Текст книги "Мой муж – мой босс? (СИ)"

Автор книги: Яся Белая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава 11. Блюдо, которое подают…

Алое платье, обтягивающее меня, как вторая кожа, завершаясь в районе бёдер, чулки в сеточку, макияж, которому могла бы позавидовать любая дама с низкой социальной ответственностью – оглядев себя в зеркале ещё раз, остаюсь довольной.

И да – каблуки повыше. Чтобы не выглядеть мелкой пигалицей на фоне своего внушительного врага. Отлично.

Лампа же, так же завершив осмотр меня, поднимает палец вверх и говорит:

– Ещё один, последний, штрих…

Уходит в свою комнату, но вскоре возвращается, зажав в руке маленький флакончик.

– Духи с феромонами, – таинственным шепотом сообщает она и оставляет капельку у меня на запястье и за ушами. – Проверено на себе, – подмигивает.

Ну что ж, на войне как на войне, милый. Тут все средства хороши, даже нечестные. Ты честными не очень заморачивался. Почему и я должна?

– Иду? – говорю, глядя на подругу.

– Иди, – приобнимает она, а потом шепчет на ухо: – Задай им жару, подруга. Я в тебя верю.

Приятно, когда кто-то дорогой в тебя верит, тогда и у самого уверенности больше.

…Эффект от Лампиных духов я ощущаю уже в машине. Хоть и сажусь предусмотрительно на заднее сиденье, вижу, как плющит и колбасит водителя. Но он – человек-кремень. Всё же продержался, довёз без каких-либо поползновений.

В клуб я влетаю фурией – волосы назад. Скинув лёгкий плащик в общем гардеробе, спешу в зал, цокая каблуками и виляя бёдрами.

Будто по заказу, едва войдя в основное помещение клуба, оказываюсь в эпицентре скандала. Дмитрий, наш менеджер по работе с клиентами (это я успела выучить), яростно препирается с каким-то пузаном.

– Кристина Виталь… – оборачивается ко мне и теряет дар речи; отличный эффект, то, что надо; вон, у толстяка тоже глазёнки маслено заблестели, по мне зашарили…

– Что случилось, Дмитрий Юрьевич? – перехожу на нарочито деловой тон.

Упираю руки в бока, придавая своему облику показной грозности.

– Господин Садалин, – Дима кивает на толстяка, – никак не понимает, что приват не входит в должностные обязанности наших девочек.

Это точно, я помню, и Пётр наставлял строго-настрого: никакого интима и приватных танцев в кабинках.

– Вы не понимаете, – суетливо выпаливает Садалин, промокая платком взмокший лоб. – Я ведь стараюсь не для себя. Мой босс… Он человек серьёзный, – бросает на нас такой многозначительный взгляд, что мы должны сразу же проникнуться и забояться, – он отказов не принимает. Вы же не хотите проблем?

Ох, не люблю я борзоту всех мастей! Меня буквально взрывает, когда сталкиваюсь с подобным.

Поэтому перехожу на ехидный тон:

– Я полагаю, ваш босс всё-таки цивилизованный человек и понимает, что на свете существуют правила и законы…

Садалин хмыкает:

– Да он сам себе закон. Ему никто не указ.

О да, борзота высшей марки, понятно.

– И тем не менее, вы должны сообщить своему начальству, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

– Слышь, ты, девка! – вякает толстяк. – Учить вздумала?

Ответить не успеваю – Садалина отрывает звонок. Его округлое мясистое лицо тут же приобретает подобострастное выражение…

– Да, босс… Понял, босс… Будет сделано, босс, – стелется он перед своим собеседником и чуть ли не хвостиком виляет.

Наконец, заканчивает звонок, убирает аппарат в карман и самодовольно улыбается:

– Всё, девка, ты попала! Босс хочет, чтобы той шваброй, что будет танцевать ему сегодня, была именно ты, – он бросает взгляд наверх, на вип-кабинки, в дверях одной из которых маячит сейчас тёмный мужской силуэт. И, несмотря на то, что я не вижу человека, его энергетика давит и буквально прибивает к земле. Таким действительно не отказывают – я сейчас чётко это понимаю.

Не знаю, в какое русло бы зашёл наш разговор, если бы мне на плечо не легла уверенная рука.

