Текст книги "Парень моей подруги. Запрет на любовь (СИ)"
Автор книги: Юлия Теплова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
18
Поднимаю голову, но ничего не вижу в темноте, даже очертаний. Слышу только его тяжелое дыхание, как будто каждое слово ему дается с трудом. Каждый вдох-выдох бьет по моим нервам. Я раньше никогда не была дома у парня. Вот так, чтобы поздним вечером один на один, не считая Олега, конечно. Как я уже говорила, наше совместное пребывание на одной территории было вынужденным. И поедание конфет в двенадцать лет под «Один дома» (прим. – американская, новогодняя комедия 1990 года) не считается.
– Побудь со мной, – повторяет Влад.
Его прикосновение не имеет ничего общего с сексуальностью, это скорее просьба о помощи на невербальном уровне. Но сердце все равно делает тревожный кульбит в груди.
Что-то щелкает, и под потолком загорается несколько светильников. Влад сидит на небольшом сером пуфе. Его взгляд мутный, но с проблеском мысли. Волосы взъерошены, и мне почему-то хочется их пригладить. На вид они жесткие и непослушные, как и их обладатель.
Вот зачем так нажираться? Самостоятельно создавать себе плохое самочувствие в то время, как другие люди мечтают о хорошем здоровье.
– Посиди, я тебе воды принесу. – Поднимаюсь и прохожу вглубь квартиры.
Шарю руками по стене и нахожу какой-то навороченный выключатель. Наугад щелкаю одной из кнопок. Сначала загорается тусклый свет, а потом интенсивность нарастает и передо мной открывается вид на «берлогу» Соколова.
Осматриваю огромную кухонную зону, совмещенную с гостиной. Дальше коридор и еще несколько дверей. Здесь навскидку квадратов двести. Это сколько же надо утром потратить времени, чтобы дойти из одного конца квартиры в другой? Он что, здесь на самокате ездит? Все дорого, минималистично и жутко уныло. Как будто квартира лишена души: ни милых сердцу вещиц, ни фотографий, ни уютных подушек на диване. Ощущение, будто находишься в холодном аквариуме: я бы здесь с ума сошла. Хороши, на мой взгляд, лишь панорамные окна. Я вижу в них огни города и свое немного расплывчатое отражение: серые спортивные штаны и розовую, широкую толстовку.
Обхожу кухонный остров и начинаю искать стаканы по шкафам. Открываю по очереди глянцевые дверцы и вижу то ряд бутылок вина, то блестящие приборы, то кучу консервированных оливок и ананасов. Большая часть посуды новая, ни разу не использованная. На некоторых сковородах все еще приклеена этикетка. Спустя какое-то время безуспешных поисков я решаю просто достать бутылку воды из холодильника. Не плохо еще было бы дать Соколову какую-нибудь таблетку или уголь в крайнем случае, но боюсь, аптечку мне здесь не найти. Она, скорее всего, находится в ванной.
Возвращаюсь в холл – Влада нет, но из-за боковой двери слышится шум воды. Сажусь на пуф и принимаюсь ждать. Телефон Влада рядом со мной загорается и ерзает по бархатной оббивке – звонит Бусаев. Теперь уже не нужно, спасибо. Соколов оклемается и сам с ним поговорит.
Шум воды сникает, но Влада как-то подозрительно долго нет. Я начинаю переживать: как бы глупую башку себе не разбил. Словно в подтверждение моим словам, слышится грохот, как будто свалилась какая-то полка со всем содержимым. Подхожу к двери и осторожно стучусь.
– Соколов, ты там нос себе не расквасил?
В ответ тишина. Стучусь снова.
– Соколов?
– Заходи.
Осторожно приоткрываю дверь. Похоже на гостевую уборную: подвесной туалет, душевая кабина с матовыми стеклами, зеркальный шкафчик, стопка белых полотенец. Соколов действительно свалил металлический, черный бокс с разными флаконами.
Он стоит по пояс голый, вполоборота ко мне, и сушит волосы полотенцем. Сколько бы я не храбрилась, а мое неискушенное сердце екает. Широкая, гладкая спина, проработанные мышцы пресса, крепкие руки – чистая эстетика. Чтобы сбросить с себя наваждение, присаживаюсь и принимаюсь собирать флаконы с шампунями.
