Текст книги "Осиновая корона (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 63 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

ГЛАВА VII

Альсунг, наместничество Ти'арг. Академия

Наместнику Велдакиру редко удавалось понаблюдать за змеями. Его внимания постоянно требовали то одни, то другие неотложные вопросы – в том числе сейчас, когда Ти'арг на несколько лет вздохнул свободно в Великой войне.

Признаться, у наместника вообще почти не было времени на что-либо, кроме решения сотен и тысяч проблем – с тех самых пор, как он проделал путь от деревянного стула и лекарской сумки, звякающей флакончиками и баночками при ходьбе, до синей мантии наместника и обитых шёлком стен личной резиденции в Академии-столице. Неурядицы разрастались, как опухоль в теле больного; то один, то другой вопрос начинал кровоточить – и накладывать повязку всякий раз нужно было немедленно.

К примеру, это лето выдалось засушливым, а в южных землях, между тем, уже вовсю идёт сбор урожая. Значит, неизбежен зимний голод, и надо бы заранее подумать, как успокоить крестьян.

Король Инген, молодой и взбалмошный, с явными (на опытный взгляд Велдакира) отклонениями в умственном развитии, всё-таки взял Циллен. Этого следовало ожидать. Значит, не позднее чем следующей весной (поскольку осенью Инген, скорее всего, вплотную займётся укреплением власти в бывшем Феорне и расправами над непокорной феорнской знатью) следует ждать новых атак дорелийцев. Войска и безопасность границ – вот что тревожило Велдакира днём и ночью. Ведь его величеству Хавальду, Двуру Двуров, никак не объяснить, что ти'аргские рыцари привыкли к другим доспехам, оружию, к другим правилам и способам вести бой, нежели дружинники-северяне…

Профессора Академии написали ещё одно письмо протеста – длинный свиток с помпезными завитушками и дюжиной подписей; секретарь наместника, кажется, подустал, пока разворачивал и зачитывал его вслух. Профессоров не устраивает, что власть стала так сильно вмешиваться во внутренние порядки Академии. Талантливых студентов и молодых учёных всё чаще отзывают из уютной книжной обители в Ледяной Чертог – на службу королевскому двору. Профессорам-химикам настоятельно советуют заниматься разработкой новых ядов, а не невинными опытами. От физиков-механиков требуют чертежи осадных машин.

«Знание в Обетованном всегда было и должно остаться независимым, – возмущались профессора. – Мы присягнули на верность Хавальду Альсунгскому, но наши умы и души принадлежат не ему»… Наместник разумно решил повременить как с ответом, так и с тем, чтобы везти свиток королю. Велдакир сам вышел из Академии и отлично понимал чувства профессоров; жаль только, что профессора не понимают, как безвозвратно изменились времена. Наместник считал, что жить в мире с властью куда вернее и безопаснее, чем плеваться в неё высокопарными протестами. И уж тем более – чем разжигать костёр бунта, в котором сам же потом сгоришь… Правильно использовать то, что имеешь, а не гнаться за несбыточным. Никто же не станет уверять человека с отрезанной ногой, что завтра он сможет бегать наперегонки и плясать в трактире? Наместник назначил личную аудиенцию Ректору Академии и этим пока ограничился.

Утром наместник пришёл в свою личную лабораторию, где за стенками стеклянных ящиков ползали его тонкие любимицы. Их серые, бурые, золотистые, песочно-зелёные тела в мелких чешуйках гибко извивались при свете масляных ламп – словно ленточки, что ти'аргские девушки-крестьянки вплетают в причёски по праздникам. Время от времени какая-нибудь из змеек выпускала тёмный раздвоенный язычок, нащупывая в воздухе новые запахи. Любимица наместника – длинная, медлительная особа цвета бирюзы, родом с островов Минши – наелась и дремала, свернувшись кольцами. Наместник лично покормил её мясной кашицей.

