Текст книги "Евгений Чудаков"

Автор книги: Юрий Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Положение стало особенно тревожным, когда летом 1942 года более 80 вражеских дивизий развернули наступление в направлении нефтяных районов Кавказа и Сталинградского промышленного района. От того, будут ли работать новые нефтяные месторождения, будет ли переведен на заменители бензина тыловой транспорт, зависела боеспособность тысяч фронтовых самолетов и автомашин.

Разработкой нефтяных месторождений Чудакову пришлось заниматься впервые, а опыт использования заменителей бензина у него был, и немалый. Вот когда пригодились газогенераторные установки и системы универсального питания автомобильных двигателей, над которыми работал молодой инженер Чудаков в холодные и голодные годы гражданской войны! За период 1941–1942 годов такими источниками питания были оснащены тысячи машин.

А что делать с «доджами» и «студебеккерами»? Не то что на деревянных чурках – даже на бензине, вполне подходящем для отечественных полуторок и трехтонок, эти машины работать не могли. Для этих моторов со степенью сжатия намного большей, чем у советских машин, требовался и бензин более высокого качества. Такого бензина в то время у нас едва хватало лишь для боевых самолетов.

Одни предлагали «разжать» двигатели импортных машин. Но это было связано с большим объемом работ, для которых не было ни материалов, ни времени. К тому же в таком случае надежность двигателей должна была понизиться. Другие ратовали за «простейший способ» – устанавливать зажигание много позднее, чем предписывали заводские инструкции. Эта мера действительно предотвращала детонацию, но одновременно приводила к значительному увеличению расхода топлива и снижению мощности двигателей почти на 30 процентов.

Чудаков предложил иной вариант – этилировать автомобильный бензин, то есть с помощью добавки к горючему небольших количеств свинцовых соединений значительно повысить его качество. Сегодня этим решением никого не удивишь, а тогда… Никогда ранее в СССР этилированным бензином для автомобилей не пользовались. Удастся ли в военных условиях наладить его изготовление? Не окажется ли ядовитая присадка опасной для шоферов и механиков? Не слишком ли увеличится износ двигателей на этилированном топливе? Эти вопросы предстояло решать.

Весной 1942 года Чудаков приехал в Москву. Массу дел предстояло переделать за несколько дней командировки. И по линии президиума Академии наук СССР, и в совете по организации производительных сил, и как директору Института машиноведения. Автомобильные проблемы не давали покоя. Как-то поздно вечером, закончив академические и институтские дела, Евгений Алексеевич позвонил из своей пустой и холодной московской квартиры в недавно созданное Автомобильно-дорожное управление Красной Армии.

По военному времени и в этот час в управлении были люди. К телефону подошел военный инженер третьего ранга старший помощник начальника технического отдела Илья Львович Варшавский. Ему не надо было объяснять, кто такой Чудаков. В ответ на предложение вице-президента академии обсудить топливные проблемы автомобильной службы Красной Армии Варшавский обещал немедленно проконсультироваться со своим начальством. На следующий день офицер передал слова Чудакова начальнику Главного управления автотранспортной и дорожной службы генералу 3. И. Кондратьеву и заместителю начальника тыла Красной Армии генералу В. Е. Белоковскому. Оба выразили желание немедленно встретиться с Чудаковым.

Эти встречи многое определили. Во-первых, были признаны преимущества решения топливых проблем автомобилей Красной Армии с помощью этилированпого бензина. Во-вторых, вместо того чтобы налаживать новое производство присадок к обычному бензину, надумали осуществить предложение молодых инженеров А. Е. Коштоянца и И. Л. Варшавского – использовать в качестве антидетонатора этиловую жидкость В-20. Раньше она применялась для повышения качества авиационного бензина, но потом авиационники перешли на более эффективные присадки. Значительные количества этой жидкости оказались на складах. Интенданты не знали, куда ее девать, а автомобилисты-практики ее опасались. Ведь у В-20 кроме достоинств были и серьезные недостатки. Так, ее использование вело к повышенному образованию нагара в цилиндрах двигателя и она была ядовитой.

