Текст книги "Звезды в моих руках"

Автор книги: Юлия Лим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Глава 1. Аля

Разрезаю красную бумагу ножницами. Придаю нужную форму, пишу на внутренней стороне синей шариковой ручкой: «Царапина над правой бровью». Пусть это останется здесь. Пусть больше подобное никогда не произойдет. Складываю объемную звездочку и верчу в руках. Глаза щиплет от слез и разочарования. В коридоре слышатся шаги. Сжимаю бумажку в кулаке и юркаю под одеяло. Дверь открывается с тихим скрипом – кто-то из родителей проверяет, сплю ли я. Наверное, папа. Может, хочет извиниться? Дверь закрывается, шаги удаляются, а настольная лампа все еще горит. Он не выключил ее… Слишком зол, чтобы пожелать мне спокойной ночи. Переворачиваюсь на другой бок и смотрю на ошметки красной бумаги на столе. Сегодня папа впервые за семнадцать лет ударил меня.

Новости о семейном и бытовом насилии часто высвечивались в ленте, но я пролистывала их, думая: «Меня это не касается». И сейчас думаю так же. Один удар ничего не значит, верно? Может, у папы случилось что-то плохое на работе, или они опять поругались с мамой. Да и синяков нет, а царапина – от его неровно подстриженного ногтя. Это всего лишь случайность.

Из коридора слышатся громкие голоса. Родители переругиваются:

– Иди и извинись перед ней, – говорит мама срывающимся голосом.

– Нечего было мне под руку лезть! А ты ее лучше не защищай, сосредоточься на воспитании, – рявкает папа.

– Куда ты?

– Подальше отсюда, отдохну в более приятной компании.

Хлопает дверь, я вздрагиваю.

– Спишь? – мама заглядывает в комнату.

У нее измученный вид. В руках ватные диски, антисептик и пластырь.

– Нет.

– Ты не переживай, он вернется и обязательно извинится, – она садится рядом и накрывает меня одеялом. Становится тепло и спокойно. Сейчас я в безопасности.

Мама обрабатывает мою рану, лепит на нее пластырь.

– У него что-то произошло на работе? – спрашиваю я.

– Какой бы ни была ситуация, он не имеет права тебя бить. Махать руками может любой дурак, – мама склоняется и целует меня в лоб, – умный человек должен уметь брать верх над эмоциями. Сладких снов, милая.

– Спокойной ночи.

Она уходит, по пути выключив настольную лампу. Глаза привыкают к темноте. Я не свожу взгляда с красного листа бумаги. Незадолго до ссоры я выбрала его и положила на стол. Хотела занять руки чем-нибудь, пока буду учить английский. Хобби переросло в стрессоотводчик – если я сильно нервничала из-за уроков или контрольной, или дома случалось что-то плохое, я садилась за стол и создавала новую фигурку. Динозавры, инопланетяне, высокие и низкие люди, птицы – комната выглядит, как выставка экспонатов.

Открываю кулак и смотрю на звездочку. Если намажу ее фосфорной краской, она будет светиться как настоящая. Кладу ее на прикроватную тумбу и натягиваю одеяло до носа. Завтра будет новый день. Папа извинится, и все встанет на свои места.

* * *

– Ты упала? – в классе ко мне подсаживается Роза. Мы дружим со средних классов, проводим много времени вместе. От ее любопытства и зоркого взгляда порой негде скрыться.

– Споткнулась и приложилась к краю комода, – вру я с фальшивой улыбкой.

– Сильно болит?

– Не очень. Я даже забыла о пластыре, пока ты не спросила.

Мы смеемся, болтаем, а, когда начинается урок, переписываемся под носом учителя. Ногти Розы сегодня желтые с нарисованными миньонами из «Гадкого я». Она профи в маникюре, меняет рисунки чуть ли не каждый день. Иногда хочется попросить ее сделать мне маникюр, но каждый раз становится стыдно, ведь за любую работу надо платить, а у меня пока проблемы с карманными деньгами.

