Текст книги "Мыльная опера для олигарха"

Автор книги: Юлия Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

3. Мы могли бы служить в разведке

– Мне очень интересно, что это за эпидемия, – сказала Саша отцу, когда Брыкин, неловко откланявшись, ушел, а Тамара Сергеевна с собакой Кляксой отправились на кухню – кто посуду мыть, кто остатки трапезы подъедать. – Ты не хочешь сходить в больницу?

Николай Трофимович задумчиво почесал подбородок.

– Можно, пожалуй, – кивнул он через некоторое время. – И, наверное, даже нужно. А что мы скажем, когда придем? Больница – не музей и не кабинет начальника УВД. Нужен серьезный повод.

– А давай кого-нибудь там искать, – предложила Саша. – Например, Брыкина.

– То есть? – удивился Барсуков. – Зачем же нам Брыкина искать? По-моему, мы получили от него полнейшую информацию.

– Но главный врач больницы может и не знать, что мы с ним общались, – резонно возразила Саша. – Допустим, нам кто-то сказал, что Брыкин тяжко заболел и загремел в эту больницу. Вот мы его и разыскиваем.

– Хорошо, – проговорил полковник. – Мы доходим до приемного покоя в лучшем случае, там нам говорят, что никакого Брыкина у них нет.

– Ну, папочка, – усмехнулась Александра. – Мы же с тобой не совсем обыкновенные люди. То есть, я-то обыкновенная, но ты-то все-таки здесь два года проработал не на последнем посту. Да и сейчас – шишка увесистая.

– Сама ты шишка, – обиделся Барсуков.

– Хорошо, ты – не шишка, – смиренно произнесла дочь. – В средствах массовой информации принято говорить – фигура. Ты у нас – фигура. Увесистая. Тебе ничего не стоит вызвать на откровенность главного врача больницы. Опыт-то выведения подследственных на чистую воду не пропьешь, не так ли?

– Язва, – пробурчал Николай Трофимович. – Но что мы, собственно, теряем? Давай. Завтра и отправимся. С утреца.

– Оч-хорошо… – Саша даже подпрыгнула оттого, что отец так быстро согласился. – А у меня, между прочим, и камера для такого случая есть.

– Это какая же? – прищурился Барсуков.

– Да так, – Саша подняла брови домиком. – Маленькая такая, бесшумная.

– Их, что же, вам на студии выдают? – поинтересовался полковник, рассматривая удивительное чудо техники – умещавшуюся на ладони, похожую на игрушечную камеру. – Вместо зарплаты?

– Ну что ты, – невинно улыбнулась девушка. – Это презент. От частного сыщика Игоря Пирогова. А он, в свою очередь, получил ее задарма от одного знакомого подполковника ФСБ. От некоего Константина Ивановича, может быть, ты помнишь его? Ну и потом телефон мобильный у меня рассчитан на мультисъемку. Картинку на стенку не повесишь, а для Интернета сойдет.

– Про мобильный телефон понятно. А камеру ты взяла с собой просто так, случайно? – засмеялся Барсуков. – Значит, еще в городе знала, что предстоит. А я-то думал…

– Ну ладно, ладно… – замахала руками Александра. – Да, я с техникой никогда не расстаюсь. Это специфика моей работы… Иногда хочется запечатлеть факты, которые попадаются у тебя на пути. Сколько раз встречалось интересное, а техники не было. Теперь я умная. Все свое ношу с собой.

– Работа на телевидении накладывает определенный отпечаток на людей, – вздохнул полковник. – Ну-ну. Ладно, съездим завтра в больничку. К слову говоря, главврач Неделин меня от аппендицита избавил. Интересно, это с ним Брыкин на пеньке напивался?

– Он не сказал, что с главным врачом, – с сомнением произнесла Саша.

– Да? – удивился Барсуков. – Ну, значит, мне показалось…

* * *

«С утреца» полковник Барсуков надел мундир. Старый мундир, но со всеми знаками отличия. Начищенный и наглаженный. Не взятый в Питер по причине того, что полковникам форму выдают раз в полгода. А шкаф в квартире на Лесном у Барсуковых не так чтобы уж очень большой. Вот и остается в «загородной резиденции» немало разного хлама. Иногда полезного. Как оказалось в этот раз.

