Текст книги "Синий мир (Фантастические рассказы и повести)"

Автор книги: Юрий Тупицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

ТРОПИНКА

1

Над черным полем космодрома к низким серым облакам поднялся и повис пронзительный вой сирены. Внезапно он оборвался, и после мгновения пустой ватной тишины в облаках сверкнуло ослепительное голубое пламя. Десятки молний обрушились на космодром, с оглушительным треском пережигая и разрывая на куски влажный воздух. Молнии понемногу теряли свои ветви, концентрировались к центру финиш-площадки и, сливаясь вместе, образовывали гудящий столб голубого пламени. Столб этот быстро утолщался, превращаясь в могучую плазменную колонну, которая упиралась одним концом в землю, а другим в облака. Еще секунда, и на верхнем конце этой колонны показался звездный корабль. Оседая на огненный столб, он плавно, как в замедленной съемке, валился на землю, постепенно теряя скорость. Над самой финиш-площадкой корабль на мгновение завис, проглотил гудящее пламя, выбросил три мощные посадочные лапы и уперся ими в раскаленную броню посадочной площадки. Корабль грузно осел, качнулся на амортизаторах и остался стоять вертикально, подняв к тревожно клубящимся облакам свое корявое, изъеденное космической пылью тело. Вокруг него плавали и с грохотом рвались десятки шаровых молний. Этот фейерверк еще продолжался, а посадочная площадка дрогнула и плавно тронулась вниз, увлекая за собой в подземную шахту опиравшийся на нее корабль. Он укорачивался и толстел на глазах, превращаясь из стройного гиганта в неуклюжего, куцего карлика. Когда над финиш-площадкой остался только головной отсек, спуск прекратился и корабль замер в неподвижности. Он имел право на отдых. Сто шесть лет назад он унес с Земли к голубому Сириусу третью звездную экспедицию. Она продолжалась одиннадцать корабельных лет, но субсветовая скорость корабля сделала свое странное дело: на Земле пролетело в десятеро больше времени – сто шесть лет. Целый век!

Когда звездные путешествия были еще проблемой, многие опасались, что космонавты слишком дорого заплатят за страсть человечества к небесным тайнам. Земная жизнь не будет ждать их, она уйдет, умчится вперед. Вернувшиеся со звезд станут чужими на родной планете, вокруг будет звучать незнакомая речь, люди будут стремиться к непостижимым целям и мечтать о странном, непонятном счастье. Что получат космонавты взамен многолетнего тяжелого труда и лишений?

Судьба звездных скитальцев оказалась и счастливее и тяжелее. Каждые полтора месяца, которые уносили с собой земной год, целый год с морозами и метелями, с весенней капелью и шорохом растущих трав, со знойной щедростью лета и грустью осеннего увядания, на корабль, бесшумно скользящий во мраке вечной ночи, поступали с Земли горы накопившихся новостей: научные теории, достижения техники и медицины, шедевры литературы, искусства и очерки будничной жизни обыкновенных людей. И на какое-то время вся корабельная жизнь подчинялась одной единственной цели – погоне за, как будто неспешной, но неуловимой, все время ускользающей вперед земной жизнью.

Звездный корабль замер в неподвижности, в его несокрушимом корпусе мягко откинулась массивная дверь и на черные плиты космодрома один за другим спустились шесть человек. Только шесть, хотя с земли их улетало девять. Шесть звездных космонавтов, и среди них бортинженер Тимур Орлов. Они молча смотрели на многотысячную, шумную и красочную толпу встречающих, которая со всех сторон лилась из подземных убежищ на ровное черное поле космодрома. Нет, они не стали чужими на Земле. Они просто вернулись в родной дом, где их нетерпеливо ждали все эти годы. Что из того, что иглы зданий взлетели высоко в небо, а привычные улицы исчезли, превратились в сады и парки? Разве плохо, что люди стали красивее, лучше и, наверное, счастливее? И что поделаешь, если среди встречающих нет, совсем нет друзей далекой юности?

