Текст книги "Амулет на удачу (СИ)"
Автор книги: Ярослав Васильев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
– Я нашёл.
Дальше нечто тяжёлое навалилось на меня, растворяя все страхи, волнения и боль в приятной тихой темноте беспамятства.
***
Очнулась я в полумраке и от ощущения скованного в неудобном положении тела. Твердокаменные доски тут же впились парой заноз в задеревеневшую спину, и я невольно застонала. Босую ногу – где же вы мои удобные ботиночки – что-то пощекотало. Я ойкнула от неожиданности.
– Чего вопишь? Умолкни, – проскрипело справа, а следом перед глазами появился крючковатый нос и блёклые серые глаза.
Матка Боска Честноховска, где это я? Или тут положено обращаться к Семи демонам? А лучше сразу к восьмому, Безумию. Почему темно, за решёткой в коридоре тускло чадит самый натуральный факел... За решёткой? От неожиданности я попыталась вскочить, но тут же цепь, сковавшая мои запястья, натянулись, спружинила и дёрнула меня обратно, больно ударив о стену. Кстати, а я здесь явно давно лежу. Ощущались запахи сырости, тухлятины и псины пополам с мочой, но меня не тянуло на рвоту – обоняние успело приспособиться.
– Да что ж ты дёргаешься, горемычная? – вновь проскрипело «чудное видение». – Так и убиться можно! А тут лучше не подыхать, говорят – подымут твоё умертвие, да кладбища рыхлить пошлют.
Какие кладбища, какие умертвия? О чём эта непонятная тётка? Некромантия с превращением в зомби вообще, если что, запрещена на всех Листах.
– Я смотрю ты и так вся побитая какая-то. Флики дубинкой угостили? Из этой, шо ли, кодлы Врэн-Люка? Вас хорошо вчера брали, говорят…
Тут глаза немного привыкли к темноте, и я поняла, что соседка по камере – тётка средних лет в засаленном платье, типичная люмпен, но почему-то вообще не то что к стене не прикована, а даже руки не связаны.
– Нет… – сиплый голос еле-еле вырывается из горла. – Я на корабле… – сказала я машинально, дальше прикусила язык: разболталась непонятно с кем.
– Чё, правда? – почему-то оживилась тётка. – Зашибись. – Так ты в экипаже чеке была? ну тогда трындец тебе. Если чё, я не с тобой и вообще молчу.
– Нет… похитили меня. А где мы? Почему я закована?
– А мне почём знать? – пожала костлявыми плечами тётка. – Молодая вроде, шибко на физию симпошная. Таких сюда не спускают – флики сразу к себе пошлют. Но если ты из чеке… Точно трындец.
– К-куда пошлют?
– А кто куда! – скабрезно усмехнулась тётка. – Если поумнее и покладистая, то в койку тащат, а кто подурнее и права качает – прямо на столе приходуют…
Меня передёрнуло.
– Где мы?
– Чё, хахаль так таранил, что даже не поняла, где шлёпнулась? В самой, Безумие ее дери, в самой отвратительной жопе мира. Приграничье.
Я похолодела. Недавно на гарем жаловалась, думала хуже быть не может? Может. Даром что местную географию учила через пень колоду, про Приграничье слышала. Местность формально поделённая между Аконской империей, Республикой Суассон и парой небольших государств. На деле именно что формально и на картах. В центре небольшие горы, на редкость богатые золотом, серебром и камнями, и не просто драгметаллами и побрякушками – здешние руды и самоцветы лучше других подходили для создания амулетов. Из-за этих-то богатств ещё во времена Изоляции вокруг разгорелись чудовищные магические битвы и войны. Итогом стало то, что на века местность оказалась непригодна для жизни. Трещины пространства – недолгие и нестабильные, потому вдвойне опасные, ведь именно в мелких пробоях особенно сильны искажения пространства-времени. Проход с Листа на Лист через такую трещину на выходе порождал жутких тварей, таракан размером с письменный стол – это ещё самое безобидное. Поля и леса, превращённые в болота, и болота, ставшие джунглями. Плюс уцелевшие големы-автоматы и боевые химеры погибших армий. И как вишенка на торте добавить спонтанные мутации под влиянием разнообразных остаточных чар и алхимических снадобий, причём нередко в поле высокого магического фона эти мутанты оказывались более чем жизнеспособны. После контакта с Книгой миров и обмена технологиями, буйство стихий немного успокоили, самых жутких монстров и мутантов зачистили, и магический фон к тому времени уже понизился. Территорию понемногу начали осваивать, но всё равно это оставался дикий фронтир. А ещё ссылка на здешнюю каторгу часто заменяла смертную казнь.