Змеи завораживают его, как и раньше. Так же, как завораживали в студенческие годы – и потом, когда он всё же стал врачом, а не зоологом. Любовь к загадочной красоте этих созданий не прошла и после, когда трудолюбие и меткий глаз привели Велдакира к месту придворного лекаря. Наоборот, он начал собирать змей с ещё большей увлечённостью, хоть и скрывая, по возможности, свою страсть… Хотя, по сути дела, чего тут стыдиться? Змеи – крайне полезные существа, если знать, как иметь с ними дело. Древние спутники врачевателей.

Наместник Велдакир прижался лбом к холодному стеклу, прислушиваясь к тихому шуршанию «ленточек». Он впервые за долгое время остался в одиночестве – и наконец признался себе, что превращение совершилось.

Наконец-то он был наместником в полном смысле. Бесполезные страхи и угрызения совести оставили его. Он знал, что нужно сделать, и был готов сделать это – спокойно, без шума и суеты.

Наместник Велдакир, однако, покривил бы душой, если бы сказал, что не понял, как совершилось это превращение. Он понял – и, более того, спланировал его. Долгие годы он терпеливо ждал, всегда (будто благодаря заклятиям) оказываясь в нужно месте, в нужное время, рядом с нужными людьми. Сначала наместник лишь лечил раненых альсунгцев и помогал на полях сражений; до него северяне не знали такого целительства. Любой павший в бою был для них законной добычей богов – а точнее, зловещего бога войны без лица и имени. Помощь Велдакира в первые годы войны была неоценима. После в палатках его заменили молодые ученики, а сам наместник остался при командующем Дорвиге, сыне Кульда – том самом, что ослеп в битве на равнине Ра'илг. Старик очень хотел, чтобы Велдакир остался его личным лекарем. Он нуждался в его помощи, но ещё больше (на самом деле) – в дружбе образованного ти'аргца, в вечерних беседах с ним, в негромких, взвешенных советах. Сам Велдакир в итоге привязался к Дорвигу, и вот это уж точно произошло неожиданно…

Но на Дорвиге он не мог остановиться. В помощи и негромких взвешенных советах нуждался не только суровый бородатый старик. Альсунг оказался отнюдь не просто краем северных варваров, каким Велдакир с детства (и особенно – с Академии) привык его считать. Там были люди гораздо тоньше и умнее Дорвига. Были люди с более серьёзными и необычными недугами, чем слепота. Были люди, которым могли пригодиться его знания – а среди таковых немало нашлось и тех, кто мог пригодиться ему в ответ. Велдакир не считал это чем-то безнравственным. Он оставался врачом и просто делал свою работу – так, как когда-то учил его профессор Орто, величайший, должно быть, знаток анатомии в Обетованном. Да, он лечил знатных двуров – в том числе тех, кому достались земли и замки в Ти'арге… Но Ти'арг был уже захвачен, и только чудо (а точнее – разгром королевы Хелт под Энтором, где магия хлестала буквально из-под земли, и последовавший за этим дерзкий переворот Дорвига) сделало его, в общем и целом, независимым наместничеством. И Велдакир был, пожалуй, одним из первых ти'аргцев, кто искренне принял это положение.

Главное – чтобы люди были живы. Поэтому бунт против Альсунга для наместника (даже до этого удобного места) был чем-то вроде болотной лихорадки, оспы и легендарной Чёрной Немочи сразу. Это ведь так просто; и теперь наместник Велдакир от всей души недоумевал: почему столько лордов и двуров, воинов Альсунга и рыцарей, столько чиновников Академии-столицы считает его беспринципным интриганом?… Он всё и всегда делал для блага людей. Он уже не раз спасал Ти'арг от гнева короля Хавальда (который вообще-то скор на расправу – и в Ледяном Чертоге об этом осведомлены…).

Ти'аргцы могли бы проявлять больше благодарности. Могли бы охотнее подчиняться.

