Текст книги "Парень моей подруги. Запрет на любовь (СИ)"

Автор книги: Юлия Теплова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

37

Марго

Несколько дней спустя.

Мы сидим с девчонками на кухне и молча рассматриваем черный прямоугольник обычной пластиковой флешки. Глаза печет – сказывается бессонная ночь.

– А что, если он врет? – Первой нарушает молчание Тася. – Ты смотрела, что на флешке?

– Нет, она запаролена, – отрицательно мотаю головой и снова опускаю ее на сложенные руки.

Думаю, что Олег, наверное, смог бы справиться с этой проблемой, но я бы, скорее всего, не обратилась бы к нему за помощью. Да и в чем смысл, если это всего лишь копия?

– Надо Владу рассказать. Пусть сам разбирается, – говорит Марина. – Откуда этот тип вообще взялся?

– Из прошлого.

– Я согласна с Маринкой, – Тася сдвигает тонкие брови, – будет тебе еще этот козел угрожать. Вообще, оборзел! – Она выпрямляется и громко хлопает ладонью по столу. – Да задолбал этот кран капать! Бесит!

– Тась, не психуй, – говорит ей Марина и поворачивается ко мне в ожидании ответа.

– Нет, девочки, я не могу так рисковать. Вы же понимаете, что, если он не врет – папиной репутации конец. Работа – его жизнь.

Еще несколько дней назад мне казалось, что мое настоящее начало налаживаться. Учеба пошла в гору: я сдала на отлично первый зачет и дописала курсовую. Маринка окончательно оттаяла. Наша дружба вышла на новый уровень. Я перестала в душе осуждать девчонок и изводить их нравоучениями, если их решения казались мне «неправильными». Полностью сосредоточилась на своей жизни.

На выходных я первый раз осталась у Влада с ночевкой. Наврала маме, что поеду к девочкам, но она, похоже, раскусила меня. Молча отпустила, махнув рукой. Папа вернулся из командировки с подарками, и все ее внимание переключилось на него. Делить вечер, а потом ночь с Владом оказалось волнительно, но очень приятно.

И вот, когда мне показалось, что сгустившиеся над головой тучи рассеялись – появился Павлов. Он ждал меня в понедельник после бассейна. Это неприятно удивило: откуда ему знать мое расписание?

Артур прислонился к капоту своей машины и, насвистывая, рассматривал окружающую обстановку – спорткомплекс и аллея, утонувшая в чернильных сумерках. Ничего интересного.

– Приве-е-ет! – Он открыто улыбается мне, как будто мы закадычные друзья. Как будто не было отвратительной сцены в кино и его плотоядных губ.

Я молча спускаюсь по ступенькам. Сердце громко и тревожно стучит о ребра. Концентрируюсь взглядом на резиновых носах своих кед.

– Ты что, обиделась? – Он проворно преграждает мне дорогу, раскинув руки в разные стороны. – Ну, прости. Люблю злить Владика: он похож на глупого хаски, когда бесится. Не могу удержаться, чтобы не подразнить старого друга.

«Который тебе ногу сломал».

Поднимаю на него глаза. Артур сегодня в потертых, джинсовых шортах до колена, открывающих вид на его ноги. В глаза сразу бросается длинный, зарубцевавшийся шов вдоль икры. Еще несколько – уродуют колено.

Мы встречаемся взглядами, и в его – проскакивает надменность и вызов. Я пытаюсь обойти Павлова, но он больно хватает меня за запястье.

– Так и будешь молчать?

– А что мне с тобой обсуждать? – Выдергиваю руку. – Ты мерзкий провокатор. Я не хочу с тобой говорить. Ты мне отвратителен, – отталкиваю его от себя, но Павлов, слегка покачнувшись, остается стоять на месте. У него твердая грудная клетка и внушительный рост: толкай– не толкай, толку – ноль.

– Окей, давай тогда к делу. – Из его голоса пропадают дурашливые нотки: – Что я, зря ждал, пока ты в зассанном бассейне наплескаешься?

Он достает из нагрудного кармана рубашки обычную, дешевую флешку и унизительно крутит ей прямо перед моим носом.