– Ты как? – Спрашиваю, не глядя на него.
– Ничего, почти оклемался. – Отвечает он хрипло. – Марго, да брось ты их. – К нему почти вернулась нормальная артикуляция, надо же.
Определяю бокс на широкий подоконник, рядом со стопкой чистых полотенец и поворачиваюсь. Я не ожидала, что Влад подошел так близко. Стоял за спиной почти вплотную. Упираюсь глазами в его грудь и не знаю, куда себя деть. Мой взгляд мечется и цепляет то вены на его предплечьях, то темно-розовые соски, то бьющуюся жилку на шее. От него пахнет чем-то мятным, похоже на пасту или ополаскиватель. Он молчит, и это напрягает. Боюсь, но поднимаю глаза. Влад все это время смотрел на меня: я тут же встречаюсь с ним глазами. В его взгляде все еще гуляет туман. Они такие синие, просто мистика какая-то. Ну, не бывает в природе таких глаз. Его кадык дергается. Он опускает ладони мне на плечи и медленно наклоняется к моему лицу. Очень медленно.
Хватаюсь за его плечо: то ли тяну к себе, то ли отталкиваю. Его резко ведет в сторону.
– Влад, тебе нужно прилечь. – Тихо говорю я и закидываю его руку себе на плечо, как это делал Леша.
Мы аккуратно бредем через холл к большому дивану. Влад периодически спотыкается и, достигнув заветной цели, заваливается, издав стон облегчения. Да, переоценила я его состояние. Возвращаюсь в холл за минералкой. Откручиваю на ходу крышку и протягиваю ему.
– Пей.
Он морщится.
– Давай-давай.
Соколов приподнимается и жадно начинает хлебать воду из бутылки. Ставит ее на стеклянный столик и снова ложится. Вижу на его предплечьях мурашки и иду на поиски пледа или одеяла. Толкаю первую дверь – комната пустая, не считая коробок, поставленных друг на друга. Недавно переехал и не успел разобрать все вещи? Может быть, поэтому его квартира выглядит неуютно? Подхожу ближе к коробкам. На верхней черным маркером написано «Геля». Из нее торчит тоненькая книга в голубой обложке. Тяну ее за корешок. «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» – значится на обложке (прим. – повесть-притча Ричарда Баха). Примерно на середине книги есть снимок, видимо, служащий в качестве закладки. Подношу снимок ближе к глазам, потому что комната освещена лишь тонкой полоской света, проникающей из коридора.
На снимке старшеклассник-Соколов и девочка-подросток на фоне яркой зелени. Похоже, фото сделано в где-то в парке бушующей весной. На заднем фоне виднеются черепичные крыши. Оба в форме – синие пиджаки с нашивкой с левой стороны. Под пиджаком у него белая рубашка, а у девочки – розовая. У нее пушистые волосы, густо накрашенные ресницы, заразительная улыбка и что примечательно – родимое, красное пятно с правой стороны. Оно захватывает верхнюю часть щеки, касается внутреннего уголка глаза и крыла носа. Такого человека сразу выхватишь взглядом из толпы. Не могу сказать, что оно ее портит, скорее выглядит непривычно. Девочка яркая, даже на снимке видно, сколько в ней жизни и любопытства. Соколов тоже улыбается и обнимает ее обеими руками за плечи, словно оберегая от внешнего мира.
Кручу снимок в руках, понимая, что переступила границу дозволенного. Как будто заглянула в ту часть его жизни, куда меня не пускали. Убираю фото и книгу на место, выхожу и прикрываю за собой дверь.
Я могла бы предположить, что это его младшая сестра, но они совсем не похожи: она темненькая, с другим овалом лица и формой глаз. Может, школьная подруга или первая любовь? Не зря же он хранит этот снимок. Последняя мысль неприятно царапает сердце.
Спальню я нахожу быстро – следующая дверь по коридору. Стягиваю бежевое одеяло с кровати и иду в гостиную. Соколов дремлет на боку. Его грудь спокойно поднимается и опускается в такт дыханию. Подхожу к дивану, скомкав мягкое одеяло в руках. Его лицо полностью расслабленно: черты лица кажутся мягче, человечнее. Мне хочется провести пальцем по спинке носа и снова коснуться колючей щеки. Это неконтролируемое желание больше похоже на импульс.
