Текст книги "Золотисто-Карий (СИ)"

Автор книги: Юля Черная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Надо же, Каулитцы собственной персоной!

За спиной среди монотонного гула людской болтовни я уловил один громкий и довольно знакомый голос.

– Рия? – Билл даже не удосужился подняться с земли, подавившись глотком пива и окинув девушку удивленным взглядом. Я явственно ощутил, как напряглась Кира при виде нее. Но почему именно сейчас, Боже…

– Томми, не хочешь обнять меня? – Рия положила свои наманикюренные пальчики мне на плечо, ощутимо впиваясь ногтями сквозь тонкую ткань футболки. Я напрягся. – Почему не сказал, что поедешь сюда, я бы с вами тогда рванула. А то пока закончила дела, да нашла с кем приехать, успела только ко второму дню. – наигранная обида. Только я действительно не понял, к чему весь этот спектакль. Несколько дней назад она предлагала встретиться выпить кофе, только я был занят подготовкой к поездке, о чем без задней мысли сообщил ей по телефону. Мне казалось, что она поняла моего тонкого намека не лезть, но я, видимо, ошибся. И как говорится, чем дальше в лес, тем больше дров.

Она и еще пара человек, из которых я знал одного Андреаса, вклинились в нашу компанию. Биллу, кажется, было все равно. Он вылил в себя несколько литров пива и еще невесть чего и теперь кайфовал, ловя звезды, но меня больше насторожил другой факт – Кира. Она ничего не сказала против наглости (даже я это понимал) Рии, как делала дома, лишь полчаса пыталась выдержать в нашей, уже пьяной компании и под предлогом головной боли ушла в закрытую VIP зону. Проводив ее взглядом до гамака, немного успокоился. Мне совсем не хотелось видеть, как присутствие моей бывшей вгоняло ее в отчуждение, но выгнать Рию я тоже не мог. Я изрядно выпил, достаточно, чтобы окружающий меня пейзаж начал сливаться в одно смазанное яркое пятно. Свет огней, громкая музыка, счастливые и пьяные лица – я просто на просто потерялся в этом сумасшедшем беспорядке. Мы фотографировались, позировали на камеру, показывали смешные рожицы, парни обливались пивом и вообще, делали невесть что. Меня порядком начало вырубать (еще бы, проспать всего несколько часов), и хотелось вернуться в свой номер, найти Киру и забрать с собой (у нас относительно долго не было близости). Только постоянно мешали длинные женские руки, обвивающие шею. Рия громко смеялась, висла на мне, но все казалось в рамках приличия. Она ведь теперь просто моя знакомая. Я то придерживал ее за талию, то прижимал и отталкивал одновременно. Мы веселились. Она знала, что Кира моя девушка, а с ней мы так и останемся не друзьями, а просто бывшими. Встречались несколько лет, но после остались в статусе, очень отдаленно напоминающем друзей. Биллу начало срывать крышу. Я уловил неведомый огонь в его глазах, взвинченное состояние и расширенные зрачки и понял – брата надо уводить. Сомнений не было, кроме спиртного он принял что-то еще и я мысленно уже разукрасил его пьяную физиономию парой синяков, хотя в принципе никогда не бил его. На этот раз я готов был сделать исключение.

– Том?

– Что?

Повернуться на зов Рии было самой глупой ошибкой за последние дни. Я как никогда ощутил неестественность ее накаченных губ, которыми она пыталась проникнуть ко мне в

рот. Сопротивляться не было смысла. Я лишь смиренно ждал, пока сияющая девушка отпрянет от меня, чтобы пойти в отель и сделать вид, будто ничего не было. Проблема заключалась лишь в одном – я не умел врать именно Кире. Она распознавала мою ложь, как простой ответ на дважды два…

– Проснись, – легкий шепот легонько коснулся уха. – Соня, хватит спать!

– А ты попробуй меня поднять. – улыбаюсь, уткнувшись лицом в подушку. Пытаюсь рукой подмять Киру под себя, чтобы спокойно провести хотя бы еще несколько минут, наслаждаясь удивительной мягкостью матраца. Девушка чудом ускользает и отстраняется от меня. Теперь слышу ее говор в другом конце комнаты. Натягиваю одеяло до самых плеч в надежде, что меня оставят в покое.