– Грамотно, – похвалила Саша отца, увидев его при всем параде.

– А то я сам не знаю, что грамотно, – обиделся полковник. – А тебе неплохо бы макияж поскромнее сделать.

– Не скажи, – возразила Александра. – Если там не подействуют звезды на твоих погонах, то не исключено, что сработает профессиональный макияж на моей физиономии.

– О Господи! – Николай Трофимович закатил глаза. – Ты что-то меняешься у меня, Сашка. И я не уверен, что в лучшую сторону.

– Судите о человеке по делам, а не по его словам и внешности, – усмехнулась Александра.

Полковник вздохнул и горестно покачал головой.

– Ну, мы пошли, – сообщил он выстроившимся в ряд Тамаре Сергеевне, собаке Кляксе и вернувшемуся к утру коту Кешке, которые глядели на собравшихся в сомнительный поход грустно и сочувственно.

А Саша подумала, что платочков в руках и лапах им явно недоставало. Чтобы махать этими платочками уходящим, а потом слезы скупые утирать. Николай Трофимович оглядел ровный строй домашних и довольно хмыкнул. Не часто перед ним и подчиненные, которым по рангу положено, во фрунт выстраивались. А тут – домочадцы. Будь он сентиментален, прослезился бы.

– К обеду вернетесь? – трагическим тоном произнесла Тамара Сергеевна.

– И даже ко второму завтраку, – уверил ее Николай Трофимович. – Мы быстро – туда и обратно.

– Не прикасайтесь там ни к чему, – жалобно попросила она. – И марлевые повязки попросите.

– Обязательно, – серьезно кивнул полковник. – Как же без них…

План отца с дочерью был прост, без выкрутасов. Они проходят сквозь кордон охраны – кто посмеет не пропустить полковника МВД?! – по возможности заглядывают в палаты, где Саша запечатлевает увиденное с помощью техники последнего поколения, а затем они направляются к главврачу, где настраивают его на признание. Которое, естественно, пишется на Сашин диктофон. В зависимости от результатов вылазки потом они идут либо в администрацию, либо к прокурору области, либо Саша выпускает сюжет в эфир. А может быть, все вместе. Потому что скрывать факт эпидемии от населения – деяние, чреватое ответственностью. Правда, не уголовной, но все равно. Вот такой скромненький план. Да и что другое тут можно было придумать? Заразиться же они не боялись.

– Зараза к заразе не пристает, – выдала азбучную истину дочь, и отец оспаривать ее не осмелился.

Но на первом же этапе осуществления этого плана начались трудности.

Охрана больницы вместо вахтера, бабушки – божьего одуванчика, оказалась более чем серьезной. Скорее даже это была не охрана, а оцепление, состоявшее из нескольких взводов бравых молодцев. Руководил оцеплением человек, равный Барсукову по званию. Но, по всему видно, из другого подчинения. Где ни в грош не ставят ведомство Николая Трофимовича и относятся к нему свысока. Полковник МВД Барсуков не обиделся на надменный взгляд руководителя охраны. Во-первых, потому что привык реагировать на подобные взгляды «соседских» руководителей спокойно. А во-вторых, потому что сам факт предстояния перед ним «соседского» полковника уже был информацией. Весьма занятной информацией. Которая была значимее всяких там корпоративных обид. Он слегка подмигнул Саше, в ответ она едва заметно кивнула. Они прекрасно понимали, что к чему, – старший и младшая Барсуковы.

– Прошу простить, – без намека на почтительность к своему коллеге произнес начальник оцепления. – Но вход в больницу по специальным пропускам.

– В связи с чем? – поинтересовался Барсуков, тоже без особой доброжелательности.

– Распоряжение администрации, – процедил сквозь зубы полковник-охранник.

– Какой администрации? – не отставал Барсуков.

– Администрации города Новоладожска.

– Вот-те на… – протянул Николай Трофимович. – А как же мне Семена Петровича повидать? Главного врача больницы. Господина Неделина… Я, между прочим, специально для встречи с ним из Питера приехал. Дела бросил. Мне что же теперь, к мэру обращаться за разрешением? Что за петрушка? Что случилось-то? Авторитетов, что ли, каких охраняете? Чтоб не сбежали?

