Текст книги "Осиновая корона (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 63 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

ГЛАВА XIX

Ти'арг, замок Кинбралан

Проснувшись однажды, Уна обнаружила, что в Кинбралан пришла осень. Как-то слишком резко земля в саду, в осиновой аллее под Синим Зубом и у дороги за подъёмным мостом покрылась сморщенными листьями – они тоскливо хрустели под ногами, будто постанывая в агонии. Окрестные рощицы и перелески, оказывается, уже облились багрянцем и густо-янтарной желтизной; холодный, горький от свежести ветер гонял круглые, как монеты, ладошки осин и вытянутые пальцы вязов. Надо всей этой несуразицей висело небо – такое яркое, что в полдень бывало больно смотреть на синеву.

Случилось это через несколько дней после знакомства с Шун-Ди, Лисом и дракончиком с диковинным именем – Иней. Уне всегда нравилась такая погода; раньше осенью она чувствовала себя спокойной и собранной, готовой часами бродить, читая, или просто думать о своём.

Но на этот раз всё было иначе: рядом с ней появился Иней, и новая кровь, и новое, странное предназначение.

Как-то утром, перед занятием с Индрис, Уна вслушивалась в себя, пытаясь во всём разобраться. Она встала рано, словно от чьего-то толчка – просто открыла глаза и села на кровати, без ленивого, полного слабости и истомы рассветного лежания, – и отправилась прогуляться. В обеденном зале слуги ещё даже не накрыли на завтрак, так что в запасе у неё была уйма времени.

Иней уютно угнездился у неё на плече. Уна осторожно, как научил господин Шун-Ди, кормила его полосками сушёного мяса. Пару раз мелкие зубы дракончика атаковали её пальцы, но в целом он был осторожен – и после каждой полоски довольно урчал, посверкивая серебром чешуи. Вскоре Уна совсем расслабилась и, можно сказать, привыкла: в конце концов, это мало чем отличается от кормления Мирми, одной из гончих дяди Горо или охотничьего сокола…

Воспоминания матери Инея – Шун-Ди и Лис называли её Рантаиваль – ворвались в сознание Уны, как серебристый поток с огненными прожилками, и затопили её целиком. Это чувство она могла сравнить разве что с дрожью гнева, охватившей её летом на тракте и вызвавшей шквал огня, который сделал её убийцей. Или, возможно, с необъяснимым и напряжённым, как струна, вдохновением – с верой в себя, отчего-то до обидного недостижимой в другое время, – снизошедшим на неё в тот день, когда обряд, тайком подготовленный Индрис и Гэрхо, подарил ей собственное зеркало.

Но все сравнения казались лживыми и бледными, как только она вспоминала о той смеси восторга и боли. Её подняли в воздух – на высоту, где от встречного ветра готовы разорваться лёгкие, а от сияния и белизны облаков слезятся глаза, – а потом сразу же швырнули на землю, придавив чем-то тяжёлым позвоночник…

Иней, будто подслушав мысли Уны (скорее всего, так и было), куснул её за палец. Она улыбнулась и, поколебавшись (не перекормлю ли?…), полезла в холщовую сумку за новой полоской мяса.

– Твоя мать очень много помнит, Иней, – сказала она – не громко, но и не шёпотом: услышать её здесь могли лишь пожелтевшие осины да дятел, монотонно долбивший кору. Довольно ощутимый вес Инея сместился к ней на локоть; дракончик склонил голову набок и смотрел на Уну своими золотистыми глазами, не прекращая жевать. – Много, много веков и событий. Слишком много – и слишком одновременно… Наверное, меня не хватило, чтобы это вместить, – она помолчала, прикусив губу, и сделала ещё несколько шагов. Уне хотелось, чтобы Иней полетал и размялся – но тот, похоже, этим утром был не особенно настроен на движение. – Но я видела небо и гигантские зелёные равнины. Видела горы и водопады, и деревья с серебристыми стволами, и цветы, светящиеся по ночам… И храм, внутри похожий на лабиринт – знаешь ли ты, чей он, Иней?… Твоя мать, наверное, была близка с русалками? Их там тоже было много, – Иней сыто икнул и ничего не ответил. – Да, в общем, это логично, если вы дышите паром… Вода. Но я видела и других драконов, дышащих огнём, и совсем странных – с оленьими рогами. А ещё кентавров – если это кентавры, конечно, – и птиц с человеческими лицами. О таких я даже не слышала никогда. И…

Это Уна не стала произносить: почему-то и при Инее, который теперь (к ужасу леди Моры) проводил с ней чуть ли не круглые сутки, привязавшись немедля и прочно, как щенок – к хозяину, она пока не могла упоминать лорда Альена.

