Текст книги "Луначарский"

Автор книги: Юрий Борев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

В 1898 году Луначарский возвращается в Россию и активно включается в подпольную революционную деятельность. В 1899 году его арестовывают и ссылают в Полтаву, а затем, после нового ареста, он попадает под надзор полиции в Калугу, где знакомится с А. А. Богдановым (Малиновским). В 1902 году Луначарского высылают в Вологду. Здесь он опять встречается с Богдановым, дружба с которым дополняется общностью философских взглядов, особенно в вопросах взаимоотношения марксизма и эмпириокритицизма. Он женится на сестре Богданова, Анне Александровне Малиновской. Это, естественно, еще более связало двух участников социал-демократического движения. Луначарский долго находился под влиянием Богданова и как философа, и как неординарной личности, но позже не раз с ним полемизировал.

За кулисами жанра: факты, слухи, ассоциации

Один из создателей самолета Орвилл Райт был молчалив и объяснял это так: «Из птиц разговаривают только попугаи, но они и летают невысоко».

* * *

Николай I любил балет и даже сам поставил на сцене один спектакль.

* * *

Балерина Матильда Кшесинская была возлюбленной Николая II еще до его коронации. После помолвки он рассказал об этом романе Аликс и был ею прощен.

* * *

Бисмарк, первый рейхсканцлер Германской империи, говорил о Марксе: «С этим бухгалтером еще наплачется вся Европа».

Глава вторая
«ВАЖНО ДУХОВНОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ РЕВОЛЮЦИИ»

В Цюрихском университете Луначарский под руководством Р. Авенариуса изучает философию и естествознание. В Швейцарии Луначарский сближается с западноевропейскими марксистами и социал-демократами, с русскими марксистами – с «Группой освобождения труда» и знакомится с П. Б. Аксельродом, В. И. Засулич, П. Л. Лавровым, а также с Г. В. Плехановым. Георгий Валентинович приобщил Анатолия Васильевича к изучению классической философии, а также работ К. Маркса и Ф. Энгельса.

Изучение марксизма и увлечение эмпириокритической идеалистической философией Авенариуса повлияло на выработку философских и эстетических взглядов Луначарского и позже скажется в его богостроительских исканиях. В 1895 году Луначарский становится членом только что организованной РСДРП. В 1896–1897 годах он живет во Франции и Италии, в 1897 году возвращается в Москву, где вместе с А. И. Елизаровой и М. Ф. Владимирским восстанавливает разрушенный арестами Московский комитет РСДРП и становится членом этого руководящего партийного органа. Он пишет прокламации и работает агитатором и пропагандистом. В Москве и Киеве ведет работу как профессиональный революционер. На рубеже XIX и XX веков Луначарский неоднократно был арестован, подвергнут тюремному заключению и ссылкам. Сначала арестованного 25-летнего Луначарского отдали на поруки отцу в Полтаву. Однако вскоре во время лекции его арестовывают вновь и два месяца держат в Лукьяновской тюрьме. Вскоре после выхода на свободу Луначарского по ордеру московской охранки арестовывают вновь. Он восемь месяцев сидит в одиночке в Таганской тюрьме, затем следует временная высылка в Калугу. Наконец, состоялся суд, который приговорил Луначарского к трехлетней ссылке в Вологодскую губернию. И 1901–1903 годы он проводит в Вологде и Тотьме. После II съезда РСДРП становится большевиком (1903).

Луначарский в сборнике «Вопросы философии и психологии» (1902, май – июнь) публикует одну из первых работ – «Русский Фауст». Статья посвящена Ивану Карамазову, который рассматривается как «декадент», отрицающий социальный прогресс.

В 1900-х годах Анатолий Васильевич сотрудничал в периодических изданиях – «Образование», «Киевские отклики», «Правда», «Курьер». Он становится крупным партийным журналистом.

