Текст книги "Амулет на удачу (СИ)"
Автор книги: Ярослав Васильев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
– Мадемуазель Орешкина, – голос зазвучал мягко, будто подтаявшее масло. – Кто на вас напал и возможно угрожал, что вы постарались скрыть факт нападения?
– Н-никто, я с-сам-ма…
– Я. Спросил. Кто? – он ухватился за спинку кровати так, что аж побелели костяшки пальцев. – Мадемуазель Орешкина, у меня на руках сейчас экспертное заключение, в котором чёрным по белому написано – вас избивали. В свете последних событий… Кто? – в голосе прозвучало почти не прикрытое бешенство. – Или вы немедленно даёте показания, или… Я вас просто исключу как куратор, без права на восстановление, причём не только в Аконской академии, но и в любом более-менее приличном учебном заведении всей Книги миров. Мне трупы, – процедил он, не нужны. Идиотка ты безмозглая. И попечительскому совету трупы тоже не нужны, хватит с нас и одного визита следователей.
– Мишка! – просипела я, но больше от страха, нежели от его реальных действий, прижатая его навалившимся телом, пронизанная этим бешеным взглядом.
– Точнее. Назовите имя полностью.
– Михаил Самохин, мой сокурсник…
– «Красную мельницу» вы покинули вдвоём, но домой вы вернулись одна. Вы не встречались потом отдельно, и из общежития не уходили. Инцидент случился?..
– По дороге, в кэбе, он по пьяни начал меня ревновать! Да вы и сами всё знаете, зачем спрашиваете?!
– Благодарю вас, мадемуазель Орешкина, – из Дюрана будто бы разом выпустили весь гнев. Передо мной стоял привычно-невозмутимый декан. – Ваше заявление официально зафиксировано мной как вашим куратором и деканом факультета, – он показал перстень на руке, камень в нём светился слабым фиолетовым цветом. Что-то вроде диктофона? – Отдыхайте, Елизавета. Можете больше не бояться, отныне вы под защитой Академии. И зря вы столько терпели. Давно надо было дать этому делу официальный ход, не дожидаясь подобных эксцессов. Отдыхайте и набирайтесь сил.
Дюран провёл рукой, какой-то магией расправляя мои спутанные волосы, осторожно поправил распахнувшуюся пижамную блузку, и заботливо подоткнул одеяло. Убрал полог и вышел вместе с врачами. А вместе с ним ушла и моя учёба. Я заревела в подушку. Ведь сама виновата. Сама рассказала, точнее, повелась на манипуляции. Декан давно знал о нашем мошенничестве с учёбой, и про то, что Мишка руки распускает, тоже знал. Не зря же делал все эти намёки последние дни? Ему нужно было моё заявление, вот он его и выманил. Всё, всё рассчитал, гад эдакий! Даже вчерашний танец, чтобы у Мишки ревность вскипела, тоже наверняка как по нотам разыграл. Мишку отмажут, с его-то деньгами не впервой. Ну а за меня никто за меня не вступится. Да и как я посмотрю в глаза своей семье? Хоть я и злилась до сих пор на мать с отцом, но Самохин-старший их теперь со свету сживёт. Что будет с моими сестрёнками-братишками вообще думать не хочу, и ведь они-то совсем не виноваты.
Истерила я непонятно сколько, затем уснула. Проснулась от того, что зашла медсестра, сделала непонятные мне процедуры и заставила поесть. Видимо, в чашку подлили снотворное – сразу как она ушла, я уснула. Следующие несколько дней меня явно держали в каком-то искусственном сне, потому что я почти ничего не запомнила. Лишь раз ненадолго вернулась в реальность, поскольку за дверью палаты раздались голоса. Надо же, меня пришли навестить. Ульрика. И Базиль – единственный, между прочим, из нашей группы заинтересовавшийся моим внезапным «обморокопадением». Интересно, а если бы заглянул Мишка? Как бы я его встретила? Додумать не смогла, меня опять сморил сон, только в этот раз это был липкий, бесформенный кошмар.
