Текст книги "Осиновая корона (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 63 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

ГЛАВА XVI

Альсунг. Озеро Гон Хальм – Ледяной Чертог

Когда наместник Велдакир прибыл на север с традиционным отчётом, как поступал трижды в год, король Хавальд Альсунгский как раз затеял рыбалку и не пожелал её прерывать. Это было в духе Хавальда – время от времени показывать наместнику, кто тут главный, да и просто не отвлекаться от своих дел ради кого бы то ни было. Тем более, ради ти'аргцев.

Это было естественно для человека власти – для подлинного властелина, конечно, а не для лекаря-исполнителя, каким был сам наместник. Поэтому такой приём его не возмутил.

Наместник был уже немолод, да и опухоль в печени настойчиво о себе напоминала. Но он без возражений одолел путь до озера Гон Хальм верхом на мохноногой лошади из королевской конюшни. Лошадь тяжело переступала по утоптанному, смёрзшемуся снегу дороги (в этой части Альсунга зима была вечной) и простуженно фыркала при ходьбе. Такая же старая и немощная, как он сам, – подумалось наместнику. К лошадям он всегда относился прохладно, хоть роль военного лекаря в Великой войне и приучила его к седлу. Иное дело – змеи или редкие насекомые…

Король разбил палаточный лагерь на берегу озера и веселился там с тремя дюжинами дружинников-двуров, слуг и пленных рабынь. Раскаты смеха, запах дыма и жарящегося на костре мяса настигли наместника ещё до того, как дорога свернула к Гон Хальм: ветер дул в его сторону. Лошадь фыркнула громче обычного.

Дорога повернула, обогнув густо заснеженный холм, и вонь жирного мяса защекотала ноздри ещё сильнее. Свинина. Должно быть, охотясь с дружинниками, Хавальд опять загнал дикого кабана… Наместник позволил себе поморщиться, но лишь мысленно: всё-таки он был не один, а при посторонних негоже выказывать королю хоть что-то подобное неодобрению. Ехал он в сопровождении безусого мальчика с пронзительно-голубыми, по-детски невинными глазами – младшего дружинника (младший сын двура, по законам Альсунга, мог легко потерять титул и клочок земли и должен был подтвердить и то, и другое многолетней воинской службой королю). Мальчик лихо гарцевал на другой стороне дороги – так, будто снежные заносы и ветер не мешали ему. Правда, недавно то же нежное голубоглазое создание, не стесняясь наместника, латной перчаткой порвало щёку рабу (судя по внешности, дорелийцу) у ворот Ледяного Чертога. Бесстрастно, как подобает врачу, наместник Велдакир оценил мастерство и чудовищную, совсем не юношескую силу удара – и здоровую силу лёгких: выпустив пар, мальчишка звонко расхохотался.

Врачу не подобает размышлять о причинах, лежащих вне тела. Поэтому наместник прогнал прочь мысли о том, что раб просто попался альсунгцу под руку.

Он на хозяйской территории. Он не должен вмешиваться. Он приезжает отчитываться и наблюдать.

В его ведении только Ти'арг, где такие нарушения закона недопустимы. Именно этим он и занимается в последнее время, разве не так? Защищает закон.

Наместник повторял это про себя, съезжая вниз по склону к гладкому, раскинувшемуся серо-синим овалом озеру; Гон Хальм питался горячими источниками Старых гор и не замерзал зимой. Хотя вода шла робкой рябью, издали она казалась плоской, как зеркало – обманчиво спокойное зеркало под хмурым небом, окружённое рамкой снегов. Лошадь дёрнулась было в сторону, но наместник натянул поводья, и она, вновь фыркнув, покорно двинулась к воде.

Люди короля разложили три больших костра прямо на прибрежных камнях, а палатки со знамёнами Альсунга поставили широким полукругом. Перебрасываясь шутками, дружинники у ближайшего костра лениво покручивали вертел с насаженным на него кабанчиком; их кольчуги сверкали ярче, чем столовое серебро в резиденции наместника. Слуги тем временем тащили к королевскому шатру (самый высокий из всех, он к тому же был подоткан золотой тесьмой и красовался самым громадным драконом на вышивке) сеть с ещё трепыхавшейся серебристой рыбой. Несколько сетей с уловом уже были свалены в кучу там же, рядом с горсткой гарпунов, больше похожих на боевые дроты; дальше, у самой воды, грустно накренились вниз носами оставленные лодки. Значит, рыбалка уже подошла к концу, и после свинины пирушка продолжится уловом… А также, возможно, ухой: ещё пара слуг возилась с котелками и ложками. Велдакир не сдержал облегчённого вздоха.

