Текст книги "Мельин и другие места"

Автор книги: Юлия Галанина

Соавторы: Джордж Локхард,Наталья Маркелова,Александр Рау,Иван Баширов,Глеб Снегирев,Андрей Замешаев,Алексей Коломыцев,Роман Савков,Елена Балова,Лариса Чурбанова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Войска, подойдя к стенам на расстояние трех полетов стрелы, остановились. Башни ползли вперед, не обращая внимания на огненный ливень, хлеставший со стен – обитые сырыми шкурами, пламени они не боялись, и защитники, вскоре поняв это, перестали впустую тратить стрелы.

Все шло, как и должно было идти, и вскоре их воины, подбадривая себя криками, уже перебирались по переходным мостам на гребни стен, сразу же перебрасывая на ту сторону веревки и торопясь уйти из под обстрела лучников и арбалетчиков, засевших на верхних ярусах крепостных башен. Мало кому это удавалось, противник ни на миг не прекращал обстрела, но вот уже хазги, под прикрытием щитоносцев, ответили своим залпом, за ними толпились закованные в сталь истерлинги с небольшими ручными таранами, и чаша весов заколебалась.

Берель шумно вдохнул воздух, не обращая внимания на покосившихся на него горбуна и Отона. Если защитники крепости не глупцы, то сейчас они просто обязаны что-то предпринять – стоявшие доселе шеренги потекли к осадным башням, вскоре их бойцы неудержимым потоком хлынут на стены и тогда…

Воины Серой Гавани не были глупцами, так же как и трусами. Вместо того, чтобы попытаться сбросить врага со стен, они решили уничтожить сами осадные башни, устранив тем самым исходящую от них угрозу раз и навсегда. Как оказалось, в каждой крепостной башне имелись потайные ворота, и Берель, сжав зубы, увидел, как два светлых клина, неожиданно для нападающих оказавшись под самыми стенами, врезались в ряды хеггов, толпившихся вокруг басканского сооружения. Хегги, несмотря на поддержку подоспевших истерлингов, не выдержали натиска, раздавшись в стороны и сминая высыпавших из башни ангмарцев и хазгов. Враги же, пробив последнюю линию обороняющихся, лишь на миг задержались возле распахнутых ворот – и сразу атаковали вторую башню, больше не обращая внимания на первую.

– Что они… – Берель не успел закончить вопрос, как получил ответ – защитники крепости не успели отойти и на сто ярдов, как башня загорелась, неестественно быстро превратившись в громадный костер. Тушить было бесполезно – тут явно не обошлось без магии.

– Как бы они остальные не спалили, – нахмурился Отон, взглянув на застывшего чуть поодаль Олмера. Тот словно и не слышал его, закутавшись в плащ и опустив голову. Воин повернулся к Берелю. – Видел тех широкоплечих? Похожи на Черных Гномов. Я их видал раньше, далеко на востоке, но откуда они здесь взялись?

– Не знаю. Ты посмотри, что они творят! – Берель указал на воинов в белых доспехах, врезавшихся в защищающих вторую башню ховраров – и с легкостью пробивших их строй. За Черными Гномами спешили остальные, прикрываясь щитами от хлещущих из бойниц стрел и отбивая отчаянные, но бесполезные наскоки истерлингской конницы. Последняя их сшибка с копейщиками из Дэйла была настолько безрассудной, что Берель окончательно уверился в том, что идея с башнями потерпела полное фиаско. Не прошло и минуты, как вспыхнул второй гигантский факел, а светлый клин уже разворачивался к третьей. Наперерез ему летели новые конные сотни, что-то крича, бежали хазги – только бы успеть подобраться на расстояние выстрела, и не спасут безумцев, дерзнувших выйти за неприступные стены, никакие доспехи; но они не успевали, а воины в белом, не обращая внимания на редкие стрелы, с размаху врубились в ряды невольно попятившихся перед их неистовым напором пеших истерлингов. Еще чуть-чуть, и вспыхнет последняя башня, и тогда…