Отбыв ссылку, Луначарский едет в Киев, а затем в Париж. Оттуда по настоятельной просьбе Ленина переезжает в Женеву, где входит в редколлегии большевистских газет «Пролетарий» и «Вперед» и активно взаимодействует с А. А. Богдановым и Лениным, ведя идейную борьбу с Мартовым, Даном и другими меньшевиками.

…К писателю А. И. Куприну и Луначарскому подошел черноволосый красавец Бердяев. По его одухотворенному лицу изредка пробегала обезображивающая гримаса, однако в следующее мгновение его лицо вновь становилось вдохновенным и красивым. С Луначарским он обращался надменно, менторски, как старший, хотя были они почти одногодками.

– Мы с господином Луначарским давненько знакомы, – сказал Бердяев, обращаясь к Куприну. – Драчливый субъект! Правильно я вас характеризую, господин Луначарский?

– Как же, как же, – поспешно заговорил Луначарский, – вместе ссылку отбывали. Много спорили. Да и сейчас я с вами резко расхожусь в позициях и не могу вам простить нападки на Горького.

Бердяев не обратил внимания на выпад Луначарского и сказал Куприну:

– Александр Иванович, я в газете «Наша жизнь» прочитал очень острую вашу статью «События в Севастополе. Ночь 15 ноября» о жестоком подавлении восстания на крейсере «Очаков». Ваша корреспонденция опровергает официальное сообщение «Крымского вестника».

Куприн пояснил:

– Вице-адмирал Чухнин отдал приказ о высылке меня в двадцать четыре часа из Севастопольского градоначальства и подал на меня жалобу прокурору. Я получил повестку о привлечении меня к уголовной ответственности за статью, которая, по официальному определению, «от начала до конца направлена к несправедливому опорочиванию должностного лица». Так что вы, господин Бердяев, имеете дело то ли с карбонарием, то ли с уголовником.

– Мы с господином Луначарским уже были в этом положении в Вологде. Посему нам не привыкать, – сказал Бердяев.

Луначарский вежливо улыбнулся и продолжил воспоминания о ссылке:

– Да, ссылка объединила нас, и жаль, что сегодня у нас нет общности взглядов. А ведь мы когда-то учились в одной гимназии и были на «ты». И вот разошлись в разные идейные стороны.

Бердяев пропустил мимо ушей как неуместную лирику все воспоминания собеседника о гимназических годах и годах совместного пребывания в ссылке. Но, видимо, что-то в высказываниях Луначарского задело его, он перешел на «ты», хотя и продолжил полемику.

– Да, ты, Анатолий, прав. У нас нет общности взглядов по многим вопросам и, в частности, в отличие от тебя я весьма критично отношусь к Горькому, поэтому и иронизировал по поводу его «Заметок о мещанстве». Право же, Анатолий, негоже тебе, человеку образованному, за эти заметки заступаться. Рассуждения Горького очень слабы, политически невежественны и просто неумны.

Луначарский принял переход на «ты», но возмутился:

– Ты просто не понимаешь масштаба личности Горького!

– Хотя личность Горького и масштабна, в ней олицетворяется все, что есть противокультурного в русской революции, – возразил Бердяев.

Луначарский парировал:

– Твое мнение по поводу Горького подпадает под характеристику Лениным твоей стилистики и манеры вести полемику: «философские туманности, политические или политиканские пошлости, литературно-критические взвизгивания а-ля Бердяев». Здесь ни прибавить, ни убавить.

Разговор получился «не из вежливых», как обычно такие перепалки определяет Ленин. Бердяев несколько опешил от резкости оценки, его красивое лицо исказил нервный тик, но тут же оно обрело спокойное выражение. Куприн, невольно вовлеченный в конфликт, счел нужным высказать свое мнение:

– Мы все должны быть благодарны Горькому за его статьи о мещанстве. Такие выступления в печати помогают людям определиться в нынешних сложных обстоятельствах.

