Текст книги "Звездная месть"
Автор книги: Юрий Петухов
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 91 (всего у книги 176 страниц)
– Двести семьдесят, – нехотя отозвался Иван. Он сидел в напряжении, не прикасаясь спиной к спинке кресла. Правитель-негодяй говорил все верно, это была чистая правда – человечество вырождалось. Но чего-то не хватало в этой связке, тут одной логикой и даже математическим анализом не возьмешь, нужно еще что-то. Что?!
– Вот видите! И все равно не добрали человек сорок?
– Сорок семь человек, – подтвердил Иван.
– Даже сорок семь. И вы, юноша, знаете почему.
– Если ты еще раз назовешь меня юношей… – начал закипать Иван.
Но бывший Правитель осек его.
– Не буду, ладно, – выдавил он. – Но и грозить нечего! Что так, что эдак – все равно мне не жить, я в добренькие сказочки не верю! Но продолжим. Не добрали, потому что здоровых парнишек оказалось меньше, чем мест в Школе. Это было двадцать восемь лет назад, нет, почти тридцать. А сейчас недобор еще больше… вы все вырождаетесь. Вы все выродки. И мы выродки. Но мы – умные, хитрые, волевые. А вы – безвольные, похотливые и тупые. Вы – выродки вдвойне. Вот в этом и заключается вторая половина правды – одной большой Правды на всех!
– Ты служишь дьяволу! – мрачно изрек Иван.
– Плевать кому, – отрезал Правитель. – Если все будет идти дальше точно так же, через четыреста лет Вселенная превратится в огромный сумасшедший дом для ублюдочных и совершенно недееспособных дебилов!
– Вы сдохнете раньше!
– Пусть! – согласился Правитель. – Но выродки-дебилы, никем и ничем не управляемые, ибо они просто физически и умственно не способны к этому, будут крушить все повсюду, будут отравлять все вокруг себя, гадить, ломать, убивать до тех пор, пока не захлебнутся в собственном дерьме. Этого вы хотите, молодой человек?!
Иван промолчал. Еще не хватало ему покорно кивать головой, соглашаться с подлецом и негодяем. Да будь он хоть трижды прав, это еще не вся правда.
На то они и бесы, чтобы влезть в душу, заставить доверчивого поверить им, охмурить его, закружить, превратить в бесноватого. Слуги дьявола! Они лопочут, лопочут что-то постоянно, все про прогресс, про благие дела… а сами ждут пришествия своего черного мессии. Бесы!
Правитель злорадствовал. Он видел замешательство собеседника. И он был счастлив. Да, ничто не спасет его от смерти. Но он умрет победителем! И никто не сможет опровергнуть его. Пусть так получилось, пусть, но он будет перед ликом небытия смеяться и плевать в рожи этим червям, этим слизням. А пройдет время, и они станут такими же как он, они уже сейчас его наследники, только они не знают об этом.
Правитель внутренне торжествовал, да и почти не скрывал этого.
– Мы спасали человечество, понимаете?! Да-да! Это такие как я и мои предшественники, мои коллеги подавали утопающему руку. Новые расы!
Приспособленные! Сильные! Умные! Они должны были пережить погибающее, вырождающееся человечество, придти ему на смену. А значит, и само человечество не погибло бы. Они, наши первенцы, стали бы связуемым звеном между вырождающимся миром и миром новым, миром сверхчеловеков!
– А потом придут пауки. Черные пауки! – вставил Иван.
Правитель сразу сник, побелел.
– Откуда вы знаете?! – воскликнул он.
– А вы – откуда? – вопросом на вопрос ответил Иван. Он его поймал.
Этот негодяй знал про подземные инкубаторы.
– Я вообще много чего знаю, – тут же воспрял Правитель, – вам нет смысла избавляться от меня. Второй такой кладезь мудрости, хе-хе, и знаний вы еще не скоро отыщете!
– Мы пьем из своих источников.
– Не торопитесь, молодой человек, всех ждет могила, и не думайте, что хуже меня злодеев земля не рождала. То, что вы лицезрели – еще цветочки.
Мне тут, в России, не давали развернуться, все тайком да тишком. А вот мои коллеги – уважаемые, кстати говоря, люди, и в Европе и на Западе ни с птичками, ни с рыбками почти и не баловались. Глядите!
