.
Что бы ни было вначале,
Утолит он все печали.
Вот и стало обручальным
Нам Садовое кольцо!
 
 
Москву рябины красили,
Дубы стояли князями,
Но не они, а ясени
Без спросу наросли.
Москва не зря надеется,
Что вся в листву оденется,
Москва найдет для деревца
Хоть краешек земли.
 
 
Александра, Александра,
Что там вьется перед нами?
Это ясень семенами
Кружит вальс над мостовой.
Ясень с видом деревенским
Приобщился к вальсам венским.
Он пробьется, Александра,
Он надышится Москвой.
 
 
Москва тревог не прятала,
Москва видала всякое,
Но беды все и горести
Склонялись перед ней.
Любовь Москвы не быстрая,
Но верная и чистая,
Поскольку материнская
Любовь других сильней.
 
 
Александра, Александра,
Этот город наш с тобою,
Стали мы его судьбою —
Ты вглядись в его лицо.
Чтобы ни было вначале,
Утолит он все печали.
Вот и стало обручальным
Нам Садовое кольцо!
 

26 мая 1979

 
Доводилось нам сниматься
И на снимках улыбаться
Перед старым аппаратом
Под названьем «фотокор»,
Чтобы наши светотени
Сквозь военные метели
В дом родимый долетели
Под родительский надзор.
 
 
Так стояли мы с друзьями
В перерывах меж боями.
Сухопутьем и морями
Шли, куда велел приказ.
Встань, фотограф, в серединку
И сними нас всех в обнимку:
Может быть, на этом снимке
Вместе мы в последний раз.
 
 
Кто-нибудь потом вглядится
В наши судьбы, в наши лица,
В ту военную страницу,
Что уходит за кормой.
И остались годы эти
В униброме, в бромпортрете,
В фотографиях на память
Для отчизны дорогой.
 

18–21 октября 1979 Минск – Москва

Хор:

 
Когда приходит революция,
То слышен гром издалека.
Когда приходит революция,
Тогда смещаются века.
Грохочет то землетрясение,
Трясет основу бытия,
И песня слышится весенняя:
– Я – революция твоя!
 

Солистка:

 
Я – революция твоя!
Приди ко мне, работник мой и зритель,
Рожденный мной слуга и повелитель,
И защити от воронья.
Я – революция твоя!
 

Солист:

 
Послушай, дорогая, я слыхал немало слов
О равенстве, о чести, о свободе,
Но что-то слишком громок звон твоих колоколов
И никакого счастья не приходит.
Ты говоришь, ты – есть бессмертия любовь,
Но танец твой – на лезвии ножа,
И я предвижу впереди и бедствия, и кровь,
И в случае провала не уверен я, что вновь
Тебя не низведут до мятежа.
Не буду я скрывать,
По мне – восходит свет,
Но я хотел бы знать,
Каков же твой ответ?
 

Хор:

 
Когда приходит революция,
Своим считай ее закон.
Забудь недели арифметику
Пред математикой времен
И верой в будущее выстели
Поход в далекие края.
Услышь высокий голос истины:
– Я – революция твоя!
 

21–23 февраля 1980 Чегет

 
Наверно, мы увидимся не скоро,
Поскольку улетаем далеко.
Наш порт – обыкновеннейшее поле
С сухой травой и с норами сурков.
В том поле, приготовленные к стартам,
Стоят без труб и весел корабли —
Ведь притяженье звездного пространства
Сильнее притяжения Земли.
 
 
Нам уходить от зелени и снега,
Нам постигать порядок неземной
И каждый шаг, ведущий прямо в небо,
Оплачивать космической ценой.
И не забыты в этом славном братстве
Товарищи, что к цели не дошли,
Но притяженье звездного пространства
Сильнее притяжения Земли.
 
 
Мы мчимся невеликою звездою
Над звездами вечерних городов,
Мы машем вам из космоса рукою,
Как машут с уходящих поездов.
И на Земле рожденный ветер странствий
Несет все дальше наши корабли —
Ведь притяженье звездного пространства
Сильнее притяжения Земли.
 