– А, хранитель Ти'арга!.. Мне передали, что ты здесь. Прости, что не встретил как подобает.

Услышав альсунгское приветствие, произнесённое бодрым хрипловатым басом, наместник спешился со всей скоростью, на которую был способен, и сжался в поклоне. Мальчик-дружинник принял у него поводья. Только выждав положенные мгновения, наместник поднял глаза.

Король Хавальд стоял у входа в шатёр, щурясь на него смешливо-проницательными светлыми глазами. Он был без шлема и кольчуги, в простом плаще – правда, на меху чернобурой лисицы. Наместник отметил, что с их последней встречи король посвежел и даже как будто раздался в плечах. Румянец стал розовее, а ветер словно ещё радостнее играет завитками бороды.

Даже странно, учитывая, что Дорелия укрепила позиции в Феорне, а отношения со Светлейшим Советом Минши, кажется, стремятся в тупик. Как и Инген Дорелийский, король Хавальд был красив и всё ещё молод – но это, к счастью (как думал наместник), оставалось единственным, что их сближало. Король Хавальд всегда отличался осмотрительностью и не был беззаботен в тяжёлые времена – так что же…

Ах вот что. Следом за королём шатёр покинула рабыня-миншийка – маленькая и изящная, как статуэтка, с жемчужно-белой кожей и чёрными омутами глаз. Зыркнув на важного на вид человека, девушка покраснела и сразу скрылась, однако наместник уже успел оценить и её редкую, какую-то вкрадчивую красоту (у него внутри – и то что-то дрогнуло), и массивное ожерелье с изумрудами. Ожерелье рабыне идёт, но стоит явно целое состояние. Король влюбился. Как банально и в то же время успокоительно.

Лучше очередная влюблённость, чем какой-нибудь союз без ведома наместника. Он должен быть в курсе дел своего повелителя, так ведь?…

Стараясь не кряхтеть, наместник поднялся с камней и блёкло ответил на королевскую улыбку.

– Всё в порядке, Ваше величество. Я явился, как вы и просили, за два восьмидневья до нашего праздника урожая.

– И верно, – окинув взглядом последнюю сеть с уловом, Хавальд хлопнул в ладоши и одобрительно кивнул головой; дружинники радостно закивали в ответ, потрясая кулаками – совсем как на поле битвы… Наместник удручённо вздохнул. Снова – в мыслях. – Не рассчитал я сроки с рыбалкой, но что уж поделать… Зато ты сможешь присоединиться к нам на пиру, Велдакир. Или по-прежнему гнушаешься мясом?

Наместник потупился.

– Ограничиваю себя, Ваше величество. Здоровье не позволяет.

– Наши боги говорят: ничего не лечит лучше доброго эля, зажаристого мяса и друзей, – хмыкнул король. – Так что милости просим!

Наместник сильно сомневался, что альсунгские боги могли хоть что-нибудь говорить. Во-первых, их было несметное множество, и вогнать этот хаос в закрытый список не удосужился пока ни один учёный из ти'аргской или кезоррианской Академии. А во-вторых, альсунгцы – наверное, одни в Обетованном – принципиально не переносили священные знания в тексты, даже в свои узелки… С другой стороны, это очень удобно – вот так непринуждённо связывать каждую мелочь с волей богов. Наместник иногда завидовал возможностям власти в Альсунге, её непререкаемому авторитету. В другом месте королева-колдунья Хелт, пожалуй, не добилась бы вообще ничего.

Кстати, именно отсюда, от берегов озера Гон Хальм, король Конгвар когда-то начал свой поход на Ти'арг. Начал Великую войну.

