Текст книги "Крушение мировой революции. Брестский мир"
Автор книги: Юрий Фельштинский
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 63 страниц)
Примечания
1
Подробнее об этом см. Троцкий. Уроки Октября, Об «Уроках Октября», с. 220-262; Коммунистическая оппозиция в СССР, т. 1, с. 125; Разгром левой оппозиции в СССР, с. 246, сн. 4.
2
МИСИ, кол. SIBL, папка 2293/40.
3
АИГН, 198/23, с. 2,
4
АИГН, 149/12, с. 5
5
АИГН, 198/23, с. 1-2.
6
Там же, с. 5.
7
Зиновьев тоже был неузнаваем, с длинной бородой и бритой наголо головой (АИГН, № 471/20. Письмо БИН – М. А. Алданову от 14 ноября 1952 г. 1 л.). Об этом же писал в своих воспоминаниях А. Иоффе: Изредка на заседаниях ЦК «появлялся прятавшийся Зиновьев, почти неузнаваемый со своими длинными усами, остроконечной бородкой, придававшими ему вид не то испанского гранда, не то бродячего итальянского певца» (Из воспоминаний Иоффе, с. 202).
8
«Ильич на заседаниях ЦК не появлялся, – вспоминает Иоффе. – Ходили слухи, что он страшно нервничает в своем уединенном изгнании [...] полагает, будто большинство ЦК против восстания и поэтому рвет и мечет». Строго конспиративно, под руководством Свердлова, в «Лесном» собрали, наконец, одно из заседаний, на которое должен был явиться и Ленин Тот «пришел злой, раздраженный, плохо настроенный, вероятно, все по той же причине».
Был он почти неузнаваем: «бритый и в парике. Парик, вероятно, сильно ему мешал, [...] он снял его и положил перед собой на стол». И только после речи Троцкого «за восстание с изложением тактики его подготовки» Ленин «совсем развеселился» (там же, с. 202-203).
9
Этот текст Ленина впервые был напечатан в «Правде» в 1932 году и был черновиком письма, недописанного, не отправленного и не преданного гласности самим Лениным. Остается только проверить по архивам, написал ли Ленин такой текст в действительности.
10
Нет никаких указаний на то, что немцы прибегали к шантажу тех большевиков, которые были с ними связаны еще с дореволюционных времен. Но шантаж общего характера – прекращение поддержки ленинского правительства – имел место 2 (15) декабря 1917 года. В этот день германский посланник в Стокгольме доносил в МИД следующее о своей беседе с Воровским: «Я предупредил его, чтобы он не вздумал экспериментировать с внутренними немецкими делами, сказав ему, что никакая немецкая сторона не поддержит такого эксперимента перед лицом официального мнения. Я сказал, что оппоненты большевиков настаивают, чтобы немецкое правительство не заключало мира с ними, так как придется заново заключать мир с теми, кто придет им на смену. Противники большевиков предлагают немецкому правительству объявить, что большевики не полномочны вести переговоры. Немецкое правительство отвергло эти предложения, но оно не может подвергать себя риску вести переговоры практически в безнадежных обстоятельствах. Боровский признал, что отказ немцев от переговоров может привести к падению большевиков, и попросил, чтобы в Берлине учли тот факт, что большевики вынуждены вести переговоры в условиях демократического контроля, и обеспечить возможность немедленной публикации результатов, и что, кроме того, они должны оставить возможность для участия в переговорах союзников. Они не будут пытаться каким-либо образом повлиять на состав немецкой делегации» (т. е. не будут настаивать на включение в германскую делегацию представителей германских социалистических партий). [Земан. Германия и революция в России. Донесение К. Рицлера из Стокгольма от 2 (15) декабря 1917г.]
11
Чернин. Брест-Литовск, с. 144.
12
Гофман. Война упущенных возможностей, с. 1Ы.
13
Там же, с. 163, 193.
14
Чернин. Брест-Литовск, с. 145-147.
15
Германия, док. № 41 от 2 декабря по н. ст. 1917 г. Тел. Лерснера в МИД Германии; там же, док. № 44 от 3 декабря по н. ст. 1917 г. Тел. Розенберга в МИД Германии.