– Мой Вождь, нужно…

Берель не успел договорить – Олмер зашагал вперед, как будто собираясь собственноручно покарать дерзких, осмелившихся напасть на его воинов. Еще мгновение назад рядом стояла скорченная бесформенная фигура, жуткая и жалкая одновременно, но сейчас, словно сбросив маскировочный плащ, перед ним был… Нет, не Олмер, и даже не Вождь – Властелин! Над головой грянул гром, хлестнул по земле бичом-молнией, и Берель почувствовал, как все сомнения и страхи, душившие его, рассыпаются прахом при виде этого грозно шагающего воина, облаченного в плащ Тьмы. Да! Он властен судить и карать, а долг его верных друзей – защищать Его, не жалея жизни, ибо что она пред Его Великим Предназначением…

– Не стой столбом! – сильный хлопок по плечу вывел Береля из омута внезапно нахлынувших незнакомых чувств. Ударивший его Отон уже бежал вслед за Олмером и Санделло, не отстающим от Вождя ни на шаг. И что это на него нашло? Почему-то вдруг вспомнилась давняя история с золотом, когда он едва не сошел с ума от предчувствия чего-то ужасного. Пятнадцать лет память молчала о том дне, и тут, в самый неподходящий момент… Нет, ощущения совсем не те, и все же, все же… Оглушительный раскат грома, и, словно молния, новая мысль: Он идет навстречу смерти! Берель понятия не имел, откуда возникла эта уверенность, но готов был поклясться, что так и будет. Если только…

…«ты не помешаешь этому».

Воин мотнул головой. На миг показалось, что это был чей-то неимоверно далекий голос, но… Нет! Ерунда! Это предчувствие, а он им всегда доверял, потому и прожил так долго. Он защитит своего Вождя, или умрет.

* * *

Где-то совсем близко гремела битва, но Олмер ничего не слышал. Тьма внутри пришла в движение, она слишком долго томилась в клетке его железной воли. После слияния всех Колец в Болотном Замке их разрушительная сила возросла неимоверно, заявив о праве на него без прежней скрытости, но он не дал мраку овладеть душой, вместо этого отдав на растерзание тело. Бесконечная борьба забирала все силы без остатка, и не было никого, кто смог бы ему помочь.

Несчастное лицо Санделло, тревога в глазах Береля и Отона, страх других его товарищей – и неотвязная мысль, что он предал их. Когда все только начиналось, Олмер верил, что его дело служит прежде всего им, что его замыслы и планы – это воплощение мечты всех людей, а Кольца – не более чем средство достижения главной цели – свободы. Не бессмертия эльфов, нет, но права жить и умирать самим, не считаясь с осуждением своего выбора Силами Заката. И как же он ошибался, наивно полагая, что сможет дать им это, воспользовавшись силой Тьмы. Как ошибался, веря, что не придется платить. А платить придется – и в меньшей степени лишь собой.

…– остальные не спалили! – голос Отона донесся словно с другого конца мира. На миг Олмер почувствовал его взгляд, но тут же вновь провалился в то странное место, где кипел его бой, куда как страшнее той битвы, что разворачивалась в реальности. Скорее всего, это была его душа, затянутые сумраком равнины мечтаний и надежд, которым уже не дано осуществиться. И Тьма, там, где раньше горел неистовый огонь; Тьма, жадно тянущаяся к последнему рубежу того, что еще оставалось в нем человеческого.

«…Тебе не победить, не приняв Меня, не победить, не приняв Меня, не победить…»

Не слова, а набат, убивающий волю – и не смолкающий ни на мгновение. Олмер уже не помнил, сколько он сдерживает этот напор. Еще совсем недавно – всего лишь вечность назад – Сила повиновалась ему, но после смерти гондорского короля ее покорность превратилась в иллюзию, словно бы совершенное им убийство (а что это было, как не убийство?) сломало какие-то неведомые барьеры, за которыми не было возврата назад. Он боролся, понимая, что все равно не устоит, и желая лишь одного – победить, оставаясь человеком.

…– что они творят!