Решающее слово должен был сказать Чудаков. На него и ложилась ответственность за последствия. Евгений Алексеевич не только поддержал идею применения В-20, сразу оценив ее практические возможности, но и взялся представить эту идею в Государственном Комитете Обороны. Для проверки в деле этилированного бензина и усовершенствований военных автомобилей Евгений Алексеевич рекомендовал создать при Главном управлении автотранспортной и дорожной службы Красной Армии специальное экспериментальное автомобильное подразделение.

Летом 1941 года в разговоре с 3. И. Кондратьевым начальник Генерального штаба Г. К. Жуков сказал: «В мирное время у нас в армии не придавали должного значения автотранспорту». Назначенному начальником Военно-транспортного управления армии генералу Кондратьеву пришлось комплектовать 50 автомобильных батальонов из старых машин, требующих капитального ремонта. Недостающие запасные части стали изготовлять сами в землянках и в сараях неподалеку от подмосковной станции Немчиновка.

Подписать приказ о применении нового антидетонатора В-20 сразу в десятках тысяч моторов? Академик мыслит категориями академическими, к условиям привык лабораторным… Вдруг оправдаются предсказания скептиков – двигатели машин начнут выходить из строя в боевых условиях, шоферы при заправках и ремонтах – отравляться этилированным бензином? Дело завязло в канцеляриях.

По совету И. Л. Варшавского Чудаков добился приема у старшего помощника Государственного Комитета Обороны по вопросам автомобильного топлива Николая Ивановича Альдохина. Встреча прошла не совсем обычно.

Николай Иванович вспоминает:

«Мне доложили о приходе академика Чудакова. Он был широко известен в автомобильном мире, пользовался большим авторитетом. Но в последние предвоенные годы, когда он стал академиком и вице-президентом, мы считали, что Чудаков от автомобильной тематики ушел, переключился на общетеоретические вопросы машиностроения.

Когда Чудаков вошел, я сразу узнал его. Несмотря на военное время, он сохранил привычный академический облик, Я еще не знал, зачем он пришел. Предположил, что за лимитами на бензин для нужд академии. Но он начал говорить о необходимости применения этилированного бензина, о поджатии головок ЗИСов и ГАЗов, то есть о проблемах сугубо практических. В машинах я разбираюсь. И я стал возражать ему в том духе, что дело это непроверенное, сомнительное.

Евгений Алексеевич приводил мне свои доводы, я ему – свои. Слово за слово, и что тут началось! Куда девалась его академичность! Никогда – ни до, ни после этого – я не видел академика в подобном состоянии. Он размахивал руками, брал с моего стола листы бумаги, лихорадочно чертил схемы, рассчитывал эффект. Я тоже горячился. Посмотри кто со стороны – два водителя спорят о том, какой карбюратор лучше. И убедил-таки меня Евгений Алексеевич!»

После разговора с Чудаковым Альдохин принялся продвигать новую идею с энтузиазмом необыкновенным. Прежде всего он изучил ее основу. Потом сам доработал ее, затем подготовил обстоятельный доклад и сумел довести его до сведения одного из членов Государственного Комитета Обороны – Анастаса Ивановича Микояна. Получив одобрение, он вставил строчку о снабжении этилированным бензином в перспективный план снабжения военными материалами Красной Армии. Успокоился Николай Иванович только тогда, когда план был подписан. Военные специалисты и инженеры принялись за внедрение нового бензина.

Применение этилированного горючего позволило не только успешно эксплуатировать американские и трофейные немецкие автомобили, но и существенно поднять мощность двигателей отечественных «газиков» и ЗИСов. Для этого понадобилось несколько переделать их моторы.

В суматохе первых месяцев войны из Плавска не успела эвакуироваться Павла Ивановна Чудакова. Что с матерью? Жива ли она? Здорова ли? Эти вопросы не давали покоя Чудакову все время с тех пор, как он узнал, что вражеские войска подошли к Туле. Поэтому, как только удалось завершить в Москве командировочные дела, Чудаков сел в машину, взял с собой жену и помчался в освобожденный Плавск.