Правитель левой рукой вытащил из внутреннего кармана пиджака черный шарик, сдавил его узловатыми пальцами прямо над пластиконовым серым столом – и из шарика словно неполная рассыпающая колода карт развернулись в пространство белые квадратики, темнеющие и сереющие на воздухе, голографии!
Иван протянул руку, поднес карточки ближе. Таких отвратных рож он не видывал ни на одной планете Вселенной. С голографии смотрели на него натуральные черти с рогами, но не те, карикатурные, каких обычно показывали в фильмах и рисовали в книгах, а страшные, пугающие, отвратительно-естественные. Иван отбросил квадратики.
– И это тоже новая раса?! – спросил он, пересиливая омерзение.
– Вы еще узнаете, что это такое! – кривое лицо старика скривилось больше, злорадная улыбка перекосила его. – Земной материал. Внеземная генетика. Превосходная работа специалистов.
– Это они придут нам на смену?
– И они тоже.
– Не совестно вам, порождая и выпуская в свет такую нечисть, сравнивать себя с Творцом, с Создателем?!
– Совесть – химера, молодой человек. А сатаноиды и дьяволоиды, выращенные на Западе нашими коллегами, реальность. Более того, наше будущее! Смена вех, понимаете ли. Какая разница вырождающимся дебилам, кому поклоняться – богу или дьяволу? Поверьте, всем этим миллиардам ублюдков по всей Вселенной абсолютно все равно! Тем более…
– Что – тем более?!
– Им не так долго осталось, молодой человек. Скоро начнется! – зловеще протянул Правитель, снова заглядывая в глаза завораживающим взглядом Авварона Зурр бан-Турга.
– Когда?!
– Точной даты никто не знает. Но скоро!
– Ты не доживешь до этого часа, паскудина! – Иван встал.
Правитель посерел, помрачнел. Но нашел в себе силы выдавить мрачно:
– Убьешь меня – сам сдохнешь! Прощения тебе не будет, они не умеют прощать.
– Кто это о н и?!
– Они! Ты сам все знаешь! Ты был там! Смирись! – Правитель говорил почти угрожающе. – Смирись и исполняй их волю. Иного пути нет. Они ценят верных и нужных. А мы с тобой им нужны!
– Мы с тобой?! – повторил Иван.
– Да, именно мы, ты и я, – зачастил Правитель, полагая, что почти добился своего, что перед натиском неумолимой логики и самой обычной целесообразности этот выскочка сдался, понял, что бесполезно трепыхаться, юродствовать, корчить из себя дон-кихота, спасителя и защитника человечества. – Мы будем еще долго жить, поверь. Даже когда наши бренные тела откажут нам служить, они воплотят нас в другие, и мы будем вечными и всемогущими, понимаешь?! Это бессмертие! Это власть! Это могущество!
Нет, это просто Пристанище, именно оно. Авварон был прав. И Первозург был прав. Они уже давно здесь. И Вторжение уже давно началось. AL он чего-то ждет и рассуждает, он ведет себя как слизняк, а не как воин. Лети в форточку, комаришка, лети! Спасай свою жалкую шкуру! Мечись! Кланяйся!
Испрашивай воплощения и бессмертия – и ты получишь его. Да, этот негодяй, этот бывший правитель прав по-своему. Иван встал, посмотрел на рыжеватого охранника со шрамом. Тот вытянулся, встал по стойке смирно. И когда он успел войти? Почему он здесь?! И Светлана сидит. Все ждут, что он скажет, что сделает. Они сами вошли? И они слышали обрывок беседы? Нет, не слышали.
Заслон щелкнул уже после того, как он встал. Ну и быстрые же они, ну и шустрые… нет, просто они волнуются за него. А он попусту растрачивает время. Пристанище! Да, пришла пора – Земля стала частью Пристанища. И с этим надо кончать.
– Ты не дождешься власти, – тихо проговорил Иван, – ты не получишь бессмертия. – Обернулся к охранникам. – Бросьте его туда, к самому первому, четырехглазому. Пусть его жертва решает его судьбу.
– Выродки! Вы сами все выродки!!! – заорал в бессильном бешенстве Правитель. Слюна полетела с его губ, глаза разом стали безумными, выпученными.
– Не надо, Иван, – тихо вступилась за старца Светлана.
