Текст книги "Генератор чудес"

Автор книги: Юрий Долгушин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

Белое облачко пара, срываемое воздушным потоком вверх, в раструб вытяжной трубы, заструилось над угловатым срезом и двинулось, расширяясь и сгущаясь, охватывая все новые участки бревна, входящего в электрическое поле. В конце провала пар иссяк, и толстый комель дерева снова лег на услужливо шмыгнувшие под него звенья конвейера.

Люди молча следили за всеми этими движениями. Николай, с виду спокойный, испытывал страшное напряжение.

Он настолько хорошо представлял себе, чувствовал работу своей машины, что в этот решительный момент как бы перевоплотился в нее: в нем самом что-то напрягалось, сжималось, стараясь помочь генератору справиться с задачей – пронизать, опутать силовыми линиями проходящую древесную массу.

Анна, Федор, комсомольцы, волнуясь, следили то за бревном, то за выражением лица Тунгусова, стараясь по нему узнать, все ли идет так, как нужно.

Наконец Николай оторвал глаза от удаляющегося ствола и, встретив напряженные вопросительные взгляды, улыбнулся. Это был ответ, которого все ждали.

Федор не выдержал. Он сорвался с места, обежал кругом через мостик, вскочил на площадку пульта и схватил Николая в объятия. Дружное "ура" оглушило их. И когда Анна, наконец, добралась сквозь строй наседавших на Николая комсомольцев, чтобы пожать ему руку, она ясно почувствовала, что одного только рукопожатия слишком мало, чтобы выразить охвативший ее порыв...

* * *

Итак, высокочастотная сушилка была создана и уже действовала! Сырые, едва окоренные бревна до восьми метров длиной, доски и брусья, куски и пачки отобранной "резонансной" древесины спокойно проплывали сквозь рабочее пространство генератора и выходили из цеха высушенными до нужной степени.

Процесс, который требовал обычно многих суток, теперь совершался на глазах у людей в течение нескольких минут.

Перед коллективом фабрики, так недавно сидевшим в безысходном тупике, теперь открывался небывалый производственный простор.

Вот отчего в эти дни лица всех участников этой оригинальной стройки сияли такой задорной и гордой радостью. Победителем чувствовал себя каждый. В самом деле, кому принадлежала победа? Ну, Тунгусов решил научно-техническую проблему. Но ведь это Решетков выкопал Тунгусова и придумал начать дело на их фабрике и "шевелил" потом администрацию. Ничего, конечно, не вышло бы, если бы Храпов и Вольский не начали действовать энергично и не созвали того знаменитого совещания с Витковским, где Анна Ридан предложила обратиться прямо к наркому. А комсомольцы-бригадники?.. О, каждый из них хорошо знал, какая часть машины сделана его руками!

Победа была общая, коллективная.

Анна понимала ее крупный общественный смысл. Победа должна рождать другие победы. Открытие нового цеха должно быть торжественным праздником. Пусть будет много гостей, представителей других предприятий, научных кругов, печати. Пусть знают все, как надо побеждать, пусть посмотрят, что они сделали!

Торжественный пуск нового сушильного цеха состоялся за неделю до срока, обещанного Тунгусовым наркому.

Сотни три гостей, не считая своих, собрались в театральном зале клуба. Директор открыл заседание, Вольский выступил с докладом о научно-техническом и промышленном значении тунгусовского генератора.

Тунгусов с частью своей бригады был в цехе, готовясь к демонстрации. Во время доклада Вольского прибыл нарком в сопровождении Витковского и еще нескольких товарищей из наркомата. Анна встретила их и привела прямо в цех.

Здесь произошла третья встреча Тунгусова с наркомом.

Войдя в ярко освещенный цех, нарком остановился в изумлении и красноречиво развел руками. Он ожидал увидеть здесь обычную опытную установку заводского изобретателя, скромную и кустарную, интересную по своей сути, но требующую еще соответствующего оформления для массового производства.

А тут перед ним сверкало изящной композицией частей, блеском отделки большое, совершенное произведение инженерного искусства. В нем ясно ощущалась гармония между производственным смыслом машины, где основную работу совершала сама энергия непосредственно и незримо, без грубых механических усилий, натужных звуков и что-то сокрушающих инструментов, и внешними формами ее компактного тела с его пульсирующей энергией, гибкими движениями конвейера и нежным журчанием водяных струй.

