Текст книги "Евгений Чудаков"

Автор книги: Юрий Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Павла Ивановна не одобряла столь скороспелого решения, но, поверив в самостоятельность сына, противиться не стала. Совсем иначе повели себя родители Наташи. «Ишь ты, жениться! – бушевал Наташин отец. – Мальчишка, студент несчастный! Во всем доме капиталу на пятьдесят целковых, небось, не наберется, а туда же – жениться! Работать надо, в дело стоящее входить, состояние создавать. Самому! А не из невестиного приданого. А так ведь и в дело не употребит – по ветру пустит. Чудаковы – они такие! Ишь, чего захотел!»

Окончания скандала Евгений дожидаться не стал. Быстро собрав вещи, он уехал в Москву, где через месяц начинались приемные испытания в высшие учебные заведения.

Снова его мечты оказались поставленными на карту. По всей России в те годы было чуть больше десятка учебных заведений, в которых можно было изучать технику на высшем уровне, получить диплом инженера. А молодых людей, желающих поступить в них – тысячи. Причем, как уже говорилось, императорское Московское техническое училище имело самый высокий престиж. Кстати, и сегодня МВТУ – бывшее ИМТУ – один из советских вузов, диплом которого ценится очень высоко во всем мире.

Конкурс оказался огромным – более двадцати человек на место. Однако Евгений решил, что и этот бой он обязательно должен выиграть. Благо по профилирующим дисциплинам он чувствовал себя хорошо подготовленным. Но нельзя было, как он понимал, исключить все возможные неожиданности. Поэтому, чтобы застраховать себя на случай провала, Евгений подал документы параллельно и на механическое отделение Московского университета. То, что экзамены придется сдавать почти одновременно в разных местах, его не смущало.

Он постарался найти преподавателей, которые готовили ко вступительным экзаменам. Тогда, как и теперь, на афишных досках и в газетных отделах объявлений регулярно появлялись сообщения о том, что «опытный, многократно заслуженный преподаватель готовит к экзаменам с гарантией». Только количество таких объявлений и число преподавателей было гораздо меньше. Обычно студенты и поступающие хорошо знали этих преподавателей.

Объединяясь в группы по подготовке к экзаменам, чтобы платить за занятия вскладчину, молодые люди старались выбрать лучших преподавателей. Два дня бродил Евгений по коридорам училища, прежде чем выяснил, что сильнейшей в подготовительных занятиях считается «группа Дмитриева». Несмотря на довольно высокую плату, он стал заниматься именно в ней.

Вокруг шла шумная летняя жизнь огромного города. На бегах разыгрывался Большой приз сезона, в цирке на Трубной Иван Поддубный каждый вечер вступал в смертельный поединок с Черной Маской, у кино «Патэ» на Тверской и около синерамы в «Эрмитаже» толпились зрители, в Замоскворечье пели цыгане, а по улицам, как пушинки с тополей, порхали девушки с кружевными зонтиками.

Немалых трудов стоило восемнадцатилетнему юноше избежать соблазнов. Каждый день с девяти утра до девяти вечера он занимался. В результате в обоих высших учебных заведениях Евгений сдал все экзамены на самые высокие оценки и был принят в оба. Это не создало для него проблем. Один из лучших поступающих в Московский университет исчез бесследно, зато в императорском Московском техническом училище появился новый студент – первокурсник Евгений Чудаков. Таким образом он сам себе сделал наилучший подарок ко дню рождения – 20 августа Евгению исполнилось девятнадцать лет.

Тут опять необходимо небольшое отступление, чтобы рассказать, какое место в русской науке занимали высшие учебные заведения в тот период и конкретно императорское Московское техническое училище.

Научно-исследовательских институтов в России в те времена не было. Промышленность, находившаяся в частных руках, научно-технических исследований, как правило, не поддерживала. Новые конструкции и изобретения создавались энтузиастами-одиночками на свой страх и риск. Львиная же доля всех научных исследований проводилась в стенах высших учебных заведений. Ведущее место среди них занимали такие, как Московский университет и Московское техническое училище.