– Если он чист перед Богом, этот зверь не тронет его. Пойдем!
Иван быстрым напряженным шагом пошел к трубо-переходу. Он должен был видеть своими глазами конец Правителя… а может, и не конец? Правильнее было судить его, оповестить весь народ о страшных злодеяниях этого чудовища, а потом казнить публично, в назидание прочим нелюдям. Но справедливее именно это решение, пусть «неудачный образец» потолкует малость с тем, кто благословил на зверства его мучителей-истязателей. Народ поймет. Народ увидит в записи. Так надо.
Оба охранника из альфа-корпуса, бегом, волоча тщедушное тело по пористым коврам, обгоняя Ивана и Светлану, спешили к ячейке четырехглазого верхним этажом-переходом, им был нужен люк.
– Ну что, приятель, что, Александр Артурович Коро-теев, припоминаешь меня? – вполголоса спросил Иван, прикасаясь ладонью к бронестеклу.
Монстр обнажил внушительные клыки, все четыре глаза налились кровью.
Но на этот раз он сдержался, не стал размахивать своими пудовыми лапами.
Соображает! Иван скрестил руки на груди. Вне всякого сомнения, он разумен. Но врал старикашка, не новую расу тут выращивали, может, те самые, с рогами – новая и есть, а этим предназначалась участь рабов, убийц, тяглового скота, надсмотрщиков, диверсантов… разве это новые хозяева Вселенной? Нет! Это несчастные жертвы, это гипертрофированные выродки, а не создания Божьи. Они не приживутся в Мироздании. Они по замыслу палачей-экспериментаторов должны были сделать свое грязное дело, подобно чернорабочим, и уйти – уйти навсегда.
Створ люка в высоченном потолке съехал в сторону. И на гибком пластиковом шланге, затянутом под мышками, стал медленно спускаться вниз кособокий, взъерошенный, перепуганный и дико машущий руками и ногами бывший правитель.
Гуманисты, мать их! Иван скривился. Вместо того, чтобы просто сбросить гнусного ублюдка вниз, они устраивают ему прямо-таки сошествие с небес.
Но еще больше Ивана удивил четырехглазый. Этот огромный, трехметровый громила, способный разорвать на две половины хомозавра с Ирзига, вдруг прижался спиной к стене, опустился на корточки, прикрылся обеими ручищами.
И тоскливо заверещал. Он помнил, он знал этого тщедушного кособокого старца… и он трепетал перед ним даже сейчас, когда тот был беспомощен и жалок.
– Это действительно полное вырождение! – прошипел Иван, почти не разжимая губ.
Они все парализованы, и не только эти несчастные за стеклами, все!
Мерзкие и мелкие прозрачные черви с просвечивающимися розовыми мозжечками, въевшиеся под кожу, в загривки, в мозг многомиллионных титанов, правят ими и на Востоке и на Западе. Мало того, что правят! Не червями, а исполинскими, грозными и всевластными удавами видятся они каждому и всем.
Это и впрямь вырождение. Это конец… Иван тряхнул головой. Бред! Он опять чуть не попал под их ворожбу. Сейчас. Еще немного! И этот зверюга опамятуется, выдавит из себя ужас. Вот – он уже начал приподниматься, встает, встает…
Четырехглазый и на самом деле приходил в себя. Он уже стоял на своих толстых искривенных ногах-лапах. Нависал над бывшим правителем мохнатым колоссом.
– Не сметь! Раб!! – истошно завизжал обезумевший от страха старикашка.
Затопал ногами, воздел сжатые кулаки чуть не к самой морде монстра.
Визжание было нестерпимо: – Не сме-е-е-ть! Сгною-ю-ю!!!
Четырехглазый даже отшатнулся на миг, прикрылся лапой, обернулся и поглядел со звериной тревогой на людей за бронестеклом. Те молчали, не отрывали глаз от него. И тогда, превозмогая оцепенение кролика перед удавом, четырехглазый медленно, невероятно медленно поднес ладонь к лицу визжащего и бессильного властителя, ткнул ею прямо в лоб – старик повалился, забился в судороге… и вдруг начал обеими руками рвать воротник рубахи, царапать горло, захрипел, дернулся раза три пуще прежнего и затих – изломанной, скособоченно-урод-ливой, гадкой, выброшенной за ненадобностью на помойку куклой.
