Текст книги "Осиновая корона (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 63 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

– Как сказать… Я вышла на невесту Бадвагура, Кетху. После того, как Великая война ненадолго притихла – после падения королевы Хелт – она кинулась искать своего жениха. Их след уходил в окрестности Хаэдрана, оттуда – в Минши, а дальше – неведомо куда… – Уна заметила, что глаза тёти подозрительно блестят, и на всякий случай осмотрелась в поисках платка. – Кетха ответила мне, что Бадвагур мёртв.

– А… А он? – что-то мешало Уне так часто трепать это имя.

– А о нём она ничего не знала в точности. Но перенаправила меня к другому его приятелю, Ривэну из Дорелии. Насколько я поняла, он присоединился в странствиях к брату и Бадвагуру. По крайней мере, миншийцы их помнили вместе, – тётя моргнула и тихо засмеялась – солёная слеза попала ей на губу. Она шмыгнула носом. – Прости, Уна… Я точно старею: плачу на пустом месте… Больше мне ничего не удалось узнать. Мне так жаль.

– Но почему?

– Видишь ли, этот Ривэн оказался влиятельным человеком. Такой друг в случае с Альеном удивляет куда больше агха. Брат редко водился с аристократами, потому что считал их пустышками, а тут… Я знала, где найти Ривэна, но не знала, как добиться с ним встречи, – тётя помолчала, смаргивая очередную порцию слёз. – Или знала. Или мне просто не хватило мужества. Я боялась узнать правду, Уна. Боялась – совсем не так, как ты сейчас. Когда-нибудь ты поймёшь, что и такое бывает.

У тёти Алисии – и не хватило мужества? Уна вконец растерялась.

– Да кто же такой этот Ривэн? Принц крови? Бастард короля Абиальда? Ой, – Уна зажала себе рот рукой: иногда она забывала, что тётя по-прежнему считает её ребёнком… «Бастард» – грубовато для речи леди. – То есть – его незаконный сын?

– Ну, почти так, – всхлипнув, с деланой весёлостью сказала тётя Алисия. – Это нынешний лорд Заэру. Один из самых могущественных людей Дорелии и один из ближайших советников короля Ингена. Всего-навсего.

* * *

– Держи её! – загромыхал дядя Горо, когда псы с визгливым лаем взяли след лисы. Дядя Колмар гнал лошадь бок о бок с ним, время от времени смахивая пот со лба: за последние годы он явно отвык от таких развлечений. Многие слуги, кажется, разделяли его чувства; вообще, наверное, мало кто в Обетованном был таким же пылким охотником, как дядя Горо. Может быть (под настроение) – тётя Алисия; но она осталась в замке с детьми.

Уна смотрела, как дядина свора вихрем серо-коричневых пятен перелетает через небольшую полянку. Полянка была окружена елями, которые в этой части угодий Рордери обладали тёмно-голубой, очень мягкой и красивой хвоей. Лай нарушил звенящую тишину этого места. Уна вздохнула и, потрепав по холке усталую Росинку, пустила её следом за мужчинами. Она любила езду и горячку погони, но не охоту как таковую.

– О боги… Кажется, я уже просто старуха, – оказавшись рядом, выдохнула мама. И в следующее мгновение ахнула, пригибаясь, когда еловая лапа чуть не мазнула её по лицу. Вчера примерно то же самое говорила тётя Алисия, но в её тоне не было этого мурчащего кокетства. Уна напряглась. – Мы плутаем тут почти с рассвета. Вот здесь точно уже проезжали. Скажи своему дядюшке, а то меня он не послушает.

Собаки лаяли оглушительно и в полном согласии, так что Уна надеялась, что на этот раз они не ошиблись. Не хотелось бы очерчивать четвёртый круг по ельнику за предприимчивой лисой.

Чуть погодя ельник перешёл в смешанный лесок на границе земель Рордери. Росинка перескочила через корни узловатого, замшелого вяза; Уна подпрыгнула в седле и рассмеялась. А потом оглянулась через плечо на мать.

Роскошные каштановые волосы матери растрепались, лёгкий плащ вился следом синими складками. Она приоткрыла губы в предвкушении; круглое лицо в полумраке чащи светилось изнутри, как у заигравшейся девочки. Уна давно не видела её такой.

Она совсем не была «старухой». Она была прекрасна.