16
Стокгольм, собственно, давно уже был выбран социалистами как место для переговоров между европейскими социалистами. Подготовка к (так и не состоявшейся) конференции началась уже летом 1917 года. Наиболее активным элементом в организации конференции был голландско-скандинавский комитет, возглавляемый шведским социалистом Брантингом и бельгийским – Камилем Гюисмансом. Уже в мае «голландско-скандинавский комитет составил и разослал различным социалистическим и рабочим организациям небольшую программу обсуждения условий демократического мира» (и получил от некоторых делегаций ответы). Конференция предполагала исходить из «признания справедливого мира» и подразумевала «право народов распоряжаться своей судьбой, автономию национальностей, отказ от захватов, от контрибуций» (АИГН, 61/5, с. 1, 20, 24).
Конференция не состоялась, так как страны Четверного союза, с одной стороны, и Россия, с другой, приступили к сепаратным переговорам. Тогда делегаты несостоявшейся стокгольмской конференции решили провести в Лондоне во второй половине января 1918 года конгресс социалистов Антанты (т. е. представителей тех стран и партий, которые отказались участвовать в сепаратных переговорах). Лондонский съезд состоялся, но без участия русских партий, представителям которых советское правительство вовремя не выдало заграничные паспорта. Так, эсеровские делегаты съезда – В. В. Сухомлин и Н. С. Русанов получили паспорта лишь 28 февраля. (Там же, ч. 2, с. 136.] За это время, с 6 по 12 февраля, успела состояться еще одна конференция – Бернская, где собрались «социалисты двух противоположных лагерей», но относились друг к другу слишком враждебно для того, чтобы хоть о чем-то договориться. Бельгийцы, например, за исключением Гюисманса, просто отказывались заседать в одном зале с немцами (там же, с. 147).
17
Боровский в беседах с германскими дипломатами указал, что лозунг переговоров о всеобщем мире был выдвинут по соображениям внутриполитическим, подтверждая этим, что советское правительство стремится к сепаратному, а не всеобщему миру. Вот что доносил 8 декабря по н. ст. германский посланник в Стокгольме Рицлер в МИД Германии: «Я только что имел частную беседу с Воровским, который производит впечатление честного и разумного человека. Он думает, что его правительство вынуждено из опасений перед внутренними политическими врагами оставить открытой возможность участия союзников в переговорах и может оправдать сепаратный мир, лишь сославшись на отказ союзников участвовать в переговорах. Однако он сказал, что призывы на этот счет столь же бессмысленны, как призывы к народу начать революцию. Если эти призывы окажутся безуспешными, русские начнут прямые переговоры о сепаратном мире» (Земан. Германия и революция в России. Донесение Рицлера о беседе с Воровским в Стокгольме 25 ноября /8 декабря/).
18
Публично большевики всякий раз подчеркивали, что речь не идет о сепаратных переговорах с аннексиями и контрибуциями. Даже в начале декабря 1917 года, когда становилось все очевиднее, что Германия настаивает на недемократическом мире, Зиновьев утверждал, что большевики подписывают именно демократический мир: «Мы Вильгельма прижали к стене, и его генералы должны будут скоро дать ясный и определенный ответ: желают ли они захватов, насилия и грабежей, или принимают они наши условия». [Съезд железнодорожных рабочих. Доклад Зиновьева. – НЖ, 14 (27) декабря 1917, № 201 (195).] «Событиями последних дней в Брест-Литовске вырван боевой козырь у меньшевиков и правых эсеров, которые твердили, что большевики ведут Россию к гибели, заключая будто бы сепаратный мир. Теперь стало ясно, [...] что только советская власть проявила активную деятельность в вопросе внешней политики и только благодаря ей мы скоро получим настоящий демократический мир. [...] Советская делегация во время переговоров проявила сильную устойчивость и добилась от германских генералов признания наших основных пунктов соглашения.» [Съезд железнодорожных рабочих. Выступление Зиновьева. – НЖ, 16 (29) декабря 1917, № 203 (197).]