Почему он именно сейчас, так не вовремя, вспомнил об этом?… Наверное, всё дело в необычном месте встречи. Да, точно. Чаще всего король принимал его в Чертоге, среди резьбы по дереву, длинных скамей и охотничьих трофеев. А ещё – щитов (да-да, Хавальд тоже был коллекционером, хотя и не таким увлечённым, как сам наместник). А тут – озеро, стынь и пронизывающий ветер, от которого ещё сильнее исходит болью правый бок и хочется завернуться, подобно улитке, в плащ-панцирь…

Наместник опять поклонился.

– Почту за честь, Ваше величество.

– Я читал твоё послание, – бросил Хавальд через плечо некоторое время спустя: он уже отошёл и вполголоса отдавал слугам распоряжения об обеде. – Что, опять в Ти'арге крестьяне волнуются?

Наместник Велдакир сглотнул сухость в горле. Началось.

– Да, Ваше величество.

– И убиты сборщики податей?

– Ещё двое, Ваше величество… Оба – во владениях лордов Элготи. Но преступники обнаружены и схвачены. Их ждёт казнь.

– Да, и перца добавь побольше… Элготи, – задумчиво протянул король, с явной неохотой отвлекаясь от рыбы. – Разве Элготи не якшались с этим твоим горе-бунтарём, Каннерти? Я слышал это имя.

– Молодой Элготи был другом Риарта Каннерти, действительно… Покойного Риарта, Ваше величество, – наместник приблизился на два шага (не больше: переступи он невидимую черту – тут же окажется в кольце из мечей дружинников). – С ним покончено, и он больше не опасен. Мой человек, Моун, подтвердил это.

– «Подтвердил», значит… – король Хавальд коротко улыбнулся – как померещилось наместнику, с налётом брезгливости – и жестом приказал разложить на камнях доски под скатертью. Велдакир предпочёл бы, конечно, есть не на пронизывающем ветру, но альсунгцам это доставляло извращённое удовольствие, и он не перечил. – А его родные, близкие? Ближайшие сторонники? Тот же Элготи – да и вообще все, кто был в курсе его дел? Как с ними?

Неудавшееся (точнее, не до конца удавшееся) дело с Тоури… Наместник не предполагал, что до этого дойдёт так скоро. Ссутулясь в полупоклоне, он прикрыл ладонью лоб – в знак скорби.

– Я приехал поговорить с Вами прежде всего об этом, Двур Двуров. Кое-что в Ти'арге, по моим предположениям, всё ещё угрожает Вашей справедливой власти… И с весьма неожиданной стороны.

* * *

– Хочешь сказать, наречённая этого Каннерти – ведьма?

В тоне короля, несмотря на грубоватое слово, не было ни злобы, ни отвращения. Скорее простая задумчивость. Одновременно Хавальд трепал по гриве гнедого коня, своего любимца, и игриво улыбался рабыне-миншийке, ехавшей по другую сторону от него. Король всегда умудрялся совершать несколько дел сразу, и методичного Велдакира такая разбросанность (только на первых порах, конечно) слегка раздражала. Он уже в студенчестве понял, что успеха можно добиться лишь чёткими и хладнокровными действиями, относясь к жизни, как к операции. И там, и там слишком многое бывает на кону.

Потом он привык. В конце концов, в Хавальде обнаружилось больше достоинств, чем недостатков. По крайней мере, служить такому намного приятнее, нежели капризному садисту вроде Ингена Дорелийского… Или калеки Тоальва, чьей воли всегда не хватало, чтобы достойно править.

А вот на достойную смерть хватило.

Наместник Велдакир старался меньше думать о Тоальве – как и вообще о том, что было до Великой войны. Любая тварь – от жабы до человека, от змеи или пчелы до дракона – живёт настоящим, и этот закон нерушим. В воспоминания пристало зарываться разве что врождённым идиотам вроде Моуна, наушника и убийцы. Дураки любят облизывать каждую деталь своей памяти, хранят каждую ненужную мелочь – потому, например, резкие цвета и звуки производят на них такое сильное впечатление… Когда эта мысль промелькнула и пропала в сознании наместника, внезапно начался снегопад. Белые хлопья, похожие на пух из порванной подушки, засыпали дорогу и из-за сумерек казались голубоватыми.

Слуги, что брели пешком перед кавалькадой, зажгли факелы. Миншийка ловила снежинки на ладошку и радостно хихикала, разглядывая их. До Ледяного Чертога оставалось совсем немного.

