Текст книги "Осиновая корона (СИ)"

Автор книги: Юлия Пушкарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 63 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

ГЛАВА XXV

Ти'арг. Академия

– Ты зачастил ко мне, господин наместник.

Наместник Велдакир отдёрнул руку от двери, будто обжегшись. Он до сих пор не привык к тому, что Тэска любого определяет по звуку шагов. Интересно, слышит ли оборотень, как он скрипит пером в своём кабинете, перебирает флаконы в приёмной или шепчется со змеями в лаборатории?

Или как ворочается ночами, стискивая зубы от боли в боку?…

Впрочем, помимо уровня шума, Двуликому не на что жаловаться. Не всех послов и не всех знатных гостей (которых с годами наместник принимал всё реже) размещали в резиденции с такими удобством и роскошью.

Стены в этом крыле резиденции покрывали деревянные панели с тонкой резьбой – подарок короля Хавальда. Ничего удивительного: альсунгские мастера славятся резьбой по дереву, и Ледяной Чертог – жемчужина их трудов. Оказываясь там, наместник всякий раз поражался лестницам и залам, аркам и перекрытиям из кедра, ясеня или смолистой, пахучей сосны. Весьма полезно для здоровья (может, поэтому альсунгцы в среднем куда крепче южан?), но Велдакиру это не слишком нравилось: он уютнее чувствовал себя среди городских камней.

В нескольких шагах от наместника, на стене напротив, висела картина кезоррианского художника – схватка круторогих оленей. Сбоку от рамы, конечно, складками свисало бело-голубое знамя Альсунга с серебристым драконом – в резиденции такие были повсюду; куда же без вечного соседства искусства и политики… Судя по густоте чащи, вдохновлялся художник лесами Ти'арга, Дорелии или, в крайнем случае, холмистого Феорна. В молодости наместнику довелось повидать кипарисовые и оливковые рощи Кезорре; правда, он не был на севере этой страны, в верховьях Красной реки, но сомневался, что и там можно найти столь густые, тенистые заросли. Олени стояли на фоне моря зелёных мазков, упираясь в мох копытами на точёных ногах и угрожающе склонив головы. Их рога плотно переплелись. Художнику удалось передать и давление изящных черепов друг на друга, и напряжённые в борьбе мышцы животных: казалось, от рогов скоро посыплются искры.

Есть нечто кровожадное в том, что рядом с такой картиной поселился оборотень. Снежный барс. Всего раз Тэска принимал при наместнике звериный облик – но этого хватит надолго, очень надолго. Велдакир сникал и слабел, вспоминая густой мех в чёрных пятнах, и клыки, и тяжёлую мягкую поступь.

И глаза.

Приказать перевесить картину?…

Наместник потёр костяшкой пальца занывший лоб. Почему он так долго стоит здесь, в коридоре, и боится войти – кстати, не впервые? Почему тянет время?

Наверное, потому, что в комнате за дверью – сгусток темноты, холодного дикого колдовства. Не пациент и не тот, кого следует с умом использовать.

Совсем наоборот. Тот, от чьего присутствия каждая жилка вытягивается струной, а древнее человечье чутьё подсказывает: бежать. Нестись прочь, подворачивая ноги, перескакивая через препятствия, до надсадного колотья в сердце. Бежать, чего бы это ни стоило, так быстро, как только сумеешь. Ибо угроза – страшнее и больше, чем враги-люди, король Хавальд или старая хворь внутри.

Страшнее и больше смерти. Смерть естественна; наместник насмотрелся на неё в разных видах. Закончив Академию, он лечил больных, которые метались в жару; кожу которых покрывали язвы и гноящиеся болячки; сердца которых временами слабели, отказываясь стучать. Готовил травяные настойки, зелья и мази для старух с рассыпающимися костями, и для слепнущих стариков, и для девушек с нарушенным лунным циклом, и для кашляющих кровью портовых грузчиков из Хаэдрана. Потом он работал с королём Тоальвом, перечень болезней которого (без учёта обездвиженных ног) не умещался на одном листе бумаги. Потом, в сражениях Великой войны, зашил и обработал сотни ран – и сам не знал, сколько раз накладывал шины на сломанные руки и ноги, вправлял вывихи, исцелял ожоги от кипящего масла, подожжённых стрел и заклятий магов…

Наместник видел смерть и не боялся её. Он знал, что ему самому – при удачном стечении обстоятельств – осталось едва ли больше нескольких лет, и не бился из-за этого в панике.

