Текст книги "Война и мир Михаила Тухачевского"

Автор книги: Юлия Кантор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 37 страниц)

Подвигнуть большинство офицеров на защиту Временного правительства было невозможно: эмоциональное впечатление от восьми месяцев травли собственным «начальством » было исключительно сильно. Поэтому, когда Временное правительство пало, очень многие, совершенно не обманываясь относительно дальнейшей своей участи, тем не менее испытали даже некоторое злорадство.

«События застали офицерство врасплох, неорганизованным, растерявшимся, не принявшим никаких мер даже для самосохране 28 ния – и распылили окончательно его силы» .

Массовой поддержки офицерства правительство не получило.

Весьма характерный разговор состоялся 4 ноября по прямому проводу между генералами В. А. Черемисовым и Я. Д. Юзефовичем.

«Пресловутый «комитет спасения революции», – говорил Черемисов, – принадлежит к партии, которая около восьми месяцев правила Россией и травила нас, командный состав, как контрреволюционеров, а теперь поджала хвосты, распустила слюни и требует от нас, чтобы мы спасли их. Картина безусловно возмутительная»29.

Деникин утверждал:

«Позволю себе не согласиться с мнением, что большевизм явился решительной причиной развала армии: он нашел лишь бла годатную почву в систематически разлагаемом и разлагающемся организме»30.

Кроме политических обстоятельств, способствовавших разложению царского офицерства, были обстоятельства «внутрицеховые», порожденные Первой мировой:

«наиболее распространенный тип довоенного офицера – потомственный военный (во многих случаях и потомственный дворянин), носящий погоны с десятилетнего возраста – пришедший в училище из кадетского корпуса и воспитанный в духе безграничной преданности престолу и отечеству, – практически исчез»31.

Кстати, Тухачевский относился именно к этому, «уходящему » типу офицерства – потомственный дворянин, потомственный военный, пришедший в училище из кадетского корпуса. Но «духа безграничной преданности» не имел категорически, с детства.

Социальный состав офицерского корпуса к 1917 году резко изменился. «Качественный уровень» упал: прапорщики запаса и абсолютное большинство офицеров ускоренного производства были по своей сути не военными людьми, а произведенные из унтер–офицеров, имея неплохую практическую подготовку и опыт войны, не обладали ни достаточным образованием, ни офицерской идеологией и понятиями. Но чувство офицерского долга у людей, которые вряд ли могли рассчитывать на офицерское звание в обычных условиях, было даже более обостренным, и нежелание расставаться с погонами дорого обошлось многим после Октябрьского переворота. При этом, как отмечал Н. Н. Головин, «в состав младших офицеров войсковых частей Действующей армии приходил только тот интеллигент, который устоял от искушения «окопаться в тылу»; таким образом, в среде молодых поколений нашей интеллигенции создавался своего рода социальный отбор наиболее патриотично и действенно настроенного элемента, который и собирался в виде младших офицеров Действующей армии.

Но при столь большом количественном росте офицерский корпус не мог не наполниться и массой лиц не просто случайных (таковыми было абсолютное большинство офицеров военного времени), но совершенно чуждых и даже враждебных российской государственности. Если во время беспорядков 1905–1907 годов из 40 тысяч членов офицерского корпуса, спаянного единым воспитанием и идеологией, не нашлось и десятка отщепенцев, примкнувших к бунтовщикам, то в 1917 году среди почти трехсоттысячной офицерской массы оказались, естественно, не только тысячи людей, настроенных весьма нелояльно, но и многие сотни членов революционных партий, ведших соответствующую работу»32.

16 декабря [1917] был опубликован декрет «Об уравнении всех военнослужащих в правах», провозглашавший окончательное устранение от власти офицеров и уничтожение самого офицерского корпуса как такового, а также декрет «О выборном начале и организации власти в армии ». О впечатлении, произведенном этими декретами даже на тех офицеров, которые уже было смирились с новой властью, имеется авторитетное свидетельство наиболее видного из них – М. Д. Бонч–Бруевича:

«Человеку, одолевшему хотя бы азы военной науки, казалось ясным, что армия не может существовать без авторитетных командиров, пользующихся нужной властью и несменяемых снизу… генералы и офицеры, да и сам я, несмотря на свой сознательный и добровольный переход на сторону большевиков, были совершенно подавлены…

Не проходило и дня без неизбежных эксцессов. Заслуженные кровью погоны, с которыми не хотели расстаться иные боевые офицеры, не раз являлись поводом для солдатских самосудов»33.