Она чётко и подробно видела его там. Его лицо, его тело и голос. Память драконицы, отпечатавшаяся в сыне, сохранила мага-чужеземца так заботливо, словно он был кем-то из её семьи.

Именно в то мгновение, полностью удалившись от реальности и себя, падая в прошлое, задыхаясь от наплыва чужих знаний, Уна впервые поняла, о каком сходстве с суеверным ужасом и восторгом говорили Индрис и мастер Нитлот.

У лорда Альена было её лицо.

Точнее, наоборот, разумеется. Но, что гораздо хуже, ей передался его взгляд. Взгляд того, кто устал разбираться в жизни – и отчаянно хочет в ней разобраться. Того, кто стремится к одиночеству, избегая людей, и боится его, потому что остаётся наедине со своими тенями и терниями.

Того, кому пусто и жутко без чернил и колдовства, на ярком свету.

В памяти Рантаиваль лорд Альен был прекрасен, но исходил темнотой – совсем как лорд Ровейн с фамильного портрета. Но воплощением зла он не казался. Скорее уж людской силы вперемешку со слабостью, сугубо людских противоречий.

Спружинив на её предплечье, Иней приподнялся в воздух – невысоко, на пару ладоней. Пока слабые, но с каждым днём крепнущие крылья сделали широкий взмах; лицо Уны обдало ветром. Она снова не сдержала улыбку, хоть и думала при этом о печали лорда Ривэна – и пыталась представить их дружбу с тем, кто оказался её отцом… Получалось плохо.

Должно быть, странная была дружба.

Иней прервал короткий полёт, а зеркало тревожно вжалось Уне в пояс. В сознании (или, скорее, в чутье Дара) раздалось нечто вроде щелчка. Она поняла, что уже не одна на аллее.

– Доброе утро, леди Уна, – сказал Лис, неслышно возникая из жёлтых зарослей. Уна вздрогнула; Иней недовольно пискнул и покрепче вцепился ей в плащ.

– Здравствуйте.

Очередная полоска мяса исчезла в сумке Уны. Лис смотрел на неё, наклонив золотистую голову, и улыбался; Уна впервые задумалась о том, какие белые и острые у него зубы. Её вдруг потянуло обратно в замок.

– Мы можем общаться на «ты». Я всего лишь менестрель.

– Я говорю менестрелям «Вы». Как и всем, кого мало знаю.

– Ваша кровь и магия знают меня. Мы это уже обсуждали, – промурлыкал Лис. Уна заметила, что его смуглые ладони сплошь исцарапаны; интересно, не стоит ли проверить курятник?…

Иней требовательно ткнулся ей в шею горячей мордочкой. Уна почесала его мягкие чешуйки; продолжать беседу и кормёжку при Лисе ей не хотелось.

– Как и то, что для меня этого недостаточно. Я до сих пор не решила, поеду ли с вами на запад.

Лис скорчил насмешливую гримасу.

– Разве?… А мне кажется, уже решили. Вы же сами хотите этого.

– Не всегда нужно делать то, чего хочешь.

Лис фыркнул, будто услышав редкостную нелепость, и ногой разметал плотную кучу листьев.

– Всегда, миледи. Это и есть жизнь.

«Логика оборотня», – брезгливо подумала Уна. Покончив с трапезой, Иней всё-таки оттолкнулся от неё, взлетел – и в несколько взмахов скрылся между осинами. Хвост скользил вслед за ним, как серебряная стрела с острым наконечником.