Две зеленовато-бурых змейки ползли рядом – казалось, что они делают это наперегонки. Низкая трава, выращенная прямо в ящике, щекотала их чешуйчатые брюшки. Их глаза блестели, но ничего не выражали. Наместнику Велдакиру скорбно подумалось, что в глаза животному смотреть всегда проще, чем человеку.

В другом ящике, по соседству, наместник держал настоящую редкость – золотистое чудо из пустыни за морем. Путешественники утверждают, что южные берега западного материка, знаменитого Лэфлиенна, кончаются скалами и утёсами, за которыми прячется безжизненная пустыня. Туда невозможно подплыть на корабле: берег слишком обрывист, и к тому же местные воды славятся штормами и рифами. Скалы, говорят, выглядят странно, ненормально… резкими – будто кто-то отрезал кусок земли огромным ножом, а потом невесть куда его спрятал. Причём недавно.

Наместник Велдакир сам не знал, верить ли в это. Западный материк мало интересовал его: он так далеко, а его чудища и красоты так мало касаются насущных вопросов Ти'арга или Альсунга. Однако эту змейку у одного из торговцев Академии он всё-таки приобрёл. Не сдержался – так она была хороша. По словам торговца – из северной части пустыни, оттуда, где решимость любопытствующих из Обетованного ещё не заканчивалась.

Змейка двигалась юрко, точно маленькая молния или косичка из золотых нитей. Причудливый рисунок её чешуи напоминал именно косичку. Она была тонкой, едва ли с мизинец, обманчиво хрупкой и чувствовала себя сносно только на подогретом песке, при минимуме воды. Наместнику Велдакиру нравилось смотреть, какими рваными и в то же время плавными рывками она перемещается: не извивается и не ползёт кольчато, по прямой, как многие змеи, а друг за другом делает два изгиба и в итоге почти катится по песку, еле касаясь его. Убийственно сложная жизнь, если задуматься: ползать по чему-то раскалённому, причиняющему непрерывную боль – и в то же время не уметь с ним расстаться…

В этот раз наместник Велдакир долго простоял перед ящиком с песчано-золотистой красавицей. Торговец называл её незамысловато: Убийцей.

Почему? Ну, хотя бы потому, что её яд действовал ещё вернее яда феорнской чёрной гадюки. Пары капель хватило бы, чтобы за час или меньше остановить сердце взрослого мужчины. Дозы Велдакир проверял на крысах и бродячих собаках, которых бедняки Академии по давнему соглашению доставляли ему для опытов.

Впрочем, наместник считал, что такое грубое имя совершенно не подходит изящному созданию. Змейку хотелось сравнить с чистым золотом, с кусочком солнца – вовсе не с палачом.

Истинные палачи есть лишь среди людей. Наместник знал это, как никто другой. Отвернувшись от ящика с песком, он поморщился от боли в правом боку. Там, в печени (он давно это вычислил) зреет опухоль, которая лет через пять-шесть (а если не повезёт – и раньше) заберёт его из мира живых…

Но время ещё есть.

Не без сожаления наместник Велдакир толкнул низкую дверцу, запер её на ключ и покинул лабораторию. Ему совсем не хотелось расставаться со змеями – но в приёмной ждала не менее важная встреча.

* * *

Резиденция наместника Велдакира была небольшим и тёплым, уютным зданием из светло-серого камня – почти белого, каr многие важные строения Академии. Всего-то три этажа: наместник был поборником простоты; да и к чему роскошь в его едва ли не ремесленной работе?… Ведь он не король, чья кровь освящена богами (или Прародителем, или просто веками традиции – это уж кому как угодно). Пышные приёмы и увеселения пусть остаются на долю людей вроде Ингена Дорелийского, или его величества Хавальда, или лордов, которые тоже имеют на них куда больше прав.

