Текст книги "Агидель стремится к Волге"

Автор книги: Яныбай Хамматов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Ивану Кольцу государь положил жалованье. Только в Сибирь он и сопровождающие его казаки попали не скоро. Узнав, что зимнего конного пути через Урал нет, Иван Грозный распорядился, чтобы князь Волховский переждал до весны, и поручил Строгановым подготовить для его отряда пятнадцать стругов со всем снаряжением.

Когда реки очистились от льда, двадцать пять казаков, побывавших в первопрестольной, отправились по Чусовой на восток. За ними плыл князь Волховский со своими стрельцами.

Ермак встретил соратников в Кышлыке с великой радостью, горя нетерпением узнать, какой прием был оказан его делегации в Москве. Он с восторгом принял в дар пару железных кольчуг, серебряный кубок и шубу с царского плеча.

Атаман был доволен, когда воевода, вручив ему «ласковую» грамоту, объявил, что государь благодарит покорителей ханства и обещает забыть их преступления. Ермак был растроган, услышав, что ему дарован титул Сибирского князя, но насторожился, когда сказали, что царь предписывал ему явиться зачем-то в Москву.

Прочие казаки, от атаманов до рядовых, тоже не были обойдены вниманием. Получив от Ивана Кольца московские гостинцы, они затеяли шумное веселье, славя справедливого российского государя, новоявленного князя Сибирского и воеводу. Это был настоящий праздник с богатым угощением, лихими казачьими плясками и песнями.

XX

Торжества прошли, и очень скоро наступили нелегкие будни. Непривычных к суровому климату пришельцев стали одолевать болезни. Но сибирская зима была страшна не только стужей и вьюгами. Жителям Кышлыка грозила также смерть от голода, ибо съестных припасов на всех не хватало, а добывать их не было возможности. Люди умирали один за другим. Князь Волховский тоже не избежал печальной участи.

Похоронив со всеми почестями воеводу, Ермак совсем приуныл. Под угрозой оказалось главное дело его жизни. Неужто не удастся сдержать данное им государю слово? Как сберечь и спасти вверенный ему народ от погибели и удержать завоеванные земли?

Ломая голову над этим вопросом денно и нощно, Ермак нашел-таки выход. Делать нечего – придется потревожить ближайшие улусы, заставить коренных сибирцев поделиться своими припасами.

До спасительной весны дотянули с полсотни стрельцов и около двухсот казаков. А когда открылись реки и очистились дороги, наладился подвоз. Продовольствие и живительное весеннее тепло исцеляли больных.

– Слава те господи! – радовался Ермак, крестясь. – Кажись, горести наши миновали.

Но он хорошо понимал, что без помощи Москвы удержать власть будет нелегко, и решил отправить царю послание. Уведомляя Ивана Грозного об улучшении обстановки, Ермак не преминул упомянуть и о нуждах, попросив серьезной поддержки. Отослав ко двору вместе с нарочным и плененного Мухаметкула[30]30
  Племянник и лучший военачальник Кучума Мухаметкул, доставленный в начале 1585 года в Москву, уже в ноябре того же года значился среди командного состава одного из московских полков, а в следующем году возглавил сторожевой полк. Воевал со шведами, участвовал в походе на Серпухов. Оставался при этом мусульманином.


[Закрыть], он с нетерпением стал ждать добрых вестей.

Однако надежды атамана не оправдались. Он был потрясен, узнав о кончине государя, случившейся восемнадцатого марта 1584 года.

– Как быть, как жить дальше? – сокрушался запивший со дня получения дурного известия Ермак. – Уж и не ведаю, сладится ли у меня с новым государем, с Федором Иоанновичем?..

Атаман все еще пребывал в тоске и сомнениях, когда в Кышлык пожаловал татарский мурза Карачей. Главный визирь Кучума сказал, что бросил хана, и поклялся служить Ермаку.

Тот обрадовался.

– А ратники твои где? – поинтересовался атаман. – Отчего не видать их?

– Охраняют наши юрты от ногаев.

– Стало быть, беспокоят вас мурзы ногайские… Может, вам подмога нужна?

– Нужна, повелитель мой! Ой, нужна! – с готовностью откликнулся Карачей, закивав головой.