Но почему эта внезапная, как гром в ясный день, красота всё чаще пугает Уну? Почему холодок отчуждения, который она порой замечала в глазах матери с детства, теперь стал её постоянным спутником?…

И как сказать ей то, что она уже сказала тёте Алисии?

Впереди раздался всплеск лая и утробный вой охотничьих рогов. Поймали! Уна погнала Росинку галопом, вздымая комья земли.

Лису загнали у сухого поваленного дерева. Рыже-сероватая, с приоткрытой пастью, она жалась к растопыренным во все стороны, похожим на паутину корням. Она скалилась, затравленно вращая острой мордочкой; взгляд глаз со зрачками-щелями перелетал с лающей своры на лошадей, а потом – на дядю Горо, который уже, вполголоса ругаясь, натягивал тетиву… Тонкие, точёные лапки лисы вжимались в мох на земле, судорожно ища точку опоры.

Впервые в жизни на охоте у Уны тоскливо сжалось сердце.

С первым выстрелом дядя Горо промахнулся. Но собаки зажали лису в плотное кольцо, встав у ствола полукругом; два псаря еле удерживали поводки, чтобы гончие не бросились на зверя. Лиса металась в этом кольце, и её пушистый хвост казался донельзя жалким.

Вторая стрела угодила ей в глаз, третья – в горло. Дядя Горо и лорд Колмар обнялись с победными восклицаниями.

Уна отвернулась, чувствуя непонятную неловкость и дурноту. Да, точно – её мутило… Что это – новые шутки Дара? Или она просто переросла неженские занятия и скоро будет утешаться лишь в вышивании да соленьях?

Интересно, как относился к охоте лорд Альен? Почему-то ей казалось, что безо всякого одобрения.

Со стороны ельника послышался перестук новых копыт, и разговоры мужчин стихли. Мать прищурилась, выпрямившись в седле.

– Это Эвиарт, – удивлённо сказала она. – Горо, ты же говорил, что оставил его в замке?…

– Да, – дядя Горо оторвался от тела лисы: он уже успел спешиться, склониться над ней и громко повосторгаться мехом. – Он должен был наточить мой меч для обратной дороги, да и одежду в порядок привести… Эвиарт, ты что тут забыл?

Оруженосец-слуга подъехал поближе и, соскользнув с коня, вытащил потрёпанный свиток из седельной сумки. Свиток – многие ти'аргские лорды до сих пор отправляют письма вот так, старомодно; Уна слышала, что в Дорелии и Кезорре их давно уже складывают вчетверо… Она не знала, почему задумалась об этом – наверное, чтобы отвлечься от бледного и непривычно взволнованного лица Эвиарта.

Он шагал прямо к ней.

– Думаю, это Вам, миледи, – с поклоном он протянул ей свиток. – Гонец из Каннерана прибыл сегодня утром. Искал Вас и леди Мору.

– Печать Каннерти, – подтвердила мать, увидев на сургуче герб – очертания озера Кирло и звёзды над ним. Она спешилась, подошла к Уне и спокойно протянула за письмом руку в перчатке. – Дай мне, Уна. Я предупреждала Каннерти, что мы будем в отъезде – значит…

– Значит, что-то срочное, – тихо закончила Уна, наблюдая за лицом мамы. Она читала, а лицо мрачнело всё больше, пока не потухло совсем. Псари дёргали поводки и шикали на собак, чтобы те прекратили лаять. Дядя Горо вразвалку подошёл и встал поодаль; он тоже озабоченно хмурился.

– Ну, что там? Кто-нибудь болен?

– Хуже, – мать взглянула на слуг и жестом приказала, чтобы дочь слезла с Росинки. – Дурные вести… Дурнее и не придумаешь. Мне очень жаль, Уна, – неожиданно она притянула Уну к себе и обняла. Уна только мельком увидела чернильные буквы в свитке, но магия резко отдалась уколом в висках, скрутила нутро – от каждой строки веяло болью и ужасом. – Риарт Каннерти, твой наречённый, умер.

Она сказала это довольно тихо, но лес сразу наполнился возгласами. «Молодой наследник?! Старуху Дарекру мне в сны!.. Он же был здоров, как медведь!» – вскричал дядя Горо. Уна не знала, что говорить.

– Как?

Она хотела отстраниться и посмотреть матери в глаза, но та не отпустила. Сладкий запах её духов мешал думать. Псы зашлись в новом приступе лая.

