Текст книги "Осиновая корона (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 63 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

И странно. Стоило ли ради этого плыть в Ти'арг, а потом ещё и устремляться в его северное захолустье? Неужели на родине купца так преследовали неудачи, что он решил: попытать счастья чем дальше, тем лучше?

Миншийский купец… Воображение в несколько штрихов нарисовало Уне полного, с круглым брюхом-тараном, мужчину средних лет – гладко выбритого, ярко наряженного, с перстнями, впивающимися в пухлые пальцы. Именно так выглядело большинство купцов из Минши, приезжавших в Академию или на ярмарку в Меертоне. Ходили они важно и медленно, а говорили приглушёнными голосами – или не говорили совсем, кивками и жестами отдавая приказы подозрительно покорным слугам. Этих слуг Уну всегда тянуло назвать рабами, и мать одёргивала её, напоминая о великом Восстании, после которого рабство там было запрещено…

Но маленькие декоративные плётки и тросточки с набалдашниками, которые купцы часто носили с собой, всё равно не казались ей действительно декоративными.

Кем бы ни был этот миншиец, он явно опоздал со своими товарами… Месяца на полтора – точно, с горечью подумалось Уне. Может быть, отцу (лорду Дарету – нет, не смей, говорят тебе!..) и пригодились бы редкие миншийские снадобья – а теперь, когда болезнь догрызла его, а дядю Горо убили, в Кинбралане они ни к чему. Даже раны Эвиарта давно затянулись.

Хотя – старый привратник с его поясницей, конюх, хворая кухарка – мать Бри… Уна размышляла, удастся ли ей уговорить мать оплатить лекарства для них (а если удастся, то сколько дней – именно дней, не часов – на это придётся потратить), а Гэрхо тем временем прикончил грушу и деловито раскачивался на стуле «миледи». Стул жалобно скрипел.

– Ну, если говорить про товар, то этот Шун-Ди упоминал и духи с мазями, и разные масла из вытяжек… – Гэрхо зевнул – видимо, выказывая отвращение к женским ухищрениям такого рода. – Он отлично говорит по-ти'аргски. И очень… застенчив. Только Савию всё равно раздражает. Зато друг его… – он усмехнулся. – Возле него она вьётся, как муха над вареньем. Сколько бы ни визжала. Ей нравится бояться.

– И он в самом деле… оттуда?

Гэрхо, как бы между прочим, коснулся зеркала на поясе. Оно было больше, чем у Уны, и выглядело более… опасным? Уна не сумела бы объяснить, почему порой ощущает вокруг Гэрхо сгустки давящей Силы, от которой ноют виски, а в животе образуется холодный комок. Его Дар – за всеми шутками и присказками – не слаб, должно быть, и по меркам Отражений. А для такого возраста…

Тут Уна вспомнила, чем мальчику перед ней уже девятнадцать, и ей – в который раз – стало не по себе.

– Лис? Да. Он и вправду оборотень – думаю, первый на нашем материке за много-много лет. А ещё менестрель.

– Менестрель? – Уна нервно хихикнула. Вот бы послушать песни того, кто при луне (или не при луне – кто расскажет теперь, по каким законам живут оборотни? Вдруг сказки тёти Алисии хоть в чём-то, да врали?) превращается в зверя… – Как же это вышло? Он что, давно живёт в Обетованном?

– Не живёт, а наведывается. С тех пор, как упал магический барьер – с первых лет Великой войны, – стоя у окна, Уна вздрогнула – и тут же заметила, что Гэрхо, якобы разглядывающий шпильки и гребни на столике, искоса наблюдает за её реакцией. – Лис говорит, что барьер снял Повелитель Хаоса, которого звали Альен Тоури… И у нас, в Долине, то же самое рассказывают.

Уна скрестила руки на груди и без всякого выражения переспросила:

– Да?

– Да, – Гэрхо опять скривил губы в полуухмылке. – Мамочка часто упоминает его, – «мамочка»?… – Вздыхает, как девочка, и твердит, что «никто из беззеркальных на неё не производил такого впечатления – ни до, ни после», – Гэрхо довольно крякнул, точно кумушка-сплетница из Роуви или Делга. – Она даже делала для него витражи – а это не пустяк, знаешь ли. В Долине за такое в жёны берут… Ну, второй или третьей женой хотя бы.

