Текст книги "От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII-начале XVIII в."
Автор книги: Юрий Акимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 45 страниц)
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
История первых ста лет англо-французского соперничества в Северной Америке кому-то может показаться пестрой смесью разноплановых разрозненных, а порой и случайных событий. Однако при более пристальном взгляде перед нами открывается сложный, многоуровневый процесс, где сплелась большая политика великих держав и интересы жителей их колоний, которые в будущем сами превратились в великие державы. Англо-французские конфликты, имевшие сугубо европейские причины, приводили к кровопролитным столкновениям по другую сторону Атлантики, а стычки, происходившие в лесной глуши континента, точные очертания которого еще не были известны, оказывали воздействие на отношения Лондона и Парижа. В то же время контакты англичан и французов вСеверной Америке и по поводуСеверной Америки не сводились только к переговорам в европейских столицах и к вооруженному противостоянию в отдаленных колониях. Они принимали разные формы и осуществлялись на различных, не всегда напрямую связанных друг с другом уровнях.
Начать подведение итогов стоит с установления периодизации. В англо-французских отношениях в Северной Америке и применительно к Северной Америке в XVII – начале XVIII в. можно выделить три больших этапа.
Первый —от начала колонизации (рубеж XVI-XVII вв.) до подписания договора в Сен-Жермен-ан-Лэ (1632). Это было время претворения в жизнь колониальных схем, возникновения первых постоянных английских и французских поселений в Северной Америке. Контакты между подданными двух держав в этот период сводились к отдельным стычкам и каперским операциям, к которым ни Лондон, ни Париж не имели прямого отношения. Однако благодаря этим «самодеятельным» акциям, именно в это время североамериканские сюжеты вошли в орбиту англо-французских отношений, хотя и заняли там третьестепенное, а главное достаточно обособленное положение.
Второй —от подписания договора в Сен-Жермен-ан-Лэ (1632) до Славной революции (1688) и вступления Англии в Войну Аугсбургской лиги (1689). В этот период в Северной Америке между англичанами и французами в основном наметились зоны конфликта. В то же время английские и французские колонии по собственной инициативе установили контакты друг с другом и таким образом впервые выступили в качестве самостоятельных участников международных отношений. Отношения же между метрополиями с начала 30-х до конца 80-х годов XVII в. развивались в целом в мирном и дружественном русле (за исключением «неопределенного» периода Английской революции и непродолжительного разрыва 1666-1667 гг.); более того, Лондон и Париж несколько раз выступали как военные союзники. В этой ситуации и английское, и французское правительство были заинтересованы в том, чтобы колониальные конфликты не осложняли их отношения в Европе. Именно эти обстоятельства обусловили заключение Договора об Американском нейтралитете и определили развитие ситуации в колониальной Северной Америке.
Третий —от вступления Англии в Войну Аугсбургской лиги (1689) до окончания Войны за испанское наследство и подписания Утрехтского мира (1713). Основную часть этого четвертьвекового отрезка времени занимали две общеевропейские войны; в первой из них Англия являлась одним из главных участников, а во второй – лидером антифранцузской коалиции. В ходе обеих этих войн Североамериканский континент стал одним из театров боевых действий, а колониальные проблемы рассматривались на переговорах в Рисвике и Утрехте. В это время английские колонии не просто продолжали достаточно самостоятельно действовать на международной арене (естественно в рамках Североамериканского континента), но также стали пытаться оказывать воздействие на принятие решений в Лондоне. В этот период англо-французское противостояние в Северной Америке окончательно приобрело трансконтинентальный характер, охватив огромное пространство от юго-востока США и побережья Мексиканского залива на юге до района Гудзонова залива на севере, от рыболовных станций и отмелей Атлантического региона Канады на востоке до побережья Великих озер в самом сердце континента.
Состав участников (акторов) рассмотренных нами международных процессов был неоднороден. Безусловно, основными игроками здесь были метрополии. Они воздействовали на ситуацию в Северной Америке двумя путями: силовым и дипломатическим. Силовое воздействие могло осуществляться как напрямую (отправка экспедиционных сил из Европы для проведения конкретных операций), так и опосредованно, когда в качестве наступательного орудия использовались силы колоний и/или союзных индейцев.