Светлана отвернулась.
Иван беззвучно выругал себя – он виноват, устроил, понимаешь, дешевый спектакль с плаксивым финалом. И этот хорош, жертва называется, еще зверочеловек, монстр!
Четырехглазый, брезгливо подергивая кончиками когтистых пальцев, отодвинулся, отошел, привалился снова к противоположной стене и уткнул морду в колени, лохматые и острые. Чувствовалось, что ему не по себе.
– Падаль убрать! – жестко приказал Иван.
– Куда? – переспросил встревоженно рыжеватый. Он стоял наверху, прямо за черным барьерчиком круговой площадки.
– В мусорные отстойники, ему место там! Он подхватил Светлану под руку. Пора наверх. И так загуляли слишком. Он не обязан сам возиться со всей этой мерзостью и падалью, со всеми этими негодяями, работавшими на чужих. Не его дело! Его дело спасать страну! Землю! Вселенную!
Светлана чуть придержала. Шепнула на ухо:
– А как же с тем?
Перед Иваном сразу загорелись яростным, ненавидящим огнем серые, ясные глаза – его собственные и одновременно чужие. Сердце сжалось.
– Никак! – ответил он.
Дил Бронкс застонал и пришел в себя. Голова была чугунная, боль пронизывала ее со всех сторон. Рук и ног он не чувствовал. Зато огромный, распухший до невозможности язык слушался. Дил провел им под верхней губой – сухой и шершавой. Так и есть, двух зубов не хватает. Выбили, гады! Вместе с бриллиантом выбили! Он снова застонал.
Они погибли!
Сколько раз он предупреждал, что затея бредовая. Сколько раз молил выслушать его и понять. Нет, они уговорили его, они впрягли его в свою упряжку и бросили в самое пекло.
Да, именно в самое пекло!
Дил напряг левую руку, дернулся – что-то чуть слышно звякнуло.
Приковали! Он рванулся всем телом, пренебрегая невыносимой болью. Бестолку!
И руки и ноги прикованы. Под спиной бетонная плита, шершавая и холодная.
Это провал! Это смерть!
А где же капсула? Почему она не спасла его?!
От бессилия и отчаяния он заскрипел остатками зубов, стискивая их, не жалея, давя в крошку – все равно больше не пригодятся! Это надо же – он, везунчик, здоровяк, богатей-миллиардер, баловень судьбы, у которого было все, чего ни пожелаешь… а теперь прикованный пленник, полутруп, избитый, истерзанный, искалеченный. Зачем он вляпался в это дерьмо! Дил застонал с непередаваемой тоской.
Капсулы не было. Это ясно. Значит, никто его не защищает, значит, никто его не будет защищать и спасать. Он брошен! Его кинули на милость врагу… нет, даже и не врагу, какой там враг, он в ловушке у властей, и они раздавят его безжалостно и спокойно, равнодушным катком наказания за преступления. Да, уж он-то не попадет под амнистию!
Дил Бронкс тихо, приглушенно, надрывно зарыдал. Горячие слезы поползли по щекам. Лучше бы его убили во время прорыва, в бою!
А как лихо они начали. Как дружно ударили по форту с семи сторон, перерезая все отходы! За четыре минуты до начала атаки он вывел капсулу с ближней орбиты, опустил над фортом. Это было чудо! Никогда прежде Дил Бронкс не видел снизу, как работает боевая десантная машина. Обычно он сам сидел внутри капсулы или бота, сам шел на штурм, сам подавлял сопротивление, зависнув в атмосфере планеты.
Это надо было пережить! Капсула первым делом выжгла всю внешнюю охрану, и андроидов, и людей – прицельно-лазерные, тончайшие лучи, невидимые глазу, пронзили полторы тысячи охранников по всему форту. Без крика, без шума, без писку – раз, и нету!