Уна отчего-то порозовела, потом почувствовала это – и покраснела уже по-настоящему: от досады. У неё не было никакого желания ни думать о чувствах Индрис к лорду Альену, ни разбираться в запутанной системе брака у Отражений. Ни, тем более, представлять себе те годы, которые он провёл в Долине, и тех, с кем он там был близок, а с кем ссорился, а кто, быть может, и завидовал ему…

Уна знала, что именно этим и займётся сегодня перед сном. И заранее себя ненавидела.

– Ещё мамочка обычно прибавляет, что лучшего ученика трудно было найти… Как, мол, повезло с ним мастеру Фаэнто. А мастер Нитлот глядит на неё, как на полоумную. Понимаю. Я бы тоже не хотел такого беззеркального в ученики – даже если стану Мастером. Ученик всё же должен быть попроще учителя, – Гэрхо фыркнул и выждал паузу, но ответа по-прежнему не добился. – Ладно, не хочешь – не говори… Тогда и я не стану распространяться про Лиса. Сама увидишь. Но, поверь, Савии есть от чего потерять голову – хоть она и редкостная курица, прости Хаос.

С этим трудно было не согласиться, но Уна сделала голос до максимального правдоподобия ледяным. Слава Шейизу и Дарекре, скользкая тема прервана. На лбу у неё выступил пот.

Мастер Фаэнто, его учитель и друг. Лорд Ривэн тоже упоминал его.

И его смерть.

– Эта «курица» иногда, между прочим, убирает твою комнату и чистит твои сапоги. Мог бы проявить уважение… И вообще, – она не удержалась от едкости, – с какой бы стати тебе разбираться в таких вещах? Этот Лис настолько очарователен, что околдовал и тебя?

Гэрхо дёрнул плечом – увы, без обиды или смущения.

– Он занятный. Не дурак, знает пару сотен песен… О западе рассказывает так, что заслушаешься. Вдобавок я давно хотел увидеть превращение оборотня, а его можно долго и не просить.

Уна попыталась отогнать навязчивый позыв самой увидеть это – причём как можно скорее. Двое Отражений, она сама, а теперь ещё Лис-оборотень… Не многовато ли магии, Кинбралан, на твои дряхлые стены?

– Так чего они оба хотят? Лис и этот… Шун-Ди?

– А я, собственно, сейчас как раз от Лиса, – Гэрхо потянулся, хрустнув пальцами. – Сказал, что ты вернулась. Они оба приглашают тебя на встречу. Вечером, в осиновой аллее.

Уна приподняла бровь.

– Почему не в замке? Не в большом зале во время обеда?

– Они обедают у себя. Всегда.

– И ставят мне условия?

Гэрхо не ответил, сосредоточенно рассматривая ободки грязи у себя под ногтями. Уна выдохнула сквозь стиснутые зубы. Что ж, если ставят – она уступит. В первый, но единственный раз.

– У них к тебе важное дело, насколько я понял. И ещё… подарок.

– Подарок? – Уна вдруг осознала, что уже несколько секунд теребит цепочку кулона с сапфиром – подарок дяди Горо она теперь не снимала. Что же это за… не сказать – люди, но… гости? И так ли уж неправа была Савия, говоря о толстом богаче Шун-Ди «ненормальный»?…

Он, впрочем, может вовсе не быть толстым. Как и богачом. И с ним необязательно приехала толпа полуслуг-полурабов с мешками настоек и мазей.

– С Шун-Ди больше никого не было, – сказал Гэрхо, будто (только ли будто?) прочитав её мысли. – Один Лис. Ну, и ещё твой подарок, – ухмылка Отражения стала хищной – как у вора-карманника, чьи глаза разбегаются от толстых кошелей на рыночной площади или в таверне. – Мамочка просто в восторге от него. Когда пойдёте на аллею, миледи, не забудьте прикрыть чем-нибудь руки и плечи. Нет, дело не в строгих нравах Минши… – взглянув ей в лицо, Гэрхо прыснул от смеха. – Просто подарок обожает царапаться.