«Тебя пригласили?» – пишет Роза. Почерк у нее корявый, буквы заваливаются влево. Сейчас она пишет лучше, а в пятом классе я едва понимала ее каракули.

«Куда?»

«У Кристины в субботу день рождения. Она вчера мне в личку писала. Сказала, что кроме одноклассников будут еще другие ребята из соседних школ».

Я кошусь на Кристину с легкой завистью. Она человек с совершенно обычной внешностью, но стоит ей заговорить или улыбнуться, по-особому зажестикулировать руками, как она становится всеобщей любимицей. Ее даже в шутку называют «госпожа Харизма». Она пришла к нам в школу в седьмом классе, подружилась с одноклассниками, а потом и с учениками из параллели. Кристина общается и с теми, кто учится в первую смену. Счастливчики! Мне бы тоже хотелось возвращаться домой днем, а не бродить в темноте.

«Меня она не приглашала», – пишу неохотно. Трудно признавать, что самый общительный человек в классе тебя динамит.

«Проверь личку еще раз».

Я достаю телефон и напоказ открываю сообщения Вконтакте, чтобы Роза видела: я от нее ничего не скрываю.

– Пусто, – разочарованно протягивает она, вздыхает, а потом внезапно обнимает меня за руку и прижимается щекой к плечу, – ну, тогда я без тебя не пойду!

– Пф, – я качаю головой. Когда ей чего-то очень хочется, она всегда так пристает. – Иди, раз так хочется. Подумаешь. Мы не обязаны с тобой делиться всем подряд.

– А ты что будешь делать?

– Найду какое-нибудь новое оригами, – я похлопываю подругу по спине. – Не парься, у меня есть, чем заняться.

* * *

Чем ближе к вечеру, тем мне тревожнее. Поглядываю на часы на смартфоне. До конца урока остается десять минут, и они летят слишком быстро. Когда я дойду до дома, родители уже будут там. И если с мамой у меня нет проблем, то вчерашняя ситуация с папой все еще болезненно царапает сердце.

Звездочка из бумаги лежит на прикроватной тумбе. Утром я теребила ее, даже подумывала разорвать и выкинуть, но что-то меня остановило. Будто секрет, спрятанный на оборотной стороне звезды, лучше оставить нетронутым.

– Я тебе позвоню по видеосвязи, – говорит Роза. Мы обнимаемся на прощание и разбредаемся каждая в свою сторону: она направо – до ее дома пять минут ходьбы, а я налево – мне топать пятнадцать минут.

Хорошо, когда живешь в центре города. Кино, рестораны, учебные заведения – все под боком. Мой мир вот уже семнадцать лет состоит из блеклой стабильности. Уроки начинаются после обеда, а заканчиваются, когда взрослые идут домой ужинать. Я дружу только с одной девочкой, хотя и не жалуюсь. Чем больше друзей, тем больше обязательств. Иногда я прихожу к маме на работу и помогаю ей. Она работает в офисе, который находится в высотном здании с множеством прозрачных окон. Если задрать голову, увидишь лестницы и людей, снующих по ним вверх-вниз. Мама занята переговорами или подготовкой документов, поэтому мне поручаются мелочи вроде уничтожения ненужных бумаг, скрепления страниц степлером или скрепками. Моя мама работает секретарем, и к работе относится очень ответственно. Однако даже она не способна успеть переделать все на свете до шести вечера. Ее часто задерживают, отправляют в командировки. Мы с папой подолгу питаемся пельменями или макаронами, потому что кроме них ничего не умеем готовить.

Я не хожу в кружки, не занимаюсь вокалом, хотя люблю петь; мой английский хромает, а на личном фронте без перемен. Иногда я засматриваюсь на парней в школе или на улицах, а также на актеров из сериалов, но никто из них не нравится мне до трепета в сердце. Роза однажды сказала, что я «какая-то неправильная девчонка со странными интересами». Мы потом посмеялись, но она права.

Дома пахнет пюре и свежими котлетами из индейки. Мама всегда вкусно готовит.

– Мой руки и садись ужинать, – зовет она.