– Его родители пишут, что он был убит. Зарезан в собственной постели. Риарту перерезали горло, Уна, – мать вздрогнула, и её голос сбился на придушенный всхлип. – Кто, за что мог сотворить такое?… Риарт ведь даже не жил при дворе… Это чудовищно. Чудовищно, Уна. Девочка моя, ты вдова без брака! Это проклятье Тоури.

ГЛАВА V

Минши, остров Рюй

Шун-Ди шёл по дорожке, посыпанной песком, который казался серебряным в мертвенном лунном свете. Разросшиеся кусты давно не подстригали: полтора года назад Шун-Ди собирался на запад в спешке и не дал чётких указаний садовнику. Тот, похоже, нечасто сюда наведывался. Хотя махровые чёрно-жёлтые лилии цвели на прежнем месте, истекая душным ароматом. Теперь, после плавания на западный материк, Шун-Ди знал, с чем сравнить их – с окраской тигриной шкуры. Раньше, до тех громадных лесов, он ни разу не видел тигра.

Шаги Шун-Ди неровно шуршали по песку, пока он прохаживался до живой изгороди, увитой плющом, и обратно – к двухэтажному дому из пёстрого камня, который до сих пор не привык до конца считать собственным. Всё-таки его опекун-воспитатель на своё золото и построил дом, и разбил небольшой сад. Даже форму дома старик подбирал сам – так что в итоге получилась не то зауженная трапеция, не то пирамида со сглаженной вершиной. Так строили на их родном острове Маншах. Здесь, на Рюе, большая часть богачей предпочитала удобные жилища с плоской крышей.

Несуразно, в очередной раз подумал Шун-Ди, увидев в темноте громаду из булыжников. А уж при дневном свете, когда оттенок песчаника соседствует с розовой, голубой, бирюзовой краской… Он выбрал бы что-нибудь более неприметное. Подобные желания, наверное, отдают неблагодарностью к покойному, но… В этом доме не пристало жить такому заурядному человеку, как Шун-Ди, сын рабыни Кар-Ти-Йу, законопослушный торговец лекарствами. Скорее уж – какому-нибудь рискованному авантюристу, скрывающему ворохи тайн и страстей.

Кому-нибудь, кто изжил свои страхи и совершил рискованное путешествие через всё Обетованное. Кто пересёк океан. Кто навеки очарован западными землями – и в то же время испит ими до дна, так, что на прежнюю жизнь не хватает сил…

Кому-нибудь, кому нечего терять.

Мысли разбегались; чтобы собрать их в кучу, Шун-Ди прикрыл глаза и прошёлся пальцами по бусинам чёток. Молитвы Прародителю успокаивали его. Было уже очень поздно; вопреки тревожащему полнолунию, он хотел спать. Настало время, которое на Маншахе называют Часом Моря – потому что в ночной тишине якобы не слышно ничего, кроме плеска волн на берегу. Он следует за Часом Цикады и Часом Вора, перед Часом Соловья… В данном случае, впрочем, это не совсем отвечало истине: Шун-Ди жил в глубине острова, довольно далеко от моря, и (увы) не мог его слышать. Из-за стены лохматых кустов до него доносился лишь шум фонтана. Жалкая замена океану… В редкие моменты расслабления Шун-Ди до сих пор ощущал, как земля под ногами обманывает его. Ощущал корабельную качку, которой не было.

Он почувствовал, что уже не один в саду, и невольно вздрогнул. Обернулся – чтобы увидеть изящную тень, метнувшуюся по дорожке… Гибкие, тонкие лапы ступали по песку совершенно бесшумно; Шун-Ди беспомощно замер, и рука его не менее беспомощно замерла на чётках. Он смотрел, как тень отходит от кустов и попадает в полосу лунного света. Как плавно, во все стороны шевелятся, исследуя обстановку, острые уши. Как подрагивает кончик золотисто-рыжего пушистого хвоста.

Лис наконец выступил из тени и вышел навстречу Шун-Ди. Тот уже успел позабыть, как быстро и тихо он может двигаться. После грубости людей это обескураживало… И восхищало.

Глаза Лиса, однако, почти не менялись при смене обличья. Янтарная желтизна переливалась в них – странная, чужая желтизна.

Шун-Ди так долго скучал по ней.

– Лис, – сказал он. Его друг остановился посреди дорожки, всего в нескольких шагах, залитый светом луны. Шун-Ди сунул руку в мешочек на поясе и вытащил смятый комок – хлопковую простыню, в которую можно быстро завернуться. Время, проведённое в племени Двуликих на западе, заставляло заботиться о таких вещах. – Вот, я принёс. Хотя не был уверен, что ты придёшь в этом облике.