Английские, а в некоторой степени и французские колонии также выступали в качестве своеобразных региональных акторов, сфера внешнеполитической активности которых была ограничена Североамериканским континентом. С середины 1640-х годов первые самостоятельные внешнеполитические акции предпринял Массачусетс и вся Конфедерация Новой Англии, во второй половине 1660-х годов их примеру последовал Нью-Йорк, а на исходе XVII в. – Южная Каролина. Отдельные попытки проводить самостоятельную политику в отношении английских соседей делали руководители французских колоний.
Международная деятельность колоний включала проведение самостоятельных силовых акций, ведение переговоров и заключение политических и коммерческих соглашений, а также самостоятельное решение вопросов войны и мира. Однако предпринимая определенные действия, несанкционированные метрополиями (непредусмотренные хартиями, инструкциями и т. п.) и/или даже идущие вразрез с их политикой, колонии параллельно в той или иной форме продолжали выступать в качестве исполнителей воли европейских монархов и их министров.
Такая ситуация была вызвана к жизни рядом причин, связанных с общей спецификой английской и французской колонизации Северной Америки в XVII – начале XVIII в., конкретными особенностями развития колоний Новой Англии, ситуацией, складывавшейся в метрополиях, и т. п. Однако, говоря об определенной «независимости» английских и французских колоний, проявлявшейся в том числе и во внешнеполитической сфере, следует учитывать, что самостоятельность первых была самостоятельностью сильного, самостоятельностью, опиравшейся на значительные и все возрастающие людские, материальные и духовные ресурсы стремительно развивавшегося англо-американского общества, тогда как самостоятельность вторых была самостоятельностью слабого, самостоятельностью зачастую вынужденной, вызванной недостаточностью собственных сил и отсутствием внятной политики и сколько-нибудь существенной поддержки со стороны метрополии, что заставляло руководителей Акадии и Канады на свой страх и риск вступать в контакты с более сильными и богатыми соседями.
Своеобразную роль в отношениях англичан и французов играли многочисленные индейские племена, волею судеб оказавшиеся втянутыми в политику «бледнолицых». Несмотря на всю сложность, а порой и явный трагизм своего положения, индейцы постепенно освоились в ситуации, сложившейся на континенте, и пытались отстаивать свои собственные интересы, в том числе и проводя самостоятельную внешнюю политику. Ярким примером этого стал переход Лиги ирокезов к политике нейтралитета, произошедший в 1700 – 1701 гг. По словам Дж. Блэка, «Ирокезская конфедерация в XVII в. была в состоянии действовать как великая Североамериканская держава, являясь более или менее равным соперником англичан и французов в военных конфликтах этого региона». [1364]1364
Black J.War and the World. Military Power and the Fate of Continents, 1450-2000. New Haven; London, 2000. P. 74.
[Закрыть]
По мере развития (крайне неравномерного и разнонаправленного) английских и французских владений в Северной Америке, расширения сферы экспансии двух держав, на континенте образовались сначала отдельные точки, а потом более обширные зоны столкновения военно-политических и экономических интересов участников колонизационного процесса. К началу XVIII в. таких зон было пять. Это:
– побережье Гудзонова залива;
– район Ньюфаундлендских отмелей;
– пограничные области между Акадией и Новой Англией;
– Страна ирокезов и прилегающие к ней территории на границе Нью-Йорка и Канады;
– район американского юго-востока, расположенный «на стыке» французской Луизианы, английской Южной Каролины и испанской Флориды.
В каждом из этих регионов в отношениях между англичанами и французами имелась своя специфика, определявшаяся прежде всего интересами и возможностями сторон. Заинтересованность (и соответственно степень вовлеченности) обеих метрополий, а также заинтересованность и возможности тех или иных колоний двух держав в проведении определенного (или неопределенного) курса применительно к каждому конкретному региону были различными. Так, Лондон прикладывал значительные военные и дипломатические усилия для обеспечения своего контроля над Ньюфаундлендом и побережьем Гудзонова залива, поскольку это отвечало интересам ряда влиятельных группировок в самой Англии, тогда как другим регионам уделялось меньше внимания и соответственно сил и средств.
