Текст книги "Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин"
Автор книги: Юля Беломлинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
– Роза, сколько мы тебе должны?
А она отвечает:
–Только за водку. А закуска – это я вам принесла, чего другие не докушали!
С официантками все они дружили. Это даже я помню – родители приводили меня маленькую в "Крышу", и официантка кричала повару:
–Сень, клади ПОЛНЫЕ порции. МОИ ГОСТИ пришли!
И все люди с других столиков начинали внимательно глядеть в наши тарелки – какие такие ПОЛНЫЕ порции?
Вот так они жили. А теперь этот поезд ушел – он мчится в Чаттанугу-Чучу....
"Чучу" я потом специально сочинила так, чтобы это выглядела, текстом тех лет, когда вся эта "Чуча" – печаталась на рентгеновских снимках.
...Но пускай твердят, что ты нелеп и смешон
И пускай хохочет нам вослед саксофон
Брось, себя не мучай,
Вспомни, МАМБУ – ЧУЧУ
Я танцую только с тобой!...
Вот такие истории я рассказывала на своих концертах, и все смеялись. А потом точно так и поступали. И богатые и бедные. От этого в "Самоваре" началось уже совсем невообразимое веселье, и полное братание всех социальных групп. А уж Бедные девушки начали ходить толпами.
Первым эту мою идею воспринял сам Каплан, и теперь в красивой зале наверху по вторникам читали стихи, а потом все выпивали, и он нас угощал всякими кусочками на тарелочках. Потом люди шли вниз и еще выпивали по моему методу. В результате, "Самовар" не разорился, а начал расцветать все больше и больше.
Стихи и Бедные девушки, Любовь и Россия – вдруг оказались невероятно притягательными для народа вещами. И народ – повалил валом...
Не знаю, насколько актуальна эта проблема для нынешней России – как бедным людям посещать рестораны? Может пока еще и не актуальна.
Но зато я видела вчера – как молодой человек – дал нищему хабарик – он бросил его на землю. А дядька этот бомж – кричал:
–Да не бросай! Да что ж ты на землю-то бросаешь...
И ясно совершенно, что ему не за себя обидно – он то из помойки есть может, а как раз именно – за Державу.
Вот как надо давать хабарик.
Или вообще не давай, или дай человеку хабарик, прямо в руку и скажи:
– Возьмите, пожалуйста.
Или скажи:
– Курите на здоровье, дяденька.
Или:
– Курите на здоровье, дедушка.
А говорить:
– Кури, дед,
Это – тоже не совсем правильно.
Я этому научилась из книжки "Братья Карамазовы" – там Алеша все носит и носит деньги – капитану Снегиреву. А если не читать "Братья Карамазовы" кто этому научит? Раньше люди, откуда– то узнавали об этом. А сейчас дети дикие. Их только на балет водят и на фигурное катание. Или обучают английскому языку.
Покажите мне человека, который стал лучше от просмотра "Лебединого озера"?
А в Мариинке – идет игра в Казаки-Разбойники – вот по какому поводу:
Там разная цена за билеты для, наших, и для иностранцев. Ну, это нормально – и деньги надо собирать с туристов, и Бедной Девушке надо попадать на это самое озеро – особенно если ей уж лет 70, и она интеллигентная питерская старушка. Но так сложилось, что мир становится все больше и больше общим, и у многих питерских детей есть друзья – заграничные дети. И они все – сильно небогатые. Ну и конешно русские детки пытаются своих друзей проводить по русским билетам. Или хотя бы брать два – один подешевле – плохой иностранный, и второй, русский – хороший. И вот все тетки и бабки в театре – СТРАСТНО этих ребят отлавливают.
Требуют для проверки правильно произносить русские слова. Почти как казачий разъезд, который говорил жиду:
– Скажи "кукуруза"!
Они азартно вылавливают этих бедных студентов, чтоб те не сели на место получше. Они вообще – нашли наконец свое место – все эти вохровки растерявшиеся на некоторое время:
– Кого ж теперь "Держать и не пущать"?
Теперь они все в Мариинке снова при деле. В лучших традициях советского времени.
В общем, непонятно – откуда узнавать про то, как давать хабарик. И вообще,
как давать?
Это важный вопрос, а никто не учит. А мне про хабарик как-то неловко. Вот если бы наши мужские герои – ну которые стоят перед стадионами – Шевчук, Кинчев что-нибудь такое сказали.