– Знаешь, что это?

Во рту пересыхает. В голове проносится сотня предположений в секунду.

– Это смерть карьеры твоего папочки. – Он усмехается и щелкает меня по носу.

– Что?

Отступаю на шаг, не глядя себе под ноги, поднимаюсь выше. Теперь наши с Павловым глаза находятся на одном уровне. Артур смотрит на меня с любопытством, как на муху, которая бьется о стекло банки и никак не может вылететь на свободу.

Ничего не понимаю. Смотрю на витиеватое плетение цепочки у него на шее, но перед глазами картина, как Артур выходит из папиного кабинета.

– Что-что, – к нему возвращается глумливая улыбка, – на этой флешке вся клиентская база твоего отца. Если я солью ее в сеть – от него мокрого места не останется. Он, конечно, не голливудский мозгоправ, но пара влиятельных людей у него на приеме были. Прикинь, что будет, если все узнают, что некий «господин икс» избил свою жену в порыве ревности? Или что сестра не менее влиятельного «господина игрик» страдает от компульсивного переедания. Проще говоря, жрет как не в себя. Ая-яй, а у нее ведь сеть спортклубов по городу. – Артур цокает языком. – Сохранение конфиденциальности никто не отменял. Будет твой папочка в лучшем случае где-нибудь в пригороде коровам мозги вправлять, пока убирает за ними навоз.

Я по-настоящему боюсь за папу. Воронка страха поглощает и едкую злость на Артура, и отвращение к нему. Зачем он вообще появился, сволочь?

Павлов передразнивает меня, судорожно хватая ртом воздух, а потом продолжает:

– А ты думала, я ради удовольствия сидел в пыльном кабинетике твоего отца и слушал его нудятину? Камон, ему даже ума не хватает пароль на компьютер поставить, чему он вообще может научить?

Слюна во рту становится вязкой и противной. Живот сводит от страха.

– Чего ты хочешь? – Комкаю пальцами легкую ткань брюк на бедрах.

– Мне нравится твоя прямота, Марго. – Павлов чуть склоняет голову на бок и убирает прядь волос мне за ухо. – Ты мне нравишься, правда. Просто тебе не повезло: Владик обратил на тебя внимание. И, к сожалению, единственный способ сделать ему больно – это ты. Он же, сука, непробиваемый. У меня было много вариантов: от безобидного – отрезать твою чудесную косу под корень, до более сложного – познакомить тебя с моими друзьями. Но почему ты должна страдать, верно? Ты же не виновата, что понравилась Владику.

– Это Геле не повезло, что такой козел, как ты, обратил на нее внимание! – рявкаю я в бессилии. – Еще врал мне про нее!

– Не хами, – Артур хмурится и продолжает: – еще спасибо мне скажешь. Все просто, ты должна бросить Влада самым унизительным способом, что придет тебе в голову, в университете, на виду у всех.

– Это мне у тебя надо уроки взять, больной. Я людям в душу плевать не умею.

– Самым унизительным способом, – повторяет он.

– Нет!

– Не вопрос, – Павлов берет мою ладонь, пробегается по ней подушечками пальцев и вкладывает в нее флешку. – Тогда готовься к большим изменениям в жизни твоего папочки. Дядя Боря ведь так любит Маргаритку. Так гордится ей, а она предпочла ему Владика. Неблагодарная. – Последнюю фразу он говорит мне почти на ухо, обдавая острым ароматом, который я уже успела возненавидеть.

– Ну, ты и тварь, – отталкиваю его от себя. – Мало тебе Влад тогда врезал. Ты мерзкий, трусливый шакал: «А мы идем на се-е-вер», – имитирую противную интонацию персонажа из советского мультфильма.

– Врезать бы тебе, дура, – веселится Артур. Он уже чувствует себя победителем, если им можно стать в его положении. – У тебя два дня. Не успеешь – я солью базу. Бросишь Влада по-тихому – я солью базу. Бросишь его со сладкой формулировкой «дело не в тебе, милый», – я…короче, сама знаешь что.