19
То, что речь шла о борьбе за власть в партии (или за влияние в международном социалистическом движении), косвенно подтверждает донесение Рицлера германскому канцлеру от 31 октября (12 ноября) 1917 года: «В настоящий момент я не думаю, что правительство в Петрограде, если допустить, что оно достаточно укрепит свою власть и продержится хотя бы несколько недель, использует Радека, Фюрстенберга [Ганецкого] и Воровского в качестве посредников. [...] Самый энергичный и талантливый из них – это поляк Собельсон, выступающий обычно под псевдонимом Карл Радек, хорошо известный немецким социал-демократам по его прошлой деятельности в Германии. Студентом он как будто крал книги и прочие вещи, и друзья наградили его кличкой Крадек. В русских газетах он до сих пор фигурирует под этим именем, и он взял его в качестве псевдонима. Он характеризуется как человек абсолютно аморальный, но очень умный и необычайно способный журналист. [...] В настоящий момент его работоспособность и знание германской политики – он знает даже ее потайные стороны – наверняка привлекут в Петрограде уважение к его идеям и предложениям» [Земан. Германия и революция в России, док. от 31 октября (12 ноября) 1917].
20
Немецкий историк-социалист пишет: «Большевикам было ясно, что при данной ситуации общий мир мог быть только результатом европейской революции. У держав Антанты, силы которых непрерывно росли, не было никаких оснований отчаиваться в исходе войны, несмотря даже на то, что германское военное командование получало в распоряжение большие силы, освободившиеся на востоке. Всякий сепаратный мир с Германией обозначал огромное усиление германского империализма. В этом отношении большевики находились под властью событий. У них не осталось никакого иного средства, кроме широкой пропаганды [...], апеллирующей к пролетарским массам других стран [...]. Это должно было подогреть революционную энергию во всех странах» (AT, T-3742 П. Фрелих. К истории германской революции, т. 1, с. 219-220.)
21
Протоколы Первого съезда ПЛСР, с. 99.
22
Конкуренция за руководство революционным движением в Европе между группой Ленина и группой Парвуса не осталась не замеченной немцами. 2 (15) декабря Рицлер доносил в МИД, что за перенесение переговоров в Стокгольм стоит не только Боровский, но и Парвус, «который хочет сыграть свою роль». 13 (26) декабря в отчете агента германского правительства в МИД эта тема обсуждалась более подробно:
«Возобновившиеся попытки русских перенести переговоры из Брест-Литовска в какую-нибудь нейтральную страну объясняются главным образом влиянием Радека и его друзей, которые преследуют тут две цели. С одной стороны, они надеются, что если, например, будет выбран Стокгольм, то они смогут иметь большее влияние, потому что тогда те люди, которые на протяжении многих месяцев были представителями большевиков в Стокгольме, смогут играть более значительную роль в переговорах. С другой стороны, они, вероятно, надеются на затягивание переговоров, в Стокгольме влияние революционной социал-демократии, особенно немецкой группы, будет чувствоваться сильнее, чем в Петрограде, не говоря уже о Брест-Литовске. В этой связи стоит упомянуть, что интерес Радека в разжигании революции совсем иного сорта, чем у Ленина или Троцкого».
«Похоже, что Радек и Ко. плетут какую-то собственную международную революционную паутину», – доносил Рицлер 11 (24) декабря. В тот же день в поданном им секретном меморандуме Рицлер объяснил, что речь идет, по существу, о борьбе за власть в большевистской партии между Парвусом, с одной стороны, и Лениным и Троцким – с другой:
«Прибыв сюда в середине ноября, Парвус сначала был уверен в возможности и необходимости социалистической конференции. Датское предложение созвать такую конференцию, которое пока что не дало никаких результатов и о котором забыли, следует считать плодом его усилий. [...] Различные аспекты его деятельности не ясны нам до сих пор. Кроме желания созвать социалистическую конференцию, он также надеялся, что переговоры будут вестись здесь или в Копенгагене и он сможет использовать свое влияние, чтобы контролировать их с обеих сторон. Насколько сильно его влияние на русских социалистов – не ясно. Он сам поначалу страстно ждал сообщений на этот предмет, [...] он переоценивает свое влияние на других, точно так же как он переоценил доверие Воровского и Радека к нему. Он говорит, что эти двое ничего не предпринимают, не сообщив ему. Но я абсолютно точно выяснил, что он ошибается. Боровский относится к нему с величайшим подозрением и говорит, что верить Парвусу нельзя. Сейчас доктор Гельфанд [Парвус] работает над укреплением своей позиции в России с помощью «унтер-офицеров», вопреки Ленину и Троцкому и даже, при необходимости, против них».