Взойдя на непростой пост, наместник первым делом пригласил хорошего архитектора из Кезорре и нанял команду каменщиков, чтобы те соорудили нечто маленькое и уютное, пригодное для тихого житья и трудов. Он согласился вселиться в бывший дворец короля Тоальва, но лишь на время строительных работ. Теперь в великолепном дворце расположилось новое здание королевского суда, а ещё – казармы городской стражи. Наместнику же досталось три тесноватых этажа, просторный подвал для лабораторий и архивов, отсек для прислуги и два крыла – жилое и служебное. Ничего лишнего, и повсюду – аптекарская чистота.

Стены, по распоряжению наместника, через каждые несколько шагов украсили бело-голубыми знамёнами. На высоких, расшитых серебром полотнищах зловещего вида дракон с кожистыми крыльями восседал на стопке книг; гербу королевства Велдакир никогда не симпатизировал (слишком уж помпезно и угрожающе, по его мнению). Но воля Хавальда есть воля Хавальда. Пусть властители забавляются взаимными устрашениями да громкими образами: дракон Альсунга, золотой лев Дорелии, солнце Минши… Велдакир – только наместник властителя, поэтому он тихо делает свою работу. Тихо и безропотно, будто бы снова с медицинскими инструментами.

И иногда приходится быть не менее аккуратным, чем с ними.

В приёмной всю стену напротив двери занимали две больших карты – всего Альсунга и наместничества Ти'арг отдельно. Тут же стоял шкаф наместника с шеренгами бутылок, флаконов и баночек: коллекция редких лекарств, зелий, мазей со всего Обетованного… И ядов, конечно же. Для них наместник отвёл нижнюю полку – самую неприметную. Пыль здесь дозволялось протирать единственной служанке, благостной, чуть-чуть заторможенной старушонке, которая раньше служила жрицей в местном храме Дарекры, но по нездоровью оставила его. Мазь, которая облегчала боль в её старых костях, Велдакир раз в месяц лично готовил из облепихи и сушёных листьев головастого куста. Старуха готова была молиться на наместника. И неудивительно: она была обязана ему всем…

Наместник Велдакир считал правильным, если люди чувствовали себя обязанными ему – и как врачу, и как ставленнику короля в Ти'арге. Такие узы связывают крепче любых других. Узы благодарности, а не бездумного страха.

В приёмной его дожидался ещё один благодарный. Когда наместник вошёл, с кресла неуклюже вскочил небритый, бледный человек неопределённого возраста. Скорее он был молод, чем стар – но безобразно худ и покрыт многодневной щетиной. Поднимаясь, посетитель чуть не смахнул со стола вазу с ветками сирени (летом наместник любил держать у себя свежие цветы и травы – они создавали здоровый воздух, отлично настраивавший на работу). Человек ойкнул и забормотал извинения, расправляя сирень. У него были длинные, по-паучьи костлявые пальцы; ошмётки грязи въелись в сапоги и холщовую ткань штанов. Наместник привык даже к зрелищу обнажённых внутренностей – но всё равно брезгливо вздрогнул. Он очень ценил чистоту.

– Здравствуй, Моун. Хорошо, что ты приехал так быстро. Есть хорошие новости?

Они оба знали, что на самом деле означает этот вопрос. Наместник задал его нарочито скучающим тоном – будто бы между дел; но он уже успел заметить, как бесцветные глазки Моуна удовлетворённо сузились. Этого, в общем-то, было уже достаточно: наместник мысленно вычеркнул один пункт из длинного списка бедствий Ти'арга. Всё получилось. Облегчение и радость охватили наместника приятным жаром – даже боль в печени притихла, будто намекая на утраченную молодость, на пружинистую походку и крепкий сон…

Однако требовалось всё-таки провести разговор до конца. Он должен убедиться, что всё прошло как подобает. Операцию следует контролировать до конца – до тех пор, пока не будет отмыт от крови последний ножик.