Как же это тяжело, стоять рядом и не иметь шанса прикоснуться… Вот уж не думал, что у меня к кому-то будет подобное чувство… К кому? К безродной девчонке и чужачке. Самой обыкновенной, магии в ней ноль без палочки, нет и древней крови. Чем, чем ты привлекла меня? Невеликим росточком? Тщедушным тельцем? Копной светлых волос до талии? Стоило один раз увидеть тебя, как я понял, что мой мир изменился. Моя маленькая вселенная заискрилась, перевернулась, и опрокинулась прямиком к Безумному!
Сколько намёков я делал? Сколько попыток прикоснуться, невзначай дотронуться, вдохнуть твой волшебный аромат! Но всё напрасно. Ты не замечаешь меня. Или хуже, ты играешь? Я для тебя всего-то один из многих вокруг. Твой взгляд я ловил как последнюю каплю в пустыне… О, как бы много я отдал, если бы ты смотрела на меня почаще, но увы, все твои взгляды, улыбки и остальное доставались другому, тому, кто этого не капли не ценил. Он над тобой, в тайне уже моей, излюбленной и обласканной, насмехался. И это меня приводит в бешенство и вымораживет рассудок. Я без тебя не могу. Я стал искать помощи, даже если моя семья проклянёт меня. Вышел на того, кто обещал помочь. Но ритуал тоску притушил лишь на то время. Обряд подействовал, но ненадолго, и теперь… я снова чувствую эту мучительную жажду, только сильнее. Намного сильнее. Но скоро ты будешь моей и только моей!
Проснулась я в холодном поту, до того дикое безумие и кровавая похоть захлестнули меня в этом сне. Так и захотелось сплюнуть через плечо – чур меня. Да уж, испугал меня Дюран по полной. Стоило заглянуть Базилю, как в памяти ожили воспоминания насчёт вечеринки, и как там моего сокурсника тоже прессовал куратор… И сразу кошмары обеспечены. И сразу же провалилась обратно в наведённый сон, а уж что мне там привиделось, я к счастью больше не запоминала.
Очнулась я с ясной головой, физически абсолютно здоровой и с мыслью – больше не хочу спать, поэтому никаких лекарств и прочих снотворных. От жажды помру, но пить не буду. Уже через полчаса оказалось – лежать в лазарете очень скучно, а в дальней отдельной персональной комнате, куда меня определили от посторонних глаз подальше, и того скучнее. Окно не открывалось, это я проверила первым делом, плюс на нём весела какая-то завеса: свет пропускает, но всё, что происходит на улице, размазывает, превращает в картину галлюцинирующего импрессиониста. Даже если бы сейчас вломился Мишка со своим отцом и оба потребовали моей крови, наверное, меня обрадовало бы больше, чем безделье. Я пыталась просто лежать, лежать, стараясь делать это безразлично, изображая буддийского монаха в состоянии нирваны. Дальше, рискуя получить ручкой в ухо, присела около двери и приложилась к замочной скважине. Подглядывать нельзя – так послушаю, хотя к сплетням и чужим тайнам никогда интереса не проявляла. Вскоре и это надоело. Какой-то первокурсник с факультета маго-ботаники сдуру чего-то сожрал в университетской оранжерее, отчего у парня началась магическая диарея. Третьекурсница-медик нашла у себя симптомы беременности, побежала рыдать в больницу. Там выяснила, что ошиблась, но за свою позорную ошибку лишилась какого-то там зачёта по гинекологии за прошлый семестр, отчего разрыдалась вдвое громче… Сомнительного интереса новости.