Но они что-то все время выкрикивают про Родину. Вообще про высокое. Получается то же "Лебединое озеро" – только не в пачках, а в "ирокезах" – но тоже – красочное зрелище, много звуков – и ничего о душе. Все это "Кимвал, попусту бряцающий". Крик в небо и полное нежелание подмести под ногами.
И очень грустно наблюдать, как все эти люди потом огорчаются, что крик их – там, в небе – не слышат. Вот с такими классными усилителями – самой лучшей системы – и... не слышат. Лучше бы они хоть раз шепотом про хабарик рассказали...
Конешно – легше призывать бедных пойти и у богатых попросту все отобрать. Как там у Лимона?
– Шахтерам винтовки, банкиров – повесить!
И – антитеза, что-нибудь такое из старой жизни:
– А мы – черной кости, кухаркиным детям, скажем – в рыло!
Тоже – легше.
И никогда сумасшедшим не прослывешь. И про Русскую идею – хорошо – меня вот за это из Городских Сумасшедших перевели на повышение в Матушки Пророчицы.
А про ресторан и о том, как совместно выпивать – с таким разговором можно конешно нарваться на многие нарекания.
Но я продолжала вести все эти разговоры, и все вокруг возмечтали выпить совместно стаканчик винца.
Россия к этому времени окончательно сконцентрировалась на территории "Русского Самовара", и Любовь тоже стала туда подтягиваться.
В этом важную роль сыграл сам Каплан. Во-первых, он – настоящий РОСКОШНЫЙ МУЖЧИНА. Не хуже моего Захар Михалыча.
И по-англицки говорит с оксфордским акцентом.
Во– вторых, будучи типичным питерским шестидесятником, он сильно далек от идеи женского равноправия и потому всех женщин, находящихся в его ресторане, считал своим личным имуществом. И по этой причине – он их защищал от любых притязаний со стороны. Там в "Самоваре" – никогда мужчинам кадрить дам, не разрешалось. Выведут и все.
Поэтому там развелось столько самостоятельных Бедных девушек – девушкам как раз можно было все что угодно. И этот вариант многих устраивал. То есть – сначала ты ведешь, себя как полная... ФЕМИНИСТКА, флиртуешь, с кем твоей душеньке заблагорассудится, поешь и отплясываешь, а в случае чего – Роман Аркадьич – тебя завсегда прикроет. Хулиганов он не терпел – сам-то был страшный матершинник, но всегда говорил:
Здесь достаточно одного человека с тяжелым характером.
Было очевидно, что хозяин "Самовара" любит в этой жизни три вещи:
РОССИЮ,
БЕДНЫХ ДЕВУШЕК,
и стишки.
В результате этих любовей, и моих проповедей, там постепенно расцвела полная Феденькопротасовщина, Невечерняя Заря и Загадошная Славянская Душа.
Работницы топлессов и эскорт-сервисов из "Дяди Вани" частично перекочевали в "Самовар", некоторое колличество набриолиненной молодежи из "Рюмки"– тоже.
Саша Журбин молотил по клавишам белого рояля, и все пели хором:
Черный ворон,
Черный ворон,
Черный ворон,
Переехал мою маленькую жисть!
Иногда он давал мне микрофон, и я одна пела что-нибудь задушевное:
"С одесского кичмана, бежали два уркана...", или
"Ваше величество, женщина, вы неужели ко мне?"
А то еще бывало:
"Я милого узнаю по походочке...", или
"Перестаньте летать надо мной, журавли!"
Петь я, с его помощью, все же немножко научилась.
Вот такое ЗАБУБЕННОЕ веселье журбинских дней, сменялось НУТРЯНОЮ Русскою Тоскою – когда работал Саша Избицер.
С Сашей никто не пел хором, но сам он пел так – что невозможно было слушать без слез.
...Девушку из маленькой таверны
Полюбил угрюмый капитан
За глаза пугливой серой серны
За улыбку и за тонкий стан...
И еще Вертинского и про "Товарищ, мы едем далеко..." пел Саша Избицер потомок древнего раввинского рода, пианист из Малого Оперного.
Саша расцвел в Америке – там, в Питере, он прожил бы жизнь – так никогда и не узнав, что может быть, вот таким потрясающим шансонье.