– Том, я прошу тебя, вставай! Я уже почти собрала вещи, выбери, что будешь одевать в дорогу и иди, умывайся. Позавтракаем по пути в кафе.

– В тебе внезапно проснулся командир? – усмехаюсь. Тело немного лихорадит, а к горлу подступает удушливый ком тошноты.

– А ты вдруг стал занудой?

Делаю усилие и поворачиваюсь в сторону Киры. Мне показалось, или тон, с которым она сейчас со мной говорит, несколько жесток и равнодушен? Голова настолько трещит, что я даже не нахожу в себе сил ответить. Перед глазами все приобретает странно-смазанное очертание, а остатки содержимого в желудке готовились вот-вот помахать мне ручкой. Пытаюсь встать. Ударяюсь головой о спинку кровати и шиплю от боли, хватаясь не за столь болезненный ушиб, сколько за еще большую пронзающую боль в голове.

– Держи, – перед лицом возникает стакан с водой и две таблетки аспирина.

– Спасибо, – проглатываю горькие таблетки, смотря при этом на Киру. Вроде ничего необычного. На ее тонком теле надет лиловый сарафан. Шифон так мягко облегает талию и бедра. Непроизвольно скольжу взглядом по фигуре и не могу удержаться – притягиваю свою красавицу к себе. Она пытается удержать равновесие, но я с хохотом водружаю ее на колени. Женское тело источало невероятный аромат пряностей и геля для душа. Утыкаюсь носом в ключицу и вдыхаю его полной грудью, затем оставляю парочку поцелуев на бледной коже. Кира же все время сидела молча бес тени улыбки на лице. Более того, когда я потянулся к ее губам за поцелуем, она оттолкнула меня со словами, чтобы я шел чистить зубы. Ангельское лицо, обрамлённое красными локонами, в этот момент не выражало ничего, кроме холодной неприязни. На меня накатила не обида, нет, а самая настоящая растерянность. Что это такое было? Не сказав ничего, я ушел в ванную, чтобы привести себя в порядок. Голова все еще держала в себе остатки вчерашней пьянки, но желудок заверил меня, что собирается вести себя прилично, чем несказанно обрадовал меня. Припоминая слова Киры, я в три захода тер зубы щеткой, пытаясь все же понять причину такого поведения. Сколько длились наши отношения, она никогда не говорила ничего подобного. Я, конечно, понимаю, что запах моего утреннего перегара оставлял желать лучшего, но то, с каким лицом была сказана эта фраза, отпечаталось в мозгу неприятным послевкусием.

Полчаса под холодным душем вернуло ясность ума, и я вполне был готов садиться за руль. Однако разбитость, слабость в теле сопровождали меня в дороге до самого дома. Биллу тоже было не лучше. Ввиду практической идентичности наших с ним организмов я знал, что брат сейчас чувствует себя так же паршиво, но в отличие от меня, он весь путь от кафе, где мы очень плотно позавтракали, спал на заднем сидении и не угнетал меня давящим молчанием, как это делала Кира. Девушка сидела рядом на пассажирском кресле, задумчиво подперев рукой голову и смотрела в окно. Я честно пытался вовлечь ее в разговор, но получал в ответ лишь односложные ответы. И через час, проведенный в пути, это начало порядком меня раздражать. Кира не проявляла ко мне большей отстраненности, чем сейчас. В ее взгляде, жестах и поведении не было теплоты. Она держалась холодно, задумчиво и даже избегала телесного контакта, что в конец выбило меня из колеи. Вдруг вспомнились события вчерашнего вечера. По счастливой случайности Рия не попадалась сегодня на глаза и это, пожалуй, был самый приятный факт. И то, что произошло вчера между нами, висело неприятным грузом на душе. Нет, я не изменял своей девушке, это был лишь простой поцелуй и он ничего не значит. Не думаю, что Кире нужно об этом знать. Пусть это останется здесь, на Коачелле. Там, где мы смогли спрятаться, а затем вновь окунуться в то дерьмо, что царит в нашей жизни.

– Ты куда-то собрался?

– Да, хочу прогуляться с Пумбой и снова обойти те окрестности…

– Билл, ты ведь понимаешь, что это ничего не даст, – делаю шаг к брату, но он испуганно сторонится.