Бердяев понял, что у одного из собеседников его позиция не находит сочувствия, а у другого вызывает протест. Философ вежливо улыбнулся и со словами «Позволю себе сохранить свое мнение» вышел в прихожую, оделся и, ни с кем не попрощавшись, ушел. Куприна в это время позвал Аверченко, и Луначарский остался один.

Он подумал: «Какая-то интеллектуальная гражданская война… Но что поделаешь, духовное обеспечение революции очень важно, и тут без споров не обойтись».

За кулисами жанра: факты, слухи, ассоциации

Достоевский считал, что грядущие социально-революционные потрясения в России отнимут сто миллионов жизней. Точной статистики нет. Но на много ли он ошибся? А с другой стороны, многим ли меньше в масштабах той исторической эпохи заплатила Франция за убыстрение исторического процесса и революционные преобразования и завоевания в конце XVIII – начале XIX века?

* * *

Чехов, говорят, недолюбливал евреев, но Исаака Левитана приравнивал к трем русским. Когда художника Леонида Пастернака и писателя Максима Горького выбрали в академию и царь не утвердил одного как еврея, другого – как неблагонадежного, Чехов вышел из академии.

Глава третья
«МИР ПЕРЕКРАШИВАЕТСЯ В ДРУГОЙ ЦВЕТ ТОЛЬКО КРОВЬЮ»

В июле 1903 года выбранные на II съезд РСДРП делегаты съехались в Брюссель, где состоялось 13 заседаний съезда. Но бельгийская полиция вынудила делегатов покинуть страну, и съезд перенес свои заседания в Лондон. На съезде при выборе руководящих органов партии произошел раскол на большевиков и меньшевиков. 1 ноября 1903 года Ленин вышел из состава редакции газеты «Искра», газета перешла в руки меньшевиков. Отношение Луначарского к расколу на II съезде РСДРП не сразу было определенным. Однако вскоре он выбрал позицию и стал большевиком. С 1904 года он живет в эмиграции в Женеве, где включен в состав редакций газет «Вперед» и «Пролетарий». В том же 1904 году издал свой первый теоретический труд «Основы позитивной эстетики». В предисловии к сборнику «Отклики жизни» Луначарский аттестует себя как активного марксиста, однако тут же восхваляет Маха и Авенариуса. Им он посвящает статью «Основные идеи эмпириокритицизма» и публикует в своем изложении «Критику чистого опыта» Р. Авенариуса (1905).

Ленин высоко ценил выступления в партийной печати Луначарского. «Из России есть письма ЦК, уповающие на Вашу литературную работу. Трудно нам очень без Вашего постоянного и близкого сотрудничества», – писал ему Ленин из Женевы 1 августа 1905 года.

Луначарский выступает на многочисленных диспутах политических эмигрантов, он защищает позиции большевиков от нападок Мартова, Дана и других меньшевиков, агитирует за созыв третьего съезда партии.

В августе 1904 года в местечке Каруж (предместье Женевы) под руководством В. И. Ленина состоялось совещание двадцати двух большевиков, на котором было принято написанное им обращение «К партии» с призывом немедленно созвать III съезд РСДРП. По замыслу Ленина, этот съезд должен был вывести партию из кризиса, вызванного конфликтом большевиков и меньшевиков. Большую роль в борьбе против меньшевиков, за подготовку третьего съезда партии играла созданная В. И. Лениным газета «Вперед», в редколлегии которой работал Луначарский. Первый номер газеты «Вперед» вышел в свет в Женеве. В декабре 1904 года Ленин выступил в Париже и в ряде городов Швейцарии с рефератом о внутрипартийном положении в РСДРП. Деньги, собранные за эти выступления, пошли на издание газеты.

III съезд РСДРП состоялся в Лондоне 12–27 апреля (25 апреля – 10 мая) 1905 года. Он был подготовлен большевиками и проходил под руководством Ленина. На съезде присутствовали 38 делегатов: 24 – с решающими голосами и 14 – с совещательными. Председателем съезда избрали Ленина. В числе делегатов были В. В. Воровский, Р. С. Землячка, Н. К. Крупская, А. А. Богданов, А. В. Луначарский, М. М. Литвинов, М. Г. Цхакая и другие.