Поначалу он был в ужасе оттого, что надо не только играть на рояле, а еще и ПЕТЬ. Перед пьяными купчиками! Ему – серьезному пианисту из Малигота.
И вообще приличному еврейскому дитяти, жизнь которого шла строго по определенному маршруту – Школа при Консерве, Консерва, Малый оперный.
Шаг влево, шаг вправо – считается побег. Если бы Саша нашел в Нью-Йорке более академическую работу – ну, например сразу сел бы куда-нибудь преподавать или даже играть в балетной школе, жизнь его наверное не слишком бы изменилась. Но в "Самоваре" с ним, конешно, случилось чудо. Сначала он пел Вертинского "под Вертинского", а все остальное и вовсе не понимал, как надо петь и зачем.
Однажды я пришла, а Саша в истерике:
– Что делать? Там пьяные гуляют, они мне дали СТО долларов и велели петь о Сталине! А я больше не знаю!
– Ну а, сколько ты уже спел? Десять спел?
– Восемь! Больше не знаю.
– "Карась" – он всегда "карась" – песня – десять баксов. Значит надо еще две. "Товарищ Сталин, вы большой ученый" ты им пел?
– Но им надо сталинские, а не антисталинские!
– А кто это оговаривал? Пой спокойно, а последнюю я сама спою.
Саша спел Алешковского, а потом я попросила его играть "Семеновну", и Оратория о великом вожде была закончена, на достаточно сильной ноте:
Семеновна – баба русская
Жопа толстая – юбка узкая!
Семеновна – баба хитрая
Была за Сталина – теперь за Гитлера!
Была за Сталина, за конституцию
Теперь за Гитлера, за проституцию!
А кто скажет, что эта песня не про Сталина? Хорошая песня. Мама научила.
Саша в ужасе был. Ему казалось, что он герой повести Куприна "Гамбринус". Тот самый Сашка.
– Они пьяные! ПЬЯНЫЕ СТАЛИНИСТЫ! Они сейчас поймут, что мы над ними смеемся...
– Саша, они ничего тебе не смеют сказать. Они дали стольник, ты сыграл им 10 песен. Тут не Одесса 1914-го, тут Нью-Йорк 89-го. Демократия и вообще ... еврейский город. Чего ты боишься? Ты свой "карась" отпел. Теперь пой, то, что хочется. Пой Вертинского спокойно.
...Не знаю, может в начале вечера они и были сталинисты, но к этому моменту они были уже обыкновенные, просто в жопу пьяные русские люди, и родная "Семеновна" привела их в такой восторг, что, уходя, они положили ему еще двадцатку. Саша ее трогательно презентовал мне на такси, и это было как всегда кстати.
Но бояться он после этого вечера перестал. А потом сам запел и русские народные и цыганские – как будто выдохнул однажды все свои страхи и комплексы...
А слава "Самовара" все росла и росла. И с любовью дело наладилось – она прочно поселилась в этом месте и то тут, то там вспыхивали ее очаги, разного вида – от банальных интрижек до матримониальных намерений.
Постепенно Большой нерусский Нью-Йорк тоже заинтересовался "Самоваром". Бродвейские актеры захаживали туда по ночам и, конешно, полюбили все, что там происходило.
В Нью-Йорке к тому времени подобное веселье бывало только в гейских барах (там и покруче бывало, как вы помните из предыдущих глав).
А тут – гляди-ка, так оттягиваются разнополыя, разнополовоориентированныя, да еще и разноцветныя! Бармен Боря – через своих балетных друзей, приучил ходить в "Самовар" негритянских актеров и певцов.
Это окончательно дополнило охуительный иммидж Русской идеи и Славянской души. Очень знаменитый черный бродвейский бас пел "Подмосковные вечера".
Поля не сразу поверила мне, что "Самовар" это классное место. Она считала, что это что-то вроде бруклинских русских ресторанов – эдакая смесь Мюзик-Холла с привокзальным буфетом. Но однажды, я ее все же туда заманила, и на мое счастье, как раз пришел Джонни Депп.
Джонни Депп – актер всяких молодежных культовых фильмов: "Бойцовской рыбки" и "Аризонской мечты". Поля говорит:
– Гляди как этот русский парень за баром, на Джонни Деппа похож.