Моун поклонился; только опытный врач заметил бы некую неправильность в его движениях. Время от времени у грязного парня дёргалось левое плечо, а корпус могло чуть отводить в сторону, когда он отвлекался. Но это было не сравнимо с тем, что наместник Велдакир помнил из детства этого бедняги. Он помнил, каким мать привезла его в Ледяной Чертог, прослышав о знаменитом лекаре. Женщина – дородная, румяная судомойка из замка – выла и захлёбывалась в рыданиях, катаясь в ногах у Велдакира, которого почти мутило от жалости и неловкости. Её сын казался кучкой костей, кое-как пригнанных друг к другу и наспех обтянутых полупрозрачной кожей. У него непрерывно тряслись то голова, то тело. Мычание, заменявшее слова, понимали лишь мать и (наверное, скрепя сердце) отец, тоже слуга. Женщина очень редко убирала тряпицу, которой подтирала чаду подбородок от слюны и соплей… Ни до, ни после Велдакиру не доводилось сталкиваться с таким мерзко-душераздирающим зрелищем – и с таким сложным случаем врождённой болезни. Он взялся за мальчика, хотя рассчитывать на успех было почти бессмысленно, – просто потому, что не мог поступить иначе.

Судомойка из Каннерана, твердыни лордов Каннерти на хрустально-чистом озере Кирло, не надеялась на то, что её сына кто-нибудь научит ходить и говорить. Ей, похоже, давно не приходило в голову, что такое вообще возможно. Она плакала и молила об одном – чтобы мальчик выжил. Чтобы Велдакир позволил ему дотянуть до зрелости. Молила так, будто тот был богом, или бессмертным духом (из тех, что защитили Энтор в злосчастной битве), или, по меньшей мере, волшебником.

Велдакир не был ни тем, ни другим, ни третьим. Но Моун выжил. Больше того – за несколько лет занятий он поставил его на ноги и выправил речь.

Для наместника то была великая победа – более великая, чем когда-либо сможет представить себе его величество Хавальд или альсунгские военачальники. Победа над природой, над судьбой и собой, над всеми существующими законами медицины. Ну а то, что видел в своём исцелении сам неграмотный Моун – не постичь, наверное, никому, кроме него самого…

Главным же было то, что в лице Моуна наместник Велдакир получил замечательную, безотказную марионетку. Очередного благодарного, наверняка самого преданного из всех.

– Господин наместник, – тихо, лишь чуть-чуть заикаясь, выговорил Моун. Он стоял, опираясь о столешницу (на дорогом чёрном дереве останутся жирные пятна), и нервно теребил карман куртки. – Я счастлив Вас видеть. Но новости дурные, – он вздохнул; до Велдакира донёсся запах дешёвой колбасы вперемешку с луком. – Я скакал так быстро, как только мог… Остановился в трактире. Должен был Вас увидеть.

– Ну-ну, Моун, не томи же меня! – поторопил наместник. Его пациент покусывал губы, чтобы не улыбнуться; да и сам Велдакир ощущал глупейший порыв обнять его и пуститься в счастливый пляс. – Что случилось?

– Мой юный лорд, наследник Каннерана, погиб, – Моун в показной скорби склонил голову. – Вы же знаете, господин наместник, я был его личным слугой в последние годы… Это так ужасно. Лорд Риарт был добрым хозяином. Да хранят боги память о нём.

Велдакир выдержал паузу, надеясь правильно подобрать слова – но сердце колотилось, позабыв об осторожности.

Нет-нет, о ней нельзя забывать. Как и о том, что стражник у дверей в приёмную по-прежнему несёт караул…

– В самом деле, ужасно. И как же это произошло? Несчастный случай, надо полагать?

Моун корявым рывком поднял голову. В его лице не было ничего крамольного – сплошная грустная безмятежность. Честное слово, такому бы при дворе жить, а не выносить ночные горшки.