Вместо ответа Лис подобрался, перенеся вес на задние лапы, и прыгнул вперёд… Шун-Ди зажмурился от сияющей вспышки, после которой воздух испуганно задрожал; всплеск магии сотряс ночь, словно молния в грозу. Он не видел, как Лис описал в воздухе свой любимый кувырок – несколько мгновений он вообще ничего не видел. Магия слепила, и Шун-Ди мог бы сказать, что отвык – если бы к ней можно было привыкнуть…

Кувырок, в общем-то, не был необходим Двуликим для превращения. Но все они – и волки, и ласки, и птицы, и смертельно опасные тигры, и соплеменники Лиса – предпочитали делать его; Шун-Ди не знал, почему. Наверное, им просто нравилось впечатлять.

А Лису это нравилось ещё больше других.

Шун-Ди ненадолго отвернулся, стоя с протянутой рукой. Он сомневался, что Лис стыдится своей наготы – зато не сомневался в собственном смущении. Ещё до того, как шорох простыни стих, зазвучал насмешливый голос:

– Ты не был уверен, Шун-Ди-Го? Снова? Я уже и не помню, когда слышал от тебя слова с обратным смыслом…

Шун-Ди с обречённым вздохом взглянул на него. Лис уже завернулся в простыню – и довольно забавно в ней выглядел. Впрочем, это не помешало ему подбочениться, выставив длинную смуглую руку. Залихватски и шутливо подбочениться – как подобает менестрелю, а не оборотню.

Не Двуликому, мысленно исправился Шун-Ди.

– Я не был уверен, что ты превращаешься прямо на острове. Это чревато последствиями.

– Знаю, – Лис скорчил гримасу и зажмурился – жёлтые глаза-щели почти исчезли. Покачнулся с носков на пятки, забросив край простыни за плечо. – Чревато тем, что твои боязливые сородичи схватят меня и сожгут на костре.

Шун-Ди нервно усмехнулся. Шутка (если это была шутка, конечно) ему не понравилась.

– Ну, костра вряд ли следует ждать… Мы ведь не в Альсунге. В Минши уважают магию.

– Да уж, – Лис демонстративно зевнул, показав острые зубы. – Уважают – пока магия не угрожает вашим драгоценным птичникам… У Ниль-Шайха я уже стащил одного индюка, – Лис улыбнулся – с такой неповторимой хищностью, что было невозможно удержаться от улыбки в ответ. – Не сумел устоять, Шун-Ди. Твой приятель – редкостный тупица. А что до Альсунга, я побывал там однажды, лет пять назад. Малоприятный опыт.

– Как ты там выжил? – нахмурившись, спросил Шун-Ди. – Лис, это очень опасно. Я безумно рад встретить тебя в нашей части Обетованного, но ты должен пообещать мне, что…

Лис с игривой скорбью положил руку Шун-Ди на плечо. Его ладонь была узкой и лёгкой, как пёрышко. И горячей.

– Ах, Шун-Ди, роль заботливого батюшки тебе совсем не даётся… Возложи его в себе на погребальный костёр, пока не стало слишком поздно, – Лис покачал растрёпанной головой. – Иначе, глядишь, Заботливый Батюшка вытеснит Шун-Ди Благородного и Шун-Ди Законопослушного, моих старых знакомых.

Шун-Ди хмыкнул и постарался скрыть разочарование, когда Лис убрал руку. Вальяжно потягиваясь, он отошёл к кустам и с любопытством втянул их свежий запах.

– И как я жил без твоих насмешек?

– Я тоже не понимаю, – серьёзно кивнул Лис. – Надеялся, что ты объяснишь мне, в чём секрет твоей выносливости. Вы, люди, вообще-то нечасто ею отличаетесь.

Шун-Ди оставил без внимания новый укол. Ему важно было услышать правду.

– Лис, послушай. У нас не так много времени до рассвета. Ты скажешь, зачем ты здесь? И что делал в Альсунге? И почему…

– О, а вот и Шун-Ди – Тысяча-Бессмысленных-Вопросов… Давно не виделись. Ты совсем не изменился.

Сам Шун-Ди думал иначе, но не стал спорить.

– Полагаю, это к лучшему.