– Спасибо за предупреждение, – спокойно произнесла Уна – так спокойно, что любой из знающих её наверняка бы насторожился. – Но ты пойдёшь туда со мной. И Индрис тоже.

* * *

Купец из Минши оказался совсем не тем, кого Уна успела себе представить, – не надменным круглобрюхим типом, на складчатом лбу которого отпечатались вычисления доходов, расходов и издержек. Шун-Ди (или Шун-Ди-Сан – как уважительно обращались к нему Отражения, смущая Уну, очень отдалённо знакомую с миншийскими обычаями) был молод – ему явно ещё не пошёл четвёртый десяток. А если снять с него тёмную куртку, скрупулёзно застёгнутую на все крючки до единого, и убрать из руки желтоватые чётки, которые купец непрерывно перебирал, он вполне мог бы сойти за ровесника Уны.

Ей впервые представилась возможность полноценного разговора с миншийцем – к тому же отлично знающим ти'аргский и вообще, судя по всему, неплохо образованным. Лорд Заэру тоже был интересен, конечно, но дорелийцы есть дорелийцы… Куда им до бронзовокожих, пропахших корицей и морем островитян, за каждым движением которых открывается пучок смыслов? Уна с трудом сдерживала полудетское любопытство, стараясь не цепляться вниманием за странный выговор Шун-Ди, его чётки, чёрные глаза и аккуратно подстриженную бородку. Миншиец держался очень далеко от Уны – всё время брёл по другой стороне аллеи, будто боялся непочтительно наступить на тень, – и ей приходилось напрягаться, чтобы расслышать тихий, сдержанный рассказ. С другой стороны, Уна не имела ничего против такой уравновешенности, особенно после кривляний Гэрхо.

Даже несмотря на клеймо в виде павлиньего пера, тускло краснеющее на лбу Шун-Ди. Рабское клеймо.

Уна отводила взгляд – не могла ничего с собой поделать. Ей это казалось чем-то вроде телесного изъяна или уродливого родимого пятна. Чем-то, что лучше игнорировать. Так гости Кинбралана старались не упоминать немощь отца… Лорда Дарета.

Индрис, наоборот, то и дело забегала вперёд и беспечно заглядывала в лицо Шун-Ди – сколько бы тот, краснея, ни отводил глаза. Пару раз Уна испытала неуместный порыв сделать наставнице замечание: она и то знала, какой дерзостью считается в Минши зрительное прикосновение к неблизкому человеку. Может быть, большей, чем прикосновение буквальное. Индрис это было, конечно, известно, но она продолжала с улыбкой забрасывать миншийца вопросами о его родном острове (он назывался Маншах – и Уна со стыдом поняла, что не помнит его по книгам и картам), о семье, об аптечных лавках, о садах и полях, на которых выращивают растения для масел…

О целях его приезда. О магии в Минши.

О путешествии на западный материк – подумать только – на полтора года!.. Уну скручивала зависть – и в то же время ей было как-то не по себе. Так вот он, этот момент: перед ней тот, кто «живьём» видел драконов, беседовал с кентаврами, слышал гортанные напевы русалок, под звучание которых, должно быть, мурашки пробирают от пяток и до корней волос… Тот, кто дышал воздухом заветной земли Обетованного, где магия свободна. Почти как герои сказок и легенд.

Так почему же Уна не чувствует ничего особенного? Почему он живёт, как обычный человек – и мнётся, и откровенно опасается волшебного зеркала у неё на поясе, и робеет, как все, перед её знатной кровью?

Шун-Ди смущённо кашлял, от волнения вдруг начинал картавить и искажать ти'аргские слова. Он избегал подробностей о своей удивительной экспедиции – настолько рьяно, что за время их прогулки начало темнеть. Песок и мелкие камешки шуршали под ногами Уны; Синий Зуб в конце аллеи впитывал сумеречную черноту, а мох на его выступах прятался, сливаясь с камнями. Круглые листья осин, как всегда, трепетали, после заката становясь особенно хрупкими – какими-то полупрозрачными. Примерно четверть их уже облетела, да и остальные распрощались с летней свежестью.