В метрополиях и в колониях принятие конкретных политических решений, имевших отношение к Североамериканскому континенту, происходило под воздействием множества объективных и субъективных факторов, которые можно разделить на четыре большие группы.
A. Отношения между метрополиями, соотношение их сил и особенности их развития в целом.Здесь необходимо учитывать, во-первых, эволюцию англо-французских отношений от преимущественно более мирных (а временами и союзнических) в начале рассматриваемого нами периода ко все более напряженным и враждебным (с конца 1680-х годов). Во-вторых, наличие (по крайней мере до конца XVII в.) явного перевеса сил на стороне Франции, в одиночку противостоявшей общеевропейским коалициям. В-третьих, социальные потрясения, которые переживала Англия в середине XVII в., а также первые проявления кризиса французского абсолютизма в конце царствования Людовика XIV. В-четвертых, качественные изменения, произошедшие во внешней политике Лондона после Славной революции, усиление военной и морской мощи Англии и ее политического веса в конце XVII – начале XVIII в.
Б. Особенности колониальной политики двух держав.Во-первых, это отнюдь не первостепенная роль колоний в политике английского и французского государства на всем протяжении рассматриваемого нами периода. Во-вторых, активное участие различных слоев английского общества в заморской экспансии страны, быстрое развитие английских колоний в Северной Америке и рост численности их населения, начало формирования (с последних десятилетий XVII в.) имперских экономических и политических связей. В-третьих, государственный характер французской колониальной политики, малочисленность населения, экономическая и военная слабость заморских владений Парижа при колоссальных масштабах французской экспансии и ее преимущественно политическом характере.
B. Специфика подходов Лондона и Парижа к международно-правовому статусу колоний.С одной стороны, здесь необходимо учитывать притязания обеих держав на территории, многократно превосходящие те, которые реально были включены в орбиту их экспансии, а также отсутствие в колониях установленных и признанных границ. С другой – определенное влияние как на позицию метрополий, так и на ситуацию в колониях Доктрины двух сфер и порожден ной ей традиции подходить к европейским и заморским коллизиям с разной меркой.
Г. Специфика колониальной ситуации.В нашем случае это, во-первых, географическая удаленность колоний от метрополии, затруднявшая оперативную связь с ней; во-вторых, география континента, во многом детерминировавшая направление французской экспансии, развивавшейся по речным путям; в-третьих, роль «индейского фактора».
Помимо этих четырех групп факторов следует учитывать наличие множества несовпадающих интересов – определенных кругов в правительствах метрополий, колониальных администраций, различных групп, действовавших по обе стороны Атлантики (торговых компаний, религиозных объединений и т. п.), наконец отдельных личностей, влиявших на процесс принятия того или иного решения. И во время войны и во время мира колониальное соперничество было гораздо сильнее подвержено влиянию различных коллективов и индивидуумов, чем другие направления политики Лондона и Парижа (прежде всего по сравнению с их европейской политикой).
В подходах английского и французского правительств к колониальным проблемам (имеются в виду в первую очередь те моменты, которые оказывали влияние на развитие отношений и соперничества двух стран в Северной Америке) наряду с общими чертами имелись и существенные различия. Как уже было отмечено выше, на всем протяжении рассматриваемого нами периода и у Лондона, и у Парижа колониальные и в том числе Североамериканские сюжеты никогда не стояли на первом месте. Основные интересы Англии и Франции были сосредоточены в Европе. В то же время если французская внешнеполитическая активность на всем протяжении рассматриваемого нами периода была связана прежде всего с политическими и династическими интересами абсолютизма, то в Англии спектр побудительных мотивов внешней политики был шире. На нее постепенно (особенно в последней трети XVII – начале XVIII в.) начинали оказывать определенное влияние различные группировки правящего класса, интересы которых были весьма разнообразны. В то же время в отличие от Людовика XIV английские короли и королевы в гораздо меньшей степени мыслили такими категориями, как «престиж», «слава» и т.п.