На это время приходится и наибольшее число самоубийств офицеров (только зарегистрированных случаев после февраля было более 800), не сумевших пережить краха идеалов и крушения русской армии.

«Михаил Николаевич уехал на фронт и снова вернулся приблизительно в декабре. Была зима, лежал снег. Мы остались в тот год на зиму в деревне. Крестьяне с. Вражского на сходе постановили выдать нам хозяйство из имения нашего дяди, в память нашего отца и бабушки, как они добавили, – вспоминала Елизавета Тухачевская.

– Мы занимались хозяйством. Еще по привычке отапливали весь дом, что требовало много дров. Приходилось ежедневно ездить в лес за дровами. Миша ездил с нами всякий раз, спиливал деревья, распиливал их и колол. Всю тяжелую работу он брал на себя, нам же, девочкам, оставлял все, что полегче. В этот приезд он ежедневно занимался с нами, и весь месяц, который он прожил тогда во Вражском, прошел незаметно и весело, и помню, как нас огорчило его решение снова уехать. Предполагаю, что он уехал в начале января»34.

«В начале 1918 года я прибыл в Москву и по рекомендации партийных товарищей начал сотрудничать в Военном Отделе ВЦИК у тов. Енукидзе»35, – писал Тухачевский в «Записке о жизни». Авель Енукидзе – председатель Военного отдела ВЦИК – стал первым большевистским начальником Михаила Тухачевского. В функции отдела входили подготовка законодательных актов по вопросам военного строительства и общее руководство военной деятельностью Советов.

28 января 1918 года был издан декрет о создании Красной армии, 30 января – «О социалистическом Рабоче–Крестьянском Красном Флоте», 8 апреля – «О волостных, уездных, губернских и окружных комиссариатах по военным делам». 22 апреля ВЦИК принял декрет «Об обязательном обучении военному искусству», согласно которому было введено всеобщее военное обучение. Одновременно большевики, осознавшие бесперспективность института выборности командиров, отменили предписывавший его закон. У Тухачевского – море ответственной, вдохновлявшей работы. И снова отсутствие времени – да и желания – анализировать.

К моменту подписания Брестского мира Красная армия состояла из разрозненных отрядов и частей, которыми управляли различные «советы», чрезвычайные «штабы», комитеты и избранные красноармейцами командиры. Единого органа управления и формирования Красной армии, руководства ее боевыми действиями, обороной страны не существовало. Большевистская коллегия Наркомвоена, в составе которой еще не было военных специалистов, с ролью такого органа не справилась. Первоочередной проблемой стала организация централизованного военного управления. 4 марта 1918 года постановлением Совнаркома за подписью Ленина был учрежден Высший Военный совет (ВВС) с подчинением ему всех центральных органов военного ведомства. Упразднялась должность Главковерха (Верховного главнокомандующего), распускался Комитет революционной обороны, расформировались Всероссийская коллегия по организации и управлению РККА, революционный полевой суд при Ставке. В отличие от Наркомвоена, ВВС составлялся не только из видных военных работников партии, но в большинстве своем из военных специалистов. ВВС поручалось руководство строительством армии и флота на основе военной науки и руководство их боевой деятельностью. В Высший Военный Совет вошли 86 бывших царских офицеров – там было 10 генералов, 26 штаб–офицеров, 22 капитана и 30 младших офицеров 36. Потому отрицать их роль бессмысленно. И упрощать – тоже.

Пост Наркомвоена занял Л. Д. Троцкий, разделявший позицию Ленина о привлечении военспецов к строительству армии. Именно Троцким написано первое обращение к офицером русской армии с призывом принять участие в защите независимости Родины, а также постановление ВВС и Наркомвоена о широком привлечении в армию бывших офицеров и генералов под контролем военных комиссаров 37.

Хотя в первые месяцы после Октябрьского переворота систематического привлечения офицеров большевиками не велось, некоторые из них сами предлагали свои услуги.

Для настроения этой части офицерства характерна такая, например, телеграмма капитана Ф. Л. Григорьева:

«В случае потребности в офицерах Генерального штаба для будущей постоянной армии, предназначенной для борьбы с внешним врагом, прошу о зачислении меня на какую–либо должность Генерального штаба»38.