– Администратор моего клуба никуда не пойдёт, – гремит сверху, и я, задрав голову, встречаю злой и горящий взгляд Давлата. – А если вашему боссу, – последнее слово он специально выделяет, осознавая, что тот прекрасно всё слышит, – есть что сказать, пусть спустится и скажет лично…

Заявляет это и сверлит толстяка грозным взглядом. И тот сдувается, как пробитый воздушный шарик… Видать, силён и борз только против менеджеров и дев…

И сейчас я даже рада, что Давлат на моей стороне. В некоторых ситуациях даже помощь врага не будет лишней…

А из вип-кабины в этот момент раздаётся смех и аплодисменты…

Зло должно выглядеть отвратительно, чтобы отталкивать, а не привлекать. Такой истины придерживалась моя куратор дипломной, и я с этим полностью согласна.

И, будто в подтверждение данного постулата, человек, явившийся пред наши очи, просто феерически некрасив. Долговязый, лысый, с близко посаженными, бегающими глазами, мясистым крупногубым ртом. Я невольно льну в Давлату, словно испугавшись, что некрасивость нашего гостя способна передаться воздушно-капельным путём.

Тот осматривает нас и дёргающегося, испуганного Дмитрия, и, скривив толстые губы, выдаёт:

– Кажется, Клепенщук, ты берега потерял… – хрустит шеей, будто собирается драться. – Харкаешь в ладонь, с которой ешь…

Давлат презрительно хмыкает и ехидно произносит:

– Я? Ем? С твоей ладони? Не смеши! Это ты, Злотов, что-то путаешь. Притом, конкретно так… Вернее, кого-то.

– И кого же? – тянет тот, перекатываясь с пятки на носок.

Вокруг мячиком-попрыгайчиком скачет Садалин, выбирая момент, когда поддакнуть шефу, куснуть…

– Меня с моим отцом, – просто и прямо говорит Давлат. – Меня его бандитские тёрки не касаются. Если вы с ним что-то не поделили – сами и разбирайтесь. Я и мой клуб это отношения не имеют…

Злотов водит пальцем в воздухе, будто собирается начертить круг:

– Был твой – может стать…

– Не может! – отрезает Давлат. – Покинь помещение!

Складывает руки на груди, прожигает непрошеного гостя злым взглядом…

Злотов, надо отдать ему должное, всё же поворачивает на выход, но приостанавливается на полпути и поворачивается к нам:

– Зря ты, Давлат, ой, зря. Как бы не пожалеть…

С этими словами всё же уходит, что-то эмоционально объясняя своему, кивающему, как китайский болванчик, подельнику.

Когда они скрываются из виду, Давлат оборачивается ко мне:

– А вы, Кристина Витальевна, бегом в мой кабинет. Разговор есть.

И уносится, прежде чем я успеваю что-то возразить.

– Удачи… – криво улыбаясь, говорит Дмитрий… – Мы стараемся ему не попадать на глаза, если он в таком настроении…

– Спасибо, поддержал! – хмыкаю я.

Дима разводит руками:

– Предупреждён – вооружён. И вам лучше поспешить, чтобы не злить его ещё больше…

Откидываю волосы на спину, задираю нос и, цокая каблуками, иду в кабинет начальника. Я ни в чём не виновата, так чего мне бояться?

Едва распахиваю дверь приёмной, натыкаюсь на удивлённый взгляд Софочки.

– Ого-го! – произносит секретарша, оглядывая меня. – А я-то думаю – чего он такой злющий… А оно вон что…

– А что? – уточняю ехидно.

– Будто сама не знаешь, – усмехается она и возвращается к компьютеру, с умным видом начиная искать знакомые буквы на клавиатуре.

Вхожу в кабинет.

Давлат сидит, откинувшись в кресле, и барабанит по столу пальцами. Красивыми, надо признать. Такие называют аристократическими – тонкие, длинные, изящные… Я помню, какие узоры они умеют чертить на коже, но это воспоминание сейчас неуместно…

– Ну? – начинает он. – И как ты всё это объяснишь?

– Что это? – искренне не понимаю я.

– Свой внешний вид, – выплёвывает он. – По какому поводу вырядилась, как последняя бл… шалава?

Ах, вон мы как заговорили? Шалава, значит?

Вспыхиваю и выпаливаю:

– Не помню, чтобы в устав клуба вписали дресс-код. Или это тоже – успели отредактировать? – делаю бровками, давая понять, что мне всё известно.

– Никто ничего не редактировал, – взвивается он, – но ты в таком виде на работу ходить не будешь.