Я вернулась в постель, но тут меня вместо скуки поймало беспокойство. Почему я всё ещё здесь? Если всё вскрылось, и про подлог знают, почему вместе с Мишкой уже не вышибли меня домой? Если ничего серьёзного не стряслось, и никто ничего не знает, то меня должны вернуть в общежитие, ибо чем дольше я тут лежу, тем сложнее и больше навёрстывать, программа у нас плотная. Кстати, Базиль зашёл, Ульрика зашла – а Мишка нет. Он, конечно, сволочь и подонок, но инстинкт самосохранения у него отменный, вынуждена признать. Если он не зайдёт проведать меня в больницу, а я продолжу ему помогать, в глазах местного общества это будет выглядеть настолько странно, что вызовет уйму подозрений. И ещё вопрос: почему я всё ещё в клинике и вдобавок в отдельной палате? В Академии хоть и неплохая, но самая рядовая больница. Месье Дюран не на шутку испугался за моё состояние, сейчас, успокоившись и заново прокручивая в голове наш разговор, я в этом стала уверена. Насколько я знала, не зря соседка в общаге у меня будущий медик, по-настоящему сложными случаями занимаются в Центральном госпитале. И раз я не там, то со здоровьем у меня проблем нет. Так почему меня упрятали в стенах университетской клиники, и долго ли мне ещё отлёживать бока?
Тоска от безделья накатила такая, что я даже, когда нашла ручку и несколько листов чистой бумаги, села за повторения формул, которые задавал Дюран. пусть меня от них уже тошнило, но хоть какое-то осмысленное занятие.
***
Утро началось с того, что ко мне каким-то образом умудрилась просочиться Ульрика. Я чуть не взвизгнула от счастья и бросилась к ней на шею, хоть какая-то живая душа.
– Т-сс. Я контрабандой. Стащила халат, ребята помогли пропуск подделать. Как ты тут? А то как ты упала прямо на парах, так Дюран тоже куда-то свалил, а потом и Мишка пропал. Оба вернулись вчера, причём Мишка какой-то тихий и помятый, – тут её глаза аж загорелись. – Там вся Академия гудит уже насчёт Дюрана и про тебя. Так что у тебя…
– У неё строгий постельный режим и изоляция. Наверное, не просто так, если пациентка до сих пор в больнице, – от порога раздался язвительный голос врача. – Мадемуазель, я понимаю ваше желание увидеть подругу и исключительно поэтому сделаю вид, что вас тут нет. Но только если вы немедленно нас покинете.
Я со вздохом подтолкнула Ульрику к выходу, нехорошо, если она влипнет в неприятности. Подруга тоскливо посмотрела, но перечить не рискнула. Следом за ней ушёл и врач, а я уткнулась в подушку, тоскливо размышлять о своей невезучей судьбе. Что-то мурчало и вибрировало прямо у лица, горячее влажное дыхание разве дуло в ухо запахом борща. Я вздрогнула, повернулась набок и уставилась в… морду, чешуйчатую, тёмно-зелёную, и счастливо улыбавшуюся во всю зубастую пасть…
– Мама! – вскрикнули мы, причём одновременно, а потом я, сгребая в охапку мою когтистую тварюшку и радостно запричитала: – Зубастик ты мой, хищник ты ненаглядный! Нашёлся! Куда ж ты от меня тогда улетел, сволочь же ты крылатая…
Зубастик на сволочь, тем более крылатую, не обиделся, а лишь потёрся счастливой чешуйчатой мордочкой о мою щеку.
– Вернул в целости и сохранности, как обещал, – раздалось от порога. – Я вижу, что вы совсем поправились, Елизавета, и наконец-то вас можно по формулам погонять. Академическая задолженность – дело святое.
– Сдались вам эти формулы! – в сердцах воскликнула я.– Чего вы меня ими запугиваете всё время?! Я знаю их всех назубок, если вам так интересно!
Дальше до меня дошли две вещи. Сначала я испугалась, что в сердцах нахамила профессору. Потом сообразила – месье Дюран насчёт формул шутит, причём шутит в мой адрес! Причём самым наглым образом ухмыляется. То есть нет, он на самом деле легонько улыбнулся и приподнял одну бровь, затем провёл пальцами по волосам, убирая с глаз упавшую прядь. Выглядело его поведение достаточно учтиво, будто он на каком-то светском приёме – но суть от этого не менялась, наш куратор самым нахальным образом надо мной сейчас посмеивался.