Март – апрель 1980

 
Когда-нибудь, страшно подумать – когда,
Сбудется день иной, —
Тогда мы, дружище, вернемся туда,
Откуда ушли давно.
Тогда мы пробьемся сквозь полчища туч
И через все ветра,
И вот старый дом открывает наш ключ,
Бывавший в других мирах.
 
 
Когда мы вернемся,
Разлуку изъяв из груди,
Мы вам улыбнемся,
Мы скажем, что все позади.
Но, может, удастся нам снова
Достичь рубежа неземного,
Который легко достигался
Тогда, в молодые года.
 
 
Обнимем мы наших любимых подруг,
Скинем рюкзак с плеча,
В забытую жизнь, в замечательный круг
Бросимся сгоряча.
Там август, как вилы, вонзает лучи
Теплым стогам в бока,
Там тянут речные буксиры в ночи
На длинных тросах закат.
 
 
Другие ребята за нами пойдут
Дальше, чем мы с тобой,
А нам оставаться по-прежнему тут —
Что ж, отгремел наш бой.
Но если покажется путь невезуч
И что на покой пора —
Не даст нам покоя ни память, ни ключ,
Бывавший в других мирах.
 
 
Когда мы вернемся,
Разлуку изъяв из груди,
Мы вам улыбнемся,
Мы скажем, что все позади.
Но вряд ли удастся нам снова
Достичь рубежа неземного,
Который легко достигался
Тогда, в молодые года.
 

15–26 августа 1980

 
Утром, лишь глаза я открою, —
Сразу мой вопрос получай:
Любишь ли меня, дорогой мой?
Быстро отвечай, отвечай!
 
 
Мне бы тут тебе показать бы
Это удивление в глазах:
Слушай, разве я перед свадьбой
Это все тебе не сказал?
 
 
Вместе всё пройдем мы с тобою,
Если мы всегда и везде
Чудо, что зовется любовью
Будем сберегать каждый день.
 
 
Такова семейная жизнь.
В этой жизни есть виражи,
Но глава семьи – вновь и вновь скажи —
Только лишь любовь.
 

22–23 июля 1981

7. Песни и стихи, написанные по случаю

 
Над рекой рассвет встает,
Гаснет звездный хоровод,
И восходит над страной утра вестник.
Наш туристский лагерь встал,
Боевой звучит сигнал,
И, чеканя шаг, несется песня:
 
 
Пусть дождь нас ожидает на пути,
Пусть немало предстоит еще пройти,
День встает лучистый,
Снова в путь, туристы!
Пусть нам грозят морозы и снега,
Пусть яростно палатку рвет пурга,
Но песня нас зовет
Вперед!
 
 
Пусть дорога вдаль пылит,
Знает дело замполит,
И туристский лагерь дружен с песней звонкой.
Переправу наведем,
Где олень прошел, пройдем,
Ветру дружбы мы поем вдогонку:
 
 
Пусть дождь нас ожидает на пути,
Пусть немало предстоит еще пройти,
День встает лучистый,
Снова в путь, туристы!
Пусть нам грозят морозы и снега,
Пусть яростно палатку рвет пурга,
Но песня нас зовет
Вперед!
 
 
Наши реки широки,
Наши горы высоки,
И спокоен взгляд советского солдата.
Мы за мир, но если вновь
Враг пролить захочет кровь,
Наш туристский штык блеснет булатом!
 

1951

 
Бивуак наш, словно Сочи:
Лапник греет, но не очень.
Залегли мы все в палатках,
Спится нам не очень сладко.
 
 
Снег глубокий – по колено.
Не горит в костре полено.
Парамоновы отроги
Будут помнить педагоги.
 
 
Все три группы приходили,
На костер, как волки, выли.
«Ну и дикая ночевка», —
Буркнул сам Маландин Вовка!
 
 
«Что притихли?» – крикнул Боря.
А носы у всех, как море.
Оторвалась тут подметка.
Холод – это, брат, не тетка!
 
 
Звезды светят, но не греют.
У костра туристы блеют.
Но шумят густые ели:
До чего ж вы надоели!
 
 
Наши шутки стали бедны,
Наши лица стали бледны.
Всю мы ноченьку не спали:
Всё природу побеждали.
 
 
А когда природа пала,
Нас осталось очень мало,
И, надев большие пимы,
До «Туриста» добрели мы.
 