– Сейчас, – торопливо переодеваюсь в домашнюю одежду, мою руки и осторожно захожу на кухню. Папы еще нет.

Мама перехватывает мой обеспокоенно-настороженный взгляд:

– Сегодня он не придет. Сказал, занят на работе.

– А-а… – я сажусь за стол и смотрю в тарелку. Мама уже положила туда пюре, а котлеты настолько горячие, что я вижу исходящий от них пар. Во рту скапливается слюна, в животе урчит. Я беру вилку. – Он давно так не делал.

Я не сразу понимаю, что сказала это вслух. Папины ночевки в другом месте болезненная тема для мамы, да и для меня тоже. Раньше он работал на севере, и мы сильно по нему скучали. Все изменилось, когда папу уволили, и он стал работать в какой-то местной фирме. Ни я, ни мама до сих пор не знаем ее названия.

– Да, давно, – мама садится за стол. Ножки стула со скрипом трутся о плитку. – Давай не будем портить друг другу аппетит ненужными разговорами. Ешь.

– Приятного аппетита, – я уплетаю еду. В любой ситуации она улучшает настроение. Не понимаю тех, кто намеренно голодает. Это вредно и опасно для организма.

Когда с ужином покончено, мама берет тарелки и ставит их в посудомоечную машину. Все лучше, чем портить кожу рук бесконечным мытьем посуды. Резиновые перчатки лежат в ящике для вида, мы никогда ими не пользуемся.

– Когда папа извинится, обязательно скажи мне, – говорит мама.

– Конечно, – я протягиваю к ней руки, чтобы обняться, но она не замечает моего жеста и проходит мимо, погруженная в свои мысли.

Я ухожу в комнату. Ищу в интернете новые виды оригами. Выбираю что-то посложнее, подготавливаю бумагу, а потом сижу, уставившись в стену. Проступок папы, тон мамы, приглашение Кристины, которого у меня нет, все это странным образом спутывается в клубок колючей черной шерсти. Я не знаю, как его распутать. Взять ножницы будет проще.

Глава 2. Жора

Фотография в деревянной рамке шатается. Я вжимаюсь спиной в стену. Бежать некуда, она перекроет мне дорогу. Пытаюсь сосредоточиться и сосчитать хотя бы до пяти. Вдох-выдох, рука на пульсе, а он скачет. Сердце бьется, кровь отливает от лица. Мимо пролетает блюдце, что я подарил ей на восьмое марта в прошлом году, и разлетается белыми осколками по комнате. Один из них царапает мне кожу на руке.

– Я тебя для чего ращу, – кричит мать, – чтобы ты мне двойки из школы приносил?

Она швыряется всем, что под руку попадется. Я забыл убрать сервиз, это моя ошибка. В нашей квартире острые предметы опасны, поэтому перед уходом в школу я убираю их по шкафам.

– Тварь неблагодарная! – мать бросает кружку, которую я вручную разрисовывал несколько суток, чтобы ей понравилась уникальность подарка, на пол. Она не бьется полностью, лишь ручка отскакивает и отъезжает по линолеуму. – Предатель. Такой же, как твой отец. Ничего нормально сделать не можешь!

Тут мать оседает на стул и громко надсадно рыдает. Ее руки то висят как у манекена, то подлетают к лицу и закрывают размазавшуюся косметику. Она бизнесвумен, но каждый раз перед тем, как устроить истерику, красится дешевой помадой, дурацкими тенями и подсохшей тушью. Она делает это умело, никто не заметит, кроме меня. Моя мать – истеричка.

Я беру в ванной совок и веник, возвращаюсь и собираю мусор. Она обожает кухонные наборы: сервизы, чайники, кружки, стаканы – все, что можно разбить. Однажды я купил пластиковые стаканчики, за что немедленно был наказан и простоял в углу пять часов. Мочевой пузырь едва не лопнул.

– Сил моих нет на тебя смотреть, – всхлипывает мать. Я исподлобья оглядываю ее. Смотрит на меня сквозь растопыренные пальцы. Сложно отказать человеку, которому ты обязан всем. – Убери этот бардак и скройся в своей комнате. Не выходи оттуда, пока я не позову.