– Ты меня рассматриваешь, Марго с косичками? – Вдруг спрашивает он, не открывая глаз. – Нравлюсь?
– Ты меня раскусил. Я сегодня влюбилась в тебя, когда ты Леше кроссовки заблевал. – Показательно-равнодушно хмыкаю я.
– Сорян. Я куплю новые.
– Ну, конечно, купишь. Ты же… – Договорить я не успеваю, потому что Влад распахивает глаза и резко дергает меня за руку на себя.
Я заваливаюсь на него, не выпуская одеяло из рук. Соколов обвивает меня руками и притягивает мое бедро к себе. Он действует так быстро, что я не успеваю опомниться. Упираюсь носом в его ключицу. Чувствую тяжесть его рук. Сердце стучит быстро-быстро.
– Влад…
– Кто такой Леша? – Ухо обдает его теплое дыхание.
– Сосед.
– Надеюсь, он тупой и страшный, и совсем тебе не нравится.
– Нормальный он. Что ты за бред говоришь?
– От тебя пахнет ирисками. – Влад нюхает мои волосы и гладит плечи. – Останься, пожалуйста.
Я замираю и пытаюсь сообразить, что делать дальше. Я не останусь. Остаться – значит окончательно предать Марину. Я не смогу спать у него на груди, а потом проснуться нос к носу и делать вид, что для меня это ничего не означает. Я, итак, уже наследила. Чем дальше, тем сложнее становится. Это как оттягивать необходимое лечение, пока болезнь не перейдет в категорию хронических.
Поднимаю глаза: Влад уснул. Осторожно, чтобы его не разбудить, высвобождаюсь из его рук. Почти бесшумно накрываю его одеялом. Выключаю везде свет и выхожу из квартиры, предварительно проверив, захлопывается ли дверь.
Так будет лучше. Лучше нам держать дистанцию.
19
Неделю спустя
Я сижу за столиком в опустевшем кафе и смотрю на большую, неоновую чашку кофе, прикрепленную к окну. Сегодня у Маринки вечерняя смена, до девяти вечера. Ее напарник, веснушчатый Кирилл, по-моему, ушел пораньше – готовиться к зачету. Мы остались с ней вдвоем.
Маринка полирует пустую витрину, распыляя вонючее, голубое средство для стекол.
– Может, я все-таки помогу тебе? – В который раз спрашиваю я.
– Не выдумывай. Сейчас выручку пересчитаю и пойдем. – Отмахивается она.
Я пью чай с лимоном и искоса наблюдаю за Маринкой. Она держится молодцом: после расставания дня четыре предавалась горю, а потом взяла себя в руки. Мы хорошо сдали работу по социологии и были допущены к экзамену, чему я несказанно рада, потому что почти треть группы была направлена на пересдачу под хищным прищуром Олеси Игоревны.
Марина подрезала волосы. Теперь она носит маленькое, французское каре, выгодно подчеркивающее шею, а на работе она закалывает передние пряди от лица, чтобы не мешали. Образ стал строже, но ей идет. На работе она носит простые, лаконичные вещи. Сегодня – черную водолазку и джинсы-бананы. На Марину часто засматриваются мужчины. Я за час двоих видела, пока сидела в кафе с ноутбуком.
Наверное, девушек и правда тянет на изменения после расставания. Сколько они «встречались» с Владом? Месяц, полтора? Да, примерно полтора месяца. И мне неведома глубина ее чувств, также, как и обиды, но я в чем-то согласна с Соколовым: едва ли можно говорить о настоящей любви со стороны Марины. Здесь другое – симпатия, израненное самолюбие, разочарование. Соколовым трудно не заинтересоваться. Еще пару недель назад я бы руку на отсечение дала, что он не сможет пробудить во мне никаких чувств, кроме раздражения.
– Закрой дверь, пожалуйста. – Говорит Марина. – А то в прошлый раз одна прибабахнутая заперлась и кофе требовала после закрытия и плевать ей было, что я кофе-машину помыла.
Встаю и поворачиваю ключ в двери. Переворачиваю табличку надписью «closed» на улицу.
– Как впечатление от Анны Петровны? – У Марины была первая консультация, назначенная папой. Чего нам с Тасей стоило, заставить Марину туда дойти. Я приводила факты, после того как Марина на нас по очереди наорала, а Тася использовала весь свой спектр увещеваний: от легких угроз до грубого шантажа. Мы просто взяли Маринку измором. В клинику она пошла одна, отказавшись от сопровождения.