Луначарский вместе с двумя другими делегатами съезда – Д. С. Постоловским и Л. Б. Красиным – предложил порядок дня съезда составлять по четырем рубрикам: организационные вопросы, тактические вопросы, отношение к другим партиям, отчеты делегатов. Это предложение было принято.

На съезде выступал Луначарский с обоснованием необходимости организации вооруженного восстания. Этот вопрос обсуждался на пяти заседаниях съезда в апреле 1905 года. Луначарский зачитал съезду проект резолюции об отношении РСДРП к вооруженному восстанию, написанный В. И. Лениным. При обсуждении проекта резолюции Д. С. Постоловский (Михайлов) выдвинул ряд возражений и предложил свой проект. Чтобы согласовать обе резолюции, съезд назначил заседание комиссии по «примирению» резолюций. На девятом заседании съезда, вечером 16 (29) апреля, была принята «примирительная» резолюция о вооруженном восстании. В основу резолюции был положен проект, написанный Лениным. Поправки были незначительными. Эту резолюцию съезд принял единогласно при одном воздержавшемся. (См.: Третий съезд РСДРП: Протоколы. 1959. С. 162–164.)

Не подлежал оглашению и не обсуждался на съезде ленинский проект дополнительной резолюции о вооруженном восстании. Эту дополнительную резолюцию раздали делегатам для ознакомления.

Меньшевики отказались от участия в съезде и собрали в Женеве свою конференцию.

Уже в этот период у Луначарского наметились философские расхождения во взглядах с В. И. Лениным. Позже, после Штутгартского конгресса Второго интернационала (1907), эти расхождения стали причиной отхода Луначарского от большевизма.

Несмотря на это, Ленин видел в Луначарском выдающегося оратора-полемиста и, по свидетельству Горького, считал его «на редкость богато одаренной натурой».

Во второй половине ноября 1905 года Луначарский по телеграфному вызову Ленина выезжает из Флоренции в охваченную революцией Россию. Сразу же по приезде в Петербург Анатолий Васильевич отправляется на Невский. Он шагает по проспекту до его пересечения с набережной Фонтанки. Там в угловом доме 68/40 расположена редакция большевистской легальной газеты «Новая жизнь».

Начинаются горячие и напряженные журналистские будни, полные споров, борьбы, литературного труда, новых знакомств. В их числе было и знакомство с Алексеем Максимовичем Горьким.

Горький снял шубу, не найдя, где ее повесить, положил на широкий редакционный стол и остался в черной косоворотке навыпуск, подпоясанной узким ремешком. На ногах его сверкали до блеска начищенные хромовые сапоги, в которые были вправлены черные брюки.

Луначарский внимательно рассматривал знаменитого писателя: высок, сутуловат, однако время от времени вспоминает об этом и выпрямляется. Горький пошел навстречу Луначарскому, протянул озябшую на осеннем ветру руку, широко улыбнулся и сказал, поглаживая рыжеватые, аккуратно подстриженные усы:

– Наслышан о широких знаниях и способностях ваших, Анатолий Васильевич. Рад познакомиться и рад, что мы с вами будем сотрудничать в этой газете.

Луначарский с приветливой почтительностью улыбнулся, поблагодарил за добрые слова и лестное мнение писателя, а тот продолжал:

– А вы, я слышал, из теплой Флоренции в нашу революционную круговерть?

Луначарский подтвердил:

– Да, я из Флоренции, по телеграфному вызову Ленина.

Горький признался:

– Неважно себя чувствую, простужен, высокая температура. Однако у меня сегодня богатый на знакомства день. Вот вас узнал, а перед тем, как в редакцию поехать, впервые встретился с Лениным.