Но Тэска не просто его пугал. Он словно сам был его страхом – явившимся под старость, впервые воплотившимся. Нечеловечески красивый юноша, который дерётся как зверь и любит наблюдать за людьми.

Которого невозможно понять. Тело и ум которого устроены не так, как у всех, с кем имел дело наместник.

Это по-прежнему не укладывалось – не могло уложиться – у него в голове.

Наместник Велдакир вздохнул и нажал на дверную ручку. Нужно напомнить себе, зачем он сюда пришёл.

По делу. Разумеется, только по делу. Обсудить гибель Нивгорта Элготи, больше ничего.

Дверь подалась легко: недавно наместник велел слугам смазать здесь петли, чтобы Тэску не раздражал скрип. Оборотень сидел с книгой в глубоком кресле у окна – таком глубоком, что его тонкая фигура тонула в полумраке. Вытянутые босые ноги покоились на столе, где уже выросла немаленькая стопа книг и свитков. Впрочем, всё это было аккуратно сложено; да и в целом в комнате царила идеальная, медицинская чистота.

Как любил наместник. Будто по заказу.

И ни единого клочка меха на ковре, – отметил он мысленно, с грустной усмешкой.

Потушенный камин. Скромный сундучок со сменой одежды (только одежды – броню Тэска не признавал). На крючьях над узкой кроватью – ножны с длинным мечом, две изогнутых миншийских сабли и богатая коллекция кинжалов и ножей. За каждой своей железкой оборотень тщательно ухаживал – точил и начищал лично; это наместник понял уже в первые дни. Жильё воина.

Книг, однако, тут было значительно больше, чем оружия.

Тэска и сидел с очередной книгой. Чёрно-белые пряди чёлки упали ему на лицо. Когда наместник вошёл, он не оторвался от чтения.

– Мне нужно поговорить с тобой.

– Слушаю.

Бесстрастный шорох переворачиваемой страницы. Стульев или кресел, кроме единственного занятого, в комнате не было, поэтому наместник присел на край кровати – на серое покрывало из мягкой овечьей шерсти. Таким же серым было небо за окном, выходившим прямо на подъездную дорожку к резиденции. Сразу за небольшим садом и оградой начинались улицы состоятельного квартала. А оттуда уже рукой подать до центра Академии с бывшим королевским дворцом, кучкой храмов, зданием суда и ратушей.

Наместник почему-то думал, что Тэске нравится близость к городу – не меньше, чем близость к его библиотеке. Впрочем, тут ничего нельзя утверждать наверняка…

Наместник прищурился, чтобы рассмотреть название книги. «Войны короля Эгервара». Слегка неожиданно.

– Любишь историю?

Тэска скривил краешек губ.

– Больше, чем политику.

На пальце у Двуликого наместник заметил кольцо, которого раньше не видел. Серебряное.

Купил себе в Меертоне – как награду, на честно уплаченные наместником деньги? Или что-то памятное?

Честно уплаченные деньги за честно выполненный заказ… Наместник сложил руки на коленях.

– Молодой лорд Нивгорт Элготи ездил в Меертон. Улаживал дела с ростовщиком. Вчера найден мёртвым у городских ворот.

Оборотень покосился на Велдакира (до чего же чёрные всё-таки глаза – и почти не видно радужки; жутко) и прищёлкнул языком.

– Это прискорбно. Знакомый господина наместника?…

– Не надо ёрничать, – сдержанно попросил Велдакир. – Лорд Элготи убит.

Тэска неохотно вложил в книгу закладку – полоску тесьмы, – закрыл её и одним гибким рывком пересел на подлокотник кресла.

– Как ты и хотел.

Лоб заныл с новой силой, причём боль хитроумно отдалась в боку. Наместник сомневался, что такое вообще возможно. Или это просто их «перекличка»?…

– Да.

– Тогда в чём дело?

– В виде тела.

– О, какая щепетильность. И что же не так с его видом?

Проклятье. Наместник старался смотреть в сторону, на блестящее лезвие сабли. Комната отражалась в нём, как в зеркале.