– У меня есть обязательства перед матерью… И перед теми, кого Вы называете «коронниками». Помните наш вчерашний разговор? – вопрос был излишним; скривив тонкие губы, Лис не удостоил её ответом. Естественно, он помнил – хотя Уна до сих пор не понимала, как можно удержать в памяти весь объём бессодержательной болтовни, производимой им за сутки. – Раз уж они считают меня своей новой предводительницей… Если верить Вам, конечно… То мне, видимо, придётся разобраться с этим перед тем, как покинуть Ти'арг. Объяснить им, что я – не Риарт Каннерти и не имею никакого отношения к его делам, – Уне отчего-то стало жарко, но она, наоборот, плотнее запахнула плащ. Даже дятел умолк; тишина и пустота аллеи смущали её. Почему-то ей не нравилось оставаться наедине с Лисом… К тому же, кажется, случилось это вообще впервые. Досадно. – Что я не собираюсь освобождать Ти'арг из-под власти короля Хавальда.

– А Вы не собираетесь? – певуче уточнил Лис, а потом наигранно вздохнул. – Ах, как это очаровательно – смирение, готовность принять судьбу… Да Вы само воплощение женственности, леди Уна. Я восхищён.

Лис отвесил ей глумливый поклон; спутанные пряди волос дотянулись до земли. Уна стиснула зубы.

– Не понимаю, что Вы имеете в виду.

– Вы боитесь понять. Это разные вещи, – Лис выпрямился. Неуместное сравнение пришло Уне на ум: глаза оборотня – почти одного оттенка с глазами Инея, разве что чуть светлее. Ей снова стало не по себе. – Иногда нужно просто принять себя и то, чего хочешь. Знаете старую песенку: «Одно другому не мешает, Атти»?

– Нет.

– Само собой, не знаете, – Лис сверкнул белыми зубами. – Потому что она дорелийская… Одно другому не мешает, Атти – так выбирай по сердцу жениха, – голос Лиса игриво вильнул – и Уна со злобой почувствовала, что краснеет. Она краснеет чуть ли не всякий раз, когда он поёт, – даже если это не нечто пошловатое, как сейчас. С какой, собственно, стати?! – Вот и у Вас «одно другому не мешает». Можно и отправиться с нами на запад, и найти того, кого ищете… И интересы «коронников» без внимания не оставить. Единственный выбор, который перед Вами стоит, – между всем этим и упрямством досточтимой леди Моры. Думаете, я не прав?

– Думаю, что опаздываю на завтрак и на занятие, господин менестрель, – сухо ответила Уна. И прошла мимо оборотня, постаравшись не споткнуться и избежать прикосновения. Вскоре Иней откликнулся на её мысленный призыв: опустился на плечо, хлопая кожистыми крыльями…

Немного – совсем чуть-чуть – Уна надеялась, что Лис пойдёт в замок с ней вместе. Но он этого не сделал.

* * *

– Леди Уна!

Робкий, не до конца сломавшийся голос окликнул Уну, как только она прошла (почти пробежала: мать наверняка уже ждёт за столом, раздражённо постукивая о скатерть ложкой для каши) через вход в главную башню. Иней парил над её плечом, изредка задевая волосы то коготками, то шипастыми кончиками крыльев. Шипы были крючковатыми, что заставляло бы слегка переживать за причёску – заставляло бы, если бы Уну хоть сколько-нибудь это заботило.

Она вздохнула и остановилась. До их с матерью возвращения из Дорелии Лис и Шун-Ди, похоже, скрывали Инея от посторонних глаз, а кормили его по уговору с Индрис и Гэрхо – и правильно. Если бы люди Кинбралана узнали, что в замке дракон – пусть размером с собаку и не опасный на вид, – они бы, может, и не разбежались из преданности, но подняли бы немой протест, а потом разнесли по землям Тоури и предгорьям леденящие душу слухи. Обычно слуги, видя Уну в обществе дракончика или Отражений, предпочитали молча кланяться или просто обходить стороной, а на их лицах читалась мечта слиться со стеной коридора. Из этого правила не было исключений…

По всей видимости, кроме одного.