Ну что же, я хотя бы знаю, где я. Остаётся открытым вопрос, почему кто-то подбил и захватил корабль Онфруа, и как я оказалась тут, закованная в темнице? Кстати, ещё один вопрос, и очень нехороший. Соседка уверена, что меня должны «приходовать», но при этом обвиняют в такой серьёзной статье УК, что даже местные полицейские решили со мной не связываться? Но ведь считыватели здесь точно водятся. Тогда почему они не проверили мой паспорт-татуировку? Дворянство на Бретее не просто милый архаизм, как у меня на Листе. Да сыпани я у всех на глазах яду в колодец и напои водичкой из него пару роддомов – всё равно за попытку суда без представителя императора местных полицейских загонят в болото по самые фуражки.
Ноги опять что-то пощекотало. Я скосила глаза и завизжала:
– Крыса!
– Чё орёшь? Сытые они, не кусаются.
– Уберите её от меня, пожалуйста!
– Тю! Какие мы нежные! – фыркнула тётка.
Тут заскрипела дверь, и крыса шустро спряталась в какую-то дыру в стене. Толстый низенький стражник, почему-то тоже с факелом наперевес вместо нормального фонарика, с лязгом открыл замок и двинулся ко мне. Второй – высокий, крепкий в длинном не то пальто, не то плаще – остался стоять на пороге камеры. Стражник переместил огонь, озаряя лицо вошедшего, и я вздохнула с облегчением:
– Месье Фурнье! Какое-то недоразумение…
Тот холодно посмотрел на меня и приказал:
– В пятый кабинет её.
Развернулся и ушёл. Я попыталась орать вслед:
– Немедленно освободи меня, тут… крысы, а ещё я ранена…
В камеру вошёл второй стражник.
– Меня похитили! – пробовала кричать я. – Я жена Лад...
Меня дёрнули за цепь и больно стукнули по спине. Я чуть не прикусила язык, дальше протестовать не рискнула. Намёк был более чем прозрачен. Стражники быстро освободили меня от железяк и бесцеремонно сдернули с лежака. На ногах я не устояла – всё затекло, в икры кололо, поясницу ломило. Но твердокаменные руки местных жандармов не дали мне встретиться с земляным сырым полом. Мы поднимались по бесконечным ступеням, которые сначала были земляными, но через пару ярусов вверх сделались кирпичными, а потом и вовсе бетонными. Голыми ступнями я отлично ощущала каждую выбоину и как изменялись материал и температура пола. Вместе с бетоном появились и современные лампы. Стражники погасили факелы и всё так же молча шли, временами подталкивая меня в спину, мол, не задерживайся, шагай.
Пятый кабинет в этой тюрьме – а то, что это именно тюрьма с темницами в подземельях, я уже не сомневалась – оказался медицинским пунктом. Радовали окна, пусть и где-то под потолком и зарешёченные. Зато настоящий солнечный свет и кусочек голубого неба. Ну а запах лекарств после тюрьмы воспринимался круче самых навороченных духов. Как мало, оказывается, надо для счастья. Я это недавно уже говорила? Так вот, в прошлый раз я была не права, счастье – вот оно, сейчас. Местный врач был мужчина средних лет, громадного роста, очень худой, почти тощий, с непропорционально длинными конечностями. Лицо отличалось такой же оригинальностью, как и тело: впалые щёки, которые, казалось, соприкасались друг с другом, орлиный нос. Кустистые, лохматые брови, со спрятанными под ними маленькими глазками – они будто жили собственной жизнью, глядели в разные стороны. Довершал образ засаленный белый халат, такой орясине слишком короткий в руках и достающий едва до середины бедра.
– Проверить! – коротко приказал Фурнье.
– Что случилось, монсеньор?