– Горло разорвано, и грудь – тоже, – сдавленно выговорил он. – Зубами и когтями животного. В клочья. Живот вспороли, и внутренности лежали рядом, на земле… Так мне донесли.

Тэска склонил голову набок.

– Ты озвучил заказ. Всё готово. Нивгорт Элготи был среди тех, кто виновен в убийстве тех альсунгцев. Так?

– Да.

– Один из лидеров этих пресловутых… коронников, или как вы их называете, – он демонстративно зевнул. – В общем, это детали. Которые исполнителя, как ты должен знать, не касаются. Так?

– Так.

– Лучший друг того паренька, с которым тебе, господин наместник, в прошлом пришлось похлопотать. Риарта Каннерти, верно?

– Да.

Тэска не двигался с места, но наместнику чудилось, что с каждым словом барс запускает в него когти. Всё глубже и глубже. Глубже и глубже. И бежать некуда.

– Он мёртв. Всё исполнено. И ты даже заплатил мне, в отличие от невежды Хавальда, – Тэска помолчал. – Всё ещё не постигаю, что именно тебя не устраивает.

– «Не постигаю»… – наместник улыбнулся. – Твой ти'аргский иногда старомоден.

– Я всего лишь несколько старше, чем выгляжу. Итак, в чём, собственно, твой вопрос?

Наместник развёл руками.

– Не верю, что ты не понял меня. Зачем?

Тэска погладил тусклый ободок кольца. Ничего не выражающее лицо было будто выточено из белого, еле-еле тронутого цветом жизни мрамора. Странная мысль коснулась наместника: ведь он действительно ничем не пахнет в этом обличье. Ничем. Как пустота.

Могут ли Двуликие владеть магией – или неким её подобием? Наместник нечасто жалел, что так мало знает о чарах.

– Зачем, – повторил Тэска, будто распробывая послевкусие слова. – Вопрос чересчур широк. Я бы спросил в ответ, зачем тебе была нужна его смерть, но обычно это заводит разговоры в тупик, господин наместник.

– Зачем именно так? Ты обратился в барса, – наместник перевёл дыхание, подавляя гримасу боли, – и… растерзал его, словно лично за что-нибудь ненавидишь.

– Ошибочно, – ровно произнёс Тэска. – Вы, люди, любите строить нелепые драмы там, где их нет, – он кивнул на книгу об Эгерваре. – И прошлое вас ничему не учит. Я выполнял заказ. В условиях заказа не уточнялись методы.

Наместник отклонился назад, чтобы приостановить поток пульсирующей боли на её пути к голове. Обычно он не испытывал отторжения, обсуждая такие темы. Слишком привык.

Обычно – но не сегодня. Не с существом напротив, чьё лицо дышит юностью, а глаза – два древних, невообразимо древних колодца, поросших мхом и мокрицей.

– Но ведь было бы… Проще. Быстрее. Есть множество способов сделать это в одно мгновение. Тем более – для тебя.

– Я знаком со всеми способами, которые существуют, – проговорил Тэска. В тоне не было ни стыда, ни бравады: он просто сообщал факт. – И примерно… хм… семь восьмых их частей испробовал на практике. В условиях заказа не уточнялось, что я обязан остановиться на тех, которые «быстрее» и «проще».

Наместнику приходилось сотрудничать с убийцами – как ти'аргскими, так и чужеземными. Особым искусством отличались, конечно, кезоррианцы из некоторых Высоких Домов, но нанять их иногда бывало не по карману. В таких случаях наместник пользовался услугами земляков либо (как ни странно) татуированных типов с островов Минши, которым было нечего терять. Порой он жалел, что ему не добраться до дорелийских Когтей: слава об их принципиальности и верности лорду Заэру гремела так громко, что он ни разу не осмелился перекупить кого-то из них. Да и необходимости не возникало.

Однако, если существовала такая возможность, наместник стремился избегать кровопролития. Это было варварством, которое, к тому же, почти никогда не исчерпывало решение проблемы.

Он придерживался цивилизованных методов и чистой медицины. Просто при кое-каких операциях без грязи не обойтись…

Но важно было другое. При том, что все убийцы казались (да и являлись) законченными циниками, а временами откровенно наслаждались жестокостью (хоть наместник и не любил иметь дело с садистами), – Тэска не походил ни на кого из них. Наместник чуял в его поведении иные мотивы, иное второе – и третье, и четвёртое – дно.