– Ну, не знаю. – Маринка снимает черный фартук и отключает кассу. – Не поняла я ни ее, ни смысла моего пребывания в ее дорогущем кабинете. Прямо страшно дышать было. У нее туфли от Гуччи, прикинь? Сначала она начала в моем детстве копаться, про мать спрашивать, сочувствовать мне зачем-то. Я ее вроде об этом не просила, потом провела тест ассоциативный. Тухляк, короче.
Она поднимает на меня глаза и осекается, теребя сережку.
– Извини, Марго, это же знакомая дяди Бори. Может, мы с ней просто не поняли друг друга? Мне трудно по одному приему что-то сказать, да и дорого у нее, скорее всего.
– Не знаю, Марин. Если она тебе не нравится, можем поискать кого-нибудь другого.
– Зачем вообще кого-то искать? Со мной все окей.
Я захожу за прилавок и убираю кружку в посудомоечную машину. Становлюсь рядом с Мариной, касаясь ее плеча.
– А зачем ходят к специалисту? Чтобы решить свою проблему и быть счастливой. Ну, или, на крайний случай, чтобы получить облегчение в моменте.
– Тебе легко говорить. – Грустно усмехается она. – Ты со школы за раз можешь три сосиски в тесте умять и все равно быть стройной. А я на ломтик сыра утром посмотрю и хоп, плюс килограмм на весах.
– Ну, можно же найти другой способ, чтобы быть стройной без тирании по отношению к себе. Ты же понимаешь, что проблема кроется не в еде, а в чем-то более серьезном?
«Например, в детском, бессознательном желании держать хоть что-то в этой жизни под контролем», – думаю про себя.
– Не знаю, она смотрит в окно. Мне, если честно, так все надоело. Я жутко устала. Иногда думаю, зачем мне все это?
В ее голосе – усталость и тоска. Сколько бы я не пыталась себя убедить, что действовала во благо Марины, меня мучает совесть. С Соколовым она была веселой и выглядела счастливой. Не знаю была ли, но казалась со стороны счастливой.
– Давай дадим терапии еще один шанс? Мы с Тасей рядом. – Говорю, глядя на ее тонкие пальцы. Очень хочется обнять ее, но я чувствую, что это будет лишним. – Хотя бы в качестве эксперимента для будущей профессии. Вдруг ты потом частную практику откроешь? Папе очень нравится его работа. Он говорит, что нет ничего лучше, чем когда туман рассеивается, и его клиент ясно видит проблему, которая мучала его многие годы.
– Ладно. – Кивает Марина и внимательно смотрит на меня. – Спасибо, что ты рядом. Я не знаю, чтобы делала без вас. Чувствую себя использованной тряпкой. – Ее голос срывается. Она закатывает глаза, чтобы не заплакать. – Не знаю, зачем Соколов вообще начинал со мной мутить. Он ничего ко мне не испытывал. Вообще. Я это чувствовала, просто не хотела верить. Дура.
– Марин…
– Он сейчас не с Лилей точно. Я ее видела. Ходит, как побитая собака. – Она вытирает глаза рукавом водолазки, и ее голос приобретает едкие, злые ноты. – Даже знать не хочу, с кем он сейчас. Меня от одного его вида тошнит, а его новую проститутку я, тем более, не желаю видеть. Хорошо хоть ему в голову приходит не мелькать у меня перед глазами. Я его везде заблокировала.
– А с чего ты взяла, что он сразу после тебя с кем-то встречаться начал? – Осторожно спрашиваю я.
– Ну, как, – она непонимающе смотрит на меня. – Марго, вспомни, ты сама мне говорила, что он спит со всем, что движется, только его за это, в отличие от женщин, не порицают. Ты была права. Зря я тебя не слушала. – Марина зло швыряет фартук в открытую дверь подсобной и попадает прямо в корзину с грязным бельем.
Мне хочется провалиться сквозь землю. Я правда хотела как лучше. Верила, что оберегаю близкого мне человека. И что теперь? Остаются чистые факты: намерения никого не интересуют.
– Марго, мне нужно буквально пять минут. – Она принимается считать выручку.