Мне хочется орать и топать ногами в отчаянии. Никто не любит, когда его загоняют в угол. Можно сейчас сколько угодно сыпать оскорблениями, но это не поможет.

– Если что, это копия, – он кивает на флешку в моей руке и, прихрамывая, направляется к своей машине.

Я до рези в глазах всматриваюсь в холодный свет фар. В себя прихожу, когда его машины и след простыл.

Дома я смотрю на беззаботного папу у телевизора. Провожу ночь без сна и, так ничего и не придумав, отправляюсь к подругам.

– Марго, надо Владу рассказать, – говорит Тася уже спокойнее.

Я выныриваю из неприятных воспоминаний вчерашнего вечера и с удивлением понимаю, что Марина уже успела разлить травяной чай по кружкам. На столе появилось полплитки темного шоколада и скромная сырная нарезка. Чувствую укол совести: я даже не подумала сегодня принести девочкам что-то вкусное, чтобы их порадовать. Просто ввалилась утром в их прихожую со своей проблемой, потому что держать это в себе не было сил.

Делаю глоток ароматного чая. Горло и область груди обдает теплом. Понимаю, что несмотря на жару за окном, меня знобит.

– Я не могу втягивать Влада.

– Этот тип – ваша общая проблема, а не твоя, – спокойно говорит Марина и снова садится рядом. У нее такой приятный голос, как я раньше этого не замечала: нежный, размеренный, такой… убаюкивающий.

– Пойду прилягу, девочки, что-то мне не хорошо, – с трудом поднимаюсь.

– Ты бледная, – обеспокоенно говорит Тася, – иди в мою комнату, полежи. Может, тебе таблетку дать?

– Не нужно, сейчас поваляюсь, и все пройдет.

Как только я добираюсь до кровати, тут же проваливаюсь в спасительный сон.

Просыпаюсь часа через два, накрытая пледом. Шторы задвинуты. В квартире тихо. Прислушиваюсь к себе – мне и правда лучше. Потираю лицо и поправляю за собой сбившееся покрывало.

Тасю с Маринкой нахожу на кухне за приготовлением какого-то странно-пахнущего соуса.

– Тебе лучше? – как-то слишком осторожно спрашивает Марина и откладывает деревянную лопатку в сторону.

Я киваю.

– Марго, ты только не ори, ладно? – Тася смотрит на Марину, а потом на меня. – Мы Соколову позвонили.

38

Влад

– Влад, я ужасно переживаю, даже заниматься не могу: строчки перед глазами плывут, – голос Марго нервно вибрирует в динамике. – Павлов же ненормальный какой-то… псих. Из-за своей ноги всех готов раздавить. А вдруг он тебе что-то сделает? Не ходи к нему.

– Ты мне доверяешь? – Осторожно прерываю поток ее паники.

– Конечно, – тут же отзывается она, и уверенность в ее голосе отдается теплом в груди.

– Тогда успокойся и продолжай спокойно заниматься. Я все решу, – повторяю в сотый раз за сутки.

Захожу в отполированную до блеска кабину лифта.

Марго затихает, а потом тихо говорит:

– Я люблю тебя, Влад. – И тут же бросает трубку.

Я тупо пялюсь на свое расплывчатое отражение в закрывающейся створке лифта и улыбаюсь, как дурак. Мир заново наполняется цветом, вкусом, ароматом. Меня накрывает волной эйфории.

Есть в ней что-то наивное и очень трогательное, что цепляет меня.

– И я тебя, Марго, – бросаю в пустое пространство и убираю телефон.

Лифт ползет бесконечно долго, останавливаясь на каждом этаже. А мне нужно наверх: «небожители» ведь сидят наверху.

Сначала я разозлился на Марго: меня задело ее молчание и нежелание посвящать меня в свои проблемы. Она должна была тут же связаться со мной, как только Павлов нарисовался в кабинете ее отца. Но долго злиться на Марго у меня не вышло: у нее же нет опыта общения с неадекватами – она испугалась. Бывает. Орать на дерганую и без того потерянную девушку – идиотизм высшей степени.