– Да это настоящий Джонни Дэпп, дурища. И пока ты тут ушами хлопаешь, его уже проститучья "мамка" Сабина благополучно схватила за ручку и ведет к своему столику.
Все же Поле удалось с ним немного поболтать – от Сабины он сбежал и снова оказался за баром. Но актеры – не так часто оказываются интересными собеседниками. Чаще всего они или – павлины, занятые собой или наоборот, люди крайне застенчивые, и с трудом вписывающиеся, в непринужденный разговор.
Но то, что "Самовар" – " в законе", Поля после этого случая признала безоговорочно.
В "Самоваре" иногда пел Посол Серега – человек, в течение всех этих смутных лет, представлявший человеческое лицо России в ООН. И за его живую, обаятельную и по-честному, человеческую физиономию, наверное и давали всякие займы.
В такого Серегу – трудно не поверить – из-за него знаменитые нью-йоркские красавицы пили кислоту, а обманутые мужья стрелялись. Голос у него могучий, а любимая песня: "Есть только миг, между прошлым и будущим..."
Еще – "Тетя Надя на параде".
Время от времени он нас покидал – ездил в Москву – орден получать. Получит орден и никогда не пропивает его! Носить, правда, тоже не носил...
Один миллиардер – главный по якутским брильянтам, изумительно пел джаз – всякого Армстронга по– английски. Все эти "Золотые московские мальчики" из которых потом получились капиталисты – всегда любили Америку. Да и знали ее немного получше других. Пораньше.
Из девушек – я пела больше всех. Я была запевала. А уж потом девичий хор подтягивал. Была еще ослепительная красавица Лилька – она тоже пела и всегда приходила с мамой.
У меня там постепенно сделался настоящий фан-клуб из некоторого количества Бедных девушек.
Все они были в возрасте от 30 до 40 лет и почти настоящие красавицы. Когда в "Самовар" явились наконец корреспонденты из "Нью-Йорк Таймс" – не за деньги, а по зову сердца – написать о модном нью-йоркском месте, где выдают модные в этом сезоне – Любовь и Славянскую Душу, они сфотографировали две вещи: Казачий Ансамбль Песни и Пляски, который случайно выступал там в тот вечер и мой Фан– клуб – трех Бедных девушек с коктейльными трубочками Белку, Катьку и Юльку-Маленькую. (Это она из-за меня – Маленькая, а так здоровая скульпторша. В рассыпанных светлых кудрях... все они были красавицы – НЕЗЕМНОЙ КРАСОТЫ...)
Совсем настоящие красавицы то есть те, которые, НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ КРАСОТЫ тоже захаживали в "Самовар".
Их становилось в Нью-Йорке все больше и больше. Еще недавно город этот не блистал женской красотой, а теперь можно было встретить в простом сабвее что-нибудь ТАКОЕ!
Метра под два.
Волоокое и надменное.
С русым пробором посередине.
Появлению их в городе сильно способствовала слава "Русского Самовара". Она все росла, а вместе с ней и популярность Любви – как Русской идеи, русские вот догадались, что это – в кайф, и вроде как, запатентовали. По крайней мере, организованные американцы твердо усвоили, что есть такое давно забытое охуительное блюдо – ЛЮБОВЬ, и подают его только в русском ресторане. Всем стало ясно, что для получения любви требуется русская женщина и никакая другая. Их стали толпами выписывать из России.
Для производства любви – на всех уровнях.
Через брачные агенства – для жизни "долго и счастливо" и умирания "в один день", через мафию для работы в топлессах и эскорт-сервисах – от Манхэттена до Монтиселло – маленького хасидского курорта под Нью-Йорком.
Специальные люди занимались поставой Бедных девушек для разорения американских миллионеров. Эти – девушки – они как бы неоткуда, случайно попадали в Нью-Йорк, но никогда их случайно не заносило в "Самовар" – из чего можно сделать вывод, что эти бедняжки, фотографиями которых были заполнены все таблоиды, были на Секретной Государственной Службе и отсуживали все это несметное количество заводов, газет и пароходов не просто себе – на булавки – а для Светлого Будущего Родины. Но таких все же было в Нью-Йорке не больше пары сотен, они то и были – главные Русские Красавицы.
Остальные девушки, желающие худо-бедно да что-нибудь скроить на пизде, были попроще – впахивали себе по топлессам и ходили в "Самовар".