2

Открыв глаза, Тимур долго не мог понять, где он находится. Он с недоумением разглядывал странную, необычно просторную каюту с удивительно высоким потолком и несообразно большим окном, прикрытым легкой, как паутинка, занавеской. Занавеска была удивительной, точно живой: она дышала, по ее ткани пробегали мягкие волны, а иногда она надувалась тугим пузырем, словно под ней прятался кто-то большой, очень мягкий и все ворочался, ворочался и никак не мог угомониться. Пахло чем-то непонятным, хотя приятным и знакомым, скорее всего огурцом, только что сорванным в оранжерее, но откуда в каюте, да еще в такую рань, мог взяться свежий огурец, догадаться было невозможно. Из-за занавески доносились какие-то забавные звуки – не то звон, не то свист. Можно было подумать, что тот самый большой и мягкий шутник, который прятался за оконной занавеской, небрежно, но очень мило наигрывает на флейте, а ему все пытаются аккомпанировать на ксилофоне, да никак не могут попасть в такт.

Вздувшись особенно сильно, занавеска трепыхнулась и на мгновение приоткрыла окно в сказочный зелено-голубой мир. И словно тяжелую пелену сорвало с сознания Тимура! Он вспомнил все: громаду Земли, падающую навстречу кораблю, свинцовые секунды торможения, горячую встречу на космодроме и ночное путешествие сюда, в санаторий космонавтов.

Тимур сбросил одеяло, в мгновенье оказался возле оконной занавески, рванул ее в сторону, и на него обрушился водопад красок, звуков и запахов. Голова закружилась, и, чтобы не упасть, Тимур закрыл глаза и вцепился в подоконник. Запахи, какая мешанина запахов! Понемногу из этой мешанины всплывали приглушенные, полузабытые запахи земли, травы и цветов. Хаос звуков вдруг рассыпался птичьим гомоном, разноголосым, нескладным и праздничным, а на этом радостном фоне слышались вздохи слабого ветра, шепот листвы, шорох трав и прозрачные, как удары маленького колокола, звуки падающих капель воды.

Вздохнув полной грудью, Тимур разжал, наконец, пальцы и открыл глаза. В них ударил густой голубой свет, похожий на сечение плазмы. Он лился отовсюду, и Тимур не сразу понял, что это никакой не свет, а просто небо. Бездонное, чисто вымытое небо без единого облачка. Оно было совсем не похоже на потолок или крышу, оно не давило, а тянуло к себе, вверх. Брошенный взгляд летел долго-долго и безмятежно тонул в его сияющей глубине. Небо было всюду: оно парило над головой, выглядывало из-за крыш домов и вершин деревьев, мириадами строгих голубых глаз глядело на него сквозь живую зеленую листву. Верхушки деревьев светились, облитые утренним солнцем, а земля еще таилась во влажной прохладной тени. Трава, сплошным ковром покрывавшая все вокруг, была совсем седой от обильной росы.

Тимур оглянулся на безмятежно спящих друзей, сочувственно улыбнулся им, оперся рукой на подоконник и перемахнул через него на росистую траву.

Ступням босых ног стало мокро, холодно и щекотно. Тимур счастливо засмеялся, присел на корточки и погладил траву ладонями. Они сразу стали мокрыми, точно их окунули в воду. Тимур опять засмеялся, отряхнул ладони, пахнувшие влагой, пылью и тленом, и пошел вперед. Темная цепочка следов послушно тянулась за ним, словно он шел не по траве, а по свежевыпавшему снегу.

Увидев в стороне тропинку, скользящую вдоль стены кустарника, Тимур круто свернул на нее и через десяток шагов ступил на сухую землю. Легонько изгибаясь то вправо, то влево, тропинка уверенно повела его за собой. Тимуру шагалось удивительно легко, ему казалось, что он плывет над землей. Он шел, оглядывался по сторонам и бездумно улыбался. Куда приведет его эта неприметная стежка?

Стена кустарника, тянувшаяся рядом с тропинкой, то карабкалась вверх, забираясь выше его головы, то понижалась, образуя провалы, и тогда солнечные лучи брызгали ему в глаза желтым озорным огнем. Тимур блаженно щурился, каждой клеточкой кожи ощущая бархатные прикосновения утреннего солнца. Там, где его лучи падали на траву, мелкая пыль росы успела высохнуть. И трава помолодела, утратила свою седину, сохранив наряд лишь из самых крупных капель – крохотных колбочек, заполненных волшебным радужным блеском.