Голос Береля. И Его голос:

«Взгляни! Без Меня тебе не победить этого воина».

Олмер поднял глаза, не видя ничего, кроме тьмы. Пришлось сделать усилие, чтобы вернуться в реальный мир – правда, он мало чем отличался от внутреннего. Гремящее черное небо, прорезаемое вспышками молний, багровое море факелов, текущее к двум гигантским кострам. И белый город в сердце мрака – словно осколок его души, сопротивляющийся, но обреченный.

«Ты видишь его? Видишь, Кто стоит на твоем пути?»

Он видел. Невысокий, но невероятно могучий воин в снежно-белой кольчуге. Несомненно, Черный Гном. Рядом с ним бились десятка два его сородичей, однако ни в одном из них не было и грана той Силы, что излучал их предводитель. Не Сила Света, вроде той, что крылась за стенами крепости, но и не Сила Тьмы – чистая и спокойная мощь, не нуждающаяся в цветах и названиях.

Черный Гном, словно почувствовав его взгляд, обернулся, походя могучим ударом едва не развалив надвое какого-то истерлинга. Олмер видел его глаза необычайно глубокого синего цвета, и было в них что-то еще, некий багровый проблеск, точно пламя далекого костра. Вождь не успел понять что это – воин, хрипло крикнув, взмахнул топором, и его соратники тотчас перестроились в подобие клина, нацеленного прямо туда, где стоял Олмер. Еще взмах – и два десятка бойцов двинулись вперед, убыстряя и убыстряя шаг. Наперерез им бросились истерлингские сотни, но Черные Гномы пронзили их ряды точно нож масло, потеряв лишь троих; и еще Олмер чувствовал неотрывный взгляд их вожака, твердый и неимоверно спокойный.

«Видишь его? С ним не справиться тем, что у тебя есть. Нужно больше, гораздо больше! Прими Меня!»

Новый удар в бастионы воли. Олмер едва сдержал стон – чего не сумел сделать тогда, в шатре. Нет! Он победит человеком, или погибнет!

«Стоп. Нельзя давать волю чувствам, это лишь ослабляет защиту. Гном спокоен, а потому очень опасен. Если я хочу победить, то должен быть ему подстать».

«Глу…»

Олмер шагнул навстречу приближающемуся врагу. Почувствовал, как за ним двинулись Санделло и остальные, но это не их бой. Им с ним не совладать, он должен сам…

Из-за холма, нещадно нахлестывая коня, вылетел всадник, и, протрубив в рог, скакнул прямо на отряд вражеских воинов. Сатти! Она нашла Олмера на утро после взятия Аннуминаса, чудом проскользнув мимо охраны, а он был слишком утомлен, чтобы отсылать ее. И вот, теперь дурочка бросается на его защиту, не понимая, что с таким противником не совладать и Санделло, непревзойденному мастеру меча.

Черный конь вздыбился, норовя ударить предводителя Черных Гномов копытами; но тот ловко увернулся, схватив скакуна под уздцы и одним движением пригнув гордую шею к земле. Сатти успела соскочить и, яростно зашипев, бросилась на гнома с кинжалом в руке; тот, не поднимая топора, лишь оттолкнул дерзкую – и девушка, коротко вскрикнув, отлетела в сторону на несколько саженей, рухнула наземь и осталась лежать неподвижно.

«Вот видишь! Верные тебе умирают, а ты по прежнему отказываешься от Силы, что спасла бы их жизни! Прими…»

Олмер стиснул рукоять Черного Меча, впившись взглядом в приближающегося все ближе и ближе противника. Тот тоже смотрел на него, словно вопрошая, сколько он будет прикрываться спинами других. Сатти так и не встала, и Олмер почувствовал, как сквозь старательно возведенную стену спокойствия начинает пробиваться ярость. Нет! Этого нельзя допустить, ни в коем случае нельзя, иначе…

Черные Гномы были уже совсем рядом, неудержимым порывом вспарывая последние ряды защищающих холм латников, а отряды скачущих во весь опор истерлингов никак не успевали перекрыть им путь… и тогда с холма рванулся Берель.