Я поднимаюсь, поворачиваюсь. Она щелкает пальцами, я вздрагиваю.

– Погоди-ка… Ты приготовил мне еду?

– Да, – легко киваю на холодильник, – там спагетти с…

– Избавься от мусора и разогрей мне ужин, – мать вытирает размазанную косметику салфеткой и смотрит на меня темно-серыми глазами. – Чтобы, когда я вернусь из ванной тут стояла горячая еда, а тебя не было. Понял?

Я киваю. Она проходит мимо и захлопывает дверь ванной передо мной. Для таких случаев у меня в ящике стола лежит пачка мусорных пакетов. Я сбрасываю осколки в один, затягиваю узел и выхожу на лестничную площадку. Кидаю мешок в мусоропровод, возвращаюсь обратно и мою на кухне руки. Разогреваю для матери ужин, расставляю столовые приборы, достаю из холодильника наполовину опустошенную бутылку вина. Сегодня оно ей понадобится. Закончив с оформлением стола и разливом алкоголя, я исчезаю в своей комнате и закрываю дверь. Когда-то на ней был шпингалет, но мать от него избавилась. Ей нужно знать, чем я занимаюсь, и плевала она на мое личное пространство. По ее мнению, я лоботряс, а по моему собственному я… Не знаю, кто я.

* * *

– Осанкин, чё спишь? Играй уже в команде! – рявкает тренер.

Я трясу головой, часто моргаю. Свет настенных ламп слепит. Я всю ночь ворочался и смог заснуть только под утро. Кое-как пережил утренние занятия, а теперь должен выложиться по полной, чтобы моя баскетбольная команда не продула.

Я веду мяч по полю, вижу открывшегося игрока и пасую ему. Эта игра тренировочная, можно схалтурить. Я потрачу меньше сил, а тренер будет думать, что я командный игрок. Они все понятия не имеют, как я их ненавижу.

– Жора, аккура… – слышу крик, поворачиваюсь и мяч попадает мне в ногу.

От неожиданности спотыкаюсь и падаю на спину. Мир перед глазами расплывается красными пульсирующими пятнами. Дребезжит свисток – тренер объявляет тайм-аут.

Меня поднимают ребята из команды, они же усаживают на скамью. Кто-то прикладывает к моей ноге пакет со льдом. Я дезориентирован.

– Жора, ты как?

– Блин, куда смотрел-то, Осанкин?

Они все болтают, беспокоятся, а я так хочу, чтобы никого из них не было рядом. Пусть они все исчезнут, провалятся или сдохнут. Мне все равно.

– Тебя заменит Лопатин, – тренер хлопает меня по плечу, – сходи в медпункт и вали домой. Ты мне на передовой нужен на настоящем матче. Слышишь меня?

Я мычу что-то неразборчивое, поднимаюсь, пошатываясь.

– Жилин, сопроводи его, – говорит тренер за моей спиной.

Колька Жилин – мой главный соперник. Когда надо, мы играем слаженно, но обычно он кидает в меня мяч.

– Ну че, неудачник, пойдем, – Жилин берет меня под руку и тащит к выходу из спортзала. Впереди лестница, при каждом шаге нога болит.

– Отвали, сам дойду.

– Нет уж. Раз тренер мне тебя поручил, я его не подведу, – он с силой сжимает мое плечо. Я стискиваю зубы, не меняясь в лице. – Ты, Жора, слишком много о себе думаешь. Тебя половина команды терпеть не может, другая половина поддержит первую, если встанет вопрос о том, чтобы тебя выперли. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Я молчу. Мне плевать на его угрозы, но если меня выпрут, у матери случится очередная истерика, а они у нее никогда хорошо не заканчиваются. Поэтому я натягиваю на лицо дурашливую улыбку:

– Брось, Жилин. Я просто не хотел тебя напрягать. Сам ведь говоришь, что у всех от меня проблемы.