– О, не знаю, не знаю… – промурлыкал Лис, зачем-то подпинывая кусты голой ногой. – Даже жёны Ниль-Шайха не в восторге от твоего занудства. Но почему-то (вот уж не постигаю, почему) находят тебя симпатичным.

Шун-Ди засмеялся – но тут же прикусил губу. Ему совершенно не хотелось, чтобы кто-нибудь из слуг проснулся и обнаружил хозяина в саду, беседующим с каким-то длинноволосым северянином в простыне. Слуги и без того косятся на него с подозрением – как косятся в Минши на всякого, кто плавал на западный материк и пробыл там достаточно долго.

– Приму это как комплимент… Лис, тебе нужно соблюдать осторожность. Я не шучу. Если на Рюе кто-нибудь увидит, как ты превращаешься, ты обязан будешь предстать перед Светлейшим Советом.

– Могу вообразить… – протянул Лис, улыбаясь краешком губ. – Несчастные миншийцы. У твоих сородичей все представления о мире сломаются, если они увидят живого оборотня. Окажется ведь, что предания – не просто развлечение для детей. Вы, люди, так смешны в своей наивности. Вы думаете, что всё Обетованное принадлежит вам, а сами не знаете его законов… И поэтому делаете глупость за глупостью.

– Ты говоришь загадками.

– Разве тебе не нравится? И, в конце концов, здесь я менестрель. Удивительно, как на западе это не пришло тебе в голову.

– Теперь мне и самому удивительно, – признал Шун-Ди, глядя, как Лис по-хозяйски обходит рассаду с лилиями, склонив голову набок. Казалось, он едва сдерживается, силясь не чихнуть от цветочной пыльцы. – Ты всегда был похож на менестреля. У Аль-Шайх-Йина была с собой флейта, и несколько раз ты так внимательно слушал её… Я должен был догадаться.

Лис фыркнул. Его волосы невесомыми змейками разбросались по простыне. В лунном свете он казался именно тем, кем был – существом с запада, созданием из колдовских краёв. Он ничем не напоминал тех менестрелей, с которыми Шун-Ди доводилось встречаться.

– Я слушал внимательно, потому что старикашка фальшивил в каждом третьем такте. Ты мог догадаться и по другим вещам, о Шун-Ди – Изредка-Прозорливый… Но «капли прошлого уже утекли», как говорят здесь, у тебя на родине. Это неважно. Начнём с того, за что ты обижен на меня.

– Я на тебя обижен? – изумился Шун-Ди. А потом с досадой подумал, что не надо было изумляться так искренне. К чему сообщать Лису, что он не способен по-настоящему на него обижаться?

– Разумеется. Моё зрение гораздо острее человеческого, досточтимый аптекарь – и при свете дня тоже. От меня не укрылось, что у Ниль-Шайха ты сидел с таким лицом, будто тебя под стрелами кентавров заставляют жевать лимон… – Лис помолчал и вкрадчиво осведомился: – Или дело в присутствии Ниль-Шайха?

– Может быть, – Шун-Ди не хотелось в это вдаваться. – Может быть, мне уже тогда нужно было поговорить с тобой начистоту. Но это не значит, что я обижен…

Лис с торжеством хлопнул в ладоши и наставил на него длинный палец.

– О, вот я и слышу снова этот сомневающийся тон! Давай же, Шун-Ди-Го: «не значит, хотя…» Или сегодня ты предпочитаешь «не значит, но…»?

Шун-Ди медленно выдохнул и коснулся чёток. Он чувствовал, как от этих перебросов у него начинает идти кругом голова – очень знакомо идти кругом… Ещё чуть-чуть – и перед глазами замелькают звёзды, совсем не похожие на те, что в небесах.

– Не играй со мной, Лис, – тихо попросил Шун-Ди. – Пожалуйста. Если я на что-то и обижен, то лишь на то, как много ты скрывал от меня… Мне неясно, почему. Но это в прошлом, как ты сам сказал. Я хочу узнать, зачем ты здесь. Я хочу понять.

Лис надул щёки и дурашливо закатил глаза; их янтарное мерцание на миг поблёкло. А потом схватился за сердце, скомкав простыню с истинно менестрелевой выразительностью.

– О да, ещё больше возвышенности, досточтимый аптекарь! Мой нюх подсказывает, что её маловато. Ладно-ладно, можешь не кипеть от гнева. Что именно ты хочешь понять?