В императорском Московском техническом училище к началу десятых годов собрались ведущие специалисты России по техническим наукам. Теоретическую механику читал Н. Е. Жуковский, прикладную механику, кинематику и динамику механизмов – Н. И. Мерцалов, автор фундаментальных трудов в этой области, переведенных на многие иностранные языки. Детали машин преподавал A. И. Сидоров, почетный член Лондонской и Парижской академий. В числе профессоров и преподавателей были B. Г. Гриневецкий, К. В. Кирш, К. А. Круг, П. П. Лазарев, имена которых были хорошо известны в техническом мире. Директором училища был крупный ученый и прекрасный лектор А. П. Гавриленко. Он неоднократно бывал в Германии, Франции, Англии, США и в курс технологии металлов, который читал студентам, постоянно вносил поправки, отражающие уровень развития техники передовых промышленных стран.

В то время, когда Чудаков поступил в училище, там организовывались новые лаборатории и формировались новые учебные дисциплины. Н. Е. Жуковский организовал аэродинамическую лабораторию, К. В. Кирш – лабораторию котлов высокого давления. Знаменитый авиационный кружок был создан Н. Е. Жуковским именно в этот период. Тогда же, в 1908–1912 годах, в училище пришли и стали его студентами Борис Стечкин, Александр Микулин, Андрей Туполев – впоследствии всемирно известные ученые и конструкторы, внесшие огромный вклад в развитие советской авиации, моторостроения и других ведущих областей науки.

Порядки и общая атмосфера в училище привлекали свободомыслящую молодежь. Посещение лекций не было обязательным. Каждый мог изучать предмет так, как ему казалось удобнее и интереснее. Экзамены можно было сдавать практически в любое время учебного года. Задержка в сдаче экзамена не наказывалась. Курс обучения был рассчитан на пять лет, но можно было завершить его и раньше и позже. Многие избирали второй вариант и числились студентами по семь – десять лет. Прозвище «вечный студент» обидным здесь, однако, не считалось.

Не было и непреодолимой дистанции между преподавателями и студентами. Напротив, ведущие ученые старались приблизить к себе молодежь, воспитать единомышленников и продолжателей своего дела. Легендарными стали прогулки, во время которых Жуковский, Мерцалов, Гавриленко много беседовали со студентами или принимались объяснять что-то, записывая формулы прутиком на песке. Каким привлекательным и радостным для Чудакова оказался этот мир после ограниченного провинциализма богородицкого училища и казенного формализма кадетского корпуса!

В жизнь Московского техническою училища Евгений погрузился с восторгом. Первое, что он сделал, – обрел вольнодумно-студенческий вид: черная косоворотка, схваченная широким ремнем с пряжкой, студенческая куртка нараспашку, на стриженной под машинку голове – форменная фуражка с эмблемой ИМТУ, большие рыжие усы а-ля Максим Горький. Он снял недорогую комнату, где стал жить вместе с двумя товарищами из Богородицка, поступившими в Московскую сельскохозяйственную академию. Завязав в «группе Дмитриева» московские знакомства и имея репутацию отличника, легко нашел уроки. По утрам, отправляясь в училище, он обычно негромко напевал популярные арии, особенно часто одну, в которой были такие слова: «Не жалейте же Гасана! В жалком рубище своем он, владелец талисмана, не горюет ни о чем».

Но разочарования, пережитые в Богородицке, и обида, нанесенная ему в родном Сергиевском, оставили отпечаток о душе. С новыми знакомыми Евгений был ровен и вежлив, но фамильярных отношений не терпел, ни с кем особенно не сближался и в разговорах всегда обращался ко всем на «вы».

Затеи научно-технические влекли к себе Евгения неодолимо. На первом курсе он записался во все общества и кружки, существовавшие в училище, в том числе и и авиационный к Жуковскому. На втором, немного поостыв, понял, что техника настолько обширна, что охватить со одному человеку не под силу. Надо выбирать свое направление. Предмет, который заинтересовал его более всего, назывался кинематикой механизмов. Мир движущихся шестерен, поршней и рычагов, законы их взаимодействия завладели воображением студента-второкурсника. Этому способствовало и то, что курс блестяще читал Н. И. Мерцалов, на «необязательных» лекциях которого свободных мест не бывало. Евгений пришел к преподавателю и попросил дать ему «настоящее дело». Таким делом оказалось составление задачника по кинематике, до которого у самого Мерцалова, как говорится, руки не доходили.