Уна обернулась. Бри попытался было вымучить пару шагов по направлению к ней – между ними лежала половина площадки перед широкой лестницей, – но замер, уставившись на Инея. За спиной Бри виднелся внутренний двор: курятник, булыжники на земле и бок конюшни. Совершенно не живописно – как сказала бы мать, которую якобы восхищали картины кезоррианских художников. Её «восхищение», однако, никогда не пересекало границ разумного: ни в Меертоне, ни в Академии она ни разу не позволила себе купить хотя бы одну из них, довольствуясь многовековыми кинбраланскими гобеленами.

Иней упруго сел Уне на плечо. Она смотрела на Бри, растянув губы в вежливой улыбке – и понимала, что не может избавиться от недавнего, непозволительно яркого, образа: золото осин, порыжевший мох на склоне Синего Зуба, ворох листопада под ногами – и Лис. Такой же золотой, как этот миг и всё Обетованное – от кожи и глаз до меха… То есть волос, конечно.

Откуда такие ребяческие мысли?… Уна горько усмехнулась про себя. Нельзя подобрать время и место, более неподходящие для них.

Как и более неподходящий объект.

– Доброе утро, Бри.

– Доброе… утро, – Бри спрятал за спину грязные вилы с клочками сена: наверное, снова помогал конюху. Зачем этого стыдиться? Уна вдруг осознала, что его смущение раздражает её, а не кажется милым, как прежде. – Миледи. Вы… на завтрак идёте?

Уна кивнула, нетерпеливо выдохнув сквозь стиснутые зубы. Ей совсем не хотелось тратить здесь время, слушая блеянье Бри. Говорить с ним вообще становилось всё более тягостным предприятием.

– Естественно.

– А… господин менестрель? Он вроде бы тоже в аллею шёл. Я думал, он Вас проводит.

Бри не поднимал глаз, продолжая обращаться к ботинкам Уны. Иней потяжелел на её плече: напрягся, приподнял крылья и вытянул шею, враждебно сузив глаза. А ещё через миг зашипел, как кошка.

– Тшш, что с тобой? – Уна осторожно провела пальцем по мелким чешуйкам Инея – там, где шея переходила в спину и начинались треугольные гребни, сбегавшие вдоль позвоночника. Она уже в первые дни поняла: дракончику нравится, когда гладят там или по светлому животу. Ни в коем случае не по морде и не по крыльям.

Бри вздрогнул.

– Господин менестрель так чудно пел вчера за ужином, – заметно побледневший, он зачем-то мужественно выдавливал из себя слово за словом. Ещё чуть-чуть – и сальные русые волосы встанут дыбом. – Леди Уна. Я хотел Вам сказать…

Почему-то теперь Инея не успокоило ни нежное прикосновение, ни заманчивый запах мяса из сумки. Он опять зашипел, всем телом потянулся вперёд – и…

– Нет, Иней! Стой! Нельзя!..

До Уны слишком поздно дошло, что именно случилось. Она рванулась вслед за дракончиком, выронив сумку с мясом, и одновременно направила удерживающее заклятие в зеркало на поясе. Но куда там!.. Такие чары требовали месяцев тренировок и срабатывали у неё далеко не всегда.

Ногти Уны царапнули пустоту вместо чешуи. Происходило что-то неотвратимое: Иней серебристой молнией летел прямо на Бри. До этого он не злился без причины и в принципе, кажется, не был склонен к приступам гнева. Лис и Шун-Ди нравились ему, конечно, куда больше слуг (а уж об Уне и говорить нечего: она сразу и необъяснимо уместилась в крошечную область «вне сравнения»), но он ни разу не порывался напасть на кого-нибудь из них.

Ни разу – однако Бри много в чём был невезучим исключением.

Бри не бежал. Он застыл в дверном проёме, опустив свои нелепо широкие плечи и даже не заслонившись рукой. Уна что-то кричала, но он будто окаменел: пялился на дракончика широко распахнутыми, отупевшими карими глазами… Как тот наёмник на тракте.

Не долетев какую-нибудь половину ладони до лица Бри, Иней распахнул пасть и выдохнул густое облако пара. Уна бездумно ринулась туда же – споткнулась о сумку; проклятье; подняться; быстро; из горла рвётся крик…

Разве этот дурень не знает, что раскалённый пар опаснее огня?!

