Текст книги "Звезды в моих руках"
Автор книги: Юлия Лим
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Глава 19. Аля
Только заваливаюсь на кровать, как телефон начинает звонить. Принимаю видеозвонок, вытягиваю руку, чтобы Роза видела мое лицо, и получаю шквал вопросов:
– Почему не перезвонила? С тобой все в порядке? Эй, ты хоть знаешь, как я волновалась?!
– Полегче, – со смехом отвечаю подруге. – Я дома, все хорошо.
– Так чего не ответила?
– Я же на свидании была…
– Так я потому и звонила! Хотела знать, как ты там держишься. – Роза сидит, прижавшись спиной к подушке, и ест разноцветных мармеладных мишек. – Давай рассказывай.
– Мы гуляли по торговому центру, поели фруктовый салат, почти попрыгали на батуте.
– Почти?
– Ну да. Там кое-что произошло, поэтому мы просто…
– Целовались?!
– Обнимались.
Закрываю глаза, воспроизвожу момент в памяти. Не хочется рассказывать об этом Розе. Не из вредности. Я раньше от нее ничего не скрывала. В объятиях с Жорой было что-то интимное, понятное только нам двоим. И те слова, что он мне сказал, я хочу сохранить в секрете до определенного дня. Мне стоило бы сдержаться, но в тот момент я вспомнила, как грызутся родители, как в доме висит напряжение, давящее, едва переступаешь порог, и мне захотелось сбежать. Я могла бы напроситься жить к Розе, и родители наверняка согласились бы меня к ней отпустить. Но Роза – моя подруга, я не буду жить с ней вечно, а Жора – тот, за кого я однажды могу выйти замуж.
И потом, вдруг мои первые отношения продлятся недолго? Тогда мне не будет стыдно перед подругой за пустую болтовню.
– Ладно, не хочешь рассказывать – пытать не буду, – фыркает Роза. – Ты мне вот что скажи: почему сбросила звонок?
– Я не сбрасывала. Я вообще на телефон не смотрела.
– Почему?
– Потому что он был у Жоры в кармане.
Подруга приближает камеру к себе, чтобы я прочувствовала напряжение, и громко выдает:
– Ты совсем офигела? Я же сказала: всегда держи телефон при себе!
– Да у меня сумки не было, а отказываться от предложения Жоры было стыдно. К тому же в туалете все равно нет никаких полочек для телефонов.
Роза качает головой.
– Аля, блин! Таскай телефон всюду, даже в туалет. Если там нет полочек, держи в зубах! Почему ты не думаешь о безопасности?
– Просто мне с Жорой хорошо. – Улыбаюсь. – Он ни за что не причинит мне вреда. Я это знаю. Чувствую, понимаешь?
– Не-а. Сильно ты на него запала. – Подруга тяжело вздыхает. – Ладно, я поняла. Не буду лезть к тебе с советами, но все же будь осторожна. Вы только начинаете встречаться, мало ли, какой он на самом деле.

Слова Розы забываются, как только отключаю видеосвязь. Ночь провожу в полудреме, мечтая о следующем свидании с Жорой. Затишье дома продолжается, только теперь мне не хочется плакать и сердце больше не болит из-за разлада родителей. Они взрослые люди. Захотят – помирятся.
Суббота проходит за учебой и домашними делами. Учусь готовить суп, но получается едва съедобная жижа. Кулинария – не мое.
Зато в воскресенье мы с Розой идем на игру. Я думала предупредить Жору, но решила, что лучше устроить ему сюрприз. Хочу увидеть его улыбку, когда он заметит меня среди зрителей.
– Эй, о чем мечтаешь? – спрашивает подруга.
– Представляю, как Жора мне обрадуется.
– А с чего ему радоваться?
– Он ведь не знает, что я приду.
Роза останавливается и пристально смотрит на меня.
– Только не говори, что он тебя не звал?
– Не звал. А чего ты удивляешься?
– Тебе не кажется, что это странно?
– Брось. – Отмахиваюсь и иду дальше. Роза торопливо перебирает ногами, чтобы поспеть за мной. Она носит сапоги на тонкой шпильке, из-за чего сегодня выше меня на голову. – У нас было всего одно свидание. Почему он должен звать меня на игру? Да и он наверняка обрадуется, когда увидит меня.
– Сдаюсь. – Подруга берет меня под руку, и мы идем нога в ногу. Правой, левой, правой, левой. – Расскажу тебе секретик.