С минуту нарком стоял молча, слегка прищурив глаза, откровенно любуясь невиданной машиной.

Он знал уже – ему рассказал по телефону Храпов – о том, что все расчеты инженера целиком оправдались, знал производственные показатели работы машины, автоматику – теперь он видел ее!

Вce замолкли. Недвижимый Тунгусов у дальнего конца конвейера следил за выражением лица наркома. Наконец, взгляды их встретились.

Стремительно и одновременно они направились навстречу друг другу. Сжав руку инженера, нарком привлек его к себе и крепко поцеловал.

– Я был уверен, что так будет, – сказал он. – Спасибо, товарищ Тунгусов!

– Нет, это вам спасибо! Если бы не вы, товарищ нарком, нам не удалось бы ничего сделать. Половина успеха принадлежит вам, а половина – всем нам...

Разговор прервался, гости знакомились с Тунгусовым, с Решетковым, он представил им свою бригаду, смущенную оказанным ей вниманием.

Немного спустя появились профессор Ридан с Наташей Девушка незаметно проскользнула в цех за профессором, но её тотчас же заметил Федор. Анна познакомила их, и с этого момента внимание главы бригады странным образом стало двоиться, распределяясь поровну между Наташей и всеми остальными людьми и событиями.

Все были в сборе, и Тунгусов, вкратце объяснив устройство сушилки, приступил к демонстрации ее работы. Гости расположились вдоль свободной стены цеха и затихли.

Снова повторился весь процесс сушки. Но теперь Тунгусов ушел с пульта и присоединился к зрителям. Никто не управлял машиной, никто не следил за показаниями приборов.

Автоматика вела процесс.

И когда дверца выходного отверстия захлопнулась за выскользнувшим из цеха огромным древесным стволом, взоры всех снова устремились к конструктору, и рукоплескания разорвали тишину.

Почетных гостей пригласили в клуб. К этому времени Вольский кончил доклад, и был объявлен перерыв. Все сидевшие в зале, разделившись на четыре группы, осмотрели цех и увидели работу машины.

Минут через сорок заседание возобновилось.

Возбужденная только что увиденным зрелищем, публика заняла места. Кто-то потребовал, чтобы все участники создания сушилки вышли на сцену, и собрание дружно поддержало это требование. Они были избраны в почетный президиум. Тут же взял слово директор.

– Предлагаю, – сказал он, – избрать и товарища наркома, как активного участника нашей работы, обеспечившего ее успех.

Сопровождаемый овациями, нарком поднялся на сцену и занял место около директора.

Много слов было сказано в этот вечер. Выступали участники работы, представители науки, предприятий, заинтересованных в том, чтобы использовать у себя почин фабрики. Последним вышел на трибуну нарком.

Он говорил о советской технике, освобождающей человека и преображающей его жизнь, и об освобожденных людях, ведущих эту технику все дальше вперед. Бодрая, энергичная речь его звала к новым победам, к новым смелым дерзаниям.

Когда он кончил, все вскочили с мест.

В грохоте оваций стихийно возникли ритмы гимна. Голоса мгновенно слились в один общий лад, и грянул "Интернационал".

Одна за другой, как отряды в марше, проходили в торжественной неподвижности зала широкие строфы партийного гимна.

Но вот в переднем ряду возникло движение.

Какая-то женская фигурка вдруг вырвалась вперед, быстро прошла вдоль рампы направо и исчезла в коридоре. Это была Наташа. "Что-то случилось", подумала Анна, увидев ее со сцены и незаметно отступила назад, за кулисы. Через минуту, взволнованная, она снова вернулась, тихо подошла сзади к Тунгусову и, тронув его за рукав, увлекла в глубину сцены.

– Идите сюда! Наташа приготовила вам подарок.

– Николай Арсентьевич, – произнесла в полутьме Наташа прерывающимся шепотом. – Смотрите...

Она повернулась так, что полоса света со сцены упала на мятую бумажку, трепетавшую в ее руках. Николай увидел знакомые буквы: LMRWWAT.