Он не упивался насилием. Хруст костей, запах крови, разрываемая плоть, сама власть над другим, уничтожаемым существом – всё это не доставляло ему удовольствия.

Тогда – что?

Выгода? Вызов? Глумление? Месть всем людям сразу – или лично ему, наместнику?

Азарт? Одиночество? Какая-то старая боль?

Или поиск ответов?…

А может, проверка других – и себя – на прочность?

Наместник устало потёр виски.

– Ты играешь в машину, которой всё равно, которую интересуют только условия заказа. Это неубедительно. Это неправда.

– Не думал, что ты столь щепетилен, господин наместник, – с едва уловимой насмешкой отметил Тэска. Он по-кошачьи подобрал под себя ноги и вновь замер. Выжидал. – Если не устраивают методы исполнителя, не используй его. Не мне учить тебя править.

Точно ли?

Наместник впервые задался вопросом о том, какое место занимал Тэска в прошлом – там, на зачарованном западе. Кем он был в своём племени, или стае, или клане – как там живут оборотни? Наверное, как раз правителем. Или палачом.

Или просто всегда был одиночкой. Это логичнее.

– Устраивают они меня или нет – не самое значимое, – попытался объяснить наместник. – Они… неправильные. Они искажают саму суть того, что я делаю. Я не могу принять это.

– И как ты поступишь теперь? Объявишь меня безумцем, помешанным на крови? – со сдержанным любопытством осведомился Тэска. – Бросишь в темницу, как Хавальд?

Наместник прикрыл глаза, а потом вернулся к созерцанию оружия на стене. Холодный блеск завораживал, как змеиная чешуя.

Темница… Вряд ли в этом есть смысл, раз Тэска сам вернулся из Меертона.

Зачем вернулся? Наместник даже не послал с ним охрану. Что это – продолжение игры, большого, неведомого людям эксперимента?

Или Двуликому больше некуда деться?

– Нет. Но ты убиваешь…

– Не по-человечески?

На этот раз ирония в голосе оборотня уже не скрывалась за вежливостью. Наместник для него смешон. Почему же тогда его всё равно преследует чувство, что это – лишь верхний слой, черепица на крыше, корочка мясного пирога?… Симптом болезни, а не её очаг?

– Да. Я… растерян. И не понимаю тебя.

– Понимания не существует.

– Но…

– Ты привык утешаться его иллюзией.

– Да. И… Это нормально. Для людей.

– А сейчас не стало и иллюзии, поэтому тебе страшно.

Наместник вздрогнул. Оборотень запросто, в несколько ходов, разложил по кусочкам его состояние – точно подобрал ингредиенты для элементарного зелья.

– Ты прав. Я боюсь за Ти'арг.

– О нет, наместник, – Двуликий качнул головой. Узкие, красиво очерченные губы улыбались – но не глаза. Они по-прежнему напоминали не то два чёрных колодца, не то две могилы, куда затхло надышала смерть. – Ты боишься за себя, – короткий взгляд метнулся к его правому боку – и тут же снова сбежал. – Не то чтобы за свою жизнь. За себя. Внутри тебя есть то, что тебя убьёт.

Их беседа всё больше переходила границы разумного. Наместник был восхищён и подавлен одновременно; нечто подобное происходило с ним много лет назад, в юности, когда в одном из переулков Академии раскосая старуха из Шайальдэ гадала, сжигая в чашке с огнём клок его волос…

Почему он вдруг вспомнил об этом?

– Знаю, – тихо сказал наместник. – Болезнь. Она переходит на финальную стадию. Становится больно, лишь когда щупальца уже далеко.

Тэска приоткрыл рот – и оттуда, из его глубины, наместнику послышалось утробное рычание.

– Я не о болезни. Не о твоей плоти, наместник. Не она сильнее всего пугает тебя.

Наместник поднялся, стараясь сохранить самообладание.

– Только мёртвые ничего не боятся. Мои страхи держат меня. Как и долг перед Ти'аргом и королём. А тебе, похоже, не за что держаться.

– …«Презренный убийца». Ну же, закончи свою речь. Звучит грозно.

Наместник стоял на месте. Между ним и креслом Тэски словно высилась невидимая стена – и не хватало сил одолеть её.