– Он ошпарит тебя! Беги!

– По-моему, в этом нет необходимости.

– Полностью согласна, Лис.

Со двора в башню вошёл Лис, и в тот же миг по ступеням за спиной Уны спустилась Индрис. Гэрхо вальяжно пришаркал из коридора с другой стороны. Иней, надышавшись паром (Бри всё-таки вовремя пригнулся, так что горячая субстанция распылилась над ним), утих так же внезапно, как разъярился, и с отвращением отлетел от слуги – правда, ещё пошипев напоследок.

Уну трясло. Она развернулась к Индрис: у Гэрхо и оборотня явно бесполезно требовать объяснений.

– Что это значит? Вы следили за мной?

– Не за тобой, Уна, – Индрис, вновь малиноволосая, грустно улыбнулась и указала куда-то вверх. – Посмотри на вход.

Уна послушалась, но не увидела ничего необычного. За исключением, конечно, того, что Бри окончательно осел на пол – стоял на коленях, съёжившись, неудобно опираясь о камни одним локтем. Он тяжело и хрипло дышал через приоткрытый рот; он и в детстве всегда делал так, стоило забыться или испугаться чего-нибудь. В зыбком утреннем свете поблёскивали капли пота у него на лбу и над верхней губой.

Лис остановился за спиной Бри. Он был безоружен и не проявлял агрессии – прохаживался туда-сюда, невинно подчищая свои острые ногти, – но его присутствия было достаточно, чтобы слуга дрожал.

Гэрхо замер с боку от Бри: крепко упёрся пятками в камни, скрестил руки на груди и ухмылялся со смесью презрения и жалости. В громадном тёмно-сером балахоне он казался ещё более хлипким; зеркало болталось на одной петле – наготове. Уна сильно задумалась, заметив, что и Гэрхо, и Индрис сменили повседневную «беззеркальную» одежду на балахоны Долины… Они бы не сделали это просто так. Её мучило неприятное предчувствие.

Иней кружил под потолком, то и дело издавая кошачье фырканье и от возмущения врезаясь боками в стены. Лис благодушно (до отвратности благодушно) улыбнулся дракончику, сказал ему что-то на чужом языке – и Иней, отвлекшись, чуть не ударился о пустую скобу для факела. У Уны закололо кончики пальцев: захотелось заклятием отодрать эту самую скобу от стены и запустить ею в чью-то белозубую челюсть.

Это что, ревность? Как глупо. Лис и Шун-Ди были рядом с Инеем с рождения (ну, то есть с вылупления) – разумеется, он воспринимает их отчасти как…

Мать в двух разных ипостасях. Очень разных: застенчивой – и наглой, немногословной – и сыплющей поочерёдно дурацкими шутками и вольными песенками, перемежая их нудными монологами о политике Обетованного… Перебирающей чётки – и шныряющей по лесу и полям Тоури в облике зверя, как только спустится ночь.

Вопрос только в том, как сама Уна вписывается в этот уютный треугольник. Если вообще вписывается.

– Что не так со входом? – спросила Уна, тщетно присматриваясь к дверному проёму за спиной Бри. – По-моему, всё как обычно.

– Ну, просто наш подарок кое для кого оказался не подарком, – весело сообщил Гэрхо, и его ухмылка растянулась от уха до уха. А при взгляде на Бри в ней появилось что-то зловещее. – Так ведь, уважаемый сын кухарки?

– Украшение, леди Уна, – лениво протянул Лис, приподняв длинный палец. – Можете выйти наружу, если оттуда не видно.

Уна прищурилась – и наконец поняла. Кончики золотых и серебряных нитей из неведомого материала, прочного, но лёгкого как пух – искусная работа Отражений – огибали дверной проём и проникали внутрь башни, будто побеги плюща…

Но теперь они не были ни золотыми, ни серебряными. Налились зловещим багровым цветом, как листья клёнов в охотничьем лесу Тоури. Или как чья-то тёмная, загустевшая от немощи кровь.