– Смотрите... – И, прикасаясь кончиком указательного пальца к каждой букве, она раздельно произнесла... – Лишь... мы... работники... всемирной... великой...

– ...армии труда! – вне себя почти крикнул Николай. Он запустил обе пятерни в волосы и, сжав их, дернул так, что на глазах выступили слезы. Ну, конечно! Наташа, милая... – он схватил ее за руки и крепко сжал их, как я вам благодарен! Вот, действительно, подарок! Это вы сейчас?

– Да, да, вот во время пения "Интернационала".

– Ну, молодец! Вот что, друзья... Немедленно нужно расшифровать сообщение немца. Едем ко мне сейчас же. Там нам никто не помешает.

Через несколько минут, как только закончилось торжественное собрание, друзья сели в автомобиль и помчались к центру.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

"ЛУЧИ СМЕРТИ"

Комната в подвальном этаже преобразилась. На одном из столов вместо чертежных инструментов и груды свёрнутых рулонов бумаги возникли скатерть, посуда, о происхождении которых Николай не имел ни малейшего представления. Лишние столы были отодвинуты подальше. Откуда-то появились стулья.

В то время, как Фёдор и тетя Паша, меняя "топографию местности", энергично налаживали импровизированный ужин, в котором все уже основательно нуждались, девушки с любопытством разглядывали удивительную обстановку жилища изобретателя. Николай между тем расчистил половину другого стола и, не теряя времени, принялся за работу. Девушки присоединились к нему.

– Очень интересно, как вы будете действовать дальше, – заметила Анна. Я пока не понимаю, что дает нам разгадка этих букв.

– Да, она дает немного, – ответил Николай. – Только указывает источник, откуда можно извлечь настоящий ключ к шифру. Но этого достаточно. Остальное – вопрос времени. Мы перепробуем все возможные комбинации и найдем ключ... – Он взял лист бумаги и крупным, четким почерком написал на нем текст гимна. – Ну, давайте рассуждать. Итак, мы теперь знаем, что цифры, которыми написана вот эта радиограмма, обозначают буквы, взятые в каком-то порядке из текста "Интернационала". Можно, конечно, придумать множество разных сложных способов составления цифрового алфавита по данному тексту. Но в нашем случае, я думаю, способ должен быть очень простой, так как немец, уже достаточно законспирировал самый источник шифра. К тому же он не может рассчитывать на то, что мы – опытные криптографы... Поэтому начнем с одного из простейших приемов. Будем просто обозначать цифрами 1, 2, 3 и так далее по порядку каждую букву, попадающуюся в тексте. Возьмем первую строку: "Вставай, проклятьем заклейменный"... Она, конечно, даст нам максимум знаков.

– Начнем с нуля. Смотрите: "в" – это 0, "с" – 1, "т" – 2, "а" – 3, "в" – уже было, пропускаем, "а" – тоже, "и" – будет 4... Анна Константиновна, а вы пока напишите отдельно столбиком латинский алфавит, только прибавьте туда после "с" – "ch" в три смягченных гласных: "д", "ц" и "ь". Так полагается в радистской азбуке.

– Есть! Интересно только, как вы приведете этот радиолатинский алфавит в соответствие с русским.

– Ничего не может быть проще.

– Но ведь в латинском алфавите двадцать шесть букв, с вашим добавлением будет тридцать, а в русском – тридцать две. К тому же таких букв, как "я", "щ", "ч", "ы", "ь", нет в латинском, а у вас в тексте "Интернационала" они уже занумерованы. А в латинском есть "j", "q", "х", "у", "z", которых нет в русском.

– Ничего, Анна Константиновна. Это соответствие уже установлено международной практикой радистов. Мы всегда записываем принимаемые знаки Морзе латинскими буквами, независимо от того, на каком языке идет передача. И прочесть такой текст, зная язык передачи, всегда можно, потому что некоторые знаки имеют для каждого языка свое определенное значение. Например, четыре точки означают латинское "h" и русское "х"; два тире-точка-тире – это латинское "q" или русское "щ"; три точки-тире-латинское "V" или русское "ж", и так далее.

– Ага, понимаю! Ну, диктуйте ваши цифры, Николай Арсентьевич. "А"?

– Три.

– "А" смягченное?

– Это значит – "я"... десять.

– "В"?