Бездумно шагая по тропинке, Тимур вдруг ощутил легкий укол беспокойства. Это так не гармонировало с его общим радостным настроением, что он остановился. Непрерывная космическая вахта приучила его чутко прислушиваться к самым незаметным, подсознательным ощущением, которые порой позволяли почувствовать приближение опасности раньше, чем самые чуткие приборы.

Оглядываясь по сторонам, Тимур недоумевал – что ему может грозить здесь, в сотне шагов от жилых домов санатория? Случайно остановив взгляд на тропинке, Тимур снова ощутил, как его легонько коснулась и сразу же исчезла непонятная тревога. Тимур был озадачен – тропинка и тревога! Одно никак не вязалось с другим. Не спуская с тропинки внимательного взгляда, Тимур медленно, совсем медленно пошел дальше. Вот, обходя горбатый камень, торчащий из земли, тропинка резко вильнула влево, и сердце Тимура екнуло. Он невольно прибавил шагу, надеясь прямо здесь, за камнем, найти причину своей тревоги. Он миновал камень, но ничего не случилось. Все так же пели птицы, вздыхал ветерок, сияло над головой безоблачное небо, вокруг не было ни души, и тропинка все так же неторопливо и уверенно бежала вперед. Что за наваждение?

В который раз пробегая взглядом по серой неприметной стежке, скользящей по траве, Тимур вдруг каким-то мгновенным наитием понял, в чем дело. Понял и испугался так, что у него перехватило дыхание. Он просто знал эту тропинку, знал, куда она приведет. Он знал, например, что вон за тем пригорком, что впереди, он свернет в чащу кустарника. Прибавляя шаг, Тимур дошел до пригорка и начал взбираться на него. Шаг, еще шаг, и он увидел, как тропинка кокетливо изогнулась, смело нырнула в расступившуюся чащу кустарника.

Теперь Тимур не сомневался, он узнал ее. Прошло сто лет. Спят вечным сном друзья его юности, и вместе с ними Дийка. Сколько раз он пробегал по этой тропинке, чтобы с первыми лучами солнца выкупаться в озере! Это была светлая, юношеская, бездумная и немного эгоистическая любовь. Они жили тогда не настоящим, а будущим, а потому не отдавались друг другу целиком: каждый мечтал о своем, особом счастье. Тимур душой был уже в просторах неба, а Дийка – глубоко земной человек – жила простой жизнью, добрыми мыслями и никогда не мечтала о звездах. Прошел целый век. Как многое переменилось на Земле! А тропинка – все та же. Старый друг!

Тимур наклонился и положил ладонь на ее шершавую поросшую редкими былинками, прохладную поверхность. И вдруг сердце его дрогнуло, а мысли затуманились. Полно, может быть, и не было длинной-длинной дороги среди звезд? А вековой прыжок на Земле – сон. Длинный путаный сон! Может быть, он только вчера простился с Дийкой. Может быть, она вот сейчас выглянет из-за кустов и крикнет, как бывало: «Тим, догоняй!» Так она звала его – Тим. И вдруг это «Тим!» отчетливо прозвучало в птичьем гомоне. Тимур вздрогнул и огляделся. Ни души. Только птицы, ветер и огромное сияющее небо.

– Дийка! – негромко позвал он.

Никто ему не ответил, только кузнечик, пригревшийся на солнце, подал свой стрекочущий голос.

– Дийка, – уже не позвал, а просто повторил вслух Тимур. И снова застрекотал озорной кузнечик.

Полно! Видел ли он мир, где нет ничего, кроме ночи и звезд? Неистовое голубое пламя чужого злого солнца? Кто он, мужчина или юноша? И куда ведет его эта знакомая тропинка, может быть, в прошлое? Тимур провел по лицу вздрагивающей ладонью. Слабый запах травы, пыли и влаги коснулся его ноздрей. «Это все роса, – машинально подумал он, – это роса». Рука коснулась шрама, который он получил на ближайшей к Сириусу раскаленной планете с озерами жидкого металла. Он грустно улыбнулся. Постоял, прислушиваясь, не заговорит ли с ним озорной кузнечик, сбежал с пригорка и углубился в чащу кустарника. Он шел быстро и уверенно. Кусты разбегались в сторону, то образуя полянки, то жались к тропинке вплотную, смыкая ветви у Тимура над головой. Иногда он нечаянно задевал их рукой, и тогда листья лениво стряхивали на него тяжелые капли холодной росы.