– В первую очередь… – где-то тонко вскрикнула ночная птица, и Шун-Ди вздрогнул. Его родной Маншах был жарким, малонаселённым и скалистым, с побережьями, изрезанными бесплодными утёсами. Он долго не мог свыкнуться со здешним обилием животных и с их переговорами в темноте… Пожалуй, Лис не так уж странно смотрится на острове Рюй. – В первую очередь – что привело тебя в Обетованное?

– Для меня весь наш мир и есть Обетованное, – лукаво прищурившись, сказал Лис.

– Поймал, – улыбнулся Шун-Ди. Двуликие вечно исправляли его в подобные моменты. Как и кентавры, вот только замечания полуконей непременно сопровождались подробными и скучными пояснениями. – Я имел в виду – в наши края. В Минши.

– Ну, определённо не твои прекрасные глаза, о аптекарь, – заверил Лис и (о Прародитель) подмигнул Шун-Ди. – Я уже говорил, что бывал в Минши раньше. Мне нравится здесь. Всегда можно представиться менестрелем из Дорелии или Феорна – и вход в дома богачей тебе обеспечен. Все они готовы слушать, как я пою и играю, пока не закончатся хьяна, засахаренные фрукты и безделье… А безделье у вас, по-моему, никогда не кончается.

– Да, но почему не со мной? – спросил Шун-Ди, и зверино-жёлтые глаза резнули его таким равнодушием, что сердце сжалось. – Почему не на корабле нашего посольства? И с кем ты отбыл?

Лис высокомерно дёрнул плечом, и с него – ещё один острый костлявый угол – тут же сползла простыня.

– Какая разница, с кем? С одним из ваших купцов, торговцев оружием. Он приплыл, кажется, за стрелами кентавров, хотя по ходу дела ножи и отравленные иглы боуги его тоже заинтересовали… Не думаю, что сделка была выгодной, – Лис плотоядно усмехнулся, – учитывая, сколько он выложил им золота, шелков и драгоценных камней. А кентаврам – ещё и бумаги с перьями. Они в восторге от этого: с вощёными табличками трудно сравнить.

– Возможно, я знаю его, – растерянно пробормотал Шун-Ди, перебирая в уме подходящих под описание знакомых. Это вполне мог быть и один из близких друзей его опекуна с острова Маншах… Осознавать это почему-то было особенно неприятно.

– Возможно, – легко согласился Лис – и босой ногой провёл по песку извилистую дорожку. Озвучивать имя он, конечно же, не планировал. – А почему я не отплыл с вашей группой… Во-первых, мне не хотелось впутываться в вашу политику. Не обессудь, Шун-Ди-Го, но ведь ты искал среди наших племён военных союзников для Минши. Не очень-то умно, но тебя нельзя винить. Это скудоумие по праву принадлежит Светлейшему Совету, а не тебе.

– Скудоумие, – повторил Шун-Ди, качая головой. Ему снова захотелось воровато оглянуться – так, будто он делал что-то противозаконное. Вне зависимости от его отношений с Лисом (и отношений к Лису), такие слова в адрес Совета попахивали изменой. – А что же «во-вторых»?

– А во-вторых… – Лис с обезьяньей ловкостью сорвал одну из лилий большим пальцем ноги, а потом перебросил её в руку. Редкие облака разбежались от ветра, и теперь свет луны заливал его полностью – густой, как клубы серебристого тумана… Или колдовского дурманящего порошка. – Во-вторых – мне просто так захотелось. Я отплыл уже после того, как ты ушёл из племени, о Шун-Ди Чрезмерно-Мнительный. И нет, я не рассказывал тому торговцу ничего о твоей миссии. Не подозревай меня в предательстве, пожалуйста – не то от горя у меня преждевременно начнётся линька. Ну или клыки сточатся.

– Я и не подозревал! – возмутился Шун-Ди. Что-то плеснуло в фонтане – должно быть, с карликовой пальмы упал листок, – и он спохватился, что сказал это слишком громко. – Просто… Ты действительно мог поехать с нами, Лис, раз уж тебе нужно было на восток. Но что сделано, то сделано.

– Мудрый вердикт, – кивнул Лис. Он вертел лилию в пальцах, поглядывая на неё, как на сочного, только что пойманного зайчонка. – Сказал бы, что он достоин вашего Совета – но не стану лишний раз издеваться… Будем считать, что твоё общество просто-напросто утомило меня на западе, – он заметил выражение лица Шун-Ди (его зрение и в человеческом облике оставалось лисьим, так что ночь ничего не скрывала), ухмыльнулся и добавил: – Но это не отменяет твоего предположения о том, что теперь я соскучился. Я ведь знаю, что ты предположил это, Шун-Ди-Го.