– Двадцать два.

– "С"?

– Двадцать шесть.

Буквы латинского алфавита превратились в цифры. Оказалось что в "Интернационале" не хватает только одной буквы "ф". Осталось заменить цифры таинственной радиограммы соответствующими им латинскими буквами и прочесть сообщение немца.

Николай положил перед собой раскрытый журнал радиоприема, в котором почти целую страницу занимал принятый им зашифрованный текст

23, 16, 25, 12, 11, 19, 7, 8, 17, 8, 14, 12, 12, 10, 4, 13, 2, 16, 1, 3, 9, 1, 12, 23, 8, 14, 20, 18, 10, 9, 7, 8, 24, 20, 8, 3, 8, 1, 17, 7, 18, 19, 3, 8, 7, 13, 7, 8, 17, 14, 16, 13, 7, 18, 7, 11, 3, 4, 13, 17, 10, 11, 3, 3, 18, 12, 26, 14, 13, 7, 13, 12, 3, 8, 1, 16, 18, 17, 7, 18, 22, 12, 3, 0, 7, 11, 3, 9, 7, 8, 0, 11, 8, 19, 13, 17, 11, 13, 17, 8, 1, 9, 18, 11, 13, 11, 17, 23, 8, 1, 19, 3, 11, 12, 2, 17, 8, 7, 13, 15, 18, 14, 12, 12, 3, 23, 17, 8, 14, 12, 12, 6, 7, 8, 16, 1, 5, 3, 7, 11, 13, 11, 17, 20, 7, 8, 2, 13, 4, 13, 17, 4, 13, 9, 7, 11, 13, 15, 11, 17, 27, 23, 7, 8, 11, 10, 1, 23, 23, 1, 8, 3, 6, 14, 13, 20, 7, 17, 8, 13, 15, 0, 7, 11, 3, 7, 11, 13, 19, 10, 0, 4, 8, 9, 20, 7, 12, 2, 18, 1, 17, 13, 1, 16, 10, 3, 1, 20, 7, 8, 16, 1, 4, 23, 3, 9, 7, 3, 1, 11, 18, 26, 14, 13, 11, 12, 1, 3, 14, 8, 12, 17, 7, 18, 1, 13, 17, 15, 4, 6, 8, 12, 3, 7, 19, 13, 4, 13, 9, 6, 7, 8, 13, 11, 2, 3, 12, 3, 23, 11, 10, 5, 1, 18, 18, 0, 11, 7, 9, 8, 16, 7, 8, 12, 3, 18, 18, 9, 8, 14, 16, 3, 7, 8, 13, 12, 3, 9, 7, 5, 1, 16, 8, 6, 8, 12, 4, 2, 7, 23, 8, 11, 13, 15, 11, 23, 15, 4, 18, 22, 12, 7, 13, 0, 7, 8, 9, 7, 10, 11, 3, 3, 7, 11, 18, 13, 16, 22, 8, 7, 13, 17, 7, 0, 22, 13, 18, 3.

Теперь были заняты все трое. Николай произносил цифру текста. Анна по составленному алфавиту находила соответствующую букву, Наташа записывала. Федор исчез куда-то "по хозяйственным делам".

Три пары глаз с нетерпением следили за каждой буквой, появлявшейся из-под карандаша.

Две... три... четыре...

Это еще мало, конечно. Слова текста, несомненно, сокращены. Кроме того, они не разделены между собой. Десять, пятнадцать букв уже должны показать, есть ли тут хотя бы признаки слов.

На первой строке Николай прервал запись.

D k x i g j h k a д v m t o k p j m

Это был бессмысленный набор букв!

Анна одна хорошо знала немецкий язык и могла бы восстановить текст, если бы оказалось, что этот набор букв действительно имеет смысл. Несколько минут она напряженно думала, вглядываясь в строку, а Николай подсказывал ей всевозможные способы искажения текста.

– Текст, конечно, должен быть искажен, – говорил он. – Ведь текст, состоящий из нормальных слов и зашифрованный примитивно, всегда можно разобрать, даже не зная ключа. Искажение нужно для того, чтобы уничтожить характерные для данного языка особенности в сочетании звуков, в последовательности букв, в количественном преобладании некоторых из них над другими. Все это дает указания для расшифровки. Но в то же время искажение не должно, по возможности, затемнять смысл расшифрованного текста.