Кроме "Самовара", в свободное от работы время, они ходили в церковь. Стояли там в белых платочках...
У большинства из них были дети. И чаще всего дочки. Они были отнюдь не самые плохие матери. Изобретение сотового телефона, конешно, сильно продвинуло их педагогическую деятельность. Вообще функция сотового телефона в "Самоваре" была забавной. Бизнесмены его чаще всего выключали, а загулявшие мамаши – включали, и посреди забубенного веселья непрерывно раздавались всякие детские вопросы и предложения:
– Он дерется!
– Она не хочет есть йогурт!
– Что такое "метафизический"?
– Я пришла к выводу, что мне нужно НЕМЕДЛЕННОЕ выщипыванье бровей! Приезжай сейчас же!
Вот такие дети после тринадцати, которых можно по американским законам оставлять дома одних.
Иногда Бедные девушки – умирали – нелепо и не вовремя, как любимые рокеры или актеры. И такими же "профессиональными" смертями: пьяная езда на машине, цирроз печени или передозняк. И это происходило с самыми веселыми, добрыми и красивыми. Видно они оказываются и самыми непутевыми. Умерли Инка, Зойка, Мелана...
Инка иногда покупала у меня картины. В какой-то Старый Новый Год, она заехала ко мне со своим сомнительным итальянцем, похожим на красивую черную ворону и показала кольцо:
Глянь, мой-то, брюликов мне подсыпал к Новому Году!
Потом они у меня купили какую-то "красоту", мы сели выпивать и она подняла тост:
– За то, чтобы наша пирамидка складывалась и никогда не падала!
И глаза – зеленые. У Зойки – тоже. Она шла по Брайтону – в рыжих своих кудрях и с пластмассовой коробочкой нарезанных арбузов. Лицо сияет непонятно с какого хера – рядом с ней какой-то хрыч испанский. Просто – от жизни сияет.
–Ты куда? В какой книжный магазин? Поехали с нами! Фабриццио, это Джульетта, пусть она с нами поедет! Да не убежит от тебя этот книжный!
Когда-то я вернулась из Горького с практики, гляжу, а Илюха мой меня бросил. И живет с этой Зойкой прекрасной – прямо в Зойкиной квартире! Сама была виновата – первая изменила...
А Мелана была большая голубоглазая кошка. Там все время печатали в журналах фотки какой-то сумасшедшей миллионерши, которая хотела быть "Женщиной-Кошкой" и все делала себе пластические операции. В результате она и вправду превратилась в довольно мерзкого урода, и никакой врачебный и дизайнерский гений не смог этого предотвратить. Но в Мелане по-настоящему от кошки было больше, чем от женщины.
А я ее называла – просто Малаша...
Все это солдаты в Армии Любви – павшие на поле брани. Смертью... Бедных девушек – то героин нечищеный, то водка паленая, то жопа холодная, то радиатор горячий....
А главная проблема – это конешно ПЛОХИЕ ТОРМОЗА...
Умерли бедные голубки. Надеюсь, их отправили куда-нибудь, не во всем открытый протестантский прибранный рай ... там они бы заскучали. Я думаю Валгалла – где можно целыми днями выпивать с героями – это бы им подошло. Я сторонница утверждения, что каждому воздастся по вере его – но это удобная вещь, для умирающих в больнице – лежишь себе и придумываешь дальнейшую среду обитания.
А когда – мокрая дорога и плохие тормоза – все так мгновенно – кто успеет сочинить себе подходящий рай?
Святой Никола, ты, который входит к Богу без доклада, пожалуйста, прими это заявление. Устрой Бедных девушек в Валгаллу на постоянное место жительства. У тебя ведь там старые связи – по Северному Мореходству.
ВОРОВКА НИКОГДА НЕ СТАНЕТ ПРАЧКОЙ.
У меня были две подружки – Даша и Катя.
Обе – одинокие мамаши с дочками на руках.
Они пошли по разным дорожкам – Катя решила честно впахивать в текстильном бизнесе, а Даша – идти замуж за нелюбимого, то есть "продавать за деньги любовь и ласку". Чего им обоим пришлось нахлебаться на этих, столь различных поприщах – в прозе уже не опишешь. И трудно даже сказать, кому из них пришлось хуже.