Недолго думая, Ермак отрядил ему в помощь сорок воинов под началом Ивана Кольца.

Возле тальника у реки повстречался им конный татарский джигит.

– Спрошу-ка я у него, не видал ли он ногаев, – сказал Карачей, отправил отряд вперед, а сам задержался.

Пока князь толковал с молодым всадником, казаки успели переправиться через брод и тут же наткнулись на засаду. Застигнутый врасплох Иван Кольцо не сразу сообразил, что угодил в ловушку, расставленную вероломным князем.

Окруженный со всех сторон отряд попытался отбиться. Но силы были неравны, и расправа над казаками оказалась скорой. Не избежал трагической участи и предводитель: Иван Кольцо был сражен смертельным ударом.

А вскоре Ермак лишился еще одного давнего соратника – Якова Михайлова. Он был убит новыми российскими подданными, растревоженными слухами о последнем поражении казаков.

Восставшие татары и остяки не замедлили примкнуть к Карачею, существенно пополнив и укрепив его силы.

– Из крепости никого не выпускать, уморим неверных голодом! – распорядился уверовавший в победу князь и велел окружить Кышлык многочисленными обозами.

Ермак тоже не бездействовал. Зная о сокрушительной силе уже не раз испытанного им оружия, он сделал попытку обстрелять неприятеля. Однако осаждавшие находились достаточно далеко и выпускаемые из легких пушек снаряды до них не долетали.

Атаман-воевода вынужден был отказаться от своей затеи. Но вскоре не желавшие умирать голодной смертью казаки решились на отчаянный поступок. В ночь на двенадцатое июня Матвей Мещеряк выбрался с группой воинов из крепости через лаз в деревянной стене. Прокравшись сквозь кольцо обозов, русские пробрались к местечку под названием Саускан, где располагался неприятельский стан, и набросились на спящих людей.

При свете утра они узрели дело рук своих – кровавое месиво. Среди убитых оказались и трупы сыновей Карачея. Только самого князя нигде не было видно. Тот находился со своими приближенными уже за озером.

Получив подкрепление за счет подоспевших соплеменников из соседних станов, карачеевцы вернулись к своим обозам, но были встречены оружейным огнем из засады.

Вынужденный снять осаду татарский князь снова скрылся, бежав за Вагай, в низовья Оми, где находилась ставка Кучума.

Узнав об этом, атаман хищно оскалился и гневно воскликнул, потрясая стиснутыми кулаками:

– Никакой пощады изменщику, сгубившему лучших ратников, братов моих! Нагоним беглеца и порешим! Да и с Кучумкой пора уж счеты свести.

Оставив в Кышлыке за старшего Матвея Мещеряка, Ермак предпринял новый поход по Иртышу.

На второй неделе они побили воинство князя Бегиша, подчинив себе его городок, и двинулись дальше, жестоко расправляясь со всеми, кто оказывал им сопротивление.

Желая избежать кровопролития и напрасных жертв, мудрый князь Еличай из Тебенды встретил пришельцев хлебом-солью, а в знак верности и благорасположения предложил Ермаку, кроме ясака, свою дочь, сговоренную за сына Кучума. Но тот пренебрег его даром.

Затем в руках казаков оказался городок Ташаткан, и открылась возможность попытаться взять важную крепость у озера Аусаклы. Однако атаман не решился на это. Достигнув реки Шиша, за которой начинались голые степи, обремененные богатыми трофеями казаки повернули обратно в Кышлык.

Прошло больше года, в течение которого новопоселенцам удалось завязать торговые связи с азиатскими странами. Бухарские купцы стали поставлять им в обмен на пушнину восточные товары.

К тому времени Кучуму удалось собрать новые силы для борьбы со своим главным врагом. Чтобы выманить Ермака из крепости, хан велел распространить ложный слух, будто на Вагае его людьми задержан караван, направлявшийся к Кышлыку. Казаки с нетерпением ожидали бухарских торговцев и легко поддались на эту уловку. С отрядом в пятьдесят человек Ермак поспешил купцам на выручку к месту пересечения Вагая с караванным путем.

Потратив напрасно несколько дней на ожидание и поиски, казаки повернули назад. Преодолев долгий и утомительный путь, они лишь к ночи добрались до устья Вагая и решили заночевать там на небольшом островке. Оставив струги у берега, ратники разожгли костры, наскоро перекусили и, разбив шатры, расположились на ночлег.