– Ого. Давненько никаких секретиков не было.
– В общем, помнишь Жилина? Такой тощий симпатичный парень с вечеринки Кристины? – Киваю. – Он сказал, что будет ждать меня на игре. Наверное, хочет что-то сказать. – Роза радостно хлопает в ладоши и улыбается.
– Только сама головы не теряй, ладно? – Легонько пихаю ее локтем. – Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
– Зануда. – Роза показывает мне язык.
До школы Жоры мы доходим, болтая о всякой ерунде. Суровый на вид охранник, узнав, куда мы идем, пропускает нас, расплываясь в улыбке.
– Поддержите мальчишек, они оценят, – говорит он, одобрительно кивая.
– Конечно! – отвечает Роза.
Оставляем одежду в гардеробе, выделенном для гостей, и шагаем к спортзалу. Уже на лестнице слышно гул голосов, стук мяча, дудки болельщиков.
– Нехилый ажиотаж для школьного матча, – замечает Роза. Она заглядывает в телефон. – Юра встретит у входа и проводит до мест.
Заходим в зал. Глаза разбегаются при виде игроков в красной форме с белыми полосами. У каждого на спине номер и фамилия. Достаю смартфон и тереблю в руках. Я ведь не знаю фамилию Жоры, как же мне за него болеть?
– Привет, девчонки. – Рядом возникает Жилин. Он улыбается и поглядывает на нас с Розой. – Идемте, а то затопчут. Да и матч скоро начнется.
Проходим мимо стола со всякой мелочью.
– Не хотите дудки и прочую фигню купить? Полученные деньги пойдут на развитие нашей команды, если вы, конечно, не будете болеть за соперников. Они вон, в синем. – Юра показывает соперников рукой.
– А что лучше купить? – Роза включает режим кокетки.
Так и вертится вокруг Жилина: невзначай тронет его за руку или прикроет себе рот, чтобы ее смех выглядел милее. А потом рассказывает, что с парнями нужно быть осторожнее.
– Можешь взять напульсник с моим номером…
Пока они воркуют, выискиваю взглядом Жору. Его словно и нет на поле: красные майки сливаются одна с другой, игроки почти все одинакового роста и комплекции, даже волосы у всех одной цветовой гаммы и коротко подстрижены.
На другом конце зала вижу Кристину. Она зашла со двора школы. Стоит в верхней одежде и кому-то машет.
– Я отойду, – говорю Розе, но она пропускает мои слова мимо ушей.
Слишком поглощена Жилиным. Странно, на вечеринке мне казалось, что ему нравлюсь я. Видимо, они с Розой в последнее время много общаются. Неудивительно, ведь любовь не возникает на пустом месте.
Иду по краю поля, стараясь не мешать игрокам и зрителям в первых рядах. Жора ведь был на дне рождении Кристины, может, она знает его номер и фамилию? В другой ситуации я бы ни за что не пошла к ней и не стала бы что-либо спрашивать. Я просто схожу с ума. Встречаться с кем-то, ничего о нем не зная, может только чокнутая влюбленная девчонка. А это как раз я.
– Привет. – Оказываюсь рядом с Кристиной.
– О, привет. Не знала, что ты тоже тут будешь. – Она улыбается и легонько машет. На ее запястье браслет с драконом удачи. Крис одета в водолазку ярко-горчичного цвета, поверх которой серый жилет с меховыми вставками на молнии. Волосы собраны в высокий хвост, в ушах крупные круглые серьги. Как бы мне хотелось уметь одеваться так же, как она…
– Я, э-э, решила порадовать кое-кого. Можешь сказать, под каким номером играет Жора? Или его фамилию?
Кристина удивленно смотрит на меня.
– Да это же вроде все знают. Осанкин всегда под двадцать третьим номером.
– Спасибо.
– Да не за что.
Мы молчим и разглядываем друг друга. Мой комплекс неполноценности стремительно разрастается, когда я рядом с Крис.
– Мне… Мне нужно найти подругу и занять свое место, – мямлю, поглядывая на трибуны.
– А, ладно. Увидимся. – Кристина кивает и отворачивается. Готова поспорить, она уже забыла, что я существую.
Возвращаюсь через все поле к столу. Роза и Жилин все еще здесь, треплются о чем-то своем. На правой руке подруги ярко-красный напульсник с цифрой «16».