– Я осведомлен: вы привезли на заседание ЦК резолюцию Московского комитета большевиков. Будем готовиться к вооруженному восстанию. Сегодня 27 ноября, а в первых числах декабря все должно начаться.

– Да. Назревают события. Мир перекрашивается в другой цвет только кровью. Грустный закон истории. Однако закон, и действовать приходится сообразно с ним.

Стараясь занять своего нового знакомого беседой и сгладить шероховатость его вхождения в среду столичной интеллигентской элиты, Алексей Максимович спросил:

– Помимо газетных дел успеваете что-нибудь?

– Приходится много выступать на рабочих собраниях. Выступаю с докладами перед студенчеством и другой публикой. Много читаю платных лекций. Сбор – в кассу партии.

– Похвально, – как волжанин, немного «окая», пробасил Горький, а Луначарский продолжал:

– Стараюсь преуспеть и в творчестве. Вот закончил двухактную пьесу «Из иного мира». Собираюсь отдать в журнал «Мир божий» Кранихфельду, а если разрешите – вам покажу для прочтения и желательного помещения в сборнике «Знание». Для меня ваше издание предпочтительнее.

– Покажите. Смущает меня только, что творчеством вы занимаетесь между уймой дел. Литература ревнива и не прощает других увлечений. Писательский труд требует полной сосредоточенности. Жизнь в искусстве требует всей жизни художника, и он творит всей своей жизнью. Иначе недолго стать графоманом.

– Сосредоточиться пока не получается. Вот победим в революции, тогда…

– Тогда только и начнутся главные заботы, – пошутил Горький.

– Возможно. Ныне же я стараюсь писать об истории рабочего движения. В «Образовании» идет статья.

– О чем?

– О Первом интернационале. Еще недавно марксистов упрекали в преувеличении значения рабочего класса. Сегодня его историческая роль не вызывает ни у кого сомнений не только в Западной Европе, но и у нас. Теперь марксистов обвиняют в незаконной претензии на исключительные права представлять экономические и политические интересы рабочего класса.

– Интересная, но трудная тема… – сочувственно покачал головой Горький.

Луначарский, продолжая беседу, разглядывал писателя: глаза сосредоточенные, внимательные, с лукавинкой, густые волосы. Анатолий Васильевич перевел разговор на остро интересующую его тему издания газеты:

– Алексей Максимович, хочу сказать вам как одному из основателей «Новой жизни», что в нынешних условиях такая легальная газета – большое дело. Однако в наследство от ее легального происхождения нам достались неожиданные попутчики, не имеющие к большевистской печати никакого отношения. Мы их высадим из «Новой жизни».

– А вы драчливый! – улыбнулся Горький.

– Что поделаешь. На войне как на войне.

– Ну что же, воюйте. Дело правое. Впрочем, кажется, вам и воевать не придется: ЦК сегодня решил изменить состав редакции «Новая жизнь».

– Спасибо, Алексей Максимович, за добрую весть. Ужасно разношерстна современная русская интеллигенция. И не со всеми за один стол сядешь.

– Вы правы, Анатолий Васильевич. Но верно и особое значение русской интеллигенции. В России, которая, по словам Некрасова, «и убогая, и обильная, и могучая, и бессильная», главные носители культуры – люди искусства. У нас нет прочных традиций, и поэтому люди искусства являются истинным духовным авторитетным правительством страны.

– По Платону, править народом должны философы, а по Горькому – художники?

– Я не говорю – должны. Я, Анатолий Васильевич, говорю о реальных условиях нашей культуры. Впрочем, не будем спорить. Лучше я задам тривиальный вопрос, который меня действительно интересует. Над чем вы сейчас трудитесь?

– Вот, вычитываю статью «Социальная революция», выйдет в завтрашнем номере нашей газеты. – Луначарский протянул Горькому гранки.