Я сочинила песню про всех девушек, которых судьба занесла в Нью-Йорк на заработки – от минета – до мытья полов. Получилась – тройная постмодернистская перекличка – тема тем и хороша, что неисчерпаема. А блатняк – это не эпиграф, а уже первый куплет.
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет...
Н. Некрасов
Столетье промчалось, и снова,
Как в тот незапамятный год,
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет...
Ей жить бы хотелось иначе,
Носить драгоценный наряд,
Но кони все скачут и скачут,
А избы горят да горят...
Н. Коржавин
Воровка никогда не станет прачкой,
И урка не возьмет бревна на грудь,
Грязной тачкой,
Руки пачкать?
Мы это перекурим как-нибудь!
Блатной фольклор
В который раз нам колокол прогукал.
И памятник за шею сволокли.
И началось хождение по мукам
На тот конец нехоженой земли
И снова встали наши – Даши-Кати
И вновь они с котомкой за плечом
Ах, сестры, сестры, где же ваши братья?
А братья оказались непричем.
Воровка никогда не станет прачкой...
А нам оно, глядишь не западло
Грязной тачкой – руки пачкать
И то, считай, подруга повезло.
Прости, сестра за горькую судьбину
Ты – помяни, а лучше позабудь...
Вот он бежит, его стреляют в спину,
Он не посмел принять свинца на грудь
Терпи сестра, не уповай на брата,
Он не дошел до первого столба.
Гори, гори, моя родная хата,
Моя всегда горящая изба.
Воровка никогда не станет прачкой,
А нам оно, глядишь и не впервой,
Судьба в ответ раскрыв "Казбека" пачку,
Пролает словно пес сторожевой:
Терпи, сестра, осталось недалече,
И скоро ты воротишься назад,
А время лечит, говорят, что время лечит,
Да время ЛЕЧИТ нас, который век подряд!
Почему– то, "продажной" Дашеньке пришлось трудиться еще тяжелее, чем "честной" Катеньке.
Дашенька однажды сняла лофт в Сохо. Без денег, на документы своего мужа – американского охламона. Рент там был десять штук в месяц. И десять тысяч квадратных метров. Это почти Оперный Театр. Десять тысяч квадратных метров грязных развалин, эта крошечная питерская Барышня с филфака, отстроила, снабдила водопроводом и сдала множеству разных людей – под китайские фабрики, садо-мазные подземелья и т.д.
При этом она не Володя Некрасов – могучий дядька с бородой, а маленькая блондиночка – как раз типа Кореневой.
Мне – пришлось приводить в порядок жалкую тысячу квадратных футов и то, не одной, а с Хвостом, я знаю, что это такое.
Шатающиеся наемные рабочие: поляки– алкаши или мексиканцы – травокуры (если не алкаши и не травокуры, тогда это – профессиональные констракторы, которые стоят в десять раз дороже) и ты, принцессочка-поетессочка, нежная бабочка Северной Пальмиры – при их – прораб.
Он же техник-смотритель.
Изредка еще и парнишка на подхвате.
Ну и социальный работник– психиатр само собой.
Потому что тебе непрерывно рассказывают про умирающего ребенка двоюродной сестры и умоляют дать немного денег вперед – на лекарство малютке. При этом текст общий и какой-то намертво отработанный – ну как детский фольклор в лагерях-больницах – на любое отступление от канона оскорбленный крик:
У нас НЕ ТАК было!
У этих все четко – ни разу ни возникла какая-нибудь несчастная мамаша или невеста, или попавший в больницу старик-отец.
Ребенок Двоюродной Сестры.
Всегда – двоюродной! Я думаю, что это поколениями отшлифованное словосочетание, выдержавшее проверку временем – иногда работодатель – не выдержит и дрогнет.
Я-то в первый раз немедленно выдала денег! И больше этого зайца никогда не видела.
Особенно меня трогает, что этот Ребенок Двоюродной Сестры общий – у поляков с мексиканцами, (поляки и мексиканцы – это единственные в Нью-Йорке синюшники, которые при этом умеют что-то делать руками. Негры – синюшники, умеют только отбивать дробь на пластмассовых ведрах, или просить милостыню).