До Тулы ехали по местам, куда фашисты дойти не смогли. Пята оккупанта не топтала эту землю. Но как же изменилось все вокруг! Евгений Алексеевич и Вера Васильевна глядели по сторонам, не узнавая хорошо знакомых мест. Вдоль дороги, изрытой воронками, дома были либо разрушены, либо уничтожены дотла авиабомбами и снарядами. Деревья чернели обгорелыми остовами. На полях, обычно тщательно ухоженных, аккуратно засеянных, клочьями кустился бурьян. Не было видно ни коров, ни коз, ни даже кур. Вера Васильевна сказала:

– Помнишь, Евгеша, как куры нам раньше под машину кидались и как ты на них злился, все боялся задавить? А теперь хоть бы одна выскочила…

Приехав в Плавск, они убедились, что о курах здесь уже почти забыли. Свирепый голод царил и в Туле и тут. Гражданское население получало мизерные количества продуктов по карточкам. Но до чего же обрадовались Чудаковы, когда навстречу им из старого крепкого дома, где прошло детство Евгения Алексеевича, вышла Павла Ивановна. Аккуратная и озабоченная, она выглядела так, будто и не было этих кошмарных пяти месяцев оккупации, голода, боев. Только тоньше стала вдвое, и лицо иссохло, посерело.

Евгений Алексеевич бросился к матери в объятия, спрятал ее голову у себя на груди.

Вера Васильевна говорит:

– Это был один из немногих случаев нашей жизни, когда я увидела слезы на его глазах.

Потом пошли в дом, выложили на стол куль крупы и килограмм масла – подарки по тому времени царские. Сели, заговорили о войне, о жизни.

– О жизни-то, сынок, поговорить можно, – заметила вдруг Павла Ивановна. – Да и о смерти помнить надо. Может, вот она – за углом стоит, дожидается…

Тут-то гости и узнали, что Павла Ивановна, когда поняла, что уехать не сможет, по деревенской традиции заказала себе гроб и спрятала его на чердаке. Но немцы ушли, гроб, слава богу, не понадобился. Суждено было ему простоять на чердаке еще несколько лет.

Семейное застолье прервалось неожиданно. Прибежала всклокоченная девчонка с криком:

– Тетя Павла, тетя Павла, мамка разрешается…

И «тетя Павла» быстренько собрала свой старенький акушерский саквояж и пошла туда, где без нее обойтись не могли. В суровую военную пору, забравшую на фронт большинство медицинских работников, эта маленькая сухонькая старушка на восьмом десятке вернулась к своей давней профессии, так нужной во все времена. И возобновила свою практику вполне успешно.

Вечером того же дня, на закате, Чудаковы двинулись в обратный путь. Снова резанула душу непривычная суровость пейзажа, бедность звуков. Ни заливистой петушиной многоголосицы, ни ласкового коровьего «му-у-уу», столь обычных в довоенные времена, столь сладостных сердцу. Только напряженные возгласы уставших людей, железный скрип да скрежет…

Через два месяца Чудаков внес крупную сумму в Фонд обороны. На эти средства был построен танк Т-34, успешно провоевавший до конца войны.

А ровно через год, летом 1943-го, Чудаковы всей семьей возвращались в Москву из Казани. Немецкие войска были отброшены на запад, к Белгороду и Курску. Советская авиация и ПВО в битве за Москву одержали полную победу над гитлеровскими военно-воздушными силами. Академические учреждения потихоньку возвращались в родной город…

Новые впечатления, вспоминает Татьяна Евгеньевна, нахлынули уже в дороге. Где-то под Москвой поезд, на котором ехали Чудаковы, задержался на станции. Пассажиры вышли из вагонов и увидели невдалеке странный эшелон. Он состоял из закрытых вагонов-теплушек, охранялся несколькими пожилыми красноармейцами с длинными винтовками-трехлинейками в руках, но выглядел довольно весело. Часовые курили, обменивались прибаутками, пересмеивались. А из теплушек неслись многоголосый говор, смех, песни.

Таня с Верой Васильевной подошли поближе. В окнах вагонов появились лохматые головы, улыбающиеся небритые физиономии людей в затрепанной военной форме непривычного покроя. Громко тарабаря на непонятном языке, они время от времени произносили, забавно коверкая, русские слова «папироса», «табак», «хлеб», «меняй» и протягивали подошедшим цепочки, медальоны, крестики, колечки. Оказалось, в эшелоне – пленные венгры, воевавшие на стороне Германии. Как объяснил один из них, немного знавший по-русски, им сейчас гораздо лучше, чем когда их гнали на Восточный фронт. Как сказала дочери Вера Васильевна, ставшая немного суеверной за трудные военные годы, встреча с такими пленными – доброе знамение.