Полковник-охранник нахмурился и стал переминаться с ноги на ногу, явно не желая отвечать на прямо поставленный вопрос.

– Вы к главному врачу? – пробормотал он. – С какой целью?

– Да я у него лечился, – широко, по-простецки улыбнулся Барсуков. – Хотелось бы отдать дань его мастерству. Да насчет дочкиных проблем посоветоваться. Он обещал проконсультировать… – Для пущей убедительности Барсуков подмигнул командиру охраны одним глазом. Саша, услышав эти слова и заметив подмигивание, насупилась и слегка дернула отца за рукав мундира. Но, видимо, этот жест и ее искреннее недовольство убедили высокопоставленного стража в невинности визита посетителей больше, чем обаятельная, открытая улыбка Барсукова.

– Ладно… – процедил «соседский полковник». – Щac… – Потом достал мобильный телефон, набрал номер и грубым голосом потребовал от кого-то связать его с главным врачом.

– Тут полковник Барсуков, – сообщил он Неделину, не считая нужным обратиться к тому по имени-отчеству. – Желает встретиться с вами.

В трубке послышалось энергичное шуршание, по-видимому, означавшее полный восторг главного врача по поводу визита бывшего пациента.

– Ладно, – проворчал командир охраны. – Я их пропускаю. Вас проводят, – обратился он к нежеланным визитерам.

– Да я, в общем-то, дорогу помню, – невинно отозвался Барсуков. – Второй этаж, направо по коридору.

– Ладно, – командир охраны окинул полковника подозрительным взглядом. – Идите.

Николай Трофимович и Саша не заставили себя ждать и рванулись к дверям больницы в опасении, что страж передумает и приставит к ним своих головорезов.

Им никто не препятствовал. Даже за стойкой в вестибюле, где, вероятно, должен находиться вахтер, никого не было. И вообще больница казалась вымершей – ни звука, ни шороха.

– Как тебе это нравится? – с сердитым видом спросил Барсуков Сашу, когда они поднимались по мраморной, местами изрядно выщербленной лестнице. – Их тут целая рота. И какие орлы! Нашим омоновцам до них, как малолеткам до Тайсона. Ты видела их хари? Не иначе специальное подразделение федеральной службы. Откуда они в Новоладожске?

– Думаю, этот вопрос надо задать главе новоладожской администрации, – хмуро ответила Саша. – Ты зачем ему сказал, что у меня проблемы?

– Для убедительности, – хмыкнул Барсуков. – Школа игры по Станиславскому требует жертв.

– Откуда ты знаешь про Станиславского? – проворчала Саша и резко остановилась. Потому что навстречу им, покачиваясь, спускался худощавый человек с безумным взглядом и ярко-фиолетовым лицом. Саша от неожиданности даже отступила за мощную фигуру отца. Через секунду первый кадр был готов. Человек остановился в двух шагах от визитеров и уставился на них с явным интересом.

– Здравствуйте, – хрипло поприветствовал его полковник, не сумев справиться со смущением. – А-а-а… Вы случайно не из первого отделения?

Фиолетовый человек почему-то рассмеялся, чем еще больше смутил полковника и Сашу, которая в испуге теребила маленькую сумочку.

– Я сказал что-то смешное? – строго поинтересовался полковник, стараясь прийти в себя и придать интонации уверенность.

– Разве я похож на женщину? – продолжал смеяться фиолетовый и почему-то оглянулся по сторонам.

– Первое отделение – женское отделение, – вздохнул Барсуков, рассудив логически. – Значит, мы что-то перепутали. Мы ищем здесь своего знакомого.

Фиолетовый вытаращил глаза еще больше и недоверчиво покачал головой.

– Вряд ли он здесь находится, – проговорил он. – Здесь лежат люди попроще. В основном, работяги.

– Он у нас простой, – уверил его полковник. – У кого можно что-нибудь узнать?

Фиолетовый задумался и медленно покачал головой.

– Персонал почти весь разбежался. Во всем здании если пару сестричек найдете, то считайте: вам сильно повезло. Один Семен Петрович за всех работает. Даже уколы делает. Добрейшей души человек. Всегда куревом угощает. Кстати, у вас сигаретки не найдется? К дуболомам неохота спускаться. Да и жадные они…

– Мы не курим, – с сожалением проговорил Барсуков. – Так что же нам – самим по палатам шастать?