Под покровом непроглядной ночи, под шум проливного дождя и ветра к лагерю, переправившись через брод, подкрались кучумовы лазутчики. Увидев, что казаки спят, они забрали три пищали с лядунками[31]31
  Сумка для патронов.


[Закрыть]и поспешили обратно к Кучуму.

Тот не стал раздумывать. Не дожидаясь рассвета, он послал своих людей на остров. Кучумовы воины напали на безмятежно спавших казаков и почти всех перебили.

Из двух уцелевших скрыться удалось лишь одному казаку. Он бежал в Кышлык. Вторым был Ермак. Ему повезло меньше. Раненый атаман, чудом сумев отбиться, пробрался к берегу. Но когда он попытался было запрыгнуть в один из стругов, промахнулся и упал в воду. Тяжелая кольчуга, пожалованная ему Иваном Грозным, потянула обессилевшего героя на дно.

Примерно через неделю тело Ермака прибило к Епанчинским юртам в двенадцати верстах от Абалака. Его обнаружил внук князя Бегиша по имени Яниш, когда ловил рыбу. Он тут же известил о находке сородичей.

Всем было любопытно посмотреть на прославленного русского витязя. А вскоре подоспел и сам Кучум. Незрячий хан первым делом осведомился, как выглядит утопленник. Однако никто не торопился с ответом, так как все были поглощены жутким зрелищем.

– Ну, чего молчите? – проявил нетерпение Кучум. – Говорите, сильно ли изменился мой враг Ермякяй?

И тогда Яниш, оторвав взгляд от покойника, обернулся к хану и, пожав плечами, сказал:

– Да кто ж его прежде видал!..

– Каков он из себя?

– Росту невеликого, в плечах широк, крепкий. Волосы темные, кудрявые. Борода черная. Лицо плоское… – старательно описывал Яниш внешность покорителя Сибири.

– А одет во что? – все допытывался хан.

– В железо. На груди – золотая птица…

– Так и есть, говорили мне про золотого орла, – полушепотом произнес хан Кучум и, вдруг сплюнув, злорадно выкрикнул: – У-у, дохлый шакал, кафыр проклятый! Получил свое?!

Люди словно только этого и ждали. Уложив бездыханное тело на рундук[32]32
  Большой ларь с поднимающейся крышкой.


[Закрыть], принялись они, в угоду хану и себе на потеху, пускать в него стрелы, приговаривая:

– Самое место тебе в тамуке[33]33
  Преисподняя, ад.


[Закрыть]!

– Вот тебе, вот!..

Глумление над мертвецом продолжалось долго. Когда чувство мести было наконец удовлетворено, сибирцы решили захоронить тело.

Могилу вырыли на местном кладбище под сосной. Нетленные доспехи были розданы. Нижняя кольчуга досталась мурзе Кандаулу, верхнюю отдали жрецам Белогорского идола, саблю с поясом получил князь Карачей.

В тот же день были забиты и съедены три десятка быков.

XXI

В то время как хан Кучум и его приспешники торжествовали, атаман Матвей Мещеряк все никак не мог опомниться от испытанного им потрясения.

– Нет боле с нами Ермака… – всхлипывал он, заливая себе в горло очередную чарку. – Все кончено! Дикари не оставят нас в покое. И на первопрестольную надежи нет. Помощь посулили – не шлют. Как почил Иван Грозный, так нет никому до нас дела. У нового государя, видать, свои заботы. Да и Строгановы нас подзабыли… Видно, пришла пора назад вертать…

Глухов был того же мнения. И вскоре, недели через полторы после гибели Ермака, они покинули Кышлык вместе с отрядом в сто пятьдесят человек, не ведая, что на помощь им спешит из Москвы сотня стрельцов под началом воеводы Ивана Мансурова.

Весть о том, что казаки оставили Сибирь, застала посланцев Москвы, когда флотилия уже вошла в Иртыш. Мансуров решил было повернуть обратно, но сделать это ему удалось лишь с наступлением весны. Отряд вынужден был перезимовать в Березовом городке, построенном на правом берегу Оби напротив устья Иртыша.