Уна смотрела на тонкие стволы, устало слушала Шун-Ди, шикала на Гэрхо, который, не стесняясь, зевал до вывиха челюстей (чинная ходьба быстро надоела ему – ещё бы, ведь издеваться над Уной в её комнате куда увлекательнее) – и осознавала, что обязана задать главный вопрос. Сколько же ещё, во имя старухи Дарекры, её будет мучить миг этого главного вопроса? Почему всегда так не хочется, и горько, и страшно его задавать – но не обойти и не спрятаться, как не переплыть без корабля море?…

С матерью и лордом Ривэном, конечно же, было гораздо хуже. Значит, нет смысла так долго тянуть перед перебирающим чётки миншийцем – что бы ни таилось на самом деле в его голове.

– Если я правильно поняла, одна из женщин-драконов, – Уна нервно улыбнулась. – Точнее, из Эс…

– Эсалтарре, – вежливо, почти шёпотом подсказал Шун-Ди.

– Да, Эсалтарре… Спасибо… Так вот, она… Подарила Вам своё яйцо?

Шун-Ди кивнул. Из-за полумрака Уна не могла угадать выражения его лица – к тому же между ними шла Индрис.

– Подарила и завещала. Только не мне, а Вам. Её имя – Рантаиваль Серебряный Рёв, и она хотела, чтобы её сын достался именно Вам. Мой друг видел Ваш образ в её мыслях.

– Всегда хотела знать, насколько сильны драконы в телепатии, – пробормотала Индрис.

– Очень сильны, – серьёзно ответил Шун-Ди.

– Ваш друг? – переспросила Уна, нащупав наконец главное. Ей казалось, что она снова решает задачки или постигает миншийскую философию под скучающей указкой профессора Белми – либо до рези в глазах, запоем, читает в библиотеке Кинбралана те книги, к которым он и близко её бы не подпустил. – Но где же он сам? Почему не пришёл вместе с Вами и не познакомился со мной?

Шун-Ди внезапно остановился, вздохнул и неохотно спрятал чётки в карман. Щелчком пальцев Индрис зажгла голубоватый магический огонёк, и в слабом свете стало видно, что глаза миншийца погрустнели ещё сильнее.

– Вы правы, миледи. Уже пора… Лис!

Раздался негромкий шорох, мягкое скольжение – и высокая тонкая фигура выступила из-за осин. Уна не сразу поняла, откуда возникло столько режущего, янтарного света. Потом до неё дошло: так сияют глаза.

Глаза оборотня.

– Добрый вечер, – промурлыкал Лис. Голос был глубоким и сладким – как у менестреля, – но с дикими, совершенно чужими нотками, от которых у Уны неприятно сжалось что-то внутри. Кожа Лиса была смуглой, как и у Шун-Ди, по скуластому лицу с острым подбородком бродила странная усмешка. Кончики ушей тоже казались чуть более острыми, чем положено для людей, – но, возможно, всё дело в сумерках.

– Добрый вечер.

Лис шагнул вперёд и, оказавшись рядом с Шун-Ди, по-хозяйски положил длиннопалую руку ему на плечо. Он пришёл босым; заметив голые узкие ступни из-под плаща и штанов, Уна решила было, что ей мерещится. На левом плече Лиса возлежал хвост роскошных, похожих на золотые нити волос (и зачем такие мужчине?…) – в полумраке они тоже светились изнутри. Чувство опасности поднялось в Уне с новой силой, заставив зеркало вжаться в пояс.

Друг Шун-Ди был кем угодно, только не человеком. Это ощущалось мгновенно – словно фальшивая нота в пении или особый запах.

От Лиса пахло диким золотом, музыкой и кровью.

Но дело всё-таки было не в глазах и не в хвосте, навязчиво напоминающем другой хвост… Уна перевела взгляд на правое плечо Лиса – и больно прикусила язык. Там кое-кто сидел.

Серебряная чешуя по всему телу и узкой мордочке. Мирно сложенные кожистые крылья. Изящный выгиб шеи.

И два непостижимых, невероятных драконьих глаза, уставившихся прямо на неё.

Лис ликующе оскалился (назвать это улыбкой точно было нельзя):

– Познакомьтесь, миледи – это Иней. Он рад встрече с Вами… Правда же, Иней?