– Это сколько угодно, – фиолетовый резко утратил к ним интерес. – Войти сюда трудно, а уж коли вошли – никто не остановит. И сидеть можно, хоть до ночи. Повезло вашему знакомому. А моих домашних не пустили. Они мне плакат написали, внизу во дворе стояли. Не пускают, мол, Толян, извини. Пирожки передали, а пузырь – не разрешили. Сдохнуть можно от такого поста. Лечить – не лечат, а трезвенников делают.

С этими словами он стал спускаться, печально покачивая головой.

– Подождите, – окликнула его Саша. – А чем вы таким больны, что к вам не пускают?

– Не бойсь, мы не заразные, – хмыкнул фиолетовый. – Все здесь болеют одинаково. Синюхой. А мы, значит, все тут – синяки… А как лечить, никто не знает.

– Повезло! – сказала Саша, когда «синяк» исчез из виду. – Такое в эфире показать и можно на пенсию собираться.

– Ты снимала, что ли? – не без восхищения спросил Барсуков.

– Нет, так, помаду в сумке искала, – ответила она.

– Люблю профессионалов, – хмыкнул полковник. – Ну, что – по палатам прогуляемся или сразу к Семену Петровичу?

– Я бы прогулялась, – ответила она. – Охраны внутри, похоже, нет.

– Да, странно… – пробормотал Барсуков. – Персонал разбежался. Охраны в коридорах нет. Может быть, это действительно что-то заразное?

– Думаешь, синего тебя мама будет меньше любить? – рассмеялась девушка. – А подчиненные слушаться перестанут?

Барсуков немного подумал и развеселился от той картины, которую себе представил: он у себя в кабинете с синим лицом распекает нерадивых сотрудников. И синими руками машет, как Фантомас. Ничего. Люди с малиновыми лицами и фиолетовыми носами во многих кабинетах сидят, и никого это не удивляет. Только не хотелось, чтобы его из Барсука в Синяка переименовали. Да чтобы дома кот Кешка и собака Клякса шерсть вздыбливали.

– А ты моду новую откроешь, – сказал он. – Фиолетовыми волосами уже никого не удивишь. А тут появится телеведущая с новым модным цветом лица.

– И полоски нарисую желтенькие, – не стала спорить Саша. – На подбородке. Ну что же… Экскурсию объявляю открытой. Прошу вас, господин полковник.

– Благодарю, мадемуазель, – фыркнул Барсуков.

Экскурсия оказалась занимательной и плодотворной. Барсуковы, подобно озорникам-школьникам, распахивали двери, валяли дурака и вообще вели себя довольно артистично, не только по системе Станиславского, но и по системе Мейерхольда, Вахтангова и Ежи Гротовского. Одно было неизменным: Саша постоянно копалась в сумочке либо судорожно поправляла мобильник. Завидя новых персонажей в больнице, синие и фиолетовые пациенты стряхивали с разноцветных лиц безнадежную больничную дрему, а узрев полковничий мундир на Николае Трофимовиче, торопились пожаловаться на судьбу и воззвать к справедливости.

* * *

Дабы раньше времени не столкнуться с главным врачом больницы, Барсуковы миновали второй этаж и оказались в коридоре третьего, который поражал мертвящей тишиной, мрачностью и совсем не больничным запахом. Почему-то здесь пахло квашеной капустой. Освещался коридор одной-единственной тусклой лампочкой в тупике возле грузового лифта.

– По-моему, это морг, – мрачно пошутила Саша.

– В морге не пахнет кислой капустой, – возразил Барсуков.

– Мне что-то расхотелось посещать болящих, – робко проговорила она. – И здесь слишком темно для съемки.

– Струсила? – бодро произнес Николай Трофимович и со словами «Здравствуйте, товарищи!» решительно толкнул дверь в одну из палат. Александра осторожно протиснулась следом.

Синхронно скрипнули кровати и шестеро мужчин разного возраста приподняли головы с подушек.

– Здравия желаем, товарищ полковник! – просипел сухощавый старичок, лежавший ближе всех к двери, и почему-то захихикал.