– Нет, – сказала, наконец, Анна огорченно, – здесь нет никакого смысла, по-моему.

– Ну что ж, значит, мы ошиблись. Попробуем другой способ. Ничего, товарищи, теперь найдем. Раз ключ есть, остальное – дело времени

Между тем комната наполнилась аппетитными запахами. На сковороде, принесенной тетей Пашей, весело шипело поджаренное мясо, дымился картофель, ярким пятном рдели в глубокой тарелке сочные помидоры и зеленели ароматные ломтики огурцов; над стопками и рюмками, явно собранными тетей Пашей у соседей, "колдовал" с бутылкой вина Федор.

"Криптографов" не пришлось долго упрашивать прервать их занятие. Федор открыл "банкет" коротким тостом в честь друга, главного виновника торжества.

Ужин проходил оживленно. Тихая, мрачноватая комната Тунгусова впервые наполнилась веселым молодым шумом, впервые услышала девичьи голоса. Даже тетя Паша сияла, по-своему оценивая это неожиданное вторжение в скучную и тяжелую на ее взгляд жизнь своего любимца.

Николай еще никогда не видел Федора в состоянии такого подъема. Тот действительно переживал завершение строительства сушилки, как свой первый, по-настоящему значительный шаг в жизни, который не мог не отразиться на его судьбе. Он уже чувствовал себя энтузиастом нового способа сушки. Теперь революция во всей деревообрабатывающей промышленности Союза, и именно он ее начнет!

Впрочем... не следовало бы возлагать так много на "сушильную революцию". Не одна она была причиной счастливого возбуждения Федора. Он уже ясно чувствовал, что его неудержимо разгоравшееся внимание к Наташе падает на далеко не сухую и каменистую почву...

Лучи, исходившие от Федора, зажигали и Анну и Николая. Но тут все было иначе. Тут пламя горело глубоко, тихо, пугливо, не прорываясь сколько-нибудь заметно наружу...

Мысли их то и дело возвращались к загадочному шифру. Оба усиленно искали ошибку.

– Как вы думаете, Николай Арсентьевич, знает ваш немец русский язык?

Николай покачал головой.

– Нет. Если б знал, он дал бы мне понять это в первом же нашем разговоре.

– А "Интернационал"?

– Я уверен, что он и "Интернационала" по-русски не знает. Он просто сообразил, что надо взять возможно более популярный у нас текст, добыл его где-нибудь, – очевидно, он связан с антифашистски настроенными рабочими, – и выбрал из него строку для "намека" на гимн.

– Но позвольте, ведь он должен был не только выбрать строку, но и шифровать свое сообщение, значит, составить эту самую азбуку по тексту "Интернационала"?

– Ну, конечно.

– Ну, тогда, я думаю, вы ошиблись, – сказала Анна. – Вы смотрите: чтобы зашифровать сообщение, ему нужно было достать русский текст гимна, русскую азбуку, установить эти самые соответствия между оригинальными буквами. Для этого нужно иметь русские обозначения знаков Морзе. Сомневаюсь, чтобы все это можно было легко достать сейчас в Германии. Наверное, он избрал другой путь.

– Какой же, вы думаете?

– Единственно, что он должен был достать, это только одну строку из гимна для "намека", как вы правильно говорите. Ему нужно было намекнуть нам на "Интернационал". Но, конечно, не на русский его текст...

– А на немецкий?! – перебил быстро Николай. – Ну да! Иначе он едва ли справился бы с задачей, не зная русского языка.

– Гениально, Анна Константиновна! Вы правы. Нам нужно составить ключ по немецкому тексту гимна. Но... вы знаете его? Анна смущенно покачала головой.

– ...Вы понимаете, Наташа, что это значит? – увлеченно говорил, между тем, Федор. – Мы будем строить такие сушилки не в городах, на фабриках и заводах, а в лесах, на берегах сплавных рек, там, где добывают лес. Представляете: небольшая гидростанция – и такая сушилка. Лес подвозят и тут же сушат! Сейчас наши железные дороги возят лес, в котором больше пятидесяти процентов влаги. А тогда составы будут грузить готовым, высушенным лесом. Транспорт освободится от воды, грузооборот страны...