Шун-Ди уже мечтал переменить тему.

– Ниль-Шайх тогда сказал, что ты остановился в его доме шесть дней назад. Торговец оружием прибыл на Рюй раньше меня. Что ты делал всё это время?

Лис растёр в пальцах пыльцу лилии и тихо чихнул от её аромата. Чихал он тоже так, что это было непросто отличить от звериного фырканья.

– Ждал тебя, разумеется, о аптекарь, – тонким пальцем он почесал нос и с урчанием бросил лилию на песок. – Ненавижу цветы… Ты же это хотел услышать? Я ждал тебя.

Шун-Ди устало вздохнул.

– Я хотел услышать, как было на самом деле.

– Так и было. Я ждал тебя. По крайней мере – чтобы обсудить судьбу твоей экспедиции… – Шун-Ди с горечью попытался ответить, что тут и обсуждать нечего – но словесное кружево Лиса было не остановить. – Ниль-Шайх спьяну уже обмолвился в женском крыле, что ты держал отчёт перед Советом и недоволен итогами. Да и твоё отчаявшееся, обросшее лицо говорило в тот вечер само за себя… Прости, досточтимый аптекарь, но эта бородка как-то чужеродно на тебе выглядит. Вот представь меня в волчьей шкуре – нелепо же, правда?

Шун-Ди задумчиво ощупал лицо и шагнул чуть в сторону, чтобы оказаться в тени. И точно – может, в бездну её, эту бородку?… Он торопливо избавился от посторонних мыслей.

– Мой отчёт прошёл не очень удачно. Совсем неудачно, честно говоря. Светлейший Совет считает, что я провалил посольство.

– А сам ты как считаешь?

Шун-Ди и ждал этого вопроса, и боялся его. Он снова вознёс беззвучную молитву к Прародителю, потому что пока сам не знал, как вернее ответить. Наверное, Прародитель сегодня уже устал от его докучливых просьб – так же, как Лис на западном материке устал от его общества.

О нет, только не это. Нет ни малейшего смысла обижаться на Лиса: что бы он ни сказал и ни сделал, он останется его другом. Лучшим другом. Даже, вероятно, единственным. Шун-Ди на секунду представил, как знакомые купцы или продавцы из его лавок отреагировали бы на это заявление – «Мой лучший друг – лис-оборотень с запада»… Он нервно усмехнулся.

– Я считаю, что их можно понять. Я не заключил союз ни с кентаврами, ни с твоими сородичами… Ни, тем более, с Эсалтарре. Я привёз много ценных товаров и подарков, редкие травы для лекарств и масел, карты и записи – но для государства всё это едва ли имеет цену.

Лис текучим движением оперся локтем о куст – и коротко зашипел: острые ветки укололи его из-под листвы. После смены облика он часто подолгу не мог смириться с тем, что кожа становится голой и беззащитной, лишившись золотисто-рыжего меха.

– И ты всё ещё защищаешь своё государство от обвинений в скудоумии, Шун-Ди-Го? В таком случае мне тебя жаль. Может, весь ваш шум с Восстанием был поднят напрасно, и клеймо у тебя на лбу всё-таки что-то значит?

Вот это было куда больнее. Темнота вокруг сгустилась, нацелившись на Шун-Ди тысячей клинков. Он задохнулся и не сразу смог ответить:

– Неужели мой грех – в том, что я бывший раб, Лис?

– О нет. Только в том, что ты мыслишь, как раб, – Лис надломил оскорбившую его ветку, и Шун-Ди спросил себя: не задался ли Двуликий целью разобраться с его садом, как он уже, по-видимому, разобрался с птичником Ниль-Шайха? – Хозяин хлещет тебя за якобы плохо выполненный приказ, а ты безропотно сносишь порку. Вот что ты делаешь, о Шун-Ди – Продавец-Чудодейственных-Мазей… И я пришёл, чтобы уточнить: ты и дальше намерен продолжать в том же духе?

– Не понимаю, о чём ты, – выдохнул Шун-Ди. Ему хотелось уйти: ночь выдалась немилосердно долгой. – Лис, я сожалею, что всё так вышло. Я пытался отстоять свою правоту.

Лис то ли опять чихнул, то ли язвительно фыркнул.