Маленький дракон запрокинул голову; в горле у него что-то зашипело, булькнуло – и Лиса с Шун-Ди полностью скрыло густое облако пара, расползшееся по аллее горячим серебром.

Уна не помнила, как очутилась в этом облаке, как протянула руку, чтобы коснуться мелкой и нежной, ещё не отвердевшей до конца чешуи…

Но, когда она всё-таки дотронулась до Инея, время исчезло. Память древнего, непонятного существа – матери-драконицы – вратами распахнулась перед ней. И за этими вратами лежало совершенно другое Обетованное.

ГЛАВА XVIII

Ти'арг, Академия

Личная карета наместника Велдакира въехала в город через Ворота Астрономов утром пасмурного дня. Стражники в плащах с гербом Альсунга ударили кулаками в грудь, а со светлокаменных стен Академии протрубили герольды – правда, как-то приглушённо, будто стесняясь. И действительно: к чему превращать в событие традиционный приезд старика, подотчётного высшей власти?… Точно так же наместник возвращался в Академию трижды в год: ранней весной, в пору таяния снегов, накануне праздника урожая – в последние дни лета, – и в разгар осени, когда деревушки и фермы, окружавшие Академию-столицу, вместе со шпилями башен «настоящей Академии» (некоторые ти'аргские лорды до сих пор выражались именно так), обрастали рыжей листвой, пожухлой травой и туманом.

Даже сейчас, трясясь в карете, наместник ощущал гниловато-затхлое дыхание осени, распылённое в воздухе. Оно проникало внутрь через толстую занавеску (наместник предпочитал путешествовать с открытыми окнами – особенно с тех пор, как к болям в печени добавилась периодическая тошнота и приступы удушья). Чем это вызвано, к чему ведёт и сколько значит в такие моменты свежий воздух – в нём хранилось спокойное, отстранённое знание врача обо всём этом. Подъездная дорога ко рву и городским укреплениям была вымощена и старательно вычищена (наместник уделял ей большое внимание: сотни людей каждый день въезжали в Академию и покидали её, а у них должно было создаться соответствующее представление о мощи и благополучии Ти'арга – как части великого Альсунга, разумеется…) Каменотёсы когда-то хорошо поработали с булыжником и плиткой, придав им – насколько возможно – квадратный облик: в честь четырёх богов Обетованного. Хоть число столичных адептов Прародителя и растёт, для большинства ти'аргских лордов, торговцев и простого люда это не пустая деталь.

Сам наместник не верил в богов – а иногда при мыслях об этом до сих пор с трудом удерживался от усмешки. Он получил слишком хорошее образование, знал слишком много о людском теле и людской природе вообще, чтобы верить. Но выказывать уважение к крылатому Эакану, старухе-Дарекре, водной деве Льер и Шейизу, владетелю огня, так важно, что это и не обсуждается. По крайней мере, в Ти'арге.

Вторая, летняя поездка была самой приемлемой по состоянию дорог и мостов, а также (что довольно значимо) перевалов в Старых горах – зимой многие из них становились неодолимыми из-за холода и длинных снегопадов. К тому же наместнику нравилось наблюдать за жизнью ти'аргцев, проезжая через маленькие северные городки, скорее напоминающие крупные посёлки – те, где три-четыре сотни жителей уже считаются почти толпой. За последние двадцать лет таких городков в предгорьях и Волчьей Пустоши выросло, словно грибов после дождя – или змеёнышей после хорошей подкормки… В этот раз, одолевая Волчью Пустошь, наместник с надеждой думал о том, что когда-нибудь она потеряет право зваться Пустошью.

Когда-нибудь – но, увы, не сейчас… Пыльная равнина с контурами Старых гор на горизонте по-прежнему навевала уныние, а хилых безымянных деревушек в дюжину домов пока всё же было значительно больше, нежели крошечных городков. Несколько замков местных лордов издали напоминали скорее руины, чем жилые здания, и не скрашивали картину. Вернуться в центральный Ти'арг, в процветающие пристоличные земли после такого было отрадой и облегчением.