– Все нормально, я знаю. Я просто хочу пройтись! Пумба, пошли! – собака радостно тявкнула и понеслась в сторону выхода, зазывая хозяина. Я лишь молча проводил высокую удаляющуюся фигуру брата. Входная дверь с шумом захлопнулась, и я ощутил невероятную усталость в ногах.

Лицо Билла за это время ужасно осунулось. Под глазами появились неисчезающие фиолетовые круги, а бес того острые скулы впали еще сильнее. В начале апреля нам пришлось работать над новым клипом песни Fell It All. Роль брата была неоднозначна. Наркоман – не слишком красиво звучит. На съемках Билл старался быть веселым, отдавал всего себя в работу, вкладывал свои эмоции. Он не обращал внимания свое душевное состояния, и только я видел его насквозь. Ведь никто из съемочной группы не знал, что творится в нашей семье. Для всех все по-прежнему. Он – звезда. Он – Билл Каулитц, фронтмен группы Tokio Hotel, а у таких как он не бывает личной жизни. Никого не волнует, какие усилия ты прилагаешь для того, чтобы выйти на публику и лучезарно улыбнуться. Я бы так не смог, но именно это и отличает нас. Во время съемок я видел, как почернели его глаза, когда он завязывал жгут на руке для новой «дозы» наркотиков. Это была концепция клипа и, разумеется, никакой наркоты не было, но я понял одну вещь, которая повергла меня в немыслимый испуг. Если в ближайшее время мы не найдем Джил, я потеряю брата навсегда…

В заднем кармане джинс требовательно вибрировал мобильник.

– Я слушаю.

– Том, это Даниель. Вы уже вернулись с фестиваля?

– Да, распаковываем вещи, – я окинул взглядом несколько пустых чемоданов. – Зря ты не поехал с нами, было довольно весело. – как бы это странно не звучало, но мне действительно удалось примериться со своей ревностью к этому парню и на удивление мы неплохо сработались вместе. Ведь он сопровождал нашу группу в туре.

– Нет, спасибо, я ведь говорил, что у меня уже имелись планы, – «конечно, все так говорят» – на губах блеснула. – Я, собственно, чего звоню. Нужно, чтобы вы подъехали в агентство для обсуждения сроков проведения следующих выступлений.

– Черт, я же просил Йоста дать нам месяц! Всего один месяц, чтобы разобраться со всем этим ужасом, – вымученно вздыхаю и слышу в трубке молчание. Куда мне тащить Билла, пусть пока будет подальше от рабочей суеты. – Я приеду один, жди!

Если понадобится, то я огражу брата от всего, если это хоть как-то может навредить ему. Надо предупредить Киру, что я уезжаю. Она с самого приезда к нам домой приняла душ и не выходила из домашней студии. За дверью слышалось легкое перебирание нейлоновых струн. Я остановился на секунду, не желая прерывать этот момент. После похищения она совсем перестала играть дома просто для удовольствия, лишь на занятиях в Академии когда того требовал преподаватель. Кира сказала, что это напоминает ей подругу, то время, когда они жили в России и только мечтали поступить на музыкальное отделение.

– Кир, мне нужно уехать по работе. Прошу, выгуляй Купера. Я бы сам, да надо спешить.

Злая усмешка заставила меня остановиться.

– На работу? – глаза девушки метали молнии, а рука до белых костяшек сжала гриф.

– Не понял…

– Можешь не стараться в своих жалких оправданиях! – она одним рывком отставила инструмент в сторону и уже стоя на ногах, продолжала с вызовом глядеть мне в глаза.

– Мне не нравится твой тон, – скрестив руки на груди, плечом облокачиваюсь о косяк. Эта ситуация со стороны наверняка выглядит до жути нелепо, но я никому не позволю нападать на меня или обвинять не понять в чем!

– А мне, знаешь ли, тоже много чего не нравится. О, да, например то, что ты гуляешь со своей бывшей! – сдержанный тон перешел на какое-то рычание. Глаза потемнели от злости, и тут я понял, что Кира действительно изменилась…

– Думай, что говоришь! Между нами нет ничего, в чем ты пытаешься меня обвинить!