Будучи уже в пределах России, Матвей Мещеряк расстался с Глуховым и увел с собой остатки ермаковской дружины на Волгу. По дороге домой они совершили набег на одно ногайское кочевье и угнали целый косяк лошадей в полтысячи голов. Ногайский хан не преминул пожаловаться на разбойников самарскому воеводе Засекину. Тот, зная, что портить отношения с Ногаями не в интересах России, заточил атамана и пятерых его товарищей в острог.

Один из прославленных героев Сибириады Мещеряк был до крайней степени возмущен и пошел на отчаянный шаг, решившись на заговор по захвату Самарской крепости и свержению Засекина. Но ему не удалось осуществить свою дерзкую затею. Когда заговор был раскрыт и о нем доложили государю, тот направил в Самару грамоту с повелением казнить виновных.

В марте 1587 года на городской площади в присутствии ногайских послов смертный приговор привели в исполнение. Матвей Мещеряк, единственный из ближайшего окружения Ермака, кому удалось уцелеть после всех испытаний, закончил свою бурную жизнь на виселице.

Когда вернувшийся в Москву стольник Глухов сообщил государю о гибели Ермака Тимофеева, тот, не желая упускать из рук оставшуюся без российского присутствия Сибирь, отрядил войско в триста человек под командованием дьяка Данилы Чулкова, а также воевод Василия Сукина и Ивана Мясного.

В 1588 году Чулков пригласил к себе в Тобольский острог на переговоры мурзу Карачея и Сеид-Ахмада, занявшего Кышлык после гибели Ермака и объявившего себя великим ханом. В разгар пира воевода предложил мусульманам выпить наполненные до краев чаши за могущество Белого царя. Те отказались, что было воспринято принимающей стороной как доказательство недобрых намерений. Воспользовавшись этим поводом, Чулков приказал своим людям перебить стражу визитеров, а самих их схватить. После этого пленники были сопровождены в Москву.[34]34
  Сеид-Ахмед получил в почетном плену поместье в уезде Бежицкий Верх западнее Ярославля.


[Закрыть]

Спустя восемь лет воеводе Елецкому удалось победить войско Кучума в Тунусе. Хан сумел бежать. Пытаясь подчинить его, царские власти надумали использовать состоявшего у них на службе Мухаметкула и находившегося в плену сына Кучума Абулхаира. Их заставляли писать хану письма. Кучума приглашали в Москву на жительство на правах богатого вотчинника, суля ему спокойную, сытую старость. Но тот отвергал все предложения, продолжая оказывать сопротивление русским.

В 1598 году Кучум готовился напасть на город Тара. Проведав о его замыслах, Тарские воеводы Масальский-Кольцов и Воейков решили упредить хана, навязав ему бой на берегу реки Ирмень. В той битве отряд Воейкова одержал над противником сокрушительную победу, уничтожив около трехсот воинов, пятнадцать мурз, брата и двух внуков Кучума, а также пленив пятерых царевичей, старшего из которых звали Асманак, восьмерых дочерей, жен, двух невесток и детей. Сам же хан спасся бегством вместе с тремя сыновьями и тридцатью воинами.

Между тем семью его доставили в Москву, обеспечив ей по распоряжению Бориса Годунова торжественный въезд. Возглавляли процессию герои, отличившиеся при захвате знатных пленников. Но выглядели родственники сибирского хана не как пленные, а согласно своему высокому статусу – в дорогих парадных одеяниях, выделенных им властями для такого случая. Даже сопровождавшую семью Кучума свиту в полсотни человек обрядили во все новое. Царицы и царевны были в роскошных собольих шубах, привлекая к себе восхищенные взоры народа.

– Ух ты, лепые бабенки, на загляденье! – переговаривались люди.

– Верно, хошь и басурманки!

– Да ежли б наших баб так обрядить, чай, не хуже гляделись бы!

– И впрямь не хуже…

– Сколь же жинок у Сибирского салтана? – в недоумении воскликнул кто-то, сбившись со счета.

– Вроде как восемь, сказывали.

– Шутка ли! Да как же салтан со всеми ими управлялся?..

Оказав пышный прием семье старого Кучума, власти надеялись, что сумеют склонить его к согласию приехать в Москву. Но тот, несмотря на бедственное свое положение и понимание, что в Сибири он уже фактически не хозяин, гордо отверг выгодное для него во всех отношениях предложение.