Скоро кустарник начал редеть и расползаться в стороны. В просветах зелени показалась синяя полоска воды. Еще несколько шагов, и Тимур, мокрый от росы, вышел на каменистый берег озера. А вот и скала! Сколько раз Дийка встречала его здесь. «Доброе утро, Тим!» – кричала она, стоя над самой водой. Загородившись ладонью от острых лучей уже набравшего яркость солнца, Тимур вглядывался в плоскую, будто ножом срезанную вершину скалы до тех пор, пока глазам не стало больно от сияния солнца и неба. Тогда он опустил голову.

Озеро в величавом спокойствии лежало перед ним. Даже самая легкая морщинка не касалась безмятежной глади. Оно было похоже на полированную глыбу синего студеного льда. В нем, как в зеркале, отражалось и ясное небо, и зелень кустарника, и серые скалы. В озере был тот же самый мир, что щедро блистал красками и неумолчно звучал вокруг. Тот же, и все-таки другой. Он был мягче, задумчивее, печальнее. Он был как сон, как воспоминание, как цветная акварельная тень прошлого.

– Дийка! – тихо сказал Тимур озеру.

Наверное, он и сам не знал, что обращается не столько к девушке, не столько к своей давней незрелой любви, сколько к самой невозвратно ушедшей юности, к теплым земным снам, которые снились ему в тревожном космосе при холодном свете немигающих звезд. Озерный мир молчал, теперь даже веселый кузнечик не ответил ему. Только издалека, будто и впрямь из прошлого, доносился прозрачный и радостный перезвон птиц.

Вдруг, нарушая тишину, сухо простучал сорвавшийся камень и гулко бултыхнулся в воду. Взлетели в воздух искрящиеся солнцем брызги, и волшебный озерный мир исчез. От него остались лишь атласные волны, нехотя всколыхнувшие озерную гладь. Тимур вздохнул, пробуждаясь от своих грез, и поднял голову. На вершине скалы он увидел стройную девичью фигуру, четко рисовавшуюся в голубом синем небе. Она стояла спиной к нему, загораживая глаза далеко отставленной ладонью. И это движение, и каждая линия ее тела были до боли знакомы Тимуру. Дийка?!

Он и верил, и не верил себе. Все это было похоже на сказку, на подарок доброй лукавой феи. Тимур хотел окликнуть девушку, но в этот момент она обернулась и крикнула ему, подняв руку над головой:

– Доброе утро!

Это были слова Дийки. И ее голос! Тимур узнал ее, хотя разум его и протестовал против этого! Не отвечая, без дороги Тимур напрямую принялся карабкаться на скалу.

– Осторожно! – совсем близко услышал он знакомый голос.

Тимур подтянулся на руках, забросил ногу и, тяжело дыша, выпрямился во весь рост на вершине скалы. Девушка, улыбаясь, смотрела на него. Это была не Дийка.

– Разве можно лезть так отчаянно? – спросила она с шутливой укоризной.

Это была не Дийка! У Дийки были синие прозрачные глаза, а у этой девушки – карие и теплые.

– Я обозналась, – сочла нужным пояснить девушка, с легким удивлением разглядывая Тимура.

Тимур молчал, тяжело переводя дыхание. Нет, это не Дийка, совсем не Дийка. Она только похожа на нее.

– Вы любите купаться по утрам? – спросила девушка, прерывая неловкое молчание.

Он молча кивнул головой, не спуская с нее глаз.

– Значит будем купаться вместе, – весело заключила она и протянула руку, – меня зовут Юна.

Тимур пожал ее небольшую сильную ладонь и назвал свое имя. Он все смотрел на нее, на Дийку и не Дийку, и по рассеянности держал ее руку в своей до тех пор, пока она осторожно не отняла ее и не спросила с улыбкой:

– Я вам напоминаю кого-то?

Карие теплые глаза Юны смотрели на Тимура со спокойной доброжелательностью. Как-то вдруг он понял, что она вовсе не юная девушка, как ему показалось сначала. Это была уверенная в себе молодая женщина. От сознания этого Тимуру стало почему-то легче, и он признался:

– Да, напоминаете.