Я подхожу к столику и убираю ноутбук в чехол. Руки действуют машинально: мои мысли всецело занимает Влад. Все эти дни я оставалась верной принятому решению – держать дистанцию – с момента, как ушла из его квартиры. Но Соколов был настойчив и предпринимал какое-то аномальное количество попыток поговорить со мной.
Вчера днем он поймал меня у старого корпуса. Я не видела его, когда проходила мимо: ужасно испугалась, когда Влад дернул меня за руку и резко прижал к кирпичной стене.
– Ты долго еще будешь ссыкливо бегать от меня? – Спросил спокойно, но глаза синие, злые, чужие. Как будто он имеет право злиться на меня. – Я уже неделю за тобой по всему городу таскаюсь. – Он уперся одной ладонью рядом с моей головой. Стоял так близко, что я могла рассмотреть каждый волосок широких бровей и маленькую родинку на нижней челюсти.
– Слова выбирай. Или ты подумал, что раз я тебя пьяного таскала, то можно мне претензии предъявлять? – Сжимаю кулаки. Мне и так сложно, зачем все усугублять.
Он плотно сжимает губы, а я продолжаю спокойнее:
– Влад, я уже все тебе сказала: нам с тобой лучше не видеться.
– Это из-за Марины или потому что я тебе не нравлюсь? – Приближается вплотную, уперевшись второй рукой в стену.
– И то, и другое. – Отвожу взгляд в сторону.
– Да-а? Надо же. – Издевательски тянет он и берет меня за подбородок. Не больно, но крепко. – Посмотри мне в глаза и скажи, что я тебе не нравлюсь.
Снова чувствую солоноватый, свежий аромат и на мгновенье прикрываю глаза, чтобы отгородиться от него.
– Марго!
– Да отвали ты. – Отталкиваю его так сильно, как только могу, и быстро иду по аллее.
– Я поговорю с Мариной и все ей объясню! – Кричит мне в след, а я, как ужаленная в зад, несусь назад.
– Не смей, Соколов! Слышишь! – Ведомая страхом, агрессивно тычу в него пальцем. – Хватит! Поставим точку на этом замусоленном листе.
Он по привычке убирает руки в карманы брюк и хмурится.
– Марго, я все. – Вырывает меня Марина из болезненного воспоминания. – Идем?
Она стоит передо мной с сумкой и звенит перед носом ключами.
– Чаевые сегодня неплохие. Хочешь зайдем за бургерами для вас с Тасей?
– Только если ты к нам присоединишься. – Улыбаюсь через силу.
20
Влад
Как же она меня достала! Вот прямо выбесила. И забыть не могу, и забить не получается.
Как-то все изначально пошло наперекосяк. Я не собирался испытывать к ней чувства. Смотрю на нее – красивая девчонка. Да, но красивых много. Здесь другое: смотришь и не понимаешь, почему не можешь оторвать взгляд. Это при моей-то тренировке? Сколько я таких видел. Следишь за ее подвижной мимикой и тем, как при ходьбе покачиваются волосы в такт ее шагам. Мне нравится ее голос, манера немного наклонять голову набок, когда она что-то внимательно слушает. Кожа красивая, светлая, как сливки. В общем, я походу влип.
Я могу понять Марго: она дорожит дружбой со своими подружайками так же, как и я – с Тимом и Данисом. Но все можно было бы решить одним откровенным разговором с Мариной, тем более, что ничего серьезного у нас с ней еще не было.
Херово получилось. Пережал. Я отдаю себе отчет, что эго Марины задето. Никому не нравится быть отвергнутым. Это неприятно и достаточно болезненно. Я приложил все усилия, чтобы облегчить Марине задачу. Я хотел, чтобы она ненавидела меня, поэтому расстался с ней, написав несколько сухих слов в мессенджере и подарил платье размером с болонку. Ненависть – топливо, долго на нем не протянешь, но выехать можно. По себе знаю.
В общем, Марго, проявляя все чудеса альтруизма, уже неделю бегает от меня, как дура, а я, как дурак, курю рядом со спорткомплексом. Дура и дурак: мы созданы друг для друга.
До закрытия бассейна еще полтора часа. Делаю глубокую затяжку и выпускаю дым в воздух, привалившись спиной к стене. Вокруг тишина, только из какого-то окна доносится стук тяжелого мяча о пол и протяжный свист.