– Буду! – заявляю и упираю руки в бока, показывая, что сдаваться не намерена.

– Хорошо, – вдруг смиряется он, но меня не обманешь этим показным спокойствием, я же чувствую, что муж кипит, как забытый на плите чайник, – только не в моём клубе.

– Твоём? – вскидываю брови. – Помнится, ты здесь неединственный хозяин.

– У тебя устаревшие сведения, дорогая, – он закидывает ногу за ногу и покачает между пальцев карандаш. – После недавних событий Роман захотел свою долю деньгами, а Пётр отдал мне бразды правления, так как дома случались постоянные скандалы из-за направленности нашего заведения… Так что, – Давлат разводит руки в стороны, – я теперь единоличный хозяин этого злачного местечка, дорогуша. Прошу любить и жаловать. А если что-то не устраивает – никто не держит. Подыщу администратора, который доставляет меньше проблем. Софочка, вон, давно проситься…

Софочка, значит… Ах, ты гад!

Соплю, киплю, сжимаю кулаки…

Знаю, что месть нужно подавать холодной, но…

К чёрту!

Мне просто необходимо расцарапать эту красивую самодовольную рожу!

И, тихо взрыкнув, я кидаюсь вперёд…

Поскольку пелена гнева застит мне глаза – то не сразу понимаю, что именно творю. Прихожу в себя, ощущая, что мои запястья надежно перехвачены, а бесстыжие поцелуи обжигают шею и ключицы… Губы тоже горят – видимо, и им досталось…

Господи, мы что, только что целовались, а я ничего не поняла? Нет, смутно помню – и как крылья развернулись за спиной, и сам полёт в негу… Но я не хочу – не за этим сюда шла!

– Пусти! – дёргаюсь, но вместо свободы обретаю ещё больший плен – меня буквально впечатывают в каменную грудь, не переставая ошалело целовать. Благо, вырез моего платья… многое позволяет. Но когда наглая ладонь ползёт вверх, задирая и без того ультракороткую юбочку, рвусь уже сильнее: – Отстань! Мы так не договаривались!

Давлат отрывается от меня, ловит взгляд – его собственный шалый, голодный, недовольный…

– А мы вообще ни о чём не будем больше договариваться, – отсекает он, продолжая удерживать меня – крепко, почти причиняя боль, но при этом со странной нежностью. – Всё будет так, как я скажу. Ты доумничалась. Подкинула мне проблем.

– Пусти! – всё же требую я. – Нам нужно поговорить!

Он всё-таки отпускает – очень нехотя, продолжая следить за мной взглядом хищника, который может кинуться в любой момент.

– Давай уясним, – начинаю, наспех приводя себя в порядок, – что мы с тобой не переходим границ. Об этом была речь изначально. А вот о чём не было – так это о шоу и моём в нём участие…

Давлат отводит глаза… Только сейчас, присмотревшись, замечаю на его лице тщательно заретушированные синяки – Борька, умница, постарался…

– Нехорошо получилось, признаю, – выдаёт Давлат, пряча руки в карманы и перекатываясь с пятки на носок. – Но…

– Но? – горько усмехаюсь. – Ты полагаешь, могут быть такие-то «но»?

– Я полагаю, у каждого должно быть право на второй шанс, – и взгляд кидает такой пронзительный, прямо в душу.

– Да ну? – фыркаю. – Шанс на что? И дальше играть со мной?

В голосе невольно прорываются непрошеные слёзы.

Давлат судорожно сглатывает:

– Нет, поиграли и хватит, – решительно произносит. – Теперь всё по-серьёзному!

– Теперь всё никак, – говорю, – ещё хуже, чем вначале. Если вначале речь шла о каких-то отношениях, возможных чувствах, споре… То отныне мы просто босс и подчинённая. Позволь мне просто работать здесь, чтобы я могла вернуть тебе все деньги…

Давлат вздрагивает:

– Какие деньги, Кристина?

– Не притворяйся, – злюсь. – Ты заплатил за лечение моего брата.

Он грустно усмехается:

– Считай, что это спонсорский взнос в юное дарование. Я действительно его фанат. Без шуток.

– Если без шуток, – продолжаю, – то верни мне диплом победительницы конкурса. Тогда ты мне тоже что-то плёл про молодое дарование и поддержку талантов. Спасибо, поддержал…

Он хмыкает, идёт к шкафу, что находится позади огромного чёрного стола, отмыкает дверцу и достаёт бумажку. Кладёт на стол, накрывает ладонью, не смотрит на меня – сверлит взглядом столешницу…

– Кристин, – бормочет, – я виноват перед тобой и готов искупить вину. Что мне сделать, чтобы ты поверила?