– Рад, что ты это понимаешь, – он тащит меня к медпункту и отпускает только у самой двери. – Когда тренер спросит тебя, хорошо ли я помогаю, не сболтни ему чего-нибудь лишнего. Понял меня?

– Хорошо, – говорю я.

Гребаный придурок.

* * *

Я часто слышу жалобы одноклассников на родителей. Одним не дают карманные деньги, вторых не отпускают на вечеринки, третьим запрещают ходить на свидания. Их проблемы ничего не стоят. Не думаю, что кто-либо из них таскал на себе пьяных матерей, оттирал за ними блевоту в прихожей и в подъезде, или извинялся за «доставленные неудобства».

Моя мать – директор в крупной компании. Благодаря ее навыкам они зарабатывают миллионы. Может, даже миллиарды. В бизнесе она готова сожрать любого, кто перейдет ей дорогу. Всегда выглядит безупречно, носит брендовую одежду и дорогущие туфли. Наша квартира отремонтирована и обставлена дорогой мебелью. Я всегда получаю то, что хочу, лишь упомянув об этом. Но ни новый айфон, ни суперудобные кроссовки за тридцать штук не стоят моих мучений.

Хуже всего, когда она приводит очередного оборванца, и заявляет, что это мой будущий отец. Все эти альфонсы используют ее, крадут наши вещи и сбегают, а моя мать ударяется в истерики. Она может себе позволить работать удаленно, поэтому иногда она уходит в недельные запои.

Мы были счастливее, когда мне было пять, а она еще не дослужилась до поста директора. И не развелась с отцом. После развода ее будто подменили. Моя добрая мама исчезла, а вместо нее появилась вечно недовольная ведьма. Она запретила отцу видеться со мной, бабушку не пускала в наш дом до самой ее смерти. Со временем отец сдался и переехал в другой город. Я стал ему не нужен. Впрочем, как и он мне.

* * *

После медпункта иду домой. Нога болит. Нужно будет помазать пару дней. Надеюсь, не буду хромать при матери. Телефон в кармане вибрирует. Я смотрю сообщение и раздраженно убираю смартфон обратно. Приглашают на день рождения. Если я хочу избавиться от материнских заскоков хотя бы на пару часов, придется купить подарок и придумать очередную историю про праздник у отличницы, у которой родители работают в системе образования. Типа полезные связи, все дела.

Стоя на перекрестке, заглядываю в телефон и проверяю личную страницу Крис. Обычно я не обращаю внимания на ее интересы. Судя по фотографиям в Инстаграме, она любит разводить рыбок. Куплю ей аквариум, лишним не будет. Доезжаю до зоомагазина на автобусе. В детстве я хотел щенка или котенка, да хоть улитку с улицы, но мать запрещала. Теперь растить питомца опасно из-за ее истерик. Мало ли, вдруг сорвется на беззащитном животном…

Внутри широкие витрины и стеллажи. Пахнет кормом, деревянными опилками. Чирикают попугаи, мяукают котята и тявкают щенки.

– Жора! Давно не виделись, – из-за прилавка мне машет Зоя. Она улыбается. Я машу ей в ответ. Пожалуй, она единственный человек, который меня не бесит. – Как дела?

– Занят был, – подхожу к клетке с белым кроликом и смотрю на него. Ничто так не успокаивает, как созерцание пушистых комков. А, может, я понимаю всех этих зверят в клетках.

– И в этот раз будешь только смотреть? – Зоя подходит ближе. За кассой никого нет. Сотрудникам зоомагазина запрещено отлучаться, если их никто не заменяет.

– Да. У мамы аллергия, ты же знаешь, – не люблю врать. В последние годы часто приходится придумывать несуществующие события. Много сил уходит, чтобы запомнить их и не запутаться в собственной лжи.

– Жаль, конечно. Зато наши пушистики тебя любят.

Звякает колокольчик. Зоя уходит, а я брожу по зоомагазину. Моя тихая гавань. Когда-нибудь приду сюда работать. Я хожу между стеллажами и наконец натыкаюсь на то, что мне надо. Сверху стоит последний небольшой круглый аквариум. Как раз для одной золотой рыбки. Я поднимаю руки, чтобы взять его, и он сам прыгает мне в ладони.