– Падение с воздушного судна. Чудом цела осталась, – бесстрастно пояснил Фурнье.
Ага, падение. А непонятный боевик-нелюдь в камуфляже, ткнувший меня шокером, мне просто привиделся.
– Ну давайте, посмотрим, что там у вас.
Лекарь вытащил самый настоящий универсальный диагност. Вот уж не ожидала встретить в местном захолустье пусть неновый, но мощный и дорогой прибор. Или эта часть клиники – точно не для заключённых.
– Так болит? – врач согнул мне руку в локте.
– Наверное, болит, – съязвила я. – Если я с дирижабля упала.
Потом всхлипнула. Наполовину из притворства, наполовину по-настоящему – кандалы и неудобная поза сделали своё дело, а этот изверг ткнул в какой-то нервный узел вдобавок.
– Ясно, – проскрипел врач, сгибая мои суставы и конечности под разными углами, и поглядывая на экран диагноста под мои ахи-вздохи, которым бы позавидовала заправская актриса мелодрамы. – Понятно.
– Что скажете? – поинтересовался начальник.
– Если она и в самом деле упала с дирижабля – то в рубашке родилась, – прозвучало так, что было понятно – в историю монсеньора Фурнье он не верит ни капли, но спорить с официальной версией не планирует. – Если девка – обычная чеке, то сойдёт. Если что-то больше, советую в госпиталь. Вывих вправили, но не идеально, есть ещё кое-что по мелочи.
Фурнье протянул типу в халате небольшой вытянутый синий кристалл, здешний магический аналог носителя информации. Лекарь вставил его в гнездо диагноста, скачивая отчёт, потом вернул хозяину. Дальше Фурнье шагнул в мою сторону. Я ощутила на запястье его ледяные пальцы. Тело пронзило будто от удара током, и дальнейшее опять покрылось мраком.
Очнулась я, лёжа в чьей-то постели, мягкой и свежей. Окон здесь не было, комната освещалась лишь тусклыми светильниками по периметру.
– Пришла в себя? – раздался голос из угла комнаты.
Там из кресла понималась хорошо знакомая фигура монсеньора Фурнье. Он подошёл и сел на край постели. Я хоть и оставалась в платье, инстинктивно натянула одеяло до подбородка и отпрянула назад.
– Не выйдет, мадемуазель Елизавета. Не в этот раз.
– Что вы сделали со мной?
– Ничего особенного. Не спорю, твой муж великолепный специалист, особенно по части разной защиты. Но и у нас есть свои секреты. Кстати, у меня к тебе появилось много интересных вопросов. Например, по поводу ваших с мужем интимных, скажем так, отношений. И повода для свадьбы.
Я сжалась. Меня осматривал местный врач и сбросил ему отчёт. Там стопроцентно указано, что я невинна до сих пор, не говоря уж о беременности. Вот это я влетела!
– Но для начала мне хотелось бы узнать от вас, каким образом вы связаны с affurer и нелегальной торговлей?
Слово было явно какой-то местный сленг, но по смыслу я поняла, что это контрабандисты.
– Эти бандиты, или как вы их назвали контрабандисты, меня похитили….
– Чем докажешь? – перебивает меня полицейский.
Мы уже на ты?
– Я должна что-то доказывать? – спросила я.
– Это в твоих интересах, мадемуазель Орешкина. Я вот тоже пытаюсь распутать ситуацию, поэтому сюда и прибыл. А тут такие события развиваются.
– Какие? Где мой муж? Почему он до сих пор за мной не приехал?
– А такой ли он тебе муж, в свете так сказать вновь открывшихся обстоятельств? Ты же чиста как белоснежное полотно. И куда исчезла чудесным образом твоя беременность от мужа?
– Возможно… выкидыш?
– С непорочным зачатием, – ухмыльнулся Фурнье. – Задохнулся малыш в вашей лжи. У меня на руках отчёт, причём если надо – к нему будет полностью законная подпись врача. Ничего даже поделывать не придётся. Никакого ни невинного, ни какого-либо ещё зачатия у тебя никогда не было, впрочем, как и близости с мужем. А теперь, слушай меня внимательно.
– Что вы от меня хотите? Верните меня к мужу! Где он? Что происходит?
– Тише, тише! Не торопись. К мужу вернуть не могу, по одной простой причине: он под стражей.