Снова проверяю время на экране телефона. Фак, надо стекло поменять.
Минуты тянутся невыносимо долго. Отбрасываю сигарету привычным щелчком в сторону и обхожу корпус вдоль ровного ряда свежевысаженных, желто-красных тюльпанов.
«Хоть бы розочку сраную прихватил, Ромео хренов», – язвительно бормочет мне внутренний голосок.
Мне везет: охранник на входе отсутствует. Еще бы дежурный тренер свалил и вообще было бы супер. У меня с собой ни плавок, ни тапочек – меня не пустят. Захожу в мужскую раздевалку и ищу выход в бассейн. Запах хлорки становится сильнее. Вижу заветную дверь, но справа в коридоре есть препятствие: усатый мужик в застекленной коморке что-то сосредоточенно рассматривает в телефоне. Поднес его почти к самому носу. Присаживаюсь на корточки и аккуратно иду мимо него гусиным шагом. Потом встаю и толкаю дверь.
Первое, что я слышу – плеск воды. Смотрю под ноги. Пол очень скользкий. Массивная подошва не предназначена для ходьбы по влажной плитке. Внутри щекочет предвкушение: сейчас я увижу Марго, ее коленки, грудь, обтянутую мокрым купальником... Что может быть лучше? Только если снять с нее этот купальник.
Поднимаю глаза и останавливаюсь. Я в шоке! Не-не, я в ахере! В бассейне всего два человека – спортсменка, активистка и просто красавица, Маргарита, и мой, сука, друг, Тим. А где хотя бы та аспирантка, похожая на слепыша? Че у них тут за романтик на двоих?
Приятная щекотка изнутри исчезает. Ее сменяют злые, глухие удары сердца.
Марго плывет по крайней дорожке, смешно дергая головой, чтобы не намочить волосы. Надо же, как удачно у нее совпало: то в резиновой шапочке плавает, похожей на гандон, а сегодня вот пучок на макушке собрала, да еще и пару романтичных прядей у лица выпустила.
Тим довольный, как котяра, пристроил обе руки на бортик и смотрит на Марго, вернее на ее мелькающую задницу и методично сдвигающиеся-раздвигающиеся ноги. Он пытается переорать плеск воды, рассказывая ей какую-то тупую байку.
Я стремительно подхожу к нему сзади и, присев у края бассейна, нажимаю на его светлую макушку. Он уходит под воду, образуя на поверхности воды пузыри, как в бокале газировки. Марго тут же поворачивается, открывает от удивления рот и хаотично размахивает руками:
– Соколов! Ты дебил? Прекрати немедленно! – Я в ответ сверлю ее тяжелым взглядом.
Она разворачивается и начинает быстро грести брасом в нашу сторону.
Я ухмыляюсь и убираю руку. Что ему, кобелю, за две секунды сделается? Тим выныривает, хватает ртом воздух. Судорожно кашляет. Поворачивается к бортику и, подтянувшись, вылезает. Отплевывается: нахлебался воды, засранец. Белки красные, как у запойного алкаша.
– Сука ты, Сокол. – Снова заходится кашлем и сгибается пополам.
– Ты какого здесь делаешь, метросексуал хренов? – Киваю на короткие, фиолетовые плавки, облепившие его хозяйство. Я, вообще-то, рассчитывал смотреть на девичье тело, а не это вот. – Я тебя не предупреждал, что ли? Тебе надо было в жбан дать, чтобы лучше дошло?
– Ты че приперся? – Бычится Тим. Не зло, а скорее, потому что этого требует ситуация.
– Тебе овечек мало? – Рычу я и толкаю его в плечо. – Ты че к ней лезешь? Телефонную книгу открой – у тебя там целое стадо.
Марго тоже достигает бортика и пытается выбраться, подтянувшись, как Тим, но у нее слабые руки. Она корячится, безуспешно пытаясь закинуть ногу на край. Подхожу, хватаю ее подмышки и рывком достаю. Смотрю, как струи стекают по ее шее, ключицам, плечам, ногам… и злюсь. Она слепая или тупая? Не видит, чего хочет Тим.
– Ты какого хрена с ним здесь в русалочку играешь? – Рявкаю я и тычу Тима в плечо.
Он был занят вытряхиванием воды из уха и не ожидал резкого тычка: поскальзывается и, киношно взмахнув граблями, падает на плитку.