После этого хан прожил совсем недолго – всего лишь пару лет. Никто не смог бы сказать наверняка, как именно он умер – своей ли смертью или насильственной, но всем было ясно, что с его гибелью Сибирское ханство кануло в лету окончательно.

XXII

На земли бывшего Сибирского ханства пришла ранняя весна. С отступлением беспросветных буранов и стужи природа менялась прямо на глазах. Освободились от снега уральские хребты. Исеть, Уй и Миасс, подпаиваемые озорными горными речушками, взыграли, руша, сбивая все на своем пути и увлекая с собой.

Точно так же сходили с ума от неудержимой радости зауральские башкиры, избавившись от гнета Кучумова царства, от беспрестанных набегов и грабежей. Это была первая весна, когда они, наконец, вдыхали чистый, живительный воздух полной грудью. И теперь им казалось, что темные времена миновали навечно, что отныне они смогут жить вольной жизнью, без страха откочевывать на яйляу, мирно пасти свои стада.

Весна царила и хозяйничала повсюду. Уже проклевывались на проталинах мать-и-мачеха и первоцвет, суетились и щебетали вернувшиеся из теплых краев перелетные птицы в ожидании, когда просохнет земля. Заботясь о продолжении рода, они вили гнезда и словно советовались друг с другом, как им воспитывать будущих птенцов…

Наблюдая и восхищаясь происходящим вокруг, Тюлькесура ехал трусцой, а за ним – небольшой отряд всадников.

– Вот ведь какая благодатная пора! Какое счастье – жить и знать, что ты снова хозяин этой земле, завещанной дедами и отцами?!

– Быть вольным – это уже само по себе счастье, – отозвался один из джигитов, восседавший на рыжем коне с белой звездочкой на лбу.

– Да, Хабибназар-кустым, – бросил через плечо Тюлькесура. – Только вот не все понимают, что такое настоящая свобода. Наш башкирский народ, чьи владения простираются от Тобола до Каспия, до Идели и Сулмана, так похож теперь на просыпающуюся от спячки весеннюю природу.

– Разве можно так говорить о людях, агай?

– Можно, Хабибназар-кустым, еще как можно! – усмехнулся Тюлькесура и, придержав коня, поравнялся с Хабибназаром. – Я многое узнал от своего олатая. Он рассказывал, будто предки наши жили богато и достойно, были не только сильными и бесстрашными, но и образованными. Всего у них было вдоволь, ни в чем не нуждались. А вот после черного нашествия все переменилось в одночасье. Ханов наших казнили, никого не пощадили. Ученых людей истребили. Было у башкортов больше семи десятков городов – ни одного не осталось, все спалили дотла. Ханства – как не бывало. Больше трех веков терзали с тех пор иноземцы землю нашу, грабили, унижали и уничтожали наш народ, довели его почти до вымирания. Жизнь – не жизнь, сон – не сон! И до того привыкли мы быть рабами, что даже сейчас, когда нет больше ни Казанского, ни Ногайского, ни Астраханского, ни Сибирского ханств, все так же безвольны. Все на кого-то надеемся.

– А что же нам делать?

– Что делать, спрашиваешь… Мы должны объединить все наши земли. Иван Грозный дал нам большие права. Они прописаны в Жалованной грамоте…

– Неужто это такая важная бумага?

– А как же, кустым! Другой у нас нет. Да и не надо. Ни Федор-батша, ни Годунов не посмели нарушить слово Ивана Грозного. Вот уже полвека, как хозяйничаем мы на своих землях, отвоеванных у наших угнетателей. И хвала Аллаху – сумели сохранить обычаи и язык.

– Верно! – воскликнул Хабибназар с таким жаром, что конь его чуть не шарахнулся было в сторону. – А ведь могли и забыть. Ни слова нельзя было вымолвить по-своему. Стоило рот раскрыть, как мурзы ногайские начинали насмехаться. А язык казанских татар вроде бы на наш похож. Сразу и не сообразишь, то ли по-татарски, то ли по-башкирски лопочут.

– Еще бы, ведь не один век бок о бок живем! А те, что к нам перебежали, когда татар насильно крестили, и вовсе как мы разговаривают.