– Мы тебя уже заждались. Купишь что-нибудь, или пойдем? – спрашивает Роза.
– Минутку. – Высматриваю двадцать третий номер и тоже покупаю напульсник.
Поднимаемся на самый верх, занимаем места. Жилин прощается с Розой и спускается на поле. Шум становится громче. Высматриваю Жору. Да где же он?..
Взгляд возвращается к Кристине. Она стоит, скрестив руки на груди, и не спешит уходить на трибуны. Рядом с ней – высокая женщина в изящной дубленке. Крис с незнакомкой о чем-то разговаривают, улыбаются, затем обнимаются и почти целуют друг друга в щеки.
Болельщиков просят занять места. Раздается сигнал. Красные и синие игроки мечутся по полю. Мяч бьется об пол, передается из рук в руки, летает над головами. Стоит какой-либо из команд забить мяч, как трибуны ликуют и гудят. Гости, синяя команда, ведут.
Незадолго до конца матча Жилин забивает мяч, а после очки команде приносит Жора. Подскакиваю, хлопаю в ладоши и издаю радостный клич. Моей поддержки недостаточно, синие перехватывают инициативу и после нескольких бросков побеждают.
– Ой, какой-то скучный спорт, – замечает Роза, обновляя помаду. – Зато на потных красавчиков можно посмотреть… Ты куда?
– Скоро вернусь. – Не выдерживаю и бегу вниз.
Замечаю Кристину, занявшую то же место, что до начала матча. Рядом с ней опять возникает высокая красивая женщина. К ним подходит кто-то из красной команды. Я приглядываюсь и вижу номер: «23». Это Жора.
Идущие мимо люди закрывают мне обзор. Приходится протискиваться сквозь них, чтобы не потерять своего парня из виду.
– Жора! Жора! – зову, размахивая рукой.
На меня оборачиваются удивленные болельщики и игроки команд. Лавируя между мужчинами, женщинами и подростками, я наконец вырываюсь на свободу. Дышать тяжело, будто пробежала на лыжах несколько километров.
– Я слышала женский голос, – говорит женщина, оглядываясь. Ее взгляд останавливается на мне, и глаза сужаются. – Георгий, кто это? Кажется, она звала тебя.
– Не знаю, мам. Я впервые ее вижу, – отвечает Жора.
Глава 20. Жора
У меня нет выхода, поэтому вру, не глядя на Алю.
– Кристиночка, а ты ее знаешь? – Мать берет Крис за руку и прощупывает ее пульс. Она проделывает этот трюк со всеми.
– Ну. – Крис смотрит на меня, переводит взгляд на мать. – Она моя одноклассница. – Снова на меня. Незаметно мотаю головой. Она должна понять. – Видимо, они с подругой пришли… к Жилину. Вы ведь знаете его, Екатерина Михайловна?
– Нет, – отвечает мать, с облегчением выдыхая. Ее рука тяжелым грузом ложится мне на плечи. – Я лишь слышала, что он играет в команде Жоры. Большего мне знать не нужно.
Улавливаю движение краем глаза – Аля исчезает в толпе людей. Я бы тоже себя возненавидел, если бы услышал такое вранье, да еще и в лицо. Хочется все бросить и бежать за ней. Но я не могу. Нельзя, чтобы мать узнала о нас. Пусть думает, что у Кристины есть будущее со мной.
– Кристиночка, может, заглянешь как-нибудь в гости? – Мать поглаживает ее по волосам. Нежно, как давно не гладит меня. Двуличная сука. – Я по тебе соскучилась. Если придешь, я не буду вам мешать. Я же знаю, как сейчас молодые люди развлекаются. – Она подмигивает Кристине и притворно смеется.
Уверен, если мы с Крис запремся в комнате, мать подключится к веб-камере моего компа и снимет все, что мы делаем.
– Как-нибудь обязательно приду. – Кристина улыбается.

Дома мать садится на банкетку у входа и закидывает ногу на ногу.
– Сними туфли, – говорит, будто я ее раб.
Видимо, для этого она меня и родила, чтобы я корячился до своего совершеннолетия, выполняя ее прихоти. Дождусь июня и съеду. Хорошо, что мать перечисляет карманные деньги. После каждой ссоры она переводит крупные суммы.
Снимаю ее туфли, ставлю на пол мягкие тапки как можно бережнее, чтобы она не восприняла шлепок подошв об пол как личное оскорбление. Такое случалось не раз и не два.