28 марта 1952

 
Семафор нам блеснул, как зарница.
Свет зеленый зовет нас вперед.
До свиданья, родная столица,
Мы уходим в далекий поход.
А за окнами ели мелькают,
Поезд мерно на стыках стучит,
И, вагонную тишь разрывая,
Наша звонкая песня звучит:
 
 
Нас встречают везде, как знакомых,
Нам готовы и стол, и скамья,
И далёко от милого дома
Принимает родная семья.
По снегам голубым и искристым,
Мы по белым дорогам пройдем
И, закончив поход этот в Истре,
Мы друзьям эту песню споем.
 
 
Подтянувши получше крепленья,
Мы выходим, кончается день.
И мелькают уже в отдаленье
Огоньки небольших деревень.
Пусть дороги заносит нам снегом,
Пусть далёко тепло и постель,
Отдыхая от быстрого бега,
Мы поем сквозь пургу и метель:
 
 
Когда звезды горят в небосводе,
Мы подснежники рвем у межи
И бессонные ночи проводим,
Чтоб проблему вставанья решить.
И хоть мы не туризма доценты
И на лыжах несмело идем,
И хоть мало мужчин стопроцентных,
Мы уверенно песню поем:
 
 
Друг-турист, не забудь,
Уходя в дальний путь
И лыжню пролагая в снегах, —
Если время придет,
То в опасный поход
Ты вот так же пойдешь на врага!
 

1952

 
В облаках стоят вершины,
Грозные в снегу.
По ущельям и долинам
Ручейки бегут.
Хорошо нам петь с тобою
В предвечерний час.
Уезжаем, уезжаем,
До свиданья, наш Кавказ!
 
 
Далеко от института,
Где шумит прибой,
Мы окончили маршруты
И спешим домой.
Но сегодня нам взгрустнулось
В предвечерний час.
Мы уходим, мы уходим,
До свиданья, наш Кавказ!
 
 
Отшумят зимы метели,
Вьюги отшумят,
И весенние капели
Снова зазвенят.
На московские просторы
Ляжет свет луча,
И потянет снова в горы
Этих парней и девчат.
 
 
В путь далекий по перевалам,
В путь далекий к снегам,
В путь далекий по диким скалам
И по солнечным горам.
До свиданья, родные горы,
До свиданья, наш Кавказ!
Уезжаем, но к тебе вернемся скоро,
И вернемся не раз!
 

1953

Исходная песня – народная:

 
А, стало быть, скатилася слеза.
А, стало быть, на горючий, на песок.
А, стало быть, лежала та слеза.
А, стало быть, пока дворник не пришел.
 
 
А дворник, стало быть, в новенькой рубашке.
А дворник, стало быть, с новенькой метлой.
А дворник, стало быть, песни распевает,
А дворник, стало быть, и подмел слезу.
 

Городской комсомольский поэт-лирик: «Слеза молодежная»

 
Пускай слеза скатилася, пускай.
Мы едем, едем, едем на Алтай.
Мы едем, едем сеять и пахать.
Нам время строить, а слезе лежать.
 
 
Рубахи новой, дворник, не жалей,
Прощальную тоску метлой развей.
Слезу на сто процентов подмети —
У нас с тобой широкие пути.
 
 
До свиданья, бабушка,
Не горюй и не грусти,
Перед тобой широкие пути.
 

Деревенский поэт-лирик: «Слеза колхозная»

 
Скатилась укрупненная слеза
В колхозный переполненный амбар.
Твои, твои лучистые глаза
Для комбайнера ярче всяких фар.
 
 
Мою любовь в округе каждый знает,
Звезда на новой кофточке у ей.
Девчата где-то песни распевают,
Имеют, стал-быть, много трудодней.
 

Март 1954

 
Городок за озером вдали,
И леса торжественно стоят.
Хорошо, что снова мы пришли
В знаменитый песнями Турград.
 
 
И не только песнями, друзья!
До сих пор забыть я не могу,
Как трудилась дружная семья
Вот на этом самом берегу.
 
 
И опять знакомый уголок.
Над лесной поляной реет флаг.
Где б еще тебя я встретить мог,
Мой товарищ, ленинец, земляк?
 