Дил сидел в дисколете за полкилометра от Форума, там был его пункт управления. Но он все видел – капсула передавала изображение, цифры… Ей самой было нелегко, при проходе вниз, в подоблачные слои пришлось срезать по шести горизонталям семнадцать защитных спутников-автоматов, работенка нудная и кропотливая. С четырьмя полицейскими шлюпами-гравилетами она управилась быстрее и проще, сожгла на подлете вместе со всеми потрохами… Да, это было красивое зрелище! Но никто не знал, как пришлось потрудиться, попотеть самому Дилу Бронксу, ведь это он месяцем раньше почти две недели корпел над блокировочными системами боевой десантной капсулы. Ей, как и прочим серьезным машинам, не полагалось приближаться к Земле – в «большой мозг» были заложены такие барьеры, что ни объедешь, ни обскачешь! Боевая капсула могла работать исключительно в Дальнем Поиске, и исключительно против неземной техники и неземных существ. Они с Иваном не первый раз лезли под запретную планку, нарушали законы. Еще прежде, когда тот шел на проклятую Гиргею на другой машине, Дил перестраивал ее, подрезал малость шоры и отпускал узду. Только за это обоих могли навечно упрятать в каторгу! Но им было ради чего рисковать.
И они рискнули.
После первого беззвучного удара все двери, люки, створы, ворота и окна форма Видсток мгновенно поза-крывались – чего-чего, а брони тут хватало.
Капсула начала резать форт словно консервную банку, одновременно с семи сторон – «гуляющим лучом». Сама она висела всего лишь в двух километрах над Исполнительной Комиссией и над титановольфрамными шахтами. Вся ярость и мощь защитного шквала была брошена на нее.
И тогда Дил послал на штурм первые пять бронехо-дов.
– Ребятки! Мы их давим! – орал он в восторге. – Навались!
Но мысленно он не переставал ругать этого умника Цая ван Дау, коротышку Цая. Ведь они вызывали огонь на себя ради этого тщедушного уродца, чтобы тот мог добраться до «мозга» и заставить его поработать на них.
С ближайшей базы в Наксе поднялись было в воздух две эскадрильи подавления. Но тут же и пролились вниз, на взлетные полосы, огненным дождем. Капсула держала под колпаком всю округу на полтысячи миль, с ней шутки плохие.
А Дил хихикал себе под нос и скалил огромные белые зубы – только бриллиант сверкал всеми гранями. Он вспомнил, как брал Обратную сторону Изаки. Это было двенадцать с половиной лет назад, если ему не изменяла память. Там пришлось похлеще. Там в двенадцати десятимильных кратерах сидели и поджидали его двенадцать эскадр зеленых угонов. Разведка ошиблась всего в десять раз, вместо шести боевых угонских крейсеров на Изаке их оказалось шестьдесят. И на помощь звать он не имел права. Он вообще не имел права выходить в эфир, ведь официально Земля не вела ни с кем войн и ни на кого не нападала. Операцию надо было провести тихо и назидательно. Это был ад! Дил выбросил троих своих спутников на все три стороны в трех боевых ботах. А сам ненормальным и заносчивым Давидом бросился навстречу кошмарным угонским голиафам. Но ему повезло, недаром говорят, что дуракам везет и что смелость города берет. Три бота уничтожили восемь звездолетов этих «мирных» бандитов. Остальные пятьдесят два взял на себя Дил, а точнее, его боевая десантная капсула. Он сжег сорок семь кораблей, выпустил весь боеприпас капсулы, включая и неприкосновенный. Он был на грани гибели. Но оставшиеся пять крейсеров в панике бежали, хотя им хватило бы одного дружного залпа.
Гут три недели пьянствовал и клялся, что больше на такие дела не пойдет, у него была своя работенка – Дальний Поиск и начальная геизация. А эти шустрые штабные лепили из него ястреба. Нет! Ни за что!
Тогда капсулы были не чета нынешним – и послабей и попроще. А эти только в страшном сне присниться могут. Одним словом, Дил глядел на работу своей боевой подруги да радовался. Пока пора не пришла.
А пришла пора, сел в шестой бронеход. Да рванул навстречу судьбине.
В продырявленный форт они ворвались сразу, с первого залета. Второй слой брони Пришлось прожигать самим, туда излучатели капсулы не доставали.
Это с ума можно было сойти – столько усилий, чтобы вскрыть старую консервную банку в пригороде Нью-Вашингтона, столько времени и столько жизней! А этот карапуз, небось, уже внутри сидит – живехонький да целехонький! Дил хохотал, скалил зубы, а потом начинал кусать толстую губу.
Они тут дохнут под шквальным огнем, а этот лилипут править ими будет, герой, понимаешь!