Горький пробежал глазами текст: «Социальная революция в России возможна лишь в связи с европейской социальной революцией. Многое, однако, заставляет думать, что она может прийти скорее и неожиданнее, чем предполагают»…

– Интересно. Завтра в номере прочту. А сейчас, прежде чем попрощаться, хочу пригласить вас принять участие в первом редакционном совещании журнала «Жупел». Совещание состоится вскоре на квартире художника Билибина. Вот вам адрес. – Горький подошел к большому редакционному столу и карандашом на обрывке бумаги написал несколько слов. – Хочу заметить, – продолжил он, – что журнал предполагается сатирического направления, и было бы хорошо, чтобы вы приготовили и высказали ваши соображения по этому предмету.

За кулисами жанра: факты, слухи, ассоциации

Протоколы сионских мудрецов были подложены Николаю II, и он, ознакомившись с ними, сказал: «Революция 1905 года – результат работы жидов и масонов». Однако вскоре, узнав от Столыпина, что протоколы сионских мудрецов фальшивка, царь высказался по-другому: «Чистое дело грязными руками не делают».

* * *

В 1905 году Керенский был эсером и собирался убить царя.

* * *

В 1905 году после объявления конституции дрессировщик Владимир Дуров выступал в ялтинском цирке. Он вывел на сцену собаку и приказал ей: «Лови себя за хвост, но смотри не оторви его, а то станешь собака куцая, как наша конституция».

Генерал Думбадзе издал приказ: обязать Дурова ни о хвостах, ни о конституции не говорить ни слова.

* * *

В 1908 году в открытом письме Толстой призвал индийцев к ненасильственному сопротивлению. Это письмо вдохновило Ганди.

Глава четвертая
ПОРАЖЕНИЕ ПЕРВОЙ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Свои эстетические взгляды первого десятилетия XX века Луначарский выразил в статье «О художнике вообще и о некоторых художниках в частности» (1903) и в работах «Основы позитивной эстетики», опубликованной в сборнике «Очерки реалистического мировоззрения» (1904), «Этюды критические и полемические», «Марксизм и эстетика. Диалогов искусстве» (1905) и других. Они написаны под влиянием одного из классиков позитивизма Спенсера, университетского учителя Луначарского Р. Авенариуса и известного участника российского социал-демократического движения А. Богданова. Дух позитивизма и эмпириокритики живет в этих работах, иногда взаимодействуя с марксистским подходом к искусству, которое должно соответствовать «идеалу жизни».

Идеал же – гармоничное сочетание красоты, добра и истины. Художник стремится к концентрации жизни, к сгущению жизненных явлений, чтобы дать гораздо больше ощущений, чем дает обыденная жизнь. Творческий процесс – свободная игра духовных и физических сил творца, дающая ему ощущение счастья. Каждый класс имеет свое представление об «идеале жизни». Каждый класс имеет свое представление и об искусстве. При этом существуют и общие критерии прекрасного и искусства, которые обусловлены их законами и соответствуют общечеловеческой природе. Прекрасно «то, что эстетично во всех своих элементах, что состоит из эстетичных линий, красок, звуков, вызывает ассоциации наслаждения». (Основы позитивной эстетики. 1923. С. 102.)

Размышления Луначарского о позитивной эстетике написаны под влиянием эмпириокритицизма Авенариуса и Богданова. Луначарский определяет эстетическое и прекрасное в духе модной в эти годы «биомеханики», подчеркивая роль субъективных и биологических факторов и не уделяя серьезного внимания конкретно-историческим факторам.

В работе «Марксизм и эстетика. Диалог об искусстве» и в критических статьях этих лет Луначарский, в духе вульгарного социологизма, акцентирует внимание на социальных и классовых моментах художественного творчества. Он считает себя «поэтом и философом революции» и пишет: «Борьба – вот задача искусства. Оно должно воспитывать боевые чувства и настроения». В работе «Задачи социал-демократического художественного творчества» он выступает за связь художника с движением рабочего класса, утверждает необходимость развития пролетарского реалистического искусства, резко критикует «искусство для искусства», декадентство, «искусство печальности». (Вестник жизни. 1907. № 1.)