– Георгий, почему ты не встречаешься с Кристиной? – Мать поднимается и поворачивается ко мне спиной. Снимаю ее шубу, вешаю в шкаф и только после этого раздеваюсь и разуваюсь сам. – Приличная девушка, из хорошей, богатой семьи. Думаю, и мне, и ее родителям такой союз будет выгоден.
Мешкаю, разглядывая серые носки. Если продолжу тянуть с ответом, последует череда унижений. Поднимаю голову, осторожно заглядываю матери в глаза. Она ждет, и ее терпение скоро кончится. Подобрать правильные слова очень трудно. Никогда не знаешь, после чего рванет.
– Я хочу сосредоточиться на экзаменах. Скоро ведь конец года.
Мать медленно кивает.
– Ты исправил ту двойку? – Она сжимает мой подбородок.
Черт, как же не хочется на нее смотреть… Но я должен.
– Да, не волнуйся. Я об этом позаботился. – В голове мелькает испуганное лицо классухи. Знала бы мать, какими методами я исправляю оценки.
– Ладно. Я тебе верю. А теперь иди и приготовь мне что-нибудь поесть.

Рублю ножом морковку и лук на одной доске, на другой – куски индейки. Промываю рис, забрасываю в мультиварку. Когда-то мама готовила вкуснейший плов, но теперь на кухне готовкой занимаюсь я. Рот наполняется слюнями от запахов мяса и лука. Приходится терпеть, сидя на стуле и вглядываясь в экран телефона. Пока мать его не обнаружила, у меня есть шанс на личную жизнь. Набираю сообщение Але, перечитываю, стираю текст. Нет, она ни за что не примет письменные извинения. Да и я буду выглядеть жалко. Извиниться нужно лично. Никакие «я все объясню» не исправят нанесенный урон.
Слышу шарканье в коридоре и прячу телефон. Матери еще рано знать об Але.
– Долго там еще ждать? – Мать садится за стол.
– Чуть больше часа.
– Плесни-ка мне красного вина.
Достаю для нее бокал, наливаю треть и ставлю бутылку с пробкой в горлышке на стол. Если незаметно споить ее, день может закончиться не так плохо.
– Прекрасное вино. – Мать причмокивает губами и вертит бокал за тонкую ножку. – Мой тебе совет, Георгий: нельзя упускать такую девушку, как Кристина. Она как это вино – с возрастом будет только лучше. – Мать подсаживается ближе и внезапно пихает меня плечом в плечо. – Я же видела, как она на тебя смотрит. Влюбилась девчонка по уши! Не упусти свой шанс.
Алкоголь уже ударил ей в голову? Быстро же она пьянеет. Не удивлюсь, если отец бросил ее потому, что узнал, какая она на самом деле мегера.
– Переспи с Кристиной до выпускных экзаменов. Так она никуда от тебя не денется. – Противно от ее слов и запаха алкоголя. Стискиваю зубы, сжимаю кулаки на коленях. – Может, она от тебя забеременеет, и тогда вы точно поженитесь.
– Прекрати, – говорю тихо.
Мать смотрит на меня пьяным взглядом.
– Что ты сказал?
– Я сказал перестань нести чушь. – Поднимаюсь со стула и смотрю на нее сверху вниз. – Мне не нравится Кристина. Я не хочу быть с ней и уж тем более не планирую лежать с ней в одной постели, жениться и делать с ней детей. Это отвратительно.
– Ты что, мальчиками интересуешься? – Мать презрительно скашивает взгляд и опускает бокал на стол с негромким стуком.
– Нет.
– Тогда какого черта ты тут устраиваешь?! – кричит она, поднимаясь. Ее пошатывает, но она опирается на стол и злобно смотрит на меня. – Ты не в том положении, чтобы выбирать! Я столько лет горбачусь на этой проклятой работе, чтобы у тебя было все. ВСЕ! А ты, сопляк неблагодарный, смеешь мне возражать?!
Мать идет на меня, прижимаюсь спиной к стене. Она ни разу не била меня, но от одного ее крика у меня темнеет перед глазами.
– Ты мне всем обязан, ублюдок. Весь в своего папашу! – Она тычет в меня пальцем. – Паразит. Ничего не ценишь, на все у тебя свое мнение. Даже телефон дома оставлять начал. Проваливай с глаз моих!