– Да, щедрый и незлобивый у нас народ, ничего не скажешь, – вздохнув, с горькой усмешкой промолвил Хабибназар.

– Ты это к чему, кустым? – удивился Тюлькесура.

– Кто бы к нам ни явился, наши люди всех подряд привечают. И землю выделят, и избу построить помогут, скотиной поделятся. Хорошо, ежели не забудут, а то ведь мало кто добро помнит!

– Я тебя понимаю. Сам об этом не раз думал. Не во вред ли нам самим простота наша? – задумчиво промолвил Тюлькесура и замолчал. Очнуться его заставил споткнувшийся обо что-то конь. Встрепенувшись, всадник резко поднял голову и сказал: – Не верю я в милосердие по отношению к нам, башкортам. Сдается мне, со временем кильмешяки закрепятся тут прочно, а самих нас погонят с наших же земель.

– Неужто посмеют? – удивился Хабибназар.

– А то… Слыхал про булгар – про великий народ, что проживал на Волге до черного нашествия? Кто скажет, где они теперь, сколько их осталось? – с горечью произнес Тюлькесура, ерзая в седле. – Да и тех, кто выжил, не сегодня – завтра тоже поглотят. Не знаю, были бы сейчас гайнинцы с минцами, кабы Казанское ханство не кончали.

– Нас, башкортов, пока что много!

– Вот-вот, в том-то и дело – пока что!.. Вся наша беда в том, что мы слишком доверчивы и не умеем хитрить, изворачиваться. Кильмешяки этим как раз и пользуются. Заговаривают льстивыми речами, дурачат наших людей всякими посулами. А те и рады – развесят уши и готовы последнюю рубашку с себя снять да отдать!

– Но как же с этим покончить?

– Не поучениями, конечно. Одними словами натуру не исправишь. Не знаю, прав я или нет, но думаю, выжить мы сможем лишь при помощи урысов. Уж навидались башкорты, каково быть без сильных покровителей…

Так, за разговором, доехали они до длинной и высокой горы под названием Бешэтэк, за которой располагалось яйляу Шагали Шакман-бея, деда Тюлькесуры. Джигиты свернули с большака на тропинку и вскоре добрались до Сапкына[35]35
  В местечке Сапкын проживают люди аула Кахарман-Коткор Белорецкого района. Там же, на сельском кладбище, покоится прах Шакман-бея.


[Закрыть] – небольшого хутора у горной речушки. Дав коням отдых, они снова тронулись в путь.

Вскоре всадники доехали до аула, носящего имя Шакман-бея, и разошлись по своим жилищам.

Жена Тюлькесуры, завидев его, распахнула калитку. И тут же с радостными воплями сбежались сыновья.

– Атай вернулся!

– Мы по тебе соскучились, атай!..

– Я тоже соскучился. – Счастливо улыбаясь, Тюлькесура обнял и приласкал всех домочадцев по очереди. Затем, поручив оседланного коня работнику, он прошествовал к дому. Войдя внутрь, Тюлькесура прошел, не останавливаясь, к нарам, на которых лежал его больной дед.

– Как чувствуешь себя, олатай?

– Эй, улым! Да как может себя чувствовать больной и немощный старик? – невесело усмехнулся тот, показывая беззубый рот, и, взглянув на внука мутными глазами, добавил: – Ну, сказывай, улым, как съездил-то?

– Много мест объехать успел, олатай. Встречался с вождями… Канзафар-бея и Айсуак-бея тоже повидал. Они велели тебе кланяться.

– Неужто живы еще? – просиял Шагали Шакман-бей.

– Аллага шюгюр, живы-здоровы. Только уже не при деле. За них сыновья управляются.

– Иншалла! Хорошо, что есть у них такая замена. А твой отец, как ушел вместе с урысами на Ливонскую войну, так и не вернулся. Кабы был он сейчас с нами, не пришлось бы тебе одному такую ношу тянуть – заправлять всем нашим родом.

– Да мне не так уж и тяжко, олатай. Я бы и на большее согласился – кабы доверили, взял бы в свои руки судьбу всего Башкортостана!