Незаметно запустив руку под плащ, наместник прижал кулак к правому боку. Печень сочилась болью, в точности как кабан на давешнем пиру. Больно будет и завтра, – отстранённо подумал Велдакир. Пускай. От королевского угощения нельзя отказываться, да и Хавальд, разумеется, не знает о его хвори.

– Боюсь, что так, Ваше величество. Уна Тоури жива и здорова – и, как вдруг выяснилось, является сильной волшебницей. Ума не приложу, как семье столько времени удавалось скрывать её магию…

– Ты уверен?

– Полностью. В Кинбралане, замке Тоури, у меня недавно появился свой источник. Весьма надёжный.

Хавальд кивнул; за снегопадом наместник нечётко различал его чеканный профиль.

– Что ж, подождём ещё. Каннерти умер совсем недавно: немудрено, что те, кто верил в него, пока не успокоились. Пройдёт время, и они бросят эти глупости. У них нет никакой существенной силы. Дюжину крестьян с вилами нельзя назвать бунтом, Велдакир. И убитых сборщиков – тоже.

Наместник в этом сильно сомневался, но предпочёл не спорить.

– То есть вводить войска Вы пока не станете, Ваше величество? Даже чтобы припугнуть смутьянов?…

– Зовёшь моё войско в Ти'арг? – король коротко хохотнул, поправил серебряную застёжку на плече и осторожно кольнул коня шпорами; конь вздрогнул и понёсся вперёд, сквозь метель. – Миншийцы опять обставили меня, Велдакир – я тебе ещё не сказал? – зычно крикнул он оттуда, нисколько не опасаясь, что дружинники, слуги и рабы услышат каждое слово. – Я не получил того, что они обещали. Никакого сокровища!

Велдакир знал, о чём говорит король. Он скомкал ткань куртки на правом боку и постарался подавить волнение.

Чудо из чудес – яйцо дракона. Если бы Светлейший Совет Минши сдержал своё слово, Хавальд стал бы непобедим (а с ним заодно – и Ти'арг). Но, с другой стороны, – верить миншийцам?… Смешно.

– Они объяснили всё кражей! – продолжая смеяться, прокричал король – уже совсем издали. Снегопад участился, и следы его коня мгновенно исчезали под пластами «пуха». – Мол, сожалеют, но сокровище украли… Представляешь, какая нелепость? Желтокожие бестии, они ещё у меня напляшутся! Поспеши, старик, в Чертоге я хочу показать тебе кое-что! Давно хотел, но никак не решался! В подземелье!..

Наместник почувствовал тревогу, но усмехнулся в темноту.

– С удовольствием, Ваше величество!

* * *

Спустившись в подземелье Чертога, король свернул в коридор, где, как знал наместник Велдакир, обычно содержались знатные узники. Сейчас заключённых не было: темницы пустовали, и в пахнущем смолистым деревом коридоре стояла затхлая тишина. Хавальд громко протопал к одной из клеток и с прежней улыбкой протолкнул в замок ключ. Скрежет, раздавшийся после, показался наместнику оглушительным – да ещё и повторился три раза.

– Смотри сам, Велдакир. Не только Светлейший Совет может бахвалиться магией… – в открытой улыбке Хавальда наместник впервые заметил нечто, похожее на волчий оскал. Неужели чутьё на людей так сильно подвело его?… – И мы понимаем, что она иногда нужна. Заходи, не бойся.

Наместник шагнул за решётку, в непроницаемую темноту. Он дышал глубоко и ровно, чтобы не учащать пульс. Сделал несколько шагов, давая глазам привыкнуть к мраку. Интересно, сколько до другой стены?

Ответ пришёл сам – низким рыком из чёрной тишины. Наместник замер.

Мягкие, по-кошачьи бесшумные шаги когтистых лап. Ничего больше не слышно, даже дыхания. За спиной что-то зашипело; Хавальд зажёг факел, и в круге тусклого света наместник увидел…

Его. В тот миг он был самым красивым и самым чудовищным существом в Обетованном – ни больше, ни меньше.

Наместник был не просто поражён: раздавлен – глупо, как мальчишка. Язык прилип к гортани, а колени обняла постыдная слабость.