В Москву приехали днем. Было жарко и пыльно, но город выглядел спокойным. Кое-где на окнах еще сохранились бумажные полоски, на столбах и крышах по-прежнему торчали черные громкоговорители, но они теперь не гудели с утра до ночи, а включались только для трансляции особо важных сообщений. На улицах встречались военные. Форма на них сидела ладно, и держались они уверенно.

Дом Чудаковых в Большом Харитоньевском переулке уцелел, хотя трещина от памятной бомбардировки все еще зловеще змеилась вдоль стены. С трепетом семья переступила порог квартиры, которую поспешно покинула два года назад. Через несколько минут сентиментальные восклицания закончились. Дел у каждого члена семьи оказалось предостаточно.

Евгений Алексеевич поехал в президиум академии, а оттуда – в Автомобильное управление армии. Саша тоже уехал – ему надо было помогать в размещении лабораторного оборудования ФИАНа, который тоже перебирался в Москву. Вера Васильевна и Таня занялись приведением квартиры в жилой вид, налаживанием быта. Таня, успевшая закончить в Казани девятый класс и первый курс техникума, горела желанием продолжать учебу.

– У нас не было знакомых в мире искусств. Мы не знали даже, какие учебные заведения художественно-прикладного профиля действуют в Москве. Поэтому просто сели вдвоем с Таней к телефону и по старому, довоенному справочнику стали обзванивать все, что казалось нам подходящим по названию, – рассказывает Вера Васильевна.

– Некоторые телефоны не отвечали, по другим оказывались совсем иные учреждения, – продолжает Татьяна Евгеньевна. – Наконец мы наткнулись на телефон Московского художественно-промышленного училища имени М. И. Калинина. Нам ответили, что там идут занятия, что учащихся совсем мало и что меня могут принять.

Однако когда Таня стала подбирать документы, обнаружилось, что образцы работ, а также справка об окончании первого курса Казанского техникума затерялись. Девушка расстроилась, но, подбадриваемая Верой Васильевной, решила все-таки попытать счастья. В приемной ее внимательно выслушали, но с сожалением заметили, что без подтверждения художественных способностей принять никого не могут. Тогда Таня попросила дать ей кусок дерева и резцы, вышла в коридор, устроилась у окна и через два часа вернулась в приемную с порезанными пальцами, искусанными губами, вся обсыпанная стружками, но с очаровательным деревянным зверьком в руках. Вопрос о способностях был решен – Таня приступила к занятиям в училище.

Евгению Алексеевичу пришлось труднее. Он узнал, что созданная по его предложению экспериментальная рота не справляется с решением возложенных на нее задач. В небольшом дворе и в помещении бывшего клуба типографии «Красный пролетарий» сгрудилось свыше сотни машин самых разных марок. Их обслуживали армейские шоферы и механики. Квалифицированных инженеров не было, всех их порасхватала военная промышленность. А проблемы множились с каждым днем.

С разворотом широких наступательных операций 1943 года – переломного года войны – перед военным автотранспортом встали новые задачи. Теперь уже автомобилей было достаточно – на полную мощность работали отечественные заводы, шли поставки союзников, множество машин захватили советские воины у отступающего врага. Но такому автопарку и запасных частей и горючего требовалось намного больше. Автобатальоны должны были идти по пересеченной местности с высокими скоростями, перевозить огромное количество людей и грузов. Эти задачи оказались очень сложными.

Ознакомившись на месте с состоянием дел в экспериментальной роте и посоветовавшись с военными, Чудаков предложил преобразовать это экзотическое подразделение в автомобильную лабораторию Института машиноведения. Предложение было принято. Руководителями лаборатории стали Чудаков и Варшавский. Они подключили к работе ведущих научных сотрудников академического НИИ, «насобирали» по Москве десяток квалифицированных механиков, и, дело пошло.

Многие проблемы сотрудники лаборатории решали оригинальными методами военного времени. Так, например, был значительно уменьшен расход бензина на грузовиках «студебеккер». Мощные двигатели этих грузовиков были рассчитаны на быстрый разгон машины в условиях интенсивного городского движения. Хорошая динамика обеспечивалась мощным ускорительным насосом карбюратора, впрыскивающим при интенсивном разгоне значительные дополнительные порции бензина в двигатель.