– И где он? В чём его обвинили?
Сказать я была ошарашена – ничего не сказать. Кроме тревоги и острого чувства страха за Ладисласа больше ничего не могла сообразить. Похоже, не просто так мы оказались в том городке и не просто так Мишку спровоцировали. Оставалось понять, незапланированная остановка нужна была Ладисласу – или наоборот его переиграли? Он торопился в Суассон и намекал про партию войны… Неужели опять? А он из-за меня и Мишки не успеет её предотвратить?!
– Человек, предавший свою страну. Больше, предавшего весь Лист Бретей. Мне жаль это говорить Лиза. Но твой как бы муж виновен в контрабанде модифицированного фалзара.
Я похолодела. Просто скажите мне, что это страшный сон, и ничего подобного на самом деле не происходит. Про фалзар предупреждают любого, кто путешествует с Листа на Лист. Это основа для производства антимортидов, лекарства, которое по действию можно назвать «живой водой». Антимортиды способны зарастить смертельные раны и даже оживить недавно умершего человека. Вот только одновременно после специальной обработки фалзар может стать и «мёртвой водой», одним из самых страшных наркотиков Книги миров. Если это правда – пусть бы он убил тех двух студенток, за это меньше дадут. Причём не только ему, но и всем родственникам…
– У вас есть доказательства?
– Факты Лиза, неоспоримые факты. Мало того что убийца и душегуб – другими словами я контрабанду фалзара назвать не могу, так ещё и полез в Приграничье, связавшись со спецслужбами Суассона. Обещал им нашу часть. Похоже, тебя он использовал втёмную, прикрываясь вашим свадебным путешествием.
– А я… Какая участь ждёт меня? – испугалась я…
Подстёгнутый адреналином мозг работал как бешеный, пока одна часть меня боялась, другая пыталась отыскать выход из ситуации. И что-то этой второй половине в словах Фурнье не складывалось. Так, Лизка, отставить панику. Кажется, тебя опять пытаются обуть как последнего лоха. Иначе с какой стати на мою выручку из тюрьмы примчался целый генерал? И куда делись нелюди, штурмовавшие дирижабль? И ещё, что-то в речи Фурнье мена насторожило ещё. Но что?
– С тобой, Лиза, несколько сложнее. Ты покрывала государственного преступника. Вы всех обвели вокруг пальца вашей свадьбой, дальше ты была связной, которая пересела на вражеский дирижабль и должна была отвезти в Суассон что? Лиза, это всё очень серьёзно. Поверь, я желаю тебе добра, но потом те же самые вопросы будут задавать другие. И лучше бы тебе ответит мне, а не после третьей степени допроса.
– А если я ничего не скажу, если ничего не знаю – вы отправите меня обратно в темницу? – ужаснулась я, вспоминая крыс, разгуливавших прямо по людям.
– Лиза… – взгляд Фурнье вспыхивает пламенем заинтересованности. – Лиза… – голос его становится прерывистым и охрипшим. Он хватает меня за предплечье, чтобы я не смогла уползти, и нежно очерчивает указательным пальцем контур губ, отчего мне стыдно, щекотно и очень неловко одновременно. – Если будешь правильной девочкой, – он делает многозначительную паузу, – то не отправлю.
– Нет! – всё же нахожу в себе силы сопротивляться ему.
– Подумай внимательно, – он внезапным резким движением задрал мне рукав платья.
– Ох… – выдохнула я. Кожа была чиста, татуировка-паспорт пропала.
– Я же говорил, у нас есть свои способы. Мадам Елизавета Дюран пропала, наставив мужу рога и сбежав неизвестно с кем. Это официальная версия. Пока. А вот дальше я могу найти разное. Могу найти мадам Дюран и отправить её на каторгу. Могу отправить на каторгу девчонку без имени, которую отыскали в обломках дирижабля контрабандистов. А могу найти приятную девушку Елизавету Орешкину… или вообще никого не найти, тут Приграничье.