– Да? Хочешь сказать, мне приснилось то, как вы целовались на Коачелле?

Я замолчал, ошарашенно уставившись на девушку. Она тоже замолчала, обессилено рухнув на малогабаритный диван. Боль… В ее глазах она разливалась черным океаном, затапливала сознание, разрывала сердце. Я, как дурак целый день не мог понять причину ее поведения, а оказывается, все было так просто.

– Так, прежде чем ты успеешь что-то подумать, я хочу сказать, это ничего для меня не значит! Это был лишь поцелуй и только!

Я, говоря вкрадчиво, присел на корточки, коснулся ладонью прохладной ноги. Внутри кипело возмущение и боль одновременно. Поднимаю взгляд вверх и застываю при виде пушистых черных ресниц, с которых градом падали прозрачные слезинки.

– Тогда почему это вообще произошло? – тихий всхлип. Хрупкие плечи беспомощно задрожали и щеки покрылись дорожкой слез.

– Прости… прости… прости меня! – касаюсь губами ее рук, пальчиков. Глупо с моей стороны было думать, что этот поцелуй ничего не значит – он принес ей боль…

Она тихо всхлипывала, отвернув лицо. Не отстранила – уже хорошо. Медленно поднимаюсь и пытаюсь заключить ее в объятия.

– Стой, куда ты?

К моему удивлению, Кира сорвалась с места и ринулась вниз по лестнице. Пару раз споткнулась, но я догнал беглянку только у двери.

– Отстань, видеть тебя не хочу! – она с силой отцепляет мое запястье и, открыв дверь, исчезает в густом тумане вечерних сумерек… Да и Биллу пора бы уже появиться, где он запропастился. По спине катится липкий пот, дыхание учащается, меня накрывает детская паника. Она ведь простит меня?

– А-а-а!!!

Одним махом опрокидываю хрустальную вазу с полки. Все как в замедленной съемке. Вот она летит, еще секунда, и она разлетится сотнями осколков. Звук бьющегося стекла разрезает тишину на сотню таких же кусочков. В жилах застывает кровь, тело абсолютно не слушается… Снова… Билл…

***

Выбегаю на проезжую часть. Слезы застилают глаза. Поток проезжающих машин сливается в одну световую линию. А в голове пульсирует лишь одно – как он мог. Визг шин и посередине дороги останавливается автомобиль.

– Дура, тебе что, жить надоело?!

– Простите, я… я…

Женщина, сидевшая за рулем начала пристально всматриваться.

– У вас что-то стряслось? – ядовитый тон сменился более озабоченным.

– Прошу вас, довезите меня до Сансет-стрип.

– Садись!

Забираюсь в теплый салон и неожиданно для себя самой взрываюсь новым потоком рыданий. Из груди доносится жалкий хрип, руки дрожат, а глаза, кажется, превратились в две узкие щелочки. Женщина растерянно смотрит на меня и не знает, как успокоить глупую девчонку, которая чуть не кинулась ей под колеса.

– Все будет хорошо, сейчас мы поедим на Сансет-стрип, – ее голос был вкрадчивым, словно она что-то объясняла маленькому ребенку. Женщина ловко выкрутила баранку, и машина тронулась с места.

Просматриваю контактные номера телефона и понимаю, что мне абсолютно некому позвонить. Неожиданно натыкаюсь на номер Кау-младшего и делаю звонок.

– Билл? Ты можешь подъехать на Сансет-стрип, я хочу напиться!

– Скоро буду. – подавленный голос и короткие гудки.

Когда машина притормозила у назначенный улицы, я немного успокоилась. Слезы на щеках высохли и теперь кожу стягивали остатки соли.

– Спасибо вам, – с благодарностью смотрю на женщину за рулем.

– Не за что! Помни, что бы ни случилось, все можно исправить, главное дать ему шанс.