И, спохватившись, добавил:

– Но не только вы – все!

– Все? – недоуменно переспросила она, отбрасывая со лба прядь волос.

– Все, – настойчиво и беспомощно повторил Тимур.

Как он мог объяснить ей? У него язык не поворачивался рассказать про утреннюю росу, про небо, про тропинку, про Дийку и про свои странные грезы наяву.

– Все, – еще раз сказал он и опустил голову.

– Что с вами? – услышал он ее беспокойный голос.

– Ничего, – сейчас же ответил Тимур. Но ему трудно было говорить. И видел он плохо, как будто к озеру опустился легкий прозрачный туман. Подняв голову, он попытался улыбнуться.

– Это все от старости. Знаете сколько мне лет? Сто, сто тридцать один год!

Лицо Юны дрогнуло.

– Я из третьей звездной, – устало пояснил Тимур, – сто шесть лет я не был на Земле. Целый век! А раньше, давным-давно я бывал здесь. И мне все-все знакомо!

Лицо Юны затуманилось, а глаза стали большими и добрыми.

– Милый вы мой, – сказала она, – это пройдет Это очень скоро пройдет. Я знаю. Я ведь из шестой звездной и всего полгода живу на Земле. Мне тоже больше ста лет по земному счету.

Тимур смотрел на ее стройную фигурку, словно парящую в голубом просторе, до тех пор, пока прозрачный туман совсем не скрыл ее. Тогда он уткнулся лбом в ее теплую ласковую руку и закрыл глаза.

И увидел тропинку, спокойно бегущую вдаль по росистой траве.

ДЬЯВОЛЫ

1

Несколько последних, особенно трудных шагов, и, опираясь на винчестер, Анри остановился на самой вершине холма. Переведя дыхание, он вытащил из кармана платок, вытер едкий пот, заливавший глаза, и огляделся.

Холм полого сбегал к небольшой реке, пойма которой была заболочена и густо поросла тростником. За рекой тянулась все та же зеленовато-серая саванна с купами деревьев и пятнами кустарника. А дальше, километрах в трех за рекой, очередной холм упирался в чистое небо. Трава, деревья, кустарник – надоело!

Анри повернул голову. На шаг позади него стоял M-Бола с тяжелым слоновым ружьем в руке, могучий, как баобаб, и черный, как сажа. Внизу, обтекая подножье холма, тянулся хвост черных носильщиков с грузами на головах. Анри пробежал взглядом по речной пойме и спросил:

– Где будем переправляться?

– Не будем, бвана.

Анри удивленно обернулся. Лицо M-Болы было равнодушно спокойным.

– Почему?

– Носильщики не пойдут через реку, бвана.

– Через эту паршивую речушку? Да ее можно перепрыгнуть!

Легкая усмешка тронула толстые губы M-Болы, он дипломатично промолчал.

– Как же мы пойдем? – уже нетерпеливо спросил Анри.

– Вдоль реки, бвана.

– Но это лишняя неделя пути!

– Да, бвана, – спокойно подтвердил М-Бола.

– Черт побери! Можешь ты мне толком объяснить, почему носильщики не пойдут через реку? – вскипел Анри.

М-Бола вздохнул.

– Бвана будет сердиться.

Несколько мгновений Анри молчал, наливаясь злостью, а потом принялся ругаться. М-Бола смотрел на него с восхищением, слегка приоткрыв рот. Он тоже умел ругаться, но далеко не так здорово, как этот белый господин.

– Я буду сердиться, если ты вздумаешь водить меня за нос, – закончил свою тираду Анри, – ну, объясни, в чем дело?

Африканец нехотя проговорил:

– Там, за рекой – дьяволы.

Секунду Анри ошарашенно молчал, а потом расхохотался и дружески хлопнул по плечу хмурого, нахохлившегося М-Болу.

– Ничего, – весело сказал он, – с дьяволами мы как-нибудь поладим. Я ведь католик, М-Бола. Меня еще в детстве обучали, как с ними обращаться. – Он с шутливой торжественностью поднял над головой руку и возгласил:

– С именем божьим мы пойдем напрямик, и ни один дьявол не посмеет нас тронуть!