Третий слой прожгли с огромным трудом, с потерями – четыре бронехода обломками валялись на керамических палубах форта. Четыре трупа из десяти штурмующих на машинах. А сколько прочих?! И все равно – не страшно, не смертельно, ведь они берут верх, они почти у цели, они оттянули на себя все силы обороны! Сейчас этот уродливый малыш дотянется до рычага, он им всем даст… а не даст, так и без него справимся!
– Черт побери!
Дил успел выругаться, прежде чем его вышвырнуло из бронехода.
Катапульта сработала, иначе гореть бы под несокрушимой броней.
В боевом полном скафе можно выпадать и из бронехода и с четырехсотого этажа небоскреба к дьяволу в зубы. Он лишь немного ополоумел, потерял ориентацию. Но тут же вскочил на ноги, выпустил из локтевых каналов скафа парочку малых сигмаметов и припустился вперед, благо, что гидравлика работала отменно.
– А ну расступись, братва! – орал во всю глотку Неунывающий Дил, хотя никто ему и не заступал дороги.
Он с налету ворвался во внутренние отсеки. Сжег с десяток андроидов – будут помнить лихого десантника-смертника, таких навряд ли видывали. Дил знал, что нерасплавленные мозги андроидов в вольфрамовом коконе вставляли в новые тела, ежели, конечно, эти мозги выдерживали. Ну и пусть помнят, может, с кем из них придется еще разок встретиться!
Он рвался вперед разъяренным львом.
И только потом заметил, что позади прет свой броне-ход, поддерживает атаку. Дил замешкался на миг, сбил какого-то малого в черных доспехах внутренней охраны, успел отпрыгнуть… но так и не решился, куда ему сейчас – в проем, вперед, или сначала в бронеход, а потом уж вперед. В этот миг нерешительности в него и шарахнула шаровая мина. От удара Дил взлетел к переборкам, метров на сорок.
Когда он упал на палубу, бронеход только кормой сверкал. Вот тут-то и понеслась воцсю рукопашная. Минут сорок он молотил кулаками направо и налево, прыгал, обрушивался всем телом на вертухаев, бил их ногами и валил ручным парализатором… Он совсем позабыл, что его дело – руководить прорывом. Неунывающий Дил Бронкс, скрупулезный и педантичный в исследованиях и быту, терял голову на поле боя, это за ним давненько водилось. Он легко входил в раж, в боевой азарт, за это и получал часто нахлобучки от командования. Но так было прежде… а теперь.
Теперь ничего не изменилось. Дил катался по палубе, подпрыгивал, бросался один на четверых, мелькал повсюду черной молнией. С ним ничего не могли поделать выдрессированные наемники и запрограммированные андроиды. Они и знать не знали, что такое «черный шлем»
– секретное боевое искусство космодесанта. Но они познавали его с получаемыми ударами, травмами или переломленными хребтами. Церемониться было некогда. Чтобы пробиться в самое нутро, хватило именно этих сорока минут.
Они победили! Они прорвались!
– Ур-р-а-а!!! – орал Дил Бронкс. И уже мечтал о своей русской баньке на Дубль-Биге-4.
Сорви-головы, что ползли по «черным нитям», опередили основную группу прорыва всего на несколько минут и перемолотили треть внутренней охраны.
Форт был в руках нападавших. Оставалось деликатно постучать согнутым мизинчиком в бронированную дверцу этому наследнику инопланетной короны, этому малышу, и вынести его на руках под овации ревущих от восторга и счастья парней. Они победили! И они выжили!
– Эй ты, император хренов, выходи! – вопил Дил Бронкс, откинув забрало внешнего шлема и сверкая бриллиантом. Его черное как сажа лицо блестело будто напомаженное. – Вылезай, чертов бездельник! Мы уже пришли, а ты все спишь в своей каморке! Цай, мать твою, ты слышишь меня!!!
Дил не знал, что карлик Цай ван Дау корчился тогда от дичайшей боли и молил только об одном, о смерти. Откуда он мог знать!
А потом разом померк свет.
И они затаились, все одиннадцать выживших и захвативших форт.
И вдалеке с тяжелым гудом и лязгом опустились вниз бронированные стены.
И из невидимых отверстий потек удушающе-сладкий, пьянящий сонный газ.
Они влипли как щенки, как несмышленыши-сосунки!