Так Евгений Чудаков впервые взялся за серьезное дело в сфере научно-технической. Выполнить работу он должен был вместе с сокурсником, знакомым еще по «группе Дмитриева» – Мишей Хрущевым. Первые два десятка простейших задач они составили довольно легко, демонстрируя друг перед другом отличное знание курса. Далее, как это часто бывает с соавторами, начались споры и разногласия. Чуть ли не по каждой задаче средней трудности требовалось решающее слово преподавателя. А тут еще у Евгения появились дополнительные трудности – материальные. Жизнь и учение в Москве стоили гораздо дороже, чем в Черни или в Богородицке. Приходилось брать все больше уроков. Недоставало времени уже не только на составление задачника, но и на занятия.

На что хватило Чудакова в этой ситуации, так это на сдачу всех экзаменов за второй курс в срок и на «весьма». Оценка «весьма удовлетворительно» соответствовала нынешней «четверке».

Итак, первое «настоящее дело» не было доведено и до половины. Наступающее лето несло не столько радости, сколько проблемы. Домой ехать как-то неловко – садиться семье на шею совестно. А ехать еще куда-то не на что.

Лучше всего было бы устроиться куда-то месяца на два. Но обязательно – по технической специальности, чтобы и заработать, и нужные навыки обрести. Однако осуществить это на практике оказалось не так-то просто. Кто доверит неопытному юнцу квалифицированную работу?

Неожиданно помог Миша Хрущев. Узнав, что мучает товарища, он предложил поехать в Орел. Там у Мишиного отца был небольшой заводик по изготовлению двигателей внутреннего сгорания. Сам Миша ехал домой отдыхать, но выказал готовность поговорить с отцом и найти на каникулы работу для Евгения. Предложение было единственным, и Евгений принял его без колебаний. Он не догадывался, что таким образом судьба подталкивает его к главному делу всей его дальнейшей жизни.

3. Найти себя

К перрону городского вокзала в Орле поезд подошел утром. Миша заранее дал телеграмму и предполагал, что отец встретит их. Вглядываясь из окна в толпу, Евгений пытался представить себе, как выглядит его будущий хозяин. Никогда раньше ему не приходилось знакомиться близко с фабрикантами, с «акулами капитализма».

Поезд остановился, под окнами замелькали шляпки и пенсне, котелки и канотье, картузы и платки, но знакомых лиц Миша не обнаружил. Молодые люди вышли на перрон, постояли несколько минут и, не дождавшись встречающих, решили добираться самостоятельно.

На вокзальной площади сгрудились телеги с мешками, извозчики на разномастных экипажах. Зазывно голосили торговцы пирожками и квасом. Словом, царила веселая российская суета и неразбериха. Миша отправился договариваться с извозчиками, а Евгений остался у вокзала с вещами. Картина, развернувшаяся перед ним, была хорошо знакома по Богородицку и Туле. Вдруг в дальнем конце площади произошло некоторое волнение – непривычный предмет, показавшийся в той стороне, нарушил вековую обыденность происходящего.

Словно английский крейсер, распугивающий сампаны и джонки в какой-нибудь малайзийской гавани, на площадь, раздвигая телеги, въехал огромный открытый синий и блестящий автомобиль марки «берлиэ». Он медленно и бесшумно двигался к главному входу вокзала. Много потом будут показывать в кино и описывать в книгах «трескучих самодвижущихся экипажей» начала двадцатого века, но такие описания не всегда правдивы. Потому что дымными и трескучими были лишь дешевые самоделки, к тому же обычно неисправные. Классные машины 1902–1903 годов шумели и дымили поменьше, чем нынешние «Запорожцы». Привыкшие к тишине и свежему воздуху люди ценили эти блага природы больше, чем выросшие в трамвайном грохоте и фабричном дыму.

За рулем автомобиля восседал человек, одетый во все кожаное, в больших очках-консервах. Он старался держаться торжественно, но видно было, что удается это ему не совсем. То и дело кожаный человек вертел головой, чтобы обругать мальчишек, старавшихся уцепиться за авто, и кур, метивших прямо под колеса. Рассматривая приближающийся экипаж, Евгений потерял из виду Мишу, но, услышав громкий крик «Папа!» с ударением, на французский манер – на последнем слоге, увидел своего товарища, пробирающегося сквозь вокзальную толпу к автомобилю.

– Позвольте вам представить, папа, Евгения Чудакова, моего друга и самого талантливого студента нашего курса, – сказал Миша, когда вдвоем с Евгением они оказались у автомобиля.

– Весьма рад знакомству, – ответил кожаный папа с легким поклоном и тоже представился: – Михаил Михайлович.

Евгений слегка улыбнулся.