M-Бола серьезно покачал головой.

– Эти дьяволы совсем не боятся богов, бвана.

– Как это не боятся? Каждый порядочный дьявол должен бояться какого-нибудь бога, иначе на земле не будет никакого порядка, – Анри погрозил пальцем, – ты еретик, M-Бола. Смотри, как бы тобой не заинтересовались святые отцы.

Африканец усмехнулся.

– М-Бола – не девушка.

Анри захохотал.

– М-Бола, твое место не в саванне, а на университетской кафедре.

И уже серьезно спросил:

– Кого же боятся дьяволы, если не богов?

– Никого не боятся, бвана.

Анри сбил шляпу на затылок.

– Хм, так сказать, автономная дьявольская республика. Забавно. Почему же эта республика до сих пор никому не известна?

Видя, что проводник не понимает его, он пояснил:

– Почему никто не знает, что здесь живут дьяволы?

М-Бола удивился.

– Все знают, бвана. Но белые нам не верят. Один бвана хотел меня сильно побить, когда я рассказал ему о дьяволах.

– Вполне возможно, – рассеянно сказал Анри, поднося бинокль к глазам.

Он внимательно осмотрел территорию этого новоявленного пристанища нечистой силы. Саванна, самая обыкновенная саванна. А там что? Неужели дорога?

– М-Бола, – строго сказал он, не оборачиваясь, – ты меня морочишь. Через речку есть отличный брод. И там проходит дорога.

– Там ходят слоны, бвана, – пояснил африканец, – слоны, а иногда носороги и другие большие звери.

– Так это звериная тропа? Что-то уж слишком хороша. – Анри все еще не отрывался от бинокля.

– Там прошло много зверей, бвана.

– Если ходят звери, почему нельзя пройти людям?

– Туда звери проходят, но обратно не возвращаются. Никогда. Дьяволы их съедают, – невозмутимо пояснил М-Бола.

Анри резко опустил бинокль и испытующе посмотрел на своего проводника.

– И слонов?

– Да, бвана. И слонов.

Лицо M-Болы было спокойным, черная атласная кожа блестела на солнце. Непохоже, чтобы М-Бола морочил его. Да и зачем? Носильщикам не терпится побыстрее закончить маршрут и получить плату. Разве им интересно лишнюю неделю брести под знойным солнцем с грузами на головах? Анри неторопливо спрятал бинокль в футляр. Собственно, что такое дьяволы? Вернее, что обозначает этим словом М-Бола?

– Ты веришь в бога, М-Бола? – спросил он у африканца.

Проводник улыбнулся.

– Немного, бвана.

– Вот даже как! В какого же бога ты веришь?

М-Бола пожал могучими плечами и разразился длинной довольно путаной фразой, из которой Анри с горем пополам понял, что М-Бола верит во всех богов понемногу, потому что так удобнее ладить с разными людьми: и с белыми господами, и с индийцами, и с африканцами. Анри так удивился, что даже посмеиваться перестал.

– Да ты философ, М-Бола! Честное слово, твое место в Сорбонне! – Он оценивающе оглядел проводника. – Кстати, дорогой мой философ, догадываешься ли ты, что верить во всех богов понемногу – значит не верить ни в одного?

Что же обозначает словом «дьяволы» M-Бола, столь утилитарно относящийся к вопросам религии? Дьяволы!.. А что если это звери? Необыкновенные звери с локальным местом обитания, для которых у африканцев нет собственного имени, звери настолько чудовищные, что их называют безлико и таинственно – дьяволы!

А почему бы и нет? Нашли же в дебрях Африки по соседству с племенами пигмеев странное млекопитающее, окапи – полузебру-полужирафу. А Шомбург поймал карликового бегемота, в существование которого никак не хотела верить просвещенная Европа. Да разве сам Анри не слышал рассказов о летающем чудовище, в описании которого нетрудно угадать ископаемого птеродактиля? Анри огляделся вокруг. Глушь, заболоченные галерейные леса несколькими полосами отделяют этот уголок Африки от остального мира. Тут побывало считанное число белых людей.