– Стой! – Олмер едва не бросился за ним, но какая-то сила буквально пригвоздила его к земле. Вслед за Берелем ринулись Санделло и Отон, а горло словно сдавило удавкой. Он едва успел махнуть рукой, влаживая в этот жест всю Силу, что еще повиновалась ему, и воины остановились.

Берель был неплохим бойцом, и все, что ему требовалось, так это задержать вырвавшегося вперед предводителя Черных Гномов на несколько мгновений, но он не сумел – гном перекинул топор в защитную позицию, будто ожидая его атаки, а когда Берель повторил его движение, резко прыгнул вперед. Светловолосый воин все же успел нанести удар, но слишком слабо, а тяжеленный топор с невероятной скоростью взлетел и опустился, разрубив прочнейший хауберк. Берель упал, не издав ни звука.

«Еще один. И сколько еще их будет? Не пора ли принять неизбежное?»

Сколько их еще будет…

– Хорошо.

Какой-то неимоверно далекий крик, словно последняя попытка удержать его от последнего шага, но… Он прав, хватит платить чужими жизнями за свое упрямство, тем более что в нем уже нет никакого смысла. Участь его предопределена уже давно, и отчаянное сопротивление – не более чем страх, который больше не нужен. Прошла пора страха – настало время ужаса.

«Я принимаю Тебя»

* * *

– Стоять! Это не ваш бой! – непередаваемо-грозный окрик Олмера напугал Санделло больше, чем ледяная тяжесть руки на плече. Еще миг назад Вождь был прежним (хотя, конечно, далеко не тем, что год назад), и вдруг его не стало. Горбун глядел на фигуру, шагавшую навстречу Черному Гному в белоснежной кольчуге, и не узнавал ее: это был уже не человек, но Некто, облаченный во Тьму. От фигуры исходила такая давящая мощь, что Санделло невольно попятился, прикрывая глаза, словно от яркого света, вот только света тут не было и в помине.

Олмер поравнялся с Черным Гномом, и тот, не медля ни секунды, вскинул топор в могучем замахе, способном, казалось, раздробить скалу, но так и не нанес удара – меч Эола Темного Эльфа, вынесясь вперед быстрее молнии, пламенной полосой перечеркнул мифриловую броню, глубоко погрузившись в грудь противника.

Над головой грянуло так, словно небо разлеталось на куски от удара самого Эру Илуватара, решившего спуститься в этот несчастный мир. Гном упал беззвучно, а Ол… нет, Он, стоя над телом поверженного врага, медленно произнес какие-то слова, столь страшные и мрачные, что Санделло едва не потерял сознание от звучавшей в них неимоверной Силы. Нечеловеческий голос ломал волю точно лавина тонкие деревца, невозможно было даже помыслить о том, чтобы не подчиниться ему. Вождь стоял и говорил, и плащ его, казавшийся громадными черными крыльями, колыхался в такт словам; а потом Он обернулся, взглянув прямо на Санделло, и горбун упал на колени – на миг среди складок капюшона промелькнуло лицо Олмера, того, прежнего Олмера, но с глазами кого-то другого. И увидев эти глаза, он понял, кто сейчас перед ним, хоть никогда и не видел его, а поняв, заплакал. Слезы катились по щекам, катились глупо и молча, но неостановимо. Что-то глубоко внутри, там, где еще жила нелепая, почти детская надежда, оборвалось при виде этих торжествующих и совершенных глаз, глубоких, словно бездна и мертвых, как его вера. А потом капюшон заполнила тьма, и Тот, Кто Вернулся, спокойно и неспешно прошел мимо плачущего Санделло. Прошел молча, лишь на миг задержавшись возле помертвевшего Отона и негромко произнеся:

– На сегодня хватит. Отводи войска.

* * *

Тысячи костров – причудливый узор на агатовом ковре. Тысячи голосов – хор, поющий о смерти и крови, и немного о памяти – памяти тех, чья песня уже окончена. Никто не ждет рассвета, ибо нет его больше, но чего-то ждут. Разлито в воздухе предчувствие беды, столь острое, что, кажется, чувствуешь его кожей, и единственное, что делает ожидание легче – плечо верного товарища.