Обычно подчеркивалось, что имеется в виду именно борьба против внешнего врага, а не борьба с врагами большевиков внутри страны. Это вынужденное лицемерие – следствие внутреннего компромисса, на который шло офицерство, не желавшее оставаться сторонними наблюдателями происходившего. Записавшись в армию, невозможно было бы выбирать – каким приказам подчиняться, каким – нет. И это являлось для офицеров, разумеется, правилом непреложным. Записываясь в Генеральный штаб или на какие–то другие армейские должности, они автоматически шли на службу новому режиму.

Главную роль в привлечении офицеров на службу большевикам играла группа генералов во главе с М. Д. БончБруевичем.

Как писал сам Бонч–Бруевич, «завеса» – охрана внешних границ – «являлась в то время едва ли не единственной организацией, приемлемой для многих генералов и офицеров царской армии, избегавших участия в Гражданской войне, но охотно идущих в «завесу», работа в которой была как бы продолжением старой военной службы»39.

За добровольческий период формирования Красной армии (с января по май 1918 года) в нее вступило 8 000 бывших офицеров (к середине июня – около 9 000)40. Высшие командные должности в войсках также главным образом занимали офицеры. В период существования «завесы» – в первой половине 1918 года – все командные и штабные должности ее участков и отрядов (и развернутых позже на их основе дивизий) были заняты исключительно офицерами41.

Однако и первый этап привлечения военных специалистов на службу в Красную армию трудно назвать безболезненным даже для тех, кто пришел в РККА настроенным непредвзято.

Характерно в этом отношении по–большевистски прямолинейное предупреждение (в печати) председателя Петросовета Г. Е. Зиновьева о том, что Советская власть берет бывших офицеров на роль «денщиков» и выбросит их как «выжатый лимон» после использования. (Зиновьев не солгал – в начале 1930–х годов сотни военспецов стали жертвами организованного НКВД планомерного истребления, вошедшего в историографию как дело «Весна».) В это время Тухачевский уже работал в военном отделе ВЦИК. Ленин, по свидетельству С. И. Аралова, в разговоре именно о Тухачевском заметил:

«…военные специалисты – это интеллигенция, вышедшая преимущественно из буржуазной и мелкобуржуазной среды… Они не белогвардейцы от рождения, особенно пехотинцы, армейцы»42.

Тухачевский активно брался за организационную работу по созданию армии нового типа, армии, призванной защищать новое государство, разрушая государство старое.

Это был скорее вопрос менталитета, чем военного дела.

Приходилось создавать армию для гражданской войны, обучая ее в боях с гражданами собственного государства.

Для этого требовалась «политическая воля» и – сила усмирения.

Енукидзе, как и старый друг Тухачевского Н. Н. Кулябко, дал ему рекомендацию для вступления в РКП(б)43. 5 апреля 1918 года Тухачевский стал членом РКП (б). Этот поступок должен был определить его личную судьбу. А вот то, что он стал одним из инициаторов создания института комиссарства, определило на многие годы вперед судьбу армии.

Свидетельством «соучастия» служит «Проект организации курсов военных комиссаров», разработанный Тухачевским в июне 1918 года. В нем предлагалось, исходя из ленинских положений, организовать курсы для обучения военных комиссаров.

«Окончив такие курсы, – писал Тухачевский, – военные комиссары будут вполне разбираться в обстановке, в требованиях военного искусства, а получив известный опыт на практике, легко сделаются самостоятельными революционными командирами»44.

Тухачевский подчеркивал важность обучения военных комиссаров военным наукам в широком масштабе, «хотя бы и поверхностно». Особое внимание обращалось при этом на повышение уровня агитационно–пропагандистской работы в войсках путем проведения лекций, сообщений, собеседований «на разные темы по вопросам социализма и текущего момента»45. Идеи Тухачевского были использованы при разработке программы для Центральных курсов военных комиссаров. Он действительно увлеченно работал. Именно большевики дали ему свободу действий.

Они способствовали его карьерному и профессиональному росту. И самолюбие подпитывалось успешностью, успешность укрепляла преданность.

«Уже весной, в апреле, когда разлилась вода, однажды вечером он пришел пешком весь мокрый, оживленный и радостный, – вспо минала Елизавета Тухачевская. – Он рассказал, что ямщик согласился его везти только потому, что давно знал нашу семью и не захотел ему отказывать, так как помнил его еще маленьким. Но довез его только до дер. Варварки, через которую протекала речка. Мост был неисправен, и ямщик дальше не поехал. Когда они подъехали к речке, лед уже тронулся, но, как Михаил Николаевич рассказал, возможно, чтобы не беспокоить мать, что льдины двигались очень медленно.