Стараясь успокоиться, Уна прошла мимо Бри и покинула башню. Снаружи с дверью творилось то же самое: «побеги» покраснели и издавали низкое, жуткое гудение. От наплыва магии в зеркале Уны захрустело стекло; боль отяжелила затылок.

Она ослабила застёжку плаща.

– Бри. Отойди немного от двери.

Бри подчинился, втягивая голову в плечи. Он двигался жалко и медленно, как сломанная кукла.

– Поживее! – рявкнул Гэрхо, и даже Индрис (надо же) не сделала ему замечания.

Едва Бри удалился от входа на несколько шагов, багряный отлив побледнел до розового – а потом и вовсе, заодно с низким гулом, оставил «побеги». Уна всем телом и разумом ощущала, как разрывается невидимая сетка из чар. Из потоков Силы, которыми Отражения оплели вход в главную башню её собственного Кинбралана – а она не обратила внимания.

– Вы… поймали его в ловушку? – спросила Уна, осмотрительно подбирая слова. Иней тоже вылетел из башни, опустился ей на плечо и ткнулся мордочкой в шею – утешает или извиняется? Это слегка успокоило, но сейчас ей было не до дракончика. – Я чувствую, что дверь… как бы держит его, но не понимаю, что это за магия.

Индрис шагнула к Бри со спины и мягко положила ладонь ему на плечо. Тот, вздрогнув, закрыл глаза – так обречённо, точно ему приставили кинжал к горлу.

Уна чувствовала, как насмешливое отвращение Гэрхо с Лисом и печаль Индрис передаются ей запахом чего-то затхлого и противного. Болота.

Интересно, лорд Альен когда-нибудь бывал на болоте?… Почему-то ей казалось, что да.

Самое подходящее место для занятий тёмной магией.

Помимо кладбища, разумеется.

– Это Анниэ-Таахш, Паутина-для-врагов, – объяснила Индрис, с очевидным удовольствием произнеся хоть что-то на родном языке. – Прости, что сплели её без твоего ведома и выдали за украшение… Твоя мать могла бы что-то заподозрить, если бы знала ты.

А Лис знал?… Знал, конечно – стоит только взглянуть на его лукавую физиономию. Уна загнала обиду поглубже внутрь. Не время для неё.

– И как это работает?

– Это старое и надёжное заклятие, Уна. Сеть действует медленно, но помогает определить, кто в доме таит злые умыслы или строит козни против волшебника, – Индрис удручённо вздохнула. – Либо против того, чья безопасность важна волшебнику… Против тебя. Ещё до того, как ты уехала в Дорелию, мы с Гэрхо заподозрили, что кто-то в замке… не чист. Наместник Велдакир знал заранее, когда вы поедете в Рориглан и будете возвращаться, потому и устроил засаду. А ещё, судя по всему, он знает о твоём Даре. Как и те, кто называет себя «коронниками».

Бри ничего не отрицал – даже не шевелился. Индрис продолжала держать руку у него на плече; лишь тот, у кого совсем нет представлений о возможностях Отражений в магии, мог бы подумать, что это не препятствие. Или круглый дурак.

Ни тем, ни другим Бри не был.

Впервые в жизни Уна всем телом ощущала, как в ней ледяными щупальцами расползается разочарование в человеке. Бесповоротное. Отчаянное. Кое-кого она ненавидела – например, наместника (заочно). Или (что таить?) – иногда – мать. Или – во многом за это – себя.

Кое-кого презирала, как кузину Ирму.

Кое-кто просто её раздражал – как Гэрхо, Лис или профессор Белми.

Кое-кому она мало доверяла. Как Шун-Ди. Просто потому, что не сумела пока понять, какой он на самом деле: миншиец был слишком наглухо закрыт.

Но никогда, ни в ком она так не разочаровывалась.

Что-то важное, многолетне хранимое гасло в ней – а виновник этого даже не осмеливался посмотреть ей в глаза.

Лис вдруг хлопнул в ладоши, тихо засмеялся и совершил изящный полутанцевальный прыжок.