 
Но, конечно, это не конец
Нашей дружбе, крепкой с давних пор.
Эй, дружок, подкинь еще дровец!
Разгорайся ярче, наш костер!
 
 
Всю бы жизнь я здесь прожить готов,
Чтобы вечно были мне видны
Синева задумчивых лесов,
Голубой простор моей страны.
 

17 ноября 1954

 
Говорим: поэт. Представляете – Пушкин.
Великий такой. Немного курчавый.
В Михайловской роще стоит на опушке
И смотрит вдаль величаво.
Правильно. Был товарищ такой.
Девятнадцатый век. Начало.
И все поэты вокруг него —
Как лодочки у причала.
Был Маяковский. Так. Хорошо.
Асеев – тоже неплохо.
Тихонов. Уткин. Межиров пришел.
Стоп, стоп! Тут другая эпоха.
Когда отсвистели гражданские пули,
Прошляпили знатоки:
У нас в Союзе родился Юлий,
Не Цезарь – а все же Ким.
Сейчас девятнадцатая весна
Греет ему глаза.
Сидит молодой поэт у окна
И видит такой пейзаж:
Косой забор. Дальше – лужи.
Еще подальше – завод.
Весна, разумеется. Время под ужин.
Наш пятьдесят пятый год.
И вот, услаждая поэта взор,
Пишет его рука:
«Весна набрела на косой забор,
Пробравшись по ручейкам.
Стекает вода с забора того,
Журчит, не умолкает…»
Да слушай, поэт, душа с нее вон —
Да пусть себе стекает!
А вот завхозу мало забот,
Что вор запчасти уносит.
И очень плохо, что тот забор
Стоит не прямо, а косо.
И очень плохо, что, обожая розы,
Афоризмы и философские разговоры,
Мы не хотим помочь ста завхозам
Починить сотню заборов.
Стишок писануть в дневничок Наташе
Может каждый, извиняюсь, дурак.
А в настоящей работе не скажешь:
Я маленький – чур-чура!
Рабочий работает. Повар варит.
Кондуктор рвет билет.
А чем занимаетесь вы, товарищ?
– А я… я поэт!
Старо, дорогой. И тема стара.
Никакие мы не певцы.
Хочу, чтоб поэт выдавал на-гора
Гигантской работы слова-образцы.
Чтоб приходили к его словам,
Как за советом в обком.
За это борюсь. И предлагаю вам
Бороться.
Делом.
Стихом.
 

1955

 
Мы возвращались с работы поздно,
Темно на улице, хоть кричи.
Нам освещали дорогу звезды
С предельной мощностью в полсвечи.
 
 
Мы к коменданту приходим однажды:
– Иван Иваныч, на нас посмотри!
Долго ли будет ставить каждый
Сугубо личные фонари?
 
 
Дал нам примочку Иван Иваныч,
Сказал: «Не будет темно, как встарь!»
Вот и повесил он, глядя на ночь,
Назло всем звездам большой фонарь.
 
 
Радости нашей куда деваться?
Но одного не могли мы учесть:
Как же нам с девушками встречаться
При средней мощности в сто свечей?
 
 
Был комендант наш чуть-чуть поэтом
И сам догадался, что надо уже
Снять тот фонарь и сказать при этом:
– Любовь, конечно, требует жертв.
 
 
Снова идем мы с гулянья поздно,
Успеть бы выспаться до зари,
И не понять этим синим звездам,
Зачем нам старые фонари.
 

Февраль 1958

 
Я сам не знаю страну Китая.
Я знаю Сретенку, а это не Китай.
Так не грусти же ты, Валяба, по Китаю,
Не тереби свое китайское кольцо.
В Китае сейчас, наверно,
Без вас грустят безмерно
Десяток косоглазых
Китайских молодцов.
 
 
Я не инструктор и не конструктор,
Меня не выбрали в Московский горсовет,
Но, может, ты на это дело глянешь просто —
Ведь мы простые люди, черт, в конце концов!
Мы будем по субботам
Опять бежать с работы
И будем пить коньяк со Шляпцевым,
А также с Лабунцом.
 