И смотрит так потеряно, как грустный котик. Не пожалеть и не приласкать невозможно.

Манипулятор.

– Рассказать правду своему дедушке, – загибаю пальцы, – это раз. Извиниться перед Лампой за угрозы – это два. Уволить меня с должности твоей жены – это три…

На третьем его глаза широко распахиваются, а губы кривит улыбка…

– Ну, уж нет, милая, – ехидно произносит он, – чтобы я тебя освободил от этой должности, ты сначала должна её занять. По-нормальному. Готова?

Ой… Кажется, я влипла!

Включаю дурочку, хлопаю ресничками:

– Ты имеешь в виду… – делаю неопределённые пассы руками, – полный… спектр услуг? – сама понимаю, как по-дурацки звучит такое выражение, но ничего точнее в голову не приходит.

Давлат самодовольно улыбается – в нём, похоже, пропадает качественный актёр: выдать столько разных эмоций за относительно небольшой срок, и все – искренне!

– Ты угадала, моя драгоценная, – кивает, – полный спектр. От и до.

Злое веселье бодрит меня, и я включаюсь в игру.

– И как долго продлится это «от и до»?

Мысленно полагаю, что он ответит: «Будет зависеть от тебя». Но Давлат удивляет, повернув разговор в другое русло:

– Я предпочитаю долгосрочные контракты. Например, на сорок девять лет.

Складываю в уме свой нынешний возраст и озвученную цифру, присвистываю – круто!

– То есть, когда я стану больной и старой, ты избавишься от ненужной жены, так?

Давлат хмыкает и закатывает глаза:

– О, женская логика! Тебе моя осанна! – произносит патетически. – Ты же сама вроде бы говорила, что желаешь уволиться… А теперь, когда я говорю, что подпишу тебе заявление через сорок девять лет, возмущаешься? И как понимать?

Вот теперь злюсь по-настоящему, глотаю слёзы, сжимаю кулаки.

– А понимать так, что мне не нужна твоя милость через сорок девять лет! – выпаливаю. – Неужели ты не понимаешь: я хочу нормальную семью, детей… А не весь этот фарс! – обвожу рукой помещение. – Я ведь… я ведь почти… – всхлипываю, потом машу рукой: – А, к чёрту… – и несусь к двери.

Меня догоняют, резко разворачивают и нагло целуют…

Бьюсь, вырываюсь, отталкиваю. Но силы слишком не равны – это ведь всё равно, что мышь будет толкать слона.

Способность возмущаться мне возвращают лишь, когда начинаю задыхаться от нехватки воздуха.

– Ты… ты…

– Красноречиво! – притворно хвалит он. Нежно ведёт пальцами по солёным дорожкам, потом наклоняется и сцеловывает их. – Ты моя глупая девочка… Неужели не понимаешь? Это не фарс. Я тоже хочу семью и детей. С тобой. И не отпущу тебя никуда даже через сорок девять лет. Тогда – тем более. И вообще, намерен жить с тобой долго и счастливо. И даже согласен умереть в один день…

Голос нежен, глаза сияют, обнимает так, будто хочет уберечь от всех демонов мира… Только вот…

– Я не верю, – мотаю головой. – Прости, Давлат. Но эти твои проверки… Скрытые съёмки… Отредактированная реальность… Я не знаю, где ты настоящий. Я запуталась в твоих личинах. И если останусь – сойду с ума. Потеряю и себя тоже… Отпусти… навсегда…

– Нет! – качает головой и прижимает к себе ещё крепче: – Моя. Чистая прекрасная девочка. Очаровавшая меня с первого взгляда. Укравшая сердце…

– Давлат, прекрати! – обрываю, потому что нет сил наблюдать, как он льёт мне в уши этот сладостный елей. – Это слова. Я уже поняла: мне тебя не переговорить. Тут ты профи.

– Слова… – повторяет он. – Значит, желаешь дел?

– Хотелось бы…

– Хорошо. Тогда я прямо сейчас признаю себя проигравшим.

– Ты о чём? – недоумённо смотрю на него.

– О нашем споре. Запамятовала? Если, через две недели…

Киваю: конечно, помню. Кто-то грозился, что мне нужно осваивать шест.