Следует также отметить, что отношение французского правительства к колониальной политике при Старом Порядке в целом оставалось неизменным (подъемы и спады колониальной активности Франции в этот период были связаны главным образом с подъемами и спадами в развитии абсолютизма). В то же время по другую сторону Ламанша наблюдалась определенная динамика, связанная с относительным повышением внимания лондонского правительства к заморским сюжетам, в том числе и к вопросам, связанным с защитой английских колониальных интересов на международной арене (что было тесно связано с отмеченной выше эволюцией политического строя Англии, ростом влияния «политической нации» на политику, увеличением ее военной мощи). Иными словами, если во Франции на всем протяжении рассматриваемого нами временного отрезка колониальная политика оставалась на «дальнем» плане, то в Англии она перешла с «дальнего» на «средний».
С конца XVII в. определенные (хотя пока еще не очень широкие) круги в Англии и в ее колониях постепенно стали рассматривать метрополию и ее заморские владения в качестве единого политического и экономического пространства, обозначая его термином «Британская империя». Борьба с Францией как в Европе, так и в Северной Америке объективно отвечала интересам всех частей этой империи, однако в полной мере это осознавали пока еще только отдельные представители правящих кругов метрополии и колониальной верхушки. Действия, решения и идеи, принимавшиеся в Лондоне и в административных центрах его колоний, на наш взгляд, свидетельствуют о том, что для Англии после Славной революции соперничество с Францией (в том числе на Североамериканском континенте) начало приобретать имперский характер, который будет столь характерен для британской политики последующих столетий, однако определяющим он все же еще не стал. С нашей точки зрения это произошло позднее – в годы Семилетней войны. Пока, как мы видели, Англия действовала в первую очередь как европейская держава и лишь во вторую – как Атлантическая империя (а ее колонии не могли кардинально изменить эту ситуацию).
В англо-французских войнах конца XVII – начала XVIII в. (не говоря уже о конфликтах более раннего периода) Североамериканский театр боевых действий играл в целом второстепенную роль. Основные силы противников были сосредоточены в Европе. Только применительно к заключительному этапу Войны за испанское наследство можно говорить о некотором относительном повышении внимания английского правительства к Северной Америке, что, как мы видели, было непосредственно связано с развитием ситуации в Европе и в самой Англии.
Мы не можем полностью согласиться с утверждением Е.Б. Черняка о том, что «в войнах конца XVII – начала XVIII в. оказались слитыми борьба между Францией и морскими державами за торговую и колониальную гегемонию с борьбой европейских держав против угрозы утверждения французской политической гегемонии на европейском континенте». [1365]1365
История Европы: В 8 т. Т. 4: Европа Нового времени (XVII-XVIII века). М., 1994. С. 438.
[Закрыть]На наш взгляд, весь изложенный и проанализированный нами материал свидетельствует как раз о том, что ни во время Войны за испанское наследство, ни тем более во время Войны Аугсбургской лиги такого слияния не произошло. Страны, участвовавшие в этих войнах, преследовали различные цели, однако и у Франции, и у Голландии, и у Испании (не говоря уже об Австрии, Савойе, Бранденбурге и др.) и даже у Англии эти цели относились прежде всего к Европе, а главное именно в Европе они стремились их достичь. Людовик XIV воевал против Великого Союза вовсе не только и не столько для того, чтобы обеспечить французским купцам доступ к торговле в испанских владениях, но прежде всего чтобы защитить справедливые, с его точки зрения, права внука (тем более нельзя согласиться с Е.В. Тарле, который сравнивал политику Людовика XIV в период Войны за испанское наследство с колониальными установками Вильгельма II в годы Первой мировой войны [1366]1366
См.: Тарле Е. В.Очерки истории колониальной политики западноевропейских государств (конец XV – начало XIX в.). М.; Л., 1965. С. 213-215.
[Закрыть]).