– О нет, господин наместник. Всё, как Вы и предсказывали. Милорд и миледи так сожалеют, что не послушали Ваших предупреждений… Наверное, у лорда Риарта и вправду были враги. Ему перерезали горло во сне.

Велдакир вздрогнул. Из сада в приоткрытое окно влетел толстый шмель и, оглушительно гудя, устроился на ветках сирени. Наместник смотрел на его мохнатое тельце, тщетно стараясь не представлять себе подробности… Как варварски. Он ведь настаивал на удушении подушкой (практично и быстро) или на яде – это вообще был бы наилучший вариант. Впрочем, он сам виноват: зачем оставил Моуну свободу действий?

А может, и хорошо, что оставил. Моун, в конце концов, живёт в Каннеране постоянно и сам должен был понять, что подойдёт лучше всего. К тому же он знает все привычки лорда Риарта – любую мелочь в его распорядке дня.

То есть не знает, а знал, конечно же. Сердце наместника вновь зашлось в болезненной радости. Одной язвой меньше не исстрадавшейся плоти Ти'арга – что может быть чудеснее?…

Никакой молодой бунтарь больше не будет грозить короне Хавальда Альсунгского. Никто не станет нашёптывать друзьям-лордам (о, эти безмозглые повесы, только и умеющие, что тянуть кезоррианские вина да гонять кабанов в отцовских лесах – как же наместник не выносил их…) грешные, недопустимые мечты о возрождении независимого королевства Ти'арг.

И некому больше пророчить трон этого сказочного Ти'арга. Ти'арга, ещё больше недостижимого, выдуманного, нелепого, чем западный материк, куда теперь так рвутся торгаши и мечтатели. Наместник улыбнулся, вспомнив о своей золотой змейке. Вот чей яд был бы идеальным орудием – но Моун посчитал, что такой способ привлечёт слишком много внимания. И верно. Перерезанное горло – такую банальность ведь может сотворить кто угодно. Любой перепивший и подравшийся с Риартом приятель, любая горничная или крестьянка, понёсшая от него бастарда… Правду теперь никогда и никому не выяснить, сколько бы Каннерти ни пытались.

Каннерти. Семья тех, кто, судя по Книге Лордов Ти'арга, сейчас является ближайшими родственниками покойного короля Тоальва Немощного. «Родственники» – крайне размытое, конечно, понятие. Тоальв, всего-навсего, был женат на двоюродной сестре деда Риарта, старого проныры Каннерти; но всех кровных родичей династии альсунгцы благополучно вырезали ещё в первые годы Великой войны. Их обнаружилось тогда не так уж много, этих родичей: король Тоальв был стар и бездетен. Все родственники через брак сумели быстро оценить ситуацию и, разумеется, присягнули новому правителю. Как и все лорды Ти'арга, они принесли клятву верности Ледяному Чертогу.

Как и все лорды Ти'арга, Каннерти лгали. Как и за всеми, за ними нужно было тщательно следить – и наместник никогда не упускал из виду возможные семена предательства… К сожалению, Риарт вырос, начитался книжек о славном прошлом и показал зубы. Такое иногда случается. Наместник Велдакир был горд оттого, что не растерялся. А уж то, что слугой Риарта был не кто иной, как Моун, – и вовсе драгоценный подарок. Более драгоценный и сверкающий, чем все змеи из лаборатории Велдакира и все его серебряные медицинские инструменты.

По крайней мере, тихого, забитого Моуна, что всюду тенью таскался за блестящим юношей, точно никто не заподозрит… Незаменимого Моуна. Самого благодарного, самого наблюдательного человека в Обетованном. Если бы не он, не его сведения, не перехваченные им письма – наместник никогда не узнал бы о заговоре, что назрел в Каннеране. О диком, идиотском заговоре против короля Хавальда – против власти Альсунга, которую не свергнуть вовеки веков, если хоть немного дорожишь жизнью. Против власти, которую сам наместник уже привык считать священной. Он уважал существующий порядок вещей; он был призван охранять его и служить ему. Он не позволит новым смутам разъедать Ти'арг изнутри, не позволит лишить его покоя и благоденствия, добытых с таким трудом.