Ему не хотелось возвращаться обратно, не повидавшись, и он начал перебираться через речку, прыгая с льдины на льдину, а остальные 8 км от этой деревни до нас прошел пешком разлившимися полями.

Он был совершенно мокрый. В этот приезд Михаил Николаевич был очень оживленным, довольным и в отличном настроении. Предстоящая работа видимо увлекала его. Он верил в успех того дела, за которое взялся… Он рассказал нам, что вступил в коммунистическую партию и едет уполномоченным по организации Красной Армии. На сомнения матери, откуда же взяться армии, если ее больше не существует, он долго разъяснял, что он не один, что есть множество людей, которые стремятся к этому и бесспорно армия будет создана.

Пробыв у нас один день, он уехал, и месяца два мы о нем ничего не знали. Он не писал. Мать очень беспокоилась»46.

8 мая ЦК партии принял постановление, обязывающее коммунистов пройти курс обучения военному делу. Все эти меры подготовили переход к всеобщей воинской повинности, которая и была введена несколько позже. Наркомвоен в недельный срок должен был разработать план мобилизации в Донской и Кубанской областях, как подверженных наибольшей угрозе, и в Москве и Петрограде – главных промышленных центрах. Тухачевского командировали на Дон, в район предстоящей мобилизации47.

«Работая в Военном Отделе, инспектировал формирование Красной Армии в губерниях: Рязанской, Тамбовской и Воронежской, а также в Области Войска Донского, где участвовал в стычках с белогвардейскими казачьими войсками»48.

Обследовав по заданию военного отдела ВЦИК ход организации Красной Армии эти регионы, Тухачевский в докладе 18 мая 1918 года сообщил об огромных трудностях:

«В Рязанской губернии возникший во время февральского выступления германской армии военно–революционный комитет объ явил военный комиссариат своим отделом, не подчинился решению губернского Совета о своем роспуске, опираясь на вооруженную силу, поставил себя вне контроля и, по существу, подавил деятельность военкомата… Тамбовский губернский военкомат хотя и был создан, но не все отделы были сформированы… Воронежский губвоенкомат организуется, но в нем нет вдохновляющегося руководителя, ощущается крайняя нужда в деньгах и технических средствах»49.

В докладе об итогах работы Тухачевский также отмечал:

формирование армии путем вербовки не позволяет развернуть массовые вооруженные силы. (Возможно, его идеи сыграли не последнюю роль в подготовке и издании постановления ВЦИК от 29 мая 1918 года о переходе к всеобщей мобилизации рабочих и крестьянской бедноты в Красную армию.) Тухачевский, признавая необходимость призыва в армию офицеров старой армии, предложил развернуть сеть военных училищ, «чтобы уже к осени иметь своих социалистических командиров»50.

Одновременно предлагалось обучать командные кадры «путем чтения военных сочинений, чтения докладов на военные темы, решения тактических задач и ведения военной игры». В целях распространения военных знаний рекомендовалось «организовать ряд общедоступных лекций о тактике, стратегии и военной истории для пролетариата »51. Это предложение соответствовало требованию декрета ВЦИК «Об обязательном обучении военному искусству».

Работа Тухачевского в Военном отделе была замечена.

21 мая 1918 года Енукидзе рекомендовал его на должность губернского военного комиссара.

«Настоящим военный отдел рекомендует предъявителя сего тов.

Тухачевского на должность комиссара, как одного из опытных сотрудников отдела. Тов. Тухачевским были обследованы: Рязанская, Тамбовская, Воронежская губернии и область Войска Донского в организации Красной армии, о чем им был представлен обстоятельный доклад, где им сделана масса ценных указаний. Тов. Тухачевский, по мнению отдела, вполне может справиться с обязанностью губернского комиссара»52.

«Удостоверение № 2018 от 18.06.18 Военный отдел ЦИК удостоверяет, что предъявитель сего тов.

Тухачевский работал в отделе, на него было возложено несколько серьезных поручений, которые он выполнил с полным знанием дела и всегда добросовестно и аккуратно. В его лице мы можем иметь знающего и дельного работника. Председатель Военного отдела ВЦИКА. Енукидзе»53.