Мне позвонила ее подружка, на которую запал Бусаев. Настроена она была весьма воинственно: хотела «крови Павлова» и зрелищ. Марина была скорее группой поддержки на заднем фоне.

Фраза: «я все решу», повлияла на них благотворно, и они решили немного попридержать свой праведный гнев.

Я могу сколько угодно бить морду Артуру, но Гелю это не вернет и проблему не решит: мне придется обратиться за помощью к отцу.

Делаю вдох и захожу в его новую приемную. С тех пор как он перенес основной офис в центр, я еще ни разу здесь не был. Обстановка в его стиле: современно и очень дорого. Тело обдает приятной прохладой, пахнет чистотой и свежеотпечатанной бумагой.

– Влад, здравствуйте! – Секретарь поднимается мне на встречу, поправляя строгую юбку. – Проходите, у Дмитрия Николаевича как раз встреча отменилась. Я сообщу о вашем приходе. Вам кофе? Черный, без сахара?

– Ничего не нужно, спасибо. – Киваю в знак благодарности: приятная она женщина. Уже пятнадцать лет у отца работает, стала для него больше, чем правая рука.

Отец сидит за большим столом, обложившись бумагами. Белая рубашка закатана до локтей. На левой руке – серебряный браслет часов. В кабинете ненавязчиво пахнет его туалетной водой. Запах детства: он не изменяет этому аромату уже лет двадцать.

– Здравствуй, Влад, – Отец поднимает на меня глаза. С облегчением отмечаю в них отсутствие безнадеги, что была в его взгляде на кладбище.

Он выглядит сильным, собранным, но уставшим. Он трудоголик, каких поискать. Раньше они с мамой из-за этого ругались. Она говорила, что ему нужно отдыхать и высыпаться.

– Здравствуй… пап.

Он откидывается на кожаную спинку кресла и внимательно осматривает меня. В груди что-то тянет. Я, оказывается, скучал по нему. У папы яркие, синие глаза. Когда он злится, они становятся очень темными. На лбу и у губ несколько глубоких заломов.

– Мне нужна твоя помощь.

– Конечно, я всегда готов тебе помочь. Ты же знаешь.

Я не выдерживаю и громко хмыкаю.

– Странно слышать это от человека, который самоликвидировался из моей жизни.

Вычеркнул.

Отец вздергивает брови.

– По-моему, это ты не горел желанием общаться. На звонки через раз отвечаешь, ни на один праздник не приехал, юбилей бренда тоже проигнорировал.

Эйфория от признания Марго стремительно утекает, как песок в часах. Боль и обида больно жгут в груди.

– А зачем мне лишний раз мозолить тебе глаза, пап? Это же я виноват, что Геля погибла… – голос резко садится, и я захожусь кашлем.

Отец придвигает ко мне высокий стакан с пузырящейся минералкой. Делаю жадный глоток и с трудом поднимаю на него глаза. Выражение его лица что-то ломает во мне.

– Я никогда не винил тебя. И Наташа тоже. Откуда такие мысли, Влад? – Его голос звучит ровно, но я чувствую, что эта тема тоже причиняет ему боль. Просто в силу профессии он научился держать лицо. – Та трагедия нас изменила. Мы не могли больше быть вместе: напоминали друг другу о том, что случилось. Каждый из нас винил себя.

– А я?

– А ты был подростком, Влад, и у тебя случился нервный срыв. Я боялся тогда сказать что-то не так и спровоцировать обострение. Я ведь не специалист. Не умею говорить. Я считал, что мои поступки говорят сами за себя: учеба за границей, покупка квартиры, отдых, машина. Мы с Наташей всегда хотели дать вам все самое лучшее.

Сжимаю кулаки под столом.

– Я думал, ты откупаешься от меня.

Отец хмыкает так же, как я только что.

– Это не так. Давай теперь к делу. Что ты хотел?

– Мне нужно что-то на Павлова.

Отец встает и убирает руки в карманы брюк.

– Что-то – это что?

– Что-то, чем я смогу прижать его.

– Что у вас с ним случилось, Влад?

– Я могу не отвечать на этот вопрос?