Закрываю дверь, обдумывая ее слова. Разворачиваюсь и направляюсь вдоль улицы. Прохладный ветер ощутимо резанул голые руки, и я ощутила себя последней идиоткой, сбежав из дома без ключей и куртки. По сторонам пестрят множество ресторанов и ночных клубов. Глаза разбегаются при виде такого разнообразия. На душе пусто. Такое чувство, будто ее вытрясли из меня со всем содержимым. Не верится, что даже Том предал меня. Он ведь клялся мне, что между ним и Рией больше ничего нет! Неужели это были лишь пустые слова… Пытаюсь прогнать из головы мерзкую картину их поцелуя, что я застала на фестивале. А ведь мне показалось, что мы действительно смогли забыться за эти пару дней. Отвлечься от тщетных поисков Джил, бесконечных поездок в участок полиции и вообще – смена обстановки Биллу вроде пошла на пользу. Окидываю взглядом улицу и вижу его, спешащего в мою сторону и почему-то потерянного. Слез уже нет, просто неимоверно жжет глаза, режет невидимым песком.

Клуб Viper Room доброжелательно пропустил двух людей, вечеру которых нельзя было позавидовать. Билл по наитию нашел барную стойку и заказал у бармена с фальшивой улыбочкой бутылку скотча. Молчим.

– Ты, кажется, недавно спрашивала у меня, что подарить Тому, так ведь?

– Тебе показалось! – усмехаюсь и пробую полупрозрачную жидкость из граненого стакана.

– Что-то случилось? – Билл вторит моим действиям и выражает полную заинтересованность.

– Ты знал, что твой брат кобель? – тараню в лоб, чем шокирую собеседника. Затем делаю еще один глоток. Пустой желудок скручивает неприятными ощущениями и готовится к выбросу содержимого. Мы понимаем друг друга буквально с полу слова.

– Рия?

– Кто же еще.

Снова молчим, лишь потягивая горькую и удивительно мерзкую жидкость.

– А знаешь что, лучше подари Тому камасутру и затрахай его до смерти! – Билл смеется от гениальности своей идеи, ну и я вместе с ним. Крепкая дрянь в моем стакане уже ударила в голову и разлилась теплом по телу.

Мы сидели вдвоем, два побитых человека, сведенных волей судьбы. Запивали горе спиртным и трепались обо всем. Промывание костей Тома дало свои плоды. Я прекрасно понимала, что Билл пытался заступиться за брата, покрывал его, но продолжать эту глупую ссору дальше не имело смысла. Я люблю Тома и никогда не оставлю его. И если наши отношения не пройдут такое простое испытание, как стерва-бывшая, то лучше вообще их прекратить. Но, не смотря на легкость нашего общения Билл сейчас выглядел каким-то убитым. Его повседневное состояние и так оставляло желать лучшего, но сейчас же мне было страшно. По-настоящему страшно за него. Он сказал, что просто устал и одарил меня самой фальшивой улыбкой, на какую только был способен.

Заведение, тем временем, наполнилось без остатка любителями повеселиться. Мне в голову пришла безумная идея, при одной только мысли, вызывающая во мне смятение. Я полезла на барную стойку. Под ногами хрустнуло несколько рюмок и на меня посыпались возгласы недовольных мужчин. Правда все затихли, когда я начала двигаться. Музыка была странной, незнакомой и мои движения такими же. Неуверенные, отрывистые, но все более откровенные. К черту Тома, к черту все! Я никогда не отдыхала и не напивалась – пришло время! Мыслей, что так тщательно сковывали разум, больше не было. Ничего. Пусто. И это новое чувство легкости снесло мне крышу окончательно. Нагибаюсь к лысому мужчине в конце стойки, забираю его бокал себе и в приступе мучительной жажды опустошаю его одним глотком. В голове будто взорвался динамит, лишая меня возможности дыхнуть воздуха. Судорожно хватаю кислород ртом, но захожусь в кашле. Водка…

Дальше все шло, как в тумане: выразительные маты Билла, когда она втаскивал мою тушку в такси, полное отсутствие взаимопонимания с собственным телом и наконец, дом.

– Ой, Томми! – пытаюсь выкарабкаться из машины. Стукаюсь головой и потолок и наступаю ногой на Билла. – А ты чего здесь?

Казалось, когда от крепких объятий жесткого асфальта мне уже не отделаться на помощь приходят спасительные руки. Крепкие, сильные, с загорелой кожей и татуировкой выше локтя. Руки, в которых я чувствую себя под защитой и отключаюсь.