– Елизавета, я преподаю уже не первый год, но такой студентки у меня ещё не было, видит Благоликий. Ты неподражаема.
– Тогда зачем вы пристали ко мне? Зачем следите и придираетесь без конца? – Я понимала, что нарываюсь на неприятности, но меня уже несло. Накопившееся за эти месяцы напряжение держать я в себе уже не могла, повод высказаться был. Тем более я точно знала, что нахожусь в Академии последние часы, и сдерживаться совершенно не хотелось. – Всё время без конца я только и слышу: «Орешкина то и сё», «Орешкина к доске» и «Как плохо». Да я эти формулы знаю лучше всего потока вместе взятого.
Тут я прикусила язык, правда не в переносном, а в прямом смысле – от гнева выступили слёзы, я не хотела, чтобы Дюран подумал, будто я плачу и попыталась их смахнуть параллельно с разговором.
– Истерика закончена? – флегматично поинтересовался декан. – Будем считать, это оттого что тебя передержали в одиночестве, и ты утратила навыки социализации, но теперь их восстановила. – В этот момент мне до зуда в кончиках пальцев захотелось чем-нибудь в него запустить, но поднос с завтраком уже унесла медсестра. Кидаться же подушкой глупо и ещё не так поймёт. – Кроме того, ты уже позавтракала, и твою медицинскую карту я тоже видел. Но как твой преподаватель, обязан поинтересоваться. Болит где-нибудь? Или ты готова говорить о делах? – Я осторожно кивнула. Дюран тут же шикнул на дракошку: – Исчезни вон в тот угол, и не отвлекай хозяйку, пока она занята очень важным делом, от которого много зависит.
Зубастик, зверушка моя предательская, немедленно послушался деканового приказа как новобранец увешанного орденами генерала. Порхнул на подоконник и замер горгульей со знаменитого собора, будто его нет совсем, лишь занавески едва заколыхались от растормошённого крыльями воздуха. Я же вспомнила про визит Ульрики, осторожно села на кровати и, боязливо взглянув на куратора, тихо поинтересовалась:
– Что с Мишей? – В глазах у профессора было столько праведного удовлетворения, что мне стало страшно. И заодно крайне интересно, как быстро Самохин-старший оторвёт мне голову, когда мы с позором вернёмся. Или это быстрее сделают мои родители? Интересно, а где-нибудь на пересадочной станции я смогу потеряться? – Месье Дюран, это вы с ним сделали?
– Твоя подруга Ульрика насплетничала? Болтушка и ветер в голове, хотя девочка в целом неплохая и добрая. – Я захолодела. Да человек ли вообще передо мной, если он просчитывает вообще всё, что вокруг меня происходит? Теперь можно не гадать, как несмотря на плотную охрану вокруг меня, Ульрике и её приятелям удалось ко мне пробраться. – Пришлось, мадемуазель Орешкина, послать весточку на ваш родной Лист, что с родителями одного из наших студентов срочно необходимо встретиться.
Я боязливо кивнула, лихорадочно пытаясь сообразить, во что я вляпалась. Ибо просто так такая шишка, как член Попечительского совета академии из-за никому неизвестной нищей первокурсницы не станет путешествовать на захолустный Лист, да ещё с несколькими пересадками.
– Елизавета, ты потрясающе не можешь скрывать то, что творится у тебя в голове. Всё мгновенно становится написано у тебя на лице, – рассмеялся месье Дюран. – Нет, к тебе домой я не ездил. Не по чину, сама понимаешь, да и прочих дел немало. Я связался с поверенными нашей семьи на Терре-секунде, они всё для меня организовали и вызвали господина Самохина-старшего для разговора. Разговаривал с ним в соответствии с моими инструкциями тоже поверенный семьи в столичных мирах.