А Риарт Каннерти – пусть он был добр, молод и бескорыстен, и даже думал, что желает блага своей стране – мог принести Ти'аргу только смуты. Смуты и кровь, которые ни к чему бы не привели, кроме новых ручьёв крови и новых отрубленных голов. Воды озера Кирло затянулись бы алой плёнкой. А среди отрубленных оказалась бы и собственная голова Риарта, и головы его ветрогонов-сторонников, и (между прочим) немолодая уже голова наместника Велдакира. Которому этого совсем не хотелось.

Он не думал, а именно знал, что так будет. Он знал, что Альсунг делает с бунтовщиками. Он жил на севере и проникся его нравами – жестокими и простыми, будто почти круглогодичная зима. Он, к тому же, в своё время насмотрелся на Великую войну – на то, как король Конгвар, а затем королева Хелт, брали Ти'арг. Наместник не спал по ночам от мыслей о том, какие расправы ждали бы Ти'арг от Хавальда, прояви эти несчастные земли ещё хоть малейшую непокорность.

Наместник вырос в Ти'арге. Он оберегал и любил его – его горы, тёмные леса и крошечные городки, травянистые пустоши его севера, и шумную гавань Хаэдрана, и Академию, славнее которой нет в мире, и строгий чеканный язык. Может быть, по-своему Ти'арг любил и Риарт Каннерти – но не понимал его и не жалел. Он был жестоким, самовлюблённым мальчишкой, напрочь лишённым мудрости и чувства такта. Он мечтал о короне независимого Ти'арга, писал нескладные стишки о свободе (их наместнику тоже украдкой привозил Моун) – и совершенно не понимал, какой ценой всё это могло оплатиться.

Ценой тысяч и тысяч жизней. Даже гномы под Старыми горами, наверное, содрогнулись бы от поступи войска, которое король Хавальд бросил бы на бунтовщиков… О нет, не бывать такому. Только не тогда, когда Ти'арг вверен попечению наместника Велдакира. Только не под его ответственностью.

Наместник был обычным лекарем, а не убийцей. Заросший щетиной убийца стоял перед ним, рядом с букетом сирени, и преданно, с немым вопросом заглядывал в глаза. Моун снова слегка скособочился – значит, до сих пор волнуется. Наместник вздохнул.

– Что ж, мне искренне жаль, Моун. Передай, пожалуйста, мои соболезнования милорду и миледи Каннерти. Не понимаю, как могла приключиться такая несправедливость в их чудном замке…

Моун кивнул. Шмель вылетел в окно, и наместник задумчиво проводил его взглядом.

– А что Вы теперь будете делать, господин наместник? Займётесь друзьями лорда Риарта? Я имею в виду… – Моун прочистил горло, и тонкий цветочный запах опять заглушила вонь колбасы с луком, – …приставите к ним охрану? К молодым Нивгорту Элготи, Талмару Лейну…

– О, само собой, Моун! – уверенно подтвердил наместник – достаточно громко, чтобы безучастный стражник за дверями расслышал. – Конечно. К ним – и, в первую очередь, к его невесте, леди Уне Тоури. Жаль будет, если злоумышленники подберутся к этой юной красавице. Надеюсь, водная Льер этого не допустит… Ты же говорил, что в последние годы твои господа особенно близко сошлись именно с Тоури, не так ли? Обручение, переписка, поездки в гости… Тоури из Кинбралана, боюсь, сейчас грозит наибольшая опасность. Бедняжка Уна: ужасная участь для девушки – овдоветь, ещё не сделавшись женой. Ты не находишь?

Моун ухмыльнулся, облизал губы – и на миг наместнику померещилось, что кончик языка у слуги раздвоен.