– Правильно, правильно, Федя! – улыбаясь, перебил Николай. – Только вот что, товарищи, нам необходимо достать где-нибудь немецкий текст "Интернационала".

– Я, кажется, знаю... только один куплет, – нерешительно произнесла Наташа...

– Вы? Ну, Наташа, вы сегодня прямо герой! Откуда же вы знаете?

– А мы в немецком кружке начали разучивать его недавно.

– Ну, замечательно! Давайте скорей запишем. Хватит и одного куплета, я думаю. Если каких-нибудь букв не окажется, обойдемся и без них.

Напевая мотив гимна, Наташа легко восстановила в памяти слова первого куплета и припева. Анна записала, и Николай сразу же обозначил буквы цифрами, начиная с нуля.

– Ура! – воскликнул Николай. – Не хватает всего шести букв и при том наименее употребительных. Давайте ваш латинский алфавит, Анна Константиновна, и пишите новые цифры.

Азбука была быстро составлена. Снова начали переводить цифры шифрованной радиограммы. И опять все с нетерпением ждали появления каждой новой буквы, стремясь уловить смысл.

– Двадцать три... шестнадцать... – начал Николай. – "Ph" – записала Наташа.

– Двадцать пять.

– Такой у нас нет, Николаи Арсентьевич.

– Ничего, Наташа, сделайте пропуск и пишите дальше... Двенадцать... одиннадцать...

– "Si".

– Есть! Есть! – воскликнула Анна, как только появилась следующая буква "k". – Получается, Николай Арсентьевич. Пропущенная буква, очевидно, игрек. Тогда выходит "Physik", то есть "Физика!"

– Так. Прекрасно, – сдержанно прошептал Николаи. – Но погодите, может быть, это случайное сочетание букв. Дальше! Семь... восемь... семнадцать...

– Выходит... выходит, честное слово! – шептала Анна. – Только пока непонятно.

Дойдя до конца строки, Николай остановился.

– Хватит пока. Давайте посмотрим, что получается.

Строка выглядела так:

Было очевидно, что это уже не случайный набор букв. Строка состояла из слов, пока еще не ясных, не разделенных промежутками и, очевидно, предельно сокращенных.

– Ну, думайте, Анна Константиновна, теперь все зависит от вас. Тут нужно хорошо знать язык...

Анна думала. Матовое лицо ее покрылось румянцем от напряженной работы мысли.

– "Ergross"... Сомнительно, нет такого слова, – соображала она. – Если "gross", тогда "ег" относится к первому слогу, к "Physik". А-а! Ну, конечно: "Physiker" – физик! A "gross"...

– Позвольте, – воскликнул Николай, – в Германии есть ученый Гросс, известный физик. Это о нем!

– Да, да, очевидно... – Анна улыбнулась Николаю. – Что-нибудь по вашей части. Во всяком случае, ясно, что мы теперь на верном пути.

– Да, благодаря вам.

Она склонилась еще ниже над листом бумаги.

– Ну, теперь остается преодолеть середину фразы с пропуском: "m" пропуск – "nch"... это совсем непонятно.

– А давайте попробуем сначала заполнить этот пропуск, – предложил Николай. – Тогда все будет ясно. – Как же это сделать?

– Очень просто. Возьмем наш алфавит с цифровыми обозначениями. Скольких букв не оказалось в первом куплете "Интернационале"? Всего шести. Одну из них мы уже нашли; это игрек в слове "Physiker". Запишите, Наташа, в наш алфавит: двадцать пять – это игрек. Значит, осталось пять. Вот и попробуем их подставлять вместо пропуска. Во-первых – "с". Ну, это сомнительно. Тут, конечно, должна быть гласная. Возьмем "j"... Ничего не получается, "q" тоже, конечно. Дальше – "ь". Это лучше... "ьnch"... Да-а! Тут ведь есть еще впереди "m", значит "munch"...

– Мюнхен! – воскликнули все разом.