Это был снежный барс. Наместник читал о таких, когда изучал зоологию в Академии, но вживую не встречал ни разу. Барс, больше напоминающий пантеру – таким узким, длинным и изящным было его тело. Белая шкура в чёрных округлых пятнах; роскошно белая, до жемчужной голубоватости. Цвет снега, страсти и смерти.

Заострённая морда поражала осмысленностью и завершённостью каждой черты. На ней углями светились два чёрных глаза. Наместник отступил на шаг: он будто смотрел в лицо человеку, и никакие самоубеждения не прогоняли это жуткое чувство.

За спиной зверя медленно, как во сне, шевелился хвост. Правое ухо расслабленно дёрнулось; барс склонил голову набок, и взгляд его стал изучающим. Король кашлянул у входа в клетку, и наместник вздрогнул; подумать только, он совсем забыл о его присутствии…

Словно в целом мире – во всех мирах – не осталось никого, кроме него и барса. И это было так… правильно.

– Здравствуй, Тэска, – тихо, уважительно произнёс король. Его голос странно и неуместно звучал здесь – во владениях чёрно-белого, бесшумно-скользящего Нечто. Тэска? Разве у этого может быть имя?… – Покажи ему. Прошу тебя.

Барс издал урчащий горловой звук (как предположил наместник – недовольства), мгновенным движением подобрался, развернулся и белой тенью исчез во мраке у стены. Миг спустя наместника ослепила вспышка света; прямо перед ним точно ударила молния – если бы молниям не всегда сопутствовал гром. Велдакир закрыл руками лицо.

И перестал дышать. Что-то неуловимо изменилось: слабее стал мускусный запах, совсем не слышно когтей… Сердце наместника ухнуло и покатилось куда-то в пропасть.

– Я же просил не беспокоить меня по пустякам, король Хавальд, – глубокий, бархатный голос – и в то же время сладкий, как у певца… Печальный и чуть насмешливый. Шаги были такими же бесшумными, как прежде, но в разы легче и увереннее. Наместник снова попятился. – Было трудно сдержать своё обещание?

От человека, вышедшего ему навстречу, исходили волны властной силы. Наместник отлично чувствовал власть – и здесь она просто сбивала с ног, как волна в шторм. Даже если не брать в расчёт магию.

Он выглядел молодо – как юноша или рано повзрослевший подросток. Стройный и гибкий, удивительно бледный, с остро-округлой, кошачьей линией подбородка. В растрёпанных волосах перемешались чёрные и белые пряди. Юноша раздражённо смахнул с бровей отросшую чёлку и снял невидимую пылинку с ворота: он невесть как успел облачиться в рубашку и кожаные штаны… Надо же, какие красивые длинные пальцы. На таких только кольца носить. Лучше – серебряные.

И с чего наместник решил, что этот Тэска может одним умелым движением свернуть ему шею? Или сломать позвоночник в прыжке, или в одиночку справиться с отрядом мечников?

Потом наместник посмотрел оборотню в глаза, увидел улыбку – и понял.

В этих глазах плескалась не просто темнота – великая, изначальная Ночь, где не было и нет места свету. Манящая, как грех, и хмельная, как семена мака. За красивым разрезом миндалевидных щелей жило безумие, которое было старше наместника и короля, Ти'арга и Альсунга. Древнее всех королевств Обетованного.

Человек-барс стоял перед ним, являя собой воплощённый Хаос.

ГЛАВА XVII

Ти'арг. Замок Кинбралан

Где-то на грани исхода лета и первых дней осени Уну встретили как всегда мрачные, погружённые в свою каменную хандру башни Кинбралана. Здесь, на севере, приближение поры урожая ощущалось куда полнее, чем в Дорелии, – и в этом была своя честность. Больше – никакой ядовито-яркой зелени, никаких пахучих цветов на подоконниках у городских кумушек и в лотках цветочниц… И вездесущего сидра тоже не надо. Блёклые краски, длинные тени, стаи птиц, стежками прошивающие бледные небеса. Белые шапки снега на пиках Старых гор.

Скоро белым станет всё во владениях Тоури. Снег и камни. Камни и снег.