– Я хотел закончить иначе. Только спросить: кто ты, барс? Что тебе нужно среди людей, на моей земле? Для чего ты вмешался в мою войну?

Но Двуликий ему не ответил.

ГЛАВА XXVI

Ти'арг. Порт Хаэдрана

Чайки дрались за остатки рисовой лепёшки. Они хлопали крыльями, громко топотались по пустому ящику и издавали пронзительные крики. Уна давно не видела ни моря, ни чаек. В последний раз это случилось, кажется, лет в пятнадцать – когда дядя Горо взял её с собой в Хаэдран: иногда он наведывался туда, чтобы купить новую упряжь, охотничьи стрелы или моток крепкой верёвки для хозяйственных нужд – а заодно выпить в местных тавернах, где собирались торговцы и моряки со всего Обетованного.

Лепёшку обронил, наверное, кто-то из миншийских гребцов: всё утро шла разгрузка двух больших галер, гружённых вином, шёлком и пряностями. Теперь галеры с красными парусами бросили якорь и мирно покачивались на волнах неподалёку от берега. Смуглые купцы-островитяне, их люди и слуги ушли в город – отдохнуть, договориться с местными перекупщиками и дождаться следующего отлива. На боку одного из прибывших – поверх лилового одеяния, под складками причудливой ярко-жёлтой накидки – Уна заметила маленький прямоугольный чехол, который ей трудно было с чем-то спутать.

Зеркало Отражений.

Значит, в Хаэдран, вопреки всем запретам наместника и короля Хавальда, всё-таки приезжают маги. А кое-кто из них даже держит в пригороде гостиницу…

Зачем? Почему? Это и обнадёживало, и тревожило Уну. (Расхаживая по пирсу, она даже исподволь начала откусывать заусенцы – старая привычка, не достойная леди; та, за которую на неё раньше покрикивала мать). Ей казалось, что магия затягивает её в ловушку, в заманчивый водоворот, полный безумных красок – жёлтого и лилового, бирюзового, как морская вода у берега, и серебристо-белого, как Иней в полёте. Ей всё чаще приходится полагаться на магию.

Приходится? Или она сама каждый раз делает этот выбор?…

Будто кто-то бросает игральные кости – или вертит монетку, поставив её ребром. Шун-Ди, верящий в Прародителя, сказал бы, что это судьба; мать или тётя Алисия – что четвёрка богов. Индрис стала бы вновь рассказывать ей о Цитаделях Порядка и Хаоса, об их вечной войне за первенство в неисчислимых реальностях Мироздания. Лис… Лис, пожалуй, ухмыльнулся бы и отшутился; с ним невозможно вести серьёзные дискуссии, если он сам не настроен на них.

А сама Уна пока не знала, во что ей верить.

Или, наоборот, уже не знала.

Она вздохнула, убрала прядь волос с лица (ветер дул с моря, обдавая её солью и вонью рыбы: многие рыбаки из деревушек возле Хаэдрана оставляли свои лодки и сети тут же, в бухточке у скал, окаймлявших гавань) и продолжила следить за конфликтом чаек. Их жадность и скверный характер ничем не отличались от вороньих черт, а белые перья вблизи оказались грязными. Уна разочаровалась. Издали чайки красивы – только издали, желательно в небе или над стенами Хаэдрана, над утёсами вокруг… Она плотнее запахнула плащ. В детстве, во время первой поездки в Хаэдран, её восхитило обилие чаек – вместо ворон, сорок и неопрятных городских голубей Академии или Веентона. Весело было кормить их хлебом и сухарями; дядя Горо, помнится, специально для этого заходил в пекарню в южном квартале.

Дядя Горо был добрым. Удивительно добрым. Может быть, даже добрее тёти Алисии, хоть это и сложно вообразить.

Теперь Уна понимала, что никогда не заслуживала такой доброты.

После галер из Минши, днём, в порт то и дело входили альсунгские суда (Уна насчитала шесть кораблей). Торговцы, двуры в кольчугах и шлемах, простые воины… Кучка людей (неясно – слуг или рабов) отволокла в город завёрнутую в ткань, перетянутую верёвками статую. Уна стояла близко, в толпе, и различила грубые контуры; наверное, статую высекли с помощью небольших топориков, а не заботливо сотворили резцом.