– Так вот – я проиграл. Не могу без тебя жить. Если ты уйдёшь – не знаю, что будет со мной… А поскольку, как ты верно заметила, слова должны подтверждаться делами, то прямо сейчас я намерен выполнить свою часть сделки…

И пока я хлопаю глазами, вникая в суть сказанного, он проходит мимо меня и открывает дверь:

– Ну, идём…

– Куда?

– В зал, куда же ещё…

Выходит первым, я бегу следом…

В зале полно народу, но на сцене ещё никого… И поэтому, когда мой муж лихо взбирается на неё, десятки ошалелых взглядов впиваются в его совершенную фигуру… У девиц, которые сидят за столиками поближе, даже слюна начинает капать, ей богу!

А мне только сейчас доходит, что он собирается сделать!

О нет! Все эти расфуфыренные нетрезвые сучки будут лапать похотливыми взглядами МОЕГО мужчину?!

Не позволю!

Только кто бы меня спрашивал?!

Давлат ловит мой взгляд, ехидно ухмыляется и, под дружный вой девиц в зале, начинает медленно и очень эротично, кстати, снимать пиджак…

Всё, что я могу в этот момент – кинуться на сцену и закрыть его собой.

Глава 12. Убежать или попасться?

Едва Давлат успевает меня обнять и прижать к себе, шепнув на ухо:

– Ревнивица! – как в зале гаснет свет.

Хорошо, что муж меня обнимает. Я боюсь темноты до дрожи. Хотя кромешной она остаётся недолго – вспыхивают фонарики сотовых телефонов. Зал наполняется матом и визгами.

Дмитрий мечется между столиками, уговаривая посетителей:

– Без паники! Ситуация под контролем!

– Что происходит? – шёпотом интересуюсь я.

Давлат, пряча меня в кольце рук, внимательно оглядывает периметр…

– Я намерен в этом разобраться, но… прямо сейчас мне нужно отвести тебя в безопасное место.

– А оно есть?

Муж кивает:

– Есть. И хорошо, что отключилось электричество. Значит, камеры вырубило тоже. Следовательно, тем, кто следил за нами издалека, будет сложнее отследить… – берёт меня за руку и распоряжается: – Идём…

Семеню за ним, проклиная высоченные каблуки. На этих ходулях много не походишь.

Давлат понимает это тоже. Тихо взрыкивает, поднимает меня на руки и несёт куда-то. Однако, в боковом коридоре ставит на пол, не потому, что устал, а потому что здесь невидно ни зги.

– Ты с телефоном? – интересуется.

Мотаю головой – откуда? События этого вечера развивались так стремительно, что взять трубку я просто не подумала.

– И я тоже, – произносит с досадой. – А без света мы здесь ноги переломаем. – Вздыхает с досадой. Потом притягивает меня и жадно целует: – Светлая моя, – шепчет, прижимаясь губами к виску, – тебе нужно побыть умницей. Здесь неподалёку, буквально, в двух метрах, подсобка. В ней – всякий инвентарь. Есть там и фонари. Я знаю, где они лежат, найду на ощупь. А ты стой тут. Не двигайся. Молча. Мы не знаем причин, по которым погас свет… Лучше не привлекать лишнее внимание. Поэтому – тс-с-с-с! Я скоро…

Хватаюсь за рукав его пиджака, мотаю головой:

– Нет, не оставляй меня, – хнычу. – Я боюсь…

Он прижимает к себе крепко-крепко.

– Мне и самому не хочется тебя отпускать, малышка. Но иначе нельзя. Если я сейчас не найду фонарь – мы не выберемся отсюда…

– А может скоро дадут свет? – продолжаю цепляться за соломинку.

– Может, – грустно говорит Давлат, – а может – нескоро. И что тогда? Не сидеть же здесь в темноте и холоде.

Кое-как удаётся отпустить его. Он поспешно целует меня в волосы и ныряет в абсолютную тьму…

Страшно…

Господи, как страшно…

Я буквально впечатываюсь в стену, врастаю в неё, словно холодная шершавая поверхность способна меня спасти.

Нужно отвлечься… Забить мысли какой-нибудь глупостью. Монотонной, успокаивающей.

Правильно – считать овечек.