По мнению Уны – ничего лишнего. Она с нетерпением ждала, когда надоедливая зелень наконец-то сползёт с осин и вязов – когда можно будет наслаждаться одинокими вечерами под шёпот дождей, потом – под вой вьюги… Уна любила осень, покрывающую склоны предгорий потёками рыжины и багрянца, её холодные, чистые вечера. Осенью хорошо читать, бродить в одиночестве и думать. По словам тёти Алисии, крестьяне говорят, что пускаться осенью в дальний путь – к счастью.

А именно это Уна и планировала сделать.

Она не разговаривала с матерью почти всю дорогу домой. Она отработала семь новых заклятий, потеряла перчатку и твёрдо решила, что поедет искать лорда Альена так скоро, как только сумеет.

Даже если ради этого придётся переплыть океан.

* * *

– С возвращением, Уна! С возвращением, миледи! – солнечная улыбка Индрис не исчезла, неизвестным образом устояв под гримасой отвращения, которой её поприветствовала леди Мора. – Мы с Гэрхо кое-что придумали для вас. Красиво, правда?

– Недурно, – процедила мать, оглядывая главные ворота замка. Она уже спешилась, мельком кивнула конюху, его жене и шмыгнувшему мимо ворот Бри – и теперь разминала затёкшую шею. – Только кто это будет потом убирать?

Вход в центральную башню Кинбралана оплетали золотые и серебряные нити, будто бы выросшие из самой земли. Проржавевшие скобы и дубовые доски, тёмные от старости, скрылись под кружевом из неведомого материала, лёгкого и нежно мерцающего – точно в насмешку над пасмурным днём… Лучшее украшение, изящное и бессмертное – гораздо лучше гирлянд из плодов и листьев, которыми всё обвешивают в праздник урожая, и выцветших гобеленов, добычи моли. У Уны, совсем не настроенной на созерцание красоты, на несколько секунд перехватило дыхание; но её нисколько не удивило, что маленькое чудо Индрис не тронуло мать.

– Мы снимем чары с ворот, когда Вам надоест, миледи, – спокойно ответила Индрис. Сдвинула с брови пушистую прядь (на сей раз – иссиня-чёрную; неужели в честь вернувшейся ученицы?) и украдкой подмигнула Уне. Та вдруг поняла, что соскучилась по этой лукавой усмешке, ямочкам на щеках – и даже по пухлым женским ногам в кожаных штанах… Интересно, знаком ли лорд Ривэн с Индрис? И, если да, в каких они могут быть отношениях? (Мастер Нитлот почему-то не казался Уне непреодолимым препятствием – по крайней мере, для Индрис… Но всё это вздор).

– Миледи! – к ним вприпрыжку, взметая юбкой пыль, спешила Савия. – Миледи, у нас…

– Пока не нужно, любезная, – Индрис улыбнулась и невозмутимо приложила пальцы к губам подбежавшей служанки. Та возмущённо фыркнула и отстранилась; Уна не сомневалась, что возмущение было искренним: Савии не дали как следует поприветствовать госпожу, а вдобавок – выговориться. Такого она не прощала. – Пусть миледи отдохнут с дороги, их ведь так долго не было. А потом мы представим им гостей.

– Гостей? – мать, которая уже успела пройти несколько шагов вперёд, остановилась; от её широкой спины веяло непреклонностью палача. – Что ещё за гости в отсутствие хозяев?…

– Оборотень, миледи! – взвизгнула Савия, на этот раз ловко увернувшись от рук Индрис. Для этого ей пришлось совершить два неуклюжих прыжка – ещё чуть-чуть, и врезалась бы в курятник. Уна невольно хихикнула, но вскоре до неё дошёл смысл сказанного – и смех закончился где-то в горле. – Самый настоящий оборотень-лис, наверное, с колдовского материка за морем! А с ним какой-то ненормальный миншиец… И они ищут леди Уну.