– Не удивляйтесь, – пояснил ММ-старший. – Такая традиция в нашем роду – всех мужчин называть Михаилами. Вполне значительное имя, я полагаю.

Автомобиль выплыл с площади и помчался по узким улочкам, совершая весьма рискованные маневры. При этом Евгению вспомнилось его театральное прошлое, театр одного актера, в котором исполнитель перевоплощается в единое мгновение из императора в кучера, из капитана в кочегара. Позже, когда Женя получше познакомился с ММ-старшим, он узнал, что таков стиль не только его езды, но и всей его жизни.

Завод, куда Евгений был принят слесарем, более походил на кружок «умелые руки» на нынешней станции юных техников, чем на промышленное предприятие. ММ-старший был одновременно владельцем, директором, главным бухгалтером и главным конструктором. На заводе своем он проводил целые дни, а часто и вечера до глубокой ночи, занимаясь, однако, не столько вопросами основного производства, сколько техническими исследованиями и изобретательством, для которых заводская база была явно недостаточна.

Штат предприятия составляли три десятка работников, в основном таких же чудаков, как сам директор. Выпускал заводик несколько видов простейших сельскохозяйственных механизмов, маломощные двухтактные двигатели внутреннего сгорания по французской лицензии и каждые месяц-полтора – по какой-нибудь чудо-машине, которая обычно через два-три месяца выходила из строя и отвозилась в ангар, а проще – большой сарай на заводской территории, где долго и безнадежно ожидала «конструктивной доработки». Болезнью директора были автомобили.

ММ-старший, по собственному признанию, «ненавидел коммерцию». Вместо разворачивания производства сенокосилок и сноповязалок, что в сельскохозяйственной Орловской губернии могло бы превратить его в миллионера, он тратил все силы и средства на бесконечные эксперименты. Рабочих нанимал только «с искрой божией» и широким жестом «клал жалованье» в полтора раза больше, чем окрестные заводчики. Однако деньги платил нерегулярно по причине неровного финансового состояния хозяйства.

Знакомым ММ-старший сообщал доверительно о своей «слабости по машинно-конструкторской части». Соседи над ним посмеивались, а супруга сердилась и подвергала бесконечным упрекам. Мол, замуж выходила за помещика, человека обстоятельного, интеллигентного, а он оказался прожектером, алхимиком, вогнал состояние в авантюрное предприятие, да и им распорядиться как следует не может, домой приходит весь в керосине, с грязными ногтями. Обстановка в доме ММ сложилась весьма щекотливая, и посторонние замечали это довольно быстро.

Зато на заводе, куда попал Евгений, перед ним словно двери волшебные открылись. Через месяц работы Чудакова слесарем директор отметил, что напильник и ножовку студент держать в руках умеет и что надобно дать ему дело потоньше. Евгений был назначен механиком, получил задание испытывать и отлаживать выпускаемые заводом двигатели. Эта работа позволяла студенту-машиностроителю вплотную познакомиться с самым совершенным созданием машиностроения того времени – двигателем внутреннего сгорания.

Евгений принял назначение с восторгом. Он стал проводить на заводе чуть ли не больше времени, чем сам ММ-старший, благо городские соблазны в Орле были куда как слабее московских. Рвение Чудакова было замечено всеми, а ММ-старшим – в первую очередь. Но тот помалкивал до времени, на похвалы и восторги не тратился. Месяц, оставшийся Евгению до начала учебного года, пролетел как одна неделя.

Перед отъездом в Москву Евгений, получив у кассира жалованье и сдав инструмент кладовщику, пошел в директорскую конторку прощаться. ММ-старшего там не оказалось. Его удалось разыскать в ангаре, где, засучив рукава, он разбирал очередное заграничное авточудище. Евгений, в обычной своей сдержанной манере, произнес обычные в таких случаях слова о том, что «для него оказалось очень полезным», «было весьма приятно» и «не хотелось бы уезжать». Нетрудно было заметить, однако, что за этой сдержанностью скрываются искренние чувства. И ММ-старший заметил.

– Не хочется уезжать, Евгений Алексеевич? – переспросил он. – Могу оказать вам содействие. – И, сделав как бы вынужденную паузу, во время которой извлек какую-то железку из автомобильного чрева, добавил: – Могу предложить место механика-испытателя в нашей лаборатории. С соответствующим жалованьем. Работать будете со мной лично. Контракт на год.