– Что за… – с обратной стороны стеллажа виднеются вытянутые до побелевшей кожи пальцы. Опускаю взгляд и встречаюсь с карими глазами.

Незнакомка невысокая, стоит на цыпочках, смотрит на меня, распахнув веки.

– Простите, – бормочет она, – я случайно задела.

У нее круглое, но не полное, лицо, румяные щеки, маленькие губы и прямой нос. Из-под шапки тянутся длинные черные волосы. Я разглядываю ее, пока она обходит стеллаж. Ростом она мне по грудь.

– Можете отдать этот аквариум мне? – спрашивает.

– Для чего? Мне он тоже нужен.

– Ну… – она переминается с ноги на ногу. – Я хочу наполнить его бумажными звездочками.

Идиотская фраза и нелепая ситуация встряхивают мое сердце. Я сглатываю, к щекам приливает кровь. Обычно я бледный, когда не играю в баскетбол или стою на месте, но сейчас чувствую жар по всему телу. Я протягиваю ей аквариум.

Глава 3. Аля

Обычно я ничего не выпрашиваю у незнакомцев. Неловко осознавать, что забрал вещь у того, кто тоже ее хотел. Это как-то неправильно. Я вглядываюсь в лицо парня. Он улыбается, на левой щеке появляется ямочка, а на правой небольшая вмятина. У него темно-серые глаза и русые волосы. За спиной рюкзак поверх расстегнутой парки, из-под нее выглядывает молочный свитер с темно-бежевой полоской на груди и молочными елями в ней. И почему я разглядываю его одежду? Щеки краснеют.

– Спасибо, – бормочу я, опуская затекшую шею и прижимая к себе аквариум.

– Впервые встречаю кого-то, кто хочет заполнить аквариум бумажными звездочками, – говорит он. У него приятный низкий голос. Должно быть, он много выступает или говорит, потому что все слова звучат четко, а паузы размеренные.

Мы с папой раньше играли, смотря новости и передразнивая дикторов. У меня были проблемы с выговариванием букв в детстве. Мы с папой набирали в рот орехи, камни, крупные конфеты, в общем, все, что под руку попадалось, и читали бегущую строку как можно выразительнее. Счастливые были деньки.

– Почему не возьмешь трехлитровую банку? – спрашивает незнакомец.

– Не знаю… я вышла прогуляться и оказалась здесь, – пожимаю плечами. За спиной парня над входной дверью висят часы. Мне лучше не задерживаться. – Спасибо, что отдали мне аквариум. Я пойду.

Подхожу к кассе, расплачиваюсь за товар. Его оборачивают шуршащими новенькими газетами. Запах свежих чернил витает в воздухе.

– Спасибо за покупку, – говорит девушка с бейджиком «Зоя» на груди. – Приходите еще!

– Да, конечно, – я благодарно киваю, беру из ее рук пакет и выхожу из магазина.

До остановки идти десять минут. Нужно поторопиться, если не хочу опоздать. У папы ненормированный график, он может вернуться раньше. Будет лучше, если он застанет меня в квартире. Я поеживаюсь и оглядываюсь. Ветра нет, еще не так холодно, но губы дрожат. В прошлый раз все было так же. Я опоздала, папа наорал на меня и маму, и ударил меня по лицу. Это должна была быть пощечина, но вышло нечто большее, чем удар ладонью в гневе. Мне будто вывернули наизнанку душу и заставили смотреть, как она мучается.

– Эй, девочка с аквариумом, – я вздрагиваю от громкого голоса. Незнакомец догоняет меня и идет рядом, – ты карточку забыла.

Смотрю на его руку с аккуратно подстриженными ногтями. Действительно, забыла карточку.

– Ой, – я выхватываю ее у него и прячу в карман. Стыдно.

– Ничего, со всеми бывает, – он вертит головой, а я отвожу взгляд. Мне трудно разговаривать с незнакомцами, если у нас нет общей темы. Аквариум не считается, верно? – Как тебя зовут?