Луначарский в своих работах, написанных еще до Октября, «Русский Фауст» (1902), «Задачи с.-д. художественного творчества» (1907), «Письма о пролетарской литературе» (1914) критикует декадентов, рассматривает проблему партийности искусства, пишет о влиянии революции на культуру, о значении искусства в классовой борьбе пролетариата. Он рассматривает взаимоотношения мировоззрения художника и его творчества. Эта проблема позже, в 1930-е годы, будет предметом острой дискуссии «благодаристов» и «вопрекистов». Они будут на примере творчества Бальзака, и опираясь на высказывания основоположников марксизма, выяснять: благодаря мировоззрению или вопреки ему творит художник.

Луначарский критикует народническое миропонимание и выступает за активные и продуктивные взаимоотношения между художником, критиком и народом. Он и другие богостроители стремились подыскать искусству идеологически оправданную роль в рамках марксизма. Эстетика русских марксистов (Ленин, Плеханов) недооценивала, а порой и отрицала значение художественной фантазии.

Осуждая абстрактность, оторванность от жизни, мифичность народнических представлений о крестьянстве, марксисты выдвигали такой же миф по отношению к пролетариату. Луначарский полагал, что владеет знанием законов, которые управляют социальным развитием, и это позволит ему точно и ясно предвидеть будущее. Луначарский утверждает, что пролетариат – единственный наследник всех культурных ценностей прошлого. В статьях о классиках русской литературы и искусства он утверждает значимость и ценность для строителей нового мира культурного наследия Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Островского, Достоевского, Льва Толстого, Чехова, Горького, Брюсова и Блока. «…Тот, кто выражает черты своего времени, роднящие его с будущим, оказывается бессмертным», – писал он в 1921 году в статье «Пушкин и Некрасов». (Собрание сочинений. 1963. Т. 1. С. 32.)

Луначарский пишет: «Жизнь – борьба, поле битвы: мы этого не скрываем, – радуемся этому, потому что сквозь тяжесть трудов и, быть может, реки крови видим победу более грандиозных, прекрасных и человечных форм жизни. Побольше света, борьбы, энергии, жизни, правды с собою и другими, прочь все больное, жаждущее покоя, мира во что бы то ни стало, все кислое и дряблое! Мы не боимся суровой истины, холодного горного ветра, и даже ужасающего „нестрашного“, чудовищных буден не боимся…» (Диалоги об искусстве. С. 160.) Главное качество нового героя – пролетарский «макропсихический индивидуализм». Новый герой – одновременно и «я», и «мы», слившиеся воедино. В нем заключено то, что Ницше назвал бы «малым разумом».

Меньшевик Потресов заявил, что пролетариат совершенно не заинтересован в литературе и искусстве. Искусство – «подлинное безделье, в котором рабочий класс не нуждается». (Наша заря. 1911. № 9, 10.) В ответ Луначарский опубликовал «Письма о пролетарской литературе», где опровергал этот художественно-эстетический нигилизм: «В высшей степени не правы те, как, например, Потресов, которые стремятся доказать, что литература, беллетристика для рабочего есть роскошь, для которой он, во-первых, не находит времени и которая, во-вторых, – вещь относительно излишняя в его борьбе: ему-де нужно оружие, а не цветы». Он сообщает о выходе первых сборников («Пробуждение», «Наши песни») пролетарской прозы и об ожидаемых публикациях редакцией «Правды» сборника стихов пролетарских поэтов. Он обращал внимание на копенгагенского сапожника Андерсена Нексе, которого «даже буржуазная критика сравнивает с великим Диккенсом». Луначарский подчеркивает, что пролетарское искусство объединяет массы и утверждает новые идеалы. Он пишет: «Искусство есть оружие, и оружие огромной ценности» и вспоминает, как спартанцы высмеивали своих союзников-афинян, приславших им вместо военной помощи хромого певца Тиртея; однако искусство Тиртея оказалось действенным и вдохновило спартанцев на победу. Так и пролетарское искусство «всегда будет объединять, как песня, всегда будет вести пламенную агитацию».