Сволочь! Он же открытым текстом дал мне понять, что путь на свободу лежит через его постель в прямом смысле этого слова! Да я никогда в жизни, особенно с ним! По крайней мере, добровольно. Он, конечно, может сейчас взять меня силой, но с чего-то ему необходима взаимность. А вот фиг ему. Захочется ему забавляться с безучастным телом – помешать не смогу. А вот мой разум, моё сердце, моя любовь будут навсегда принадлежать тому единственному, язвительному, противоречивому Ладисласу Дюрану!
– Лиза, ты всё-таки в подземелье захотела? – он больно ухватил меня руками за плечи. – Могу устроить повторную экскурсию.
– Да лучше в темницу и сдохнуть, чем меня потащат в постель силой, – выкрикнула в сердцах.
Фурнье неожиданно отпрянул от меня.
– Я настолько тебе противен? – слишком уж ровным голосом произнёс он.
По спине так и дохнуло нехорошим таким жаром. От костра для ведьмы. Я не хочу показывать ему свою слабость, но эти предатели – мелкие слёзы, так и норовят выдать меня с головой. Так, спокойно. Надо подыграть ему, а там по обстоятельствам будет шанс сбежать.
– Силой любовь не завоёвывают… мою ты точно не завоюешь.
– Вот как? Похоже, я напугал тебя. Ну что же, я не желаю, чтобы наша, а особенно твоя первая ночь была столь драматична. Ты девушка неопытная, невинная, и у тебя куча страхов в голове, – голос Фурнье потеплел, так и располагал к доверию.
Наверное, именно это и помогло мне удержаться от морока поддаться и согласиться сдаться. Нет в этом Фурнье и капли чувства, а есть профессионализм, умение вести допрос и располагать преступника к себе. Я всего лишь пешка в его играх, а вся эта «попытка завоевать любовь» всего лишь игра. Большая игра, где он и мой муж по разные стороны баррикад. Не зря этот полицейский упорно настаивает на версии крушения, а не штурма неизвестными нелюдьми. Или там тоже были боевые големы? Я всего лишь пешка. Но если играть партию на стороне Ладисласа я согласилась добровольно, то за Фурнье я не подписывалась.
– Поверь, чтобы там не говорили, я не насильник и не убийца. Дашь мне шанс? Пожалуйста!
– Какой шанс? – попыталась я обрести твердость в голосе, но вышло все равно жалко.
И не знаю, чего там про него говорили, я не местная… Чего-то у меня всё крепче подозрения, что эти слухи не врут.
– Шанс, завоевать твою любовь. Так что дай мне время, но за это я попрошу у тебя кое-что.
– Что?
– Всего-то один поцелуй. Заметь, не потребую, а именно попрошу. Но такой, на который ты сама с готовностью мне ответишь.
Фурнье помог мне встать с постели и надеть ботинки. Не такие как раньше, погрубее и некрасивые… Впрочем, сейчас привередничать я и не собиралась. Из жилой и самой обычной комнаты мы вышли в коридор. Подобные места не меняются в госучреждениях от Листа к Листу по всей Книге миров: обшей их деревянными или пластиковыми панелями, покрась краской, обклей голографическими обоями или магическими иллюзорами, они всё равно будут пустые, унылые, ощущаться в серых тонах и окажутся полны множества дверей с табличками и номерами.
– Это комплекс Управления внутренних дел Приграничья, – не дожидаясь вопроса пояснил Фурнье. – Половина территории отведена под проживание сотрудников, жилые помещения гостиничного типа для командировочных.
– У вас, естественно, номер-люкс, – аккуратно съязвила я.
– Ну до моего дома в Шатодене здешним номерам-люкс далеко, – равнодушно ответил Фурнье. – Но я начинал службу в провинции и карьеру делал, не пользуясь помощью родителей, в отличие от некоторых, хотя моя семья тоже далеко не последняя в Аконской империи, так что я неприхотлив. Хотя понимаю, ты-то привыкла к иной жизни.
Пользуясь тем, что мой тюремщик вроде бы в хорошем расположении духа, а коридор длинный, пустой и пока не думал кончаться, я рискнула спросить о самом важном:
– А где мой Зубастик? Что с ним?
– Вашего дракона так и не нашли, хотя мы ищем. Ладислас нарушил закон и тут.
– В чем его нарушение? У меня на Зубастика документ был, официальный. Из полицейского управления Шатодена.