Парвус, проживавший в то время в Копенгагене, прибыл в Стокгольм для ведения переговоров с русскими большевиками, прежде всего Радеком и Ганецким [Донесение Рицлера в МИД от 5(18) декабря]. Однако германское правительство, понимавшее, что Парвус будет интриговать против Ленина и сепаратного мира отозвало Парвуса из Стокгольма. Тот тянул с отъездом, как мог, под тем предлогом, что не может купить обратный билет. 11 (24) декабря Рицлер сообщил, что Парвус «уезжает только сегодня». К этому времени Парвус как политический деятель уже скомпрометировал себя в глазах социалистов открытыми связями с германским правительством, и те самые революционеры, которые в годы войны прибегали к услугам Парвуса и его деньгам, теперь отвернулись от него. Старые связи с Парвусом становились только помехой (Земан. Германия и революция в России, документы от соответствующих чисел).
23
«Третьим членом делегации является г-жа Биценко, – записал Чернин в своем дневнике. – [...] То, что происходит кругом нее, ей, кажется, в сущности безразлично. Только тогда, когда речь заходит о принципах международной революции, она внезапно просыпается, все выражение ее лица меняется и она напоминает хищного зверя, который внезапно увидел свою добычу перед собой и готов кинуться на нее» (Чернин. Брест-Литовск, с. 149-150).
24
Из пропагандистских соображений в состав первой советской делегации включили рабочего Н. А. Обухова, крестьянина Р. Н. Сташкова, матроса Ф. В. Олича и солдата Н. К. Белякова.
Этих держали для парада, и в переговорах они никакого участия не принимали. В состав делегации была также включена группа военных консультантов, из высших офицеров русской армии: генерал-майор В. Е. Скалой, контр-адмирал Альфатер, капитан 1 ранга Б. И. Доливо-Добровольский и некоторые другие. (Чубарьян. Брестский мир, с. 87). Секретарем делегации был назначен большевик Л. М. Карахан.
25
Германия, док. № 45 от 3 декабря по н. ст. 1917 г. Тел. Лерснера в МИД Германии.
26
Там же, док. № 47 от 3 декабря по н. ст. 1917 г. Протокол заседания.
27
Там же, док. № 51 от 4 декабря по н. ст. 1917 г. Протокол заседания; там же, док. № 54 от 5 декабря по н. ст. 1917 г. Розенберг в МИД Германии.
28
Цит. по кн. Чубарьян. Брестский мир, с. 89.
29
Германия, док. № 56 от 5 декабря по н. ст. 1917 г. Протокол заседания.
30
Чернин. Брест-Литовск, с. 154.
31
Советская делегация как условие перемирия пыталась выторговать также право провоза и распространения в Германии и провоза через Германию для распространения в Англии и Франции пропагандистской литературы о мире. Гофман на это заметил: «Желание пробудить в Германии стремление к миру является излишним, так как мы ведь готовы заключить с вами мир». Впрочем, распространение «пропагандистских брошюр в других странах» Гофман посчитал уместным: немцы надеялись пораженческой пропагандой ослабить Англию и Францию. (Чубарьян. Брестский мир, с. 90.)
32
Известия ЦИК, 25 ноября 1917, № 235. В Армении новость о перемирии не была воспринята с большой тревогой. Вот что писала в те дни одна из закавказских газет: «Из Эривани Закавказскому комиссариату телеграфирует президиум съезда армян-воинов: «Выслушав доклад и декларацию Закавказского комиссариата об объявлении сепаратного перемирия России с Турцией, первый всероссийский съезд армян воинов постановил: [...] Съезд верит, что революционная демократия свободной России [...] не отдаст остатки армянского народа [...] на растерзание самодержавной Турции и одним из условий мира будет полное самоопределение Турецкой Армении, полное ее освобождение от турецкого ига [...]. Впредь же до заключения мира Армения не должна быть очищена нашими войсками, ибо очищение занятых областей имело бы последствием истребление [турецкой армией] остатков нашего народа» (газ. Республика [Тифлис], № 116, 26 ноября 1917, с. 1-2, статья «К перемирию»).