Кроме Енукидзе, еще один человек сыграл ключевую роль в начальной военной карьере Тухачевского – председатель Всероссийского бюро военных комиссаров (Всебюровоенком) К. К. Юренев. В те месяцы он являлся членом коллегии Наркомвоена, членом коллегии по формированию Красной армии и председателем Всероссийского бюро военных комиссаров. По его предложению народный комиссар по военным и морским делам Л. Д. Троцкий 27 мая назначил Тухачевского военным комиссаром штаба Московского района54. Именно Юреневу подчинялся Тухачевский как военный комиссар Московского района.

Он активно теоретизировал на тему строительства Красной армии:

«В условиях нашей бедноты и разрухи наиболее желательным является способ казарменной подготовки.

Казарма теперь перестала быть страшным словом. Став на службу советским интересам, она потеряла все свои «скалозубовские» свойства.

Вместо палочной лаборатории превращения рабочего и крестьянина в забитого защитника прав и богатств помещика и капиталиста, казарма сделалась школой революции, школой защиты ее, она сделалась трудовой школой коммунизма… В старой армии и гарнизонная служба считалась лучшим средством для развития в солдате чувства долга, находчивости, решительности и дисциплины. При правильной постановке дела это и в Красной армии будет играть столь же выдающуюся роль… Надо только ставить военно–воспитательные задачи, пояснять причины голода и холода, и гарнизонная служба будет вести Красную армию не к разложению, а к укреплению»55.

И подробно останавливался на роли военных комиссаров в выполнении военно–воспитательных задач, отвергая двуначалие в армии и деление ее руководства на политиче ское и сугубо военное, настаивая при этом на сосредоточении обоих этих функций в одном лице:

«Органом, осуществляющим боевую подготовку Красной армии в полном ее объеме, должен быть красный командир, единоличной и всецело ответственный за подготовку своей части в общем духе подготовки и воспитания Красной Армии. Только таким образом можно добиться полной спайки командира с политическими задачами Рабоче–Крестьянской Красной Армии и с всесторонней военнотехнической подготовкой навыков для движения войск на вероятную смерть во имя идей социалистической революции… Мы прекрасно знаем, что одна техническая подготовка войск не может обеспечить победы. Решающим элементом является дух войск… Институт военных комиссаров, очень многочисленный и до сих пор в полном объеме проводивший эту духовную политическую подготовку войск, конечно, должен занять в командном вопросе первенствующую роль… Итак, орган, осуществляющий подготовку Красной Армии, есть красный командный состав, в который и должен влиться и комиссарский состав»56.

Как видно, Тухачевский без труда и очень органично вписался в систему идеологической риторики большевиков.

Вчерашний поручик–семеновец и нынешний комиссарбольшевик Тухачевский прощался с бывшими «своими », чтобы отныне раз и навсегда стать своим у будущих хозяев страны.

«Тухачевский завтракал у нас, во флигеле Семеновского полка…

– вспоминала эта женщина (г–жа Бржозовская, жена командира полка. – Ю. К.) много лет спустя, находясь в эмиграции. – Тухачевский произвел на меня самое отрадное и неизгладимое впечатление.

Красивые лучистые глаза, чарующая улыбка, большая скромность и сдержанность. За завтраком муж шутил и пил за здоровье «Наполеона», на что Тухачевский только улыбался. Сам он мало пил. После завтрака мой муж, я и еще несколько наших офицеров уехали провожать его на вокзал, так как он уезжал в Москву.

… мне почему–то казалось, что он способен стать «Героем». Во всяком случае, он был выше толпы. Я редко ошибаюсь в людях, и мне было особенно тяжело, когда впоследствии я узнала, что он будто бы вполне искренне стал большевиком. (…) Я сказала ему, когда мы расставались: «Прощайте! Благословляю Вас на Великие Дела!»

…Он поцеловал мне руку, посмотрел на меня искренним серьезным взглядом и сказал: «Постараюсь»»57. Он сдержал обещание.

«…В июне 1918 года неожиданно к нам приехал военный, назвавший себя адъютантом Михаила Николаевича, – писала Елизавета Тухачевская. – Этот адъютант… рассказал нам, что Михаил Николаевич командует 1 Красной Армией. Он привез нам письмо и по–моему немного денег. После этого Михаил Николаевич больше не исчезал и всегда или писал, или давал о себе знать каким–нибудь другим способом. Помню, что вскоре мать ездила к нему в Инзу»58.

То было начало большого пути. Гражданская война открыла Тухачевскому путь в «новый мир».