Ладислас Дюран внезапно тяжко вздохнул и посмотрел на меня с усталой укоризной.
– Лиза, ты очень умная и ответственная девушка, но… На будущее – всегда читай документы до конца и внимательно. Один раз, сейчас, твоя невнимательность чуть не стоила тебе жизни. Хорошо в аудиторию случайно заглянула преподавательница, знакомая с автором заклятия, которое ты использовала замаскировать побои. Она сумела распознать и снять его до того, как твой амулет высосал из тебя силы ниже уровня, после которого необратимо наступает смерть от истощения. Причём организм и так был обессилен травмами и опасной дозой обезболивающего. Отчасти, признаю, это и наша вина, и стоит учесть на будущее. Тот самый раздел три, который находится в конце свода правил как приложение, и до которого ты не дочитала. Он идёт как приложение, ибо местные про эту особенность осведомлены прекрасно, им не надо лишний раз напоминать – в отличие от гостей с других Листов. Бретей очень патриархальный мир, здесь у мужчины прав больше, чем у женщины – но и ограничений тоже больше. Например, любое рукоприкладство по отношению к женщине является преступлением. При этом чем выше положение в обществе, тем строже и тяжелее наказание. Простолюдин в лёгком случае ещё может отделаться штрафом или общественными работами, для дворянина насилие по отношение к девушке – уже всегда уголовное преступление. Все студенты независимо от происхождения на время учёбы в Академии автоматически получают дворянский статус, тот самый параграф шестнадцать и ниже. Последний же случай вообще не лезет ни в какие ворота, покушение на убийство с отягчающими обстоятельствами. Это от двадцати лет и до пожизненного.
Я сидела ошеломлённая, будто на голову надели железное ведро и стукнули молотком. Даже в ушах зазвенело. Я. Полная. Дура. Прав Дюран, читайте документы до конца, прежде чем подписывать. В смысле расписываться, дескать, правила изучил и обязуешься им следовать. Действительно, зная я про всё это – давно бы приструнила Мишку, не доводя до нынешней ситуации полной задницы и завершения карьеры. А ещё, видимо, у меня и в самом деле на лице отображается вообще любые мысли, ибо Дюран сел рядом, заботливо погладил по волосам и мягко добавил:
– Ты боялась, Лиза? Боялась, что кто-то узнает, зачем ты здесь при Михаиле Самохине?
– Д-да, – голос дрогнул, но уж если пропадать – так с музыкой.
– Лиза, – Дюран всё-таки не удержался от смешка. – Неужели ты думаешь, что Самохин-старший первый или последний за сотни лет существования Академии, кто решил, будто он нашёл лазейку в правилах? Извини, но мы заинтересованы в способных студентах, которые принесут славу «альма-матер». От этого зависит репутация любого учебного заведения, ведь рваться учиться будут туда, чьи выпускники добиваются успеха. Ну а те, кто четыре года способен тащить двойную нагрузку, успеха добьются наверняка. В конце четвёртого курса тебя и твоего Самохина проэкзаменовали бы, причём индивидуально на комиссии. Ну а дальше по итогам экзамена Самохин возвращается домой с отметкой «курс прослушал, ничего не сдал» – это позорное клеймо, после которого его не возьмут ни в одно приличное заведение ни на одном Листе. Тебе же предложили бы под символический процент на очень выгодных условиях рассрочки деньги на завершение образования. Как правило, выпускники с золотым дипломом без особых усилий возвращают всю сумму уже на второй-третий год работы.
Мне захотелось стукнуть себя по макушке, может, тогда хоть какие-то мозги появятся. Все, буквально все разводят меня как последнего лоха. Что Мишка и его отец, что Дюран, когда выманил у меня признание – без заявления, я так понимаю, дать делу ход он не имел права, иначе не делал бы намёки все последние дни. Заодно хотелось уткнуться в грудь Дюрану и разрыдаться… Хорошо он встал и продолжил объяснения, расхаживая по комнате.