В то же самое время англичане и голландцы воевали с Королем-Солнце в первую очередь не ради асьенто и ньюфаундлендских отмелей, а ради поддержания равновесия в Европе и обеспечения собственной безопасности путем сохранения «барьера» в южных Нидерландах, признания протестантского престолонаследия в Англии и недопущения объединения Франции и Испании в рамках личной унии. Только когда победы Мальборо во Фландрии гарантировали выполнение всех этих условий, Лондон счел возможным вознаградить себя за счет заморских владений противника.
Другое дело, что в долгосрочной исторической перспективе переход к англичанам Ньюфаундленда, Акадии и побережья Гудзонова залива, а также признание их суверенитета над ирокезами парадоксальным образом имело гораздо большее значение, чем многие другие условия Утрехтского мира, казавшиеся чрезвычайно важными его творцам и современникам. Однако значение последствий тех или иных событий не следует экстраполировать на сами эти события.
На протяжении всего рассматриваемого нами периода внешнеполитические интересы Англии и ее колоний (не говоря уже о ситуации во французских владениях) совпадали далеко не всегда и не полностью, что было обусловлено отмеченными выше факторами. Даже в то время когда антифранцузский настрой английских колонистов соответствовал внешнеполитическим установкам метрополии, единство их действий было весьма относительным. Два конфликта – в Европе и в Северной Америке шли, скорее, параллельно – в одном направлении, но все же (за редким исключением) достаточно изолированно друг от друга. Это явилось еще одной причиной того, что в ходе войн конца XVII – начала XVIII в., объективно имея возможность полностью изгнать соперника из его владений, Лондон и его колонии так и не смогли захватить Канаду, ограничившись ударами и приобретениями на периферийных направлениях.
Применительно к рассматриваемому нами периоду достаточно сложно говорить о какой-либо единой английской стратегии в отношении Североамериканского континента (особенно учитывая, что, как уже отмечалось, экспедиция Уолкера не была результатом последовательно проводимой политики, а определенной мере спонтанным действием). В самой Англии устремления основной части «колониальных кругов» к началу XVIII в. ограничивались установлением контроля над Ньюфаундлендскими отмелями и побережьем Гудзонова залива. Более существенными были интересы самих колоний, но у каждой из них они были сосредоточены лишь на каком-либо отдельном регионе. Однако, как мы знаем, ресурсы колоний также были ограничены, а самое главное экспансия, как и активная внешняя политика в целом, отнюдь не пользовались поддержкой у большинства колонистов (включая и значительную часть колониальной верхушки).
Что касается интересов англо-американских экспансионистов, то более или менее значительными они были в Массачусетсе, Нью-Йорке и Южной Каролине. Осознав невозможность своими силами полностью изгнать французов из их североамериканских владений, эти колонии стремились, во-первых, укрепить свои границы, каким-либо способом взяв под свой контроль спорные и/или буферные территории; во-вторых, максимально ограничить сферу экспансии соперника и затруднить для него сам этот процесс. Последнее, правда, у англо-американцев не всегда получалось.
Французская экспансия в Северной Америке велась с гораздо большим размахом. Уже в 1670-1680-е годы французы вышли «в тыл» английских поселений, а на рубеже XVII-XVIII вв. вплотную подошли к созданию колоссального трансконтинентального барьера, перекрывавшего англичанам путь на запад. Как мы видели, определенные круги в Англии и ее колониях увидели в этих действиях французов своих соседей и соперников угрозу для себя.
«Окружение» полоски английских колоний французами в значительной степени было запрограммировано как объективно – общим характером французской экспансии, так и субъективно – географией Северной Америки. В то же время в рассматриваемый нами период ни в Версале, ни в Квебеке данному моменту не придавали большого значения. У правительства Короля-Солнца долина Миссисипи (являвшаяся основным связующим звеном между Канадой и Луизианой) находилась на периферии и без того периферийной колониальной политики, а что касается Новой Франции, то ее ресурсы и возможности были крайне ограничены.