Отец подходит к панорамному окну.

– Ты же знаешь отца Павлова? Он мстительный, как черт. Мне бы не хотелось иметь такого врага. Мы с ним пять лет назад с трудом договорились: он шумихи не хотел.

– До этого не дойдет.

Отец вздыхает и снова садится за стол.

– Я буду надеяться на твое благоразумие, Влад. Андрей пришлет тебе сегодня всю информацию… всю необходимую информацию. Я позабочусь об этом.

– Спасибо. – Я поднимаюсь.

– Я люблю тебя, сын. Ты всегда можешь на меня положиться.

Я замираю. Наши взгляды пересекаются. Мне больно от мысли, что мы закрылись, расползлись по своим норам, чтобы в одиночестве пережить нашу общую потерю.

– У меня теперь есть девушка. Ее зовут Маргарита.

Он улыбается, совсем как в наше счастливое время, и снова откидывается на спинку кресла.

– Познакомишь?

Я киваю, ощущая облегчение и еще что-то, чему не могу найти объяснение.

– А еще, летом я поеду к маме в Гамбург. – Кто-то ведь должен сделать первый шаг. Я хочу быть уверенным, что сделал все, что от меня зависело. Ожидаю его возражений, но отец не спорит.

– Денег не дам. Пусть ее Ганц заграничный спонсирует.

– Пока, пап, – улыбаюсь и выхожу из кабинета.

Я обязательно приеду к отцу вместе с Марго. И на Новый год приеду. И на Рождество.

Вечером мне приходит письмо с файлом от папиного начальника безопасности. Я листаю документ, пока не натыкаюсь на факт, который кажется мне любопытным.

Так, у Марго есть время до завтра, чтобы бросить меня. Но зачем откладывать до завтра? Прямо сейчас прокачусь к Павлову.

39

После возвращения Павлов поселился в гостинице, что еще раз подтверждает мою версию – отчий дом ему не мил.

В фойе никого, кроме портье: время близится к одиннадцати.

Девушка в форменном пиджаке приосанивается при виде меня и, оценив мой внешний вид, профессионально улыбается. Сначала она отказывается назвать мне номер Павлова, но позже все-таки сдается и, озираясь на камеры, пропускает меня.

Мягкая ковровая дорожка на этаже заглушает звук моих шагов. Павлов плевать хотел на время: в его номере орет тяжелый рок. Видно, у его соседей крепкий сон или стальные нервы. Стучу в дверь – толку ноль. Перехожу на грохот и дверь, наконец, распахивается. Павлов видит меня, и его губы растягиваются в мерзкой улыбочке.

– Ай-я-й, Марго – плохая девочка. Побежала жаловаться к Владику.

Давлю в себе желание врезать ему.

– Рот закрой, – отталкиваю его и захожу в номер.

Музыка шарашит по вискам.

Павлов, естественно, выбрал огромный люкс. Двухкомнатный – для себя и своего больного эго.

Без приглашения занимаю кресло и сцепляю пальцы в замок. Я знаю, что он уступит, но напряжение все равно берет надо мной верх. Спина деревянная. Упираюсь ногами в пол так сильно, что рискую провалиться на этаж ниже. Главное – не сорваться и не дать Павлову в морду. Меня бесит в нем все: походка, взгляд, дебильный смех.

Павлов выключает музыку щелчком пульта. Пространство оглушает тишина. Он садится на диван и закидывает ноги на стеклянный столик рядом с открытой бутылкой джина.

– Что бы ты сейчас не сказал, Владик, карьере дяди Бори конец. Коне-е-ц. Не надо было девочке бежать к тебе. Попросила бы меня хорошо, я бы не стал лезть к ее папочке.

Я молчу. В упор смотрю на него.

Павлов откидывается на спинку дивана и складывает руки за голову. Смотрит на меня с превосходством.

– А они чем-то похожи, да? Представляешь, если бы мы сейчас были с твоей сестрой вместе? Она бы мне в рот заглядывала и тапки в зубах приносила. Породнились бы с тобой со временем.

Если я сожму челюсти немного сильнее, то раскрошу себе зубы. Пора переходить к делу, пока он и Марго с грязью не успел смешать.