Праздник урожая – уже послезавтра… Приготовления обязаны были завершиться к этому дню. Отбывая, наместник перепоручил все дела надёжным людям, но всё равно слегка волновался. Знакомый вид утихомирил его сердце, сделав в общем переносимой даже тупую боль в правом боку. Светло-серые, строгие стены с узкими прорезями бойниц, знамёна и обновлённые после завоевания города Ворота Астрономов с литьём – золотыми и серебряными звёздами… Миновав охрану и три кольца стен (здесь карету, к счастью наместника, стало трясти гораздо меньше), кортеж двинулся дальше – по кварталу, заселённому в основном состоятельными купцами и младшими лордами, мимо дорогих лавок и таверн. В карету проникал непрерывный шум – говор прохожих, цокот копыт, смех и кашель. Неподалёку от сине-белого, устремлённого ввысь храма Льер притаилась книжная лавка, которую наместник обожал в юности: помнится, при первой возможности сбегал из Академии в город, чтобы поглазеть на новые книги и роскошно оформленные, ещё пахнущие киноварью анатомические атласы, оставлявшие на пальцах следы чернил…

Надо же, новый приступ воспоминаний. Как невовремя. Наместник вздохнул.

Он волновался из-за праздника урожая, однако не это было главным поводом для волнения. Наместник привык выделять для себя одну, основную проблему – ту стадию операции, с которой нужно начать, – и приниматься за неё в первую очередь.

Так вот, сейчас это был точно не праздник урожая. И не нападения на альсунгских сборщиков налогов. И даже не авантюры покойного Риарта Каннерти, сторонники которого всё никак не могут обрести здравый смысл.

Если не смогут сами – наместник поможет им. Дело не в этом.

Дело в той помощи – в том оружии, – которое дал ему король Хавальд. Наместник пока не решил, считать это наградой или наказанием… Оружие следовало держать в тайне, и поэтому наместник пересел с седла в заранее подготовленную карету, как только кавалькада пересекла горный перевал и границу Ти'арга. В Академии никто не должен был увидеть щедрый королевский подарок.

И никто не увидел.

Юноша с чёрно-белыми волосами и скучающим красивым лицом сидел напротив, скрестив руки на груди. Всё сегодняшнее утро он чутко дремал (хотя жуткие чёрные глаза и оставались приоткрытыми) – но заметно оживился, стоило карете погрузиться в звуки и запахи города. Наместник Велдакир запретил ему (точнее, попросил: мог ли он, простой человек, запретить что бы то ни было этому странному созданию?…) убирать занавеску, и теперь юноша, мягко придвинувшись к окошку, пытался ушами и носом уловить то, что происходит на улице. Кончики слегка заострённых ушей изредка подрагивали; это тоже казалось наместнику странностью. Он видел оборотней-Двуликих в битве за Энтор, столь несчастливой для королевы Хелт (был там в качестве врача – Дорвиг отпустил его) и знал, на что они способны в бою, но вот форму их ушей рассмотреть не смог.

Юноша был напряжён, как кошка – и, как кошка, сохранял при этом иллюзию полной расслабленности. Если бы наместник не приглядывался и не знал всё о том, как устроены мышцы, он бы решил, что тому всё равно.

– Ты бывал в Академии раньше? – спросил наместник, когда карета проезжала через одну из рыночных площадей.

Два. Во второй раз за сегодня он осмелился нарушить молчание.

Рядом с новым спутником он вёл этот мысленный счёт каждый день. Это было не лишним – и, кроме того, Двуликий представлял собой исключительный объект для наблюдений.

Возможно, даже более исключительный, чем змеи…

Поведя плечом, Тэска отрешённо разжал губы.

– Да.