Занимаясь этими восстановительными работами, начинаешь ощущать себя то ли ПРИДУРКОМ на Беломорканале, то ли в каком-нибудь сталинском фильме, типа "Сказание о земле Сибирской" – в общем, в первых рядах борцов за женскую эмансипацию. Как она подняла эти десять тысяч метров, я, честно говоря, до сих пор не понимаю.
Но одну вещь я в Америке усвоила раз и навсегда, вместо нашего:
"Не посадишь – не поешь"
Видимо очень актуального для последних десяти лет, там:
"Не построишь – не поживешь".
Бедная девушка с недостаточным знанием водопроводного дела – живет плохо.
Даша в результате отличного знания водопроводного дела – теперь уже живет хорошо. Даже уже с любимым мужем. И даже в хорошем городе Лондоне.
Катя – тем временем, поняв, что в текстиле не заработать, освоила энкаустику – это отделочные работы по потолку и стенам. И тоже стала прорабом!
Таким образом, отправившись по двум разным дорожкам (русская литература обозначила бы их как "в проститутки" и "в прачки" – извечный выбор!), обе девушки непонятным образом оказались в должности прорабов на стройке. Вот я и говорю – странный город Нью-Йорк.
Иногда ему хочется все простить за то, что он полностью "Хармса сделал былью". Например, обнаружив вдруг, что твоего православного батюшку зовут Миша Меерсон, а твоего бруклинского адвоката – Вася Киселев. Это настоящий случай из моей жизни.
Катя – уже тоже живет неплохо – она теперь сидит в мастерской и рисует эскизы для этой самой энкаустики.
микеллянджеловское висение в люльке для нее закончилось.
ГЛАВНОЕ, КОНЕШНО, ЧТО ЗУБЫ В ПОРЯДКЕ И ЖОПА ЦЕЛА...
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ. *
АЛЕША И ДЖУЛЬЕТТА.
ЛИЧНЫЕ ЦЕННОСТИ.
... Однажды я прибежала к маме на кухню с кассетой своей любимой Вероники Долиной и говорю:
Вот смотри, ее песенки – всем нужны. А мои никому... Почему так выходит?
Потому что она пишет о себе, о своих переживаниях. А ты все о каких-то проститутках да морячках старинных. Попытайся сочинить песню о своей несчастной любви, а не о какой-то очередной бедной девушке – Насте, Кате, Марии...
Я пошла домой и честно стала сочинять о своей любви. До последнего куплета держалась, а потом – сорвалась. Вот что вышло:
Как тяжела Девичья Доля
Уж сколько лет, а счастья нет
И плачет горнишная Поля
Ей изменил ее корнет
Жестокия судьбы капризы
И глубоко на дне речном
Нашла покой бедняжка Лиза
Дворянским брошена сынком
В приюте вечного несчастья
Среди ночи чуть слышен стон
Должно быть вновь приснился Насте
В сапожках лаковых Гастон.
И все Гастоны и корнеты
И в старину и в наши дни
Уже давным-давно воспеты
И только мой злодей в тени.
Не обессудь, обманщик милый
Прости-прощай, неверный друг
О том, как я тебя любила
Мне петь и плакать – недосуг!
... Очень легко писать о любви, как об абстрактной идее. А о собственных любовных переживаниях легче написать стихи, чем прозу. "Проза" слово-то какое! То-то и оно что – ПРОЗА. Набоков написал о любви в "Лолите". Куприн в "Гранатовом браслете" написал о влюбленности – это все же другое. У Пастернака – любовь в "Докторе Живаго". Где еще любовь? Больше мне и не вспомнить. Вся русская литература – ЛЮБОВЬ. Огромная страстная ЛЮБОВЬ – к жизни, к России, к литературе, к красоте божьего мира, к ЛЮБВИ. А любовь? Ну просто, к Бедной Девушке? Или к Коварному Гастону?
Ну та, которая у горьковской Насти в книжке "Роковая Любовь" ?
– Где она?
– Она у Насти в книжке "Роковая Любовь"...
"Сестры – Жалость и Нежность – тяжелую розу сосут..."
Это я попыталась вспомнить Мандельштама, перепутала и вышла нечаянно вот такая формула любви.
Это не пост модернизм – скорее Оговорка по Фрейду. На самом деле там:
"Сестры – тяжесть и нежность
Одинаковы ваши приметы.
Медуницы и осы тяжелую розу сосут..."