Пытаюсь сдвинуться, а ноги не слушаются. Дыхание сбилось, сердце болит. Вот-вот случится сердечный приступ. Забавно умереть в семнадцать лет во время ссоры с матерью. Мне определенно вручат премию Дарвина за нелепую смерть.
– Выметайся, я сказала! – Мать отходит и указывает на дверь. – Если высунешься, запру тебя в квартире.
Кровь приливает к ногам. Отделяюсь от стены и ухожу, опираясь на нее ладонями. Левой, правой, левой, правой. Сердце колотится в висках, лицо горит. Нужен свежий воздух.
Вываливаюсь на балкон и наконец могу вдохнуть. Из горла вырывается хрип, а затем и рыдания. Закрываю глаза, сжимаю волосы пальцами. Позволяю себе сдавленно покричать. Здесь, на восьмом этаже, никто не услышит моих страданий. Когда слезы заканчиваются, а горло саднит из-за полукриков, опускаю руки. Они измазаны слезами и слюной, а к пальцам прилипли выдранные волоски. С этой стервой я точно рано облысею.
– Тяжелый день?
Вздрагиваю и отворачиваюсь, вытирая остатки слез. Мои срывы должны остаться только моими! Раньше здесь никогда никого не было. Черт, черт, черт!
– Не боись. – Голос доносится с запахом сигарет. – Я про такие вещи не болтаю. Можешь поделиться, если хошь.
– Отстань, – хриплю. Во рту привкус соли.
Скрещиваю руки на груди и облокачиваюсь на перила балкона. Голова тяжелая, перевешивает вниз. Если поддамся, то…
– Такое нельзя в себе держать, пацан, – настаивает Вася. – Это ведет к нервным срывам, депрессии, а еще может довести до психозов, склонности к суициду и так далее.
– Тебе откуда знать? – бормочу, не глядя на него. Тоже мне, эксперт выискался.
– Работаю я в этой сфере.
Поворачиваю голову, оглядываю соседа. Стоит в тапках, точно таких же, какие в прошлый раз дал мне, в спортивных штанах и белой, заляпанной чем-то желтым майке. Как ему не холодно? У меня уже нос замерз вместе с ушами.
– Ты? Да не поверю никогда. – Закатываю глаза. – Ты говоришь как гопник.
Вася хмыкает, роется в кармане штанов и достает погнутую, замусоленную визитку. Протягивает мне. «Попов Василий Игоревич, клинический психолог». Внизу телефон и адрес.
– Че, серьезно в этой больнице работаешь?
Такое чувство, что он напечатал визитку на домашнем принтере и понтуется перед всеми.
– Приходи как-нибудь на прием, поболтаем. – Вася подмигивает. – Так что у тебя случилось, парниша?
– …просто все достало.
– Если хочешь кого-то обмануть, научись делать это естественнее. Со мной такое не канает.
Поглядываю на тротуар. С чего бы мне раскрывать душу едва знакомому соседу? Даже если он якобы клинический психолог, мне он ничем не поможет. Из такой ситуации только два выхода: побег или смерть. Первое я скоро осуществлю, осталось только дожить…
– Жора, – окликает меня Вася. Поворачиваюсь к нему. – Если бы Раскольников обратился к врачу, никто бы не умер. Ты же не собираешься махать топором из-за какой-то ссоры?
Вздрагиваю, как от пощечины.
– Что… Как ты узнал? – По телу бегут мурашки.
Вася улыбается. Чувствует свое превосходство, сволочь.
– Мамка твоя так орет, что никакие стены не помогут. Через вашу кухонную вентиляцию все слышно, как через громкоговоритель.
Стыдно, что наши скандалы теперь кто-то слышит. Раньше соседняя квартира пустовала и никто не знал, как я живу.
– В общем, подумай, пацан. Не доводи до «Преступления и наказания», лады? – Вася выдыхает дым, тушит сигарету и уходит.
Глава 21. Аля
Накидываю на голову одеяло, вжимаюсь лицом в подушку. Ткань пропитывается слезами, телефон вибрирует под ухом – Роза названивает, чтобы узнать, куда я пропала.
Как он мог? Всхлипываю от обиды, слезы текут еще сильнее. «Не знаю, мам. Я впервые ее вижу». Он настолько меня стесняется? Да что со мной не так?!