– Опять их треклятые северные боги, – просипела какая-то старуха за спиной Уны. – Не доведут они нас до добра. Ох, не доведут… С тех пор, как король прислал в город изваяние Дхасса, штормы стали вдвое чаще. До Великой войны нами правил Торговец и четверо древних богов – вот славное было житьё!..

Ей кто-то ответил, но Уна уже не прислушивалась. Она отыскала себе тихое место – за ящиками и сетями, на восточной окраине пирса – и расстелила на дощатом настиле походный тюфяк Шун-Ди. Тот всюду возил его с собой, свернув валиком. С рассветом Шун-Ди покинул их гостиницу, увязавшись за Лисом: тот таинственно (разумеется) удалился в город – уладить какие-то «последние дела».

Их отплытие должно было состояться ровно в полночь – когда луна займёт нужное место на небосклоне. Так объяснил хозяин «Зелёной шляпы», вручая Лису кошель цвета весенней травы. Лорд Ривэн добавил, что «всё сделать» желательно не в самом порту, людном и после заката, а поблизости – например, в Бухте Лезвия; но хозяин, улыбаясь, покопался в своём сундуке и достал крошечный, перевязанный чёрной ниткой мешочек. Его вязью обегала надпись на миншийском. «Воздушный порошок…» – неодобрительно пробормотал Шун-Ди. Лис гаденько хмыкнул: «Что, знакомое средство, Шун-Ди-Го Благочестивый? Вспомнил бедного стражника из Дома Солнца?» Шун-Ди отвернулся. Уна, как всегда, ничего не поняла в их стычке – и, как всегда, ощутила усталое раздражение. «Щепотку в лицо – и никаких лишних свидетелей, – заверил хозяин. – К нему добавлен тёртый корень акации, то есть обеспечена вдобавок потеря или искажение памяти о нескольких часах. Незачем вам бродить по предместьям: там полно северян и солдат наместника. Всё из-за убийств альсунгцев… В Бухте Лезвия, боюсь, сейчас тоже небезопасно».

Уне не хотелось дожидаться полуночи ни в пыльной гостиничной комнате, ни в общем зале – под двусмысленными взглядами людей лорда Ривэна. Поэтому утром она ушла в порт одна: посмотреть на море, на приезжих и хаэдранцев. Может, выпал бы шанс немного отвлечься, заглядевшись на какой-нибудь редкий товар из Минши или Кезорре (например, книги), – но не повезло. Только ругань, толкотня, вонь пота и рыбы – и вездесущие чайки.

На секунду Уна закрыла глаза. Тень утёса нависала над ней; море равномерно шумело под серым небом в робких проблесках голубизны. Она обняла колени под плащом и улыбнулась: хорошо было, когда дядя Горо привозил ей отсюда странные ракушки… Ей нравилось водить по их изгибам, сочиняя не менее странные истории – в том числе до того, как появились первые сны и видения Дара.

Тёплая волна прошлась по телу, отдаваясь покалыванием в кончиках пальцев. Здесь её никто не видит – соблазн снова слишком велик. Уна прошептала заклятие, начертила в воздухе нужное сочетание знаков и мысленно устремилась к своему зеркалу.

Чернота, чернота – полночь, вороны над полем в Волчьей Пустоши, фамильный цвет волос Тоури, чернила и подвалы Кинбралана… Терновые шипы.

Когда Уна открыла глаза, три пера у ближайшей чайки были совершенно чёрными. Чёрными, будто кто-то из хаэдранских мальчишек-хулиганов вымазал птицу сажей.

– Рискованно, леди Уна, – мягко пожурил лорд Ривэн, остановившись в паре шагов от её тюфяка. – Вы всё ещё на земле, где магия под запретом.

Уна взмахом руки прогнала чайку, подняла голову и подвинулась, освобождая место. Определённо нет смысла вставать и кланяться – равно как и изображать дорелийские реверансы. Не в тех они сейчас обстоятельствах; да и припозднившийся грузчик с флягой эля, ошивающийся неподалёку, сильно бы удивился.

– Простите за неосторожность, – просто сказала она.

Неосторожность можно не отрицать. И, тем не менее, у лорда Ривэна есть важное достоинство: рядом с ним она не чувствует себя наивной дурочкой, как рядом с большинством лордов-ти'аргцев старше себя.