– Лиза, ты помнишь размеры своего дракона? Ты владелец молодого зелёного дракона, а Ладислас уже после вашей пересадки, пока вы жили в гостинице, подменил его на взрослого синего, больше в несколько раз. Поверь, такие вот драконы, особенно без ошейника подчинения – серьезная опасность для местных жителей. И мне страшно подумать, для чего монсеньор Дюран его притащил и собирался использовать. А продумал он это тоже заранее, иначе не старался бы так с фальшивыми документами, по которым прятал возле гостиницы взрослую особь. Если проанализировать слова хозяина гостиницы – этому дракону лет двадцать, не меньше. Наверняка хорошо выдрессированный боевой экземпляр.
Его рука, сжавшая на моём плече, пронзили меня холодом даже сквозь плотную ткань платья. Глаза сверкнули гневом, парализуя и запугивая. Лицо мужчины приблизилось к моему настолько близко, что отросшая щетина царапнуло нежную кожу, а ледяное дыхание обожгло губы, как морозом. Стало так жутко и холодно, что захотелось вновь съежиться, укутаться, укрыться от этого страшного холодного человека. И тут же я постаралась в это чувство страха окунуться с головой, я купалась в нём и тряслась от ужаса. Лишь бы не прорвалась радость, что про Зубастика враги, теперь уже однозначно враги, так ничего и не поняли – а значит у меня появился пусть и крохотный, но шанс.
– Ты меня поняла? – вновь обдал меня своим ледяным душем начальник полиции.
Я нашла в себе силы для того, чтобы молча кивнуть, и то еле-еле.
– Вот и хорошо! – встряхнул он меня и ослабил хватку. – А сейчас, чтобы окончательно не было вопросов, я кое что тебе покажу.
Коридор закончился, мы вышли на улицу. Я с удивлением обнаружила – уже поздний вечер и стемнело. Вот почему мы по дороге в коридорах никого не встретили. Фонари не горели, под покровом темноты мы несколько минут пропетляли между зданиями по щербатой асфальтированной дорожке. Вдоль даже не тротуара, а уже наполовину разбитого травой и корнями тропинки высились деревья, сквозь голые скрюченные стволы проглядывала из-за туч полная луна. Прямо как в фильмах ужасов. По классике жанра вдали послышался вой, от которого у меня похолодело все внутри, а вот Фурнье словно батарейку свежую поставили. Он сильно прижал меня к себе – я резко выдохнула и чуть не зашипела от боли – и зашептал приглушенным голосом, в котором мне послышалось натуральное безумие:
– Не бойся. Рядом со мной никто не посмеет тебя тронуть! – Вой усилился, в отдалении в истерическом лае зашлась собака, и от этого у меня ёкнуло сердце. – Ну что же ты так трясешься? Маленькая, замерзла вся. Иди ко мне!
Он прижал меня к стволу дерева, нависая сверху и втягивая воздух около волос, нюхая их точно животное.
– М-м-м… вкусная. Восхитительно пахнешь.
Он меня сейчас съест! Вот кто маньяк на самом деле! Классика жанра. Преступник сам же и есть следователь, а я – попалась… Хотя, что я могла сделать там, у него в «апартаментах-люкс»?
– Месье Фурнье… ты… вы… обещали мне что-то показать! – испуганно запинаясь, пискнула я.
– О, да! И я сдержу свое слово, хоть сдерживаться мне и не просто, – нехотя отстранился он от меня. – Я же обещал тебя не пугать, ты должна согласиться сама.
Фурнье схвати меня за запястье и поволок за собой. Впереди показалось низкое одноэтажное сооружение. Похоже на старый гараж из позеленевшего от времени силикатного кирпича, если бы не многочисленные решетки, прибитые прямо к глухим стенам запиравшие все стены и узкие окна-бойницы, также забранные решётками.
– Темница для особо опасных, – шепнул мне Фурнье.
Он встал ко мне спиной и что-то сделал, тяжелая массивная дверь с надрывом спряталась в стену. Почему то этот надсадный звук показался мне наигранным. Вслед за Фурнье я вошла в промозглое каменное помещение. Фурнье взял со стены потушенный факел – какая-то нездоровая фобия здесь насчёт нормальных фонарей – и зажег его от уже горевшего.