Услыхав такой ответ, Шагали Шакман-бей скривил, точно от боли, худое, изборожденное морщинами лицо. Но, не желая расстраивать внука, не стал его переубеждать, а только сказал:

– Все в руках Аллаха. Кто знает, может, и впрямь суждено тебе стать башкирским ханом. А пока рановато тебе об этом думать, улым. Не спеши, поучись уму-разуму у пожилых, более опытных людей.

– А если захотят меня выбрать, неужто я должен отказываться, олатай? – приуныв, спросил Тюлькесура.

Оставив его вопрос без ответа, тот поинтересовался:

– Скажи-ка, улым, а все ли вожди согласны объединяться?

– Да вроде бы все, олатай.

– И когда же вы соберетесь на йыйын?

– Ближе к лету.

Шагали Шакман-бей медленно поднялся, держась за поясницу, и уселся, кряхтя.

– А пришлых мусульман позовете? – спросил он.

– Пускай приезжают, если захотят. Мы не против.

– Скажи-ка мне вот еще что: много ли кильмешяков теперь в окрестностях Имэнкала?

– У-у! – протянул Тюлькесура и махнул рукой. – В последние годы столько урысовых селений вокруг города развелось! А сколько татар казанских, мишарей, тептярей, мордвы, чувашей, черемисов да вотяков в тех местах обосновалось! Чую, не к добру все это… – с тревогой промолвил он.

– Так ведь кильмешяки платят в царскую казну налог – четверть того, что положено башкортам. Разве нам это не выгодно? – спросил Шагали Шакман-бей и, не дождавшись ответа, грустно вздохнул: – Да-а, улым, я и сам боюсь, как бы не вышла нам такая выгода боком. Кильмешяков становится, как я погляжу, все больше и больше. Даже подумать страшно, чем все это может кончиться…

– Ты что, олатай, никак жалеешь, что башкорты вошли в Россию? – удивился Тюлькесура.

Тот не сразу решился ему ответить.

– Это с какой стороны посмотреть, улым, – подумав, начал бей осторожно. – Конечно, чего греха таить, убытков нам из-за этого немало. Так ведь и польза большая… Разве плохо, что мы избавились от трехсотлетнего гнета? Да и заступиться за нас теперь есть кому…

Слушая его, Тюлькесура втайне радовался, что старый дед, побывавший некогда у самого Белого царя и добившийся его покровительства для своего племени, пребывает, несмотря на возраст и болезни, в ясном уме, рассуждает столь трезво и здраво.

Он прав. Это было очень важное событие для настрадавшегося, доведенного до крайней черты из-за постоянных завоеваний и притеснений, обнищавшего за долгие века народа – оказаться под защитой могущественного государства. Хоть и зависят башкиры от России, но теперь у них есть реальная возможность объединиться и стать одним целым…

Русские власти не вмешиваются в дела башкирских племен, все внутренние вопросы решаются на йыйынах родоначальниками и прочими знатными людьми. Если других насильно обращают в христианство, то башкир пока не трогают. Они по-прежнему исповедуют ислам и соблюдают обычаи своих предков.

Башкиры взяли на себя обязательство платить царю ясак, служить за свой счет в русских войсках, участвовать в иноземных походах, защищать юго-восточные границы России от набегов кочевников. Со своей стороны русское государство оказывает Башкирии помощь при вторжении чужеземцев.

Пребывание в составе России было выгодно и вождям добровольно присоединившихся родов, ибо согласно Жалованной грамоте Ивана Грозного за ними закреплялось право на вотчинные земли, а те, кто удостаивался титула тархана, освобождались от уплаты ясака…

– Интересно, а как живут наши люди в других местах? – спросил вдруг Шагали Шакман-бей.

– Пока не жалуются, – ответил Тюлькесура. – Похоже, ни в чем не ведают нужды. Жизнь после избавления наладилась, богатство растет, стада тучнеют, и настрой у людей хороший.

– Иншалла! – возблагодарил старый бей Аллаха и, огладив усы и бороду, добавил: – Наконец-то башкорты зажили по-человечески. Как тут не радоваться!.. Вспоминать не хочется те проклятые времена, когда приходилось платить непомерную дань Казанскому ханству. Отец твой был тогда еще мальчонкой…

– И что, олатай, намного больше платили, чем урысам?