– Сдаётся мне, при этом ты взял неверную ноту – как говорят менестрели… Где Вещь, Шун-Ди-Го? Ты и её отдал Совету? – Шун-Ди убито кивнул. Лис подобрался, как перед прыжком – точно так же он выгибал спину в другом облике, перед тем как броситься на добычу. Перед тем, как вонзить зубы в чьё-нибудь беззащитное горло – или, приземлившись на все лапы с прыжка, схватить мышь, что попискивает в траве. – Исправь меня, если я ошибаюсь. Ты отдал Совету яйцо драконицы – будущее дитя одной из крылатого народа Эсалтарре? Отдал величайшее из сокровищ, которые тебе удалось добыть за год с лишним? Да к чему преуменьшения – величайшее из сокровищ Обетованного?… Не так ли, Шун-Ди – Ведомый-Чувством-Долга?

– Так, – шёпотом сказал Шун-Ди, глядя в расплавленное золото глаз Лиса. Возразить ему было нечего.

Лис угрожающе оскалился. Шун-Ди редко видел его с таким оскалом – и каждое из воспоминаний изрядно портило настроение.

– Ты отдал его идиотам. Отдал людям, которые не знают – и никогда не узнают – ему цены, – прошелестел Лис. Шун-Ди стоял перед ним, и песок дорожки словно превратился в зыбучий песок пустыни. Он снова ждал приговора – во второй раз за несколько дней. – Ты знаешь, какая участь ждёт этого детёныша, когда он вылупится? Молчишь, купец? Зато я знаю. Я наведывался в ваши королевства (и в уже-не-королевства) не один раз после того, как исчезли магические преграды меж нашими материками. И вынужден признать: рабы, тщеславие вельмож и мерзкие рисовые лепёшки – не самое худшее из того, что мне встретилось у вас, в Минши… Самое худшее – себялюбие и жестокость тех, кто вами правит. Раньше были король (Сын Солнца, кажется – или как вы, болезные, его величали?) и хозяева, теперь – Светлейший Совет и хозяева; какая разница? Для них каждый из вас – мясо. Добыча. Волы для работы. Разве ты не видишь?… И в Эсалтарре они никогда не увидят суть. Дракон для них останется не личностью, не мудрым и неповторимым созданием, которым является на самом деле, – а занятной зверушкой, громадной ящерицей… В лучшем случае. В худшем же – оружием, как те ножи и стрелы. Они используют его для Великой войны, Шун-Ди-Го. Используют, чтобы запугать противников. Они сделают дракона безмозглой, жестокой, вечно голодной игрушкой – таким же, как они сами.

Шун-Ди казалось, что с каждым словом Лис запускает когти ему в грудь.

– Минши сейчас не участвует в Великой войне, – севшим голосом сказал он. – Совет добился перемирия со всеми королевствами.

– И удерживает это перемирие, и не плетёт тайных интриг? Ты действительно веришь в то, что эти павлины тебе сказали? – Лис цокнул языком и расслабился – наверное, справившись с собой. Либо уверившись в том, что «досточтимый аптекарь» – скорее дурак, чем подлец. – Зря, Шун-Ди-Го. Великая война тянется у вас почти двадцать лет – и вряд ли скоро закончится. Все хотят отгрызть кусок пожирнее, потому ваша часть мира и ходит по краю. Любой менестрель скажет тебе то же самое… Не верь павлинам.

Павлинам. Костяшкой пальца Шун-Ди коснулся пера, выжженного на лбу. Неужели Лис прав?

Ночь на исходе – близится Час Соловья… Он должен узнать.

– Если тебе известно о планах Совета что-то, чего не знаю я, пожалуйста, Лис, расскажи мне. Прошу тебя. Я клянусь, что тебя не выдам. И клянусь: я ни мгновения не радовался тому, что пришлось оставить яйцо у них. Ты помнишь, как я был счастлив, когда драконы поделились с нами таким бесценным даром, когда Рантаиваль Серебряный Рёв решилась отдать одного из будущих детей нам на воспитание, в знак дружбы с людьми… – Шун-Ди перевёл дыхание. Воспоминания о том великом дне были болезненно-яркими; он был уверен, что у других членов группы – тоже. В ушах у него всё ещё гремели оглушающие, прекрасные голоса драконов. – Я плакал в тот день, Лис. Рыдал над этим яйцом, как ребёнок. Ты знаешь, что я не лгу.