– Ну, конечно! Из Мюнхена он и передавал, я теперь вспоминаю, это выяснилось в одном из первых наших разговоров, еще до появления шифра. Отметьте, пожалуйста, в нашем алфавите: двадцать четыре – это буква "ь". Теперь вся строка ясна. "Физик Гросс в Мюнхене"... Чувствуешь, Федя? Николай крепко хлопнул друга по плечу своей тяжелой ладонью. – Видно, у нас сегодня день удач. Мне кажется, сейчас мы можем узнать кое-что. Вы не устали? – обратился он к девушкам.

– Давайте дальше, – строго сказала Наташа, снова беря карандаш, нельзя же остановиться на первой фразе. Диктуйте, Николай Арсентьевич. Переведем сначала весь остальной текст на буквы, а потом уж будем разбирать.

Снова началась диктовка, Наташа записывала:

Теперь расшифровка пошла быстрее. Пропуски были заполнены буквами, угаданными по значению слов.

Полный текст сообщения гласил следующее:

"Физик Гросс, Мюнхен, решил проблему передачи электроэнергии без проводов посредством ионизированного луча. Дальность действия по прямой практически беспредельна. Гросс арестован. Захвачены некоторые расчеты и единственный экспериментальный аппарат ограниченной дальности один километр. Однако главную деталь ионизатора удалось изъять и уничтожить. Случае восстановления угрожает серьезная опасность. Пытаюсь выяснить принцип. Сообщу. Слушайте в обычное время".

Наступило продолжительное молчание. Радиограмма была неясна, какая-то тревога звучала в отрывистых фразах немца, но в чём заключалась угроза, к кому она относилась, было непонятно. Друзья с недоумением поглядывали на Николая, ожидая от него объяснений. Николай молчал.

– Опять какая-то загадка, – сказал, наконец, Федор с досадой. – Вот это конспирация! Ключ зашифрован, текст зашифрован, смысл, оказывается, тоже зашифрован.

– Основное ясно, – заметила Наташа: – человек каким-то образом узнал о важном изобретении и хочет передать его нам. Непонятно только, зачем он сообщает все эти подробности.

– Что значит "опасность"? – спросила Анна. – Опасность чего?

Наташа пожала плечами.

Не отрывая глаз от текста, Николай вдумывался в каждую фразу, и с каждой минутой на его лице все больше сгущались тени тревоги. Наконец он поднял голову.

– Дело не так просто, товарищи. Если действительно Гросс сделал это открытие – а у нас нет оснований не верить немецкому другу, – то это значит, что решена проблема "лучей смерти".

– Как?! Почему?!

– Потому, что ионизированный луч представляет собой как бы невидимый воздушный провод, по которому можно направить электромагнитные волны или электрический ток, так же как по обыкновенному металлическому проводнику. Это и есть основа "лучей смерти", которые уже много лет с необычайным упорством ищут в военных лабораториях всех капиталистических стран. Вот о чем сообщает нам неведомый друг. Открытие Гросса имеет огромное военное значение, потому что аппарат, о котором идет речь, может служить страшным орудием истребления. Поэтому имейте в виду, товарищи, уже то, что мы узнали сейчас, – военная тайна, и каждый из нас несет ответственность перед государством за сохранение ее. Помните: никому ни слова... даже о самом факте моей связи с немцем...

Глаза друзей, взволнованных неожиданным смыслом радиограммы, смотрели на Николая, и он понял, что тайна в надежных руках.

– А теперь давайте разберемся в тексте. Я вижу, он составлен очень обдуманно. Тут между строк объяснено, по-видимому, всё, что кажется непонятным.

– О какой же угрозе идет речь? – снова спросила Анна. – И почему фашисты посадили Гросса, который дал им свое изобретение? – добавила Наташа.

– Нет, нет, товарищи! – ответил Николай. – Речь идет об угрозе нам, Советскому Союзу.

– Союзу? Каким образом?!

– А вот каким. Представим себе, что произошло в Мюнхене. Имя доктора Гросса мне знакомо. Это один из крупных немецких физиков, идеалист, ученый старой школы. Он посвятил себя изучению процессов ионизации в земной атмосфере, поднимался в стратосферу. У меня есть одна из его книг "Ионосфера", переведенная у нас на русский язык. Очень сомнительно, чтобы Гросс сочувствовал фашизму, да еще преподнес ему "лучи смерти". Он, конечно, решил проблему ионизации воздуха на больших расстояниях, так называемую проблему "воздушного кабеля", имея в виду именно передачу электроэнергии без проводов. Очевидно, ему это удалось, но он держал в секрете свою работу. Если бы он опубликовал ее, о ней знал бы уже весь мир. Конечно, фашисты пронюхали об открытии и решили использовать его иначе. Вот и получились "лучи смерти". Вернее всего, что они просто отняли силой у Гросса принцип ионизации, а его изъяли, чтобы старик не разгласил свое открытие!..