Хватаю подушку и сжимаю ее, как игрушку-антистресс. В зеркале маячит мой темный силуэт с всклокоченными, как у ведьмы, волосами. Неужели меня никто не полюбит в этой жизни? Почему от меня все отказываются?
Слезаю с кровати, размазывая слезы по лицу, и включаю настольную лампу. От яркого света глазам больно. Прикрывая их рукой, достаю ножницы, цветную бумагу и картон. За окном падает снег. Скоро совсем похолодает, поэтому нужно сделать птичкам кормушку. Шмыгая носом и дуясь, наклеиваю на белый картон водостойкую голубую бумагу.
В отличие от своих родителей, я не забываю о традициях. Раньше они помогали мне делать кормушку. Мы вешали ее каждый год в конце ноября, и я наблюдала за птицами, сидя на подоконнике.
– Урод, – бормочу, пачкая пальцы клеем.
Хочешь прогнать плохие мысли? Займи руки и мозги. Если кормушка развалится, сделаю еще одну. Оставляю ее на столе, а сама смотрю на звезды. В одной из них штукатурка, в другой – воспоминание о царапине. Почему мужчины, которыми я дорожу, предают меня? Судорожно выдыхаю и всхлипываю. Разве он не говорил, что мы будем жить вместе? Почему тогда он сказал своей матери, что я ему никто?
Выключаю лампу, ложусь на кровать и беру телефон. Экран подсвечивается. Больше пятнадцати звонков от Розы и ни одного от Жоры. Несправедливо!
Заворачиваюсь в одеяло и жмурюсь до боли в глазах. Пусть я проснусь утром и это все окажется сном. Пусть со мной больше не произойдет ничего подобного. Пусть…

Просыпаюсь от будильника и не понимаю, где нахожусь. В глазах сухо, во рту горчит. В кухне родители звенят посудой. Нужно собраться и идти в школу. И как я протяну целый день после вчерашнего? Может, притвориться больной и прогулять?.. Поворачиваюсь на спину и пялюсь в потолок. Вот бы там всплывали ответы, как в шаре с предсказаниями.
– Закрой свой рот! – доносится голос отца из кухни.
– Это ты замолчи и послушай, что я пытаюсь сказать!
Зажимаю уши ладонями, встаю с кровати, беру одежду и прошмыгиваю в ванную. Умываюсь, одеваюсь, поправляю прическу перед зеркалом в своей комнате. Взгляд падает на созданную ночью кормушку. Если я не поела перед школой, это не значит, что птички должны голодать.
Проверяю пакет с семечками в кладовке. Запасы еще не испортились. Зачерпываю небольшой кружкой порцию и пересыпаю в кормушку. Надеваю куртку и сапоги, на дворе уже минусовая температура. Забираюсь на подоконник и открываю окно. Снаружи папа когда-то прибил гвоздь, с тех пор мы всегда вешаем на него кормушку. Обычно это делает он, поскольку у него руки длиннее. Мне же придется держаться за раму и тянуться к левому краю.
Невольно гляжу вниз – сугробы смягчат ушибы, если упаду, но хотелось бы выйти через подъезд, как все нормальные люди. Тянусь к гвоздю, приподнимаю ногу для баланса. Я справлюсь. Справлюсь…
– …давай спросим у Алевтины! – В квартире что-то хлопает. Вздрагиваю, пальцы скользят по стеклу. Сердце колотится. – Ты знала, что твоя мать хочет со мной развестись?! – кричит отец изнутри. Вижу его разгневанное лицо.
Он не смотрит на меня, ходит по комнате туда-сюда. Мама заходит за ним, растрепанная и гневно покусывающая губы. Когда они успели возненавидеть друг друга?
– Отстань от дочери! Она не виновата в том, что мы собираемся развестись. Это все твоя вина!
– Ага, как будто это я залетел на стороне! Как ты смеешь открывать свой рот, когда пострадал я? Не ты растила чужого ребенка семнадцать лет, это делал я!
Мама стоит в дверях, папа активно жестикулирует. У него на шее вздулась вена. Перевожу взгляд на гвоздь и тянусь к нему. Из последних сил вешаю кормушку ноющими пальцами. На лице расплывается улыбка. Хоть что-то сегодня у меня получилось.
– Знаешь что, Инна? Пошла ты!.. – Голос отца замирает у меня в ушах.
Чувствую удар в спину. Рука соскальзывает с оконной рамы, сугробы приближаются.