– Иди за мной, – он жестом показал на ступени лестницы вниз.
Сколько мы спускались, я не считала, но долго. Пролет сменялся пролетом, а мы всё шли и шли. Наконец лестница оборвалась, и мы попали в длинный узкий мрачный коридор. Здесь было не сыро и влажно, как по идее должно было быть под землёй, наоборот как-то неприятно сухо, и пахло тоже неприятно какой-то медицинской химией. Хотя крысы вроде были, в тёмном углу как мне показалось копошилось, попискивая нечто мерзкое с лапками и хвостом. Фурнье мне был хоть и врагом, инстинктивно я прижалась к мужчине и тут же попыталась отпрянуть от него – будто прикоснулась к холодной каменной глыбе. Ощущения один в один. Но Фурнье уже поймал меня за талию и привлек обратно.
– А мне нравится наша прогулка все больше и больше! – глухо прошептал он на ухо, морозя его своим дыханием. – Страх так идет некоторым девушкам, а ужас им просто к лицу. Совершенно верно, Лиза, – зажал он меня в объятиях ещё сильнее. – Я привел тебя сюда, чтобы кое-что показать. Ты сама захочешь это увидеть, и думаю, после этого у тебя пропадут последние сомнения.
Отпустив меня, Фурнье осветил факелом тяжелую дверь, покрытую чем-то вроде толстого слоя паутины. Краем сознания я отметила эту странность: какие пауки в это время года и тем более в таком непригодном для них воздухе? Нормальные насекомые тут точно не выживут. Но я забыла обо всём на свете, когда Фурнье отпер замок и бесшумно отворил массивную створу… Там, в тусклом отблеске огня факела, на цепи полу-висел, полу-стоял… Ладислас! Муж был без сознания, но упасть ему не давали кандалы, поддерживали его обнаженное по пояс, исхудавшее, измучанное побоями, всё в синяках и кровоподтеках, тело.
– Боже мой, – хрипло прошептала я, закусив губу, чтобы не разреветься. – Ладислас… Он жив?
– Пока жив,– равнодушно подтвердил Фурнье, оттесняя меня плечом и выталкивая обратно в коридор.
Тут пленник дернулся, поднимая заросшую голову и мутным, каким-то пустым, потусторонним взором глянул на меня. Волосы зашевелились на затылке от этого взгляда, мне поплохело. Эти пустые глаза… какие нужны пытки и истязания, чтобы убить все признаки жизни в его некогда черных, полных энергии и кипучей деятельности очах?
– Довольно, ты увидела достаточно! – Фурнье запер дверь.
Я шла обратно, чисто механически переставляя ноги, никак не могла отойти от испытанного ужаса. Перед глазами так и стоял образ изможденного мужа, заросшего бородой и с ужасными глазами. Всё в его образе было странным. Особенно меня цепляла его борода и длинна волос. Разве можно так быстро покрыться растительностью, ведь с нашей последней встречи прошло… дня четыре, ну максимум, неделя? Возможны ли такие внешние перемены у человека… еще и паутина эта… Или же я чего-то не понимаю, особенно в здешних пытках? и паутина – это не паутина, а какой-нибудь блокатор магии?
Мы стояли в комнатке-коридорчике как раз перед выходом на улицу, когда я не выдержала:
– Это не Ладислас! Он так сильно исхудал и зарос за неделю! Такого просто не может быть, даже чисто физически.
– Не обманывай себя. Ладислас Дюран – сильный маг в первую очередь. На нем специальные кандалы, лишающие его силы. И камера, блокирующая магию и ещё кое-что. В таких условиях маги чахнут в несколько раз быстрее обычного человека. Это для тебя прошло немного времени, а для него субъективно пара месяцев как минимум. Ну и не спорю, мы его допрашивали.
– Я не верю, что это он!
– Ну хорошо, я подозревал, поэтому будет тебе окончательное доказательство, – Фурнье достал из кармана пальто шкатулку, очень похожую на ту, которая была на помолвке. вынул оттуда аналогичный хрустальный булыжник на цепочке и надел на шею. – Фиал правды, ты же знакома с ним? Солгать в его присутствии невозможно. В камере ты видела настоящего живого человека, а не иллюзию. В камере сидит старший сын и наследник лорда Амандина Дюрана.