Воины сидят вокруг костров, передавая по кругу походную кружку. Хазги и ангмарцы, хегги и истерлинги, ховрары и басканы – разные, и все же одинаковые. Кто-то рассказывает соседу о сшибке с неуязвимыми воинами в белых латах, кто-то вспоминает павших товарищей, кто-то и вовсе молчит, погрузившись в свои мысли, но все как один понимают, что что-то готовится. Назревает. Потому время от времени и поднимаются к черному небу тревожные глаза, словно ища у него ответа. Но оно молчит. Молчит недобро – как и положено в недобрые времена.

Тысячи костров – словно свечи за упокой тем, кто греется возле них. Тысячи голосов – один тревожный напев, пронизанный неистребимой надеждой. Таковы уж все люди: пока живут – надеются.

Но что-то готовится.

Что-то назревает.

* * *

Санделло пытался пересилить себя и уйти, но ноги словно бы перестали ему подчиняться. Уже который час он стоял у Его шатра, сам не зная, чего ждет. Приказа? Чуда? Смерти? Это было бы, пожалуй, лучше всего, потому как горбун просто не представлял, что делать дальше. Все происходящее перестало иметь смысл, когда от Его руки пал тот Черный Гном. В тот миг сгорела последняя мечта Санделло, и тогда же сгорела их свобода, за которой они и шли сюда. Что будет завтра? Он не знал, да и какое это теперь имеет значение? Исход у будущего один, и остается или покончить с собой, или просто ждать утра.

«Утра, которого не будет».

Странная мысль. Какая-то бесцветная. После боя Санделло словно окаменел, чувства покрылись льдом, не вызывая никакого отклика в душе. Ничто его уже не волновало, даже удушающая волна Силы, исходящая из Его шатра. Он перестал быть его Вождем, став Повелителем и Властелином Средиземья. Да, именно так, хотя Серая Гавань еще не взята. Но это дело времени. Не сегодня, так завтра, не завтра, так…

– Санделло.

Горбун вздрогнул. Его голос! Страшно изменившийся, но все же его голос! На негнущихся ногах Санделло вошел в шатер, невольно ожидая увидеть какую-нибудь нечеловеческую сущность, облаченную в плащ Тьмы, но ничего подобного не было. Олмер сидел возле стола; огонек свечи отбрасывал на стены его колеблющуюся тень, но то была простая тень. На столе лежал небольшой кожаный мешочек и перевязанный ремешком свиток.

Олмер молчал, низко опустив голову, пальцами правой руки барабаня по столу. Санделло заметил, что он впервые за последние месяцы снял перчатки, и… на руке не было Кольца! Неужели он все-таки…

– Нет, мой верный Санделло, – не поднимая головы произнес Олмер. Голос и впрямь был его, хоть и сильно искаженный. – Уже говорил, и снова повторю – назад пути нет. Сейчас Он меня отпустил, но это в последний раз. Завтра все закончится, так или иначе.

Санделло не мог произнести ни слова. Умершие чувства взорвались вулканом, но сказать было нечего.

– Здесь, – Олмер кивнул на свиток, – письмо для Олвэна и Оэсси. От себя добавишь, что сможешь. И позаботься о них. Кроме тебя сделать это некому.

– Мой Вождь, – голос все же вернулся, но как же трудно говорить, – ты опять отсылаешь меня? Я не…

– Нет! Прощай, Санделло. – Олмер все-таки поднял голову. Откинул капюшон, провел рукой по лицу. Чужому лицу, но с его глазами. – Так хотелось победить человеком… Уводи людей, это приказ! Завтра здесь не должно быть ни одного хазга или ангмарца, тебе понятно?

Горбун склонился. Вождь отдал приказ, и он выполнит его, но не потому, что это приказ – потому что это мольба. Завтра, когда Он пойдет на штурм, с Ним не должно быть ни одного человека. Вождь спасает своих людей.