Загадываю, что на сотой Давлат вернётся, верю в это, стискивая кулаки, и начинаю счёт:

– Раз овечка… Два овечка… Четырнадцать… Двадцать три…

Собственный шёпот смазывает остальные звуки. А их мне кажется слишком много… Да что там! От страха чудится, что сама тьма вокруг меня копошится и вздыхает…

– Сорок четыре… Пятьдесят девять…

Уже немного, уже скоро. Он придёт.

Сердце колотится так, что мне кажется, его слышат даже в зале…

Не страшно…

Это просто коридор ночного клуба.

Монстров и привидений не бывает…

– Семьдесят восемь… Восемьдесят два…

Осталось чуть-чуть. Ты же смелая, Кристина. Подумай, как будет смеяться вместе с Борькой над нынешней своей паникой…

– Девяносто… Девяносто один… Девяносто два…

Теперь цифры почему-то тянутся, как жвачка… Повисают, капают… Прежде – летели… А теперь я вынуждена торопить их.

– Девяносто четыре… Девяносто пять… Девяносто шесть…

Шорох… Ощутимый… Шаги…

Он возвращается. Всё, как и загадывала. Сердце начинает работать на пределе… Часто-часто…

– Девяносто восемь… Девяносто девять… Сто…

Готова уже вздохнуть с облегчением – чую, он рядом.

Но… раздаётся тихий смешок и ледяные пальцы обвивают моё запястье…

А потом вспыхивает свет…

Таращусь, узнаю её, ору…

И проваливаюсь во тьму, ещё более густую и настоянную, чем прежде.

Последнее, что улавливает тускнеющий мозг, фразу, сказанную циничным и самодовольным, но таким знакомым мужским голосом:

– Шоу продолжается, дамы и господа…

Прихожу в себя – сразу щурюсь и закрываюсь от яркого света, который особенно резок после почти абсолютной темноты. Сейчас узкий коридор полон людей, так, что дышать тяжело. А ещё жарко – это работают на всю мощные прожектора. А ещё я замечаю микрофоны и камеры…

А чуть поодаль – Давлата…

Ой, на него лучше бы не смотреть.

Мужа держат какие-то амбалы – у него и свои подобные в услужении есть, но этих я точно не видела. Морды совсем зверские и неиспорченные интеллектом.

У Давлата же разорван костюм, а на лице – свежие синяки. Его надсмотрщики тоже разукрашены. Видимо, мой благоверный дорого отдал свою свободу.

Он замечает меня и шепчет разбитыми губами: «Беги!»

Мотаю головой: «Никогда…»

Прости, Давлат, у тебя самая непослушная жена…

Поднимаюсь, решительно сжимаю кулаки и требую уж не знаю у кого:

– Отпустите его немедленно!

Если бы гневом можно было поджигать – это здание уже пылало бы.

Я намерена идти до конца и кинуться на амбалов. Даже ступаю навстречу. Однако мой порыв прерывают: дорогу мне заступает тот самый азиатопободный блондин, который называл себя Гименеем, и вручил мне визитку Давлата…

– Эмоции! – патетично восклицает он. – Неподдельные искренние эмоции, дамы и господа! – он воздевает руки вверх и разводит в стороны. – То, ради чего мы здесь собрались!

– Ты заигрался в бога, Сан! – рычит Давлат и рвётся из лап тех, кто его удерживает. – Немедленно прекрати этот фарс. Мы так не договаривались.

– О, как ярко! Как искренне! – упивается Сан. Потом вмиг становится серьёзным, почти жёстким. – Это ты заигрался, мой друг. Разве забыл главное правило: не влюбляться в актрис!

– Кристина – не актриса. И я, – он вскидывает голову, ловит мой взгляд и говорит, глядя прямо в глаза: – Влюбился в неё задолго до того, как она попала в проект. С первого взгляда. Как только она вышла на сцену того конкурса…

Прикусываю губы, чтобы не расплакаться. Я хотела услышать эти слова. Мечтала. Ждала. Но не так. Не при таких обстоятельствах. Не сейчас, когда я даже не могу ответить. Не хочу выворачивать душу перед этими…

Слова Давлата и так тонут в умилительных причитаниях… Замечаю, как некоторые снимают нас на телефон… Им развлекушки…

– Отпусти её, Сан, – повторяет мои слова Давлат, обращаясь к белобрысому вершителю судеб. – Девочка здесь не причём. Ей и так досталось. Отпусти.

– Что ты! – притворно округляет глаза Сан. – И лишиться таких чистых, таких ярких эмоций… О нет, друг, шоу должно продолжаться.