Или как рядом с матерью. Или с Лисом.

Лорд, крякнув, опустился на тюфяк возле Уны и вытянул ноги. Его, казалось, совсем не заботило, что илистая галька теперь в опасном соседстве с его бриджами из дорогой ткани и сапогами, начищенными до блеска.

– Вы говорите это лорду Заэру, который лично приехал в Альсунг, – он хмыкнул. – Передо мной, вроде как, кощунственно извиняться за неосторожность.

Вроде как… Ещё одно словечко простолюдина в речи лорда Ривэна. Уна не впервые задумалась о его прошлом. Мать, бережно хранившая сплетни о знатных особах – все, до которых могла дотянуться, и из всех королевств, – по пути в Дорелию рассказывала ей, что лорд Дагал официально признал незаконнорождённого Ривэна своим племянником и наследником, когда тот был уже взрослым. А раньше? В какой семье он рос, что делал, чему учился?

Ветер шевелил и без того растрёпанные волосы лорда. Он почесал нос и усмехнулся.

– Вообще-то я понимаю. Вы, возможно, последний день на этом материке – на какое-то время, по крайней мере… Имеете право на шалости.

Уна высмотрела над морем «свою» чайку. Та кружила среди товарок, не стесняясь чёрного пятна на боку.

– На шалости. Точно, – она откашлялась. – Мне просто нечем заняться.

– Ну, до заката ещё пара часов, – лорд повернулся к ней. Его кривоватые черты, как всегда, излучали беззаботность и уверенность – только при взгляде в глаза можно было засомневаться. – А там и до полуночи недалеко. Дождётесь.

– Иней в гостинице?

– Да, я оставил его с Готором. Он надёжный парень, – лорд откинулся назад и расстегнул верхний крючок на куртке. Непринуждённость явно доставляла ему удовольствие; когда ещё лорд Ривэн аи Заэру позволяет себе посидеть почти на голой земле, бездумно уставившись в даль? – Докупил Инею мяса… У Вас чудесный дракон, леди Уна.

– Вряд ли он «у меня», – призналась Уна. – Если мы доберёмся до западных берегов, он наверняка сразу улетит к матери… И другим сородичам. Драконы ведь живут семьями?

– И семьями, и поодиночке. Как им захочется. Они очень свободные существа, – лорд отвёл взгляд. – А вообще я не знаток. И не так уж много видел взрослых драконов. В отличие от него.

Уна молчала, ожидая продолжения.

– Вы на него безумно похожи, леди Уна. Вам это, наверное, сто раз повторяли.

– Нет. В Кинбралане не принято говорить о нём.

– Правда? – лорд выпрямился и нахмурился, но потом расслабился снова. Уне померещилось, что бледные, редкие точки веснушек у него на скулах проступили чётче. – Хотя – да, чему тут удивляться… Бадвагур знал, что у него было сложно с семьёй.

– Бадвагур?

– Его друг. И мой, – лорд вздохнул. – Из агхов. Он вырезал потрясающие вещи из камня – я просто обязан Вам потом показать.

Гном-резчик. Уна вспомнила мучительный разговор с тётей Алисией в Рориглане… Тётя нашла женщину-агху в Гха'а, Подгорном городе, – ту, что хранит память о нём.

– И они были… на самом деле близки с этим агхом? Мой… – Уна сглотнула беспричинный ком в горле. – Лорд Альен им дорожил?

– Конечно. Бадвагур погиб, спасая его. Нас обоих, – карие глаза лорда Ривэна искоса бродили по её чертам – опять он смотрел и не мог насмотреться, и опять Уна напоминала себе, что это не из-за неё. – Он долго оплакивал его. Мы вместе похоронили Бадвагура… В Минши, на острове Гюлея, – он тряхнул головой, будто опомнившись. – Простите за мрачную тему, леди Уна. Понесло меня – старею, наверное.

– Нет, я хочу знать. Как погиб Бадвагур? С вами кто-то сражался?

– Не совсем, – лорд поднял камушек, размахнулся и швырнул в воду; пенный гребешок волны проглотил его. – Это была магия. Древние тёмные чары. Вмешались силы, о которых я не хочу и думать… И Бадвагур пожертвовал собой. Он был готов собой жертвовать.