Анна передернула плечами и встала.

– Какой ужас! – прошептала она.

– Да... человечество еще не знало такого цинизма, – добавил Николай. Я думаю, что фашисты сделают все, чтобы восстановить аппарат Гросса и пустить его в ход... против нас, конечно... Вот это и есть та угроза, о которой, рискуя жизнью, предупреждает нас неведомый друг.

– Но кто же он?

– На это нет никаких указаний. И он правильно делает, что не говорит ничего о себе. Если бы эта радиограмма оказалась перехваченной и расшифрованной врагами, то всякий намек на личность ее автора навсегда лишил бы нас возможности узнать еще что-нибудь об этой страшной машине... А враги могут быть и тут, у нас...

Анна, взволнованно ходившая по комнате, заложив руки за спину, резко повернулась.

– Что же делать, Николай Арсентьевич?

Николай выдержал порядочную паузу, во время которой на его лице медленно выступала спокойная, едва заметная улыбка. Сразу стушевались острые, беспокойные мысли и ненужные страхи друзей, и уже весело встретили они ответ Николая.

– Спать. Мы все хорошо поработали сегодня, честно заслужили отдых. А уже... скоро два часа. Завтра я пойду к наркому и расскажу ему все. Он член ЦК партии. Партия должна знать это, и она сделает все, что нужно. А мы свою миссию пока выполнили. Но, друзья мои, сегодня случилось еще одно событие, крупное, потрясающее, о котором вы и не подозреваете. Впервые в жизни я почувствовал, как много можно сделать, когда работаешь и живешь не один, когда тебя окружают друзья.

– О! – вскрикнул Федор, бросаясь к столу. Он давно уже подумывал о последнем, прощальном тосте...

* * *

– Товарищ нарком?

– Да, я. Кто это?

– Инженер Тунгусов. Здравствуйте, товарищ нарком!

– А-а! Добрый день! Вы что же это исчезли вчера так скоропалительно?

– Было дело, срочное, о котором я и хочу с вами поговорить и, если можно, сейчас же. Минут на десять...

– Что-нибудь случилось с машиной? – в голосе наркома прозвучала тревога.

– Нет, совсем другое.

– Ну, ну, говорите, слушаю внимательно.

– Нет, по телефону нельзя...

– А-а... понимаю! Что ж, приезжайте. Я сейчас распоряжусь о пропуске.

Через полчаса Николай сидел в кабинете наркома, в том же глубоком кожаном кресле перед громадным письменным столом.

Он коротко рассказал наркому всю историю, начиная с первой встречи с немцем в эфире и кончая вчерашней расшифровкой таинственного сообщения.

– И вот что оказалось под этим шифром, – закончил он, передавая наркому аккуратно переписанный текст радиограммы.

Брови наркома сдвинулись, как только он пробежал глазами первые строки. Еще и еще раз он прочел сообщение, вдумываясь в каждую фразу. Потом медленно положил листок на стол, откинулся в кресле, глядя на Николая, и неожиданно спросил:

– "Лучи смерти", что ли?

– Да... Вам знакома проблема ионизации?

– Очень отдаленно. Я догадался по общему тону сообщения и по фразе о дальности действия. Ну, рассказывайте, в чем тут дело.

Николай изложил свои соображения. Нарком слушал внимательно, поглаживая бритый подбородок.

– Ионизированный воздух может быть хорошим проводником электричества. И если Гроссу действительно удалось найти метод ионизации воздуха в пределах узкого и бесконечно длинного луча, то тем самым проблема "лучей смерти" решена, потому что даже обыкновенный ток от динамомашины, направленный по этому невидимому пути, может служить источником смерти и разрушения. Идея эта возникла давно, но до сих пор никому не удавалось ионизировать воздух больше, чем на расстояние двух-трех метров.