– А ну разойдись, у меня уплочено! – врезается в эту идиллию громогласный голос… Зинаиды Сафроновны. Значит, когда я падала – мне не приглючилась Лампина мама.

И вот сейчас она, с упорством ледокола, проламывается к середине. Живее всех живых.

Призраки не бывают такими… телесными.

Пошатываюсь, готовая снова упасть.

Она успевает меня подхватить за талию, грозно зыркает на всех собравшийся.

– А ну разошлись! – гаркает, как в былые рыночные времена, когда её боялись даже местные рекэтиры. – Считаю до трёх, а после вам уже и Фотошоп не поможет…

Толпа рассасывается моментально. Остаёмся только мы, Сан, амбалы и Давлат…

– Зинаида Сафроновна, – бормочу, полулёжа в могучих объятиях, – вы… ну как?

– А вот так! – перекривляет она. – Давай, вертикаль принимай. – И на мужчин зло: – Совсем девчонку уездили.

– Так вы живая? – продолжаю я, потому что сложно поверить в реальность человека, которого хоронил.

– Как видишь…

– Но у вас… у вас… руки холодные!

– Это от рыбы, – хмурится она. – Я здесь этот, как его, сушист! – И достаёт из кармана огромный тесак. – Ну, – говорит, потряхивая орудием, – кого первого выпрастываем?

– Зинаида… ик… Сафроновна… ик… – Сан примирительно поднимает руки вверх. – Вы… вы всё не так поняли… Вы должны были появиться в следующем эпизоде…

Но женщина прёт на пролом:

– Щаз ты у меня пожалеешь, что вообще на свет появился…

Амбалы бросают Давлата, который кулем валится на пол, и кидаются на помощь боссу.

Я бы подбегаю к мужу, обнимаю, опускаюсь рядом на колени и шепчу:

– Я тоже… Сильно… С первого взгляда…

Давлат улыбается, гладит меня по волосам и говорит:

– Значит, будет парный стриптиз…

Мы целуемся, а за нашими спинами разворачивается трагедия.

– Не-не, босс, тут вы сами. Мы женщин не бьём! – это амбалы сдают позиции и начальство.

– Это же не женщина, это демон! – икая, верещит Сан.

– Демон! – подхватывает Зинаида Сафроновна. – Это ты ещё демона не видел! – и поудобнее перехватив тесак, прёт на него…

Сан с воплем срывается и убегает прочь, наша женщина-призрак, несётся следом, топоча и матерясь при этом отнюдь непризрачно…

Мы с Давлатом упираемся лбами, переплетаем пальцы и смеёмся…

Глупые…

Стоя на коленях посреди грязного коридора…

Захлебнувшись счастьем…

Смеёмся…

Как хорошо, что я выдержала тьму, не убежала и… попалась.

Кажется, на ближайшие сорок девять лет.

* * *

Чувствую себя засушенным цветком – тронь посильнее и рассыплюсь. Внутри пустыня. Выжжено. Сухо.

Наверное, я умерла…

Мы снова в доме Башира Давидовича. Старик сидит в кресле и наблюдает за происходящим. На благородном лице – печать разочарования. Любимый внук подвёл его.

Огромная гостиная полна людей – демонтируют всякую снимающую и записывающую аппаратуру.

Как же гадко. Гадко понимать, что то, что касалось важным, транслировалось в эфир, служило развлечением для пресыщенных снобов.

Там, в клубе, я была счастлива. Мне казалось, что простила Давлата целиком и полностью. Но когда мы приехали сюда и он, выполняя обещание, во всём признался деду, отторжение возникло вновь.

Неверие.

Ощущение предательства.

Я не могла больше доверять. Потому что не знаю, где игра, а где – правда.

Когда, монтажники, наконец, уходят, Башир Давидович вперивает грозный взгляд в понурого Давлата.

Старик качает головой.

– Хорошо, что твоя мать не дожила до этого позора, – поводит сухонькой ладонью, будто очерчивая комнату. – Видимо, дурная кровь твоего непутёвого отца оказалась сильнее…

Давлат только хмыкает, но не отвечает: отца он и сам недолюбливает, я знаю. И даже слышала краем уха почему: Михей пытался втянуть совсем ещё юного Давлата в свои грязные делишки. Тот как-то отвертелся. Но отец и сын рассорились навсегда.

– Ты хоть понимаешь, что твою женитьбу нельзя считать настоящей, – Башир Давидович кивает на меня. – Отпусти девочку…

– Сам решу, – фыркает тот в ответ.