Чудаков попросил день на размышление. Все подсчитал, взвесил. О работе, которая предлагалась ему, большинство студентов могло только мечтать. Заработок на новой должности превышал в три раза то, что он мог получить уроками в Москве. За год работы можно было бы отложить сумму, достаточную для двух лет учебы. Да и несуразный, по-детски любознательный, больной техникой ММ-старший казался Евгепию все более симпатичным.

На следующий день Чудаков явился к директору и сказал «да». Еще через день он проводил в Москву ММ-младшего, который втайне радовался, что наконец-то, поднявшись на курс выше, сумеет опередить приятеля, которого раньше никоим образом превзойти не удавалось.

Так Евгений Чудаков добровольно продолжил приобретение производственного опыта, о необходимости которого для студентов и по сей день не смолкают разговоры. Так приступил, в возрасте двадцати одного года, к исследовательской работе. А ММ-старший на порядочный срок получил в свое распоряжение способного молодого исследователя с «почти высшим» техническим образованием – большая редкость по тем временам, особенно в Орловской губернии.

Этот год сблизил ММ-старшего и Евгения. Первой их по-настоящему совместной работой стало реконструирование двигателя, выпускаемого заводом. Директор решил попробовать избавиться от громоздкой системы водяного охлаждения, заменив ее воздушной. Но для этого требовалась основательная переделка головки цилиндра. Возможная в принципе, она требовала значительных экспериментальных работ, так как теоретически вопрос еще никем не был решен. ММ-старший дал Евгению несколько конструктивных набросков, по которым тот должен был с помощью заводских умельцев изготовить различные варианты головок и испытать их на стенде.

Чудаков взялся за исполнение задания с энтузиазмом. Однако очень скоро обнаружил, что для такой, казалось бы, несложной работы знаний, полученных в аудиториях Московского технического училища, уже не хватает. Какие нагрузки давать мотору на каждом этапе испытаний? В какой последовательности? Как измерить температуру внутри цилиндра работающего двигателя? Как определить напряжения металла в его деталях? На все эти вопросы нельзя было найти ответа в учебниках. А ММ-старший был, что называется, чистый практик. Он предлагал Евгению десятки программ испытаний без всякой серьезной мотивировки, «по наитию», как сам говорил. Специалиста, хотя и начинающего, но знакомого уже и с сопротивлением материалов, и с теоретической механикой, такое решение устроить не могло.

Как-то Евгения пригласили в дом ММ-старшего, где он бывал теперь все чаще. В кабинете хозяина Чудаков обратил внимание на стопку иностранных журналов. Отдельные экземпляры этих изданий он видел и раньше в руках директора.

Журналы были на французском и немецком. ММ-старший читал в них в основном рекламные объявления и малоправдоподобные описания фантастических проектов. Раньше у Евгения эти журналы не вызывали большого интереса.

В тот вечер, однако, Чудаков, спросив разрешения у хозяина и хозяйки, уединился в кабинете и несколько часов внимательно просматривал журнал за журналом, страницу за страницей. Начальных знаний языка Евгению хватило, чтобы понять, что журналы, на которые, как оказалось, ММ-старший подписывается уже несколько лет, содержат не только рекламную чепуху, но и зачатки серьезных исследований. Однако чтобы прочесть эти материалы, язык требовалось знать куда лучше.

Уроки французского вызвалась давать Чудакову супруга хозяина, полагавшая, что таким образом она получит возможность влиять на мужа через его ближайшего теперь друга и сподвижника. Немецкому Евгений стал учиться у старушки немки, неизвестно как и когда оказавшейся в Орле. Она жила совсем одиноко и была несказанно рада как обществу вежливого молодого человека, так и возможности вспомнить хоть немного родной язык. В доме хозяина уроки, естественно, были бесплатными. Старушка взяла плату чисто символическую.

Осень и зима прошли в экспериментах с мотором и в занятиях. Ни на что другое времени не оставалось. На молодого специалиста, делавшего, как считали многие, быструю карьеру, обратили внимание местные невесты. Посыпались приглашения на «вечерний чай» и «катание на санках», но у Евгения не было ни времени, ни настроения принимать их. Знакомые шутили, что из всех невест города он выбрал не самых лучших, намекая на его учительниц, но Евгений не обращал внимания на насмешки. А испытания не ладились.