– А?

– У тебя есть имя? Или мне продолжать звать тебя девочкой-с-аквариумом?

– Ха-ха, – выдавливаю смешок. – Меня зовут Алевтина. Для друзей Аля.

– Что ж, Аля, давай будем друзьями. Меня Жора зовут, – он протягивает широкую раскрытую ладонь. Я неловко пожимаю ее.

– А Жора – это какое полное имя?

– Георгий.

– А-а-а… – мы идем к остановке. Замечаю, что мои шаги замедляются. Не стоит этому парню знать, куда мне ехать. Или у меня уже паранойя?..

– Я обычно такое девчонкам не говорю, тем более незнакомым, – Жора покашливает в кулак. – Аля, ты мне понравилась. Может, сходим на свидание?

– Что? – от удивления я едва не роняю пакет с аквариумом. Жора вовремя перехватывает его.

Мы стоим друг напротив друга: он наклонился так, что его глаза на уровне моих. Сердце отчего-то замирает, дыхание останавливается. Я краснею.

– И-извини, но мне надо домой, – тараторю я, убираю руку Жоры с пакета и иду к автобусной остановке. – Как-нибудь в другой раз! – и, чтобы он не успел мне возразить, перебегаю дорогу на мигающий желтый.

Когда я оборачиваюсь, нас разделяет оживленный поток машин и два красных светофора. Жора выглядит удивленно и расстроенно. Мне сейчас не до свиданий. Нужно вернуться домой, пока папа не пришел.

* * *

Дома пахнет кислятиной. Я заглядываю в ванную комнату и проверяю мусор. Обычно мешки мы всей семьей выносим по очереди. Иногда кто-то забывает, и в следующий раз выносит два дня подряд. Сегодня мой черед. Вздыхаю, беру черный пакет и выкидываю в мусорный бак на улице. Странно быть дома после того, как папа устроил скандал.

Едва я возвращаюсь и закрываю дверь, на домашнем телефоне включается автоответчик. На нем мы втроем говорим: «Это семья Жуковых! Оставьте сообщение после сигнала!» Мы долго записывали сообщение. Получалось то вразнобой, то глупое хихиканье. Финальная версия вышла мелодичной.

– Аля, ты уже дома? Еда в холодильнике, поешь обязательно, – говорит мама. Я тяну руку, чтобы снять трубку и поприветствовать ее, но она добавляет: – Я задержусь.

Сообщение записано, кнопка загорается красным. Я сажусь на стул в комнате и опустошенно смотрю на стол. Иногда я представляю свое тело как шкаф с полками. На каждой находится нечто важное. Например, любовь к родителям, дружба с Розой, безопасность и домашний уют. Так вот, последняя полка только что накренилась, и предметы скатились с нее куда-то в неизвестность.

Я заглядываю в холодильник. Желудок хочет есть, а мне тошно. Глаза щиплет от слез. Жмурюсь и вытираю капельки в углах глаз, растираю по переносице. Еще рано плакать, говорю себе, скоро папа вернется, извинится и все наладится.

В микроволновке разогревается грибной суп. От запаха пробуждается аппетит. Я уже заношу ложку, когда снова срабатывает автоответчик. На этот раз голос мужской.

– Лида Ивановна, в компании возникла непредвиденная ситуация. Требуется консультация мастера, поэтому я позвонил вам. Прошу, перезвоните как можно быстрее.

Я узнаю этот голос. Несколько лет назад мама работала с коллегой по имени Петр Васильевич. Он редко заходил к нам, но когда переступал порог, всегда дарил мне игрушки или вкусности. Мама притворно бранила его, а я только радовалась. Почему он звонит на домашний телефон? Неужели у него нет маминого мобильного?

Доев суп и помыв посуду, я хожу вокруг телефона. А вдруг это что-то важное. Раз у Петра Васильевича нет маминого номера и у него что-то срочное. Может, мне передать ей его послание? Набираю мамин номер и пересказываю ей сообщение.