При этом большинство жителей английских колоний, так или иначе соприкасавшихся с французскими владениями, опасались прежде всего набегов из Канады. Угроза «окружения» волновала лишь вышеупомянутые экспансионистские круги, которые, несмотря на всю свою активность, не могли серьезно напугать этой угрозой ни колонистов, ни тем более английское правительство. Косвенно это подтверждается тем, что и в последующие десятилетия изгнание французов из пусть медленно, но все же развивавшейся Луизианы и соответственно ликвидация угрозы «окружения» и расчистка пути на Запад не являлись приоритетом ни для Лондона, ни для жителей его владений. Даже спустя полвека, во время Семилетней войны, основной целью британского имперского наступления стала Канада. На западе англо-американцев с 1740-х годов привлекали прежде всего плодородные земли долины Огайо, причем интерес к ним был продиктован не стратегическими, а экономическими соображениями. Сама долина Миссисипи с тонкой линией крошечных французских фортов, которую американские историки любят называть «железной цепью» или «французским барьером», [1367]1367
Последнее определение принадлежит Р. Биллингтону. См.: Billington R. А.Westward Expansion: A History of the American Frontier. New York; London, 1970. P. 103-131.
[Закрыть]оказалась на периферии конфликтов середины XVIII в.; а по условиям Парижского мира 1763 г. западная часть Луизианы была передана Испании, что не вызвало особых возражений ни в самой Англии, ни в ее колониях.
На наш взгляд, характер французской стратегии по отношению к Северной Америке можно определить как активно оборонительный. Эта стратегия состояла прежде всего в сдерживании английского продвижения в глубь континента, а также в сохранении и поддержании там французского присутствия. Лондон и его владения, как мы уже отметили, не имели единой стратегии в отношении Северной Америки, но вся английская политика по отношению к французам носила там в целом наступательный (пусть и несколько хаотично) характер.
Объективно на протяжении всего рассматриваемого нами периода англичане обладали на Североамериканском континенте гораздо большими ресурсами, чем их соперники. Сами французы честно признавали, что «англичане – самые способные люди в мире по части создания новых колоний и их приумножения». [1368]1368
<Документ без названия> (1711) // Archives du ministere des affaires etrangeres. Fonds anciens. Correspondance politique, Angleterre. Vol. 237. F. 209.
[Закрыть]Соответственно англичане вполне могли создавать и создавали реальные угрозы французским колониям. В то же время во владениях Парижа ситуация была такова, что нанести сколько-нибудь существенный удар по противнику французы были просто не в состоянии (что заставляло их использовать тактику мелких набегов).
* * *
Военная и дипломатическая борьба англичан и французов в Северной Америке и за Северную Америку имела ряд специфических черт, существенно отличаясь от отношений этих держав в Европе.
В войнах, происходивших в рассматриваемый нами период в Европе, боевые действия, как правило, не преследовали цели, которую можно было бы назвать «решающей», т. е. полного подчинения/уничтожения какого-либо государства или резкого изменения сложившейся ситуации/равновесия (даже Людовик XIV при всех своих амбициях объективно осознавал невозможность реализации всех своих планов, не говоря уже о том, что, даже находясь на вершине могущества, он был на деле весьма далек от их осуществления).
В колониях все участники международных отношений так или иначе ставили задачу вытеснения противника из его владений, полного подчинения/завоевания колоний другой державы, установления контроля над всеми территориями, на которые мог претендовать противник.
– На протяжении всего рассматриваемого нами периода по обе стороны Ламанша увеличивалась и расширялась власть монархов и/или центральных правительств над территориями метрополий, увеличивался объем материальных и людских ресурсов, которые находились в их распоряжении. В сфере военной организации и Франция, и Англия (последняя, правда, с определенными оговорками) переходили к постоянным регулярным армиям. В обеих странах усиливался контроль главы государства над внешней политикой и применением военной силы, которые все более превращались в его исключительную прерогативу.
В колониях и в колониальной политике мы наблюдали иную ситуацию. В силу ряда причин контроль Лондона и Парижа над их североамериканскими колониями был достаточно слаб, а ресурсы, которые они могли использовать в своих заморских владениях, – весьма ограничены. Регулярные английские и французские воинские контингенты, дислоцированные в Северной Америке постоянно, были невелики, относительно крупные силы направлялись за океан лишь эпизодически; в этой ситуации основу военных сил в колониях обеих держав составляли вооруженные поселенцы и индейские воины. В то же время еще в момент основания колоний их администрации получили определенную самостоятельность в принятии внешнеполитических решений и проведении силовых операций. В дальнейшем эта самостоятельность продолжала расширяться.