Несмотря на все придумки ММ-старшего, который и так и этак переделывал форму головки цилиндра, мотор перегревался. Ресурс его работы без поломок оказывался втрое меньше, чем у двигателя с водяным охлаждением. Иностранные журналы не помогали. Хотя Евгений за несколько месяцев научился вполне сносно разбирать со словарем технические тексты, ответа на свой вопрос в журналах он так и не нашел.

Когда зима была уже на исходе, весеннее солнце сгоняло снег с крыш, а воробьи радостно суетились на оттаявших помойках, ММ-старгаего осенила гениальная идея.

– Все дело в средствах, Евгений Алексеевич, – горячо втолковывал он своему молодому помощнику. – Нам не хватает средств на материалы, механиков, опытные образцы. Но мы можем получить средства, если привлечем внимание научно-технических обществ к нашей работе. Конечно, не сенокосилками! Надо вам, любезный друг мой, сделать отчет об испытаниях. И побольше науки в него! Сделаем научный отчет, как в немецком журнале. Лучше сделаем! Вы ведь сможете, Евгений Алексеевич, я уверен. Пошлем в Петербург отчет об испытаниях русского мотора нашей конструкции. Представляете – где-то в Орле не хуже работают, чем в Берлине! Во славу отечества! И нам выделят средства. Не смогут отказать! Ручаюсь вам, Евгений Алексеевич!

Этот горячий монолог молодой испытатель выслушал молча. Теребя свои экзотические усы, он оценивал возможность успеха. Хотя казалось маловероятным, чтобы их кустарные эксперименты заинтересовали Петербургский совет научно-технических обществ, идея директора ему понравилась. Показалось интересным свести воедино данные их опытов и попытаться сделать на их основании какие-то теоретические выводы. На стенде он не мог найти определенного решения. А что получится на бумаге?

В городе шла бурная весенняя жизнь. Молодые люди разучивали новомодный танец танго, девушки сходили с ума от граммофонных пластинок Вертинского, а Женя Чудаков, зарывшись, как канцелярская крыса, в клочки бумаги с записями многомесячных неудачных опытов, чертил графики и диаграммы в специально купленной для этого амбарной книге. Образцом для составления отчета он взял описание исследований Рудольфа Дизеля, помещенное в немецком журнале.

Когда все данные были сведены воедино, и отчет стал приобретать вполне наукообразную форму, острый глаз Евгения подметил в нем некоторые закономерности. По цифрам и графикам оказывалось, что внешняя форма головки влияет на нагрев цилиндра меньше, чем форма камеры сгорания и режим работы форсунок, которые впрыскивали топливо. Но ведь именно на совершенствование внешней формы были направлены все мысли конструктора!

Вместе с ММ-старшим Евгений еще раз проверил свои подсчеты. Они оказались сделанными тщательно и безошибочно. Бумага подсказывала то, чего не раскрывал сам по себе ни один из экспериментов – решение проблемы воздушного охлаждения надо искать в другом направлении. ММ-старший сначала был обескуражен, затем пришел в восторг.

– Немедленно посылайте, Евгений Алексеевич! – заговорил он быстро и взволнованно. – Немедленно! В конверт и – в Петербург! Это ведь научная работа в полном смысле. Вы, милостивый государь, на основании экспериментов делаете оригинальный вывод… И вы так молоды. Это не может не произвести впечатления!

Возможно, произойди нечто подобное пятьюдесятью годами позже и будь Евгений аспирантом, а Михаил Михайлович его руководителем, Евгений так бы и поступил – опубликовал работу. Работа содержала приоритет и вполне годилась для публикации. Но в начале века время было иное. Тогда ценились положительные выводы и реальные изобретения, а не отрицательные выводы, хотя и вполне научные. Большинство молодых людей, идущие в технику, искренне хотели «двигать вперед прогресс», создавать новые машины. Вопросы диссертации и публикации печатных трудов занимали их куда меньше.

Потому и Евгений не согласился со своим патроном. Чудаков предложил сделать на двигателе усовершенствования, которые подсказаны были исследованием, и провести новую серию опытов. Лишь тогда, когда с помощью исследования удается сделать нечто реально полезное, это исследование чего-то стоит, доказывал Евгений ММ-старшему. И сумел настоять на своем.