– Спасибо, Алечка. Я же недавно меняла номер, забыла ему сообщить, – говорит мама. Голос у нее сбитый, дыхание неровное. Опять куда-то спешит? – Ты покушала?

– Да, мам.

– Хорошо. Отец не появлялся?

– Нет.

– Ну и хрен с ним, – неожиданно весело говорит мама. Я успеваю только округлить глаза. – Захочет, объявится. Не захочет, никто его держать не будет. Ладно, доченька, мне надо работать. Если случится что-то срочное, обязательно звони.

– По… – не успеваю я договорить, как она сбрасывает трубку, – …ка.

* * *

Я разворачиваю шуршащие газеты и достаю из их плена аквариум. Тщательно промываю его, чтобы не осталось никаких микробов и следов от ценника-наклейки на дне. В комнате ставлю его ближе к монитору, чтобы не упал, если вдруг задену стол. Беру красную звездочку и сажусь на стул, верчу ее в руках, а в голове мысль: «И зачем я только ее сделала?»

Отчего-то становится стыдно перед Жорой. Я ведь не собираюсь делать столько звезд, чтобы заполнить аквариум. Я просто хочу похоронить неприятное воспоминание на его дне, а что будет сверху – без разницы. Засыплю песком, ракушками, разноцветными стекляшками.

Из ниоткуда возникает решимость: папа больше никогда так не поступит. Он придет домой, мы поговорим и все уладим. Я бросаю звездочку в аквариум. Она одиноко разваливается на стеклянном дне. Ничего, пусть полежит напоминанием, а когда в семье все наладится, я ее сожгу.

На экране смартфона высвечивается оповещение Вконтакте. Роза пишет, что через пять минут позвонит по видеосвязи. Она болтушка, каких еще поискать. Улыбаюсь и подхожу к комоду, поднимаю крышку со встроенным зеркалом и осматриваю лицо. Бледная кожа, поникшие брови и губы. Даже улыбка выглядит вымученно. Стыдно. Взгляд выхватывает в отражении пластырь с коричневыми мордочками овечек, чья белая шерсть обведена таким же коричневым по контуру. Мама всегда покупает забавные пластыри. Говорит, что рисунки должны облегчить боль.

Я успеваю причесаться за секунду до видеозвонка. Роза выглядит довольной. Ее лицо занимает весь кадр. Она не толстая, просто любит влезать в интимное пространство других, пусть даже через видеосвязь.

– Эй, угадай, что мне в голову стрельнуло! – требует она.

– Не знаю, – у Розы всегда столько идей, что проще укусить себя за локоть, чем узнать, что у нее в голове.

– Уф, скучная ты, – короткий смешок, – сначала скажи, Кристина тебя точно не пригласила?

Просматриваю сообщения, чтобы убедиться.

– Не-а. До сих пор пусто.

– Да и ладно. У нее на дне рождения будет толпа народу. Думаю, они своих еще до кучи приведут. Так что вот моя гениальная мысль: ты придешь к ней.

– Зачем это?

– Потому, что я так сказала! – Роза оттопыривает указательный палец и нацепляет очки без стекол с круглой оправой. Она любит такие штуки. – Короче, ты, главное, купи подарок. Слышишь? – я киваю, чтобы она успокоилась. – В общем, даже если тебя не звали, но ты придешь с подарком, никто тебе не откажет. Именинница только порадуется!

– Роз, может, не надо мне туда? – говорю неуверенно. – Что я там буду делать? Ты же знаешь, что я не люблю такие места, и не умею нормально с людьми общаться.

– В том-то и дело, – подруга щелкает пальцами поближе к микрофону, отчего звук раздается неожиданно громкий, – тебе уже семнадцать, а ты даже с парнем за ручку не держалась. О поцелуях уж и не говорю. Так что давай, кончай ломаться и иди за подарком. Когда-нибудь тебе придется проклюнуться, птенчик!

Я вздыхаю. Розу не переубедить. Она всегда так уверенно говорит, что собеседник понимает: ему не отвертеться.