– В твоём случае было чуть сложнее. С одной стороны, Самохин-старший решил подстраховаться, взяв в заложники твоих родителей с кредитом. С другой стороны, его сын совершил серьёзное уголовное преступление. К счастью, месье Самохин не сообразил, что Университетский город и Академия имеют особый статус, поэтому любое совершённое здесь преступление признаётся в том числе и в столичных мирах, а не только на Бретее. Самохин-старший поставил условием начала переговоров отъезд Михаила из Бретея на Терру-секунду, а когда понял ошибку, то сразу же согласился с предложенными условиями. Кстати, довольно щедрыми. Итак, у твоих родителей больше нет долгов.
– Как это нет? Куда они делись? – что-то мне стало не очень хорошо от этой информации.
– Самохин-старший уступил его мне, и прямо там же долг был немедленно аннулирован. Бумаги отправлены твоим родителям, копию тебе отдадут сразу, как ты выйдешь. Это чтобы ты поняла, что я не собираюсь тебя шантажировать, вымогая услуги через угрозы твоим родителям. Кроме того, месье Самохин великодушно согласился оплатить твоё обучение до конца, деньги уже лежат на целевом депозите, документы также получишь. И думаю, что на стипендию от Академии, так сказать деньги на карманные расходы, ты тоже сдашь без труда. Но тут, как я уже говорил, процедура стандартная, не ты первая и не ты последняя. Академия же всегда поддерживает своих студентов. Но условие: больше никакого бизнеса по учебной части, вроде того как ты делала с Самохиным или в школе. – Зараза. И про это он знает! – Это обязательное условие для таких, как ты. Имей в виду, если поймаю – вылетишь с волчьим билетом. Так Михаилу Самохину при встрече можешь и передать.
– В смысле передать? При какой встрече?
– Условием нашей сделки был второй шанс для Михаила. Ему даётся отсрочка на полгода для пересдачи экзаменов за прошлый семестр. Сумеет – продолжит учиться, нет – будет отчислен за обычную неуспеваемость.
На секунду я ощутила себя воздушным шариком, в животе запорхали бабочки счастья. Чудовищным усилием воли я попробовала взять себя в руки. Не расслабляться, ибо я, похоже, влипла. Как там говорится? Из огня да в полымя? Скорее из цунами в атомный взрыв. Этот красавец и мечта студенток, этот самодовольный, влезавший во все мои дела хитрый жук не просто так выкупил долги и вытряс для меня обучение. Что он потребует взамен? Точнее, что у меня есть ценного, ради чего он старается – и как я могу это отдать с наименьшей кровью? Вспомнились Мишкины слова насчёт мужиков и порнухи, взгляд Дюрана на вечеринке в «Мельнице» и его слова, когда я ночевала в кабинете… Мой удел на сколько-то лет до конца учёбы? Бред из дамского романа. Я не такая красавица, чтобы настолько прожжённый интриган забыл про всё и воспылал похотью, да и вообще, когда вокруг полно студенточек, по первому же намёку готовых прыгнуть к нему в постель… Не стоит оно проделанных усилий.
– И что же я буду должна доброму человеку, столь много сделавшему для меня и моей семьи? – я набралась смелости взглянуть ему глаза в глаза. – Конкретно, что вы потребуете от меня за вашу помощь?
– Вот это уже деловой подход, Лиза. От тебя мне нужно согласие на брак со мной.
– Что? Месье Дюран, вы… требуете выйти за вас замуж? Может сразу и ребёнка вам родить?
– Лиза, ну что ты в самом деле. Успокойся. В самом деле, у тебя сейчас было такое лицо, будто тебе тролль предлагает брачный союз. Или я такой страшный, ужасный и лицом не вышел, чтобы удостоиться чести взять тебя в жены?