Но ведь в военных условиях при движении большей части машин в колоннах с постоянной скоростью, намного меньшей, чем в мирное время, нужда в динамичной езде отпадала. Шоферы только зря, по привычке, «газовали», делали бессмысленные рывки на несколько десятков метров, расходуя лишние литры горючего. Сотрудники автомобильной лаборатории, работавшие под руководством Чудакова, предложили отключать ускорительные насосы «студебеккеров». В результате расход бензина на машинах снизился почти на 20 процентов.

Особенно большую помощь Евгений Алексеевич и руководимая им лаборатория оказали Красной Армии в Кенигсбергской операции. Командующий третьим Белорусским фронтом генерал И. Д. Черняховский, лично знавший Чудакова по Бронетанковой академии, где они одно время вместе вели преподавательскую работу, попросил его изыскать возможности повышения грузоподъемности и экономичности машин. Дело в том, что благодаря развитой сети дорог в Восточной Пруссии здесь можно было широко использовать автотранспорт для перевозки наступающих войск.

Для безошибочного решения всех проблем надо было выехать в войска, оценить состояние дорог, армейского автопарка. В эту поездку Чудаков отправился со своим новым водителем Николаем Алексеевичем Жуковым. Вместе с ними ехали Варшавский, армейские офицеры.

Николай Алексеевич вспоминает:

«В октябре 1944-го мы выехали на машинах из Москвы. Составили кортеж – впереди ЗИС-101, за ним – шестиместный вездеход „додж“. На труднопроходимых участках машины менялись местами: „додж“ буксировал ЗИС. Дороги были сухие, и доехали мы быстро: за два дня. Автополк стоял под Каунасом. Еще два дня все осматривали, совещались с военными и – считали, считали, считали.

А потом Евгений Алексеевич попросил свозить его „в Германию“. Мы сели на ЗИС и поехали к границе, которую всего несколько недель назад перешли наши войска. Там стоял деревянный кол с прикрученным к нему проволокой фанерным листом. На листе было размашисто, от души написано красной краской: „Вот она, Германия!“ Проехали мы километров двадцать и вернулись. Весь этот отрезок пути Евгений Алексеевич молчал, был задумчив и, как мне показалось, печален».

В результате работ лаборатории автополки 3-го Белорусского фронта получили рекомендации по составлению графиков движения и, казалось бы, незначительным переделкам машин, которые позволили увеличить грузоподъемность на 50 процентов, а расход горючего снизить на 15 процентов.

В 1944 году Евгений Алексеевич Чудаков «за многолетние выдающиеся работы в области науки и техники», как было сказано в Указе Президиума Верховного Совета СССР, был удостоен Государственной премии СССР.

Этот год был полон предвестий победы. Ни у кого уже не было сомнения, что гитлеровская армия будет разгромлена. В столице множились приметы мирной жизни. Вовсю работали учебные заведения – надо было думать о послевоенном времени, готовить новых специалистов. Осенью 1944 года у Саши Чудакова сбылась мечта, которую он лелеял почти пять лет – он стал студентом физико-математического факультета Московского университета. Почти все вступительные экзамены он сдал на «отлично», хотя четыре года работал и учебников в руки давно не брал.

Летом того же года Чудаковым удалось несколько раз выбраться на дачу. С радостью узнали они, что у сторожей поселка по-прежнему живет их собака Найка, кавказская овчарка довольно грозного вида. Когда уезжали из Москвы, Евгений Алексеевич поручил собаку сторожам. Найка радостно встретила старых хозяев, да не одна, а с месячным щенком по кличке Ашот.

Однажды, уже осенью, на дачу к Чудакову приехал его старый друг и сотрудник по Институту машиноведения Михаил Михайлович Хрущев, по-домашнему Мих. – Мих. Войдя в калитку, он застал странную картину. На дорожке, ведущей к дому, стоял щенок и радостно повизгивал. Перед ним на четвереньках – академик Чудаков. Делая страшное лицо, он… лаял. Оказалось – учил лаять Ашота.

– Ну, – сказал Мих. – Мих., – раз такие занятия теперь у академиков, значит, скоро войне конец.