– Это не полковник, это твой сон, – отозвался другой больной, мужчина средних лет с острой, слегка голубоватой мушкетерской бородкой. – Скажешь, и девушку красивую видишь рядом с полковником?

– И девушку вижу, – согласился старичок.

– Точно глюк, – сказал «мушкетер». – С какой стати тебя полковник и красивая девушка навещать станут? Эй, ребята, чьи это родственники?

Никто не отозвался.

– Ну вот, а ты говорил, – удовлетворенно произнес «мушкетер» и уронил голову на подушку. – Мульты. Мне вчера еще круче девка привиделась. Воображение у меня богаче.

Больные, похоже, поверили его словам и последовали его примеру.

– Сам ты мульты! – рявкнул Барсуков и прошел в середину палаты, таща за собой Сашу. – Вот стукну тебя по дурной башке, тогда узнаешь, кто кому мерещится.

Больные снова подняли головы, а некоторые даже туловища. В их глазах засветился неподдельный интерес. Старикашка опять захихикал, а «мушкетер» откинул одеяло и спустил ноги на пол. Саша еле удержалась от того, чтобы не зажать нос – судя по всему, мыться в этой больнице у пациентов было не принято. Стараясь дышать пореже, она незаметно сделала кадр.

– Во как… – проговорил молодой парень, лежавший у окна. – Вы по чью душу, товарищ полковник?

– Приятеля ищем, – ответил Николай Трофимович. – Сказали, что он тут, да, видать, ошиблись. Вы тут с чем лежите-то? Я что-то не пойму никак.

– Мы и сами не поймем, – отозвался старичок. – Болячка сия науке не известна. А я так думаю, все дело в мыле. Мыльная у нас болезнь, во!

– Что? – Барсуков изобразил на лице тупое непонимание.

– Да не слушайте вы его, – махнул рукой «мушкетер». – У дедушки Коляныча что ни день, то новая идея. То иностранцы-паскуды на нас химическую атаку напустили в виде дождя. То грибы в лесу выросли отравленные, а мы ими не вовремя закусили. Теперь вот – мыло. Интересно, что ты завтра сочинишь, дедуля! Крыс в водопроводе? Или соитие с инопланетянами?

– Я, в отличие от тебя и от наших медиков, думаю иногда, – обидчиво произнес старик. – Все мы тут одного поля ягоды, одной болезнью болеем. Следы на коже остаются, значит, влияние извне происходит. Девок валютных никто из нас позволить себе не может. Получается, зараза исходит из другого места. Мыло мы в виде зарплаты на комбинате все получали? Все. Мылись им? Мылись, факт. Семьи у нас болеют – болеют. Даже старуха моя, а она ни грибами не закусывает, ни на улицу не выходит. Ноги у нее пять лет назад отнялись. Значит, ни дождь, ни грибы тут не при чем. Точно – мыло. Мыло Ка.

Больные рассмеялись.

– Разве что Ка! – заходясь от смеха, воскликнул молодой пациент. – Ка, ка…

– Глупый вы народ, – обиженно проговорил старик, когда смех стих, и полез под подушку. Оттуда он извлек толстый том темно-синего цвета. – Вот я тут из кабинета нашего доктора энциклопедию позаимствовал. Пятьдесят четвертого года издания, между прочим. И про эту отраву здесь все сказано.

Пациенты клиники притихли. Даже Николай Трофимович с Сашей вытянули шеи.

– Читаю! – важно объявил старик, уловив всеобщее внимание. – Мыло «К» – советский препарат из смеси равных частей препарата «К»… биэ…биэтил…ксанто… гена… и хозяйственного мыла. Применяется как сильное иксенц… тьфу, хрен с ним, особенно для предупреждения вшивости. Ядовитого действия на человека не оказывает. Ха! Не оказывает! Это они просто народ так успокаивали. А я вам так скажу. Неядовитое вещество на вошь никакого действия оказать не может. Сдается мне, что наше голубое мыло только подкрасили немного. А изготовили по старой технологии с этим биэ… кс… геном… Может быть, от вшивости собак? Да потом решили людям отдать. Припоминаю я, что в пятьдесят четвертом году от хозяйственного мыла тоже руки синели… Вот…

– Вот фантазия у дедка! – выкрикнул молодой.

– Ты доктору это расскажи, то-то он повеселится, – усмехнулся «мушкетер».