Искатель приключений, француз по национальности, служащий английской алмазной компании, Анри был вовсе не чужд честолюбия. Он работал не только ради денег. Путешествуя по Африке в поисках алмазов и золота, он всегда надеялся открыть что-нибудь необыкновенное: богатое месторождение, неизвестное озеро, неведомое животное – все равно что, лишь бы увековечить свое имя. И вот подарок судьбы – таинственные дьяволы М-Болы! Кто знает, может быть, речь идет о случайно уцелевших в этом уголке доисторических чудищах, вроде хищных динозавров или махайродов, для которых слон и носорог были бы вполне посильной добычей. С другой стороны, не следует чрезмерно доверять россказням африканцев. Сколько бродит по Африке совершенно «достоверных» легенд о нечистой силе и сверхъестественных способностях колдунов!

Анри испытующе смотрел на своего проводника, а М-Бола и не замечал этого пристального взгляда. Он смотрел вниз, где у подножья холма носильщики разбивали лагерь и где дымки костров уже тянулись к небу. Анри вспомнил канну, убитую по пути, и почувствовал, что просто умирает с голоду. К черту загадки! Сначала надо поесть и отдохнуть. Шашлык из мяса, почек и печени канны, а потом гамак и пиво. Тепловатое, но добротное пиво в жестянках, которым снабжает его компания. Конечно, лучше было бы выпить белого, хорошо охлажденного вина, но разве у англичан бывает что-нибудь похожее на хорошее вино?

Анри усмехнулся, кивнул головой M-Боле и, широко шагая, пошел вниз, туда, где дымились костры и слышался говор и смех людей.

2

Дверь открыл сам Кашен, высокий, худой, с бронзовым от загара лицом, пышной копной седых волос и живыми карими глазами.

– Анри?

– Собственной персоной.

– Рад вас видеть. Ну-ну, входите. Давненько вы меня не навещали. О, да вы впитали в себя всю пыль Африки!

– Я прямо из саванны, Жерар.

– Это заметно. Рекомендую начать с ванны, а я пока приготовлю кофе.

Анри блаженно вздохнул.

– Я успел забыть, что такое ванна и хороший кофе.

– Постараюсь напомнить. Давайте сюда ваш саквояж.

– Осторожнее, Жерар!

Кашен засмеялся, принимая тяжелый груз.

– Золото? Алмазы?

– Много дороже, – многозначительно сказал Анри.

– Для вас есть что-то дороже алмазов? Приятная метаморфоза!

Кашен с усилием взгромоздил саквояж на стол, покосился на Анри.

– Неужели милые моему сердцу зверюшки?

– Угадали, там целый зоопарк: змеи, ящерицы, грызуны, бабочки, жуки, и я уж и сам не знаю толком, кто еще. И есть там такой страшный зверь – ахнете!

Кашен покосился на Анри, засмеялся.

– Махайрод?

– Я и сам сначала так думал.

– А потом?

– Потом я решил, что это тиранозавр.

– Так сказать – минитиранозавр, – констатировал Кашен. – Кстати, вы не забыли? Ванная комната направо, сейчас я принесу вам пижаму.

Анри проводил взглядом Кашена, распахнул дверь в ванную комнату, щелкнул выключателем и даже зажмурился от удовольствия. Вода! Вода холодная, вода горячая, вода чистая, без тины, жучков, козявок и водорослей! И ее можно лить сколько угодно, не рассчитывая каждую пригоршню.

Он обернулся, сказал громко в приоткрытую дверь:

– Что касается метаморфозы, Жерар, то я и сам замечаю, что начал изменяться к лучшему.

Через полчаса свежевымытый, чистовыбритый, пахнущий хорошим мылом и одеколоном Анри вышел из ванной.

Комната была освещена ярким светом настольной лампы. Тут же стояли разнокалиберные банки с формалином и лежали коробочки с насекомыми и пауками. Кашен бережно брал банки сухими ловкими пальцами и подносил к самой лампе. Некоторые из них он тут же с легкой улыбкой отставлял в сторону, другие разглядывал дольше, а над третьими, таких было меньшинство, с посерьезневшим лицом бормотал таинственные латинские заклинания. Двигался он легко и бесшумно, седая копна волос светилась в ярком свете, словно нимб.

– Жерар, вы похожи на святого, – тихонько сказал Анри, любуясь другом.