– Пить, – губы слиплись. – Дайте воды! – жалкий хрип и в моей руке тяжелый стакан. Голова. Боль ужасная. Не понимаю, если она сопровождает каждое похмелье, тогда зачем люди ежедневно употребляют алкоголь? Черт, что вчера было?

– Доброе утро, – кровать прогибается под тяжестью тела. – Как самочувствие?

– Просто отлично! Что вчера вообще было? – в ожидании смотрю на Тома.

– Как сказал Билл – ты порвала заведение, – смешок и нежный поцелуй в височную долю.

– О нет, – в смущении закрываю лицо одеялом. Представляю, какой видок у меня.

– Прости меня, – Том медленно прижимает меня к себе. Жарко. Он всегда очень горячий, как печушка. – Обещаю тебе, что такого никогда больше не повторится!

Заглядываю ему в глаза и расплываюсь в улыбке. Я не могу долго сердиться на него. Эту слабость в себе я просто ненавижу.

– Только попробуй подобное еще выкинь, и я найду на тебя управу!

В его взгляде читается облегчение. Простое облегчение после долгого напряжения, которым, я уверена, он извел себя. Я, правда, не буду терпеть следующего раза. Просто уйду, не сказав ни слова. Исчезну из его жизни. Буду умирать без него, но не вернусь.

Вжимаюсь в его тело сильнее и касаюсь поцелуем пересохших губ. Такого больше не будет, я уверена.

***

– Ну что, как наша звездочка?

– Отходит, – Том беззаботно улыбается. – Спасибо, что вчера был с ней. Меня не привлекает перспектива ее танца на барной стойке без присмотра. Еще, Кира все повторяла, что вчера ты был сам не свой... Что случилось?

– Ей показалось, – делаю глоток минеральной воды. Еще глоток.

– Билл, пойми, у нас с тобой одна душа на двоих! Я вижу все изменения, что происходят внутри тебя не могу спокойно смотреть, как ты загибаешься, – Том делает шаг ко мне, кладет теплу ладонь на плечо. – Пойми, ты не виноват. – тихий шепот с его стороны и я взрываюсь. Не могу больше…

– Не виноват? Не виноват?! Да это по моей милости Джил сейчас находится не понять где в лапах обезумевшего человека!

На эмоциях не могу усидеть на месте. Я сказал это… Признался сам себе. Произнеся это вслух, я словно подписал своему сердцу и своей любви смертный приговор. Том непонимающе уставился на меня. В его глазах отлично читалась смесь неясности и горечи. Это похищение я не переживал один, мы переживали его вместе…

– 2007 год, помнишь? – не могу смотреть брату в глаза и отворачиваюсь к стене. В голове вспыхнули старые события минувших дней. Во рту собралась желчь.

– Помнишь ту аварию на автобане? Я и Агнет? – сжимаю пальцы в кулак. Том, не молчи…

– В протоколе записано, что вам навстречу вылетел фургон, и ты врезался в дорожное ограждение. Но столкновение было неизбежно… – полушепотом брат подал голос скорее для себя, пытаясь вспомнить, что было. Сердце сжалось.

– Оказывается, Агнет осталась инвалидом.

– Билл, я не понимаю!

– А я тебе объясню. Вигвар.

– Кто?

– Помнишь невзрачного занудного паренька, что по уши был влюблен в нее? Вигвар Шварц… – кивок. Не вижу – чувствую. – Это он похитил Джил, – горло сдавил спазм. Хочется выплюнуть горечь, что накопилась внутри, надеясь, что вместе с ней уйдет все остальное. Том больше не сказал ни слова. Заставляю себя заглянуть ему в глаза. Боюсь лишь прочитать в них подтверждение своему страху…

– Билл, но ты не виноват в той аварии. Проводилась экспертиза, и обвинили другого водителя. – брат пытается достучаться, но это бесполезно. Нельзя отрицать очевидное.

– Я тоже так думал, только за рулем тогда был Я, а ни кто-то другой. Я не смог ничего сделать и именно поэтому Джил сейчас расплачивается за МОИ ошибки!

Глаза горят агонией, сердце бешено бьется в груди. Том сторонится меня, как от прокаженного. Это я во всем виноват… Джил, родная, прости меня, если сможешь.