Фиал вспыхнул, подтверждая правдивость слов.
– Вы его отпустите? – поселилась надежда в моем голосе.
– Нет. Суд и смертный приговор не за горами. Если вообще доживёт до этого суда… Хотя он может и сбежать. А может – и нет.
Никак не хотелось верить, что это всё по настоящему, происходит со мной, с ним… Боже, как легко и просто всё было в начале учебного года… Да, Мишка меня лупил, но потом всегда извинялся… и был Ладислас. Надменный, язвительный, придирающийся, но живой.
– Лиза, ты можешь помочь ему, – мягко прошептал Фурнье мне на ухо. – Я специально затеял этот разговор здесь, где нас никто не услышит.
– Я поняла. Что вы хотите от меня?
– Я хочу, чтобы ты стала моей. Добровольно. Сама.
И тут я успокоилась. Именно вот эта странная во всех смыслах попытка домогательства – зачем человеку, у которого я в полной власти добиваться взаимности – и помогла собраться. Меня опять обманывают. А ещё я сообразила, что помимо вранья о крушении меня насторожило. Фурнье перестарался, навешивая обвинения на Ладисласа. Потяжелее, чтобы и свои, и чужие поверили, не в одно так в другое. Вот только при здравом размышлении спецслужбы Суссона не станут договариваться с контрабандистом фалзара, им незачем лишнее внимание Торговой инквизиции и Торговой палаты Книги миров. У этих контор руки намного длиннее, чем у любой страны отдельного Листа. Да и контрабандист фалзара будет любые спецслужбы бояться как чёрт ладана, потому что они первые его побегут сдавать инквизиторам. Фалзар не та штука, которую можно использовать для шантажа и вербовки. Ну а Фиал? Ладислас Дюран мне уже продемонстрировал, что и эту штуку можно обмануть. Что один сделал – другой всегда повторит, если не дурак. Фурнье же точно очень умный мерзавец. Ну а картинку пленного Ладисласа в подземелье элементарно можно объяснить наведённой ментальной галлюцинацией. Ментальное воздействие без санкции суда запрещено? А кто будет сторожить сторожей, если как раз Фурнье и отвечает за соблюдение закона?
– Твоё решение? – нетерпеливо поинтересовался Фурнье.
– Да, – еле слышно выдохнула я.
– Громче. Я хочу слышать это отчётливо.
– Да, я стану твоей, – и мысленно добавила: «Не переживай, это ненадолго, монсеньор Фурнье. Не знаю пока как, но скоро ты меня рядом не увидишь».
Этот подонок, исполненный победы и гордости, безошибочно отыскал мои губы, впиваясь в них своими твердыми кусками льда.
– Ты полюбишь меня, девочка! – прошептал он, и в голосе опять пробилось самое настоящее сумасшествие.
Я что-то невнятно прохрипела, пытаясь завершить этот жесткий акт вторжения как можно быстрее.
– Да, детка, и чем быстрее ты покоришься мне, тем лучше.
Насытившись мною, Фурнье оторвался, и, поглядев на притаившуюся за тучами луну, потащил меня обратно в комнату, где я очнулась. На пороге нас встретила пожилая тётка, которая как увидела начальника, отвесила ему глубокий поклон.
– Жаклин, позаботься о мадемуазель. Накорми и приведи в порядок. В общем, подготовь её так как я люблю.
– Будет исполнено, хозяин, – тихо прошептала служанка.
Фурнье повернулся ко мне, слегка приобнял за талию и прошептал склонившись:
– Тебе понравится. Я в этом лучше Ладисласа. Ха, так ты же даже Ладисласа не пробовала. Ну так пить надо начинать с хороших вин, тогда сформируется правильный вкус. А мадмуазель лучше начинать с хороших мужчин.
Жаклин молча указала мне на вторую дверь. Раньше она была скрыта гобеленом, и я её не заметила. Фурнье проследил за нами до самой двери – я ощущала на себе этот мужской оценивающе-вожделеющий взгляд. И вышел в коридор. Со служанкой мы оказались в ванной, если так можно назвать. Комнатушка, в центре которой большая бадья, наполненная до краев горячей водой, над которой клубился пар.