– Ты сейчас закрываешь свою поганую пасть и отдаешь мне оригинал с клиентской базой.

– С чего это? – Павлов вскидывает брови. – Давай лучше выпьем, помянем Гелю.

Продолжает упрямо наседать на больное, чтобы вывести меня из равновесия.

Когда вся школа несла под окна игрушки, цветы и свечи, Павлов даже не пытался сделать вид, что ему жаль. Он был занят своей драгоценной ногой. Даже Гелины одноклассники-дебилы испуганно затихли. Девочки выли. Учителя были в шоке: им грозил суд и разбирательства.

Я нарочито-небрежно бросаю в пространство вопрос:

– Как думаешь, если публика узнает о лечении молодой женщины в психушке, она будет так же лояльна к ней?

Павлов замирает со стаканом и поднимает на меня глаза. В них – чернота, беспроглядная темень. С таким взглядом люди идут на крайние меры.

Я не насмехаюсь, а бью его же оружием:

– Да-да, Артурек, я о твоей маме. Ты наливай себе, я подожду – киваю на бутылку. – Я обещаю тебе, что разнесу информацию о ней по всем желтым изданиям, по всем блогерам и сайтам, а они еще дополнят это чем-нибудь интересным. Ее имя не будет полоскать в публичном пространстве только ленивый. Представляешь, какой поднимется шум? Человек, который продает счастливую, зефирную жизнь – наглый обманщик. Да и твоему отцу это прибавит хлопот.

– Моя. Мать. Нормальная, – в его голосе проскальзывает боль и нотка презрения.

– Я не спорю.

– Это все только твои слова.

– Я приложу счета за лечение.

Он усмехается.

– Мой отец тебя с землей сровняет.

– Переживу.

– Она от депрессии лечилась.

– И алкогольной зависимости.

– А кто бы не забухал на ее месте? Отец бил ее, как скотину. Урод! – Павлов бьет кулаком о стол, разбивая костяшки пальцев в кровь. Бутылка подпрыгивает. По поверхности разбегаются трещины, и остается кровавый отпечаток.

– Люди не будут вникать в подробности, повесят ярлык и все. А ей бы не помешали сейчас покой и тишина, тебе не кажется?

– Тебе не кажется? – Передразнивает меня Артур, скорчив рожу, и швыряет бокал в стену.

Я тяжело выдыхаю. Вся обстановка давит на меня. Пространство будто заражено Павловым.

Он вскакивает и отходит к окну. Стоит какое-то время, перекатываясь с пятки на носок. Я молчу: мне некуда сегодня торопиться.

– Так любишь свою девочку, что готов связаться с моим отцом? – Спрашивает уже спокойнее, глядя на ночной город.

– Не твое дело, – расставляю ноги и упираюсь в колени локтями, – Не хрен было соваться к Марго.

Он поворачивается ко мне и усмехается.

– Ты отдаешь мне оригинал и больше никогда не отсвечиваешь на нашем пути, а я не лезу в жизнь твоей семьи.

– На нашем пути! Ты меня разочаровываешь, Владик. Так приторно, что я сейчас блевану.

Я молчу и продолжаю давить его взглядом.

– И где же гарантии? – Продолжает Павлов.

– Их нет. Тебе придется поверить мне на слово. Людей же судят по себе, поэтому тебе придется несладко.

Павлов уходит и через пару минут швыряет передо мной диск и флешку.

– Подавись, сука, – впивается в меня глазами. – Но, если информация о закрытой клинике просочится в сеть, я тебя придушу собственными руками. И это не метафора, Владик. – Артур снова скалится.

Я сгребаю все со стола и иду на выход. Мне не понять, любит Артур мать или больше презирает за слабость. Хищники не умеют сочувствовать тем, кто не так силен, как они.

– Валил бы ты подальше, Павлов.

Он показывает мне средний палец и снова отходит к панорамным окнам. Я выхожу из номера. На душе светло и пусто. Гелю не вернуть, и мне придется принять этот факт, но я могу еще успеть стать счастливым.