  Глава 29

***

– Я не верю тебе! – дергаюсь на кушетке, но острая боль в боку приковывает тело обратно. По щекам уже давно текут горькие удушающие слезы.

– Мне все равно, но ты достаточно умна, чтобы понять смысл своего заточения. Не думала же ты до сих пор, что это все случайность? Как должно быть, невыносимо от мысли, что все пережитое здесь случилось именно по вине твоего возлюбленного. Экая драма, не находишь? – Виг делает еще пару шагов в сторону, цокая каблуками поганых лакированных туфель. На лице блуждает задумчивое выражение с ноткой радости. Этому психически нездоровому человеку происходящее доставляло неимоверное удовольствие, даже пугающе-маниакальное.

Нет, он врет! Точно врет. Просто испытывает меня, желает увидеть реакцию на свои слова. Неужели он думает, что я действительно куплюсь на этот дешевый спектакль, про какую-то аварию, девушку-инвалида. Билл… нет, это ведь все неправда, верно? Он не может быть причастным к этому кошмару. Билл… это неправда…

– Тупая шлюха! – поймав мой растерянный взгляд на себе, мужчина моментально сорвался на крик. От былого спокойствия не осталось и следа, и я в который по счету раз убедилась, что этого человека без лишних вопросов требуется упрятать в психушку. – Ты сдохнешь здесь, в этом сыром подвале, ты это понимаешь?! И даже твой всемогущий певец ничего не сможет сделать, когда твой разлагающийся труп я выкину к дверям его дома и буду наслаждаться, наблюдая его страдания и муки! Мне не достаточно просто держать тебя здесь, это лишь небольшая разминка для него перед следующим заходом. Он ответит за то, что сделал с Агнет!

Миг, и его мерзкая рожа оказывается вблизи от меня. Яд, коим были пропитаны его слова, произвели должный эффект. Когда, казалось бы, я испытала на себе все, в прямом и переносном смысле и бояться уже было нечего – я боялась. Каждое сказанное слово настолько проникло в сознание, что сковывало каждую клеточку тела диким ужасом. Попытки отказа веры в историю Вига стремительно испарялись, оставляя после себя реальные очертания, какую-то невидимую форму тошнотворного мандража. Его взгляд, голос, отношение… Все это устраняет даже малейшую мысль о блефе. Возможно, какая-то частичка меня поверила в этот ужас с самых первых слов, до умопомрачения боясь выделиться из общей серой неприметной массы. Животный страх, ужас – всё, что остаётся, он гонит меня и кричит «СПРЯЧЬСЯ! СКРЫВАЙСЯ! ДЕНЬСЯ КУДА-НИБУДЬ!», но мне некуда деваться. Наверное, это и есть конец…

Последнее, что сделал Виг, прежде чем покинуть мои «покои», это обрушил новую пощечину на и так израненное лицо. Суть заключалась не в самом ударе, а в том, что было для этого задействовано – перчатка. Кожаная с металлическими вставками внутри, его любимая. Последнее время без нее не обходилось, и мои скулы совсем перестали иметь человеческий вид. Кожа в мгновение ока вспыхнула невидимым огнем, приобретая бурый оттенок, а во рту расползался такой привычный привкус крови…

Этой ночью мне снова приснился сон, почти неотличимый от яви, но немного отличающийся от снившихся ранее. Я проснулась среди ночи в холодном поту, еле сдерживая крик ужаса. По стеклу маленького оконца тарабанили тяжелые капли дождя и подвал, казалось, как никогда пропитался сыростью и удушал легкие. Глаза… Во сне я видела его золотисто-карие глаза… Они смотрели на меня с таким трепетом, с такой любовью, что хотелось выть, но потом все резко изменилось. Некогда любимый оттенок приобрел нечеловеческую жестокость, безразличие и насмешку. В моих мыслях взгляд будто издевался надо мной. Он все видел и знал, что со мной происходит, только ни одна эмоция больше не дрогнула в них, темная радужка застыла бездушным стеклом…

Последующие две ночи становилось все хуже. Я видела только взгляд. Знала, кому он принадлежит, и я до остервенения боялась засыпать вновь. Мои отчаянные попытки забыть слова Вига были просто жалки, ничтожны и рассеивались как одинокие песчинки пепла на ветру. Но теперь этот золотисто-карий взгляд преследовал меня при каждом удобном случае. Я видела его в темном углу, в закутке туалета, под кроватью и даже в отражении на потолке.