Теперь Дил знал, отчего так болит голова – не от побоев и истязаний, хотя все было, было с лихвой, а от этого поганого сонного газа – мечты всех наркотов и дармоедов.
Он снова застонал, на этот раз надрывно и яростно. Все пошло прахом.
Что теперь будет с Таекой?! Она сойдет с ума на станции, она не переживет этого безумия!
Свет вспыхнул подобно разорвавшейся гранате – ослепляя и причиняя острую боль, Дил зажмурился, прохрипел спекшимися губами:
– Полегче, ублюдки!
И тут же получил страшный удар в скулу – будто еще одна граната разорвалась, но уже внутри черепа. Одновременно он почувствовал, как плита поднимается, вместе с ним. Теперь он не лежал на шершавом и холодном бетоне, а висел, прикованный за руки и за ноги короткими цепями к выступающим из плиты кольцам.
Получив еще один удар, в другую скулу, Дил чуть приоткрыл глаза, сощурился. Прямо перед ним стоял двухметровый бугай с обвисшим животом и волосатыми кулаками. Бугай был в голубой форменке с золотистыми галунами и нашивками – госполиция, не частная охрана. Его покачивало из стороны в сторону, наверное, успел снять стресс после заварухи, поднабрался! Дил снова закрыл глаза. Плевать на них на уродов поганых!
– Прочухивайся, сволочь! – крикнул в лицо бугай.
И врезал прямым в нос.
Дила чуть не вывернуло наизнанку от боли и злобы. Боль он умел терпеть, еще в Школе научили отключаться, а вот обиду терпеть не собирался – разве так положено обращаться с пленными?! Ну, гады, придет время – за все ответите! Битье вернуло ему бодрость духа и веру в то, что еще не все кончено.
– Вот гляжу я на тебя, черная харя, – процедил бугай, сквозь пьяную икоту, – и ни хрена не понимаю! Ну ладно, вся эта шваль по городам, грабят, хапают, упиваются, набивают карманы дармовым хабаром… понять можно человеков! По-людски их понимаю и даже оправдать могу! Перед соблазном хрен устоишь! А какого дьявола ваша шобла лезла сюда? Чего тут брать-то?! Тут брать не хрена! Тут ни золота, ни денег, ни (кратвы, ни выпивки! Тут даже банка нету во всем форте! Не-е, я таких не уважаю!
Бугай трижды приложился кулаками к Диловым ребрам, да так, что только хруст стоял. Потом от души смазал по челюсти. Потер ушибленную руку.
Сплюнул.
– А ты знаешь, харя черная, – продолжил он воспитательную беседу, – знаешь, паскудина, что четыреста наших ребят тут полегло, не считая нежить андроидную! На-ка вот получи за них! – Еще один прямой обрушился на разбитый в кровь нос Дила. – Мне плевать, падла!
Может, им в раю получше будет, чем в этой дыре поганой. Но ты, черномазый, понимаешь, что из-за вашей дурной шоблы форт прикрыли! А нас коленом под зад, оставшихся – так и сказали: валите, мол, на хрен без подъемных и содержания, да еще спасибо скажите, что по уставу вас за разгильдяйство и потачку врагу на кичу не впихнули… А куда мне валить, паскудина?!
Дил уже не слышал, чего там бубнил бугай. Все в ушах и в голове гудело от ударов. Глаза залило кровью, и он не видел света белого – только молнии да рассыпающиеся звезды при ударах. Бугай-полисмен, вертухай поганый бил на совесть и от души. Его можно было понять. Да только Дил Бронкс уже не был в состоянии этого сделать. В его горящей башке молотом колотило: «прикрыли! прикрыли! значит, все зря! они перевели управление Исполнительной Комиссии на дублирующую базу, в дубль-форт! прикрыли! прикрыли!»
Он понимал лишь одно.
И когда бугай выдохся, Дил процедил ему прямо в рожу:
– Дурак ты! Все вы дураки! Вот когда начнется по-настоящему, все поймешь!
– Чего начнется? – не понял бугай.
– Война. Большая война! И ребята ваши не в раю, в аду они парятся, недоумки! Но теперь поздно.
– Да ладно тебе!
Бугай опустил уже занесенную ручищу, не стал бить. Он ни черта не понял про войну, может, черный просто рехнулся? А вдруг не рехнулся?!