– Сокол, сука. – Снова кряхтит.
– Тебя кто вообще пустил сюда? Ты по какому праву орешь на меня? – Сжимает Марго кулаки, хватает с пола большое оранжевое полотенце и сердито заматывается в него. – Ты мне кто? Муж? Парень? Брат?
– Кто надо. – Звучит больше, как «заткнись».
– Пришел он права качать, качун. – Марго протягивает Тиму руку. Он хватается за нее и осторожно встает.
Я немного успокаиваюсь и остываю, потому что вижу, что у Тима это несерьезно. Так, баловство, но по морде надо ему дать для доходчивости.
Хлопает дверь и к нам спешит усатый мужик в синей футболке с логотипом университета.
– Что здесь происходит? Молодой человек, вы почему нормы СанПина нарушаете? Мне вас в черный список внести, чтобы вы больше сюда в уличной обуви не ходили?
– Прошу прощения. Ситуация требовала срочного вмешательства. – Стреляю глазами в сторону Марго. – Такого больше не повторится.
Он окидывает нас всех недовольным взглядом.
– Быстро все вышли из помещения, а то пол дезинфицировать будете.
– Но у нас есть еще полчаса. – Тут же встревает Марго.
– Де-евушка, – тянет мужик. – Завтра приходите. Закрывается бассейн. Что непонятного?
Марго ныряет ногами в сланцы, сводит полотенце на груди и чешет вперед нас в направлении женской раздевалки. Жаль, что в полотенце: могу наблюдать только икры и тонкие щиколотки.
Тим забирает с лавки свое полотенце.
– Молодые люди, я жду.
– Извините, – говорит Тим.
Мы идем к раздевалке. Кошусь на Тима, вроде, нормально. Ничего себе не отбил.
– Ты че взбесился-то? Я посмотрел, ты с мисс – красивой задницей не вместе. Вот я и подумал, что добру пропадать?
– Тим, лучше заткнись.
– Что, все так плохо? – Сочувствующе смотрит на меня.
– Ты же видишь.
– А нечего было к ее подружке яйца подкатывать. Как ты себе это теперь представляешь?
Все-таки он бесячий тип. Как я его терплю столько лет? Мы заходим в раздевалку. Тим шутливо бьет меня кулаком по плечу.
– Не плачь, не ведется на меня твоя Марго. Ты тоже, кстати, не в ее вкусе: ей узкоглазые нравятся. – Ржет он и оттягивает внешние уголки глаз к вискам.
Плюхаюсь на лавку и тоже смеюсь.
– Тим, – зову его серьезно.
– Че надо?
– Спасибо тебе за все.
Он сразу меня понимает. За то, что он отходчивый, что не обижается и не держит зла. И за поддержку каждую годовщину смерти Гели. Пусть и незримую. Человеку жизненно важно чувствовать, что он не один. Мало знать – надо ощущать это нутром.
Взгляд Тима меняется: появляется глубина. Он кивает и снова возвращает себе привычное выражение.
– Чего зад пристроил? Иди на улицу и сторожи у входа, а то, смоется твоя Марго как пить дать. – Он отмыкает шкафчик и подмигивает мне.
– В сочетании с фиолетовыми плавками твои подмигивания выглядят странно.
– По-моему, нормальный цвет, а ты вали уже. Вали-вали. – Он показывает рукой, имитируя движение в сторону двери из раздевалки.
Выхожу на улицу и принимаюсь вышагивать туда-сюда. Снова хочется курить, но у меня норма, поэтому достаю из кармана отвратительные на вкус мятные конфеты и закидываю одну в рот. Начинаю переживать, не ускакала ли уже моя Марго с косичками. Проходит еще какое-то время, прежде чем она появляется на улице.
Издалека интуитивно понимаю, что что-то не так. Выглядит, как всегда: джинсы, кеды, красный, тонкий свитер. Идет спокойно с прямой спиной. Даже медленнее обычного, словно о чем-то размышляет на ходу. Пальцы нервно теребят лямку рюкзака. Она видит меня и быстрым шагом идет в мою сторону. Глаза испуганные.
– Влад, отвези меня, пожалуйста, к Тасе. Это очень срочно. – Она беспокойно облизывает губы и продолжает. – Ты же помнишь адрес? Это где Маринкина днюха проходила.