– Доктор наш – человек хороший, только недалекий, – проворчал старик. – А может, у него аппаратуры нормальной нету, чтобы нашу кожу исследовать. А про то, что мыло виновато, говорит тот факт, что синева на мне сходить начала. А на тебе нет.

– Не понял… – протянул «мушкетер».

– Я как дошел до мысли, а потом статью энциклопедийную прочел, сразу мыться перестал, – важно проговорил старик. – Смотрю, руки розоветь начали. А старуху мою и вовсе никто не моет – некому. Так вот: у нее синяки напрочь сошли. Семен Петрович ее выписывать хотел даже. Да я уговорил, чтоб оставили – куда она без меня одна дома?

– Не свисти, старикан, – сказал парень у окна. – Я, например, другим мылом моюсь. То я давно ларечникам продал. За полцены.

– Значит, у тебя синяки по другой причине, – строго заметил старик. – От денатурату, может.

– Пошел ты… – буркнул парень.

– А у кого-нибудь из вас это мыло осталось? – спросил Барсуков.

– А как же, – с готовностью отозвался «Коляныч». – Если не боишься, возьми, вон в тумбочке лежит. А если не поленишься, снеси на эту, как ее? Экспертизу. Может, загадку нашей эпидемии разрешишь. Коли охота есть, конечно.

Полковник молча кивнул, извлек из стариковской тумбочки мыльницу, в которой лежал бледный голубоватый обмылок, и строго спросил:

– Оно?

– Оно, оно, – затряс головой старик. – Зарплата наша. За прошлый год. Хочешь – мойся, хочешь – на хлеб намазывай. Хочешь, торгуй, как этот вот… А я так думаю, этим мальцам повезло еще. Здесь хоть и плохо, а кормят, и с потолка не течет. Они ведь, почитай, все в отпуске бессрочном, неоплачиваемом. Теперь и мылом им никто не платит. А у нас со старухой пенсия небольшая, но с голоду не помрем. Так что, неизвестно, может, им есть смысл и дальше этим мылом намыливаться.

– Послушайте, а вы правда своего знакомого проведать пришли? – осведомился у Барсукова мрачный пациент, доселе молчавший. Его лицо, в отличие от лиц прочих, было покрыто не синими, а ярко-коричневыми пятнами. Глаза же смотрели тоскливо, безо всякого выражения. – А то, может быть, с проверкой какой? Я смотрю, форма на вас милицейская… Вы из Питера, наверное? Здешнее начальство милицейское я знаю.

– Я здесь служил три года назад, – сказал Барсуков.

– Три года назад меня здесь не было, – ответил мрачный. – На зоне парился. Ни за что, ни про что… Вы вот скажите, законно ли все, что здесь происходит?

– А что здесь происходит? – нахмурившись, спросил Николай Трофимович.

– Очень на зону похоже, – сказал тот. – Ни войти, ни выйти. Посетителей не пускают, передачи передают через раз. Лечить – не лечат, а вокруг больницы охрана, и не простая, а специальная – сразу видно. Вы можете объяснить, что это значит?

– Нет пока, – отозвался Барсуков. – Я вообще недавно узнал, что здесь у вас эпидемия.

– Какая к черту эпидемия! Мы тут не от эпидемии сдохнем, а от голода и безнадеги. У зеков хоть надежда какая-то есть, что когда-нибудь они на волю выйдут. А у нас и этого нету. Знал бы, что в такую переделку попаду, срок бы себе самолично накрутил в зоне. Вы зайдите в соседние палаты – там вообще люди рассудок потеряли. Лежат и в потолок смотрят, ни на что не реагируют. Скоро и мы – тоже. Я удивляюсь, как тут еще не повесился никто.

– Во как… – хмыкнул парень у окна. – Немой заговорил. Тушите свет. Но он прав, товарищ полковник. Нету такого закона, чтобы обыкновенных людей привычных условий лишать. Про веревку я уже думал. Намылю ее дедушкиным мылом и – привет!

– Погоди с веревкой, – пробурчал Барсуков. – Разберемся.