Новая конструктивная доработка оказалась удачной. Двигатель, который внешне ничем не отличался от своих несчастливых собратьев, развалившихся на стенде, словно осененный знамением доброго волшебника, работал! И работал совсем неплохо. Через сорок часов бесперебойной работы мотора директор помчался домой, погрузил в автомобиль все свое семейство и привез на завод. Ахая и недоумевая, супруга и племянницы Михаила Михайловича, подгоняемые главой семейства, пробирались между станков, железок, банок с машинным маслом. В конце этого «коридора ужасов», в котором их юбкам на каждом шагу грозили страшные опасности, работал мотор, привинченный к массивному фундаменту. Около него взлохмаченный и перепачканный маслом Евгений делал последние замеры.

Приняв вид торжественно-многозначительный, директор простер руку в сторону мотора и вопросил:

– Мадам и мадемуазель, скажите мне, что это?

– Это мотор, дядя. Он вертится, – быстро ответила младшая племянница.

– Это – двигатель внутреннего сгорания с воздушным охлаждением оригинальной конструкции, созданной вашим дядей и супругом, которого дома в грош не ставят. Подобно орловским рысакам, прославившим наш город в прошлом, эта машина, придуманная и построенная в Орле, прославит наш город в будущем! – торжественно произнес Михаил Михайлович.

И задал новый вопрос, указывая на Евгения:

– А знаете ли вы, кто это?

Глядя на хорошо знакомого им молодого человека, дамы недоуменно молчали.

– Это – Евгений Алексеевич Чудаков, талант и умница, будущий академик!

Собственно, благодаря этой фразе вся сцена и запомнилась Чудакову. Конечно, тогда он всерьез не принял высказываний ММ-старшего, но потом не раз тепло вспоминал заботливого патрона, предсказавшего ему жизненный путь. Оказывается, и даром предвиденья обладал орловский неудачник.

Тот день запомнился Чудакову и по другой причине, гораздо менее приятной. В директоре от великой радости проснулся гусар. Отвезя женщин домой, он помчал Евгения в самый роскошный ресторан города и устроил пир. С шампанским, с цыганским пением, с битьем посуды и иным шумом, отзвуки которого не утихали в городе еще недели две. Чем именно был вызван шум, доподлинно не известно. Однако Евгений, который до того вечера пил редко и помалу, с тех пор перестал пить вовсе. В дальнейшем уговорить его за праздничным столом выпить хотя бы полрюмки мало кому удавалось.

Когда первые радости поутихли, изобретатели стали думать, как распорядиться достигнутым. Отчет Евгения теперь мог быть завершен положительными выводами, что и было сделано. Свою первую в жизни исследовательскую работу Чудаков назвал «Влияние конструкции головок цилиндров на процесс сгорания газа». Не поэтично, но солидно. Рукопись была отослана, как и предполагалось, в Петербург, в совет научно-технических обществ и дополнительно послана в редакцию журнала «Мотор». Двигатель, созданный на заводе, представили на выставку.

На работу вскоре пришел положительный отзыв, но, прежде чем публиковать ее, господа из Петербурга просили «господина Чудакова сообщить свое ученое звание, а к сему и то, какие его работы и изобретения были обнародованы ранее». Двигатель был отмечен на выставке дипломом «За удачное отечественное совершенствование иностранной конструкции». Но специалисты заметили в нем кое-какие дефекты. В случае их устранения и решения некоторых патентных формальностей можно было рассчитывать на хорошие сбыт и прибыль. Однако на разрешение того и другого вопроса требовалось потратить еще не один месяц и не одну тысячу рублей.

Трезво оцепив ситуацию, Евгений пришел к вполне рациональному заключению: надо прощаться с любезным его сердцу Михал Михалычем, возвращаться в Москву и продолжать занятия в императорском Московском техническом училище. Но у директора-изобретателя были иные планы. Диплом выставки он приколол на стенку в своем кабинете, недоделанный двигатель отправил в ангар, но столам разложил тщательно подобранные газеты и журналы, раскрытые в нужных местах и как бы по пустяковому делу пригласил к себе Чудакова. Когда тот появился, директор, извинившись, вышел «на минутку».

В ожидании патрона Евгений принялся просматривать разложенные на виду издания. В жарких лучах августовского солпца клубилась вековая российская пыль, по комнате медленно «воздухоплавали» толстые ленивые мухи, за окном кричал петух и кучер Никита по привычке бранился со сторожем Фомой. А со страниц газет, с журнальных фотографий, со столбцов текста катила в глаза Евгению блестящая и неукротимая волна прогресса – новые возможности и новая жизнь, заключенные в один стремительный образ – автомобиль!