– Во второй половине XVII – начале XVIII в. для ведущих европейских держав войны стали относительно менее деструктивными событиями (по сравнению с войнами предшествующих и последующих эпох: Тридцатилетней войной, Наполеоновскими войнами и т. п.). В эпоху Людовика XIV военные конфликты в Европе, как правило, удерживались в пределах достаточно четко очерченных рамок и правил. Боевые действия велись в приграничных районах, их ключевыми моментами являлась длительная осада крепостей и редкие генеральные сражения регулярных армий. В колониях ничего подобного не было. Как мы видели, конфликты между англичанами и французами в Северной Америке достаточно быстро приобрели «тотальный» характер. Они прямо или косвенно затрагивали практически все слои населения участвовавших в них колоний, охватывали большую территорию, оказывали значительное воздействие на очень многие стороны жизни колониальных обществ, несмотря на существенно более низкую плотность населения и гораздо меньшую численность участников боевых действий, чем в Европе.
Отмеченный выше характер европейской политики, с точки зрения современных специалистов, был порожден значительным сходством противоборствовавших государств в уровне и показателях их экономического развития, военной тактике, а отчасти в политической системе, социальной структуре, идеологии и т.п., которое объективно перевешивало различия. [1369]1369
См., напр.: Kaiser D.Politics and War: European Conflicts from Philip II to Hitler. Cambridge (Mass), 1990. P. 2-3, 139-140.
[Закрыть]На наш взгляд, к этому следует добавить, что начиная с середины XVII в. международные отношения в Европе строились на Вестфальских принципах, среди которых важнейшее место занимал принцип равновесия и баланса сил. В результате войны последней трети XVII – начала XVIII в. не привели к каким-либо необратимым / кардинальным изменениям, по крайней мере в том, что касалось таких главных европейских игроков, как Англия и Франция.
В колониях ситуация была иной. С одной стороны, как мы знаем, различия между владениями Лондона и Парижа (особенно между Новой Англией и Новой Францией) в силу ряда причин были чрезвычайно существенны. Это касалось и социально-экономического строя, и политической организации, и особенно религиозных вопросов. С другой стороны, на протяжении долгого времени колониальные державы в своих действиях за пределами Старого Света руководствовались иными международно-правовыми установками, нежели в Европе, и не спешили применять в Западном полушарии Вестфальские принципы. Это было характерно и для последующих десятилетий (и даже столетий).
Иными словами, с международно-правовой точки зрения, английские и французские колонии в Северной Америке находились в ситуации, которая характеризовалась известной неопределенностью, отсутствием взаимного признания границ и прав на территории, занимаемые той или иной державой или находящиеся в сфере ее экспансии. Сюда же следует добавить появившееся еще на заре европейского колониализма представление о заморских землях, как о сфере действия особых международно-правовых норм, отличных от принятых в Европе. Несмотря на то что в XVII в. постепенно происходил отказ от крайних форм Доктрины двух сфер, Вестфальские принципы также пока еще не распространялись за пределами Старого Света. Ни о каком равновесии и балансе сил на море и в колониях речь не шла.
* * *
Англо-французское соперничество в Северной Америке явилось важнейшим стимулом самостоятельной внешнеполитической деятельности английских, а в некоторой степени и французских колоний. В то же время их первые самостоятельные шаги на внешнеполитическом поприще происходили в отмеченных нами условиях известной неопределенности колониальной ситуации, отсутствия более или менее надежных и признанных (по сравнению с европейскими) международно-правовых норм и правил игры, оторванности от метрополий вкупе с явным дефицитом уверенности в том, что последние в случае возникновения конфликта сочтут необходимым и/или смогут оказать эффективную военную либо политическую поддержку отдаленным колониям. Свою роль здесь также играли и отмеченные нами общие особенности развития метрополий, их колониальной политики и их заморских владений.