– Будет страшная война! – зловеще прохрипел Дил Бронкс. И уронил голову на грудь.
Глеб Сизов подошел к столу и молча уставился на усталого от бессонницы и круглосуточной нервотрепки Ивана.
– Чего там еще? – недовольно спросил тот.
– К тебе один тип рвется. Не наш. Говорит, из Европы пробился. Быть того не может, все границы на запоре, поля – до стратосферы и выше. А может, не врет. Но странный малый, уголовный какой-то.
– Сами не могли разобраться?!
– Только ты нужен. Хотели поначалу пихнуть в мне-москоп, да он орет, что ты признаешь… Гляди! – Глеб щелкнул пультом и на стене, на мягко вспыхнувшем экране появился крутоплечий парень лет тридцати, с длинными светлыми, почти седыми волосами, в полускафе с искореженными ребрами жесткости и рваным металлом. Был он растрепан, взбудоражен, зол. Левая рука на перевязи, лицо исцарапано, будто битый час его драли бешенные кошки… и все же его можно было признать.
– Сигурд, – прошептал Иван. – Давай его сюда! Юный викинг ворвался в кабинет Правителя, сильно прихрамывая и пытаясь вырвать локоть из цепкой клешни не отстающего ни на вершок охранника.
– Почему нет связи?! – закричал он с ходу.
– Почему нет связи, Сигурд? – спокойно переспросил Иван, не вставая из кресла, даже не приподнимаясь. И добавил: – Здороваться надо сначала. А потом вопросы задавать!
В голове завертелось: что-то случилось с Гугом! почему этот парень бросил все и прорвался сюда, сквозь закрытые границы? связи и впрямь нет, но общая обстановка известна, Европа почти прекратила сопротивление, Запад пока не вмешивается. Синклит выжидает, плетет свои сети.
– Здравствуй, Иван! – выдавил через силу викинг.
– Здравствуй, Сигурд, – отозвался Иван. – Что с Гугом?
– Буйный разбился вдребезги. Мы вместе были в бронеходе. Штурмовали базу бундесвера… Нам ударили в спину! Я подобрал его в воронке, на нем живого места не было.
– Он умер?
– Нет! Он успел просипеть, что хочет лежать рядом с Ливой, ты помнишь ее. Он сказал, где. У нас не было регенераторов, да и что от них толку, Гуг превратился в месиво из переломанных костей и разорванного мяса. Мы сунули его в анабиокамеру, на самАй полный. Мы превратили его в кусок хрусталя…
– Хрустальный лед, – в задумчивости прошептал Иван.
– Чего?! – не понял Сигурд.
– Ничего, это я так.
– Я сам законопатил его в саркофаг. Сам переправил туда, в эту нору, к Стрекозе, к Ливадии Бэкфайер-Лонг… и замуровал там. Они лежат рядом, Иван. Но никто не сможет его вытянуть на белый свет, если его разморозить, никто! Это готовый труп!
– Спокойно! – Иван встал, подошел к Сигурду, похлопал по спине.
Тот дернулся, скривил лицо – видно, и спина у него была повреждена.
Крепкий малый – взорваться вместе с бронеходом, рухнуть с приличной высоты и отделаться переломами да царапинами! Как это могло случиться?
Сигурд словно мысли читал.
– Они обдурили нас! – быстро проговорил он. – Они вывели полк управляемых андроидов под «белым флагом». И сами наполовину раздолбали его.
Мы думали своих бьют, живых… А потом нам в спину!
– Всякое бывает, – машинально откликнулся Иван. У него до сих пор холодело на сердце при воспоминании о «Летнем громе».
Жаль старину Гуга! На этот раз он крепко влип. Проклятый Параданг. Его здорово подставили тогда, принудили взять грех на душу. После Параданга Гуг-Игун-фельд Хлодрик Буйный искал смерти – повсюду: и на Земле, и во Вселенной, не было ему равного по лихости и бесстрашию, плакал по нему Интерпол, Европол, каратели всех стран и народов, тюрьмы и лагеря, каторги и зоны, особенно Гиргейские подводные рудники. Гуг искал смерти. И он нашел ее. Теперь он рядом со своей возлюбленной. Иван с силой сдавил виски, зажмурился. Но жизнь продолжается. Надо бить до конца. Иначе он будет в ответе за все. За все!