– Решишь, решала, – грустно произносит пожилой мужчина. – Понимаешь же, что я тебе наследство не оставлю… Не заслужил.

– А кому оставишь? Роме? – ехидно интересуется Давлат.

– Никому, – отрезает Башир Давидович. – Не заслужили! – вздыхает. – Оставь нас, нам с Кристиной надо поговорить.

Давлат кивает и послушно поднимается. Вопрос застаёт его на выходе из комнаты:

– Надеюсь, здесь не осталось больше твоих насекомых?

«Жучков», следилок, догадываюсь я.

Давлат вздрагивает, бросает на меня растерянный взгляд, будто ища поддержки. И мне хочется ему верить, до боли хочется – он всё ещё побитый, в рваном костюме, он честно рассказал дедушке всё, но я не могу. Какая-то стена, блок на веру.

– Не волнуйся, – отвечает грустно, – всё чисто.

И уходит.

Башир Давидович лишь качает головой. Трогает скрюченным пальцем сухие тонкие губы.

– Прости, девочка, что изнанку нашей семьи увидела, и она оказалась такой неприглядной.

Улыбаюсь, пожимаю ему руку.

– Бросьте, у любой семьи есть неприглядная изнанка. Идеальных семей не бывает.

Старик качает головой:

– Всё так, девочка. Только вот скажи мне, как я теперь могу быть спокоен, зная, что внук, в котором я души не чаял, снимал меня, лежащего без сознания, ради… – он уныло машет рукой.

Башир Давидович, разумеется, не знает, что такое хайп… Но это именно он. Ничего святого!

– А если он завтра всадит в меня нож? А если он заодно… с этой? – понимаю, что речь идёт об Элеоноре. – Понимаешь, – горький вздох, – я теперь ни в чём не уверен. Особенно, в своих внуках. И, честно сказать, боюсь их.

Меня продирает жуть. Первая мысль кинуться на защиту Давлата, но… ведь старик может оказаться правым. Однако приободрить я должна.

– Не думаю, что всё так плохо, – говорю, накрывая его ладонь своей. – Давлат очень любит и уважает вас. Не знаю причин, по которым он согласился участвовать во всём этом и ничуть не оправдываю. Однако мне кажется, нужно дать ему шанс…

– Ты очень добрая девочка, – улыбаясь, произносит старик. – Давлату очень повезло с тобой… Хочу, чтобы ты мне помогла…

– С большим удовольствием, – соглашаюсь я.

– Раз уж заговорили о шансе: я пожалуй дам его внуку, но при одном условии – если он сейчас правильно поступит с тобой. Думаю, он ждёт тебя в соседней комнате. Иди, а я буду ждать развития событий, и уже тогда приму решение.

Киваю, наклоняюсь, целую в морщинистую щёку. Получаю грустный лучистый взгляд.

Как Давлат мог так поступить с ним? О каких шансах может идти речь? Но я всё-таки заталкиваю вопящий разум поглубже и позволяю сердцу взять верх. Признаваясь, мой муж был таким потерянным. Он явно сожалел о том, что натворил. И не играл.

Ну что ж, попробуем.

Выхожу следом за Давлатом в комнату, которую здесь называют малой гостиной. Тут уютно. Куда менее помпезно, чем в большой.

Давлат сидит в кресле. Руки безвольно висят ладонями вниз, голова понурена…

Перед ним на туалетном столике я замечаю знакомую коробочку… С неё всё началось.

Муж вскидывается, ловит мой взгляд. В его собственном – бездна эмоций. Он сам себя загнал в этот кокон лжи…

– Возьми, – протягивает мне коробочку. – Оно твоё по праву. Бабуля бы хотела, чтобы оно было у тебя…

Качаю головой:

– Нет, – слова тяжело слетают с губ и падают камнями между нами, – оно принесло слишком много бед. Не хочу. Да и потом… Разве ты не должен подарить его своей единственной. Той, что покорит твоё сердце?

– Так ты и есть она, – говорит он, недоумевая.

– Увы, нет, – качаю головой. – С любимыми и единственными так не поступают. У меня малый жизненный опыт, но всё-таки он подсказывает мне, что их берегут, защищают, ими дорожат…

Говорить всё это сложно. Я ведь хотела быть для него именно такой. И на какой-то момент, там, в клубе, когда переплела наши пальцы, верила в это.