В следующих трех палатах, как и сказал бывший «зек», люди лежали неподвижно и на появление визитеров не реагировали. Полковник только что польку не плясал, вызывая их к жизни, проку было ноль. Саша прошлась вдоль ряда коек, сняла несколько крупных планов, а выйдя из последней палаты, почувствовала невероятную усталость. Словно болезнь эта, действительно, была заразной.

– Пап, я еще не посинела? – тоскливо спросила она.

– Наоборот, порозовела, – усмехнулся Николай Трофимович. – Держись, дочка. Мы еще не все палаты обошли. Одну версию, мыльную, мы уже получили. Но этого для следствия недостаточно, не так ли? Не раскисай, скоро откроется второе дыхание.

Саша посмотрела на отца с благодарностью. С детства она знала, что он толковый сыщик, уважаемый коллегами профессионал, любимый подчиненными начальник, но в «совместной операции» с ним участвовала впервые. И почувствовала, что с отцом ей не страшно.

Они спустились на второй этаж, где, как объяснил им старик Коляныч, лежали женщины, в том числе и его старуха, и тут (в конце концов, это должно было когда-нибудь случиться!) им попалась фигура в белом халате. Фигура была неопределенной формы и неопределенного пола. Лохматые, торчавшие во все стороны рыжие волосы выбивались из-под белой шапочки и наполовину закрывали лицо, мятый халат сидел на фигуре мешком, а драные кеды на ногах сорокового размера могли принадлежать как женщине, так и мужчине. Когда фигура заговорила, сомнения визитеров не рассеялись. Голос был слишком низким для женщины и слишком высоким для мужчины.

– A-а вы-ы тут что-о? – пропела фигура. – К ко-му-у-у?

– А вы тут кто? – строго и даже сердито спросил полковник. – И где весь персонал, черт возьми? Где дежурные сестры, врачи и санитарки? Что за бардак у вас здесь творится? Почему на третьем этаже воняет, как в морге?

Бесполая фигура обездвижела напрочь. Только короткие ручки задвигались по хаотичной траектории – бесцельно и беспомощно.

– Нет, ну ты посмотри, – возмутился Барсуков. – Стоит тут, понимаешь, руками размахивает. Отвечать, когда я спрашиваю!

Фигура икнула. Потом вполне нормальным, мальчишеским голосом отрапортовала:

– Боец альтернативной службы рядовой Курочкин. А кроме меня тут сегодня… это… нету никого… Только главный врач… И повар.

– Это по-нашему, – проворчал Барсуков. – Почему же кроме тебя тут нету никого, рядовой Курочкин?

Рядовой Курочкин развел руками.

– Все уволились, – плачущим голосом проговорил он. – Даже баба Люба ушла.

– Кто такая баба Люба? – строго спросил Барсуков.

– Санитарка, – шмыгнул носом боец альтернативной службы. – Она сказала, что Семен Петрович ей мало платит.

– Сколько, не знаешь? – поинтересовалась Саша.

– Пятьсот рублей в месяц.

– Бешеные деньги, – вздохнула девушка. – А есть еще здесь бойцы альтернативной службы?

– Леша Сиволапов, – кивнул Курочкин. – Мы с ним посменно работаем. А гражданские все разбежались. Заразы боятся.

– А ты не боишься? – спросила Саша.

– Боюсь, – всхлипнул парень. – Только нам с Лехой обратной дороги нет. Сами подписались. Теперь трубить.

– Тем, кто служить не хочет, никогда не угодишь, – притворно сердито проговорил Барсуков. – То они стрелять не хотят учиться. Им предлагаешь теплое местечко, в уютной больничке, так опять недовольны. Я б таких… пацифистов порол.

– Да за что? – возмутился Курочкин. – Я б уж лучше под пулями бегал! Там хоть все ясно. Враги – там, свои – здесь. А тут… не знаешь, когда… посинеешь. Леха вот уже начал…

– Посинел? – заинтересовалась Саша.

– Ногти посинели, – энергично кивнул Курочкин. – И еще кое-что, не при даме будь сказано.

– Если исходить из версии старика Коляныча, – пробормотал Барсуков, – этот Леха следит за двумя вещами. За ногтями и еще кое-чем. А рядовой Курочкин относится к жизни проще. А может быть, напротив, сложнее. Ты, парень, где мыло берешь?