* * *

Поднявшись в Девичью башню, Уна сразу отослала Савию и плотно закрыла за собой дверь. Потом, для верности, сжала зеркало на поясе и ногтем начертила под ручкой запирающий знак. Этот символ, отдалённо напоминающий кузнечика, Индрис показала ей одним из первых. Как объяснила колдунья, им часто пользуются для охраны денег (те женщины-маги, кто считает себя особо отчаянными рукодельницами, даже вышивают охранный знак на кошельках мужей) или просто замков на тех дверях, за которыми будут не рады посторонним. Индрис тогда, помнится, привела в пример закрытые храмы Кезорре и запретную часть библиотеки в Академии – чем только сильнее раздразнила любопытство Уны…

Как бы там ни было, «кузнечик» с готовностью полыхнул красным и погас. Знаки рисовать просто – куда легче пентаграмм или изысканных цепей символов, по которым течёт энергия для заклятий. Уна была не уверена, что когда-нибудь ей вообще удастся нечто подобное, сколько бы Индрис и мастер Нитлот ни нахваливали «мощь» её Дара. Их перешёптывания в конюшне ей, с одной стороны, польстили, а с другой – заставили далеко не впервые испытать неприятное чувство собственной переоценённости, каменным воротом давящее на шею.

Уна подошла к аккуратно заправленной, холодной кровати, провела по покрывалу рукой. На столе и широком подоконнике, несмотря на чистоплотность служанок, образовался тонкий слой пыли – а может быть, теперь они просто предпочитают лишний раз не подниматься в её башню из-за книг по магии, вездесущих огарков свечей и засушенных трав?… Всё самое шокирующее (вроде птичьих косточек и амулетов Индрис, а ещё – записок из библиотеки, посвящённых её предкам) Уна предусмотрительно прятала в самый нижний ящик, запирая его на ключ. Что ж, видимо, это не помогло; ну и пусть… Там же лежат заброшенные тетради с её дневниками. От них слугам и вправду лучше держаться подальше – может, ещё тщательнее, чем от чего-то магического.

Раньше Уне нравилось возвращаться домой после отъезда: глаз будто заново привыкал к старым вещам, милые и родные мелочи радостно бросались навстречу и отпечатывались в зрении, как заждавшиеся хозяина лобастые щенки. Наверное, то время прошло. В Дорелии она не успела отвыкнуть от Кинбралана – будто бы и не покидала его. Уютная, словно ночная рубашка, погружённая в полумрак комната не то чтобы вгоняла в тоску – но растерянность и усталость точно усиливала.

– Оборотень-лис и купец из Минши, – шёпотом сказала Уна самой себе. Что это за новая внезапность? Зачем они поджидали её? И неужели один из них – в самом деле оборотень с запада, а не умелый шарлатан?… Савия была так напугана, а Индрис (как и всегда) ничего не объяснила толком. Этот чужеземец мог, конечно, и задурить служанке голову – но Савию не так-то просто обмануть. Каждый лавочник из Делга или Роуви, как и каждый крестьянин на землях Тоури, и почти каждый торговец в Веентоне и Меертоне подтвердили бы это.

Ненавижу сюрпризы.

Про себя Уна отметила, что возненавидела их именно этим летом. Более чем логично. После визита в Дорелию и разговора с лордом Заэру она ещё раз убедилась, что больше всего на свете хочет одного – чтобы новое утро не принесло каких-нибудь новых разочарований, неожиданностей и воплотившихся кошмарных снов.

Зеркало всей рамкой жёстко впилось ей в бедро, и Уна со вздохом призналась себе: хорошо, не «больше всего на свете».

Больше всего она хочет найти лорда Альена, Повелителя Хаоса. Своего отца.

А потом, уже после – посмотреть в глаза человеку, по приказу которого убили дядю Горо. Какие глаза, интересно, у наместника Велдакира? Голубые, как у тёти Алисии? Синие, как у неё самой? Или карие – как у матери и наёмника, кричавшего в пламени от боли, словно животное, перед тем как обуглиться заживо?…

Уна расстегнула дорожную сумку и достала заветный свиток с двойной печатью: льва Дорелии дружески подпирал кроной расщеплённый молнией дуб, герб рода Заэру. Свиток был совсем лёгким, из тонкой, голубоватой виантской бумаги, и еле заметно пах зелёными яблоками – или, может, Уне лишь показалось… Каждый вечер по дороге назад она перечитывала свою драгоценность, игнорируя протесты матери, смотревшей на свиток, будто на вошь или крысу.

Рекомендательное письмо от лорда Ривэна аи Заэру, советника короля, хранителя правосудия. Бумага, по которой ей в любой гавани Дорелии предоставят место на корабле, идущем на запад, и не возьмут ни монеты взамен… Если ей повезёт – очень скоро.