«Этот оборотень, по-моему, обошёл половину Обетованного перед тем, как наняться ко мне на службу, – горделиво сообщил наместнику король Хавальд, стоя в подземелье Чертога с поднятым факелом. Огонь резвился, отражаясь в его светлой бороде и лукавом блеске зрачков. Едва уловимый запах зверя – барса, его густого многослойного меха, пота и мускуса – смешивался с безликим запахом чистоты, исходящим от Тэски-человека, и перегарной вонью низкосортного эля изо рта короля… С запахом чистоты – вот именно; и всё. Потянув носом, наместник тогда удивлённо понял, что в людском облике полубарс не пахнет вообще ничем. Как пустое место или тень, лишённая плоти. – Болтает, по меньшей мере, на кезоррианском, дорелийском и ти'аргском. Сражается, как… – король скривил губы в многообещающей усмешке; наместнику в ней, однако, померещился и оттенок отвращения. – Как зверь. Повезёт – увидишь, как. Или не повезёт – это уж боги знают, – Хавальд повёл факелом, чтобы свет с заплесневелых стен вновь переместился на Тэску; тот раздражённо прикрыл глаза рукой. Наместник заметил, что рука всё-таки красивая – до прохладного ужаса. Белокожая, с тонкими длинными пальцами и выпирающей косточкой на запястье, она казалась выточенной из мрамора. Трудно поверить, что такая принадлежит узнику из темницы для приговорённых к смерти. А ещё труднее – тому, что пару минут назад на её месте была когтистая, бело-голубоватая лапа с чёрными пятнами. – Дарю его тебе. Попросишь – и от последышей твоего Риарта останутся мокрые пятна… А может, и не останутся».

Наместнику до сих пор было сложно определить, в каком же качестве жил человек-барс при дворе Хавальда и как давно началась эта жизнь. Пленник? Наёмный воин? Потеха для двуров? Советник и собеседник короля?… Судя по всему, последнее тоже имело место – как это ни дико. Наместник догадался, что король ждал случая избавиться от оборотня, и вполне мог понять, почему… За время бесед с Тэской (если его короткие хлёсткие ответы можно было назвать поддержкой беседы) наместник успел почувствовать, что при желании оборотень кого угодно сведёт с ума своим странным, далёким от человеческого мышлением.

А ещё – что это мышление затягивает, подобно чёрному водовороту. И что Тэска гораздо старше возраста, на который выглядит.

И что в прошлом его кроется много боли. Боли снежного барса, о которой не рассказать человеку, – да и не захочется рассказывать.

«Оружие», вроде бы, признало его своим хозяином: в дороге Тэска ни разу не попытался сбежать, напасть на охрану или перегрызть Велдакиру глотку (а ведь сделать это ему, наверное, было проще, чем наместнику обработать царапину). Но признание было так густо прошито презрением, что даже оскорбляло. «Я с тобой, потому что хочу так. Всё изменится, как только изменится моя воля. Ты ничего не узнаешь о моих подлинных целях. Ты глупее и ниже меня – тешься тем, что я никогда не скажу этого в открытую, о врач, поражённый болезнью», – говорил весь вид аккуратного, тонкого Двуликого, который ни разу за эти дни не обратился в барса.

Не то чтобы наместник возражал – но это тоже отдавало презрением. В отличие от Хавальда, он очень хорошо уловил его.

– Давно? – спросил наместник, чтобы хоть что-то спросить. Карету тряхнуло на повороте, на что сидящий напротив никак не отреагировал.

– Довольно давно.

Его ти'аргский был идеален – лишь в немногие звуки просачивался лёгкий гортанный акцент. Наместник до сих пор не решился расспросить оборотня о западном материке, о землях колдовства, о его родной речи… И не был уверен, что решится когда-нибудь.

Наместник предпочитал не рисковать. Он будет лелеять королевский подарок, окружит его удобством и покоем (уж точно обойдётся без клетки – не зверь же перед ним, в самом деле), но медицинские инструменты будет по-прежнему держать под рукой. Как и двух-трёх ядовитых змеек из коллекции. Просто так – на всякий случай.

– По своим делам? – Тэска кивнул; жемчужно-белые, казавшиеся седыми пряди опять упали ему на глаза – в переплетении с чёрными. Взгляд мерцал насмешливым прищуром и вызовом – мол, ну и что ещё ты спросишь, отважишься ли на большее?… Дорога под колёсами кареты снова стала более гладкой, и наместник понял, что они приближаются к резиденции. Всё верно – уже и по времени пора. – Могу я узнать, чем ты здесь занимался?

– Не по себе от этой мысли, да? – тихо, почти без выражения осведомился оборотень. Он смотрел уже не в лицо наместнику, а куда-то в угол кареты над его плечом. – Что такой, как я, свободно бродил по твоему городу?