Кашен не обратил внимания на эти слова. Держа обеими руками большую банку, он медленно поворачивал ее перед глазами.

– Неужели? – бормотал он. – Гигантская водяная землеройка! Уникальный зверек! – Осторожно поставив банку на стол, обернулся к геологу: – Как попало к вам это сокровище?

Анри засунул руки за пояс.

– Я собственноручно поймал ее на берегу ручья и поплатился за это укушенным пальцем. Боялся стрелять, опасаясь, что от этой крысы ничего не останется.

– Как у вас язык поворачивается называть крысой такую красавицу? – Кашен еще раз полюбовался землеройкой и повернулся к Анри: – Надеюсь, рана была не опасной?

– Это был указательный палец, и я целую неделю не мог стрелять!

– Добрые дела требуют жертв, Анри. Между прочим, – Кашен еще раз окинул взглядом банки, стоящие на столе: – Я не обнаружил ничего даже отдаленно похожего на минитиранозавра. Разве что вы приняли за него рогатого хамелеона?

– Не надо обо мне думать так плохо, Жерар, – укоризненно сказал Анри и достал из отдельного кармашка саквояжа небольшую, тщательно завернутую в бумагу банку.

– Жерар, – серьезно, но с некоторой долей шутливой торжественности проговорил геолог, – вы француз. Француз и мой единственный друг в этой англосаксонской дыре. Я знаю, что могу на вас положиться.

Улыбка тронула губы Кашена.

– Какое помпезное начало! Уж не хотите ли вы продать мне свое сокровище? Не стесняйтесь, в разумных пределах мой кошелек к вашим услугам.

Анри вздохнул.

– Положительно, с вами нельзя говорить серьезно.

– Я устал от разговоров, Анри, поэтому и покинул Францию.

– И совершенно напрасно! Чтобы жить в Париже, я готов говорить двенадцать часов в сутки, не переставая.

– Вам надо было стать не геологом, а политиком, тогда бы эти способности не пропадали втуне.

– Политиком? Не надо меня оскорблять, Жерар, – Анри вздохнул и развел руками, – променять Париж на это чертово захолустье! Я не перестаю вам удивляться.

На лбу Кашена собрались морщины.

– Что поделаешь? Иногда не мы выбираем место, а место выбирает нас.

Наверное, Анри обратил внимание на нотку грусти, прозвучавшую в этих словах, потому что живо подхватил: – Верно, я типичный пример человека, которого выбрало место. Ни слова больше! Вам не нравится Монмартр, Версаль и скаковые лошади? Вы в восторге от саванн, болот и мух цеце? Прекрасно! Но мне не нужен ваш кошелек, Жерар. Мне нужны ваш совет и ваша помощь.

Взвешивая на руке банку, завернутую в бумагу, Анри продолжал: – В этой банке находится диковинный, неизвестный науке зверь. Ни один белый человек еще не видел его!

Кашен с интересом приглядывался к геологу.

– Если этот зверь действительно неизвестен науке, почему бы вам не обратиться к настоящим специалистам? Я ведь всего-навсего дилетант-любитель.

– Дилетант, труды которого печатают научные журналы!

– Что поделаешь? Для любви я уже стар, к вину пристраститься не успел. Должен же я как-нибудь заполнять свое свободное время?

– Вот-вот, вы заполняете его зоологией, поэтому-то я к вам и обращаюсь.

– Ну, раз вы так настаиваете, показывайте своего чудо-зверя.

Анри предупреждающе поднял руку.

– Одно условие. Я пока хочу сохранить в полной тайне все, что касается этого зверька.

Кашен рассмеялся.

– Уж эти мне искатели алмазов! Мне приходилось иметь дело с людьми, имена которых надо было хранить в тайне, но с такой ситуацией в зоологии я сталкиваюсь впервые. Звери и тайна! Впрочем, это ваше дело, Анри. На мою скромность можете положиться, Итак?

Анри кивнул головой, точными движениями освободил банку от упаковки и поднял ее. Яркие блики заиграли на прозрачном стекле. Банка была пуста.

Видя, какое недоумение отразилось на лице Кашена, Анри лукаво подмигнул, наклонил банку и вынул из нее аккуратно сложенный листок бумаги.

– Вот этот неизвестный зверек, Жерар.