– Д-да нет… вы… очень привлекательный мужчина… – сипло ответила я и покраснела, ибо вспомнились кубики его пресса и как он меня нёс на руках после встречи с зубастиком.
– Ты очень мило краснеешь, Лиза. И давай отныне на ты, а я буду для тебя Ладислас.
– Зачем вам я? У вас и так очередь…
– У тебя.
– Хорошо, у тебя. Вокруг и так полно студенток, готовых…
– Ты умная и храбрая. Раз задала этот вопрос открыто. Потому и я согласен играть с открытыми картами. Мне не нужна влюблённая в меня по уши дурочка, мечтающая о моём титуле, состоянии и загнать меня под каблук, превратив в дрессированную собачку. – Угу, собачку… Из него получится разве что крокодил, причём не домашний. Или скорее чёрная пантера: что не по нему – раз, и голову оттяпает. – Ты не вешаешся мне на шею, ты чужая и за тобой не стоят влиятельные группировки, для которых развод будет оскорблением. Мне же по определённым причинам как можно срочнее необходимо жениться. Наш брак будет фиктивным, требовать исполнения супружеских обязанностей и покушаться на твою невинность я не собираюсь.
Я ощутила, что опять краснею. Интересно, он лично досмотр проводил или ограничился чтением записи осмотра гинеколога при поступлении в больницу?
От копчика и в сторону макушки понеслась волна леденящего бешенства. Интересно, а мой будущий муж очень обидится, если я вырву клок его замечательной шевелюры? Сволочь, робот ходячий, интриган! Он же всё рассчитал, он вёл меня как марионетку на ниточке. От встречи в коридоре и скандала с Ферреоль до приступа ревности, который вызвал на дне рождения Мишки. Как бы подтверждая мои догадки, Ладислас Дюран сухо закончил:
– Кроме того, замужество со мной тебе необходимо ещё и из-за заклятия, которое ты применила. Не знаю уж как к тебе попала эта запись, но там не амулет удачи, а заклятие полиморфа третьей степени. Невероятно сложное, оно заставляет любого видеть именно то, что тебе необходимо. В твоём случае все видят исключительно симпатичную девушку. Распознать это заклятье без специального оборудования практически невозможно, поэтому применение полиморфов, а уж тем более третьего класса – тяжкое уголовно наказуемое деяние. Коллега, обнаружившая на тебе полиморф, будет молчать – но только если я попрошу за свою жену. Аналогично в отношении мадам Дюран я смогу замять любое расследование.
«Обычная студентка пойдёт под суд» не прозвучало вслух, это было и так понятно. Вот вам и кнут, в довесок к прянику. Попадись сейчас мне этот журнал – порвала бы в клочья. Вот точно «амулет неудачи», не поймай меня с этим дурацким полиморфом, могла бы попробовать и отказаться. Хотя… кого я обманываю? Про Ферреоль я не зря вспомнила. Шанс отбрыкаться от суда хоть и мизерный, но всегда есть, да и в тюрьме, говорят, как-то жить можно. А вот мадам де Грорувр меня точно не простит. Оскорблённая женщина, да ещё с её возможностями – угроза реальная и реально страшная. И хотя бы из этих соображений придётся согласиться на свадьбу. Пусть внутри меня просто корёжило от одной лишь мысли, что меня так бесцеремонно покупают, словно куклу в магазине. Или точнее как рабыню, отбитую во время набега.
– Ну что же, обстоятельства сложились так, что не принять столь щедрое предложение я не могу. Я согласна выйти за вас… то есть за тебя, Ладислас Дюран.
– Совершенно верно. Благодарю тебя. Моя невеста.
Дюран поцеловал мне руку и вышел. Я осталась сидеть на кровати в обнимку с тут же перебравшимся на колени Зубастиком и размышлять о своей дурацкой судьбе. А ещё о том, что когда Дюран поцеловал мне руку, мне стало даже приятно… И что это со мной творится?