33
Соглашение о продлении перемирия было подписано вечером 3(16) декабря 1917 г. Перемирие могло быть разорвано любой из сторон с уведомлением за семь дней. В случае отсутствия такого уведомления перемирие автоматически продлялось вплоть до разрыва его с уведомлением за семь дней любой из сторон. (Германия, док. № 90 от 16 декабря 1917 г. по н. ст. Тел. Розенберга в МИД Германии.)
34
Член мирной делегации левый эсер Мстиславский докладывал о мирных переговорах на заседании Первого съезда ПЛСР.
35
Протоколы II созыва, с. 168, 127. Точку зрения большевиков и левых эсеров разделяли в этом вопросе меньшевики. Д. Ю. Далин, в частности, пишет: «Идея большой социалистической революции на Западе одушевляла меньшевизм во всех его течениях, хоть и с разными оттенками. Дело было не только в том, что меньшевизм [...] сохранял верность ортодоксальному («революционному») марксизму и [...] что большая часть партии придерживалась циммервальдских взглядов, что мировая война является прологом социальной революции [...]. И для большевиков, и для меньшевиков первым отчетливым отрезком большой европейской революции была ожидаемая революция в Германии. В Германии, казалось, имеется самая большая ортодоксально-марксистская партия; она была самой промышленной страной континента» (Далин. Меньшевизм в период советской власти, с, 144-145).
36
Протоколы II созыва, с. 82. Каменев, видимо, отдавая дань революционному настрою делегатов, указал на то, что большевиками «среди немецких солдат распространяется воззвание за подписью советского правительства. В этом воззвании народные комиссары заявляют, что в случае, если немецким солдатам придется идти на помощь революционному тылу Германии, русские солдаты не будут наступать на германском фронте. Воззвание распространяется в миллионах экземпляров.» В ответ германская делегация выразила «полуофициальный протест», в котором назвала воззвание советского правительства к германским солдатам вмешательством во внутренние дела Германии, указав, что «листок угрожает ходу мирных переговоров». Германский протест, впрочем, был проигнорирован: советское правительство заявило, что в этом отношении «не брало на себя никаких обязательств» (там же, с. 92).
Германская и австро-венгерская делегации неоднократно просили советских делегатов воздержаться от пропагандистской деятельности. Так, Чернин заявил Иоффе, что категорически протестует против всякого вмешательства во внутренние дела Австро-Венгрии и в противном случае предлагает советской делегации прервать переговоры. (Чернин, Брест-Литовск, с. 151; AT, T-3742. Л.Троцкий. Советская республика и капиталистический мир, т. 17, ч. 2, с. 632, 633). Неудивительно, что такие гуманитарные вопросы, как обмен военнопленных и интернированных в пылу дискуссий о мировой революции остался неразрешенным. Советское правительство объясняло это тем, что не хотело обмениваться пленными, так как этим давало германской армии потенциальных солдат, «употребление которых» не могло контролировать: «Если бы в Германии правил Либкнехт, мы бы отпустили пленных» (Протоколы И созыва, с. 91). Германское правительство в этом вопросе не спешило, так как речь шла о неравном обмене. Генерал Людендорф указал в связи с этим, что если после заключения мира с Россией немцам придется «выдать наших 1.200.000 русских пленных, которым противостоят 100.000 человек в России», германская экономика рухнет, так как 600 тысяч этих пленных заняты в сельском хозяйстве, 230 тысяч – в промышленности, 200 тысяч – в оккупированных областях (Германия, док. № 195 от 25 января по н. ст. 1918 г. Тел. Лерснера в МИД Германии).
37
Германия, док. № 113 от 25 декабря. Тел. Кюльмана в МИД Германии со стенограммой заседания от 25 декабря 1917 г. по н. ст.
38
Мирные переговоры в Брест-Литовске, с. 9-10. Как писал позднее Троцкий, «дипломаты Четверного союза присоединились к демократической формуле мира – без аннексий и контрибуций, на началах самоопределения народов. Для нас было совершенно ясно, что это – лишь лицемерие». (АТ, Т-3742. Л.Троцкий. 1917, т. 3, ч. 2, с. 325.)