– Конечно, улым. Наезжавшие из Казанского ханства вояки-баскаки выбивали из нас вчетверо, а то и впятеро больше положенного. Они были при оружии. Попробуй ослушаться! Заставят силою. Даже если нет ничего – найдешь да отдашь. Обирали так, что простые люди света невзвидели, дохли, точно мухи.

– А сейчас казанским татарам не позавидуешь. Не зря же они к нам толпами бегут.

– И не говори, теперь они уповают на нашу помощь, – согласился Шакман-бей. – Мы, конечно, не прочь пособить единоверцам. Да вот только сомневаюсь я в их благодарности.

– Зачем ты так, олатай?

– Эх, улым, много чего повидал я на своем долгом веку. И знаю не понаслышке – добро мало кто помнит.

– По-твоему выходит, в Казанском ханстве хороших людей как будто и нет.

– Ну что ты, улым. Я так не говорил. Хороших людей всегда больше. Только чаще всего они повинуются плохим. Есть, к примеру, такие, кто меняет веру и вредит своему народу. Знаешь, сколько зла причинили татарам кряшены Строгановы?

– Да, это они снарядили Ермака в Сибирь. А уж тот погубил немало татар… – закивал Тюлькесура.

Как только речь зашла о Сибири, Шакман-бей заметил:

– После покорения Сибирского ханства зауральские башкорты тоже решились, наконец, войти в Россию.

– Только вот пока еще не все, олатай. Мякотинцы, сынрянцы, кара– и барын-табынцы даже и не думают. Присоединились айлинцы, кудейцы, куваканцы, сызгынцы, салъюты…

– А катайцы?

– С ними вот какая история вышла. Когда в Сибирь пришли калмыки, тайша[36]36
  Тайша – передаваемый по наследству почетный родовой титул монгольских и калмыцких феодалов.


[Закрыть] Уруслан пожаловал к катайскому вождю. Погостив у Якуп-бея три дня, он потребовал, чтобы катайцы платили ему такой же ясак, что прежде ногайцы брали. Тот вначале промолчал, потому как не хотел портить с ним отношения. Но тайша все не унимается. Разозлился тогда Якуп-бей и говорит: «Ты, конечно, кунак. Но не будь муйнаком[37]37
  Кунак – гость, муйнак – пес. На этой игре слов основана известная поговорка, которая переводится так: «Три дня – гость, после трех дней – пес» (в тягость хозяину).


[Закрыть]. Веди себя пристойно. С какой стати мы должны платить тебе ясак?! Уж лучше Белому царю посылать!»

– Прямо так и сказал?

– Не только сказал, но и прогнал Уруслана. После этого бей и надумал примкнуть к урысам и перебрался с сородичами к Уралу.

– А что, зауральские башкорты тоже вошли в Уфимский уезд?

– Нет, олатай. Башкирские волости, что на северо-востоке[38]38
  Многие северо-восточные земли Башкортостана принадлежат в настоящее время Челябинской, Курганской, Пермской и Свердловской областям.


[Закрыть], подчиняются Сибирскому приказу Тобольского уезда.

– Значит, нас опять разделили… Пусть так, лишь бы это не помешало нам оставаться единым народом, – задумчиво произнес Шакман-бей. – А ведь сейчас самое время объединять земли, что исстари принадлежали нашим племенам! И я верю, мы сумеем это сделать. Никто нам не помешает, ведь у нас есть грамота самого Ивана Грозного! Да поможет нам Аллах! Я сделал все, что мог, и ни о чем не жалею. Теперь и умирать не страшно.

– Ой, не говори так, олатай. А то ангелы скажут «аминь»… – испугался Тюлькесура.

– Эй, улым, я свое отжил, – перебил внука Шагали Шакман-бей. – Но родился на свет, думаю, не зря. Я вижу, судьба моей страны меняется к лучшему, и горжусь тем, что в этом есть и моя заслуга. Теперь настает твой черед, улым. Береги нашу землю как зеницу ока…

С волнением произнесенные слова отняли у старца остатки сил. Он лег и с того самого дня уже не поднимался. А однажды Шакман-бей позвал к своему одру Тюлькесуру, килен и всех остальных домочадцев.

– Вот и пришел мой последний час, дети мои. Прощайте… – тихо промолвил он, смежил устало веки и отошел в вечность.