 
Валяба, Валяба, не уезжай в Китай.
Валяба, Валяба, ты сердце мне отдай,
А после будет поздно – дни уходят навсегда.
Валябочка, Валяба, уйдут твои года.
 

Ноябрь 1959

 
Под солнцем юга, около Тянь-Шаня,
В горах Киргизии Аламедин течет.
То шумен он, то снова тихим станет,
Но никогда шуметь не устает.
 
 
В Аламедине солнце не заходит,
С Аламедина не уходит снег,
Здесь кот ученый по цепи не ходит,
Зато приходит снежный человек.
 
 
В Аламедине есть поля и горы,
В Аламедине водка хороша,
И престарелой техникой упора
Здесь овладеть все лыжники спешат.
 
 
Аламедин, посмотри, какая база,
Она нас вновь готова
Принять на свой баланс.
 

1960

 
Уж как-нибудь не в первый раз
Андрюха прибыл на Кавказ
Центральный, Центральный, Центральный.
Налево желоб снеговой,
Направо гребень ледяной
И скальный, и скальный, и скальный.
 
 
Имеет третий он разряд,
Ему чуждо, как говорят,
Бахвальство, бахвальство, бахвальство.
С Андрюхой вместе в новый мир
Приехал генерал Кушнир —
Начальство, начальство, начальство.
 
 
Андрюха хмурит черный глаз,
Здесь символ масс – противогаз,
И скоро, и скоро, и скоро
Он всю гармонию свою
Направил в нужную струю
С упора, с упора, с упора.
 
 
А кроме этого всего
Андрюха наш готовил – во! —
Заварку, заварку, заварку.
Ну а сегодня как-никак
Мы будем пить с тобой коньяк
И старку, и старку, и старку.
 

Зима 1960 Альплагерь« Улу-тау»

 
На муромской дорожке
Стоял огромный вяз.
Поехал В. Копалин
С гитарой на Кавказ.
 
 
Сидит на перевале
Копалин мой родной,
Качает над Сванетией
Окованной ногой.
 
 
Сидел я на Донгузе
И вниз глядел с тоской,
Но солнечной Сванетии
Не видел под собой.
 
 
Там дождик лил из бочки,
А может, из ведра,
Как будто над Сванетией
Не небо, а дыра.
 
 
Я тама простудился,
Теперь хожу больной.
Поможем на лечение
Копейкой трудовой!
 

1961

 
Как-то раз у стен Целинограда
Ранним утром в дождик проливной
Появилась радиобригада
На предмет участья в посевной.
Дороги длинные, края целинные,
Куда свели нас разные пути.
Без вин, без курева, житья культурного —
Зачем наврал, Янчевский, – отпусти!
 
 
По степи мы долго колбасили,
Нас загнали в дальний перегон,
А потом попарно поместили
В плюшевый колчаковский вагон.
Пути далекие, купе высокие,
Куда свели нас разные пути.
Без вин, без курева, житья культурного —
Возьми вагон, Янчевский, – отпусти!
 
 
Здесь теперь целинная столица,
Здесь течет, шумит Ишим-река.
Говорят, что местные девицы
Здесь легко клюют на Черняка.
Края далекие, поля широкие,
Куда свели нас разные пути.
Без вин, без курева, житья культурного —
Зачем забрал, Янчевский, – отпусти!
 
 
И дождавшись этого участья
Не во сне, а прямо наяву,
Трактористы ахали от счастья,
Комбайнеры падали в траву.
Края далекие, поля широкие,
Куда свели нас разные пути.
Без вин, без курева, житья культурного —
Зачем забрал, Янчевский, – отпусти!
 

Май – июнь 1962

 
Мы по полке без веревки, но с Арканом —
Но не с тем, которым ловят скакунов, —
Ковыряемся меж солнцем и туманом,
Как шпионы в гэдээровском кино.
 
 
Мы по полке без веревки, но с Арканом.
Скалолазанье рассудку вопреки.
А кругом стоят вершины-великаны,
Словно старые стоят большевики.
 
 
Мы без полки, без веревки, но с Арканом
Возвращаемся в хороший город Ош,
Ходим там по кабакам энд ресторанам,
Ну а в Оше все, что хочешь, ты найдешь.
 

1966