– Магия, – Уна попыталась скрыть горечь в голосе. Чайка с чёрными перьями залетела за крупную, тяжелобрюхую тучу – неужели опять будет дождь? – С кем бы я ни говорила об Альене Тоури, всё упирается в магию.

– Магия всегда окружала его, – подтвердил лорд Ривэн. – Всегда и везде. Это было… – он пошевелил пальцами, подбирая слова. – Что-то неуловимое. Но не только, естественно. Если бы не Ваш отец, Обетованное выглядело бы сейчас по-другому. И я не уверен, что мы оба были бы живы в таком мире.

Ваш отец. Уна вздрогнула. Холод и шёпот терновых шипов вновь захватили её; зеркало вжалось в тело. Нужно смотреть на море. На море – и всё.

– Лис рассказал Вам.

– Не Лис, а купец. Шун-Ди, верно? Но я понял это, едва увидел Вас. И понял, что Вы искренне рвётесь на запад, – лорд грустно улыбнулся. – Иначе меня бы тут не было. Я в нелёгкое время бросил все свои дела и дела его величества… Точнее, перепоручил их тем, кому, надеюсь, можно доверять. Отпросился на месяц или два. Это почти побег, миледи. Чистое сумасшествие: в Феорне всё ещё неспокойно, да и внутри страны полно проблем. Но, оставшись в Заэру или Энторе, я свихнулся бы значительно быстрее. Зная, что Вы, быть может, найдёте его… О нет, – он тихо и жутковато рассмеялся. – Я не сумел бы остаться. Пусть Эрне и Лидру пока сами повозятся с королём. У меня есть задача поважнее.

– Эрне и Лидру – это придворные?

– Второй советник и главный казначей его величества Ингена, – лорд Ривэн поморщился. – Само собой, лорды – Ритинор аи Эрне и Тибальд аи Лидру. Обойдутся без меня, видят боги… Ох, кажется, я только что чуть не выдал чужеземке одну-другую государственную тайну! – он поднял руки в шутливом ужасе. – Не погубите меня, миледи!

– Государственные тайны сейчас меньше всего мне интересны, – Уна улыбнулась, стараясь не думать о «коронниках» и сумасбродных планах Лиса. – А Готор, Ваш слуга Герн и другие поплывут с нами?

– Естественно, нет. Только я сам, они вернутся в Дорелию. На обратном пути могут завернуть в Кинбралан и завести туда Ваших лошадей, если пожелаете.

– Вы даже в порту умудряетесь оставаться галантным, милорд, – Уна села поудобнее. То, что беседа о лорде Альене пока исчерпала себя, и печалило её, и вызывало облегчение – как зеркало Отражений на поясе незнакомого миншийца. – Я была бы очень благодарна… И Росинка тоже.

– Росинка?

– Моя лошадь.

– Ах да, – лорд Ривэн поскрёб затылок. – Иней, Росинка… По-моему, это правильно и… кхм, мило. Но кое-кто не находил бы себе места от сарказма, услышав такое.

Уне не нужно было спрашивать, кто этот «кое-кто».

Взял ли лорд Ривэн с собой что-то из вещей лорда Альена – то, что держит в ящике стола? Уна, развлечения ради, попыталась представить, как бы он отреагировал на такой вопрос.

Они помолчали. Ветер усилился, так что шум моря было всё труднее перекрикивать. Волны выросли и, бросаясь на берег, едва не докатывались до тюфяка. Взамен Уна спросила о другом:

– Милорд… А чем Вы занимались до того, как получили титул владетеля Заэру и стали советником?

По-мальчишески хихикнув, лорд Ривэн вытянул руку, которую до этого, как бы случайно, завёл за спину. На его ладони лежал кулон Уны – та самая серебряная цепочка с сапфиром, подарок дяди Горо, который она носила не снимая.

Уна не сдержалась и, ахнув, схватилась за шею. Она могла бы поклясться, что до прихода лорда цепочка была на ней.

Как он расстегнул её, обхитрив даже защитные чары?!

– Но… Я…

– Правда – невзрачная штука, леди Уна, – лорд Ривэн протянул ей кулон, всё ещё улыбаясь; но в уголках его глаз собрались совсем не мальчишеские морщинки. – Вот таким ремеслом я и занимался. И это было веселее, чем устраивать королевскую охоту и обхаживать послов. Если честно.