Мысль о том, что процент моего спасения равен нулю, перешла в маразм. Серые бетонные стены сливались в бесконечную неразличимую полосу. Я перестала есть. Возможно, не слишком гуманно морить себя голодом, но я просто не притрагивалась к подносу, который мне как по расписанию приносили раз в день. Лишь пила воду из-под крана, большая часть составляющей которой была хлорка. Органы сводило судорогой. Я не могла понять, где болит. Лежала пластом на продавленной сетке кровати. Стыдно признать, но я ждала своей участи. Ждала, когда Виг придет за мной, ждала, когда эти мучения прекратятся навсегда, чтобы вздохнуть спокойно. Надежда, которая прежде поддерживала меня, она умерла. Сгинула вместе с верой. И такой любимый взгляд теперь был мне ненавистен, больше не придавая былых сил.

Билл… А ведь это он во всем виноват… Мое тело истерзано, душа пуста и все это произошло лишь по его вине и ничьей больше. Эти мысли сводили с ума, холодили измученное сердце. Как странно, сойти с ума по вине кого-то. И вообще, возможно ли такое? Раньше бы я категорически отказалась верить в это, но только не сейчас.

Больно… Внутри больно. Жжёт огнем безысходности и предательства. Идея о добровольной смерти почти не покидала головы, крепко вцепившись ручонками в сознание.

Да, я сдалась.

Прости меня, мама. Твоя дочь действительно пыталась выстоять, продержаться ради той жизни, что осталась позади этих нерушимых стен, но это больше невозможно. Я полюбила человека и из-за этого оказалась здесь. Звучит просто немыслимо, но это так.

Соленая слеза капает на потресканные пересохшие губы. Морщусь. Щипит.

Кира, родная, я буду вечно молить тебя о прощении. Прости, но нам не суждено закончить Академию вместе. Помнишь, как мы, будучи подростками, мечтали, как выйдем замуж и будем дружить семьями, а позже увлеклись музыкой и бредили выступлениями на больших сценах. Мечты, коварные мечты. Все-таки они несбыточны…

Скрепя зубами, снова вскакиваю с кушетки. Тело скручивает в рвотном позыве. Знобит. На лбу выступила испарина. Склоняюсь над унитазом. Кажется, еще раз такое повторится, и мой пустой желудок откажет, а его усохшие остатки я выплюну в следующий раз. На дрожащих ногах возвращаюсь на место, по пути смочив рот глотком хлорированной воды. Боль в боку не дает возможности полноценного вдоха. В глазах пляшут темные круги. Противно. От самой себя противно, но я хочу умереть. Из помещения после моей попытки самоубийства убрали все, что могло способствовать этому, даже раздробленные куски кафеля в санузле были тщательно содраны. Тело уже не на шутку лихорадит. Зуб на зуб не попадает. Готова поспорить, прежнюю меня сейчас не узнать. Здесь я впервые пожалела, что отрастила такие длинные волосы. После каждого насилия меня таскали за волосы, крепко намотав их на кулак. Затем швыряли на пол, снова наматывали и снова швыряли. Это было ритуалом. Вигу до одурения нравились мои вопли, когда от боли я надрывала глотку. Надо было просто молчать, чтобы не доставлять этой мрази такое удовольствие.

Блуждающим взглядом натыкаюсь на решетку окна. Умалишенный замысел тут же взрывается в голове яркими красками. Я знаю, что нужно сделать, только бы хватило сил…

На ватных ногах выуживаю из-под кровати смятую тряпку в виде покрывала. В углу возле входа, превозмогая подступающую тошноту и озноб, беру стул Вига и водружаю на гнущуюся кушетку. Сетка натужно скрипит, прогибается, но держит опору как надо. Дальше сворачиваю тряпку на подобии веревки. Ногой ступаю на стул, проверяю равновесие. Вторая нога. Рука дотягивается до решетки. Пальцы судорожно обвязывают один конец самодельной веревки о железный прут, на втором же конце уже завязана петля…