– Мыло? – растерялся Курочкин. – У меня лосьоны…

– Понятно, – крякнул Барсуков. – Проводи-ка ты нас, рядовой, к главному врачу. А то мы тут совсем заплутали…

* * *

Семен Петрович Неделин был мужчиной видным и, как говорила когда-то в детстве Саша, «импузантным». Ровесник Николая Трофимовича, он обладал роскошной кудрявой шевелюрой, в которой почти не просматривалась седина, большими черными глазами слегка навыкате, густыми бровями, крупным мясистым носом, волевым подбородком и выразительными тонкими губами, которые, казалось, навечно сложились в усмешку. Было заметно, что доктор всерьез следит за своей фигурой: об этом говорили широкие прямые плечи и бицепсы, проступавшие сквозь тесноватый белый халат. Саше он понравился с первого взгляда. Было немного странно обнаружить столь жизнерадостного человека посреди всеобщего больничного уныния. Хотя, с другой стороны, главный врач больницы – это ведь как капитан на корабле. Отчаяние его должно постичь в последнюю очередь.

– Рад, искренне рад, – проговорил Неделин роскошным баритоном вместо приветствия, едва Барсуковы переступили порог его кабинета. – Вы, Николай Трофимович, наверное, подзабыли расположение наших лабиринтов, я уже заждался, и водка прокисла. А это ваша дочь? Очень приятно, меня зовут Семен Петрович.

Семен Петрович протянул Саше руку, и ей ничего не оставалось, как представиться и протянуть руку в ответ. К ее удивлению, он не стал делать скидку на ее женскую хрупкость – рукопожатие было сильным и крепким.

– А я уж думал, что больше никогда не свижусь с вами, Николай Трофимович, – улыбнулся Неделин и жестом пригласил гостей расположиться в больших кожаных креслах возле стола. – Что вы наплели нашим «гаврюшам»? Наверняка, что вам необходима срочная операция на простате. Я прав?

– Почти, – пробормотал Барсуков несколько смущенно. – А почему – «гаврюши»?

– А! – махнул рукой Неделин. – Ни мычат, ни телятся. Был такой персонаж в мультфильме про Простоквашино – теленок губошлепый. Гаврюшей звали. Там его кот Матроскин учил на свист прибегать. А пес Шарик – палку приносить, лежать и команду «фас» выполнять. Эти оболтусы в форме – вылитые такие телята.

– А что они вообще тут делают? – спросил полковник.

Неделин хмыкнул.

– Вахту несут. Боятся, что больные разбегутся. Удивляюсь, как они персонал уволившийся из своего кольца выпустили.

– И все-таки я не понимаю, – сказал Барсуков. – Такие меры применяются в исключительных случаях.

– А вы думаете, Николай Трофимович, что у нас тут случай заурядный? – рассмеялся главный врач. – Да ну его к рожну, давайте-ка лучше выпьем за встречу.

С этими словами он извлек из-под стола запотевшую бутылку «Лапландии» и три больших фужера. Следующий жест явил на стол блюдо с разнообразными бутербродами, выглядевшими весьма аппетитно и производившими впечатление только что нарезанных. Бутерброды были с красной икрой, бужениной и брынзой.

Полковник удивился. Потому что не понял, как удалось в такую жару сохранить водку холодной. Во всяком случае, холодильника в кабинете Неделина не наблюдалось.

– Красиво живете, Семен Петрович, – протянул Николай Трофимович. – А больные жалуются, что вы их плохо кормите.

– Волка как ни корми… – весело отозвался Неделин. – Моих бутербродов все равно на всех не хватит. А когда это они вам успели пожаловаться?

– Да вот, пока мы к вам шли, – ответил Барсуков.

– Прямо так и набросились на вас с жалобой? – недоверчиво поинтересовался Неделин. – Бедные мы, несчастные, жрать хотим? Людоеды! Кормежка здесь, кстати, не так уж и плоха.

– Я бы на их месте тоже на кого угодно набросился, – хмуро проговорил Николай Трофимович.

– М-да… – посерьезнел врач. – Я бы, наверное, тоже. Но, может, не будем о грустном? В конце концов, за неожиданную нашу встречу грех не выпить. Сколько мы с вами, Николай Трофимович, не виделись? Года три? – С этими словами он почти мгновенно наполнил фужеры.