– Завтра в бой я поведу только Нелюдь, – продолжил Олмер, – и ты мне тоже не понадобишься.

Он мог бы возразить ему, но не стал – глаза прежнего Олмера не дали ему этого сделать.

– И еще одно. – Вождь кивнул на мешочек рядом со свитком. – Кольцо. Его ты тоже возьмешь. Больше оно не должно служить никому. Я чувствую – Ородруин вновь ожил, так что ты знаешь, что с ним делать. И убереги от него Олвэна! Не хочу, чтобы моего сына постигла участь его отца. Теперь иди. И поторопись – я не знаю, когда Он вернется.

Олмер встал, отойдя от стола, словно боясь, что не выдержит и наденет Кольцо опять. Санделло не стал медлить, спрятав страшное сокровище в поясной карман. На секунду где-то на пороге слуха раздалось тихое, но полное дикой злобы и ненависти шипение, но тут же исчезло.

Нужно было идти, но горбун медлил. Хотелось что-то сказать, или просто пожать его руку, или по-братски обнять. Нельзя уходить вот так просто, но слов не было, как и желания прикасаться к нему. Санделло чувствовал, что сейчас просто сойдет с ума, но Олмер понял, что творится в душе его самого верного друга. Обернулся, и тихо-тихо, но твердо сказал:

– Я знаю. Прощай.

* * *

Серая Гавань горела. Армия Тьмы Короля-без-Королевства все же прорвала оборону эльфийской крепости, и теперь ее защитникам оставалось только умереть. Прекрасные дворцы из белого камня почернели от копоти, сады и парки превратились в огромные костры; улицы и площади окутывала наползающая тьма, словно черное небо, устав, решило прилечь отдохнуть в этом дивном некогда городе.

Серая Гавань умирала. Дрожали могучие стены, готовые обрушиться от подземных судорог, расползались по мостовым трещины, извергая из себя клубы пара и огня. Воздух разрывали тысячи звуков, сливаясь в один неистовый рев, и звезды срывались с небес, исчезая в жадно глотавшем их мраке. Наступал Час Конца, и ничто в этом мире не могло устоять пред Его приходом.

Он шел, готовясь к своему последнему бою в Средиземье. Он знал, что победит, ибо даже смерть того, кто некогда был Олмером, золотоискателем из Дэйла, не принесет победы врагу. Он возвращался, и это было.

А потом он встретился со своим противником. И был бой, короткий и страшный, и он победил, даже погибнув, как и должно было быть. И Он возвращался, и это было.

Горел старый мир. Рождался новый мир. И Час Конца наступил, сметая все Великие Замыслы, столь грандиозные и столь бессмысленные теперь. Он возвращался, вопреки всему, возвещая наступление Его Времени, и это…

* * *

…не случилось.

Эпилог

На востоке говорят, что перед смертью человек видит всю свою прожитую жизнь, и в этот момент он, и никто другой, никакие Силы или Боги, решает, была ли она достойной или нет. Не знаю, так ли это, но умирая я понял, что не могу решить, какой была моя жизнь. Она была достаточно великой, чтобы о ней вспоминать, но недостаточно правильной, чтобы служить примером для других. Клинок, что я подарил тому храброму половинчику, поставил меня перед этим нелегким выбором, но я не хочу выбирать, даже имея на это право. Я просто был, и пусть те, кто остается по эту сторону Гремящих Морей, решают за меня. У них, живых, тоже есть право выбора, и именно это, а не Смерть, и есть настоящий Дар Единого людям.

Я же ухожу. Туда, куда нет пути даже Бессмертным. Боль прошла, растаяла, осталось лишь одно чувство неистового освобождения. Все вокруг во тьме, но она не пугает. Эта тьма – не более чем занавес перед чем-то другим, неведомым, и оттого еще более притягательным.

Я ухожу, и уходя, слышу музыку, невероятно красивую, и невероятно печальную. Не та ли это музыка, с которой все и началось, Музыка Айнур? Быть может. Быть может…