Я падаю. Из глотки вырывается крик. Боль разносится по телу, сильно пульсируя в левой ноге. Лежу на спине и смотрю на небо, а в мои глаза падают крошечные снежинки. Из окна высовываются испуганные родители.

Вердикт неутешительный: закрытый перелом. Нога забинтована и загипсована. Я не смогу нормально ходить ближайшие пару месяцев. В интернете пишут, что у каждого перелом заживает по-разному, бывают осложнения, кому-то даже заново ломали ногу. Придется осваивать костыли.
В палату заглядывает мама. На ее лице сострадание. Она присаживается на стул рядом и шепотом говорит:
– Мы все решили.
Не успеваю спросить, что она имеет в виду, как ко мне подходит папа. Его лицо больше не угрюмое, но отрешенное.
– Мы с твоей мамой договорились. – Он стоит за ее спиной и глядит куда-то мимо меня.
– Я съеду из квартиры в конце недели. – Мама берет меня за руку, пытается улыбнуться. От былой красоты ее улыбки ничего не осталось. – Мы решили не разводиться до твоего совершеннолетия, чтобы тебе не пришлось приходить в суд. До сентября ты останешься с папой…
– …а потом сама решишь, где будешь жить, – заканчивает за нее папа.
Обычно они так договаривают друг за другом, когда мирятся. Неужели они смогли успокоиться только потому, что я упала из окна? Глаза щиплет. Стискиваю одеяло с внутренней стороны. Меня ставят перед фактом. Им все равно, что я думаю об этом.
– Уходите, – говорю севшим голосом и отворачиваюсь.
– Алечка. – Мама кладет руку мне на плечо. Скидываю ее, дернув им.
– Не хочу вас видеть, – выдаю сквозь стиснутые зубы. Пусть они уйдут, и я смогу поплакать в одиночестве.
– Инна, – одергивает ее папа, – пойдем. Ей нужно обдумать услышанное.
– Ладно… Ладно. – Стул отодвигается, мама встает. – Если тебе что-то понадобится, ты всегда можешь позвонить мне… и папе тоже.
Не отвечаю, глядя в окно. Пересчитываю снежинки, закручиваемые вихрем, теряю счет и начинаю заново. Когда дверь в палату закрывается, слезы текут по щекам, капают с них на одеяло и расползаются серыми кляксами по застиранному белому хлопку.

Лежу дома уже неделю. У родителей полно своих забот. Ко мне приходит реабилитолог. Он всегда улыбается и зачем-то приносит фрукты и шоколад. Последний я не ем, потому что при взгляде на него всегда вспоминаю про аллергию Жоры. Дурацкое свидание, дурацкая аллергия, дурацкое падение из окна…
Сжимаю очищенный мандарин, пальцы слипаются из-за сока. Скоро Новый год, а мне совершенно не хочется праздновать. На календаре поменяются цифры, мне останется полгода до окончания школы, мое будущее туманно, и счастья в нем не предвидится.
Роза навещает меня время от времени. В последний раз предупреждала, что не сможет встретить праздник со мной, потому что приедут дальние родственники, с которыми она и ее семья давно не виделись. У нее, в отличие от меня, нормальная семья и в личной жизни все в порядке. Каждому нужно свободное пространство для себя, своих мыслей и целей. У меня оно появилось, но беспокоит другое. Как избавиться от пустоты? Чем ее заполнить?
Отвлечься помогают процедуры по расписанию, завтрако-обедо-ужины, сонливость от обезболивающего, и так по кругу. В свободное время подбираюсь на костылях к окну и смотрю на людей снаружи. Входы в магазины уже украсили гирляндами, на улице продают елки, витает праздничный дух. Как-то приходила мама и развесила в моей комнате шуршащие разно-цветные украшения.
Мне впервые предстоит встречать Новый год без улыбающихся родителей, держащихся за руки. У каждого из них своя жизнь. Да и ворчания бабушки не хватает. Никогда не думала, что буду жалеть об упущенной возможности пообщаться с ней.
В горле першит. Ковыляю из комнаты в кухню, чтобы взять из холодильника что-нибудь сладкое. Вытаскиваю из боковой дверцы бутылку с ярко-оранжевой газировкой. Поворачиваю крышку. Она слетает, липкий напиток оказывается у меня на лице, стекает по шее и волосам, впитывается в одежду. Я стою в кресле в луже фанты, и плачу, потому что у меня больше нет семьи.