– Не по себе, – признался наместник. Задумавшись об этом, он действительно ощутил тошноту; или дело в словах оборотня и это – результат его влияния?… Затылок кольнуло болью; карета замедлила ход. – Впрочем, надеюсь, ты никого не убил в то время.

Тэска улыбнулся уголками губ.

– Я этого не говорил.

– Тогда ты тоже был наёмником?

– Наёмником. Посредником. Помощником магов… Много кем.

Магов. Значит, скорее всего, это происходило ещё до Великой войны – когда в Ти'арге не воцарилась альсунгская ненависть к колдовству.

Хотя наместник знал, что маги по-прежнему есть в Академии. Ему удалось разогнать их гильдию, но вытравить из такого огромного города всех до последнего – невозможно.

Король Хавальд, конечно, считает иначе. Но его вовсе не обязательно посвящать во все подробности.

– Ты сам покинул материк на западе? И преодолел все… барьеры, переплывая океан?

– Ты и про барьеры слышал, – проговорил Тэска – без изумления, с отрешённой задумчивостью. – Да. Я был в числе тех Двуликих, кто выбрал жизнь на вашем материке. Но отдельно от них. Я прибыл один.

Выходит, их было ещё и несколько. Потрясающе.

Может, что-то вынудило его? Какая-нибудь война? Изгнание сородичами?

Магия?…

Наместник поостерёгся спрашивать об этом сейчас.

– Король сказал, ты сам пришёл в Ледяной Чертог. С севера Альсунга, со снежной равнины Деалльдун, – Тэска кивнул, и наместник невольно вздрогнул: как он жил на этих бесплодных землях, где круглый год свирепствуют метели и редко встретишь клочки растительности? Что ел, где укрывался для сна – в каких-нибудь пещерах у отрогов Старых гор?… – Зачем?

Двуликий хмыкнул. Карета, дёрнувшись, остановилась, и он без лишних просьб накинул капюшон плаща, чтобы скрыть лицо. Наместник видел теперь только кончик острого подбородка – и улыбку, об которую можно порезаться.

– Мне просто хотелось пожить среди людей из Альсунга. За ними было интересно наблюдать.

– И ты мог уйти из Ледяного Чертога когда угодно. Перебить стражу. Или просто сбежать.

– Правильно.

– Ты согласился уехать со мной и помочь, в случае чего, подавить восстание. Почему?

– Стало не так интересно.

Испуганный смешок застрял где-то в горле наместника.

Дверца кареты со щелчком открылась; слуга почтительно развернул складную лесенку. Значит, они уже перед кованой оградой и воротами в резиденцию. Наместник был настолько захвачен Тэской, что как-то забыл об этом.

– Добро пожаловать домой, господин наместник! – скороговоркой выдал слуга. – Да хранят Вас боги!

– А за нами интересно наблюдать? – наместник пропустил приветствие мимо ушей. Надо выходить, но ведь на людях он не вытянет из оборотня ни слова… – За ти'аргцами?

Хмыканье Тэски повторилось – на этот раз более протяжное, с мурчащим переливом в конце. Явно забавляясь, он выскользнул из кареты первым. Слуга застыл с протянутой рукой и открытым ртом: мимо него только что пронеслось нечто чёрное, мягкое и бесшумное.

– Интересно, но в меньшей степени. Ничего нового.

– Г-господин наместник, для Вас срочное послание из замка Кинбралан, – слуга нервно сглотнул. – Просили передать, как только Вы приедете.

– От моего осведомителя? – слуга кивнул. Наместник тяжело, отдуваясь, вылез наружу и попытался настроиться на рабочий лад. Тщетно: Тэска в длинном плаще стоял перед ним – и мёл бы пятнистым хвостом по обсыпанной гравием дорожке, если бы хвост был виден сейчас. – Письмо – на столе в кабинете? – новый кивок. – Спасибо, сейчас я пойду туда, – он посмотрел на оборотня. – А затем подберу тебе подходящую комнату.

– Желательно с ванной, раз уж меня ждёт такая роскошь, – отметил Тэска. Это больше походило на приказ, чем на просьбу. – И, пожалуйста, поближе к библиотеке.