Вот так, пошла и посмотрела в книжке.
Но перепутала я хорошо – так в народных песнях "улучшают" слова – от поколения к поколению.
А у нас – ТАК пели...
СЕСТРЫ – ЖАЛОСТЬ И НЕЖНОСТЬ ТЯЖЕЛУЮ РОЗУ СОСУТ...
........................................................................................................................................................
ТЫ ТОЛЬКО ДЛЯ ТОГО И СВЯЗАЛАСЬ СО МНОЙ, ЧТОБ, КОГДА Я ПОМРУ – МЕМУАРЫ
НАПИСАТЬ!
Отстань от меня, какие мемуары?
Вот такие, как все эти старые пезды пишут. Вдовы великих людей! Все по книжке написали! Невозможно читать чудовищную хуйню, которую все они пишут! И ты тоже – только и ждешь, чтобы я помер – скорей за мемуары – зарабатывать на моих костях!
( Он в очередной раз произнес эту тираду – уже по телефону из Парижа.)
Знаешь, что – ты меня достал с этими мемуарами. По-моему, ты страшно переживаешь, что о тебе при жизни мало мемуаров пишут. И что основную массу, которая выйдет уже после смерти, тебе прочитать не удастся. Вообщем, считай – ты меня уговорил! Я сажусь за мемуары. Тебе же первому их и пришлю.
Представляю, что ты напишешь! Напишешь, что я твой сладкий мальчик Алешенька, а ты моя еврейская мамочка, да?
Тут у меня как обычно от обиды потемнело в глазах, но стаканами бесполезно было бросаться – до Парижа все равно не добросишь. Он ударил в самое больное место. Можно сказать, замахнулся на Святое.
Да, ты был мой мальчик Алешенька. А я – твоя еврейская мамочка. На дворе год эдак, 43-й. Ты маленький и слабый – но очень стараешься помочь один ты у меня мужчина остался...
А еще больше мы были похожи на вдового папу алкоголика и его 10-летнюю, не по годам хозяйственную, дочь-сироту. Папаня иногда дерется спьяну, но она его жалеет и понимает. И вообще она в доме – за бабу. Ей надо и в школе успевать и за ним присматривать. А он – добрый...
А еще мы смахивали на двух детей, прибитых к друг другу Гражданской войной – девочка постарше – ей уж 14, а ему – 11. Худо вокруг – 18-й год, красные, зеленые, золотопогонные... А эти – прижались и выживают...
Нет, про мальчика не буду. Я напишу, какая ты сука! Напишу, что ты с КОНЯМИ ебешься! С бабами, мужиками и конями!
Тут он удивился и даже не нашелся, что ответить. А я просто так, в сердцах про коней-то...
Обида, как всегда, мгновенно прошла. Но Мелкий бес – верный спутник уже радостно попутывал:
Садись ка и пиши, голуба.
Я села и сочинила маленькую повесть "Мечта о лошади". Я пыталась сделать пародию на клюквенно-клубничные биографии великих, написанные вдовами или учеными биографами. Лучше всего, на самом деле, пишут соратники. По крайней мере, нам известны трое, которые неплохо написали – Матвей, Лука и Иоанн. И все равно заметно, что кто-то из них в большей степени, публицист, а кто-то – поэт.
Я задалась целью написать биографию Алеши – для того, чтобы его развеселить. Или уж на худой конец, разозлить. Все, что угодно я могла предположить, но только не то, что через некоторое время, этот ученый труд, поклонники (не мои, а алешины) запихают в интернет в виде его серьезной биографии. Нажимаешь в "Поиске" на "Хвост. Биография" и выскакивает – вот эта моя история о том, как человек ебался с лошадью, а когда он уехал, лошадь покончила с собой. Ну и вокруг этой истории много всяких других интересных фактов алешиной биографии. При этом молодые алешины поклонники ребята не достаточно изысканные, чтобы понять мою тонкую "еврейско-английскую" иронию, но зато достаточно отвязанные, чтобы никаким лошадям не удивиться, не говоря уж обо всем остальном, так что все это и по сей день болтается в виртуальной выгребной яме, в качестве его биографии.
... Меньше всего ты был – старичок. Поэтому персонаж пусть зовется Старец Алеша. У Достоевского Старец отдельно, Алеша отдельно, а у меня вместе...