– Одно другому не мешает, Атти – так выбирай по сердцу жениха, – промурлыкал он, при этом (хамство!..) подмигнув Уне. – Такое случается, миледи, что поделать. Не все Ваши люди надёжны, и так будет всегда… Думаю, наместнику уже и о драконе, и о Ваших планах всё известно – как и о Ваших занятиях с досточтимыми Отражениями. Особенно если учесть вот это.

Жестом фокусника Лис достал из-за пазухи пачку писем и принялся обмахиваться ими, как веером. Уну оскорбляло его шутовство.

– Что это?

– Копии писем к наместнику. Подробные отчёты обо всём, что происходит в замке… Наиболее подробные – о Ваших делах. А также обо всём, что касается магии Тоури и окрестных «коронников». Самые старые, к примеру, о Ваших встречах с женихом, Риартом Каннерти… – Лис перебирал письма, бегло просматривая одно за другим. Его смуглые пальцы мелькали непринуждённо, будто по струнам лиры. – Есть тут и о письме от семьи Элготи – ближайших сторонников Риарта, – которое Ваша мать приказала сжечь… Есть о нападении на тракте. Об уходе лордов Гордигера-младшего и Дарета… Простите, леди Уна, говорю как есть. Всё-всё-всё, чуть ли не каждый Ваш день! – голос Лиса весело скользнул вверх; он швырнул письма в воздух, и они разлетелись вокруг него, как опавшие листья. – Такое рвение заслуживает восхищения, Вы не находите, миледи?… Юноша старался. Мы с Шун-Ди-Го нашли это под матрасом у него на кровати, когда пробрались в комнаты для слуг. Всего-навсего.

– А ещё – вот это, – хмуро прибавил Гэрхо, пока Лис продолжал, подобно умалишённому, плясать среди разбросанных писем. Он показал Уне флакончик с тёмно-фиолетовой искристой жидкостью, которую ей было бы трудно не узнать. «Глоток храбрости». Листья ежевики, мята, три вороньих пера… Лунная ночь. Мать и роща. – Са'атхэ – зелье силы, что ты варила. То ли сам он пил, то ли хотел отправить наместнику образец – не знаю, – Гэрхо брезгливо ткнул Бри локтем; тот только покачнулся и ниже опустил голову. – Даже рецепт переписал. И правда, старался.

– Так или иначе, ему не помогло, – Лис хихикнул. – Если этот молодой двуногий и испил храбрости, она явно не усвоилась его пищеварительными частями… Что, неужели мы лжём? – Бри еле заметно мотнул головой. – Вот видите, леди Уна… Честность – это похвально. Бриан предан интересам Вашей семьи (как ему кажется). Главным образом, леди Моры. Ну, и ещё его величества Хавальда Альсунгского, надо полагать.

– Сеть давно уже реагировала на Бри, Уна. Мы ждали подходящего момента, – Индрис слабо улыбнулась, но ямочки на её щеках сегодня твердили о скорби. – Мне жаль. Тебе решать, что с ним делать.

Решать, что делать?

Что обычно делают с предателями?…

А с друзьями детства? С теми, с кем слушал страшные сказки у очага? С кем выхаживал кошку и таскал из кухни медовые пирожные? Чьи глаза светились при тебе, а мысли звенели, радостно отзываясь?

– Есть одна несостыковка, – сказала Уна, прочистив горло. Соблазн ухватиться за последнее оправдание был чересчур велик. – Бри не умеет писать.

– Я ходил к писарю… в Делг, – выдавил Бри. Звуки с трудом выталкивались у него из груди; казалось, он упадёт, если Индрис уберёт руку. – В деревню Делг. Иногда – ещё на Волчью Пустошь… Платил им матушкиной стряпнёй. Всё так.

Горячие лапки Инея согревали Уну сквозь ткань плаща. Она выдохнула, собирая себя по кусочкам. Собирая – в который раз.

Наверное, когда-нибудь швы не срастутся. Может, и у лорда Альена не срослись?…

– Гэрхо, отведи Бри в мою комнату и оставь на двери запираюшие чары. Я пойду на завтрак, чтобы не тревожить зря мать, а после поговорю с ним.

И, боюсь, это будет долгий разговор.