Письмо было бессрочным. Уна помнила, как подрагивали смуглые, по-воровски подвижные пальцы лорда, когда он подписывал его. Как он смеялся от неловкости, выводя казённую формулировку – «для поисков члена семьи».

Впервые за много дней наслаждаясь одиночеством, Уна поднесла свиток к лицу и втянула свежий запах дороги и яблок. И чернил лорда Ривэна.

Из-за двери донеслось – почему-то без стука – насмешливое покашливанье.

– Разрешите войти, миледи? Тут, конечно, знак и так далее, но Вы же понимаете, что мне легко его снять… Вот и верхнюю петлю Вы, тем более, опять не довели до конца.

Уна сразу узнала хитрющий, ещё не сломавшийся голосок Гэрхо. Вот по кому она точно не соскучилась. Торопливо бросив свиток в сумку, она ногой задвинула её под кровать и сухо сказала:

– Войди.

Замок щёлкнул, будто никакого знака на двери не было, и показался сначала длинный, с горбинкой, нос Гэрхо (Уне иногда казалось, что он подёргивается, принюхиваясь, как у любопытного кота), а уже потом – вытянутое лицо и долговязое, по-подростковому нескладное тело. Свой балахон Гэрхо окончательно променял на штаны и льняную рубаху кого-то из слуг (рубаха была ему не по размеру и болталась – несмотря на количества без стеснения уничтожаемой еды); прядки тёмных волос, как обычно, блестели от сальности чуть больше, чем надо, а к щеке, под следами старательно сведённых прыщей, прилипли хлебные крошки. Гэрхо окинул комнату Уны скучающим взглядом, прошёл, шаркая, вперёд и плюхнулся на стул – без каких-либо признаков почтения. Впрочем, их наличие скорее удивило бы Уну.

– Ну, и как всё прошло? – спросил он, и Уна поморщилась – таким тоном ему пристало говорить с дочкой конюха, а не с ней. И дело вовсе не в том, что с Эльдой обручён Бри: просто так уж устроен мир, и она – дочка конюха… Вне оценок.

– Что именно? Встреча с бьющейся в панике Савией?

Уна не хотела язвить (в конце концов, нет вины Гэрхо в том, что в Кинбралан заявились незваные гости, – как и в том, что лорд Ривэн не смог сообщить ей ничего конкретного об участи Альена Тоури), но это получилось как-то само собой. Пожалуй, они с Гэрхо с самого дня встречи и не общались в обычном, дружелюбном тоне.

С другой стороны – мальчишка не спорил. Да и к подросткам у Уны было сложное отношение: то ли она слишком привыкла к старшим и сверстникам, то ли слишком хорошо помнила себя в физическом возрасте Гэрхо…

Не выказав недоумения, Отражение широко ухмыльнулся, выхватил грушу из вазы на столе и с аппетитом ею захрустел.

– А, уже нажаловалась? Да, господин Шун-Ди ей сразу не понравился. Не любит ваша служанка иностранцев, это я уже понял. Ох и крику тут было – жаль, ты не видела…

(Гэрхо обращался к Уне по настроению, мешая «ты» и «Вы» – наверное, до сих пор не мог определиться; в такие моменты Уна со злобным удовольствием думала: как всё-таки хорошо, что у неё нет младших сестёр и братьев).

– Господин Шун-Ди – это миншиец?

– Да, купец, – Гэрхо критически оглядел грушу, снял с неё соринку и надкусил с другого бока. – Торгует он вроде лекарствами, порошками всякими и настойками…

– Тогда понятно, почему он не приглянулся Савии, – Уна вздохнула, поднялась и плотнее сдвинула шторы – чтобы полумрак в комнате почти превратился во мрак. Избыток света в Дорелии утомлял её. Да что там, он утомлял её всё лето; настало время с ним распрощаться. – Вот продавай он шёлк, жемчуг или хотя бы кожу…

Или чернила, или особенный – тёмно-жёлтый, пахучий – миншийский воск для свечей. Это пригодилось бы ей для занятий. А так… Выходит, у миншийца всего-навсего торговые предложения? Скучно.