Луначарский в «Письме о пролетарской литературе» пишет, что искусство – «оружие огромной ценности» и пролетариат должен научиться владеть им. Луначарский при некоторой склонности к тому, что позже получит название «вульгарный социологизм», стремится избежать его или по крайней мере отойти от его крайних форм. Он подчеркивает, что нельзя строить пролетарскую литературу как узкоклассовую или как вариант публицистики. Важно выстроить правильные взаимоотношения пролетариата и интеллигенции, важно особенно беречь и развивать отношения с той частью интеллигенции, которая приходит в лагерь пролетариата. (Борьба. 1914.№ 1,3, 6.) Эти идеи высказаны были Луначарским задолго до Октября и до того, как он стал наркомом просвещения, однако уже в этой работе его размышления во многом предвосхищают культурную политику будущего Советского государства.

Луначарский стремился создать марксистскую эстетику – основоположники марксизма эстетику разрабатывали не специально и не системно, а то, что было ими сделано, в то время еще не было опубликовано. Плеханов же ограничился разработкой социологии искусства. По мнению Луначарского, «самые вопросы стиля как такового, самые вопросы художественного творчества, художественного мастерства, самый вопрос психологии художественного наслаждения в литературе, равным образом как основы эстетики в собственном смысле этого слова, то есть положительного эстетического чувства, с которым мы воспринимаем нравящееся нам искусство, остались, к великому нашему сожалению, в стороне от Плеханова как искусствоведа и литературного критика». (Собрание сочинений. Т. 8. С. 273.)

У Луначарского было свое представление о предмете и задачах этой науки: «…эстетика есть наука об оценке и отчасти о вытекающей из оценки творческой деятельности. Понятно, таким образом, что эстетика оказывается одной из важнейших отраслей биологии как науки о жизни вообще… Не только эстетика, но и вся психология и даже социология должны рассматриваться как части науки о жизни и рано или поздно будут рассматриваться с точки зрения основных законов биомеханики…» (Собрание сочинений. Т. 7. С. 43.) Тем самым Луначарский впадает в вульгарный позитивизм, не разграничивая естественные и общественные науки.

Крупнейший аксиолог второй половины XX века Л. Столович так характеризует представления Луначарского о категории прекрасного: «Обращение к биологии в широком смысле дает возможность Луначарскому противопоставить идеалистическое понимание истины, добра и красоты „реалистической“ их интерпретации. Если „истина, красота и добро слились у идеалистов в один потусторонний, умопостигаемый мир – в царство небесное“, то „истина, красота и добро или познание, счастье и справедливость“ соединяются у активных реалистов в один идеал могучей, полной жизни, который человечество может завоевать на земле путем эмпирического познания, техники и художества и, наконец, социального творчества». Сама «красота человека – как тела, так и лица – сводится, по преимуществу, к совокупности признаков, обличающих здоровый, сильный организм, одаренный живой и богатой психикой». И заканчивается трактат-эссе формулой: «Единственное благо, единственная красота есть совершеннейшая жизнь». (Столович Л. Н.История русской философии: Очерки. М., 2005. С. 474.)

Декабрьское вооруженное восстание захлебнулось… Завтра Новый год… Что принесет он? С этими мыслями Анатолий Васильевич пробудился ото сна ранним утром 31 декабря 1905 года в номере гостиницы на Владимирском проспекте. Он не встал, а разрешил себе поваляться в постели. Он лежал, глядя в потолок и перебирая в памяти события последнего месяца, который был особенно напряженным. В Москве шло восстание, и правительство пустило в ход не только казачьи части, но и артиллерию. Плохо вооруженные рабочие дружины героически сражались на баррикадах. Пресня… кровь и героизм… жестокость и доблесть… бесстрашие и государственная сила…